Клинок предателя

СОВЕСТЬ ПАЛАЧА

Я проснулся от странного звука. В голове еще плавал туман, я, как и прежде, висел в цепях, прикованный к деревянному устройству, занимавшему бóльшую часть камеры. И в этот миг я вдруг понял, что кто-то плачет.

Открыл глаза. В камере царила тьма, и лишь у двери дрожал огонек свечи. Наверное, было уже далеко за полночь, хотя точнее не определишь. Я огляделся в поисках источника звука, думая, что проснулся от собственных рыданий. Но плакал другой. В углу на табурете сидел Уф, мой мучитель. Он держал в руке нож, которым кромсал плоть несчастных, утративших расположение герцога. Уф тихо плакал, шмыгая и утирая нос рукавом. Потом он полоснул себя по руке и наблюдал, как кровь вытекает из раны.

– Что ты делаешь? – прохрипел я и понял, что едва не порвал связки у клетки с лошадью фей. Брасти у меня в голове сказал, что такого быть не может, и я даже улыбнулся ему в ответ и хмыкнул.

– Не смейся, – произнес Уф, глядя на нож.

– Я смеялся не над тобой, а… неважно. Что ты делаешь?

– Лошадь выбрала, – сказал он с усилием. – Ты заставил лошадь выбирать.

– Не понимаю.

– Лошадь не убила девчонку. Ты говорил с лошадью, и она сделала выбор. Решила не убивать девчонку, – ответил он низким от боли и непонимания голосом.

Я даже хотел сказать ему, что все хорошо. Но все было плохо.

– Проклятая лошадь, – прошептал он и снова полоснул себя по руке.

Я не знал, как помочь ему, что сказать, чтобы он не чувствовал себя таким подавленным. Словно мне было дело до его чувств.

– Проклятая лошадь, – повторил он и поднял на меня глаза, полные слез. – Ты говорил с проклятой лошадью. Ты сказал ей не убивать девчонку. Лошадь… тысяча чертей… как же они измывались над этой тварью… и нас заставляли… а ты сказал ей, и она не убила. Я…

Он всхлипнул и снова полоснул себя по руке, в этот раз еще глубже и сильней.

– Я делаю то, что говорят. Герцог. И сучка эта, герцогиня. Но я же человек! – Он резко встал, и табурет отлетел к стене. – Я, черт побери, человек! – крикнул он, поднеся нож к моему лицу.

– Ты – человек, – тихо сказал я.

– Я – человек, – горестно повторил он. – Проклятая лошадь, бедная проклятая лошадь совсем свихнулась. Без мозгов, без сердца. Всё отобрали, всех… Но лошадь… Проклятая лошадь. Проклятая лошадь послушалась тебя и остановилась. Не убила девчонку. Проклятая лошадь послушалась и не убила. Лошадь! А мы мучали… мы убивали…

Он снова всхлипнул и отошел от меня.

– Я – человек, но какая-то проклятая лошадь лучше меня. Безумная чертова тварь, без мозгов и сердца. Лучше меня! – прокричал он последнюю фразу и повторял ее снова и снова, нанося удары по стенам, раня и проклиная себя. Смотреть на него было так же страшно, как и на лошадь фей, которая пыталась разнести клетку.

Наконец он выронил нож. Вытащил ключ из кармана и подошел ко мне. От него разило алкоголем, в глазах плескалось страданье.

– Ну-ка, скажи, – то ли грозя, то ли умоляя, произнес он. – Скажи, как мне стать… как перестать быть собой. И стать лошадью. Как я могу стать хорошим, как лошадь? Скажи мне, и я тебя отпущу. Выведу тебя. Только сперва скажи.

Я подумал, что он лжет, но заметил в углу, там, где лежал перевернутый табурет, узел с вещами. Там был плащ и рапиры.

– Скажи мне. Ты…

– Тише-тише. Я всё скажу.

– Сейчас же скажи. – Он пододвинул ко мне ухо, словно надеялся, что я прошепчу ему тайну, которая угодит прямо в сердце.

Я набрал воздуха, сделав болезненный вдох.

– Первый закон гласит, что люди свободны, – тихо пропел я. – Ибо без свободы они не станут служить от всего сердца…

– Первый закон – свобода, – неуверенно пел Уф, таща меня по коридору. – Первый закон – свобода. У человека есть сердце, оно должно быть свободно. Он должен сам выбирать. Ни бог, ни король не отнимут сердца и свободу тоже не смогут отнять.

Не слишком точная интерпретация первого королевского закона, но не хуже большинства версий, которые я слышал.

– Куда идти? – спросил он, когда мы добрались до лестницы.

Я посмотрел наверх.

– Девочка все еще там?

Он кивнул.

– Лошадь никого не подпускает. Почти сломала клетку. Святые угодники, девчонка, наверное, от страха сошла с ума.

– Тогда отведи меня туда. В конюшню.

Уф покачал головой.

– Нет, не нужно. Я отведу тебя туда, и стражники увидят, позовут других.

– Я заберу с собой девчонку.

Он вновь покачал головой.

– Нет же, болван. Столько знаешь – законы, лошадей. Но не дворец. Там слишком много стражников. Я выведу тебя другим путем, через кухни. Поварам все равно. Я дам им денег, пригрожу, что убью, если расскажут. Мы тебя выведем.

Теперь уже я покачал головой.

– Девчонка. Мне нужно забрать девчонку.

– И как потом ты выберешься из конюшни к воротам? Как откроешь ворота?

– Полагаю, мне понадобится быстрый конь.

Он посмотрел на меня так, словно я сошел с ума, затем рассмеялся.

– Ладно-ладно, законник, я отведу тебя на конюшню. Но сам уйду. Лошадь меня не любит.

– Возможно, она просто еще не познакомилась с тобой достаточно близко.

Уф не понял шутки и сказал:

– А теперь помолчи. Нужно провести тебя мимо первого стражника.

Он перекинул меня через плечо, поднялся по лестнице и стукнул в дверь шесть раз.

– Какого черта ты тут делаешь? – спросил стражник, открыв дверь и пропустив нас.

– Она, – ответил Уф, словно это все объясняло. Стражник не двинулся с места, и он добавил: – Этого к лошади. Сунут в клетку. Уже не выйдет.

– Мне таких приказов не давали, – осторожно сказал стражник.

Больше не говоря ни слова, Уф ударил его кулаком в лицо – стражник упал навзничь, стукнувшись головой о стену. Без сознания он сполз на землю.

– Говорил же, что приказ у меня на кулаке. Ну что, прочитал?

Уф спустил меня на землю, и мы прошли крадучись вдоль стены и добрались до конюшни. Там Уф сказал:

– А теперь прощай. Здесь распрощаемся. Ночью в конюшне никого нет, только сторож, который обходит двор. Он раз в час заглядывает внутрь. Я выйду через кухню. Больше не вернусь. И ты иди, умри с девчонкой и лошадью. Ты свободен. Выбирай сам.

– Спасибо.

Он покачал головой.

– Когда тебя привезли, я сказал, что убью тебя. А теперь ты сам убьешь себя. Разницы нет.

– Для меня есть.

Он согласно кивнул, развернулся и пошел обратно.

Я скользнул внутрь конюшни и увидел зверюгу в клетке, стоявшей посередине. Она все еще раздувала ноздри и перебирала копытами, но на решетку больше не бросалась. Я молча подошел ближе, понимая, что, несмотря на уверения Уфа, стражники могут появиться здесь в любой момент, хотя бы ради того, чтобы узнать, мертва ли девчонка или еще нет.

Лошадь всхрапнула и заржала, и мне стало не по себе.

– Фалькио? – прошептала Алина.

– Да, это я. Ты в порядке?

Она кивнула; я едва мог разглядеть ее в полумраке конюшни.

– Она не сильно кусалась, только двигаться мне не разрешает. Храпит, когда я пытаюсь встать.

– Понятно, – сказал я.

Я протянул руку сквозь решетку к лошадиной гриве.

– Привет, девочка, – ласково сказал я.

Лошадь куснула меня и лягнула задними копытами решетку.

Боль привела меня в чувство.

– Дан’ха ват фаллату, – сказал я. – Я из твоего табуна, чертяка. Больше не кусайся.

Лошадь снова всхрапнула.

– Злится, – сказала Алина.

– Знаю.

– Она злится, но, думаю, все понимает. Когда я разговариваю с ней, лошадь меня понимает. Если я говорю, что не буду вставать, она оставляет меня в покое. А если говорю, что хочу подвинуться, лошадь начинает сердиться. Думаю, она все понимает, Фалькио, и ужасно злится.

Я вздохнул.

– Я тоже злюсь. Они забрали моего короля. Убили его, и моих друзей, и мою жену. Понимаешь, чертова зверюга? Они забрали у меня жену. Жену – она была всем для меня, моим табуном. Дан’ха ват фаллату. Ты злишься? Посмотри на девочку. Она тоже злится, – сказал я лошади, показывая на Алину. – Они и у нее отобрали семью, ее табун.

Лошадь чуть не оторвала мне руку, но я ее вовремя убрал.

– Ладно, больше не буду тыкать в тебя пальцами.

Я подошел к стене, где висел железный прут с ключом на конце, и снял его.

– Они убили весь твой табун, – сказал я небесной лошади. – Они убили и наши табуны. Теперь у нас есть выбор. Дан’ха ват фаллату. Мы можем стать одним табуном и вместе драться с ними или умереть поодиночке.

Я вставил ключ в прорезь замка. Лошадь начала бить копытами и ударяться о прутья решетки.

– Пришло время выбирать. Сейчас я открою дверь. Ты можешь напасть на меня, и тогда я погибну, и девчонка тоже, когда они придут за ней. А можешь сбежать – тогда они убьют нас, а со временем найдут тебя и тоже убьют. Или ты можешь вывезти нас из дворца. Поодиночке нам не выбраться отсюда живыми, но ты можешь нас спасти: мы проломим ворота и, возможно, даже выживем и прорвемся в город.

Лошадь немного успокоилась, но не подавала никаких знаков, что поняла мои слова. Да я и сам не знал, какого знака ждал от нее.

– Открывайте клетку, Фалькио. Быстрей! Я слышу, как они идут, – сказала Алина.

– Дай знак, что поможешь нам, – обратился я к лошади. – Дан’ха ват фаллату. Покажи, что считаешь нас одним табуном.

Послышались крики. Наверное, кто-то увидел меня, и скоро сюда прибегут стражники. Я надеялся, что их будет не слишком много: я был настолько слаб, что вряд ли бы справился даже с двумя. И вдруг лошадь пошевелилась, огромная зверюга вдруг уменьшилась в размере. На самом деле она встала на колени, пригнувшись к земле. Я повернул ключ в замке и открыл дверь клетки.

– Забирайся на нее, – сказал я Алине.

Девочка посмотрела на меня как на сумасшедшего.

– Либо она поможет нам, либо нет. Забирайся. – Я поднял Алину и усадил на спину лошади.

Девочку она не убила, и я счел это хорошим знаком и сам неуклюже взобрался на спину животного. Как раз в это время в дверь вбежали первые стражники.

Я прижался к спине лошади.

– Дан’ха ват фаллату, – сказал я, поглаживая ее шею. А затем зашептал на ухо еще одно слово, которое помнил из книги с легендами. – К’хей. К’хей, к’хей, к’хей. Лети. Лети. Лети.

Когда стражники подбежали к клетке, обнажив клинки, я почувствовал, как подо мной начали перекатываться мыщцы лошади фей; заржав, словно гром разгневанного бога, она бросилась к двери клетки, растоптав стражников, угодивших под копыта, а затем рванула из конюшни прямо в звездное небо.