Глава вторая

По просьбе полиции труп Нитты был отправлен на вскрытие в отделение клиники Токийского университета в Дзосигая. Хамото сидел в коридоре, ожидая результатов. Спустя час ему сообщил о них помощник инспектора Кинуи: обнаруженный в организме яд относится к группе пианов; ушибы и раны на теле отсутствуют; предполагается самоубийство на почве острого приступа меланхолии.

— А теперь я должен с вами проститься — еду на совещание в полицейское отделение в Оцука, — сказал он и вышел наружу.

Хамото последовал за ним. Он молча поглядел на усталое лицо Кинуи, потом решительно произнес:

— Господин помощник инспектора, скажу вам прямо: я не удовлетворен выводами, сделанными в результате вскрытия.

— Что вы имеете в виду?

— Причину смерти Нитты. Да и надо было бы тщательнее обследовать место происшествия.

— Я как раз и еду на совещание, которое собирают по этому поводу. Не беспокойтесь, Хамото, я это дело доведу до конца. — Кинуи глубоко вдохнул свежий вечерний воздух и сделал несколько шагов по устланной гравием дорожке. — Видите ли, сейчас в отделении Оцука создана спецгруппа по расследованию двух убийств: в зале патинко [6], близ станции государственных железных дорог Оцука, зарезали жулика — это одно дело, второе — зверское убийство молодой женщины. Сейчас на поиски преступников мобилизованы все полицейские оцукского отделения. Можете себе представить, что там творится.

— И поэтому решили случай с Ниттой спустить на тормозах, представив его странную смерть как самоубийство?

— Ошибаетесь. Если выяснится, что совершено убийство, мы, несомненно, создадим поисковую группу. Но пока не найдено существенных доказательств, подтверждающих версию о насильственной смерти. У меня, как и у вас, есть сомнения по поводу самоубийства. Скажу вам более: я уже направлял своих подчиненных для опроса владельцев близлежащих овощных лавок и аптек, но, как выяснилось, ни в одной из них Нитта не приобретал ни сока, ни яда. Мидори также засвидетельствовала, что три дня тому назад бутылки с соком на столе у Нитты не было. Следовательно, надо узнать, каким образом в один из последующих трех дней у Нитты появились сок и яд. Это необходимо расследовать и в целях подтверждения версии о самоубийстве, и, при наличии других доказательств, для выяснения причин убийства, если таковое имело место. Убийство могло быть совершено с целью ограбления либо из мести, а может, из ревности. Мои подчиненные получили указание во всех подробностях выяснить личности друзей покойного — Таноки и Нонаки. В секретном порядке изучается и супруга владельца типографии в Сэтагая. О своих предположениях я доложил начальству и просил создать бригаду во главе со мной, поскольку расследование потребует много, времени. Так что, как видите, некоторые шаги я уже предпринял, — заключил Кинуи.

— А что означает "самоубийство на почве острого приступа меланхолии"?

— Это точка зрения медицинского эксперта. У меня же версия самоубийства вызывает серьезное сомнение — я уже вам говорил об этом — из-за расстояния'между столиком, где стояла чашка, и местом, где обнаружен труп. Известно, что от цианистого калия смерть наступает мгновенно, но в случае с Ниттой этого почему-то не произошло. Вскрытие обнаружило в трупе яд цианового типа, но, как вы заметили, врач утверждал, что это был именно цианистый калий. Возникает вопрос: мог ли художник Нитта заполучить такой яд, хотя известно, что, кроме цианистого калия, никаких других ядов цианового ряда в открытой продаже нет.

Кстати, господин Хамото, вы помните инцидент с ограблением императорского банка? А известно ли вам, что среди погибших были люди, которые, выпив яд, смогли добраться до туалета и лишь там свалились замертво? Яд, который их заставили принять, тоже не был цианистым калием. Мы его отнесли к ядам нитрилового ряда — он действует через две-три минуты после принятия. Впоследствии выяснилось, что этот яд растворяется в крови без остатка и выделить его составные части не представляется возможным. Ходили слухи, будто этот яд был создан в секретной лаборатории бывшей имперской армии и использовался в стратегических целях. Если это действительно так, то кончина Нитты приобретает одиозный характер и выходит далеко за рамки ординарной смерти. — Кинуи усмехнулся.

Хамото внимательно посмотрел на потемневшее лицо пожилого помощника инспектора.

— Будьте уверены, я этого дела так не оставлю, — решительно повторил Кинуи.


В ту ночь Хамото не спалось. Ему не давала покоя мысль: отчего погиб Нитта?.

Дело было не только в том, что смерть Нитты вынуждала его внести изменения в следующий номер журнала, поскольку от Нитты не поступило очередной картинки. Будучи пессимистом по натуре, он чувствовал, что все более впадает в меланхолию.

Наутро он с тяжелой головой явился в редакцию — сказывалась бессонная ночь. Настроение его не улучшилось. Он попросил секретаршу принести ему годовую подшивку журнала и стал разглядывать иллюстрации, сделанные Ниттой.

Часов около одиннадцати секретарша сообщила:

— Господин Хамото, к вам посетитель. Говорит, что прибыл из префектуры Фукуи.

— Проводи его в приемную, — сказал Хамото, догадавшись, что приехал родственник Нитты. Накануне вечером он телеграфировал на родину покойного, сообщив о его смерти.

В приемной ему навстречу поднялся мужчина лет тридцати семи — тридцати восьми, в джемпере, с загорелым лицом, очень похожий на Нитту.

— Я младший брат покойного, — представился он. — Извините, что доставил вам беспокойство.

Потом он с сильно выраженным кансайским [7] акцентом на крестьянский манер, во всех подробностях, поведал о том, как в десять утра прибыл на поезде в Токио, разыскал хозяина ломбарда "Маруман" в Сакасита, узнал от него адрес журнала, где работает Хамото, и вот он здесь.

Хамото в свою очередь сообщил ему о результатах вскрытия и о версии, которой придерживается помощник инспектора Кинуи.

— Скажите, а вы не получали в последнее время от Нитты писем? — спросил Хамото.

— Как раз три дня тому назад мы получили вот это письмо, адресованное его дочери Кёко. — Он вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо белый конверт и передал Хамото.

"Последнее время твой отец полюбил прогулки пешком, — писал Нитта. — А ты часто гуляешь у моря?

В Токио нет моря, где осенью всплывают на поверхность медузы. Но здесь, как и в нашей деревне, дует один и тот же осенний ветер.

Твой отец последнее время пристрастился к прогулкам в ветреную погоду — хожу то к тюрьме Сугамо, то на кладбище храма Гококудзи или в Дзосигая.

Я и тебе советую, моя девочка, гулять вечерами по берегу залива Вакаса. В эти часы море прекрасно, а с гор опускается туман. Стоит твоему отцу закрыть глаза, и он явственно видит твою фигурку у моря.

Надеюсь в будущем месяце к тебе приехать, и тогда привезу все, о чем ты просила".

— Он написал, что хочет приехать в Вакаса. Девочка так радовалась. И вдруг такое… Конечно, я ей ничего не сказал…

— Это письмо не мог написать человек накануне самоубийства, — пробормотал Хамото. — Скажите, а часто он писал дочери письма?

— Не реже четырех-пяти в месяц. Странный человек был мой старший брат. Обращался с ней не как с дочерью, а как со взрослым другом.

— И все эти письма у вас есть?

— Да, девочка хранит их в своей шкатулке. По-видимому, Нитта отправил ей несколько десятков писем. В этом проявлялась его необыкновенная любовь к дочери. И почему такой отец должен был наложить на себя руки? Эти письма еще более укрепили Хамото в мысли, что Нитта не мог покончить жизнь самоубийством. Значит, его убили, убили этого доброго человека. Но кто и с какой целью?

Брат Нитты ушел, сказав, что пробудет в Токио три дня: надо закончить формальности, связанные с отправкой останков в родную деревню, и привести в порядок жилище покойного в Сакасита. Пообещав с ним связаться, Хамото вернулся в редакцию, но не находил себе места и решил немного пройтись, чтобы еще раз спокойно обдумать случившееся. Из Дзимбото он двинулся в сторону Кудан. На улице, обсаженной начинавшими желтеть платанами, было людно. Он повернул к каналу, но и там оказалось много гуляющих: в центре Токио не так просто отыскать уединенный уголок.

Хамото перелез через изгородь и уселся на лужайке. Водная гладь канала посверкивала в лучах клонившегося к закату солнца. Но ни ясное безоблачное небо, ни зеркальная поверхность воды сегодня не успокаивали Хамото.

Так кто же преступник, если совершено убийство, раздумывал он. Прежде всего в памяти всплыли те, кто бывал у Нитты дома: Таноки и Нонака. Он стал припоминать, как они выглядели, как вели себя у Нитты. Чем занимался Таноки, он в точности не знал, кажется, пописывал статейки, специальность Нонаки ему была известна — фотограф. Судя по всему, их связывали с Ниттой какие-то общие дела.

Сомнительно, чтобы кто-то из них совершил убийство. Слишком по-дружески они вели себя у него в доме. Но судя по одежде, оба были далеко не богаты. Не исключено, что они частенько занимали у художника деньги. От природы добрый и отзывчивый, Нитта, само собой, не мог им отказать. Но если подозревать одного, другого — этому не будет конца. Конечно, нельзя полностью исключить, что кто-либо из них и убил Нитту, позарившись на его деньги, но это не укладывалось в голове. Они, в самом деле, были бедны, но показались Хамото вполне приличными людьми. Ну а Мидори, которая ближе других знала Нитту?

Если предположить, что убийство совершила она, то по каким мотивам? Только из нелепой, слепой ревности? Кажется, именно так считает помощник инспектора Кинуи.

Однако трудно поверить, будто эта девчушка совершила преступление, приревновав Нитту к его бывшей жене, с которой тот продолжал встречаться.

Хамото вспомнил наивное выражение лица девушки. Открытое, доверчивое существо. Крайне сомнительно, что она была в интимных отношениях с Ниттой. Кто еще? Оставались владелец типографии с Сэтагая и его супруга — бывшая жена Нитты. Но какие основания подозревать их в преступлении?.. Хамото все более приходил к мысли, что выявить преступника из числа приятелей и знакомых Нитты не так-то просто. Он вернулся в редакцию. Секретарша сразу же сообщила, что звонили из полиции — хотят посоветоваться по срочному делу, будут звонить еще.

"Наверное, Кинуи", — решил Хамото. Он стал перебирать, какое у полиции может быть к нему срочное дело, но так и не догадался. Спустя полчаса снова раздался звонок.

— Говорит Кинуи, я по поводу Нонаки, приятеля покойного. Мы выяснили, что со вчерашнего дня он исчез.

— Нонака исчез?! — Хамото судорожно сжал трубку. — Вы считаете, что он имеет отношение к убийству?

— Со вчерашнего дня, примерно с трех часов, Нонака дома не появлялся. Странное совпадение, не правда ли?

— Но, господин Кинуи, это надо еще проверить. У фотографов такая уж профессия — они не сидят на месте. Может, Нонака куда-то уехал по делам? — возразил Хамото.

— Я поинтересовался у его жены. Обычно, отправляясь в поездку, он сообщал, куда едет и зачем. На этот раз, выходя из дома, он ничего не сказал. Мы пытались выяснить, где он находится, но безуспешно.

— Значит, вы все же подозреваете…

— Вот по этому поводу я и хотел повидаться с вами. Вы не против, если я сейчас к вам приеду?

Хамото ответил, что будет ждать его в редакции, и повесил трубку. Итак, полиция занялась проверкой всех, кто так или иначе был связан с Ниттой. Это ясно. Но Хамото никак не мог поверить в то, что Нонака причастен к убийству.

Нонака был человеком спокойным, неразговорчивым. По-видимому, он познакомился с Ниттой в журнале "Дзинсэй", где Нонака сотрудничал. Их сблизило общее дело — фотография. Хамото заметил, что, беседуя с Ниттой, Нонака всегда употреблял вежливые обороты не только потому, что был младше по возрасту — ему исполнилось тридцать, — а скорее из уважения к таланту художника. Нет, этот человек не мог стать убийцей, повторил про себя Хамото. Правда, о его личной жизни он ничего не знал, ни разу не заходил к нему на квартиру в восточном Накано и тем более не был знаком с его женой.

Единственным мотивом убийства, который можно предположить, была попытка ограбления, но Нонака, кажется, не столь нуждался в деньгах. Однако полиция, видимо, что-то пронюхала, если так сразу заинтересовалась Нонакой. Может, возникли подозрения при посещении его квартиры?

Раздумья Хамото прервал приезд Кинуи. Он был в темно-синем костюме и пришел не один, а с молодым детективом Митой.

— Дело в том, — без предисловий начал Кинуи, когда Хамото проводил их в приемную, — что, по моему указанию, Мита дважды — вчера вечером и сегодня утром — побывал на квартире Нонаки…

— Знаете, — перебил его Мита, — этот Нонака довольно одиозный тип. Да и квартира его тоже производит странное впечатление.


Накануне, около десяти вечера, Мита приехал на станцию Восточный Накано и отправился в кооперативный дом Санракусо, где Нонака снимал квартиру. Ему отворила дверь женщина лет двадцати пяти, небольшого роста, с нездоровым цветом лица.

— Вы госпожа Нонака? — спросил Мита.

— Да.

— Я могу повидаться с вашим мужем?

— Он ушел из дому в три часа, не сказал куда и до сих пор не возвратился, — сердито отвечала женщина. Может, потому, что детектив нарушил ее покой в столь позднее время.

Миту удивило другое: жена Нонаки, по-видимому, ничего не знала о смерти Нитты, хотя по их адресу была своевременно отправлена телеграмма. На всякий случай он решил не сообщать ей об этом. Он окинул взглядом комнату и, пообещав зайти на следующее утро, откланялся.

Ему показалось странным, что комната была совершенно пустой. Никакой мебели, за исключением низкого круглого столика да двух плоских подушек для сидения с вылезавшей из дыр ватой. Ни платяного шкафа, ни даже кувшина для воды. Рваные обои на стенах да старые циновки на полу — вот и все убранство. На циновках валялся раскрытый журнал, который жена Нонаки, по-видимому, разглядывала перед приходом детектива.

— Комната страшно запущенная, грязная. Можно представить, сколь безалаберную жизнь ведут ее обитатели, — заключил Мита, глядя поочередно на Кинуи и Хамото.

— А на следующее утро Нонака так и не появился?

— Нет. Я живу в Накано и по пути на службу заглянул к ним. Жена сказала, что он не приходил, но это, похоже, ее не очень встревожило.

— Ничего удивительного, фотографы часто не ночуют дома. К тому же многие из них люди неорганизованные и ведут себя как им заблагорассудится, — сказал Хамото, припомнив знакомых фоторепортеров.

— И все же, господин Хамото, при всей безалаберности фотографов у них дома должны же храниться необходимые принадлежности их профессии. А у Нонаки я не заметил ни фотобумаги, ни увеличителя, не говоря уж о фотоаппаратуре.

"Но можно ли связывать это с убийством Нитты?" — мысленно возразил ему Хамото, а вслух сказал:

— Теперь столько развелось фотомастерских, куда достаточно передать пленку, все остальное там делают сами. Так что фотографу нет нужды держать дома увеличитель и прочее.

— Может быть, вы и правы, но есть еще одно странное обстоятельство. Жена Нонаки утверждает, что не получала никакой телеграммы, хотя вы продиктовали ее накануне вечером из конторы хозяина ломбарда.

— Не может быть! Ведь я давал срочную. — Хамото точно помнил, как по просьбе Кинуи отбил срочные телеграммы о смерти художника Таноки, Нонаке и на родину Нитты, в префектуру Фукуи.

— Мне это показалось подозрительным, и я зашел в местное почтовое отделение. Там мне сообщили, что накануне, после девяти вечера, посыльный доставил телеграмму по адресу в квартиру номер шесть. Ее принял мужчина, выходивший оттуда.

— Странно все это.

— Не исключено, что жена в самом деле ничего не знала о телеграмме, а мужчина, взявший ее, был не кто иной, как Нонака.

— А вы просили посыльного описать внешность того мужчины?

— Он сказал, что вручил телеграмму человеку высокого роста с бледным лицом.

— Да, это был Нонака.

— Значит, жена солгала, сказав, будто Нонака ушел в три часа дня и больше не появлялся. Что заставило ее так поступить? Наверное, Нонака около десяти возвратился домой, получил телеграмму и, приказав жене никому о ней не болтать, скрылся. А может, просто ушел, ничего не сообщив ей о телеграмме. Нет, здесь что-то нечисто. А вы как думаете?

— Нам необходимо знать, где находился Нонака между пятью тридцатью и шестью часами, иначе ему будет нелегко доказать свое алиби, — вмешался в разговор Кинуи.

Насчет алиби Хамото ничем не мог помочь. Он только высказал свое мнение о Нонаке как человеке, с которым несколько раз общался у Нитты. В день убийства они не встречались, но его мнение не совпадало с точкой зрения полиции. Все же он рассказал то, что знал о Нонаке, и молча уставился на Кинуи и Миту, ожидая их реакции. Кинуи смутился, но вскоре его лицо вновь обрело упрямое выражение, свойственное пожилому служаке-полицейскому. Хамото безошибочно определил это по выпяченному квадратному подбородку и понял: этого человека переубедить непросто.

— Значит, теперь вы склоняетесь к версии об убийстве? — спросил Хамото, вспомнив вчерашний разговор с помощником инспектора во дворе отделения клиники Токийского университета.

— Ничего определенного сказать не могу, но законченная экспертиза, как вы знаете, показала, что был применен яд цианистого типа, — и только. Правда, выяснились новые факты. Оказывается, яд был примешан и к соку, оставшемуся в бутылке. Это веское доказательство в пользу версии убийства. Нормальный человек, решившись на самоубийство, насыпал бы в чашку яд, добавил бы соку и выпил. Странно то, что яд с самого начала находился в бутылке. Следовательно, некто заранее насыпал яд в бутылку и принес ее с собой. Кроме того, на бутылке и чашке, помимо отпечатков пальцев Нитты, обнаружены еще чьи-то отпечатки. В жилище Нитты большая влажность, которая, к счастью, способствовала сохранению очень четких отпечатков.

Хамото судорожно сглотнул слюну. Он представил, как некий "приятель" зашел к Нитте, сказал, что купил соку, предложил ему освежиться и отравил ничего не подозревавшего художника. Неужели это совершил Нонака? Хамото представил себе его лицо и содрогнулся.

— Да, его убили. Я уверен! — воскликнул он. — Нитта вовсе не собирался наложить на себя руки. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать его письмо к дочери, отправленное три дня назад. Мне показал его младший брат Нитты, вызванный сюда телеграммой.

Хамото пересказал содержание письма.

— Да, это письмо может представить ценный материал при расследовании, — сказал Мита.

Теперь уже все они — не только Хамото, но и Кинуи с Митой — окончательно склонились к версии убийства.

— Я долго размышлял над тем, кто мог совершить это ужасное преступление, — вновь продолжил разговор Хамото. — Перебрал всех, кто так или иначе был связан с художником: Мидори, Таноки, Нонаку, корреспондентов еженедельника "Дзинсэй", хозяина ломбарда "Маруман", бывшую жену Нитты… Никого из них я не считаю причастным к убийству. Прежде всего, у них на то не было мотивов. И потом, все они — нормальные люди… Но кто же в таком случае убийца? Такое чувство, словно я натолкнулся на глухую стену. Может, преступник был обыкновенным вором, случайно зашедшим к Нитте?

— Мы продумывали и такой вариант, — ответил Кинуи. — Пытались выяснить, где Нитта хранил деньги. Оказалось, что ни в банках, ни в почтовых отделениях нет вкладов на его имя. Значит, деньги он держал у себя наличными, и кто-то их у него выкрал. Мидори первой обнаружила труп, но она даже в комнату не заходила — остановилась на лестнице. Впервые обследовал комнату детектив Тани из полицейского отделения Оцука. Никаких следов кражи он не обнаружил, хотя в жилище Нитты царил настоящий бедлам.

— У него там всегда беспорядок: принадлежности, необходимые для изготовления картинок, разбросаны по всей комнате, — сказал Хамото. — А вы тщательно обследовали содержимое стола?

— Да, по крайней мере, так нам сообщил Тани. Кстати, вы случайно не помните: был ли у Нитты бумажник?

— К сожалению, не помню.

В самом деле, Хамото ни разу не видел, чтобы Нитта держал в руках бумажник. Напротив, он вспомнил, что художник несколько раз вынимал деньги прямо из кармана.

— Насчет бумажника лучше спросить Мидори. Она чаще других бывала у Нитты, — посоветовал он.

— Пожалуй, верно. Сейчас схожу в птичью лавку. — Он подал знак Мите следовать за ним. — Кстати, сегодня похороны Нитты. Вы пойдете?

— Непременно.

Вскоре позвонил хозяин ломбарда и сообщил о времени похорон. Узнав, что, кроме младшего брата, на кремации никого не будет, Хамото сел в такси и направился в отделение клиники в Дзосигая. В машине его не оставляли мысли о странной смерти Нитты. Где же Таноки? А Нонака? Они ведь были друзьями. Неужели никто из приятелей не придет на церемонию кремации? Ведь он всем своевременно отправил телеграммы. Родственник из далекой Фукуи сразу же приехал, а они?..

Прибыв на место, Хамото прошел во внутренний двор, где уже стоял катафалк. Четверо мужчин вынесли из мертвецкой гроб с Ниттой и поставили в машину. Кроме хозяина ломбарда и брата Нитты, там был незнакомый мужчина в синем пиджаке.

— Извините, что опоздал, — запыхавшись, сказал Хамото, поздоровавшись с братом.

— Вместе с нами поедет представитель от полиции, — пояснил тот.

— Это я, меня зовут Тани, — представился мужчина в синем пиджаке. Он походил на обыкновенного служащего, только взгляд был слишком пронзительным. Они влезли в машину и разместились на боковой скамье. Хозяин ломбарда, брат Нитты, Тани и Хамото — только четверо провожали Нитту в последний путь.

Когда они подъехали к крематорию, из высокой трубы валил черный дым. Похоже, работа там шла без перерыва. У ворот в ожидании очереди выстроилась целая вереница машин. Выручил хозяин ломбарда. Он не раз хоронил здесь своих родственников и знал все ходы и выходы.

Вскоре к ним подошел молодой монах и проводил в церемониальный зал. Стоя на холодном бетонном полу позади читавшего сутры монаха, Хамото с особой болью ощутил утрату. Прах сожженного Нитты не заполнил урну даже наполовину.

Когда они выходили из ворот, Хамото увидал Таноки, поспешно шедшего им навстречу. Он выглядел значительно торжественней, чем в те дни, когда они встречались у Нитты.

— И…извините, о…опоздал. Я сс. начала к "Маруману", оттуда в больницу, а…а там сказали, что у…уже уехали, А г…где же Нонака?

Таноки был заикой от рождения.

— Он исчез, — ответил Хамото.

— Исчез? Это о…очень странно.

Таноки низко наклонился к урне, которую обеими руками прижимал к животу брат Нитты. Из конторы вышел хозяин ломбарда.

— Ну, вот и все, — сказал он. — Сегодня ночью будем прощаться с покойником. Урну установим в мастерской.

Тем временем детектив Тани подошел к Таноки и тихо спросил:

— Скажите, когда вы в последний раз встречались с Нонакой?

— В… вчера, в Синдзюку, — ничего не подозревая, ответил Таноки.

— Не припомните, в котором часу?

— Около пяти.

Тани пожал плечами, а Хамото ошеломленно поглядел на Таноки. Ведь именно в это время некто подсыпал в сок яд и отравил Нитту.

Итак, алиби Нонаки доказано. Хотя… может быть, Таноки назвал этот час умышленно. Острый взгляд Тани, казалось, пронизывал его насквозь.

Загрузка...