Кайа. История про одолженную жизнь. Том 2

Глава 34

— Это поступок, достойный Воспитанницы нашего Пансиона? — спросил я у троицы, пришедших в мою комнату с явной неохотой, девочек.

Двое из «трио» были сестрами-близняшками, бледными, как вампиры, блеклыми тощими блондинками, какими-то «никакими», если описать их одним словом. Они мне сразу не понравились, очень неприятные на вид дети или вернее сказать — подростки.

Третью также было возможно описать односложно — «Колобок», ибо была она весьма пухленькой особой, что, впрочем, было ей даже к лицу и довольно низкорослой, однако, в отличие от своих подружек — симпатичной на мордашку, которую украшали крупные ярко-голубые глаза и великолепные русые кудрявые волосы, почти до попы. Ее образ портили только довольно короткие ножки, хотя, конечно, у нее еще было время «вытянуться» и если бы не это, то ее вполне возможно было назвать весьма красивой.

Одеты они были не «по форме», в «домашнее», так что понять, ученицами каких классов являлось это «трио», а стало быть определить их точный возраст, было затруднительно, но, вроде бы на вид, возраста Кайи, «плюс-минус».

Вначале, «трио», под тяжестью внезапно прилетевших с моей стороны обвинений, моментально сникло, опустив глазки в пол, однако разве могут подростки спокойно воспринять упреки в свой адрес, даже если они вполне справедливы, от того, кто примерно одного с ними возраста и пола?

Это «трио» — не смогло и посему, «Колобок», «оторвав» взгляд от моего наполовину распотрошённого чемодана, из шкуры неведомого ящера и вперив его мне в глаза, с покрасневшими от стыда и раздражения щечками, делавшими ее облик еще милее, с возмущением заявила мне, не повышая, однако, голоса:

— А что здесь делает Воспитанница особых классов? Не припомню я такого, чтобы воспитатели сообщали о том, что мы теперь живем вместе с «особыми»!

Мне это показалось весьма наглым заявлением, отчего глубоко внутри зашевелилась темная сторона моей личности и у меня возник огромный соблазн, несмотря на присутствующих тут же «вампирских» сестер, отодрать ремнем, как сидорову козу, эту мелкую пухлую задницу.

— Мы слышали, что одну из твоих соседок по комнате убили, со второй произошел несчастный случай, а третья, сильно заболела! И только ты одна осталась невредимой! — сообщила, бросив на меня осуждающий взор, одна из «вампирских» сестричек, — все в Пансионе говорят, что ты предвестница несчастий!

— И с бывшей Главой Совета Старшеклассниц, — в разговор вступила вторая из сестер, отличить которую от первой было возможно только по-маленькому, но заметному шраму на крыле ее носа, в остальном сестры были похожими, как две капли воды, одеваясь и подстригаясь одинаково, — которая имела несчастье быть с тобой в ссоре, так внезапно приключилось… такое! А что стало с ее подругой, с Лизой, это же просто какой-то ужас!

Несмотря на некоторое правовое неравенство, «простые люди» Империи были вполне «современными» по моим меркам и не «ломали шапку», перед так называемыми аристократами, однако некое благоговение, что ли, они перед ними все же испытывали.

Не выветрился еще, похоже, до конца «дух» «крепостничества» из здешних людей, населяющих российскую землю, даже спустя две сотни лет, после фактической отмены «крепостного права», которое прекратилось в этом мире на полсотни лет раньше, чем в том, если верить учебнику истории.

Таким образом, судя по выражению их лиц, многое из того, что услышала бы Кайа, будь она одного с ними сословия, так и осталось невысказанным вслух.

Все «трио» уставилось на меня с осуждением на рожицах, а «Колобок», ощутив поддержку со стороны своих подружек, продолжила:

— И ничего мы Машку не заставляли! Не знаю, какие там у вас, у «особых», установлены порядки, но у нас «старшие» заботятся о «младших», которые в свою очередь слушаются и помогают «старшим»…

— Что за переполох вы здесь устроили? Не кажется ли вам, барышни, что своим шумом вы доставляете неудобства другим Воспитанницам?

В комнату вошли еще две «одаренные», вторую, однако, было не видно из-за спины первой.

Увидев новую гостью, перебившую «Колобка», я внезапно почувствовал себя «героем» истории для девочек-подростков, ведь «персонажи», подобные вошедшей барышне, чаще всего, я полагаю, встречаются именно в подобного рода литературе.

Рассмотрев, ее как следует, я пережил широчайшую гамму эмоций, кроме «любви с первого взгляда», пожалуй, ибо мое новое тело, при виде барышни, даже такой, категорически не желало синтезировать необходимую для обретения чувства любви «химию». Однако же, даже несмотря на отсутствие в крови «вещества любви», я ощутил, вероятно впервые после осознания себя в новом теле, внезапную «фантомную боль» от «лучшей своей части», той, что раньше располагалась пониже живота, ныне безвозвратно утраченной.

Вот так бывает, как говориться, «один на миллион», хотя подозреваю, что в отношении людей, подобных моей внезапной гостье, гораздо реже, когда Матушка Природа и Его Величество Случай, созидая нового человека, кидают кости, фигурально выражаясь, и на всех выпадет «шестерка».

Барышня эта была, в отличие от остальных здесь присутствующих, не девочкой-подростком, а вполне уже взрослой девушкой и цифра 12, на лацкане ее пиджачка, а одета она была в повседневную форму «одаренных», подтверждала это.

Описывать ее внешность словами — занятие бессмысленное, словами невозможно описать «природное чудо», которым она безусловно являлась, отмечу только, что обладала она чертами самыми обычными для женщин европейской части России, доведенными, однако, практически до совершенства самой природой.

Физически она была исключительно развитой особой, весь ее облик говорил о какой-то стремительности, будто у орлицы и силе ее тела, по женским меркам, само собой. Было очевидно, что спорту она уделяет очень много времени, однако, несмотря на «спортивность», ее женские «прелести», очертания которых «форма» лишь выгодно подчеркивала, были такими «как надо», не больше и не меньше.

Будь она «моделью», то за рекламный контракт с ней насмерть бились бы все «репродуктивные центры» мира, что-то вроде: обратитесь к нам и у вас будут такие же дети.

Один из значков на ее пиджачке, а всего их было три, что, пожалуй, являлось абсолютным рекордом Пансиона, показывал окружающим, что перед ними выдающаяся спортсменка Пансиона.

Как и второй, римская цифра V, перечеркнутая «гусиным пером», сообщавший о том, что его обладательница учится в «одаренном» математическом классе.

И третий, говорящий еще и о великолепном уровне владения иностранными языками.

Все вместе давало понять, что барышня эта была не только неимоверно щедро одарена от природы, но и ежедневно тяжко и много трудилась, проявляя, несмотря на юный возраст, просто чудовищную силу воли, выдержку, настойчивость и работоспособность, без чего было бы невозможно достичь того, чего она уже, судя по внешнему виду, а также, форме и значкам, достигла.

Жаль, конечно, но из-за внешности, ее талантам, скорее всего, не суждено будет пригодиться в реальной жизни, хотя, как знать, быть может я и ошибаюсь на этот счет.

А вот значка с лисой на ее пиджачке я не увидел.

Судя по вышитым «вензелям» на ее форме, родилась она в аристократическом Семействе, а в Империи это практически всегда означало высшую степень материального достатка, который, безусловно помог «огранить» этот «бриллиант».

Сколько всего подобный ей женщин на свете? Мягко говоря — немного…

Прямо Мэри Сью какая-то!

В голове проскользнула посторонняя мысль на тему того, кем же надо быть, чтобы «наложить лапы» на такое вот «Чудо»?

Как говориться, удовольствие очень не для всех.

Глядя на нее в моей душе начало зарождаться весьма темное и неприятное чувство, имя которому — зависть!

Моя сущность, проживающая вторую жизнь, отчаянно завидовала этому «Чуду»: ее удаче, ее упорству…

Чему-то злому внутри меня, захотелось повалить ее наземь, растоптать, стереть из этого мира.

Я внезапно почувствовал себя абсолютно никчемным на ее фоне, а она всего-то зашла ко мне в комнату, да пару вопросов успела задать…

Отогнав усилием воли наваждение, я изобразил на лице Кайи самую лучшую улыбку, которую смог и вставая с кресла, сказал:

— Прошу прощения за шум, девочки пришли поздравить меня с новосельем, ведь так?

— Эээээ, да-да, — ответила «Колобок», попеременно глядя то на «Чудо», то на меня.

«Вампирские» сестрички о моем существовании, как мне показалось, позабыли вовсе, во все глаза пялясь на «Чудо», будто не проживали с ней в одном общежитии, а видели ее впервые. В их глазах, разве что, желтые ромбики не «плясали», как в мультфильме.

Вряд ли в Пансионе можно было найти равнодушных к ней людей.

Я подозреваю, что Воспитанницы разбиты на две группы: те, кто искренне восхищались ей, как эти две сестры и те, кто люто, но молча(!), завидовали.

— Спасибо за угощение, — сказал я, приобняв сестричек за их плечики, от чего те подпрыгнули и в унисон вскрикнули: «Ой!», как Заяц из «Ну, Погоди!», — но разве вы не собирались уже уходить?

У меня резко пропал интерес к «Колобку» и «вампирским» сестричкам, с ними можно будет провести воспитательную беседу и в другое время, а сейчас мне необходимо подружиться с этим «Чудом», глядя на которое, нутром почувствовал, что в кой-то веке — повезло! Я должен сделать все, чтобы она не стала «проходным персонажем» моей истории. Ведь, если все сделать как надо, она вполне может впоследствии стать для меня «инструментом» не менее ценным, чем «матушка».

А, возможно, и более!

— Ты чего это нас выгоняешь? — возмутилась было «Колобок».

— Ах, да, забыла совсем, я же хотела узнать, зачем это вы заставляли ваш… — я не договорил, когда, услышав мои слова, сестры синхронно, будто их обеих одномоментно ткнули иголкой, аж подпрыгнули на месте и громко заявили, перебив меня на полуслове: «Мы уже уходим!», затем схватили под руки обалдевшую от такого стремительного развития ситуации «Колобка» и «покатили» ту из комнаты.

«Чудо», с удивлением глядевшая им вслед, почесав пальчиком висок, сказала:

— Ну и ну! — а затем, повернув голову ко мне и утвердительно спросила, заранее зная ответ:

— Тебя ведь зовут Кайей? Филатовой Кайей?

— Так и есть, — ответил я, подумав, что скорее всего, являюсь единственным человеком в Пансионе, который не знает это «Чудо».

После чего, посмотрел на нее взглядом, ясно дававшим понять, что не знаю ее имени, от чего «Чудо» вполне явственно удивилась.

— Ядвига, — представилась она. — Ядвига Вишневецкая, рада познакомиться с тобой, Кайа!

— И я тоже очень рада, — ответил я.

Честно говоря, было вполне ожидаемым то, что у этой барышни окажется какое-нибудь, пафосное для России, европейское имечко, ибо вся эта «сценка» «прибытия Героини», будто «вырезанная» из девчачьего чтива, требовала от «Чуда» необычайности во всем, начиная с имени, так что, я был бы даже слегка разочарован, если бы ее звали, ну допустим, Оля.

Хоть «Чудо», судя по имени и была этнической полькой, говорила она, в отличие от Государыни, безо всякого акцента.

Вернее сказать, что акцент все-таки был, но вовсе не у Ядвиги, которая говорила на чистом «местном» русском, а у меня, ибо здешний русский отличается и в произношении от тамошнего, но мне за это не «пеняют», списывая, вероятно, на последствия «несчастного случая».

В следующее мгновение я обратил свое внимание и на вторую, пришедшую с «Чудом», Воспитанницу, которую моментально узнал.

Ей оказалась моя «подруга по изучению иностранного языка» и соседка по парте на уроках этого самого иностранного языка.

Было очевидно, что эти двое — близкие родственницы, хоть и не родные сестры, «младшенькая» носила фамилию — Андреева.

Черты лица у обеих родственниц были поразительно схожими, младшенькая, однако, несмотря на всю свою «мимимишность», выглядела лишь грубой подделкой под старшую, что должно было ее, я полагаю, сильно расстраивать, да и спортивной она совсем не была, зато, как и «Чудо», обладала талантом к языкам и математике.

— Привет тебе, Злата, — улыбнувшись второй гостье, поздоровался с ней я.

— А… и тебе привет, Кайа, — ответила та.

Эта «подруга по изучению иностранного языка» более или менее привыкла ко мне, уже не пугаясь так, как это было в первую нашу с ней встречу, плюс, уверенности ей добавляло присутствие старшей родственницы.

— Впервые вижу, — сказала задумчиво «Чудо», — чтобы кого-то не из «одаренных» размещали в нашем корпусе.

Затем она, пожав плечами, продолжила:

— Если ты сейчас ничем не занята, то почему бы нам всем не выпить по чашечке чая? — события явно продолжали развиваться в ключе скучной «девчачьей повседневности», однако меня это совсем не расстраивало, даже наоборот, я обнаружил, что мне стало нравиться скучать.

— Ни разу не было такого, чтобы кузина приглашала кого-то в нашу комнату, — с каким-то странным выражением на лице шепнула на ухо мне Злата.

От ее слов в моей голове будто велосипедный звонок прозвенел, никого не приглашала, значит.

Когда мы пришли и расселись за столиком для чаепития, которого, кстати говоря, в моей комнате не было, я приготовился получать удовольствие от часика «мимимишных» чайных посиделок с «небожительницей», которая в той жизни, вряд ли бы удостоила меня даже своим взглядом.

В итоге, посиделки были, чай тоже, а вот с «мимимишностью» как-то сразу не задалось, ибо очень скоро стало совершенно очевидным, что «Чудо» меня пригласила «на чашечку чая» вовсе не за тем.

Выяснилось, что «Чудо» о Кайе знает больше, чем я сам. В частности, она знала практически все о моих злоключениях в Пансионе и ясно дала понять, что именно меня считает ответственным за то, что Таня стала излишне знаменитой, впрочем, ни слов осуждения, ни осуждающих ноток в ее словах, я не услышал. И она знала о нашем с «добрым дядюшкой» Художницы рандеву, после которого она «умер от болезни дома».

И то, что Кайа — бастард, она тоже знала, как и то, что у меня «сменились» «родители», хотя последнее большим секретом не являлось, ибо подобная информация печаталась в «Светском Вестнике».

Кстати говоря, «ложку дегтя» в ее «бочке меда» я все-таки нашел. Она была немыслимо высокомерной и ультра эгоисткой. И прекрасно об этом знала, но при этом была достаточно умна для того, чтобы сильно не выпячивать эти свои недостатки, однако даже не думала их полностью скрывать под маской ложной скромности.

Короче говоря, она слегка выбивалась из стандартного образа «Героини», готовой прийти на помощь всякому, в ней нуждающемуся, вернее, помочь-то она безусловно могла, но только если это отвечало ее личным интересам.

Походу нашего чаепития открылся, какая неожиданность, еще один ее талант, доведенный практически до идеала — ее умение облекать свои мысли в слова. И, казалось бы, прекрасное владение ораторским искусством в столь юном возрасте — это великолепно, однако, у меня возникал диссонанс от того, что видел я перед собой молодую девчонку, а слышал — пожилую женщину из «высших кругов», привыкшую вести «сложные» беседы.

У меня по позвоночнику пробежал электрический разряд: неужто и она пошла на «штрафной круг»…?

Из нашей беседы с «Чудом», а Злата «всю дорогу» лишь пила чай, с каким-то, не содержащим ни грамма сахара, печеньем, да помалкивала, я понял, что никаких друзей у нее нет и они ей не нужны.

В ее близком кругу были лишь «полезные» люди, так что пролезть в этот «круг», как я это планировал, будет крайне непросто.

— Я не совсем понимаю, куда ведет нить нашего разговора? — прямо спросил я.

— Ты необычайно прямолинейная барышня, — улыбнулась она, — в тебе есть что-то такое, заставляющее меня страстно желать того, чтобы мы стали подругами, несмотря на некоторые факты из твоей биографии.

Внезапно раздался вызов от ее видеофона и она, слегка покраснев под моим вопросительным взглядом, извинившись, вышла из комнаты.

Несколько дней спустя. Соединенное Королевство. Лондон. В особо защищенном помещении, под особняком Семьи Сью.

В помещении, где были лишь несколько стульев да стол, находились двое: очень пожилой джентльмен и его внучка, которой, на вид, можно было дать лет 35.

Старик изучал документы, что лежали перед ним в папке, а его внучка, задумавшись, смотрела «в одну точку».

— Я думал, что ты закончила с Африкой, Мэри! — прервал наконец молчание старый джентльмен, — разве я не велел тебе заняться иными делами?

— Теперь — закончила, — ответила женщина безо всякого выражения на лице, — а что же до того, о чем ты велел мне позаботиться…

Она пожала плечами.

— Это самое непростое дело, которое мне когда-либо поручали и самое ответственное, так что, дедушка, на разработку сценария и подготовку всего необходимого, уйдет еще немало времени.

На некоторое время в комнате вновь воцарилось молчание.

— Да, это так! — сказал наконец старик. — И мы ни в коем случае не должны потерпеть неудачу!

— И не потерпим! — заверила внучка.

— Это было великолепно! Мизерными средствами тебе удалось устроить настоящий катаклизм на Бирже, какого не случалось уже лет 70! Я и не надеялся, что нашей Семье, при моей жизни, удастся заполучить контроль над «Азиатской Торговой Компанией», — сказал он, после чего громко рассмеялся, а Мэри в удивлении приподняла бровь, ибо она была готова поставить много Фунтов на то, что уже лет десять как, никто не слышал смеха ее деда.

Отсмеявшись, он продолжил:

— Видела бы ты лица всех тех раздутых «индюков», столько лет не желавших продавать ни за какие деньги свои доли, бегущих, расталкивая друг друга локтями, «сливать» на Биржу акции, пока за них давали хоть пару пенни! Отличное было зрелище! Мэри, теперь большая часть внешней торговли старушки Англии, в руках нашей Семьи, ты постаралась на славу!

Женщина сидела и смотрела, со все тем же отсутствующим выражением на лице, на своего деда, на лбу которого выступали крупные капли пота. Он «таял» на глазах, как свечка и за последние пару дней стал выглядеть гораздо хуже, она видела доклад доктора, сделанный для Дяди, и там было: «безнадежен» и «в любой момент».

Но даже сейчас, в свои последние дни, дедушка был полностью одержим «золотым тельцом».

Нет, не только он, мы все им одержимы, — поправила она себя.

— Ты обещал детям, что половишь с ними рыбу на пруду, — напомнила она.

— Да, да, конечно, я помню, — ответил он, тяжело дыша, — ты лучше скажи, почему меня поставила в известность в самую последнюю минуту? А если бы мы не нашли столь быстро нужную сумму?

— Не ты ли, дедушка, всегда мне говорил о том, что сохранить дело в тайне возможно лишь держа свой рот на замке? — она покачала головой, продолжив, — а деньги, я не сомневалась, что ты вовремя найдешь нужную сумму.

— Я всегда думал, — на сей раз покачал головой старик, — что твое кредо: «без насилия»

— «Насилие», — ответила она, — это всего лишь инструмент, которым необходимо пользоваться в нужное время.

— А что с теми из Армии, которых ты задействовала и которые были в курсе…? — спросил он, немного погодя.

Мэри с жалостью посмотрела на деда, которого покидал его некогда могучий разум, ибо еще несколько дней назад, он бы ни за что не стал интересоваться излишними подробностями, но все же ответила:

— Армия Ее Величества здесь совершенно не причём, я лишь дала подзаработать нескольким отставникам, которых много, а работы для которых — мало, — ответила она, пожав плечами, — они не знали, кто именно «заказывал музыку», а те, кто знал… с теми все уже хорошо.

— Это хорошо, — ответил старик, — это хорошо, а тот щеголь, как его там, который Новости читал…

— К любому человеку возможно подобрать «ключ», — ответила она.

— Ты едва не начала войну, Мэри, на этот раз ты подошла слишком близко к краю, осознаешь это? Флоты, что кругами ходили у Африки вокруг друг друга, могли сцепиться, будто мартовские коты и тогда нашему бизнесу пришел бы конец.

— Отнюдь, — ответила женщина, — хотя я ожидала начала локальных боевых действий низкой интенсивности, но и так сойдет, однако обе стороны страшатся даже подумать о настоящей войне, впрочем, даже если бы они по-настоящему сцепились, это была бы прекрасная возможность для нас половить рыбку в мутной воде.

— Я думал, — усмехнулся старик, — что ты более патриотична.

— Не ты ли, дедушка, всегда говорил, — ответила Мэри, — что излишний патриотизм — это для плебеев?