Кожа

11

Дисплей замигал, погас, потом зажегся ровным, бледно-зеленым светом. Скалли откинулась на спинку кресла и вопросительно взглянула на радиолога.

— Придется еще немного подождать, — виновато улыбнулся он.

Скалли нетерпеливо забарабанила пальцами по корпусу клавиатуры. Сейчас, наверное, тело Стэнтона въезжает под цилиндрический колпак установки. Малдер наблюдал за этим непосредственно, в комнате двумя этажами ниже, а Скалли ожидала появления данных на экране. Потом они прихватят с собой Баррет, представителя инфекционной службы и отправятся в анатомическую лабораторию.

— Вам распечатки понадобятся? — прервал его размышления лаборант.

— Да, конечно.

Радиолог — невысокий молодой человек в очках с толстой оправой — ловким движением пианиста привел в действие цветной лазерный принтер. Он наслаждался обществом симпатичной сотрудницы ФБР и горел желанием продемонстрировать ей свое мастерство.

Как правило, сканирование не включалось в процедуру посмертного освидетельствования, но Скалли решила воспользоваться шансом получить дополнительную информацию. Никто не посмел бы обвинить ее в гибели Перри Стэнтона, она сама взяла на себя эту ответственность. Так или иначе, именно Скалли, а не кто-то другой, нажала на кнопку электрошока. Именно ей и предстояло теперь выяснить причину нелепой смерти профессора.

— Ага, пошел аппарат! — воскликнул радиолог, указывая на экран.

Загудел принтер, а на дисплее появилась картинка, изображающая человеческий череп в разрезе.

С первого же взгляда Скалли поняла — все ее теории летят к чертям.

— Не может быть… Здесь какая-то ошибка. Радиолог подал ей распечатки — четыре варианта экранного изображения, сделанные под разными углами, — и сказал с оттенком обиды в голосе:

— Все, как вы заказывали. Машина в работе с самого утра, и ни одного сбоя замечено не было.

Скалли разложила перед собой распечатки, озадаченно водя по ним пальцами. Никаких признаков эдемы или отека, ничего похожего на энцефалит. Но что-то же должно быть не в порядке! Она всматривалась в энцефалограмму до боли в глазах и наконец обнаружила то, что искала. Гипоталамус — железа, регулирующая деятельность нервной системы, — был увеличен в несколько раз. Вокруг вспухшей железы Скалли заметила странные образования, напоминающие полипы. Они выстроились правильным полукругом. Скалли провела в анатомичках много часов, но ни разу не видела ничего подобного!

Скалли собрала бумаги и поднялась из кресла. Нужно как можно скорее приступать к процедуре вскрытия.

— Я сохраню все файлы, — сказал молодой человек, подмигивая из-под толстых очков. — Когда понадобится, вы сможете прийти снова и посмотреть.

Но Скалли было недосуг реагировать на заигрывания лаборанта. Не попрощавшись, она выбежала в коридор.

Еще в лифте Скалли услышала голос Малдера, гремящий на все отделение. Выйдя в коридор, она получила возможность наблюдать великолепную сцену: три дюжих молодца в форме Противоифекционной службы бесцеремонно перегородили дорогу суперагенту, а он что-то возмущенно доказывал одному из них — высокому седеющему негру. Чернокожий атлет скрестил руки на груди и выслушивал Малдера с таким видом, словно делал ему огромное одолжение. Казалось, этого верзилу вырядили в медицинскую одежду по чистой случайности, но нашивка на кармане куртки «Доктор Бэзил Джорджей, старший инспектор» свидетельствовала об обратном.

— Как вы не понимаете — здесь не просто случай неустановленного инфекционного заболевания, — кипятился Малдер. — В ФБР заведено специальное дело. И вообще — кто предоставил вам приоритетное право на вскрытие?

— У нас два случая энцефалитной летаргии — какие еще нужны санкции? — задал инспектор встречный вопрос. — Ваш убийца мертв, и никого больше не укокошит, а вирус, который нас интересует, еще жив. По крайней мере в теле молодого человека, лежащего сейчас в коматозном состоянии. Мы должны гарантировать, что дальше вирус не распространится.

— Вот, полюбуйся, — призвал Малдер на помощь напарницу. — Эти ребята собираются выкрасть у нас тело.

Скалли вопросительно посмотрела на инспектора. Тот пожал плечами.

— Наше руководство в Атланте говорило с вашим руководством в Вашингтоне. Они решили, что вскрытие должно проходить в нашей специальной лаборатории, откуда не выскользнет ни один микроб. Ближайшая лаборатория в Хобокене. Как только будут получены результаты, мы сообщим вам подробности. А пока нужно разобраться, что творится в Нью-Йорке. Энцефалитная летаргия — заболевание редкое, и Боже нас упаси от эпидемии.

Закончив свой монолог, инспектор развернулся на каблуках и зашагал по коридору. Его помощники, словно пара телохранителей, пристроились чуть позади. В конце коридора на несколько мгновений появились санитары, везущие закрытые носилки, затем вся процессия исчезла за двойными дверями. Малдер хотел броситься следом, но Скалли удержала его.

— Все равно ты их не переубедишь. К тому же инспектор прав — наше расследование, с официальной точки зрения, закончено. Преступник, так сказать, задержан.

Малдер брезгливо скривил губы.

— Они сообщат нам подробности! Каково, а? Это наше дело, а не их.

— У нас нет выбора, Малдер.

— То есть, придется заткнуться и отвалить? Скалли помолчала. Такой вариант ей не нравится. Но пытаться мешать вирусологам было бы глyпo.

— По крайней мере у нас есть некоторые данные, — сказала она, потрясая распечатками. — Такой энцефалограммы я в жизни не видела. Посмотри вот на эти полипы вокруг гипоталамуса!

Малдер, прищурившись, посмотрел на изображение, но ничего особенного не увидел. Хорошо, если Скалли знает, о чем говорит.

— Возможно, эти полипы связаны с избытком допамина. Если так, то налицо дисфункция гипоталамуса, и психические припадки вполне объяснимы.

— Допамин? Это какой-то нейротрансмиттер, если не ошибаюсь. Вещество, которое переносит информацию от мозга к периферийным нервам.

— Совершенно верно. Пока нет результатов вскрытия, надо бросить эти снимки по закрытым медицинским сайтам. Может, кто-то встречался с чем-то подобным.

Малдер мрачно посмотрел на двойные двери, за которыми исчезли носилки с телом.

— Скалли, сколько раз мы сталкивались в работе с инфекциологами?

— Раз шесть, по-моему. А что?

— У меня складывается впечатление, что кто-то очень хочет помешать нам выяснить все обстоятельства этого дела.

Опять он за свое! Скалли собрала в кулак всю свою волю, чтобы не возвести глаза к небу и не завыть.

— Малдер, если ты забыл, напоминаю — это я вызвала инфекциологов. И диагноз «энцефалитная летаргия» тоже предположила я.

— И продолжаешь на нем настаивать?

— Теперь я уже ни на чем не настаиваю. Поэтому и хочу посоветоваться с коллегами через Интернет.

Десять минут спустя Скалли и Малдер сидели перед компьютером в углу маленького административного офиса, расположенного как раз над патологоанатомическим отделением. Офис они взяли в аренду — проще говоря, временно выселили отсюда менеджера по кадрам, показав ему уголки своих рабочих удостоверений. В помещении не было ничего лишнего: несколько стульев, стол и Ай-би-эмовская рабочая станция, словом, окно в киберпространство.

Компьютер, гудя и потрескивая, привел в действие модем, и через минуту на мониторе появилось окно доступа в федеральную базу медицинских данных, расположенную в Вашингтоне. В глазах Скалли отплясывали азартный танец голубые блики дисплея; быстро орудуя мышью, она пробиралась сквозь поисковый лабиринт, пока на экране не высветилось нужное меню. Тогда Малдер зарядил распечатки энцефалограммы в сканер. Через несколько минут электроника переберет миллионы файлов и найдет аналогичное изображение. При условии, что таковое вообще существует.

— Я включила в условия поиска любые типы исследования, — сказала Скалли. — Даже рентгеновские снимки. Система Медлайн напрямую связана со всеми клиниками страны и большинством крупных больниц мира. Если где-нибудь когда-нибудь видели что-то…

Она осеклась — система открыла файл.

— Есть один! — воскликнул Малдер. — И какой: Центральная клиника Нью-Йорка, 1984 год!

Скалли, затаив дыхание, перешла к следующему параграфу и едва не вскрикнула от изумления. Картина на ее распечатке в точности соответствовала данным церебрального сканирования двух заключенных тюрьмы Райкерз Айленд, сделанного незадолго перед смертью. Согласно информации банка данных, заключенные добровольно участвовали в экспериментальной программе, проводившейся биотехнологической компанией «Фиброул Интернэшнл»!

— Та самая фирма, которая выпускает красную пудру. Вернее, «пыль».

Голос Малдера звучал абсолютно бесстрастно, но такое спокойствие не могло обмануть Дану Скалли. Нужно было что-то ответить, но ее язык словно прилип к гортани. Два снимка, сделанные десять лет назад, казались некачественными копиями сегодняшней распечатки — тот же увеличенный гипоталамус в полукольце полипов. Скалли не сразу заметила ссылку в нижней части экрана. Щелкнула мышь — и на мониторе появились страницы какого-то официального документа.

— Предварительное заключение прокуратуры, — прочла заголовок Скалли. — Против руководителя эксперимента было возбуждено уголовное дело. А им был не кто иной, как глава и основатель «Фиброул» Эмайл Палладин. Правда, следствие быстро закончилось. Опыты проводились с полного согласия заключенных. В обмен им обещали скостить сроки. Что ж, обещание выполнили — оба протянули недолго. О причине смерти ничего толком не сказано. «Несчастный случай» — хороша формулировочка!

— Ты сюда посмотри, — Малдер указал на один из последних пунктов, описывающий суть эксперимента. — Принципиально новый метод пересадки кожи!

Скалли потерла пальцами виски. Невероятно! Мозг Стэнтона был поражен такими же полипами, но ведь над ним никто не производил никаких экспериментов!

— Я же тебе говорил: красный порошок — связующее звено! — торжествовал Малдер. — А еще точнее, эта темная организация «Фиброул Интернэшнл». Мы должны добраться до… как там его… Эмайла Палладина.

— Прошло десять лет, — пыталась урезонить его Скалли. — И главное — над Стэнтоном не ставили опытов.

— Непосредственно над ним не ставили. И над Джоном Доу — очень может быть. А поскольку Стэнтону пересадили его кожу, он тоже мог оказаться случайной, косвенной жертвой эксперимента.

Скалли покачала головой. С точки зрения современной медицины, заражение смертельно опасной церебральной инфекцией через клочок кожи — полнейший абсурд.

Но в одном она была согласна с Малдером, нужно как следует проверить деятельность «Фиброул Интернэшнл», особенно ту ее сторону, которая связана с новыми методами трансплантологии. Одним словом, надо выходить на Эмайла Палладина. Пожалуй, сейчас только он способен объяснить, каким образом пересадка кожи может повлечь за собой разрушение мозга и откуда взялась энцефалитная летаргия, сразившая двух неосторожных студентов.