Касание пустоты

Глава 1

И было утро.

Откуда я знал? Ниоткуда. Просто хотел, чтобы это было утро. Глаза открылись с трудом.

Комната, в которой стояла моя койка, была незнакома. Дизайнеры явно пытались придать ей позитивный вид: фотообои были переключены на приятный салатовый оттенок, а на стене напротив кровати приютился кусочек саванны со львами, лениво валяющимися на солнце.

Я весь был облеплен проводами и датчиками. Левая рука, упакованная и в гипс, и в какие-то металлические конструкции выглядела страшно. Лежала бревном, даже пальцами шевельнуть не получалось. Боль была где-то на периферии сознания, растекаясь кругами от плеча. Однако, выносить ее было возможно. В комнате никого не было, но пока я пытался оглядеться — в коридоре послышались шаги и дверь открылась.

— О, ну здравствуй, великий и ужасный, — Виктор улыбался. — Мы уже заждались. Повалялся ты. Живой?

Я хотел кивнуть, но мышцы не слушались. Голосовые связки тоже пока отказывали в сотрудничестве. Я попытался хотя бы улыбнуться, надеясь, что на лице не зловещий оскал. Виктор подошел ко мне и крепко сжал здоровую руку.

— Ты даже не представляешь, как заставил нас поволноваться. Не разговаривай пока. Сейчас принесу пойло горло промочить. Будем приходить в себя постепенно.

Стоя у шкафчиков, он мешал какие-то порошки в стакан. Я прикрыл глаза, они болели от света. Хотелось много чего спросить.

— Давай, не вырубайся. Глотни. — Виктор нажал на какую-то кнопку, и изголовье кровати поднялось, переведя меня почти в сидячее положение. — Вот эта рука здорова, ты можешь ее поднять и взять лекарство. — Он потыкал мне в здоровую руку.

Но я не мог. Все тело будто налилось свинцом и прилипло к кровати.

— Ох, хлюпик-то какой, — Виктор откуда-то достал трубочку, сунул ее в стакан и поднес мне ко рту. — Пей. Станет лучше.

Я глотнул. Жидкость была мерзкая на вкус.

— Пей, — Виктор был настойчив. — Пей! Хватит валяться, и так уже пролежни на боках. Почти полтора месяца лежишь как бревно.

Полтора месяца. Много.

Жидкость в стакане закончилась, и я снова закрыл глаза.

— Еще один день, Лёх, так уж и быть. Но завтра мы с тобой встаем, усёк?

Я усёк. Почему мне хотелось, чтобы сейчас было утро? За окном, наверное, совсем зима…

— Где мы? — я не узнал свой голос, Виктор тоже вздрогнул.

— В Москве. Нас выпустили из заточения. Ребята разъехались по домам. А мы с тобой в больничке, руку лечить будем. Вместе, пока не поправишься. Держись.

Разъехались. По домам.

Внутри все сжалось. Ну какого черта? Это же отлично, мы свободны. Я смогу повидать родителей. Надо только закончить со всем этим.

Как же меня накачали, что глаза на мокром месте. Позор, если кто войдет. Я попробовал пошевелить правой рукой, она немного посопротивлялась, но в итоге послушалась, и мне удалось вытереть лицо рукавом больничной одежды.

Прав Виктор, из меня вышел зачетный хлюпик.

Через полчаса пришла приятная пожилая медсестра с тарелкой какой-то субстанции.

— Попробуем поесть по-человечески? — мягко предложила она. — Пора заканчивать внутривенную кормежку.

Я попробовал. Еда на вкус была приятная, но я совсем не разобрал, что это было. Прежде чем все съеденное рвануло назад, я успел съесть ложек десять.

— Ничего, — медсестра старательно убирала последствия катастрофы. — Нужно время, привыкните. Через недельку принесу вам куриную ножку.

Ночь я почти не спал, смотрел в окно. И тосковал. Это было нелогично, но я не мог перестать жалеть себя. Хотелось выть на луну, но луну за окном было не видно.

Утром Виктор сдержал слово и стал меня поднимать.

— Лёх, тебе надо вставать. У тебя всего лишь перелом руки! Хватит дурака валять, встаем!

Ничего себе, только перелом. А что тут тогда за конструкции на руку накручены.

Голова кружилась и накатывала тошнота. С помощью Виктора я сделал круг по комнате. Ноги не слушались, начала болеть рука.

— Дружок, так не пойдет. Ты должен захотеть поправиться, иначе так и сдохнешь тут, — Виктор подвел меня к кровати. — Через час встаем еще раз.

Он возился со мной как с ребенком, целыми днями. Заставлял меня ходить, есть, смотреть телевизор. Ругался, подстрекал, уговаривал.

Конструкция на руке максимально ограничивала желание шевелиться. Но за неделю он научил меня самостоятельно ходить по нужде. Я стал сам держать ложку, и еда перестала возвращаться тем путем, которым заходила.

Мне вернули телефон, и следующим ударом стало полное отсутствие звонков или сообщений. Я задыхался от безысходности, стоя у окна в своей новой камере, сжимая в кулаке предавший меня аппарат. Это было даже больнее всех этих переломов.

Через пару дней Виктор внезапно спросил:

— Ребята интересуются, что ты всех игнорируешь. Пишут тебе, а ты не отвечаешь.

— Что? — я моргнул. — Никто мне не пишет, телефон мертвый.

— Дай сюда.

Виктор потыкал в телефон.

— Да, неприятненько. Ты системные оповещения не читаешь? Тут просят подтверждения факта твоей смерти для передачи данных наследникам. Все твои контакты переведены в статус ожидания. Будем смерть подтверждать или поживешь еще?

В первый момент я решил, что он издевается. Я даже не мог понять, что ответить.

— Лех, возвращайся в реальность — тупить переставай, — Виктор протянул мне телефон. — У тебя дважды сердце останавливалось, коммуникатор уведомил сотового оператора, они приостановили оказание услуги до уточнения состояния твоего здоровья. Вот короткий номер, звони, подтвердим, что ты пока жив.

Я растеряно уставился на телефон.

— Лех, позвони. Там идентификацию надо пройти для подтверждения, я за тебя это не сделаю.

Я покорно набрал номер и под контролем Виктора прошел целый квест, доказывая, что жив и телефонным номером пользоваться намерен. Доступ к связи открыли только через 15 минут. Увидев, что телефон заработал, Виктор собрался и ушел. А я листал переписки и с каждым новым сообщением ощущал, как нарастает ком у меня в горле.

Там за бортом была жизнь. Мои друзья, коллеги — разъехались по домам. Они встречались с родственниками. Они строили новую реальность, планировали будущее. А я — чем больше времени проведу в больнице, тем сильнее стану для всех просто прошлым. Воспоминанием. И виноват в этом только я. Ведь меня просили не делать глупостей! Но я не слушаюсь, да. И теперь кого винить в моем одиночестве?

Я долго не мог заставить себя открыть сообщения от Лео. Я просто не знал, как теперь с ней общаться. Меньше месяца назад я был успешным пилотом. У меня было все — профессия, будущее, здоровье. Я мог сложить к ее ногам все, что она только могла пожелать. Даже звезды. И, чтобы сделать это, просто ждал момента, когда нас выпустят в мир, чтобы оказаться у нее осознанным, а не вынужденным выбором. А что я могу предложить ей сейчас? Я засмеялся, хотя если быть честным, на смех это было мало похоже. Уютную больницу? Инвалида, едва освоившего самообслуживание? Лекарства по расписанию? И полное отсутствие каких бы то ни было перспектив.

Я сидел с телефоном наперевес. И физически ощущал, как текут минуты, норовя сложится в часы. Вечером, когда медицинский персонал разошелся, я наконец открыл сообщения от Лео. Каждое прочитанное слово отзывалось во мне настоящей физической болью, но я дочитал все до конца. Она писала каждый день, даже когда я был в коме. Рассказывала про Боровского. Про исследования. Про то, что у нее все получается не хуже, чем у меня. Про то, как их выпустили. Про Прованс. Про планы перебраться в Лондон, в институт Эванса. Она писала, что скучает по мне. Переживает за мое здоровье. Ждет моих ответов.

Я смотрел на свою неживую, упакованную в металл руку и задыхался от безысходности.

Утром Виктор нашел телефон в углу палаты, под креслом, разлетевшийся на куски.

— Выпал из рук, — соврал я. — Вить, а вы поняли, что со мной произошло?

— Пока есть только гипотеза, ребята будут ее еще проверять. Но подвела швабра. Возможно с предметами нельзя осуществлять эти переходы, не знаю.

— Ясно.

«В моей смерти прошу винить швабру». Я невесело усмехнулся, как мне показалось, незаметно для Виктора. Но он уже слишком хорошо меня знал, и от промелькнувшего в его взгляде сочувствия хотелось завыть.

Новый телефон Виктор принес мне вечером. Он еще потрудился и старательно перенес на него все данные с разбитой трубки, так что новый телефон мне жег руку не меньше, чем предыдущий. Поняв, что деваться некуда, после ухода доброго доктора, я написал Лео. Полторы строчки сообщения я писал несколько часов, добиваясь идеального, лишенного каких бы то ни было эмоций, текста.

«Привет. У меня все хорошо. Вместе с Виктором занимаемся рукой, пока ни на что другое нет времени.»

Почти мгновенно пришел ответ.

«Лех, я очень за тебя волнуюсь. И скучаю.»

«Со мной все будет хорошо. Удачи в пространственных исследованиях.»

Я сунул телефон в тумбочку. И лежал без сна, без мыслей, мне кажется даже без чувств до самого рассвета.

В ближайшую неделю меня ждала сложная процедура ввода наноагентов в кость руки. Обычно это занимает пару часов. Сначала вводят наноматериал, а потом аппаратом, похожим на трубу мрт, выставляют частицы на необходимые места по краям травмированной кости. Приживаются они быстро. У меня же все должно было быть намного сложнее из-за множественности травм и большого количества собранных штифтами осколков. Планировалось, что введение наноагентов будет длится несколько дней. Все это время мне предстояло провести в трубе, поэтому меня снова ввели в сон, в котором, если честно, мне хотелось остаться уже навсегда.

Но, несмотря на мои желания, сознание вернулось. И очнувшись, первое, что я увидел, это как метет снег за окном палаты.

— Все прошло хорошо, — ворвался в мое созерцание метели Виктор. — Все подсаженные нанчики встали на место. Будем смотреть за сращением, возможно через неделю-другую уже сможем снять часть фиксирующей конструкции. Сегодня еще полежи, а завтра снова начнем вставать.

Через три недели конструкцию на руке частично разобрали. Носить ее стало легче.

Через несколько дней после этого, накрутив нескольких кругов по больничному коридору, Виктор остановил меня напротив зеркала.

— Ну что, будем приходить в форму, Лёх? Смотри, как жирка нарастил, — он потыкал в меня пальцем. — Пойдем-ка спустимся до беговой дорожки.

Про жирок, конечно, была ложь. За последнее время я наоборот похудел, и футболка болталась на мне, как на вешалке. Но я подыграл, и мы спустились в реабилитационный центр. Виктор выставил меня на дорожку, и откалибровал параметры бега. Сам сел рядом на высокий, похожий на барный, стул, чтобы иметь возможность одним движением руки поддержать меня, в случае если надумаю упасть.

Бег доставил мне удовольствие. Я зацепился за него как утопающий за соломинку и стал бегать два раза в сутки по полтора часа, наматывая хорошее количество километров. Приходилось быть аккуратным, рука все еще довольно сильно сковывала мою подвижность.

Пальцев на ней я по-прежнему не чувствовал. И опасался, что это уже навсегда, она так и останется бесполезной плетью. Но Виктор оптимистично заявил, что впереди нас ждет физиотерапия и лечебная физкультура.

Как же я орал на первом ЛФК, когда окончательно разобрали всю конструкцию, сковывающую руку, и доктор начал крутить ее в локтевом и плечевом суставах! Да ей богу, проще было уже реально сдохнуть, чем пережить вот это все.

Вечером того же дня Виктор притащил ко мне в палату две бутылки чешской бехеровки и огромный пакет с пивом.

— Проводим прошлое, встретим будущее, — весело сообщил он, запирая дверь палаты изнутри.

Алкоголь подарил мне странную легкость. Сковывающие меня тоска и боль немного отступили, и через час я поймал себя на том, что весело — действительно весело! — ржу над шутками Виктора, который сидя напротив моей кровати в кресле, по-свойски снял обувь и закинул ноги на одеяло.

С непривычки мы напились до натуральных полосатых чертей. Я, кажется, вообще еще ни разу в жизни не позволял себе дойти до такого состояния.

— У тебя, Лёха, все будет ха-ра-шо, — говорил мне Виктор, пытаясь собрать в пакет пустые банки и бутылки.

— Оставь, — я толкнул его в плечо, и он упал точнехонько в кресло, в котором провел вечер.

Я подошел к окну и распахнул его настежь. Улица бросила в лицо снегом. По щекам и губам хлестнул ледяной ветер, он же прокрался за ворот одежды и словно проник глубоко внутрь меня.

У меня все будет хорошо. Да.

Я собрал снег с подоконника и вытер им лицо.

Утром пожилая медсестра костерила нас обоих таким отборным матом, какого я в жизни не слышал.

Через неделю пришло покалывание в пальцы. Я плакал в туалете, пытаясь сжать, а потом разогнуть кулак. Мне казалось — эта боль никогда уже не уйдет.

А в обед внезапно запищал браслет, предупреждая о начале распада. С чего вдруг, было непонятно. Виктор влетел как сумасшедший со шприцем, и вырубил меня максимальной дозой даже не разбираясь, что происходит.

И мы жили дальше.

Когда мое состояние перешло в фазу «стандартно-паршивое», Виктор начал позволять себе на день-два отлучаться из больницы, оставляя меня на больничный персонал.

В один из таких дней, после тяжелых занятий ЛФК, я без сил лежал на кровати, и забывшись, потянулся к бутылке с водой не рукой, а пространственным способом. Больная рука отозвалась мгновенно. Пока я собирался в себя, все приборы, которые до сих пор меня контролировали, сорвались на истеричный писк. Из коридора вбежала медсестра, а за ней сразу несколько врачей. На тумбочке зазвонил телефон, я мельком отметил, что звонит Виктор. Но мне было не до них, я снова не мог дышать, и пока я пытался ухватить ртом хоть каплю воздуха, пришел распад.

Он начинался где-то глубоко внутри, и расходился по организму, как большой взрыв. Первой завизжала медсестра. Навязчиво трезвонил телефон, я его ощущал сейчас по-другому, не слышал, а ЧУВСТВОВАЛ его звонок. Сознание практически покинуло меня, буквально какими-то жалкими его остатками я уцепился за мысль, что мне никто не поможет. Виктор еще мог сориентироваться, а эти люди, даже проинструктированные, даже старательные и умные, не сделают ни-че-го.

Я закрыл глаза.

Во всех случаях до этого, найти себя, собраться, мне помогал вдох. Это действовало и при остановке начала распада, и когда нужно было сделать пространственный переход. Но сейчас я не мог дышать! Огромным усилием сконцентрировался на границах своего тела. Заставил себя почувствовать их. Не такими, какими они становились, а такими, какими должны были быть. Очертив их, с огромным усилием, я собрал себя. Частичку к частичке.

Открыл глаза. Увидел ужас на лицах стоящих вокруг медиков. Понял, что все еще не дышу. И тут в помещение ворвался Виктор, распихал всех локтями, открыл шкафчик, достал целую связку шприцев. Первые два вогнал мне в грудную клетку, еще один — в плечо.

Через пару секунд я смог сделать первый вдох. Мониторы начали успокаиваться. Медики все еще стояли в шоке, не понимая, что им делать. Я сфокусировался на Викторе и с удивлением заметил, как сильно у него трясутся руки.

— Какого черта тут произошло? — увидев мой взгляд, он спрятал их за спину и обернулся к персоналу.

— Не знаю, — ответил за всех один из докторов, видимо, оставленный за старшего. — Мы ничего не успели сделать.

— Я заметил, что вы ничего не сделали, — резко отозвался Виктор.

Я переборол свою слабость, и привстав ухватил его за руку.

— Вить, они не виноваты. Это я сам.

Я чувствовал, как доктора до сих пор трясло.

— Все в порядке, слышишь? — я дернул его за руку еще раз.

— Нет, не в порядке! — истерично выкрикнул тот. — Вот это все, — он обвел рукой комнату, — совершенно не в порядке!

Я кивнул медикам на выход, с трудом встал и, схватив Виктора за плечи, хорошенько тряхнул.

— Прекрати истерику, — дотянувшись до тумбочки я сунул ему в руки несчастную бутылку воды, до которой так и не добрался. — Я же сказал, что сам виноват. Забылся и пытался взять воду нетрадиционным способом.

Виктор выругался, упал в кресло и приложил бутылку себе ко лбу.

— Извини, — я смотрел, как к нему постепенно возвращается цвет лица. — Когда придешь в себя, пошли руку просветим. Я не очень уверен, что она уцелела после всего этого.

Оказалось, я прав, мы потеряли все наноагенты.

Виктор матерился, просматривая данные на компьютере.

— Лёх, ты думать-то начнешь когда-нибудь? — спросил он в конце концов.

— Извини, что так сильно тебя напугал, — я примирительно улыбнулся.

— Может и извиню. Дня через два, — проворчал Виктор, — но растить свои кости тебе придется теперь без нанчиков. Второй раз в такой короткий период времени эту процедуру делать нельзя.

Откуда-то издалека к нам кралась весна. Впереди ожидались березовые сережки, слезами падающие на землю. Клейкие листочки, появляющиеся из тугих почек. Романтичная сирень и ароматная черемуха. Пока же только сходил снег, озорным ручьем покидая крышу через водосток.

Как и зиму, первые шаги весны я продолжал наблюдать из больничного окна.

Сообщения от участников экспедиции приходили все реже. Я не отвечал, мне было нечего ответить. Они все собрались в Лондоне. Бились над разгадкой природы нашего феномена. А что было у меня? Четыре больничных стены. Постоянная изматывающая боль. И эта робкая весна.

Календарь переворачивал листы. Пропасть, разделяющая меня и ребят, росла с каждым днем все сильнее и сильнее. И я понял, что пришло время строить собственные планы. Пути назад уже нет и не будет, а что ждать впереди — зависит только от меня.

Глава 2

Из больницы меня выписали в коне мая. К этому времени рука двигалась. Я мог ее поднять. Не до конца. Согнуть. Не до конца. И, собственно, все. Хуже всего было с кистью и запястьем. В пальцы вернулась чувствительность, но никакие предметы держать я не мог.

Выйдя за ворота ЦИТО, я обнаружил рядом с больницей парк, каким-то чудом переживший бурный рост Москвы. Еще лет тридцать назад из столицы исчезла вся зелень, каменные джунгли разрослись вширь и ввысь. Москва стала одним из самых модных и успешных деловых центров. И одним из самых непригодных для жизни.

Не раздумывая я перешел небольшую двухполосную дорогу и зашел внутрь. Брел по весенним, уже почти летним тропинкам, вдыхая полной грудью запах сирени, слушая птичий пересвист, наслаждаясь каждым шагом.

После больничных стен свежий, насыщенный запахами рвущейся к свету зелени воздух непревычно бодрил. А еще парк оттягивал момент, когда нужно было решить, что делать дальше. Безусловно, как любой здравомыслящий человек, я должен был подумать об этом еще в больнице. Но не подумал. И не думал сейчас. Поднявшись на небольшой пригорок, я неожиданно вышел к настоящим прудам, за которыми виднелась большая многоуровневая эстакада, а на противоположном берегу выстроились высотки.

Оглядевшись по сторонам, я решил побыть тут некоторое время. Бросил на траву сумку с вещами и лег рядом, закинув рабочую руку за голову. Солнышко приятно припекало. Я подставил ему нос и прищурившись одним глазом смотрел, как плывут по небу редкие облака. Не знаю, сколько я так провалялся, пока внезапный звонок коммуникатора не вернул меня к реальности. Я стукнул по браслету и на фоне пруда всплыло озабоченное лицо Виктора.

— Ты где? — без предисловий спросил он, удивленно разглядывая попавшие в кадр ветки деревьев.

— А ты? — я-то его окружение узнал и, поняв причину звонка, с трудом сдержал улыбку.

— В Космическом управлении, — Виктор пока не был настроен шутить. — Ты уже должен быть здесь. Тебя все ждут.

— Кто все? У меня нет назначенных встреч, я просто должен отметиться после выписки, разве не у дежурного?

— Лех, где ты?

— Топиться пошел, — я развернул камеру коммуникатора на пруд, но увидев изменившееся лицо врача, понял, что шутки неуместны. — Гуляю просто, Вить. Первый раз за полгода вышел из помещения, а тут парк.

Он кивнул, на кого-то оглянулся и выключил микрофон. Я лениво наблюдал за немым разговором. Кто бы там ни был за кадром, но причина плохого настроения и отсутствия чувства юмора Виктора явна была в нем. Виктор закончил разговор, кивнул своему собеседнику и снова включил звук.

— Приезжай, пожалуйста, сюда, — сказал он уже спокойнее.

Я кивнул, сбросил вызов, нехотя встал. С сожалением оглядел парк и двинулся вдоль пруда в сторону эстакады. Вскоре вышел на улицу, а уже оттуда вызвал такси.

Желтая машина почти сразу вырулила из потока и остановилась рядом со мной. Тронувшись, мы перестроились на третий, самый скоростной уровень дороги и помчали в сторону Космического городка.

Виктор ждал меня на крыльце Космического управления.

— Ну, что за кипишь? — я закинул сумку на плечо и стал подниматься по ступенькам.

Виктор, отмахнувшись от вопроса, толкнул дверь. Здание космического управления было «состарено» под архитектуру двадцатого века. Здесь остался исторический вестибюль с аутентичной тяжелой деревянной входной дверью. Несколько похожих дверей — тоже деревянных, но может чуть меньших по толщине отделяли вестибюль от холла.

За ними открывался уже современный мир — электронная проходная и за ней — траволаторы, расходящиеся по зданию.

Мы без проблем миновали проходную. Виктор забил номер нужного зала и для нас запустился восьмой траволатор.

— Так и не скажешь, что происходит? — поинтересовался я по пути.

Виктор пожал плечами и сухо ответил:

— Тебе не понравится.

Мы добрались до зала. Электронная дверь, распознав наши лица, отъехала в сторону. И оказалось, что Виктор прав — то, что я увидел в комнате мне определенно не нравилось.

За столом в довольно расслабленной позе сидел Коломойцев. А напротив него — Боровский. Кроме них в зале были двое двигателистов из нашей экспедиции.

— Алексей, — приветливо встретил меня Коломойцев. Отбросив все формальности, он встал, сделал несколько шагов и протянул руку. Ответив на рукопожатие, я поздоровался с остальными, бросил сумку в угол у входа и сел за стол.

— Что планируете делать после выписки, Алексей? — Боровский подался вперед и пристально на меня уставился.

— Не знаю, — честно сказал я.

— Мы открываем лабораторию исследования пространственных переходов в Москве, — Коломойцев смотрел прямо на меня.

— Ожидаемо, — я включил вежливого слушателя.

— Предлагаем тебе принять участие в ее работе в качестве консультанта. За научную часть берется доктор Боровский со своей командой. Коллеги из Новосибирска — он кивнул в сторону двигателистов — готовы принять участие в экспериментах. И твой опыт был бы очень полезен.

— Мой опыт, — медленно сказал я и наткнулся на предостерегающий взгляд Виктора.

— Мы можем перенести лабораторию в Санкт-Петербург, — как козырь на стол бросил Боровский.

— Спасибо. Не утруждайтесь, — я откинулся на спинку стула, готовясь к глухой обороне.

— Оставьте нас, — внезапно попросил Коломойцев.

Все вышли.

— Что ты реально собираешься делать? — сменил он тон. — Поедешь выращивать огурцы в деревне?

— Возможно.

— Предложение насчет лаборатории хорошее, Алексей. Оно поможет тебе не стать «сбитым летчиком». Пока восстанавливаешься, ну насколько это возможно, — он почему-то посмотрел не на мою руку, а на свою, — сможешь оставаться в струе.

— Ну вы же знаете, что я откажусь, — внезапно я наконец-то разгадал его странный взгляд, которым он буравил меня с самого начала разговора. — К чему весь этот цирк?

— Я должен был попытаться, — Коломойцев пожал плечами. — Так что ты будешь делать?

— В Питер к родителям поеду. А дальше будет видно.

— Решай, где открыть лабораторию. Боровский прав, мы можем не привязываться к Москве. Ученым будут нужны твои консультации, совсем соскочить с темы пространственных перемещений тебе не удастся.

— А Виктор рассказал, чем закончилась моя последняя попытка использовать пространственный переход?

— Наноагенты растерял? Да, я в курсе. Экспериментировать же тебя никто не просит.

Я кивнул.

— Позову сейчас ребят, скажу, что мы договорились о лаборатории в Санкт-Петербурге и о том, что ты согласился быть консультантом.

Вроде Коломойцев это утверждал, но взгляд был вопросительный. Я нехотя кивнул.

— Сходи к психологу, — поставил он точку в нашем разговоре и вызвал Боровского.

Когда встреча закончилась, мы с Виктором пошли оформлять мои документы. Мне выдали увольнительную на полгода. Взяли подписку, по которой я обязан был уведомлять управление о своем местонахождении и добавили трекер в телефон. Я невольно улыбнулся — спасибо датчик под кожу не вживили. Указал свой питерский адрес и на этом оказался совершенно свободен.

Питер встретил звездной ночью. С поезда я пошел пешком. Через старый город: по Невскому до Дворцовой площади, оттуда на набережную — посмотреть на разведенные мосты. Пахло летом, хотя было еще довольно прохладно. По улицам слонялись парочки и веселые компании. Говорят, Москва никогда не спит, но это неправда. Не спит Питер.

Так, никуда не торопясь, я добрел по ночным улицам до родительского дома. Не стал беспокоить отца с матерью, а поднялся в свою квартиру. Ключ подошел, хотя я опасался, что за время моего более чем годового отсутствия мама могла поменять замки. В квартире стоял затхлый запах, по углам собралась пыль. Я включил свет и вздрогнул от вспыхнувших на стенах кричащих фотообоев с изображением ярких космических пейзажей. Ткнул в панель, и стены, мигнув, стали однотонно песочными. Обошел обе комнаты и кухню. Распахнул все окна, впустил в квартиру питерскую ночь. Вышел на балкон и закурил.

По большому счету, в ближайшие полгода я мог вообще ничем не заниматься. До окончательного вердикта медицинской комиссии быть в свободном отпуске. Но как раз именно безделье ведет к идентификации себя, как «сбитого летчика». Поэтому надо что-то делать, но вот что? Идея участвовать в исследовании пространственных перемещений мне действительно не нравилась. Я уже лишился наноагентов и это привело к более долгой и тяжелой реабилитации. К тому же, как показала практика, свои сверхспособности я не так уж хорошо контролирую. Поэтому близость к экспериментам казалась нежелательной. В космос дороги, конечно, нет.

Я усмехнулся, затушил окурок и достал еще одну сигарету. Можно уехать на какой-нибудь маяк. Отличная работа — смотритель маяка. И бесконечно созерцать море и звезды. Можно пойти в летную академию преподавать. Но как смотреть на этих молодых ребят, у которых все впереди, зная, что лично у тебя, почти наверняка, все закончено?

Я с сожалением вздохнул.

Над крышами соседних домов занимался рассвет. Неосознанно любуясь сменой красок, я докурил сигарету, после чего вернулся в комнату и достал телефон. Написал маме, что вернулся. Увидел непросмотренное сообщение от Райли. Он говорил, что знает о моем выходе из больницы и спрашивал, не хочу ли я прилететь в Лондон.

«Не хочу», — написал я и стер. Подумал, что сейчас ломать голову над более дипломатичным ответом мне лень и я напишу ему завтра. Лег прямо в одежде на диван, да так и заснул.

Утром пришла мама. Мы крепко обнялись. За чаем поболтали обо всем. Я рассказал про экспедицию и про наши уникальные способности. Максимально умолчал про больницу. Мы порассуждали, куда можно пойти работать, и имеет ли смысл оставаться в Питере. Мама рассказала, что отец на несколько дней уехал с друзьями за город. Она предлагала позвонить ему, чтобы вернулся, но я отмахнулся от этой идеи: куда спешить? Я-то теперь точно надолго дома. Скрыть от нее реальное положение дел с рукой мне удалось — ушла мама спокойная и довольная моим возвращением.

Следующие пару недель я бесцельно болтался по городу, сидел на лавочках в скверах. Гулял по набережным. Смотрел, как лето завоевывает пространство и растекается по улицам. Как начинает светлеть по ночам.

В один из таких дней мое созерцание прервал звонок телефона. Это оказался Боровский.

— Здравствуйте, Алексей. Можете говорить? Мы сняли лабораторию в Санкт-Петербурге, но тут требуется ремонт и перепланировка, вы сможете приехать, обсудить проект?

— Когда? — я бросил взгляд на часы.

— Когда сможете? — Боровский был удивительно учтив, похоже с ним серьезно поработали.

Я рассеянно огляделся по сторонам, пытаясь понять где нахожусь. Был я на Гороховой улице. Кроме того, планировал где-то пообедать и хотелось сделать это до встречи с Ярославом.

— Через пару часов?

— Хорошо.

Боровский отключился, но я даже шага сделать не успел, как телефон зазвонил снова. Теперь это был Виктор.

— Привет, Лех. Я тебе организовал развлечения в НМИЦ Вредена. Сможешь быть у них сегодня часам к пяти? Примет врач Прокофьев, распишет тебе дальнейшую программу реабилитации.

— А сам ты не приедешь? — я снова посмотрел на часы, пытаясь понять, успеваю или нет.

— Так-то у меня своя работа есть, я же не могу быть твоей нянькой до конца жизни, — усмехнулся Виктор.

— Ладно. Кидай адрес и контакты. Ты собираешься в Лондон?

— Да, — нехотя отозвался Виктор. — Ты бы тоже мог.

— Нет, — жёстче, чем хотелось бы ответил я.

Что мне делать сейчас в Лондоне? Больше полугода прошло с момента, как я выпал из обоймы. За это время они наверняка шагнули далеко вперед. Они исследовали разрыв, учились им управлять, пока я учился управлять собственной рукой. Да кроме того, и страх перед экспериментами, которым я обзавелся после истории с бутылкой никак не сближал меня с Лондоном.

— Я отправил контакт Прокофьева, позвони вечером рассказать, как впечатления.

— Хорошо. На связи.

Лабораторию Боровский снял на самой окраине. Из дома мне будет удобно туда добираться, но сейчас пришлось покрутиться по городу. Такси брать не стал, воспользовался сначала автобусом, а после аутентичным питерским метро. Выйдя из подземки, прошелся пешком по индустриальному кварталу и зашел в чистенькое светлое здание. Внутри оно было без отделки: в бетоне со свободной планировкой. Боровский сидел на контейнере с грунтовкой и, размахивая руками в своей привычной экспрессивной манере, что-то задвигал рабочим. Заметил меня, свернул разговор, соскочил со своего насеста и пошел навстречу.

— Спасибо, что приехали, — при разговоре со мной он кардинально менял манеру поведения. — Посмотрим планы?

Боровский кивнул в сторону стоящего у окна передвижного стола, на котором были раскиданы бумажные чертежи. Я давно не видел такого архаичного подхода. С удивлением перебрал большие плотные листы, на которых от руки были качественно отчерчены предполагаемые помещения.

— Черчение снимает стресс, — внезапно сказал Боровский, указав на листы.

— Ты сам это нарисовал? — я снова пораженно уставился на бумагу.

— Начертил. Это чертежи, а не рисунки, Алексей Юрьевич.

— Можно просто Леша.

С чертежами мы провозились довольно долго. У Боровского был очень правильный педантичный подход. Он расписал всю лабораторную деятельность, рассчитал частотность использования оборудования, и каждое предложенное им помещение имело четкое обоснование своего существования и расположения. Боровский так логически точно отбивал все мои предложения, что меня охватил азарт. Хотелось найти хоть что-то, в чем он не прав. Но в этот раз меня настигла неудача — Ярослав все продумал.

— Я могу подтвердить руководству, что вы согласовали план лаборатории? — он упорно продолжал выкать и через раз звать меня по имени-отчеству. То, что я его каждый раз поправлял, пока не помогало.

Я милостиво разрешил все подтвердить и, глянув на часы, понял, что уже опаздываю в НМИЦ Вредена, на встречу к Прокофьеву.

Мне требовалось отделение медицинской реабилитации. Оказалось — это один из самых больших корпусов внутри больничного комплекса. Вдоль всего его фасада тянулся длинный бассейн. Стеклянные стены позволяли разглядеть дорожки и отдельные зоны с разной глубиной для лечебных занятий. Вход в само здание оказался в торце, так что, пока я его искал, бассейн успел разглядеть полностью.

Кабинет Прокофьева располагался на втором этаже, но самого доктора там не было. Я нашел его рядом, в тренажерном зале, где он гонял тщедушного паренька. Доктор оказался дородным крупным мужчиной. На вид ему было лет около сорока. Сразу как я представился, он с профессиональным интересом перевел взгляд на мою руку и без всякого вступления велел:

— Ну-ка, покажите, что там у вас. Сами сначала покрутите, как можете.

Я выжал из руки все, что смог.

— Да, не густо, — доктор ухватил мою конечность своими лапищами и покрутил сильнее, от чего у меня в буквальном смысле слезы выступили на глазах. — И в пальцах ничего не держится? Возьмите бумажку.

Он сунул мне в руку какой-то листок, который вытащил из кармана. Листок ни секунды не задержался в руке и печально опустился на пол.

— Наноагентов нет? — Прокофьев внимательно смотрел мне в глаза.

Я покачал головой, и он внезапно воодушевленно потер руки.

— Круто! Виктор сказал, нужна только реабилитация? Вы же понимаете, что вернуть полную работоспособность руке только консервативным лечением после такой травмы нельзя?

Я растерялся.

— А что, можно еще что-то сделать?

— Ну да, можем посмотреть, какие участки совсем не рабочие, я так вижу, с суставами явная проблема. И в несколько операций заменить их искусственными компонентами. Можно вырастить кусочки тканей и трансплантировать их в места, где это возможно, а в остальных оставить металлические элементы.

Странно, что Виктор мне про такую возможность ничего не говорил.

— Как долго может продлиться операционный период и восстановление после него?

— Я бы годик заложил. Но зато через год у вас будет абсолютно работоспособная рука, — Прокофьев спрятал свои лапищи за спину. — Пока составить программу реабилитации?

— Давайте.

В любом случае до принятия каких-либо решений нужно обсудить все с Виктором.

Предложенная Прокофьевым программа была намного интенсивнее цитошной и я понял, что в реабилитационном центре проведу немало времени.

Вечером, как и договаривались, я позвонил Виктору и спросил про операции. В трубке повисла тишина, которая явно ничего хорошего не предвещала. После чего Виктор вообще сбросил звонок и перезвонил на коммуникатор.

— Это что такое? — я активировал устройство и уставился на него. Выглядел он смущенным и виноватым.

— Лёх, давай не будем торопиться с трансплантологией.

— Та-ак…

— Ты же понимаешь, что с учетом швабры и ситуации с водой, любая трансплантология почти наверняка означает для тебя невозможность пространственных переходов?

Я смотрел на него, пока совершенно не понимая, к чему он ведет.

— Давай позанимаемся реабилитацией, достанем штифты…

— Постой, — я перебил его, до меня начало доходить. — С помощью операций можно вернуть работоспособность руке, но мы этого не делаем?

Виктор молчал.

— Я правильно тебя понял? — я повысил голос. — Я живу сейчас практически инвалидом, и мы ничего не делаем, потому что иначе не будет пространственных переходов?

— Лёх, у тебя лучше всех получались эти переходы. Тебе НРАВИЛОСЬ ими заниматься. Ты правда хочешь лишить себя всего этого?

— Вить, да твою мать, — я почувствовал, что меня трясет.

— Давай ты успокоишься и хорошо подумаешь. Реабилитация, если на нее не забивать, даст очень неплохой результат и позволит вернуться к экспериментам. Трансплантология, считай, вернет руку, но про эксперименты тогда придется забыть.

— Кстати, а когда ты собирался мне рассказать, что есть вариант с трансплантологией? — я нервно сжимал кулак на здоровой руке. — Реабилитация — это постоянная боль в течение долгого времени, которая все равно не даст желаемого результата, а трансплантология — это в несколько итераций с обезболивающими возврат полной работоспособности руки? И я должен выбрать реабилитацию? Вить, да пошел ты, — я сбросил звонок.

Коммуникатор дал о себе знать снова, но я снял браслет и швырнул его на стол. Зазвонил телефон. Я неловко выловил его из кармана и отправил туда же. После вышел на балкон и закурил, пытаясь унять нервную дрожь.

Глава 3

Виктор продолжал звонить и на следующий день, но я упорно не отвечал на вызовы. Не то, чтобы я полез в бутылку. Вспышка раздражения прошла так же быстро, как и началась, пока я цедил на балконе сигареты. Но мне требовалось время, чтобы переварить всю информацию и определиться наконец с дальнейшими планами. Я категорически не хотел, чтобы кто-то другой решал за меня, что лучше, а что хуже. Не сдались мне рассуждения о том, как я любил переходы. А Виктор не остановится, очевидно же, что он будет уверенно настаивать на своем.

Просто шататься по городу больше не хотелось. Пропало все настроение созерцать окружающий мир. В голову лезли всякие мысли, которые я пока старательно отгонял. Пусть улягутся на уровне подсознания, а позже я обязательно все обдумаю, но не сейчас.

Утром на ЛФК я оценил разницу между московской программой и новой питерской. Проклял все. К счастью доктор сжалился и после занятий дал обезболивающего, поэтому из больницы я ехал хотя злой и расстроенный, но вполне себе живой. Из метро вышел на Горьковской, чтобы зайти в знакомую еще со времен моего постоянного проживания в Питере, кофейню. Там, не глядя на ассортимент, взял традиционный классический латте, без добавок.

Кофейня была небольшая — всего на два столика. Оба были заняты, поэтому я покинул двор-колодец, перешел Каменноостровский проспект и зашел в Дивенский сад. Думал присесть там на скамейке, чтобы не идти в метро со стаканом, но этот план полностью провалился.

Недалеко от входа в сад мой взгляд привлекла группа девушек. Они весело смеялись, стоя кружочком на изгибе одной из дорожек. Даже возникло желание пройти рядом, вдруг поймаю чуточку веселья и беззаботности. Но тут одна из них подняла голову, и бесцельно скользнув по сторонам взглядом, заметила меня. Заулыбавшись, она что-то быстро сказала подружкам, отделилась от группы и пошла мне навстречу.

— Эй, красавчик, а мы, кажется, с вами знакомы?

Высокая, тоненькая, стильно одетая. В первый момент я растерялся, но девушка подошла ближе, и я узнал в ней свою боевую подругу детства — Лерку. Она сильно изменилась с нашей последней, еще школьных времен, встречи. Набралась женственности, хотя коротко стриженные темные волосы и придавали ей немного хулиганский вид. Дойдя до меня, Лерка по-пацански протянула руку для рукопожатия.

— Вот уж кого не ожидала увидеть в Питере, так это тебя. Какими судьбами?

Я пожал протянутую руку.

— Кофе? — Лерка не дожидаясь ответа, бесцеремонно отобрала стакан и отхлебнула из него. — Хороший.

На верхней губе у нее осталась молочная пенка и я едва сдержался, чтобы не стереть ее привычным движением, как раньше. Заметив мой взгляд, Лерка хитро прищурившись, слизнула пенку языком.

— Ты тут по делу, или просто болтаешься? — она заглянула мне за спину, словно надеясь обнаружить там группу поддержки, а я не выдержал и наконец засмеялся.

— Ты мне слово-то дашь вставить?

— Зачем? — она так искренне удивилась, что я поставил бы ей пятерку за артистизм. — Скажешь еще, что занят, торопишься и за тем углом тебя ждет жена, трое детей и начальник с работы. А я к такому не готова. Лет десять мы не виделись? Извини, Лех. Но это — похищение!

Она уверенно схватила меня под руку и повела на выход из парка.

На миг мелькнула мысль, что я обещал Боровскому доехать до лаборатории. Мелькнула и исчезла, не оставив никаких угрызений совести.

Мы еще раз зашли в кофейню. Лерка взяла лавандовый раф, мы вернулись на Каменноостровский проспект и двинулись по нему в сторону Троицкого моста.

Я думал, что она продолжит болтать, но Лерка, искусно задав пару вопросов, разговорила меня. Неожиданно даже для себя самого, я выложил почти все. Она оказалась благодарным слушателем, не перебивала, смеялась там, где было надо, и сочувствие выражала тоже к месту.

За разговором мы прогуляли по городу несколько часов.

— Уже неплохо бы поужинать, — она открыла на телефоне карту. — Сейчас посмотрим, что тут есть рядом.

На Большой Морской улице мы нашли уютный ресторанчик, уже раскинувший летние столики во дворе. Устроились за одним из них. Пробегающая мимо официантка активировала меню и повесила над нами лампу-свечу, левитирующую в воздухе. Я заказал два бокала вина и их принесли пока мы выбирали остальные блюда. Поймав взгляд смеющихся серых Леркиных глаз, я с удивлением подумал, что почему-то никогда в школьные годы не относился к ней, как к девчонке. Она всегда была рядом и стойко переносила мои школьные романы, удачные и не очень. А потом, у меня появилась Кристина. С первого дня было понятно, что это серьезно. И Лерка полностью исчезла с моего горизонта, оставив после себя одно лишь послевкусие детских шалостей. Сейчас же я видел ее совсем по-другому. Невольно поискал глазами кольцо на пальце, что она конечно не пропустила:

— Не замужем, Лешик, — Лерка подняла обе руки вверх. — А как же ты? У вас же с Кристиной, я помню, все было серьезно.

— Было, — согласился я. — Но оказалось, я не подхожу для домашнего содержания.

— А сейчас?… — она посмотрела на меня с любопытством.

— А сейчас еще больше одичал, — отшутился я.

За ужином мы вспоминали школьные годы и общих знакомых. Уже под конец, когда Лерка доедала десерт, а я оплачивал счет, она спросила:

— А помнишь, нам всем на выпускном подарили альбом на кристаллах с логотипом школы? Он у тебя сохранился?

Я уверенно кивнул, хотя даже не представлял, где он может быть.

— Отдашь его мне? У меня фотки есть, но я хочу именно кристалл. Свой не знаю куда дела.

— Чтобы ты его тоже потеряла? — насмешливо поинтересовался я.

— Не потеряю, — Лерка серьезно сморщила нос. — Буду хранить. Пуще своего.

— Ладно, отдам, — я откинулся на спинку кресла.

— Только не сегодня, — вот сейчас Лерка по-настоящему стала серьезной. — Сегодня мне уже пора. Позвоню тебе на днях? Как времечко выпадет. А ты как раз найдешь?

Я кивнул.

— Была рада тебя повидать.

Мы встали из-за столика, и она обняла меня на прощание.

— Лерка-Валерка, — я не удержался, взлохматил ей волосы, за что получил вполне ощутимый тычок в плечо.

— Позвоню!

Она быстро упорхнула, а я остался один посреди Питера со смешанными нашей внезапной встречей чувствами. Достал телефон, решил вызвать такси. На меня укоризненно смотрело уведомление о сорока восьми пропущенных вызовах. Палец дрогнул раскрыть лог, но в последний момент, я передумал, смахнул его и вызвал машину.

Утром, через нехочу, я заставил себя снова ехать в Вредена. На этот раз Прокофьев поручил меня другому доктору. Глядя на худощавую фигуру врача, я подумал, что с ним все пройдет легче, но глубоко ошибся.

— Вам надо перестать себя жалеть, — сказал доктор в конце всех процедур. — Приятного в этих занятиях не будет. Тем, что усиленно стараетесь себя беречь, вы лечению не помогаете, а наоборот мешаете.

Я обошелся без комментариев, кивнул и вышел из тренажерного зала. Потом долго отмокал в душе, ждал пока подействует обезболивающе.

Вчера я так никому и не перезвонил. Даже лог не открывал. Поэтому сегодня решил без выкрутасов сразу ехать в лабораторию.

Ремонт шел полным ходом. Современные материалы позволяли сделать его буквально за неделю. Я вспомнил, как отец рассказывал, что во времена его молодости даже ремонт квартиры мог занимать несколько месяцев, и содрогнулся. Боровский торчал на улице. Я подошел к нему сзади и похлопал по плечу, привлекая внимание. Он, вздрогнув, обернулся.

— Где вы вчера были? Весь день не отвечали на звонки.

— Прошу прощения.

Боровский явно пытался сохранить вид рассерженного руководителя, но не смог. Зуд ученого помешал.

— Пока мы были в Москве, набрали немного экспериментальных данных. Я сделал съемку базовых показателей у обоих ребят. Ты сможешь написать программу обработки и развести эти данные на графики, как в резервации?

— Смогу, — я спрятал усмешку. — Показывай, что там у тебя.

Мы зашли в здание. В одной из комнат, где ремонт был почти закончен, на складном столике стоял комп, а дополнительные мониторы были просто прислонены к стене.

Я сел на кособокую табуретку и вывел данные на экран. Их действительно было немного. Мне хватило пары часов, чтобы разбить из на группы и сделать визуализацию. Обернулся, хотел показать Боровскому, но обнаружил, что остался в комнате один.

Я сохранил программу и начал просматривать файлы. Хотел покопаться, вдруг найдется что-то еще, чего я не учел. Среди прочего наткнулся на папку с видео из лондонской лаборатории. Поколебавшись, ткнул в первый попавшийся файл.

На экране возникла Лео. Видео начиналось с середины какого-то диалога. Она смеялась в камеру, а потом просто исчезла. Пораженный происходящим, я остановил запись, открутил к моменту исчезновения и запустил покадровый показ. В направлении, куда она двигалась, от Лео отделялся след, но рассмотреть это можно было только на паузах, настолько все быстро происходило.

Я прокрутил процесс перемещения несколько раз. Сам я таких скоростей достичь не успел, даже возможность подобных перемещений безусловно впечатляла.

Там же в папке оказались файлы и с другими участниками экспериментов. Я нашел Райли и Ву Жоу. Райли такой эффектностью, как Лео, похвастаться не мог, но двигался уверенно. У Ву дела были так себе. Он, конечно, перемещения завершал, но как! Даже замедлять запись не приходилось. Я еще порылся в архиве, нашел эксперименты с преодолением препятствий. Интересно было то, что у Лео и Райли оказался разный механизм прохождения стены. На стоп-кадрах я разглядел, что Лео ввинчивается в стену, в то время как Райли ее как бы «охватывает» целиком. Других участников в экспериментах со стеной я не нашел.

Попытался вспомнить, что делал сам. Получалось, что я мог и так, и так. Интересно, они двигаются по-разному, потому что так задумано, или просто пока так получалось? Описаний к экспериментам не было, данных с приборов я тоже не нашел — только видео.

Пролистав основные «тематические» файлы, я смотрел, как Лео и Райли между экспериментами дурачатся на камеру. На душе было пусто.

— А, ты добрался до лондонских видео, — Боровский вернулся откуда-то, неся в руках пакет. — Я купил еды, можем быстро перекусить.

— Графики готовы, — я переключил экран на данные и отошел от компа.

— Поройся в пакете, там есть лапша, мясо, картошка.

— Спасибо, позже.

Бросив взгляд на Ярослава, который, тыкал в созданный мной интерфейс заедая процесс лапшой, я оставил его одного и вышел на улицу.

Небо хмурилось, будто за меня планировало оплакать все несбывшееся планы и надежды. Как ни крути, а вся жизнь стала переплетением неудачных событий, местами приправленных глупыми поступками. Вместо романтики дальних экспедиций, я получил транквилизаторы и бесславные ежеутренние походы на ЛФК. Про личную жизнь вообще можно не вспоминать. Даже насчет руки, чтобы я ни решил — буду жалеть об этом. Можно и не решать, а просто вытащить короткую спичку.

— Там надо формулу одну поправить, — Боровский высунул нос из-за двери. — Тут дождь! Ты простудиться хочешь?

— Иду, — ответил я не оборачиваясь.

Справившись с накатившей на меня слабостью, вернулся в лабораторию. Про формулу мы даже поспорили, и я ее отстоял. Может профессию неправильно себе выбрал? Надо было в физики идти?

— Отвечайте на звонки, Алексей, — вечером Боровский снова начал выкать. — А то не знаешь…

— В какой канаве искать? — я рассмеялся. — До встречи, Ярослав.

В следующие несколько дней я вошел в ритм. По утрам я занимался во Вредена, после ехал в лабораторию, которая буквально на глазах обретала жилой вид. К началу будущей недели уже ждали доставку мебели и оборудования.

В пятницу позвонила Лера.

— Ты нашел кристалл?

— Нет, но приезжай вечером, вместе найдем.

— Хочешь припахать убраться у тебя в квартире?

Я хохотнул, вспомнив, как Лера в детстве ругала меня за бардак в комнате.

— Ладно уж, все равно приезжай. Найду до твоего прихода.

— Годится, — Лера сбросила звонок.

Из лаборатории я планировал уйти пораньше, но не вышло.

Началось все с фразы: «Давайте перед уходом повесим экраны».

Строители уже ушли, но Ярослав и два его лаборанта были уверенны в своих силах.

— Алексей, ты выше всех, подержи вот тут, я помечу, куда будем ставить крепеж, — Ярослав указал в сторону самого большого монитора.

— Тебя не смущает, что у меня только одна рука? — вежливо поинтересовался я. На самом деле монитор был не тяжелым, но большим и одной рукой я его конечно удержать не мог.

— Черт, — Боровский кинул взгляд на лаборантов. — Ребята, давайте вы тогда, только нужно поднять повыше.

Поднять-то они подняли, но Ярослав, когда разворачивался делать вторую метку, виртуозно пихнул экран локтем. Я ухватил падающее чудо техники одной рукой, вторую же пришлось подставить под удар, чтобы экран не навернулся на плиточный пол. Удар был несильным, но боль прострелила от запястья до плеча и даже, кажется отдала в зубы.

Я аккуратно поставил монитор, только после этого позволив себе взвыть.

— Алексей Юрьевич, — Боровский спрыгнул с табуретки, и кинулся ко мне.

— Ярослав! — почти прорычал я в ответ. — Я очень уважаю склонность к архаизму, в конце концов, у нас у каждого своя порода тараканов в голове. Но возьми, пожалуйста, лазерный маркеровщик вместо своих карандашей, пока ты тут никого не убил!

Мы с ребятами оттеснили Боровского в сторону, сами разметили стену и закрепили кронштейны. Как вешали мониторы, я смотрел уже со стороны. Страховал лаборантов Ярослав.

Время пролетело незаметно. Планам «выйти пораньше» сбыться не удалось, так что, когда подходил к дому, я не удивился, увидев Леру на лавочке. Она сидела нога на ногу, раскидав руки по спинке скамейки, а рядом с ней ютилась бутылка вина.

— Я уже думала, чем ее открыть, — она кивнула на вино, — и представляла, как пью вино прямо тут из горла.

— Извини, — я протянул руку, чтобы помочь ей встать.

Поднявшись, она оказалась ростом ненамного ниже меня. Во время прошлой прогулки я почему-то не обратил на это внимание, а сейчас даже примерился к ней плечом. К своим тридцати двум годам я привык, что большинство людей вокруг меня все-таки ниже и нужно смотреть под ноги.

— Ну мелкой все равно уже не назовешь, — Лерка смерила разницу и вздернула нос. — Прошли те времена.

— Пошли… крупная, — я замялся в определении, скользнув рукой по тонкой талии.

Лерка подхватила вино и зашагала впереди меня. В квартире она быстро разулась и по-хозяйски пошла на кухню, шлепая по полу босыми ногами, а я открыл модуль управления шкафами. Подумал, что скриптом дурацкая штука найдется быстрее, чем если пытаться искать ее руками.

Лерка откуда-то достала высокие, зауженные кверху винные бокалы. Я даже не знал, что у меня есть такие. И пришла с ними в комнату.

— Какие правильные бокалы, — она покрутила ими у меня перед носом. — Специально сделаны, чтобы создавать акцент на фруктовых нотах и смягчать танины массивных красных вин.

Похвала почему-то прозвучала, как упрек.

— И что не так? — я отвлекся от шкафа.

— С бокалами? Все так, они отличные. Просто мое вино им не подходит. Ему нужно что-то…

— В кружки налей, — я уже откровенно ржал. — Ты когда стала такая?

— Какая? — она крутила бокалы в руках.

— Такая, — я подошел, хотел их отобрать, но она ловко завела руки за спину. Здоровой рукой я потянулся за ними, из-за чего приблизился почти вплотную. Вдохнул запах духов. Моя рука скользнула по ее руке и замерла, не дойдя до бокалов. Мы смотрели в глаза друг другу.

— Что ты делаешь? — шёпотом спросила Лера.

— Не знаю, — так же шёпотом ответил я, окончательно сокращая расстояние между нами.

Провел рукой по ее спине. Она подалась мне навстречу. Я ощущал ее дыхание на своем лице.

Действительно, что я делаю?

Лерка уже куда-то дела бокалы, и словно почувствовав мои сомнения, решительным движением притянула к себе. Белья у нее под футболкой не оказалось, что окончательно расставило акценты на этот вечер.

Глава 4

Проснулся я один. Какое-то время смотрел на плывущие за окном облака. Лениво подумал, что надо бы заварить кофе. Сполз с кровати и тут понял, что слышу звон посуды и шум воды. Быстро натянув штаны, я вышел на кухню и обнаружил там Лерку. Она героически пыталась соорудить завтрак из жалкого набора продуктов, имеющихся в моем холодильнике. И, судя по запаху, получалось у нее неплохо. Одета она была в мою тенниску, которая на ней была похожа на очень маленькое черное платье, непонятно, скрывающее или подчеркивающее то, что нужно было скрывать. Впрочем, мое воображение тут же все дорисовало.

— Проснулся? — она мельком глянула в мою сторону и снова стала что-то помешивать в сковородке.

— Нет. Просто пришел.

Я выбрал программу на кофеварке.

— Тебе кто-то помогает дома? — между делом уточнила Лерка.

— Это ты к чему? — я лениво следил за вытекающей из машины струйкой кофе.

— К тому, что с рукой у тебя дела обстоят хуже, чем ты изображаешь.

Я оглянулся. Лерка смотрела на меня.

— Я справляюсь, Лера, спасибо, — сухо отшил я, снова повернувшись к кофеварке.

В воздухе повисла неловкость. Лерка, насупившись, отвернулась к плите. Я сделал себе две чашки кофе, по очереди отнес на стол. Потом уже миролюбиво спросил:

— Кофе тебе сделать?

Она оглянулась на стол, потом на меня. Еще минуту в ее глазах стояла обида, а потом она начала смеяться.

— Помню я твои вечные два компота на обедах. Ничего не меняется. Сделай. Что-нибудь с молочной пенкой.

Лерка явно торопилась и, поймав мой удивленный взгляд, пояснила:

— Будильник не поставили и проспали, а у меня дела есть на утро.

Улыбнулась и не допив кофе, поднялась, чтобы убрать посуду.

Я ее остановил и сам пошел выяснять отношения с посудомойкой, размышляя какие дела могут быть у девушки в субботу с утра. А Лерка осталась стоять у кухонных шкафчиков с чашкой кофе в руках. И, как всегда собрала над верхней губой молочные усы. Закончив с посудой, я не удержался, подошел к ней, наклонился и слизнул белую пенку.

Лерка вспыхнула как спичка и уже через пару минут мы оказались на кухонном столе. На мгновение мелькнула мысль, что он может и не выдержать, а потом все мысли испарились. Удивительно, какой разной оказывалась Лерка в такие моменты. Я изучал ее, как маленькое чудо, вдыхая ее запах, касаясь кожи, слушая прерывистое дыхание, ловя затуманенный взгляд.

— Теперь точно опоздала! — шепнула она мне на ухо, когда я еще совершенно не был готов ее отпускать. Но я сделал усилие над собой, разжал руку и смотрел, как она подхватила свою одежду и скрылась в ванной.

Проводив ее взглядом, я вздохнул и поставил себе еще одну чашку кофе.

Из ванны Лерка вышла словно модель с обложки журнала. Даже беспорядок в волосах был идеальным. Я хотел придать ему естественности, но она ловко увернулась от моей попытки.

— Спасибо за вечер. И вот это все, — она неопределенно махнула рукой, обувая туфли.

Я кивнул.

— Кристалл только не нашли…

— Не проблема, — я лукаво улыбнулся. — Возвращайся вечером, еще поищем.

— Ну уж нет, — неожиданно рассмеялась Лерка, чем сильно меня озадачила. Оценив мое выражение лица, она чуть смягчилась и уточнила:

— На лавке у подъезда сидеть не люблю.

— Давай ключ тогда, — я протянул руку.

— Зачем?

— Давай быстрее, ты же опаздываешь.

Лерка достала ключ из кармана, я приложил его к двери, добавляя в память замка.

Было видно, что ее что-то смущает. Она с некоторой задержкой забрала свой ключ из моей ладони, потом улыбнулась, но как-то невесело.

— Ладно. Пожалуй… не хочу ждать тебя еще пятнадцать лет.

Спрятала в карман, обняла меня на прощание и выпорхнула за дверь. Я вышел проводить ее. У лифта мы столкнулись с мамой, которая очень обрадовалась, увидев Лерку. Тепло ее обняла, а, когда двери лифта закрылись, всплеснула руками.

— Это Лерочка? Какая она стала, загляденье. Совсем не похожа на шпанину из детства.

Мама не задала ни одного вопроса о том, что Лера делала в моей квартире. Единственное, что ее в данный момент интересовало, это состояние моего холодильника.

Я хотел было возмутиться, что уже лет двадцать как освоил самообслуживание, но махнул рукой.

— Что это за синяк? — подменяющий Прокофьева доктор вытянул мою руку и ткнул в нее пальцем.

Я сам растерялся. Рука оказалась абсолютно синей по всей внутренней стороне от запястья до локтя. С трудом вспомнил как поймал падающий монитор.

— Пойдемте-ка КТ сделаем, — доктор отложил эспандер и встал.

Я думал, что волноваться не о чем. Рука не болела, да и удар не сказать, чтобы был сильным. Но, получив снимки, доктор вызвал Прокофьева, и они какое-то время молча смотрели в компьютер, нагнетая саспенс. Потом подозвали меня.

— А это что было? — спросил Прокофьев.

Я рассказал про монитор. Прокофьев помолчал, потом аккуратно подбирая слова, словно ориентировался на идиота, сказал:

— Алексей, давай покажу тебе твои кости. Точнее их отсутствие, — он развернул ко мне экран со снимками. — Вот здесь у нормального человека лучевая и локтевая кости. А у тебя — набор осколков, соединенных костными мозолями. И это совершенно не жесткая конструкция. Даже от незначительного воздействия, как видишь, произошло очередное смещение, которое травмировало мягкие ткани вокруг. Вот тебе и синяк, и проблема. Я могу консервативным методом вернуть кости на место, но это все до следующего случая.

Я молча смотрел на экран.

— Сейчас положим тебя в стационар на два дня. Я выправлю кости и наложу турбокаст, — Прокофьев недовольно закрыл снимки.

— Можно, схожу покурить? И вернусь, — я ухмыльнулся, додумав: «Не сбегу… наверное».

— Валяй, я пока закажу ортопедический бокс, — Прокофьев кивнул второму доктору, и они вышли.

А небо-то все хмурилось. Я сел на лавочке возле больничной пепельницы. Закурил. Вспомнил лондонские видео. Достал телефон и набрал Виктора. Видимо он решил мне отомстить и на звонок не ответил. Поколебавшись, дублировать вызов на коммуникатор я не стал. Докурил одну сигарету, достал вторую.

Огляделся, убедился, что никого нет поблизости и… потянулся к соседнему кусту. Успел дотронуться до веток, прежде чем руку обожгло огнем. Быстро собрался в себя. На что я надеялся, сам не знаю. Может, что все волшебным образом прошло? И я могу как раньше, использовать пространственные переходы? Большой мальчик тридцать два годика продолжает верить в волшебство.

Я еще раз позвонил Виктору, и он снова не ответил.

Набрал сообщение Боровскому: «Ярослав, не теряй, на пару дней ложусь в Вредена, увидимся на следующей неделе».

Затушил сигарету и встал.

Решение, это же не всегда итог долгого мыслительного процесса. Иногда решение — это просто точка в череде событий.

Я поднялся наверх. Прокофьев уже ждал меня. Я выудил из недр памяти его имя и уверенно сказал:

— Максим Владимирович, я готов к трансплантации. Что для этого нужно?

Перечень оказался небольшим, но самой операции предстояло ждать месяца полтора. На этой неделе Прокофьев обещал подготовить цифровую модель моей руки. Он собирался использовать имеющиеся данные КТ, но предполагал, что их может не хватить и придется делать съемку в других ракурсах. После того, как модель будет готова, в лаборатории начнут выращивать по ней ткани. За неделю до операции все выращенные ткани погрузят в специальную среду, где они пройдут предоперационную подготовку и будут окончательно готовы к трансплантации.

К сожалению, заменить сразу все поврежденные участки было невозможно, и в течение года планировалось сделать четыре такие операции. Но к этому я уже готов был отнестись философски.

Изучив всю программу, я поставил цифровую подпись под договором на трансплантацию.

— Ты все верно решил, Алексей, — пожал мне руку Прокофьев. — Но кости все равно давай поправим и до операции поносишь турбокаст.

Два дня в больнице я провел с пользой: кроме запланированной процедуры, мы успели дополнить недостающие снимки и договорились о дате валидации модели руки.

В день выписки Лерка не стала заезжать ко мне домой, а позвала поесть в городе и прогуляться. Ужинали мы на берегу Лебяжьего пруда, а после неспеша пошли по парку в сторону метро.

Лерка не возражала против моей руки на своей талии, но была удивительно молчалива. В итоге я ее встряхнул и спросил в чем дело.

— Все очень быстро происходит, Лёш. Ключ от квартиры… Ты сейчас восстановишься после травмы и снова исчезнешь. В космос, в Лондон, не знаю куда еще. А я останусь. И к этому я пока не готова.

— Лер, — я грустно улыбнулся, порылся в кармане и достал сигарету. — Никуда я уже не исчезну. В конце августа — первая пересадка костей. За годик вернут мне руку, но тема с переходами после имплантации будет полностью закрыта. И в Лондоне я точно буду никому не нужен. Останусь здесь с Боровским. Пока он код писать не научится, — я ухмыльнулся. — В космос меня теперь тоже вряд ли выпустят: кому нужен пилот, который в любой момент может уйти в распад. В конце августа, после операции сунусь в лётную академию. Думаю, там место найдется, буду учить молодняк водить грузовики к поясу астероидов.

Лерка молча смотрела на меня.

— Да, — я улыбнулся. — Понимаю, какое это должно быть разочарование. Вместо успешного пилота, героя межзвездных экспедиций, списанная на берег сломанная некондиция. Но в сексе-то я хорош, признай.

— Дурак ты.

Она развернулась и пошла по дорожке дальше. Я выбросил окурок, догнал и снова пристроил руку на Леркиной талии.

Постепенно моя квартира начала обрастать ее вещами. Шкаф сменил зеленую индикацию загрузки на желтую, а спустя еще неделю на оранжевую. И я, выбрав день, когда Леры не было дома, выкинул часть своих старых вещей.

Я отдавал себе отчет, что с Леркой меня связывают только страсть и воспоминания о детской дружбе. Но надеялся, что со временем это выльется во что-то большее. Если даже не любовь в том виде, в каком я ее себе представлял, то во что-то достаточно близкое к этому. Пока же, даже когда ко мне закрадывалась мысль, что Лерку я использую, чтобы не оставаться в одиночестве, я гнал эту мысль прочь.

Моя жизнь обрела законченную предсказуемость.

Занятия ЛФК оставались, но существенно изменился подход. Над повышением работоспособности мы больше не работали: стояла задача не потерять набранную функциональность. Ушла болезненность процедур, некоторые упражнения даже стали доставлять удовольствие. После я ехал в лабораторию, по дороге почти всегда заезжая на Горьковскую за кофе. В лаборатории издалека наблюдал, как ребята осуществляют переходы, пытаясь набрать скорость лондонской команды. И обрабатывал данные, строя по ним красивые, и как мне казалось, совершенно бесполезные графики. Боровскому про трансплантацию ничего не сказал. Не знаю почему. Он лелеял надежду, что однажды начнет снимать и мои переходы. Но ведь все мы периодически заблуждаемся?

Я полностью смирился с тем, какой стала моя жизнь. Получал ли я удовольствие от нее? Нет. Были мелкие радости — чашка хорошего кофе, ночь с Леркой, яркий закат над крышами домов. Но это лишь искры на сером полотне обыденности. Да и кто сказал, что удовольствие должно быть? Сколько вокруг таких, как я. Обычных. Плывущих по течению. Не всем удовольствие отмеряно.

Август выдался теплым. До операции оставалось чуть больше недели, когда в один из дней мне захотелось нарушить устоявшийся распорядок. Возвращаясь с ЛФК, я не поехал в лабораторию. Сначала хотел пообедать в городе, но в итоге передумал. Недалеко от дома, зашел в районную кофейню, купил большой капучино. Это была еще одна из по-настоящему любимых мной кофеен. Тут умели делать совершенно волшебную невесомую молочную пенку. Расслабленно шел к дому, отхлебывая кофе.

Первым среагировало сердце, оно чувствительно стукнулось о ребра, пока ленивый, наслаждающийся последним теплом и вкусным кофе, мозг обрабатывал зрительную информацию. Я сделал еще несколько шагов и остановился.

Только не сейчас. Не теперь, когда я отпустил все прошлое. Когда нашел почву под ногами в существующей реальности.

Хотелось развернуться. Но Райли увидел меня, помахал и быстро пошел в мою сторону. Интересно, что бы он сделал, если бы я побежал прочь?

Я пытался справиться с трясущимися руками, в итоге уронил стакан с кофе, и вся жидкость расплескалась по асфальту, украсив его молочной пенкой. Сунул руки в карманы, но тут же пришлось одну доставать — Райли приветливо и энергично протянул свою для рукопожатия. Его ладонь была горячая, а моя наоборот — ледяная.

— Ты замерз? — удивился он и даже посмотрел на солнце, которое уверенно подтвердило, что вполне себе пригревает, несмотря на август.

Я сделал невнятный жест рукой и снова сунул ее в карман.

— Какими судьбами здесь? — голос тоже подводил, пришлось кашлянуть, чтобы избавиться от хрипоты.

— Да вот тебя ищу. Боровский сообщил, что ты не поехал в лабораторию и я решил подождать тебя у дома. Ты совсем пропал. Уже и не отвечаешь нам. Сообщения — половина не просмотрены.

Я глядел на зеленую крону клена, возле которого мы стояли. Так может, так и надо было все оставить, а, Райли? Ведь если бы я хотел вернуться, я бы, наверное, позвонил? Приехал?

— Ты мне не рад, — прозорливо заметил Райли. — Мне жаль… Но ты нам очень нужен.

Я посмотрел на него. Нет, он не шутил.

— Мы можем пойти куда-нибудь? — спросил он. — Кофе может выпить или чего покрепче, поговорить надо.

Я кивнул. Вести его в свою кофейню не хотелось, поэтому я развернулся в другую сторону, поймал такси и мы доехали до Социалистической улицы, на которой располагался неплохой пивной бар.

— Мы тебя чем-то обидели? — осторожно спросил Райли, когда мы сели за столик. Он взял себе вяленную утку, бургер и пива. Я — пива и стопку водки, чувствуя, что ни с какой едой или закуской я договориться не смогу.

— Нет. Чем вы могли. Просто, мы все начали какую-то свою новую жизнь. И мне не очень хочется вспоминать старую.

Он кивнул.

— Лео очень скучала по тебе.

— Сейчас не скучает? — я боялся взять в руки кружку пива, боялся, что трясущиеся руки выдадут мое состояние.

— Сейчас нет. — Райли тяжело вздохнул, вглядываясь мне в глаза. — Я не понимаю, что случилось. Правда. Ну дело твое, не хочешь говорить — не надо. У нас новости. Координационный совет принял решение отправить еще одну экспедицию к Центавру. Исключительно для поиска той аномалии, что мы поймали в прошлый раз. Утвержден состав экспедиции, там только наши, с особенностями. Отобрали ребят, имеющих множественную специализацию — физика, техника. И уверенно работающих с пространственными переходами. Нам нужен пилот.

— Чего?? — Я рассмеялся. Хлебнул водки и за ней пива. Встал, щелчком сбросил деньги на счет.

— Стой, — Райли схватил меня за руку. — Пожалуйста.

Мы стояли друг напротив друга.

— Пожалуйста, — повторил Райли. — Присядь еще.

Я с минуту смотрел на него. Потом сел. Придвинул недопитое пиво. Райли помедлил, убедился, что вот прямо сейчас я никуда не побегу и тоже сел.

— Экспедиция маленькая, совсем узкий состав. Для более глубокого изучения способностей нужно попробовать найти, что мы словили в прошлый раз. Корабль другой, меньше. На борту человек двадцать будет всего. Экспедиция на месяц плюс дорога. Покрутимся, поищем гравитационные аномалии и может еще что поймаем. И вернемся.

Я молча отхлебнул пива. Помахал официантке и дозаказал водку.

— У нас никого кроме тебя нет, — сдался Райли.

Я выпил водку, допил залпом пиво. Встал.

— Это все?

Он обреченно кивнул.

— Райли, ты понимаешь, что такое — пилотирование корабля? Кроме ответственности за небольшую экспедицию, жизни двадцати человек, стоимость корабля и оборудования? Это способность управлять. Скорость реакций. Я никогда, понимаешь? Никогда! Не возьму на себя такую ответственность! У меня только одна рабочая рука. То, что ты пришел ко мне, это издевка, плевок в лицо.

— А давай-ка ты тоже кое-что поймешь? — Райли встал вслед за мной. — Не можем мы взять обычного пилота! До сих пор нет достаточного объема понятного и изученного материала по распадам. Мы не знаем, если ли вариации этих аномалий, будут ли действовать психотропы у людей не из нашей экспедиции, будет ли распад таким же в следующий раз. Здесь сплошное окно неизвестности, и в этих условиях к двадцати физикам надо брать еще двадцать новых пилотов и надеяться, что, хотя бы один выживет и доставит всех домой. А ты выжил! Причем, выжил даже без лекарств, просто наорав на чертов распад. Значит шансов, что ты доставишь корабль туда и обратно намного больше, чем если брать новых пилотов!

На нас оглядывались другие посетители.

— Не знаю, что с тобой происходит, — зло выдохнул Райли. — Но я бы в жизни не приехал вот так вот унижаться, если бы был хоть какой-то другой выбор!

Я сделал шаг в сторону, в глазах потемнело и пришлось ухватиться рукой за колонну. Райли оказался рядом, подхватил за локоть и усадил меня назад за столик.

— Может ты перестанешь себя уже жалеть? — чуть более спокойным тоном спросил он. — Нерабочая рука — не самая приятная вещь. Но и пилотируешь ты корабли не руками, а головой. А голова у тебя целая и судя по тому, что рассказывает о тебе Боровский, ты вполне в состоянии ей работать. Тебе что, не хочется вернуться назад в космос? Ты же любишь полеты!

— Да прекратите мне рассказывать, что я люблю, а что нет! — я сделал очередную попытку встать, но понял, что ноги меня не слушаются, поэтому упал назад в кресло, махнул рукой официантке и заказал еще водки. — У меня операция по трансплантации костей через неделю.

— Так давай перенесем ее. У нас расклад такой. Завтра я возвращаюсь в Лондон. Экспедиция отправляется через полтора месяца, через неделю начнутся предполетные подготовки.

Райли недовольно оглядел образовывающиеся около меня пустые стопки.

— Лех, я помню каким ты был, когда мы познакомились. Каким ты был в резервации…

— Такого больше нет.

— Почему? Потому что тебе настолько сильно себя жалко?

— Да пошел ты.

Эмоции отступили, накатившая еще раньше слабость окончательно погребла меня под собой. Я смотрел в окно. На уличный трафик, спешащих пешеходов, солнечные лучи.

— Мне надо идти, — Райли встал. — Я отправил тебе билет на самолет. Он с открытой датой. Но будет здорово, если ты полетишь завтра вместе со мной. Удобный обеденный рейс, и я по пути смогу ввести тебя в курс дела.

Я продолжал смотреть в окно. На рукопожатие не ответил, но, когда Райли наконец ушел, махнул рукой официантке и заказал еще пива.

Бар работал до последнего посетителя. Поэтому выгонять меня не выгоняли, но смотрели с унынием.

Внезапно, напротив меня в кресло плюхнулся Боровский. Я удивленно поднял брови вверх и спросил его:

— Водки?

— Тебе хватит, — он покачал головой официантке, которая кажется вздохнула с облегчением. — Едешь в Лондон с Райли?

— Нет.

Боровский смотрел на меня.

— Не с Райли, — тихо сказал я. — Позже поеду.

Он кивнул.

— Давай, отвезу тебя домой.

— Нет, — я энергичнее замотал головой. — Не могу сейчас домой. Мне там… объясняться надо.

— Хорошо, поехали ко мне.

Боровский встал и протянул мне руку.

— Алексей, я тебя не утащу, — взвыл он, когда осознал, что ноги меня совсем не держат. — Ты хоть чуть-чуть мне помоги!

Но я не помог, и вообще не запомнил, как мы оказались в маленькой чистой квартирке доктора Ярослава Боровского.

Глава 5

Солнце яростно светило в глаза. Я попытался закрыться от него подушкой и свалился с куцего диванчика, на котором, видимо, ночевал. Из соседней комнаты на грохот выглянул Боровский. Быстрым взглядом оценил обстановку и саркастично сообщил:

— К сожалению, у меня нет мебели, рассчитанной на твой рост. Тебя проводить в ванную, или сам доползешь?

Я сверкнул в него глазами, попытался встать, но в процессе подумал, что «доползешь» тоже годится. В голове стучало. Куски вечера никак не хотели складываться в единую картину. Я залез в душ и только когда пустил воду, понял, что забыл раздеться. Чертыхнулся, отжал рубашку, которой досталось больше всего, оставляя мокрые следы вышел из душа, и пошел просить полотенце.

Увидев меня, Ярослав тоже чертыхнулся, но быстро взял себя в руки.

— Алексей Юрьевич, — начал он.

— Ой, не надо нотаций.

Кроме полотенца он выдал мне банный халат в заводской упаковке. Я с сомнением окинул субтильного Боровского взглядом, но отказываться не стал. Вернулся в ванную, сняв мокрую одежду и снова залез под душ. В какой-то момент я поймал себя на том, что засыпаю стоя под струями воды и решил сворачивать моцион.

Как ни странно, халат оказался мне впору. Я вышел из ванной, Боровского нашел в комнате.

— Аптечка у тебя есть?

Ярослав молча передал мне небольшой контейнер, набитый лекарствами. Они были разложены в строгом алфавитном порядке и вдобавок на крышке красовался листок, на котором содержимое аптечки было разбито по типам. Но от головной боли там ничего не было. Вздохнув, я откопал абсорбенты и добавил к ним порошок от гриппа, надеясь на хоть какой-то обезболивающий эффект от него.

— Шкаф вернет одежду через час, — сообщил Боровский, который успел забрать из ванны мои вещи и отдать их технике, установив цикл на легкую стирку, просушку и глажку.

— Хорошо, — я снова рухнул на диван и закрыл глаза.

— Райли спрашивает, в какой день ты прилетаешь, — Боровский топтался на пороге комнаты.

Я молчал. Отменить операцию — это будет отдельный квест, особенно с учетом того, что все кости и ткани уже практически выращены и проходят предоперационную обработку. Неприятнее всего было предстоящее объяснение с Леркой. Я не знал, как это сделать после того, как меньше месяца назад обещал ей, что никуда не денусь.

— Алексей Юрьевич?

— Я не знаю.

Интересно, сколько времени я смогу прожить на диване у Боровского?

Тренькнул коммуникатор, я быстро бросил на него взгляд и застонал.

— Ярослав, скажи англичанину, что я не знаю!!

Боровский, набрав номер, ушел разговаривать в другую комнату.

То, что было распихано по карманам одежды, сейчас унылой горкой лежало на столе у окна. Мне даже удалось, не вставая с дивана, дотянуться и стащить телефон.

Куча неотвеченных вызовов. От Лерки и не только. Но остальные внимания пока не заслуживали. Я открыл мессенджер.

«Лёх, ты где, не могу дозвониться?»

«Лёш, я волнуюсь, нигде не могу тебя найти.»

«Лёх, серьезно, где ты?»

«Я дозвонилась Боровскому, он обещал тебя найти, но будет здорово, если ты нам поможешь и объявишься сам.»

«Ярослав сказал, что нашел тебя и везет к себе домой. Он сказал, что ко мне ты не хочешь, что происходит, Лёх?»

«Лёх, ты скажешь мне хоть что-то?»

«Я в порядке», — отправив сообщение я схватился за голову. Такой себе ответ на все предыдущие.

«Лера, мне придется уехать в Лондон, и я пока не знаю, как долго продлится поездка. Приеду домой вечером и все объясню.»

Мигнула галка, что сообщения прочитаны. Я ждал и ждал ответа, в итоге отрубился, проснулся уже ближе к вечеру. Дома никого не было. Кофеварка у Боровского была простенькая, без моих стопятисот программ, но кофе получился отличный: крепкий, с легкой кислинкой. Голова уже не болела, только легче мне от этого не стало. Я был готов на что угодно, лишь бы не возвращаться домой.

Выпросив у шкафа свою чистую одежду, я переоделся и сделал себе еще одну чашку кофе.

Тренькнула входная дверь — вернулся Боровский. Я с интересом оглядел его тщедушную фигуру.

— Как ты меня до дома-то дотащил? — этого процесса я так и не вспомнил.

Боровский смерил меня взглядом.

— Официантка помогла. Поняла видимо, что, если не поможет, ты от них не уйдешь.

— И что с ней стало? — поинтересовался я.

— Алексей, выметайся отсюда, — неожиданно довольно твердо сказал Ярослав. — Не знаю, что там у тебя дома, но тебе все равно придется с этим разобраться. Вот иди. И разберись. И дай Эвансу дату своего приезда в Лондон.

Доехав до дома, я минут пять стоял перед дверью, прежде чем решился открыть ее. И у меня тут же похолодело все внутри: я увидел, как Лерка деловито ходит по квартире, собирая свои вещи.

Она без улыбки кивнула мне, потом пнула одну из сумок в сторону, чтобы дать возможность пройти.

— Лера, — я подошел и взял ее за руку. — Лера, прости.

— За что? — она задрала нос. — Я же знала, что так будет. С первого дня знала.

Я обнял ее и крепко прижал к себе.

— А я не знал, — сказал тихо.

Она не вырывалась, наоборот, вся прижалась ко мне и в какой-то момент я понял, что она плачет.

— Прости меня, — я поцеловал ее в макушку. — Я не знаю, как это исправить.

— Не надо ничего исправлять, — она взяла себя в руки, оттолкнула меня и вернулась к сбору вещей. — Свой гештальт я закрыла, теперь знаю, что такое — отношения с тобой.

Угрызения совести накрыли меня с головой. Я беспомощно застыл посреди комнаты и смотрел на ее суету.

Она бросила вещи. Остановилась напротив меня, уперев руки в бока.

— Вот почему погано сейчас мне, а ты стоишь с таким лицом, будто утешать нужно тебя?

— Потому что мне тоже погано, — честно сказал я. — Я не планировал такой исход. И вообще ни к чему происходящему морально не готов.

Она подошла ближе.

— У нас обоих все будет хорошо, Лёх. Просто не сейчас, попозже. Помоги мне уже с вещами, не стой столбом.

Мы сложили остатки. Честно говоря, я думал она сразу уйдет, но она помялась у выхода и все-таки спросила:

— Кофе угостишь напоследок?

Я кивнул и пошел на кухню. Она тихо подошла сзади, обняла меня и положила голову мне на плечо.

— Позвони мне, если когда-нибудь вернешься.

— Позвоню.

Я оставил кофеварку в покое, развернулся к Лерке и крепко ее обнял. Она потянулась ко мне лицом, нашла мои губы. Поцелуй получился долгим, кофеварка несколько раз недовольно пищала у меня за спиной. А за поцелуем последовала такая же долгая, наполненная нежностью и грустью ночь.

Утром я проснулся один. И на этот раз один по-настоящему. Только легкий запах ее духов подтверждал, что все это мне не приснилось.

Перед вылетом в Лондон мне пришлось заехать в Москву к Коломойцеву. Встретиться он предложил не в Космическом управлении, а в городе. Поприветствовав меня, велел проверить документы в личном кабинете. Я уставился на закрытую увольнительную и новую командировочную плашку.

— И зачем? — я перевел удивленный взгляд на Коломойцева.

— Что зачем? Вы же не в настолки в Лондоне играть собираетесь. Решение о твоем участии, как и в отношении других членов экспедиции, принималось на уровне Координационного совета. Россия, в моем лице, — он внезапно ухмыльнулся, — высказала свое мнение, его учли. Документы оформлены согласно принятому решению.

Я захлопнул папку.

— Артем Витальевич, вы серьезно считаете, что я могу пилотировать межзвездный космический корабль?

Коломойцев пожал плечами.

— Все проблемы у тебя в голове, Алексей. И да, серьезно считаю, что пилотировать можешь.

Мы шли по каменным джунглям, и я снова удивился, как в таком городе возможно жить. Не приехать днем в офис, а жить постоянно, открывать утром жалюзи на окне и смотреть… смотреть на что?

— Поверь мне, мы не бездумно пихаем тебя в этот проект, а все взвесили, вели бесконечные консультации с твоими врачами. Эванса привлекли. Не знаю, донес ли он до тебя свою мысль о том, что ты со своим характером любой распад на место поставишь, но до нас донес более чем внятно. А риски… риски они всегда есть и будут. Со шваброй — это же вообще твоя инициатива была, никто не просил ее хватать.

Я фыркнул.

— Не хотел рисков, шел бы оператором искусственного интеллекта работать. Рисовать картинки клиентам. Но ты пошел в пилоты. И даже чего-то в этой сфере добился, например, скромного первого места в рейтинге российских пилотов. Так что бояться уже поздно. Во сколько у тебя самолет?

Я бросил взгляд на часы.

— Пошли поужинаем, — не дожидаясь ответа, Коломойцев кивнул в сторону очередного каменного переулка. — На дорожку.

Лондон встретил дождем. Меня провели мимо основного потока пассажиров к выходу из аэропорта, где ждала неприметная серая машина.

Институт Эванса располагался в пригороде Лондона. Это оказалось огромное красивое здание, окруженное зеленым парком. На въезде очень тщательно проверили мои документы и вещи. Машину внутрь не пропустили, и без нее от ворот я шел уже пешком, потихоньку намокая.

На крыльце стояла Лео. На миг показалось, что больница и Питер были просто плохим сном. Меня накрыло волной эмоций, как во времена наших прошлых встреч. А после пришел стыд, потому, что сном Питер не был, и с момента прощания с Леркой не прошло даже суток. Я сбился с шага, но заставил себя улыбнуться, как ни в чем не бывало, приветливо поздоровался и вошел внутрь здания. Почувствовал, как Лео сжалась в комок, когда я проходил мимо. Она, похоже, ждала от меня какой-то другой реакции, но все еще оглушенный происходящим, на другую реакцию я пока был не способен.

В холле стоял Ву Жоу и с кем-то говорил по телефону на китайском. Но увидел меня и тут же завершил звонок. Мы обнялись.

— Ты сукин сын, — беззлобно сказал Ву Жоу. — Пропал. Виктор нас держал в курсе — знаю, как непросто тебе пришлось в больнице. Но какого черта ты нас-то всех в игнор засунул? Мы же друзья.

— Я вообще хочу забыть всю ту прошлую жизнь, — честно сказал я. — Но вы мне не даете.

— А зачем ее забывать? Тебе было с нами плохо? — кинул на меня лукавый взгляд Ву Жоу.

Я решил не ввязываться в очередной диалог на тему хорошо и плохо, потрепал его по плечу и спросил:

— Куда идти?

— Приемная. На втором этаже. У нас месяц до вылета, сейчас идут предполетные тренировки, впишись в график.

В приемной я быстро оформил прибытие и поднялся в выделенный мне номер. Он располагался на одном из верхних этажей, с балкона открывался завораживающий вид на парк. Само помещение состояло из двух комнат и санузла. Комнаты были небольшие, светлые, в льняных тонах. В спальне стояла большая и удобная кровать, а в гостиной — шкаф, журнальный столик, окруженный несколькими креслами-трансформерами и бар. Я с удивлением сунулся в него и умилился при виде целой батареи бутылок с минералкой. От жажды в Лондоне я точно не умру.

Потом долго курил на балконе, пытаясь разобраться в себе. Но так ни в чем и не разобрался, зато налюбовался на звезды и ночное освещение парка. Ночью спал плохо, утром встал злой и не выспавшийся.

В столовой никого не было, я порадовался этому. Не стал разбираться, как работает автоматическая подача блюд к столикам, набрал себе с линии что-то почти не глядя, и сел в самый дальний угол. Когда еда закончилась, и я уже допивал полуостывший кофе, ко мне подошел Эванс.

— Можно сесть? — он остановился около стола. Я кивнул. — Продолжим орать друг на друга или объявим перемирие?

Я смотрел ему в глаза, пытаясь понять, что он на самом деле думает про всю эту ситуацию.

— Объявим перемирие, если вместо этого пойла у тебя в чашке я покажу, где взять приличный кофе? — Райли сверлил меня ответным взглядом.

Я не сдержался и усмехнулся.

— Оставь эту гадость, пошли за нормальным кофе, а потом я покажу тебе, как проходить через разрывы пространства с предметами в руках.

Перед глазами ожила сцена со шваброй и последовавшая за ней вспышка боли. Я даже не ожидал, что способен испытать такой животный ужас.

— Алексей, ты не должен этого делать! — быстро отреагировал Райли на мой взгляд. — Просто покажу!

Я почувствовал, что мне нехорошо. Лихорадочно огляделся по сторонам и, увидев выход в санузел, быстро свернул туда. Намочил лицо холодной водой. Отдышался. С нервами надо все-таки что-то сделать. Хорош пилот номер один в России, который от предложения посмотреть на переходы с предметами падает в обморок.

Очень печальный Эванс ждал меня снаружи.

— Готов?

— Нет. Но давай, показывай.

Я все еще пытался унять охватившую меня нервную дрожь.

Мы поднялись в большую светлую лабораторию. Стена между наблюдателями и комнатой, в которой проходили эксперименты, была прозрачная, что позволяло следить за происходящим не только по экранам.

За стеклом лаборанты расставили пластиковые препятствия.

— Почти как в резервации, да? — Райли кивнул в сторону стекла.

Я бросил на него затравленный взгляд и сел в кресло рядом с большим монитором, подальше от перегородки. Появилась Лео, проскочила мимо нас, вошла в комнату с препятствиями и оттуда помахала рукой. Эванс включил динамик.

— Прокомментируешь?

— Ага, — Лео взяла в руки скрипку, которая стояла в углу помещения. Довольно мелодично провела смычком. — Смотри, через разрывы пространства можно ходить и с предметами. Просто нужно сосредоточиться, важно, чтобы предмет был как бы частью тебя. Берешь его плотнее в руку…

Она исчезла из той части комнаты, где была и оказалась вместе со скрипкой через два препятствия.

— Организм должен ощущать предмет, с которым ты двигаешься. Это же касается и тяжелого оборудования, например, скафандра. В одежде можно передвигаться неосмысленно, но в скафандре, либо с предметами — уже нет, надо включать голову.

Она сделала еще несколько передвижений и вдруг вместе со скрипкой оказалась рядом с нами. Наклонилась ко мне.

— Я очень скучала по тебе, Алексей. Это нечестно — то, как ты пропал.

У меня перехватило дыхание.

— Не трогай его, Лео, — тихо попросил Райли. — Давай продолжим.

— Хочешь, пойдем вместе? — она кивнула за стекло.

— Лео, — Райли взял ее за руку. — Не надо. Давай лучше покажем Алексею видео с другими экспериментами.

Я увлеченно смотрел записи. Ребята из лондонской команды научились много каким фокусам. Со скафандром было интересно. Трека передвижения теперь было не видно невооруженным глазом. Они мгновенно появлялись и исчезали. А вот на замедленной записи, можно было разглядеть, что сначала человек выходил из скафандра и начинал движение, а потом уже, с некоторым запозданием, за ним начинал двигаться скафандр. Хотя, даже на замедленной записи, оба выглядели размытым следом.

— Как это? — я ткнул в картинку пальцем.

— Мы тащим его за собой. Он потом пересобирается вокруг человека, когда достигнута нужная точка. Так с любым оборудованием. Оно идет паровозиком. Еще мы вот что умеем. Сейчас.

Лео стукнула по браслету и вызвала кого-то через коммуникатор. Пришел молодой высокий парень. Знаком я с ним не был, но вроде видел в нашей экспедиции.

— Это Итан, мой ассистент.

Они с Лео надели какие-то очки и пошли в лабораторию. В углу стояла корзинка с теннисными мячиками, Лео взяла две штуки, ушла в дальний угол, за все препятствия. Постояла минуту и бросила мячик. Он оказался у Итана в руках, движения по комнате не было — мячик исчез и появился.

Я встал.

Включил и замедлил запись.

Лео мгновенно оказалась у меня за спиной.

— Магия, а? — она явно веселилась.

Из записи ничего не было понятно. Трека мяча не было.

Я краем глаза заметил, как Райли снова придержал ее за руку, не давая давить на меня.

Еще раз просмотрел запись. Развернулся к Лео.

— Ладно, давай.

В ее глазах плясали озорные чертики.

— Тебе придется зайти в страшную лабораторию. Со мной. М?

Райли снова предостерегающе дернулся, но я кивнул. Я не буду перемещаться, просто зайду в лабораторию.

Лео сняла с Итана очки и передала их мне. Мы зашли внутрь, она встала рядом.

— Надевай очки и смотри. Я сейчас открою вход, чтобы бросить мячик в пространственную дыру. Вообще, на той стороне должен стоять тот, кто потянется и примет его. Поэтому сейчас мяч мы потеряем, но не страшно. Смотри.

В очках комната была размечена гексагональной сеткой, в которой один из шестиугольников был подсвечен. Ровно туда Лео бросила мяч и тот исчез.

— Нравится? — она наслаждалась моим выражением лица. — Попробуешь поймать?

— Лео! — Райли включил динамик.

— Секунду, — она повернулась ко мне. — Не надо передвигаться, просто выбери точку в пространстве и потянись к ней. Там появится мяч, я брошу его ровно в то место, которое ты выбрал. Мне надо будет просто почувствовать твою точку.

— Не надо, — Райли уже говорил не в динамик. Он вошел в лабораторию и взял меня за локоть. — Сейчас не надо. Пойдем, пройдемся, Алексей. Я покажу тебе другие лаборатории.

Я дал себя увести.

— В полете тебе не нужно будет делать ничего такого. Просто довести корабль до Проксимы, покружится там, пока работают ученые и вернуть всех назад. В ходе работ ребята будут перемещаться, используя пространственные переходы, но тебе этого делать будет не нужно.

Мы прошлись по лабораториям. Я выслушал много технических подробностей, половину из которых не понял, и точно ничего не запомнил.

— На первом этаже у нас есть спортивный зал, кинотеатр и зона отдыха. Там ребята часто собираются по вечерам. Есть еще помещение с симуляторами — там можно потренироваться в пилотировании корабля. Схема здания у тебя должна быть в приложении института, посмотри ее. Пойдешь отдыхать?

Я кивнул.

Вернувшись в свой номер, я некоторое время смотрел на парк за окном, думая от том, насколько продвинулись ребята, пока я лежал в коме, а после пытался научиться шевелить пальцами. Посмотрел на руку, до сих пор скованную турбокастом. Нашел сигареты, выкурил одну на балконе, глядя на звездное небо над головой. Раздевшись упал на кровать и быстро заснул.

Глава 6

Рано утром меня разбудил стук в дверь. За дверью стояла Лео.

— Какой ты лохматый, — со смешком заметила она. — Спишь до сих пор? Не узнаю. Давай одевайся, пошли побегаем, пока дождь не пошел.

Мне хотелось ее послать, закрыть дверь и снова отрубиться, но вместо этого я запросил у шкафа спортивную одежду и быстро переодевшись, пошел за Лео. Утро было пасмурное. Серые клочья тумана прятались между деревьев. Вдохнув прохладный воздух, я вдруг сообразил, что в Питере не бегал ни разу. Даже желания такого не возникало.

Дорожки парка искусно переплетались, можно было бежать достаточно долго не повторяя маршрут. В какой-то момент я понял, что бегу один — Лео рядом не было. Сбившись с темпа, я огляделся по сторонам и решил вернуться, поискать ее.

Лео сидела на траве возле раскидистого дерева, но при моем приближении встала.

— Куда ты пропала? И вообще, с каких это пор ты начала бегать? — я скептически оглядел ее.

— Ни с каких, — честно призналась Лео, — но ты-то бегаешь, вот надеюсь достать тебя из панциря. Я хочу того Алексея, которого знала раньше. Верни, страшный монстр, мне моего друга.

Она сделала вид, что собирается меня задушить. Я ощутил прикосновение ее рук к шее, почувствовал ее дыхание.

— Ты нехорошо себя чувствуешь? — она отстранилась и тревожно оглядела меня. — Бледный какой-то. Может к врачу?

— Пошли, бегать научу, — я отвернулся и потрусил в сторону тумана.

— Ты точно в порядке? — она догнала меня и честно побежала рядом.

— Точно нет. Не в порядке. Но думаю, врач мне не поможет.

Пробежав еще некоторое время, Лео снова отстала. Села на траву там же, где раньше и терпеливо ждала меня.

Я понимал, что после длительного перерыва возвращаться к бегу надо постепенно, но со мной творилось что-то странное. Хаос и абсолютный сумбур в голове, еще и нервы разыгрались. В итоге, я добегался до спазма мышц на правой ноге и чуть ли не рухнул к ногам Лео. Пришлось прислониться к дереву, отдышаться и избавиться от судороги. Только потом мы смогли пойти к корпусу. Лео привычным жестом взяла меня под руку, чем вызвала очередную эмоциональную бурю.

— Ты тоже летишь? — спросил я, пытаясь отвлечься.

— Нет, я же не физик. Буду сидеть тут, смотреть в экраны. Не спать по ночам. Почему ты пропал? Перестал отвечать на сообщения и звонки?

— Был занят, — я пожал плечами, надеясь, что голос ничем меня не выдал.

— Понятно.

Она отпустила мой локоть и слегка отстала. Обиделась?

Добравшись до номера, я порылся в собственной аптечке, нашел успокоительные, которые мне выписывали еще в ЦИТО. Сейчас я сам себя не узнавал, и хотел срочно прекратить все эти нервно-эмоциональные качели. «Без сонливости и привыкания» — гласила хвастливая надпись на упаковке. Я почитал дозировки, но полностью их проигнорировал, выпив сразу две таблетки.

Как и вчера, позавтракал я в одиночестве. Затем поднялся в лабораторию. Ребята тренировались в проходах через разрывы пространства, перетаскивали скафандры и какое-то оборудование. Получалось тяжело и не всегда.

— Наши способности как-то связанны с активностью мозга, — сообщил Райли. — Но механизм пока неясен. В экспедиции мы планируем использовать перемещения через разрывы пространства для установки оборудования в нужных точках вне корабля. И заодно помониторим сам этот процесс — возможно, на большом массиве данных удастся выявить закономерности.

— А зачем это делать именно с приборами? Не проще вынести их через шлюз, а эксперименты с мозговой активностью проводить на чем-нибудь попроще?

— Неа. Некоторые приборы подключены к сети. Мы планируем протащить их через разрыв, оставив подключение.

— Ма-ги-я, — тут же оживилась Лео. — Давай покажу ему магнитолу?

— А, да, это забавно. Давай, — Райли улыбнулся.

Она вошла внутрь. Взяла старую магнитолу — такими сейчас никто уже не пользовался — воткнула в розетку. Исчезла с ней и появилась с другой стороны препятствия. Теперь от розетки шнур шел в никуда, а потом из ниоткуда появлялся рядом с Лео, причем длина шнура была явно меньше, чем текущее расстояние от розетки до магнитолы. Лео нажала кнопку, и магнитола заиграла.

— Фокусники, — я включил и замедлил запись. Как и с мячами, никаких следов или видимых действий на ней не было, только переход Лео через пространство.

— А так хорошо, как она, кто-то с этими пространственными разрывами управляется? — внезапно спросил я у Райли.

— Нет, — честно ответил он.

— А они все равно меня не берут, — Лео театрально развела руками.

— Лео, мы сто раз с тобой уже это обсуждали, — Райли немного раздраженно качнул головой. — Мы берем минимальное количество людей-многостаночников, которые, помимо манипуляций с предметами, могут снимать и оценивать данные с приборов, настраивать и ремонтировать эти приборы, умеют работать в открытом космосе и…

— Да поняла я, поняла, — она отмахнулась от него и повернулась ко мне. — Поиграем в мячик?

Райли молчал.

— Нет, спасибо, — отозвался я.

Лео хотела что-то сказать, но Райли предостерегающе поднял руку.

Сонливости с несчастных таблеток действительно не было, но голова совершенно перестала соображать. Возможно причина тому была в превышении дозировки. Поэтому я никак не мог вникнуть в претензию, которую мне предъявлял Ву.

— Как ты это допустил-то, раз участвовал в этом? — он совал мне в лицо планшет с какой-то статьей.

— Погоди, в чем? — я отобрал планшет, пытаясь сфокусироваться на тексте.

Мы сидели в лаборатории Ву. В ней было одно маленькое окошечко и три стены, занятые мониторами. Даже над дверью висел экран. На экранах были графики и таблицы с данными, по которым Ву, уже десять минут как, пытался мне что-то объяснить.

— Погоди за кофе схожу, что-то не соображаю ничего, — я отложил планшет.

— Да, ты сегодня какой-то заторможенный. К врачу может обратиться?

— Кофе будет достаточно.

Я прогулялся до кофе-машины, которая пряталась в коридорной нише тут же на этаже. Долго тыкал в программы, не в состоянии ничего выбрать, в итоге подошел Ву и взял мне двойной эспрессо.

— Я считаю это профессиональным хамством, — сообщил Ву, пока мы возвращались в лабораторию.

— Сейчас разберемся.

Я отхлебнул кофе и сморщился. Все-таки я предпочитал вкус помягче, а сейчас только что слезы из глаз не брызнули. В лаборатории Ву снова сунул мне в руки планшет и до меня наконец-то стала доходить суть претензий.

— Погоди, это что, попытка доказать, что собранные вами данные не верны? — я заржал, все еще не веря своим глазам.

— И так на каждую нашу статью минимум одна его, где он утверждает, что наши эксперименты проведены некорректно, и его данные их не подтверждают!

— Ай да Боровский, красавчик же! А покажи еще статьи, — я продолжал ржать.

— И ты в этом участвовал! — Ву ткнул в меня пальцем. — Тут везде ссылки на твое программное обеспечение.

— Извини!

Кофе немного разогнал нейроны в мозгу. Я читал статью за статьей, поражаясь наглости Боровского. Он действительно опровергал все исследования института Эванса, где-то довольно обосновано излагая свою точку зрения и прикладывая результаты собственных экспериментов.

— Так и что, он прав? — закончив читать последнюю статью я поднял глаза на Ву.

— В целом — нет. В одном месте мы нашли свою ошибку в обработке данных. С точки зрения экспериментов у нас все корректно. Но разногласия в научных кругах его статьи вызывают.

— Ему там просто скучно одному, может его сюда позвать и применить энергию в мирных целях?

— Вот уж не надо нам такого счастья. Он в первые же сутки от кого-нибудь огребет. Ну что, тебе полегчало?

— Да. Извини, не выспался.

— Давай теперь покажу, что у нас есть. Я разделил все данные по типам экспериментов и вывел на отдельные мониторы. Чтобы тебе было удобно, выделил разными цветами — каждый цвет означает свой эксперимент: зеленый — переходы сквозь стену без предметов, оранжевый — с предметами в руках, и так далее, вот легенда, — Ву показал на одну из таблиц. — Мы, до сих пор не видим всей картины, вытягиваем каждый кусочек пазла вслепую, а потом думаем, куда его правильно положить. Но выходит интересно.

Он был прав. Выходило интересно. Оказалось, что при пространственном передвижении мы не просто тянемся к нужной нам точке, а сначала открываем разрыв пространства и только после этого начинаем движение в нем. Техники Ву смогли придумать, как процесс перемещений сделать «видимым» и разработали очки, которыми я уже пользовался. С их-то помощью и удалось обнаружить сам факт открытия разрыва. После научились открывать разрывы разных размеров, от маленького, до способного поглотить крупногабаритную технику. Я невольно вспомнил свой эксперимент в курилке Вредена, когда потянулся к кусту. У меня это происходило неосознанно, я даже не замечал, что я что-то там открываю.

Эвансу не давала покоя швабра, и когда обнаружили, что для переходов используется разрыв пространства, стали искать способ проносить через него предметы.

— Ты бы знал, сколько было желающих рискнуть здоровьем! Мы буквально отбивались. Ты же наш местный герой, — Ву явно пытался сделать мне комплимент, но получилось почти наоборот. Я снова вспомнил больницу и заметно погрустнел.

— В итоге, как обычно, все произошло случайно. Кстати, Боровскому можно сказать спасибо. Райли держал в руках планшет, когда пришла очередная статья этого юного дарования, Райли психанул и понес планшет из своей лаборатории в мою… через разрыв. Донес и ничего не сломал по дороге. Тут мы и предположили, что на вещах нужно фокусироваться. Остальное уже было делом техники. Начинали с мелких предметов, но с ними сам видел, есть проблема с визуализацией трека передвижения и сложно понять, как предметы ведут себя в процессе. С большими предметами сначала было страшнее, но зато мы получили и визуально видимый процесс, и понимание, что измерять приборами.

— Круто, — серьезно кивнул я.

— Биологам сейчас есть с чем повозиться. Гипотеза о том, что все эти перемещения связаны с активностью мозга остается, но выделить конкретные сигнатуры, отвечающие за эту функцию мы пока так и не смогли. Ты-то сам, как? Райли говорит, ты как от огня шарахаешься от лаборатории.

— Тебя это удивляет? — я вскинул брови. — Так-то я и Лондона старательно избегал, если ты не заметил.

— Конечно, механика перемещений пока не ясна. Но есть предположение, что в процессе происходит тот самый распад, который мы блокируем психотропами, поэтому лишние детальки из тебя высыпаются при перемещении. Но, с учетом того, что мы научились носить предметы через разрывы, наверное, тебе можно научиться переносить твою руку.

— Нет, — я встал. — Спасибо за лекцию, это действительно очень интересно.

— Почему нет? — Ву остался сидеть, но внимательно смотрел на меня.

— Потому что я устал жить в больницах. Устал от этой изматывающей боли. От того, что все, что мне было дорого, осталось в прошлом и нового круга этого ада я не хочу.

— А если получится?..

— Иди к черту, Ву. Мне уже не интересно. Я закрыл для себя эту страницу. Покатаю вас в космос, после возвращения сделаю трансплантацию тканей руки и вернусь к ОБЫЧНОЙ жизни. Детей буду учить в летной академии. Безо всяких чудес.

— А если получится?

Я смотрел на него, не зная уже как донести свою мысль. Ву продолжил:

— Райли сказал, у тебя панические атаки. Может…

— Иди к черту, Ву.

Я вышел из лаборатории. Что же такое, почему все вокруг лучше меня знают, что со мной и как с этим жить. И только я нахожусь в полном раздрае, совершенно не понимая, что делать дальше. Хотя, нет. Это тоже лукавство. Что делать дальше, я очень хорошо понимал. Дальше — пережить экспедицию, долечить руку и вернуться к нормальному существованию.

Теперь каждое утро Лео выгоняла меня на пробежку, как делала это в резервации. Холодок, пробежавший в нашем последнем разговоре рассосался. Лео снова шутила и тормошила меня. Она была так близко, что мне казалось, в эти моменты мое сердце полностью останавливалось и дышать я тоже переставал. Но я знал, что не могу поддаваться своим чувствам. Лео яркая, талантливая. У нее с ее способностями огромное будущее в институте Эванса. Да и вообще в жизни. Я в своем текущем состоянии не имел никакого права сковывать ее и приземлять на свой уровень. Поэтому я умирал всякий раз, как вдыхал ее запах или ощущал прикосновение ее кожи к своей, но держал себя в руках.

После пробежки я забивался в дальний угол лаборатории и наблюдал за экспериментами. Панические атаки прошли, видимо благодаря тому, что я держал максимально возможную дистанцию между собой и экспериментальной деятельностью.

В предполетные тренировки входили выполняемые на симуляторе занятия по пилотированию корабля. Вот тут я мог полностью отключиться ото всех своих проблем. За пультом я становился собой, меня брал азарт от сложных трасс, захватывала возможность быстро оптимизировать скачки, менять направление движения. Я забывался, и временами мне казалось, что я действительно несусь через пространство. Правда первые пару дней пришлось приспосабливаться к работе одной рукой, а потом Ву сделал прибор, с помощью которого я смог использовать вторую руку. Этот прибор чутко улавливал движение пальцев на сломанной руке и передавал их на клавиатуру.

Через некоторое время я понял, что почти привык к жизни в институте. Уже проще давалось общение со старой командой. Та пропасть, которую я сам начертил между нами, зарастала с каждым днем. Ребята вели себя, как обычно, я начал замечать, что перестаю дистанцироваться, и уже не против посидеть в компании за обедом, поржать над забавными моментами на экспериментах, или обсудить новые результаты.

Дней через десять я даже решился, наконец, присоединится к вечернему чаепитию в комнате отдыха и удивительно хорошо провел время за разговорами. Когда я уже собирался уходить, совсем поздно, пришел Акихиро. С ним с момента приезда в Лондон, я еще не встречался. Мы обнялись. Он сел рядом, заглянул мне в глаза.

— Как ты Алексей? Я слышал, ты долго поправлялся.

— Да, было дело, — я отмахнулся. — Ты тоже едешь в экспедицию?

Акихиро кивнул.

— А Виктор? Что-то я его здесь не вижу.

Внезапно в комнате стало очень тихо. Акихиро помрачнел. Все смотрели на меня.

— Что? — я растеряно улыбнулся. — Он персона нон грата?

— Алексей… — Акихиро как-то очень нехорошо на меня смотрел. Я почувствовал, как сердце уходит в пятки. — Не знаю даже, как сказать…

Тишина стояла зловещая, от нее пробирал мороз по коже.

— Он погиб около месяца назад. Глупая автомобильная авария, сгорел в машине. Почему не прошел через разрыв в момент аварии, мы не знаем.

Земля ушла из-под ног. Как так? Виктор, который столько заботился обо мне, был рядом в самый черный период моей жизни…

— Я не знал, — прошептал я.

Как я мог не знать?! Самый близкий мне человек ушел.

— Мне надо подышать.

Я встал и быстро, в гробовой тишине, вышел из комнаты. Пошел было к себе, потом подумал, что буду там как в клетке, и вышел в парк.

Я даже с ним не попрощался. Не был рядом. Не помог родственникам. Да я даже ничего не знал, про его родственников! Меня душили чувство потери, и чувство вины. Я ушел подальше от здания, надеясь, что тут никто меня не найдет. Прислонился к шершавому стволу какого-то дерева.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем вдалеке замелькали фонари. Меня звали. Я вдруг подумал, что уже долгое время заставляю всех со мной нянчиться. Они бросают свои дела и носятся вокруг меня, вытирают мне сопли, стараются на меня не давить и не травмировать. А потом тихо умирают, пока я занят своими переживаниями.

Я вышел под свет фонарей. Навстречу первым шел Райли.

— Извини, друг, — он внезапно порывисто обнял меня. — Я не знал, как тебе сказать. Надо было, конечно, сказать раньше. Прости меня.

— Нашел, — сообщил он в передатчик.

— Ты как? — попытался оценить мое состояние взглядом.

— Я козел, — выдавил я. — Но я очень вам нужен, поэтому вы со мной носитесь. Поеду я в эту вашу экспедицию. Независимо ни от чего.

— Дурак ты. У тебя сильный посттравматический стресс, а к психиатру ты так толком и не ходил. Чего ты хочешь? Само пройдет? Не пройдет.

— Ух ты, — я неприятно удивился. — Это ты мне диагноз сейчас поставил?

— Ну, подеремся? — печально уточнил Райли.

— Иди к черту, — беззлобно отозвался я. — В экспедицию поеду, а к психиатру нет.

— Я знаю, — он вздохнул.

— Виктор был моим другом, — тихо сказал я. — Почти единственным. Я ему обязан жизнью, если бы не он, в те полгода я бы вышел в окно.

— Ты все равно ничего не мог поделать.

— Я мог ЗНАТЬ! Я мог проводить его!

— У тебя были какие-то успокоительные. Выпьешь сейчас?

— Нет. Страдать буду.

Мы раздраженно посмотрели друг на друга и вдруг неуместно заржали.

— Страдать у тебя хорошо получается, — согласился Райли.

— Виктор — это ужасная потеря, — добавил он через минуту. — Такую потерю нужно оплакать. Но вообще тебе пора уже переставать страдать и надо начинать заново учиться жить. Мы все рядом. Как бы ты не отталкивал нас. И мы хотим помочь.

— Спасибо, — я искренне пожал его руку. — Правда, спасибо. Я учту это.

— Выпей таблеток.

— Не буду, — я слабо улыбнулся. — Все со мной будет хорошо. Но ты прав, оплакать надо. И попрощаться.

В холле он отстал, и я один поднялся к себе на этаж, зашел в комнату. Не включая свет, нащупал кресло, сел в него и закрыл лицо руками.

Глава 7

Физики несколько дней бились над перемещением какого-то тяжеленого ящика с кучей проводов. Он не давался никому: даже Лео удалось перекинуть его не больше, чем на пару десятков сантиметров. Я молча наблюдал за происходящим из кресла в углу лаборатории. В какой-то момент поймал себя на желании встать и помочь, но сдержался. Чего точно делать не стоило, так это перед вылетом в очередной раз ломать руку.

— Значит, часть оборудования и возить смысла нет, — раздосадовано отметил Райли после очередной неудачной попытки. — Если справиться с ним не можем.

— Дай очки, — я все-таки встал. — Покажи, что вы делаете.

Райли кивнул Лео. Мы с ней зашли в лабораторию. Она открыла разрыв нужного размера и потащила в него ящик. След от прибора дымкой потянулся в разрыв, но в какой-то момент, как порванная резинка, отскочил назад к прибору и схлопнулся в него. В этот раз ящик не сдвинулся даже на сантиметр.

Я хмыкнул.

— Ну-ка, давай еще раз.

Лео повторила свои действия. Я присел на корточки со стороны, куда должен был двигаться ящик. Сейчас у нее получилось получше, ящик ушел сантиметров на тридцать и мне пришлось отпрыгнуть, когда он начал проявляться у меня перед носом.

— А попробуй открыть разрыв не перед ним, а под ним, пусть целиком исчезнет, а потом ты поправишь ему курс. Что под нами находится?

— Химическая лаборатория, — Лео смотрела на пол, будто видела сквозь него.

— Баночки-скляночки? — я хмыкнул. — Пойдемте с ящиком на улицу?

— Нет, стойте. На корабле мы будем перемещать оборудование с лабораторной палубы, нужно понимать, как это происходит именно в условиях этажности, — Райли встал. — Сейчас я найду помещение, где будет безопасно уронить эту махину вниз.

Райли кому-то позвонил, и после короткого разговора покинул лабораторию.

Лео взяла мячик из корзины. Подержала его в руке, в следующий миг он исчез и секунду спустя сильно стукнувшись о стену, прокатился по полу.

— Открывала вниз? — я снова нацепил очки. — Покажи.

— Вниз, но что-то меняется. Я сейчас не смогла полностью удержать мяч на запланированном маршруте. Прежде чем ящик ронять, нужно на мелких предметах отработать.

Лео еще несколько раз уронила мяч в разрыв. Я наблюдал через очки как открывается вход и мяч исчезает в нем.

— Ну вроде да, все верно делаешь, — я снял очки и вернулся к своему креслу.

Лео позвала физиков и заняла их мячами.

Некоторое время я наблюдал за их действиями. Потом решил сходить покурить на улицу. Погода стояла теплая, хоть и пасмурная. Я сел на крыльцо и, раскурив сигарету, пялился на парк, когда со стороны подземного гаража вышел Акихиро с какими-то сумками наперевес. Подойдя к крыльцу он быстро и будто бы с облегчением сгрузил их на землю.

— Скажи мне, почему ты обегаешь медблок по широкой дуге? — спросил Акихиро, протягивая мне руку, чтобы поздороваться. — У тебя разве никаких процедур не должно сейчас быть?

— Да кто их теперь знает, — я неопределенно пожал плечами. — Раньше была подготовка к операции, а теперь?

— Теперь тоже можем найти, что подготовить. Турбокаст еще мозоль не натер?

Я неосознанно почесал гипс, чем вызвал ухмылку врача.

— В общем, хорош дурака валять, зайди ко мне сегодня. Понял?

— Понял.

Виктор бы сказал: «Усек». Я печально вздохнул. Проводил Акихиро взглядом и остался сидеть на крыльце. В воздухе витала осень, дергая какие-то особенно тонкие струны души, отвечающие за ностальгию. Я снова уставился на парк, разглядывая яркие мазки разноцветных красок, которыми природа перекрашивала летний пейзаж в осенний. Скоро будет год с момента нашего возвращения из экспедиции и начала жизни в резервации. Как много всего успело произойти за это время, даже не верится, что все события уложились всего лишь в год.

Я полностью докурил сигарету и думал достать вторую, когда тренькнул коммуникатор. Щелкнув по браслету, я уставился на Райли.

— Мы на втором этаже. Приходи.

Коммуникатор тренькнул еще раз, приняв геометку. Я послушно сунул окурок в пепельницу и хмыкнул. Вообще в институте больше никто не курил и эти пепельницы кто-то заботливо расставил специально для меня. Видимо, чтобы я, в поисках утилизатора, не собирал окурки в карманах.

Идея открывать разрыв под перемещаемыми предметами полностью себя оправдала. Тяжелые приборы без особых проблем получалось двигать в пределах достаточно большого помещения. При этом ребята ни разу ничего не уронили на этаж ниже, а после некоторой тренировки новой техникой перемещения овладели все без исключения. Довольные результатом эксперимента мы начали разбирать принесенное из основной лаборатории оборудование, чтобы вернуть его на место.

— Вот вам и магия, — сказал я, щелкнув Лео по носу.

— Мы в этом эксперименте наснимали данных для Ву, — Лео поймала мою руку чуть позже, чем она коснулась ее носа, но не спешила отпускать. — Давай сходим к нему, я хочу показать, на что обратить внимание.

— Пошли.

Махнув рукой Райли, я сделал шаг к выходу.

И, внезапно, задохнулся. Распад рвался изнутри, буквально раздирая меня на части. Но боли не было. Полностью дезориентированный, я оказался между всеми своими состояниями, не в силах найти нужную мне реальность. Пищал браслет. Я различал лицо Лео. Я тянулся к нему. Я коснулся ужаса в ее глазах и забрал часть его себе. Я заполнял собой комнату. Да больше, чем комнату. Я становился вообще всем. Браслет падал на пол. Я бесконечно смотрел на его падение. И так же бесконечно я видел, как Райли двигается со своего места ко мне. Как медленно Лео открывает рот и начинает кричать. Как поднимет руку и тянет ее ко мне. Какими-то своими частицами я коснулся ее кожи, вызвав у нее мурашки. Я почувствовал их как свои. Или попросту сам стал ими. Она продолжала кричать, но уже смотрела не на меня, а на свои пальцы. На них был я.

Лео плакала. Нет, не плакала, рыдала навзрыд. Я хотел высушить ее слезы. Коснуться. Впитать.

— Вернись назад!!!! — жуткий крик Райли прорвался через мои сущности.

Я развернулся к нему.

— Вер-ниись наазаад! — словно из колодца тянулись его слова.

И я вспомнил, надо ведь дышать. Всего-лишь дышать. Я вдохнул. Так глубоко, как это было возможно. Лёгкие наполнились. Раз. Другой. Реальность была где-то совсем рядом.

— Вернись назад! — Райли настаивал. — Давай, ты умеешь!

Я дышал. И собирался. Частичка за частичкой, раскиданные по всему помещению, тянулись к тому, что недавно было Алексеем и возможно станет им, чуть позже, снова. Пропадало ощущение, что я везде. Пропадало чувство, что люди вокруг двигаются, как в замедленной съемке. Вернулись нормальные звуки, хоть я еще продолжал чувствовать их, а не слышать.

— Я сейчас протяну руку и сделаю тебе укол, — Райли предупреждающе поднял ладонь. — Не шевелись.

Я не шевелился. Продолжал дышать. Шприц коснулся моей шеи. Я чувствовал движение лекарства. Я вбирал его. Я изучал его внутри себя. Ноги подкосились, и я мешком рухнул на пол, глядя на кружащийся надо мной потолок и светильники.

— Носилки, — скомандовал Райли в коммуникатор.

Я чувствовал прикосновения к себе. Осознавал, что мы куда-то движемся. Но самое важное, что было для меня сейчас — это кружащийся в странном танце потолок.

Монитор состояния изменил звуковую тональность, и я поморщился. Открывать глаза пока не хотелось, но звук вызывал раздражение. Я почувствовал прикосновение к своему плечу.

— Алексей, ты с нами? — голос Акихиро прозвучал где-то совсем рядом. — Посмотри на меня.

«Не хочу», — подумал я.

— Давай, открой глаза, — Акихиро снова коснулся плеча.

Я открыл. Яркий свет, неясные контуры окружающих предметов… людей?… человека.

— Хорошо, молодец. Слышишь меня? — Акихиро продолжал тормошить меня за плечо.

— Слышу, — вместо слова из меня вырвался какой-то хрип.

— Хорошо.

Я не чувствовал своего тела. Будто его совсем не было. Только плечо оживало, когда Акихиро его касался.

— Я сейчас надену тебе масочку подышать, чтобы немного нейтрализовать действие транквилизаторов, и мы съездим на КТ, посмотрим, что с рукой. Я делал общее сканирование два часа назад: все органы на месте, внутренних кровотечений нет.

— Хорошо.

— Не закрывай глаза, я должен их видеть.

На мое лицо надвигалась прозрачная силиконовая маска. Она закрыла нос и рот и в первый момент, мне показалось, что я через нее не могу дышать. Но запаниковать не успел, пошел воздух.

— Не закрывай глаза, мне нужно, чтобы ты оставался в сознании, — Акихиро кивнул кому-то, кто был вне поля моего зрения.

Меня повезли, и я снова смотрел на потолок, на мельтешение потолочных ламп, повороты коридора…

Сделали КТ и вернули назад в палату.

Я начал различать контуры помещения. Подошел Акихиро. Коснулся плеча, потом рук, потом голеней.

— Вернулась чувствительность?

— Да, — выдохнул я в маску.

— Отлично, не снимай, подыши еще. Я схожу посмотреть снимки и вернусь.

Ко мне подошел незнакомый мне медик, сел рядом. Взял за руку, не отрывая взгляда от монитора состояния нашел пульс.

— Не засыпайте, — он мгновенно отреагировал на мою попытку закрыть глаза. — Давление поднимается, скоро станет лучше.

Я не мог оценить, сколько прошло времени прежде чем вернулся Акихиро, но к моменту его возвращения ощущал себя уже совсем сносно. В сон больше не клонило, маску с меня сняли.

— Ага, порозовел, — Акихиро коснулся рук и ног. — Все на месте? Отлично. Ну, я посмотрел снимки. Рука твоя цела. Потерялось несколько винтов, по медицинской карте должны быть, но на КТ их нет. Спицы на месте. Смысла дальше носить турбокаст не вижу, собственно, и раньше в его целесообразности у меня были сомнения. Давай его снимать. А еще, пока ты все равно валяешься в медблоке, я предлагаю снова залить наноагенты.

— А что они дадут? Кости же уже срослись, — ко мне вернулся нормальный голос.

— Не совсем. У тебя пока костные мозоли не перестроились в нормальную кость и, возможно, без поддержки и не перестроятся. Наноагенты могут помочь. Раньше от них, конечно, больше пользы было бы, но и сейчас я бы рекомендовал тебе не отказываться.

— Ну… давай. Опять в кому уложишь?

— Денечек поспишь, потом еще день в фиксаторе проведешь. Все равно надо за тобой понаблюдать, а тут сразу два дела сделаем.

Я кивнул.

Акихиро повернулся к ассистенту.

— Готовьте оборудование, я сейчас рассчитаю количество наноагентов и подготовлю все материалы. Лёх, — он повернулся ко мне. — Надо будет минут сорок просто полежать. Справишься? Не хочу пичкать тебя лишними лекарствами. Но тебе нужно лежать и при этом постараться не заснуть.

— Справлюсь, — я улыбнулся.

Акихиро похлопал меня по плечу и вышел.

Когда после операции я открыл глаза, рядом с кроватью сидела Лео.

— Слежу, чтобы ты ни в какой Питер не сбежал, — ответила она на мой взгляд.

Вид у нее был расстроенный. Лицо выглядело заплаканным. Она перебирала пальцы на моей здоровой руке. Ее собственные при этом были абсолютно ледяными.

Вторая моя рука оказалась закреплена в специальном держателе и шевелить ей я пока не мог.

— Это еще на сутки, пока наноагенты окончательно не встанут на места, — заметив мой взгляд, Лео кивнула на держатель.

Потом, подавив то ли вздох, то ли всхлип, продолжила:

— У тебя браслет был старый. Наши сейчас не только дают звуковой сигнал, но и сами вводят нужную дозу препарата, в зависимости от степени угрозы распада. Твой был без лекарства и с диагностикой опоздал. Это было так страшно, — голос Лео дрогнул.

Я сжал ее руку.

— Главное, что теперь все в порядке.

В обед заглянул Райли. Акихиро отправил Лео поесть и отдохнуть, и Райли с удовольствием растянулся в освобожденном кресле.

— Ну и что, после всего этого ты еще хочешь пустить меня за штурвал? — я не сдержал сарказма, но даже сам себе сейчас не признался бы в том, как боялся отрицательного ответа.

— Конечно, — Райли удивленно смотрел на меня. — Ты блестяще продемонстрировал, что с тобой экипажу ничего не грозит. Знаешь сколько людей выжило, дойдя до той стадии распада, что ты нам показал?

— Сколько?

— Один. Ты. Никого больше на такой стадии спасти не удавалось ни лекарством, ни иными способами. Ты же стабилизировался и собрался, даже железки в руке сохранил почти все. Укол я уже делал на всякий случай, а не потому, что он тебе в тот момент требовался. Конечно, мы готовы доверить тебе штурвал и наши жизни.

Я молчал.

— Ты безусловно и дальше можешь держать покерфейс, но я в жизни не поверю, что тебя не радует такой расклад.

— Радует. Хоть это и неправильно. Кстати, как ты догадался кричать мне про «вернись назад»?

— О, — Райли потер переносицу. — Резервация на рефлексах всплыла, ты там тоже вечно дурил.

Я усмехнулся. Райли потрепал меня по плечу и встал.

— Хорошо, что мы прошли тренировку боем тут на Земле, и теперь знаем, что делать. Сейчас я действительно уверен в положительном исходе нашей экспедиции. Тебя завтра выписывают? Зайди в лабораторию.

Я кивнул, и он ушел.

Ночью спать пришлось все еще с фиксирующей конструкцией на руке, что оказалось удивительно неудобным. От этого сон у меня был неспокойный и прерывистый, и где-то ближе к рассвету снова приснился старый кошмар. Я, раскинув руки, падал на Бьенор. Падал и падал, пока не проснулся и не закричал, еще не осознав где нахожусь.

Из соседнего помещения прибежал кто-то из медработников, пришлось объясняться.

Утром Акихиро отключил фиксаторы.

— Ну давай посмотрим, что тут у нас, — он бережно покрутил моей рукой. — Запястье и пальцы — самое тяжелое, да? Выше, вроде, все получше.

Мне действительно удалось согнуть локоть больше, чем обычно, но вверх рука поднималась плохо.

— Это нормально. Сейчас наноагенты окончательно встанут на места и будет проще. Я тебе составлю программу по лечебной гимнастике. Физиотерапию делать не будем, пусть наноагенты работают. И напрягать тебя сильно тоже не буду, но с мелкой моторикой попробуем что-нибудь сделать.

Я согласно кивнул.

— Я слышал, ты хочешь трансплантацию делать? — помявшись немного, уточнил Акихиро.

— Да, хочу. После нее смогу нормально пользоваться рукой.

— Ну ты не торопись, это всегда успеется, а сейчас, пока летаем к Проксиме, посмотрим, что успеют сделать наноагенты. А то может и без операции обойдешься. Сейчас же — два дня отдыхаешь, на третий приходишь на занятия. Только запишись ко мне. Не рискну отдать тебя ассистентам.

Я благодарно пожал Акихиро руку.

— Браслет чуть не забыли, — он спохватился и достал из шкафчика новый браслет. Тот оказался тяжелее предыдущего, но я надеялся, что при этом и эффективнее.

Утром следующего дня я проснулся от того, что меня тормошили за плечо. Причем совсем не нежно. Я вздохнул и открыл глаза.

— Утро давно, — Лео кивнула на хмарь за окном. — А тебя не добудиться.

— Что ты здесь делаешь? — я удивленно огляделся по сторонам, убедившись, что нахожусь в своем номере.

— Я стучала в дверь, ты не отвечал, а потом оказалось, что дверь не заперта. Думала, что опять что-то случилось, а ты просто дрыхнешь. Вставай. Сходим побегать, Акихиро велел держать тебя в тонусе. Да и лаборатория ждет.

Она снова тряхнула меня за плечо.

— Встаю я, встаю.

Тело ломило, как будто меня пол ночи били палками. Опять спал в неудобной позе. Я с трудом поднялся, и потащился в ванную. Но на полпути внезапно остановился, пораженный пришедшей в голову мыслью.

— Тебя Райли приставил за мной следить? — я обернулся и уставился на Лео.

— Что за бред. Зачем за тобой следить?

Но я ей не поверил.

— Эй, — она остановила мою попытку уйти в ванную. — Ты забыл, как сам спал с датчиком от моего браслета под подушкой? Напомни, кто тогда приставил тебя следить за мной?

— Ладно, прости, — я примиряюще поднял руки.

— Ты эгоист, Алексей, — внезапно довольно зло выдала она. — Вокруг тебя есть живые люди, которым ты не безразличен, а ты то вычеркиваешь их полностью из своей жизни, не давая ни одного шанса это исправить, то подозреваешь непонятно в чем. Мне просто приятно быть с тобой. Ты интересен мне как человек. Я пользуюсь возможностью оказаться рядом, пока ты опять не вычеркнул меня, либо вообще… не умер. Но это не значит, что я должна терпеть твои выходки.

Она развернулась, собираясь уйти.

— Стой, — я кинулся к ней и схватил за руку. — Прости меня. Я неправ.

Лео хотела вырваться, но я не дал. Обнял и крепко прижал к себе.

— Прости меня, — попросил еще раз. — Все верно, я эгоист. Но я буду работать над собой.

Напряжение потихоньку уходило. Я наклонился поцеловать ее в щеку, но промазал. Прикосновение к губам обожгло меня словно огнем. Я замер на секунду, но Лео ответила на поцелуй. Я почувствовал, как закружился мир вокруг нас и на некоторое время полностью потерял связь с реальностью. Потом осознав, что происходит, медленно отстранился, еще не в полной мере владея собой.

— Лёх, — голос Лео был хриплым. — Не надо ничего ждать. Ты еще со времен резервации все чего-то ждешь, но идеальный момент не наступит никогда.

Я молча вглядывался в ее потемневшие глаза. Потом протянул руку и коснулся застежки ее рубашки. Медленно расстегнул. Лео скинула рубашку, а после потянула кверху мою футболку.

Сердце колотилось как ненормальное. Я пытался удержать контроль над происходящим, но мне это уже практически не удавалось. Единственное, что я старался сделать изо всех сил — это не торопиться. Растянуть каждую секунду, прочувствовать до конца каждое прикосновение. Скользить губами по шее Лео, ощущая ее трепет и желание. Целовать мочку уха. Найти пульсирующую жилку в ямке между ключицами. Запустить руку в копну волос на затылке. Коснуться губами ее губ — сначала нежно, а потом настойчивее с каждой секундой.

Я не очень осознал, как мы оказались в спальне. А потом вообще перестал пытаться что-то осознавать. Была Лео. Был я. А все, что вокруг не имело значения.

Не знаю, сколько времени прошло. Лео на коммуникатор пришло какое-то сообщение. Бросив на него быстрый взгляд, она смахнула окошко и тихо сказала:

— Нам надо выйти из номера. Иначе нас потеряют.

Но, я по-прежнему был не готов выпускать Лео из объятий. Хотел чувствовать ее тело возле своего, скользить по нему рукой, изучая все изгибы. Ощущать тепло ее дыхания на своей шее. Вдыхать запах разогретой кожи, шампуня, духов, перемешивающийся в тот самый особый аромат Лео.

— Нет, — я сгреб ее в охапку и прижал к себе, слегка развернувшись, чтобы она оказалась сверху. — Никуда не хочу.

Она поцеловала меня.

Мне казалось я мог провести вечность, вот так валясь в постели с любимой женщиной. Через какое-то время мы повторили все, что успели до этого, а после валялись еще. Но наконец Лео все-таки подняла меня и отправила в душ. Сама, правда, вскоре присоединилась, поэтому душ занял неприлично много времени.

После Лео открыла пульт управления шкафов и стала выбирать программу для выдачи моей одежды. Я обнял ее сзади и следил за длинными пальцами, порхающими над пультом.

Шкаф выдал цветную футболку яркого голубого цвета.

— Вот, отлично, — Лео победно покрутила ей передо мной. — А то ходишь вечно во всем сером.

Мы оделись и уже стоя перед дверью, Лео внезапно обернулась ко мне.

— Лех, никогда не делай так больше.

Я опешил. Вся кровь отлила от конечностей и собралась в ледяной комок где-то в животе.

— Как — так? — хрипло уточнил я. В голове пронесся весь день, что мы провели вместе.

— Не обижай меня. Подозрениями и игнором. И не оставляй меня одну. Не смей… умирать!

Выдохнув с облегчением, я притянул ее к себе.

— Не оставлю. Никогда.

Я почувствовал, как она откликнулась на прикосновение, но в этот раз сдержался и открыл дверь в коридор.