Вторник

25

– …правда ли, это великолепно? Живой концерт в Театре Короля Джеймса, в декабре. Это радио «Касл FM», мы с вами на прямой связи, я Джейн Форбз, а вы просто восхитительны. В семь часов Стив Великолепный, но сначала Люси Драунинг с ее новым синглом «Утро Лазаря».

Я моргнул в потолок. Сердце бухало, как кирпич в стиральной машине. И где, черт возьми…

Точно. Квартира в Кингсмите. Не тюрьма.

Пора с этим завязывать.

Закрыл глаза. Уронил голову на подушку. Выдавил из себя длинный дрожащий вздох.

Из радиобудильника донеслось бренчание гитары, резкое и дисгармоничное. Потом мужской голос:

– Понедельник, утро, восемь часов, и снова голова в огне. Доверься мне, доверься мне.

Вот и наступил этот день. Сколько времени прошло.

– Снова ночью смерть играет со мной, играет со мной. Но она придет за твоей душой, за твоей душой. Поняла?

С противоположного конца кровати ухмыльнулся Боб-Строитель.

– И в автобусе люди не знают, что кончается жизнь. Держись.

Последний день миссис Керриган на этой земле.

– Эта сука-жизнь изломала меня, порвала меня. В сердце мрак, вот так…

Грохот в груди сменился тупой ноющей болью.

Одно дело фантазировать, что убиваешь кого-то, другое дело – планировать и готовиться к убийству… Но исполнять его?

– Плачет Лазарь, к звездам стремится душа его…

Вот так вот просто взять и приставить дуло пистолета к затылку и потом нажать на курок?

Не смог сдержать улыбку.

– Незнакомые люди в барах пустых…

Конечно же миссис Керриган заслуживала чего-то более медленного и, несомненно, более интимного. Чего-нибудь с пассатижами и электродрелью… Но ведь Паркера это не вернет, правда? Конечно же не вернет.

– Утро Лазаря, разложения саван…

Давай, Эш. Встаем.

– Я восстану из темноты, но сейчас…

Не стал вылезать, под пуховым одеялом тепло.

Пистолет холодит мне руку, яркая вспышка – это пуля направляется прямо ей в лоб, и грохот выстрела сливается с мокрым разрывом в затылке, когда он всем своим содержимым разлетается по полу.

Нет, сначала отстрелим коленные чашечки.

Послушаем, как она начнет молить о пощаде.

Да и не заслужила она ничего…

Песня закончилась. Началась другая. И потом еще одна.

К утренней молитве спешить не надо. Первый раз за два года я могу оставаться в постели столько, сколько мне заблагорассудится.

– …новый сингл от «Закрытых На Ремонт». Как вам это понравится? Мне так нравится все больше и больше. Но это будет как раз к половине часа, а сейчас Дональд, с новостями, путешествиями и погодой. Дональд?

Я сел, спустил ноги на пол.

– Спасибо, Джейн. Полиция обратилась за помощью к волонтерам с целью организации поисков пропавшего пятилетнего Чарли Пирса. Мальчик пропал в воскресенье вечером, и представители властных структур все больше беспокоятся о его безопасности…

Я повертел ступней. Ее обожгло огнем, потом что-то хрустнуло. Я снова завращал, пока не заболело еще сильнее. Стыдно признаться, но с ребрами было не так плохо. Кожа была лиловая, синяя и черная, вдоль всего правого бока, от подмышки до колена. И еще на плече и по всей руке. Как будто кто-то меня дубиной отработал.

– …парковке в Монкюир Вуд в восемь часов утра. Источник, близкий к операции «Тигровый бальзам», занимающейся расследованием смерти Клэр Янг, сообщил, что Потрошитель похитил еще одну жертву. Это Джессика Макфи, акушерка из каслхиллской больницы, которая пропала вчера по пути на работу…

– Отличная работа, ребята. – Криминальный отдел полиции Олдкасла сливал информацию, как геморрой свои кровавые дела.

– …отказалась давать показания, но полиция Шотландии выпустила следующее заявление…

Бла-бла-бла.

Пришлось немного потрудиться, но я наконец сел прямо, хоть и пришлось пошипеть и постонать при этом. Так, сначала завтрак, потом по-быстрому в душ, потом в «Голову почтальона», к Джейкобсону, рассказать подробности о последнем приеме пищи Клэр Янг. И после этого, если получится, допросить коллег Джессики Макфи, на предмет, не заметили ли чего-нибудь подозрительного, может быть, кто-то слонялся вокруг.

Быть все время чем-то занятым – до того момента, пока не настанет время передать миссис Керриган прощальное «прости» пулей в лоб. Прямо между глаз.

Корчась от боли, влез в чистую одежду и, открыв дверь спальни, похромал в коридор.

Вчера тут пели и плясали, а ныне тишина стоит. Мертвая.

В гостиной, скорчившись, на надувном матрасе, сидел Хитрюга. Завернут в пуховое одеяло, жирные пальцы ощупывают кожу на обрюзгших щеках, под глазами мешки.

Он что-то пробормотал, потом стал обеими руками тереть лицо.

– Ну что, сегодня кофе не варим?

– Бррр…

Кухня была завалена остатками жратвы, пустыми бутылками и маленькими банками из-под тоника. Я включил чайник и вытащил несколько чашек:

– Что ты думаешь насчет трех утра?

– Брргхх…

– Никак не могу решить, закончить со всем сразу или время потянуть? – Выглянул из комнаты. – Тебе пытать кого-нибудь доводилось?

Он не шелохнулся:

– Зачем ты позволил мне выпить весь этот джин?

– Довольно грязное дело, как мне кажется, но у меня есть брезент. – Нахмурился. – Да еще и тошнить, наверное, будет. Одно дело, когда нужно получить информацию, но просто пытать – это как-то не очень…

– Пожалуй, пара пуль в голову – самый простой вариант, лучше не придумаешь. Не надо опускаться до ее уровня. Надо просто сделать так, чтобы она сдохла.

Но все-таки…

Рот Хитрюги перекосило зевотой, он зябко поежился. Завалился на матрас.

– Ты что, зассал?

– Черта с два.

Снова пошел на кухню.

Холодильник забит полупустыми контейнерами с едой из ресторана. Нетронутый пакет с салатом, пять бутылок безалкогольного лагера, который я не выпил. Молока нет. Или еще чего-нибудь, не имеющего отношения к карри. И ягненок в острых специях – на самом деле не самое привлекательное предложение на завтрак.

Захлопнул дверцу:

– Хитрюга, не хочешь смотаться за хлебом и молоком для завтрака?

– Не могу. Я сейчас побреюсь. Потом в душ. А потом умру. – Откинулся навзничь, волосатые ноги торчат из-под пухового одеяла. – Бррр…

Прекрасно.

* * *

Элис ковыляла рядом со мной, глаза узкие – налитые кровью щелочки на восковом лице. Нос и уши меняли расцветку от розового до бордового.

– Мне что-то нехорошо… – Слова вылетели изо рта в облаке пара от дыхания – маринованный лучок, чеснок и чили смешались с ледяным воздухом.

– Небольшая разминка пойдет только на пользу, как ты думаешь?

В темноте сверкала улица, иней блестел в мрачном свете уличных фонарей. Блестел он и на ветровых стеклах припаркованных автомобилей. Небо над головами было вроде лоскутного одеяла из черных и грязно-оранжевых кусков, и приближавшийся рассвет – бледно-серой полосой на горизонте.

Она сунула руки поглубже в карманы:

– Холодно…

– Ты подумала над тем, что я тебе говорил? Ну, об Австралии?

– Мне кажется, что мой мозг умер. – Шмыгнула носом. – Дэвид очень плохо на меня влияет.

«Импориум Мистера Муджиба» сверкал впереди закопченной путеводной звездой на темной улице. Еще не было половины седьмого, но огни магазина ярко сияли за металлическими решетками.

Я остановился в дверях:

– Только придется уехать раньше, чем я предполагал.

Внутри воняло полировкой для мебели и стиральным порошком, к ним примешивался сладковатый землистый запах резаного табака. Полки вдоль стен, на них жестянки, пакеты и упаковки и бутылки с банками. Полка со сладостями рядом с лотерейными билетами, напротив газеты и голые девчонки в журнальчиках с софт-порно.

На полке за прилавком радиоприемник, какой-то грязный политикан из программы Сегодня бубнил о последних сокращениях бюджета.

Элис посмотрела на меня:

– Но мы ведь его еще не поймали…

– Непросто, да? – Громадный холодильник со стеклянной дверцей ворчал о чем-то между полкой с хлебом и домашними товарами. Я открыл его, взял упаковку копченого бекона, пачку масла, пару пакетов молока. – Ты же знаешь, что такое миссис Керриган. Она меня имела последние два года, как ты думаешь, она очень счастлива от того, что я вышел?

– Но Джессика Макфи…

– А ее быки, как ты думаешь, что они вчера делали рядом с моргом? Они мне угрожали. – Батон белого с полки рядом с холодильником и пакет картофельных лепешек. – Нет, это ее совсем не радует.

Элис протянула руку и дернула меня за рукав:

– Но мы же не можем просто так бросить Джессику.

– Джессика… – Отошел на пару шагов, вернулся. – Мне это нравится не больше, чем тебе, но что прикажешь делать? Ждать, когда миссис Керриган сама придет и найдет меня? – Отвернулся. Банка с фасолью. Упаковка яиц.

– Мы ее найдем. Я знаю, мы сможем это сделать.

Вздохнул:

– Мы не смогли поймать Потрошителя восемь лет назад, почему ты думаешь, что мы сможем сделать это сейчас? – Положил покупки на прилавок, рядом с газетами.

В Касл Ньюз энд Пост заголовок «МЕСТНАЯ АКУШЕРКА ПОХИЩЕНА СЕРИЙНЫМ ПСИХОПАТОМ» поверх фотографии Джессики Макфи.

Врезал пару раз ручкой трости по прилавку:

– Есть кто живой? Мистер Муджиб! Эгей!

Элис снова дернула меня за рукав:

– Пожалуйста…

Ах ты боже мой… Я склонился над прилавком, пока не уткнулся в него головой.

– Это же не кино. Иногда плохой парень уходит от погони.

Грубый голос с другой стороны:

– Чего надо?

Поднял голову – напротив стоял высокий худой мужчина. Седые волосы прилипли к вискам, кожа цвета свернувшегося йогурта, красное пятно на щеке. В углу левого глаза завивается лиловая линия, приличный фонарь будет.

– Где мистер Муджиб?

– Рак у него. Будете это брать или нет?

Я вздернул подбородок:

– У вас проблемы?

– У меня? Нет. И почему у меня должны быть проблемы? Просто меня еще раз обчистили, здорово, да? – Подсчитал сумму, при этом двигал губами. – А чертова полиция просто недоразумение, вам так не кажется? Как я могу вести бизнес, когда эти мерзавцы просто так приходят сюда и требуют деньги за крышу?

Протянул ему деньги, он шлепнул сдачу на прилавок:

– Этот чертов город – просто позор.

Я не мог с этим спорить.

Взяли покупки и вышли из магазина в предрассветную прохладу.

Элис молча тащилась по тротуару, прижимая к груди бекон, яйца и молоко.

– Ты прости меня, ладно? Я понимаю, что это… – Я замолк. – Она убила моего брата. Засунула меня в тюрьму. Она даже вот это все организовала. – Показал концом трости на ноющую ступню. – Если я буду болтаться здесь слишком долго, ей это наскучит, и она снова пришлет кого-нибудь за мной.

– А мы не можем, ну, я не знаю, арестовать ее или что-нибудь в вроде этого?

Я прохромал за угол, на Лэдберн-стрит.

– За ней Энди Инглис стоит, и ей не понравится, если ее будут слишком долго напрягать. А когда она выйдет из себя, то набросится на нас еще хуже, чем прежде.

В окнах квартиры горел свет, в единственной на всей улице. По всей видимости, больше никому не нужно было бодрствовать в семь часов утра во вторник.

Элис сунула мне бекон и яйца, чтобы достать ключи.

– А потом нам нужно будет найти что-нибудь, от чего она не отвертится. Что-нибудь серьезное, что потянет на приличный срок.

Боже ты мой, юношеская наивность.

Я кивнул:

– Да, идея неплохая.

А потом мы дружно сядем на своих единорогов и поскачем навстречу леденцовому закату.

Она стала подниматься по ступенькам, задержалась на первой площадке, чтобы дать мне отдышаться.

– Я понимаю, что неэтично подставлять кого бы то ни было на срок за убийство, но ведь должен быть кто-то на самом деле, с кем мы могли бы ее соединить, кто-то, кого она на самом деле прикончила?

Моя трость глухо стукала по каждой ступеньке, словно удары сбивающегося с ритма сердца.

– Ты иди вперед, поставь чайник. Я догоню.

– Молоко, два сахара, жду. – Улыбнулась, повернулась и поскакала вверх по ступеням, красные кеды исчезли на верхней площадке. Дверь квартиры загремела, когда ее открывали, а потом с грохотом захлопнулась.

Ффффух… Закрыл глаза. Прислонился лбом к стене.

О’кей, ей не очень понравится просто выйти из дела, ну а мне что прикажете делать, как, черт возьми, мне передвигаться по Олдкаслу, после того как я уложу миссис Керриган в мелкую могилку?

Может быть, кто-нибудь другой для этого подойдет?

Я снова стал взбираться по лестнице.

А это может сработать. Найти какого-нибудь забулдыгу, которого можно легко засунуть в тюрягу, и сделать так, чтобы нашлось достаточно улик, указывающих на него. Наркошу какого-нибудь или одного из ее дилеров?

Или ее конкурента?

Это лучше. В это можно поверить.

Последний пролет – и последний этаж.

Надо взять несколько имен у Хитрюги и приготовить кое-какие улики – отпечатки пальцев на пистолете, немного ДНК, немного волокон. А еще лучше, если его обнаружат мертвым на месте преступления.

Улыбка растянула мне щеки, я вошел в квартиру и запер за собой дверь.

Стянул с себя куртку, оставил ее в спальне. Вытащил из карманов масло, лепешки и фасоль. Взял все это, не забыв про хлеб.

Элис будет счастлива, миссис Керриган мертва, а я не при делах.

Просто великолепно…

В коридоре кто-то кашлянул, и я застыл. Повернулся. Выругался.

Напротив моей комнаты стоял мужчина, маленькие розовые глазки пялились на меня. Френсис.

Кивнул:

– Инспектор.

Черт…

– Френсис.

Он ткнул пальцем в сторону гостиной:

– Вас ждут.

26

Я вошел в коридор, все еще прижимая к себе покупки, Френсис отступил в сторону, блокируя проход к двери.

Он был большой, должен был это признать. Широкие плечи. Мышцы перекатывались под кожаной курткой, и руки такие, без труда могли кому-нибудь лицо порвать. Ну, и репутация, вдобавок ко всему.

И я совершенно точно не простил ему вчерашний удар по почкам.

Кровь забурлила у меня в горле, успокаивая боль в ребрах и грудной клетке. Ничего нет лучше порции адреналина, чтобы притупить боль ноющих ссадин.

– Где Элис?

Он ухмыльнулся.

Я сделал шаг в его сторону…

Масляный голос из коридора, у меня из-за спины. Другая его половина, Джозеф.

– На самом деле, мистер Хендерсон, было бы в высшей мере глупо свести это все к одиозному кулачному поединку. Боюсь, что посчитал бы своим долгом вмешаться, а двое против одного не очень спортивно, вам так не кажется?

Вот ведь твою мать. И куда девается этот Боб, мать его, Строитель, когда он нужен? Сидит на своей нафаршированной заднице на краю кровати.

Не стал оборачиваться:

– Как вы сюда вошли?

– Достаточно будет отметить, что мой коллега Френсис весьма сведущ в сокровенных секретах кузнечного ремесла. А теперь мне бы очень хотелось уговорить вас присоединиться к нам в гостиной, ничего особенного, небольшой тет-а-тет.

А Френсис даже глазом не моргнул.

Одного я сделаю. А двоих? Зажмут в узком коридоре.

Как будто снова в тюряге оказался. В ловушке. Заблокирован. И жду, когда пара горилл миссис Керриган начнет выбивать из меня дерьмо.

Вообще-то… рисковать не стоит. Особенно когда Элис рядом.

Наклонил голову к левому плечу, потом к правому. Поймал устремленный на меня взгляд Френсиса, повернулся к нему спиной.

Джозеф кивнул:

– Прекрасное решение, мистер Хендерсон. А теперь не могли бы вы…

– Давайте-ка один момент проясним. Если вы только пальцем к ней прикоснетесь, я лично вам все пальцы переломаю. И заставлю их съесть.

– К ней? – Нахмурился. Потом снова расплылся в улыбке. – А-а, я понял! Добрый доктор. Не стоит беспокоиться, мистер Хендерсон, насколько мне известно, она в полной безопасности. Ну, возможно, не совсем в полной. К большому нашему сожалению, ее пришлось немного присмирить, поскольку она вела себя очень беспокойно.

Френсис у меня за спиной хмыкнул:

– Пришлось ее слегка отшлепать. Научить хорошим…

Я двинул его локтем в грудь. Уронил на пол хлеб, масло и картофельные лепешки. Изогнулся влево и изо всей силы врезал ему в морду банкой с фасолью, весь свой вес вложил в удар. Раздался хруст. Его голова откинулась назад, рот раскрылся, капли крови в свете одинокой лампочки засверкали, как драгоценные камни.

Два.

Три.

А вот и Джозеф, голова вниз, летит вперед. Руками работает, как будто стометровку бежит.

Тут без вариантов, не увернешься.

Тут уж я сам вперед рванул, наклонился вправо, пропустил его голову под левую руку. Обхватил шею рукой, его плечо врезалось мне в грудную клетку. Сжал покрепче. Присел на корточки. Шлепнулся задницей на пол, Джозефа перекинуло вверх, через меня, голова зажата у меня под мышкой, задыхается и хрипит. Даже лампочка закачалась.

Бац, врезался во Френсиса, я его отпустил. Встал на ноги. Перенес вес на правую ступню. Резкая боль. Но левая высвободилась, врезал ей Джозефу в морду. Один, два, три раза.

Хрип.

Эти двое сплелись в бесформенную массу из рук и ног, Френсис пытался выбраться из-под придавившего его тела.

Джозеф высвободил руки, схватился ими за залитое кровью лицо. Я ждать не стал, ударил в горло. Потом в ключицу. В грудную клетку. Готов.

У него глаза вылезли из орбит, стал с визгом хватать воздух широко раскрытым ртом.

Френсис сбросил с себя Джозефа. Встал на колени. По подбородку текла кровь, капала на пол.

Я схватил его за рыжий конский хвост, мое колено врезалось ему в нос. Хруст. Струя крови. Повторил в правый глаз. А потом банкой с фасолью по темени, оторвав лоскут кожи. И еще один раз, на всякий случай…

Звук у меня за спиной. Темный металлический щелк.

Ах ты…

По коридору растекся холодный ирландский акцент:

– Ну и что, закончил воспитательные мероприятия или тебе пулю в твой Гарри Глиттер организовать?

Я отпустил хвост Френсиса, он сполз по стене. Губы пускали неоново-красные пузыри, плечи обвисли, из рваной раны на голове сочилась кровь. Джозеф булькал и задыхался, хватаясь руками за горло, как будто пытаясь впихнуть в себя глоток воздуха.

Я повернулся, руки держал на виду, чтобы все было просто и понятно.

Миссис Керриган улыбнулась мне маленькими острыми зубками. Черный костюм, серая шелковая блузка, застегнутая на все пуговицы, маленькое золотое распятие на цепочке. Волосы почти совсем седые, только на концах едва проглядывает рыжина, собраны в пучок на затылке. В руке самозарядный пистолет, металл черный, как опухоль на фоне ярко-желтых резиновых кухонных перчаток. Направила ствол мне в промежность:

– Так ты как, будешь хорошим мальчиком или споешь сопрано?

– Что тебе надо?

Кривая улыбка в ответ:

– А ты счастливчик, мистер Хендерсон. Есть у меня к тебе одно небольшое предложение, как уменьшить ту сумму, которую ты должен мистеру Инглису.

– Никому я ничего не должен.

Хохотнула, очень похоже на лай:

– Только тупить не надо. Тридцать две штуки.

Я сжал в руке банку с фасолью:

– Пошла к черту.

– Кто, я? Добрая девочка-католичка, мистер Хендерсон? Я так не думаю. Как тебе кажется, для чего вероисповедание изобрели? – Дуло пистолета поднялось и уставилось мне в грудь. – А теперь оставь в покое ребят и пойдем в гостиную поговорим. Обсудим все, как цивилизованные взрослые люди.

– А если не пойду?

Валявшийся у моих ног Джозеф затих, его дыхание перестало походить на попытку вдохнуть в себя шар от боулинга.

Пожала плечами:

– Ну и ладно. Тащи тридцать две косых, и разойдемся миром.

– Ты моего брата убила! – Расправил плечи и шагнул вперед.

Дуло пистолета снова поднялось, на этот раз на уровень моего лба.

– Как ты думаешь, что мне может помешать прострелить тебе голову? А потом немного позабавиться с твоей девчонкой-доктором?

Не двигайся. Даже не моргай. Не дай ей понять, что она нашла твое слабое место.

– А может быть, не убивать ее, а? Просто засадить тебе пулю в брюхо, оттащить в спальню, чтобы ты мог наблюдать за тем, как я ее свяжу и отымею сзади? Как тебе это нравится? Готова поспорить, ты это оценишь, старый развратник. – От улыбки повеяло холодом. – Только я буду пользоваться беспроводной дрелью с тридцатисантиметровым сверлом. Она, конечно, будет извиваться и вопить, только грязи будет больше.

Даже не дергайся.

– Ааагхх… – Джозеф перевалился на живот, кашляя и отплевываясь. Хрипло и отрывисто задышал. Забрызгал пол кровью и слюнями.

– Ублюдок…

Миссис Керриган закатила глаза:

– На пользу тебе пойдет, а то совсем обленился. Мистер Хендерсон вам обоим услугу оказал.

Закашлял еще сильнее. Выплюнул сгусток розовой пены:

– Чуть не убил меня…

– Повезло тебе, парень. – Вошла в гостиную и направила на меня пистолет. – Давай.

Я бросил банку с фасолью на пол, пошел следом за ней. Остановился. Выругался.

Посреди комнаты на одном из складных стульев сидел Хитрюга, окруженный кусками разорванного надувного матраса. На нем не было ничего, кроме трусов, он дрожал – по всей видимости, не от холода. Кольца клейкой ленты притягивали его руки и ноги к стулу. Широкая полоса этой же ленты шла поперек груди. Нос разбит в лепешку, пятна темной крови на куске ленты, которой залеплен рот. Еще в ней была прорезана маленькая щель, сквозь которую доносились сиплые судорожные вздохи. Из раны на лбу сочилась кровь. На груди толстые красные рубцы. Синяки на лице, шее и плечах.

Два пальца на левой руке неестественно вывернуты. В бедрах собрались лужицы крови.

Вот сука.

Оружие. Хватаешь пистолет и разносишь ей череп на куски. А если будет…

– Тихо, тихо, не нервничай. Давай не будем превращать обычную пытку в массовое убийство. – Мотнула пистолетом на открытую дверь кухни.

Элис было едва видно. Она сидела на полу, спиной к дверце шкафа, руки вытянуты вперед, запястья замотаны клейкой лентой. Куском этой же ленты залеплен рот. Глаза широко раскрыты и налиты кровью. Дрожала. Подошвы «конверсов» выпачканы в чем-то грязно-коричневом и красном, как будто шла по крови…

Миссис Керриган ухмыльнулась:

– Прямо удар по яйцам, тебе так не кажется?

Из коридора донесся кашель, затем в комнату ввалился Джозеф, потиравший рукой горло. Левый глаз заплыл, рот в крови, кровь на рукаве куртки. Вместо голоса едва различимый хрип.

– Мистер Хендерсон, было бы весьма желательно, если бы вы смогли положить руки на затылок и встать на колени. Любая попытка невыполнения данного приказа будет иметь самые неприятные последствия для доктора Макдональд и детектива-инспектора Морроу.

Миссис Керриган вздернула пистолет, Элис вздрогнула.

– Пять. Четыре. Три. Для меня нет никакой разницы. Два…

Положил руки на голову, скрипя суставами. Встал на колени. Молчал как рыба.

– Ну вот и все. Мы снова друзья. – Отдала пистолет Джозефу. – Если мистер Хендерсон дернется, сделай ему дырку в другой ноге, а потом провентилируй его подружку. – Половицы скрипнули под подошвами ботинок миссис Керриган, она пересекла комнату и остановилась рядом с Хитрюгой. Положила руки в резиновых перчатках ему на плечи. – Напрягов не люблю, но, с другой стороны, учить надо уму-разуму. Ты что думал, я не замечу, что какой-то парень обо мне расспрашивает? Про мой дом, про мои передвижения? Что у меня за охрана? Про собак? – Прикоснулась губами к его уху. – Боже мой, ах ты боже мой.

В ответ донесся слабый стон из разреза в клейкой ленте.

– Ну и что, поболтали немного с этим засранцем, которого ты за мной шпионить послал. Он, я и Мистер Паяльник. – Схватила Хитрюгу за плечи, острые кончики пальцев в желтой резине вцепились в покрытую синяками кожу. – Ты что думал, круче тебя никого не найдется? Вот так вот просто возьмешь и уйдешь?

Так, все тихо-спокойно. Все под контролем.

– Ладно, все так и было. Отпусти их.

– Да я вообще-то и не начинала. – Выпрямилась, похлопала Хитрюгу по синей щеке. – Вы думаете, если парень вот так вот сидит, к стулу привязанный, то потом ему ухо просто отрежут, и все. Это классика. Что до меня, то все дело в глазах. Понятия не имею почему. Кому-то пальцы нравятся на руках. Кому-то на ногах. А кому-то паяльник к члену. Но на этой неделе у нас – глаза.

Встала напротив него. Взяла в руки его голову.

– Левый или правый?.. – Оглянулась на меня через плечо. – Как выдумаете, мистер Хендерсон?

Хитрюга застонал, из ноздрей расплющенного носа захлопали кровавые пузырьки.

– Ннннгххх… – Зажмурился.

– Оставь его, или Богом клянусь…

Что-то твердое и холодное уперлось мне в затылок. Потом послышался легкий металлический щелчок затвора. Джозеф кашлянул пару раз, но это не помогло его голосу.

– Смею вас уверить, мистер Хендерсон, что ваше молчание в данный момент будет выгодно всем заинтересованным участникам. – Миссис Керриган моргнула. – Забавно, что ты Бога поминаешь… Как там говорится в Евангелии? И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось его от себя, лучше тебе с одним глазом войти… кхм… в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную. – Провела большим пальцем по щеке Хитрюги. Вдавила желтую резину ему в глазницу. – Да будет это во имя младенца Иисуса…

Из-под клейкой ленты донесся вопль Хитрюги.

27

Левая нога Хитрюги перестала дергаться. Плечи обвисли. Голова упала на грудь.

Миссис Керриган бросила что-то на пол, потом наступила на это ногой. Подвигала носком ботинка туда-сюда, как будто тушила сигарету.

– Вот и все. Поговорим о предложении, которое я собиралась тебе сделать?

Элис на кухне неподвижна, глаза вытаращенные.

Я помолчал, потянул время. Откашлялся.

– Надо бы его в больницу отвезти.

– Есть один джентльмен, знакомый мистера Инглиса, о котором нужно позаботиться. Работа для тебя. Позаботься о нем, и четыре тысячи с тебя спишут.

– Он в шоке, умереть может.

– Подумай, четыре штуки минус, останется двадцать восемь. И теплое приятное чувство, что оказываешь услугу мистеру Инглису. Все, что тебе нужно сделать, это всего лишь доставить труп грязного обманщика на склад бакалейных товаров в Белхейвен-лейн, сегодня в девять вечера. И никого не интересует, как ты это сделаешь, главное, чтобы дело было сделано.

– Просто позвоните в «скорую» и…

– Ты, конечно, думаешь: «Какого хера я должен убивать кого-то, кого я совсем не знаю? Что он мне сделал?» Поэтому я могу предложить тебе небольшой стимул. – Она сжала губы и наклонила голову к плечу. – А что, если мы возьмем кого-нибудь в заложники? Как вам это нравится, мистер Хендерсон? Достаточный стимул?

Я просто посмотрел на нее.

– Я конечно же не могу взять твою подругу-докторшу, иначе твой монитор на ноге отключится. – Улыбнулась. – Уверяю тебя, что в любой момент могу отрубить мисс Макдональд ступню, и ты будешь таскать ее трекер с собой. Как тебе это нравится? Освободишься от своего ядра на цепи. – Она замолчала, немного подождала. – Давай, мистер Хендерсон, двоих дочерей ты уже похоронил, что для тебя еще одна мертвая девочка? Ты уже, наверное, привык.

Даже не моргай.

– Нет? В таком случае нам придется взять с собой твоего друга, детектива-инспектора Морроу. Посмотрим, как он с этим справится. Немного грязновато, но ничего, мы дно багажника пластиковой пленкой застелили.

Провела окровавленным пальцем по шее Хитрюги.

– Да, и на случай, если ты вздумаешь позвонить своим любезным друзьям, чтобы пришли арестовать нас, – криминальный отдел Олдкасла мой. Если до меня хоть запашок донесется, вот этот вот Жирный Мальчишка через беконорезку пройдет. Нам все понятно?

– Ему врач нужен.

– Нам всем что-то нужно, мистер Хендерсон. В настоящий момент доктору Макдональд нужен каждый из ее пальцев. Но ведь все меняется, не так ли? – Миссис Керриган оглянулась. – Джозеф, пассатижи у нас есть?

– Почти уверен, что у моего коллеги имеется набор инструментов. Хотите, чтобы я их принес?

– Ну так как, мистер Хендерсон? С какого пальца начнем, с указательного или с мизинца?

Элис застонала, завозила ногами по кухонному полу, вжимаясь спиной в дверцу шкафа. Куда тут сбежишь.

У меня во рту язык превратился в песок. Со второй попытки слова вылетели наружу:

– Кому нужно умереть?

* * *

– …ха, ха! Блистааааательно. Итак, у нас еще один прикоооооольный звонок, сразу после новостей Найджела и путешествий Пола, но сначала информация для тех, кто помогал сегодня в поисках маленького Чарли Пирса… – Оркестровый проигрыш, потом электрогитара.

Я провел рукой по пассажирскому окну «ягуара», оставив след на запотевшем стекле.

– Мы должны слушать этого придурка?

Большая часть Джура-роу скрывалась за высокими каменными стенами. Шикарные особняки с гравийными подъездными дорожками и высокими автоматическими воротами. Стоявшие взаперти крутые тачки, стоившие больше, чем дом для семьи. Лет пятнадцать назад «ягуар» смотрелся здесь совершенно естественно, но сейчас, рядом с коллекцией «феррари», «астон-мартинов» и «лексусов», он выглядел потрепанным старикашкой. Усталый, сдувшийся и ничей. Что и стало причиной того, что именно он должен быть угнан в первую очередь.

Уличные фонари создавали на мокрых тротуарах сверкающие озерца. Дождь прекратился, под оловянным небом было тихо и сыро. В ожидании восхода солнца.

Элис поерзала, посмотрела в зеркало заднего вида. Уставилась на Боба-Строителя, приютившегося на заднем сиденье. Он просто сидел там, улыбался пришитой улыбкой, держал в руке желтый гаечный ключ.

– Не пойму, почему он должен там сидеть… – Слова звучали неразборчиво из-за распухшей нижней губы. Кожа рассечена, рана запеклась засохшей кровью. Френсису очень повезло, что я ему голову не проломил. В следующий раз обязательно это сделаю.

Она протянула руку и отвернула зеркало в сторону. Чтобы Боб не смотрел.

– Мне не нравится, как он на меня смотрит. Жутко становится. Нельзя его в багажник положить?

– Ты же не кладешь в багажник талисман.

Резкий женский голос прервал гитарное соло. Я выключил радио. Посмотрел на двухметровые железные ворота, закрывавшие двенадцатый номер от дороги.

Элис кашлянула.

– Может быть, поговорим о том, что миссис Керриган…

– Не о чем здесь говорить. Если мы этого не сделаем, она убьет Хитрюгу. И сказке конец.

– Пожалуйста. – Лежавшие на коленях пальцы дрожали. Сунула руки под мышки. Пыталась дрожь унять. – Мы… я никого не смогу убить.

– Тебе и не надо, это моя работа. – В кармане зазвонил мобильник. Я вытащил его, нажал на зеленую кнопку. – Да?

Джейкобсон, шмыгнул носом:

Где вас черти носят?

Великолепно. Просто… великолепно.

Пора бросить ему сочный кусочек.

– Проверяли пару наводок. Надо послать кого-нибудь в бургер-бар Плохого Билла с фотографиями Клэр Янг и Джессики Макфи. Он паркуется рядом с супермаркетом в Каузкиллине. Последнее, что ела Клэр, была еда оттуда.

– Ты уверен?

– Это называется «Двойной Ублюдочный Убийца с Беконом», другими словами, двойной чизбургер с кусочками жареного бекона. Другого столь же чокнутого, кто бы стал такое готовить, больше нет.

В трубке раздался шорох, потом приглушенный голос Джейкобсона:

Купер, тащи сюда свою задницу. Работа для тебя есть.

Приглушенное бормотание, расслышать невозможно – говорили очень тихо. Скорее всего, Купер получал инструкции.

Элис дернула меня за рукав:

– Нужно ему сказать.

– Ты серьезно?

– Нам нужна помощь!

Снова Джейкобсон:

– Отличная работа, Эш, я восхищен. Инициатива – мне это нравится.

Ну и славно.

– И еще я бы хотел поговорить с теми, кто жил рядом с Джессикой Макфи. Это займет какое-то время, но, думаю, попробовать стоит. И если еще останется время, надо будет ее коллег потрясти.

– Не думаю, со свидетелями любой констебль сможет поговорить. Наша группа должна заниматься аналитической оценкой, мыслить нестандартно и применять знания на практике.

– Ага. А еще мы устанавливаем связи. Собираем информацию. Трясем людей. Расшевеливаем их воспоминания. Если кто-то имеет доступ к больничным наркотическим средствам или медицинским картам пациентов, он в сфере нашего внимания.

Молчание.

Я снова провел рукой по стеклу, заставив его заплакать. Слезы конденсата потекли на резиновую кромку.

Над входной дверью двенадцатого номера загорелся свет.

С другого конца линии донесся вздох.

– Хорошо. Но я хочу, чтобы оперативные сведения предоставлялись регулярно, и жду вас обоих сегодня в семь вечера с докладом на сборе команды. И, пока не забыл, мне нужно поговорить с доктором Макдональд. Она с тобой, я полагаю?

А где ей еще быть? Я ткнул пальцем в кнопку спикерфона и протянул мобильник Элис:

– Хочет с тобой поговорить.

– Доктор Макдональд? – Голос Джейкобсона эхом разнесся по старому «ягуару». – Я получил еще один звонок от детектива-суперинтенданта Найта и Несс. Они хотят знать, почему вы до сих пор не встретились с доктором Дочерти.

Элис облизнула ссадину на губе, отчего та снова закровоточила. Откашлялась.

– Это было…

– Пусть он боль в заднице, но они сделали официальный запрос относительно вашего вклада в расследование. Они проверяют нашу команду, и я никому не позволю нас подвести. Так что будьте столь любезны, идите и сотрудничайте.

Ее нижняя губа задрожала. Она судорожно выдохнула:

– Да, детектив-суперинтендант. – Голос безжизненный и тихий.

– И если у вас есть какие-то потрясающие достижения, мне сначала скажите, о’кей? Не болтайте об этом повсюду, как пьяный тинейджер.

Я кивнул на телефонную трубку и сжал другую руку в кулак, немедленно ответивший мне пронзительной болью.

Она покачала головой:

– Да, детектив-суперинтендант.

Вот ведь маленький волосатый урод.

Щелкнул кнопкой спикерфона, прежде чем он смог сказать еще какую-нибудь гадость, и снова поднес мобильник к уху:

– Как у нас дела с Сабиром? Он уже поработал с центральной базой данных?

– А вот ты позвони ему и выясни. Веришь или нет, Эш, но моя работа – руководить группой, а не мотаться у тебя на посылках. Я уже начинаю думать, что ты почти нормальный офицер полиции, не разочаровывай меня. – Потом щелк, и связь прервалась.

Я сунул мобильник обратно в карман:

– Не обращай на него внимания, он обычный задрот.

Входная дверь номера двенадцать распахнулась, из нее вышел большой мужчина. Высокий, широкоплечий, волосы зачесаны назад, черное пальто, темно-серый костюм, лимонного цвета рубашка и галстук в полоску. Нос крючком, лоб высокий. Выглядел весьма солидно. Я сверился с фотографией, которую миссис Керриган оставила на каминной полке. Имя – ПОЛ МЭНСОН – выведено шариковой ручкой печатными буквами на обратной стороне фотографии вместе с домашним адресом и номером мобильного телефона. Точно он.

Рядом с Мэнсоном возникла женщина, протянула ему портфель, потом встала на цыпочки и чмокнула его в щеку. Потом появился маленький мальчик в синем с золотом блейзере школы Маршала. Мэнсон протянул руку, потрепал его по волосам. Потом повернулся и потопал вниз по ступенькам к «порше», припаркованному на гравийной подъездной дорожке.

– Ты только погляди на них. Прямо как с рекламы зубной пасты.

Мэнсон влез в машину, и та заворчала, как сердитый ротвейлер. Наверное, у него был пульт дистанционный, потому что ворота сразу же щелкнули и распахнулись.

Элис облизала губы:

– Я… не думаю, что смогу…

– Слышала, что сказала миссис Керриган, – он бухгалтер мафии. И вот это все – дом, одежда, частная школа, – все это оплачивается наркотиками, проституцией, вымогательством, избиениями и убийствами. А этот ублюдок просто смазка, которая помогает колесам крутиться.

– Но это не значит, что он должен умереть.

– Или он, или Хитрюга. Заводи машину.

* * *

– Так, отлично, притормози немного, пропусти вперед еще одну.

Элис притормозила перед развязкой, немного подождала, потом снова скользнула в поток машин.

– Ну вот, у тебя очень естественно выходит.

Справа вдоль дороги река, вроде узкой бетонной ленты. Слева – викторианские особнячки, расставленные строгим геометрическим узором. Престижные офисы с солидными названиями терлись плечами с единственным в Олдкасле пятизвездочным отелем.

Ехавший впереди Мэнсон свернул налево, к Вайнд.

Элис поехала вслед за ним. Держалась на расстоянии. Не газовала, на хвост не липла. В общем, все делала как надо.

Облизала губы:

– Эш, нам надо поговорить о…

– Следи за машиной. Так, следующий поворот направо.

Свернула в переулок, застроенный с обеих сторон особняками из песчаника. Только на этот раз колонны были из мрамора или из гранита. «Порше» припарковался у обочины.

– Теперь проезжаешь мимо него и сворачиваешь налево.

– Но…

– Ты ведешь машину, а Мэнсон – моя забота.

Я повернул зеркало заднего вида и стал наблюдать за тем, как он вылезает из машины и идет к стоявшему напротив зданию, как поднимался по ступенькам. «Ягуар» сделал поворот, и Мэнсон исчез из поля зрения.

Я похлопал по приборной доске:

– Здесь припаркуйся.

Элис так и сделала, уткнулась в бордюр прямо под облетевшей рябиной. Выдохнула. Закрыла глаза и склонилась над рулем.

– Все отлично сделала. – Я наклонился и потер ей спину. – Горжусь тобой.

– Мерзко себя чувствую. Пульс зашкаливает, голова кружится. Тошнит. Желудок крутит. – Закрыла глаза. – И все время перед глазами стоит, как он корчится, трясется, кровью истекает, а она указательным пальцем…

– Ты ничем не могла помочь.

– И глаз… – Ее передернуло, провела рукой по лицу. У тридцати процентов людей, ставших свидетелями травматического случая, развивается посттравматическое стрессовое расстройство.

Я расстегнул ремень безопасности, вытянул больную ногу:

– Ты – судебный психолог, наверное, хуже этого видела, гораздо хуже…

– Но не в реальной жизни! На фотографиях, на вскрытиях, на местах преступлений. Но никогда вот так вот… на самом деле. – Глубоко вздохнула, вздрогнула еще раз. – Тебе, Элис, нужна смещенная активность, ты все время должна быть чем-то занята. Ты постоянно помогаешь людям в подобных ситуациях – вот и отнесись к себе, как к еще одному пациенту. А если это слишком мрачно, чтобы еще раз рассмотреть, то дистанцируйся от этого, пусть этим займется твое подсознание. – Нахмурилась. – Еще можно попробовать поиграть в жестокие видеоигры. Или это работает только до события? Не знаю, Элис, нужно посмотреть в Интернете… – Взглянула на меня, моргнула. – Что?

– Ты сама с собой разговариваешь.

Уставилась на пальцы рук, сплетенные на коленях:

– Не хочу в квартиру возвращаться. Не смогу оставаться там. После этого… – Слезы заблестели в уголках глаз.

Я еще раз потер ей спину:

– Все в порядке. Я что-нибудь придумаю. Снимем номер в гостинице или квартиру на несколько дней.

Слабая болезненная улыбка.

– Расскажи мне что-нибудь о Потрошителе.

– Его сейчас по-другому называют.

– Нет, что-нибудь из самого начала расследования.

– Хорошо. – Я выбрался в темноту, оперся на трость. – Давным-давно, не знаю где, жил-поживал добрый молодец, и звали его Гарет Мартин. Детство у него было не из самых приятных, и добрую его часть ему довелось провести в местной психиатрической клинике. А как-то раз он даже поджег магазин в Логансферри. – Хлопнула дверь машины. – Мне, черт возьми, кажется, что так и было на самом деле.

Элис вылезла с другой стороны. Пикнула замками:

– А если кто-нибудь номера заметил?

Луч света прорезал низкие облака, и солнце ушло за горизонт, оставив на сером золотисто-розовый шрам.

– Как ты думаешь, почему я свинтил машину от дома каких-то стариков? Они неделями не будут замечать, что машина куда-то пропала. А потом, скорее всего, подумают, что забыли ее там, где припарковали. – Я прохромал мимо, направляясь к улице, с которой мы свернули. – Четыре недели спустя после того, как была найдена Рут Лафлин, Гарет заявился в полицейский участок на Григсон-лейн, весь в крови, положил на стойку пластикового пупса и стал угрожать дежурному кухонным ножом.

Мы повернули за угол на Ааронович-лейн. По обеим сторонам улицы блестели латунные таблички. Адвокат. Бухгалтер. Биржевой брокер. Адвокат. Адвокат. PR-агентство. Адвокат. И потом дом, в который зашел Мэнсон, номер тридцать семь. «ДЭЙВИС, ВЕЛЛМАН и МЭНСОН *** ДИПЛОМИРОВАННЫЕ БУХГАЛТЕРЫ».

В раннем утреннем солнце блестели мраморные ступени, ведущие к черной деревянной двери с латунным дверным молотком, приделанном прямо посредине.

Преступление явно себя оправдывало.

– Гарет признался в четырех убийствах и в трех похищениях. Сказал, что сделал это потому, что его бабушка, когда ему было пять лет, мыла ему гениталии хлоркой и каустической содой.

Элис остановилась у ступенек:

– Бедный мальчик…

– Да хрень это все конечно же, прочитал в каком-нибудь криминальном романе.

– О-о. – Посмотрела на окна дома. – Убивать Мэнсона глупо.

– А у нас есть другой выбор? Это…

– Я совсем другое имею в виду. – Посмотрела на меня. – Если мы убьем его сейчас, что мы будем с ним делать? Мотаться по городу с трупом в багажнике, пока не наступит время передачи, в смысле, мы в краденой машине, кто-то может заметить, или нас остановят, обыщут и труп найдут?

– А кто говорит, что нам нужно мотаться по городу?

– Спрятаться мы нигде не сможем, у нас на лодыжках GPS-локаторы нацеплены, и если мы не поедем поговорить с коллегами Джессики Макфи, как мы обещали детективу-суперинтенданту Джейкобсону, он все узнает. Придет и схватит нас, а у нас труп в багажнике, и нас арестуют, и остаток своей жизни я проведу в тюрьме…

– Поэтому мы и не делаем это прямо сейчас. – Я пошел по дорожке мимо дома бухгалтеров. – Если будем долго стоять напротив дома, нас заметят. – Резко свернул налево и похромал через дорогу.

– Ладно, прости… – Побежала меня догонять. Запрыгала рядом, шаркая маленькими красными кедами по мокрому тротуару. – Но если мы…

– Никто нас не поймает. Притворимся, что ничего не происходит. Поговорим с соседями по квартире Джессики Макфи, встретимся с придурком Фредом Дочерти, прогуляемся где-нибудь. Никаких вопросов, мы все это сделаем. Вернемся к окончанию рабочего дня и схватим Мэнсона по дороге домой. – Я остановился рядом с «порше», кряхтя, встал на колено, как будто завязывал шнурок на ботинке.

На маленьком треугольном окошке у водительской двери желтый стикер. «БЕЗОПАСНОСТЬ ДАННОГО ТРАНСПОРТНОГО СРЕДСТВА ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ С ПОМОЩЬЮ 24/7 GPS-ТРЕКИНГА». Скопировал название фирмы – «ТРАНСПОРТНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ СПАРАНЕТ» – в блокнот, вместе с номером телефона и регистрационным номером тачки.

Пора двигаться.

Протянул руку, Элис помогла мне встать, снова пошли рядом по тротуару.

Она оглянулась на дом бухгалтеров:

– Так что случилось?

– С Гаретом? Оказалось, что он проник в зоопарк в Монтгомери Парк, вспорол у овцы брюхо и засунул внутрь куклу. Из-за этого и был весь в крови. И признание его было такой же хренью, как и история про мытье с хлоркой.

В конце улицы мы свернули направо.

– Каждый год в штаб-квартире полиции объявляются два-три человека, заявляющих, что именно они и являются Потрошителем. А пройдет год, и они снова нарисуются и заявят, что они Дэйв-Сделай Сам, или Блэкволлский Насильник, или Джонни-Мизинчик.

– А он продолжает еще в чем-нибудь сознаваться?

– Его лебединой песней было признание в изнасиловании с убийством. Муж жертвы выяснил, где Гарет жил, заявился к нему, не стал обращать внимания на то, что тот сидел на антидепрессантах, и забил его до смерти крикетной битой. Получил восемь лет, ограниченная вменяемость.

Снова свернули направо, пошли к краденому «ягуару». Элис взяла меня под руку. Крепко схватилась, как будто ее течением куда-то уносило.

– Как думаешь, с Дэвидом все будет в порядке?

Нет. Но я все-таки выжал из себя улыбку, сжал ей руку:

– С ним все будет в порядке. Верь мне. Хитрюга не такой тюфяк, каким выглядит. Мы его вернем.

Или то, что от него останется.

28

Элис втянула голову в плечи, повернулась спиной к ветру. Каштановые кудри развевались над головой, как разъяренные змеи.

– Но я, вообще-то, не голодна…

Визит-центр Старого замка был закрыт, зато забегаловка «У Грязного Ральфа» – покрытый грязью трейлер на четырех спущенных колесах – была на своем месте, в самом углу автомобильной стоянки. Лучше, чем совсем ничего. Да и кроме того, люди не только за жратву деньги отдают.

– А мне наплевать. – Протянул ей два завернутых в салфетки свертка и пластиковую бутылку с горячим сладким чаем. – Вот это ешь, а этим запивай.

– Но…

– Это не дискуссия. Давай, тебе нужно позавтракать. Будешь чувствовать себя лучше.

Надула щеки, выдохнула, взяла сэндвич. Развернула. Поморщилась. Откусила. Слегка улыбнулась:

– С чипсами.

– Вот видишь. – Я впился в сосиску с луком, стал жевать, и мы тем временем углублялись в руины.

Это было что-то вроде скопления разномастных остатков кирпичной кладки. Когда-то здесь находились кострище, ледяная пещера и лестница в никуда. И в самом дальнем конце – остатки того, что когда-то было трехэтажной башней. Вся эта неземная красота освещалась золотистым светом раннего утра и сверкала на фоне угольно-черного неба.

Устроились с подветренной стороны у стены с бойницами, отсюда открывался пристойный вид вниз, на Дандас Хаус, потом на реку и на Вайнд, где Пол Мэнсон в последний раз проводил свой рабочий день.

Элис покончила с сэндвичем и жареной картошкой, отвинтила крышку на бутылке с чаем, отхлебнула, горячий пар унесло ветром. Прислонилась к стене. Уставилась на свои маленькие красные башмаки:

– Мне страшно…

Маленький прозрачный пластиковый пакетик, который продал мне Грязный Ральф, почти ничего не весил. Лежал у меня на ладони, как будто там вообще ничего не было. Протянул ей:

– Вот, возьми.

Удивленно посмотрела:

– Таблетки?

– Ты сказала, что доктор Димвит, ну, из больницы, должен отправить Мэри Джордан в Абердин, пройти тест на МДМА.

Элис взяла крошечный пакетик с моей ладони, посмотрела на него. На самом дне лежали полдюжины розовых таблеток в форме сердечка.

– Ты купил мне экстези?

– Ну, понимаешь, это для того… ну, чтобы ты немного отвлеклась.

Улыбнулась. Протянула мне руку и крепко сжала:

– Никто никогда мне раньше не покупал жареную картошку с наркотиками. – Сунула таблетки в карман. – Нам надо поговорить о Дэвиде.

– Говорю же тебе – с ним все будет в порядке.

Она развернула второй сэндвич, на этот раз с беконом:

– Я в том смысле, что совершенно бессмысленно убивать Пола Мэнсона, и если мы…

– Ты никого не убиваешь. Ты не виновата в том, что случилось. И если бы не эти чертовы мониторы на ноге, я бы сделал все, чтобы ты не имела к этому никакого отношения. – Над Беллоуз парили чайки, ныряя и снова взмывая вверх над стенами старого санатория, а потом плавно дрейфовали на свой остров посредине реки. – Но сейчас мы ничего с этим не можем сделать.

Она зябко поежилась:

– Если бы не эти мониторы, миссис Керриган взяла бы меня в заложники вместо Дэвида.

Не такие они плохие, в конце концов.

Элис пристально посмотрела на меня:

– Ты всегда знал, что этим все кончится, так ведь? Вот почему говорил со мной о том, чтобы сбежать в Австралию… – Ее глаза наполнились слезами. – Я должна была догадаться, так ведь? В смысле, что еще должно случиться?

– Прости меня.

Ветер забросил волосы ей на лицо, она отбросила их обратно, замотав в жгут одной рукой:

– Мы могли бы… Я не знаю. Мы можем что-нибудь сделать?

– Чтобы жить счастливо до глубокой старости?

– Пожалуйста?

Вдалеке малышка карабкалась на кучу кирпичей. Молодая женщина в мохнатом джемпере, оступаясь, взбиралась вслед за ней.

– Не ходи так далеко, Кэтрин, ради твоей мамочки веди себя хорошо!

Я прислонился к крепостной стене, закрыл глаза:

– Она хочет, чтобы Мэнсон был мертв, и если я не доставлю его, она убьет Хитрюгу. А что потом? Что, если она захочет причинить вред тебе?

– Совсем не важно, является ли он бухгалтером мафии или нет, мы не можем…

– Да понимаю я, слышишь? Понимаю. – В груди возникла какая-то тяжесть, ломавшая меня и прижимавшая к земле. – Если я это сделаю, она навсегда свяжет меня с убийством. И совсем не важно, сколько денег я ей выплачу, из ее кармана я уже никогда не выберусь. Я стану ее собственностью.

– И что тогда мы…

– Ешь бекон.

* * *

– Я всего на минуту… – Элис расстегнула ремень безопасности и выбралась в ветреное утро, оставив меня сидеть на пассажирском кресле. Аварийные сигналы «сузуки» мигали, два колеса на тротуаре, остальные на двойной желтой у маленького магазинчика на Джонз-лейн. «ДЖАСТИНЗ ДВАДЦАТЬ-ЧЕТЫРЕ-СЕМЬ *** ЛИЦЕНЗИРОВАННАЯ БАКАЛЕЙНАЯ ТОРГОВЛЯ *** КУПИТЕ ВСЕ ЧТО ВАМ НУЖНО».

Краденый «ягуар» был спрятан на старой многоярусной парковке на Флойд-стрит, рядом с торговым центром «Толлгейт». В котором не было камер слежения. Где он и будет находиться до того времени, когда нужно будет забирать Пола Мэнсона.

Включил радио, динамики заполнила Кейт Буш, возжелавшая заключить сделку с Господом.

Было бы это так легко.

На тротуаре рядом с магазинчиком стенд с газетной рекламой. «ПРОДОЛЖАЮТСЯ ПОИСКИ ПРОПАВШЕГО ПЯТИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА». На другом – «В ЭТУ ПЯТНИЦУ ДЖЕКПОТ-ЕВРОМИЛЛИОН: 89 000 000 ФУНТОВ». И на третьем – «ПОТРОШИТЕЛЬ ПОХИТИЛ АКУШЕРКУ – ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ МАТЕРИАЛ!» Рекламные листовки на окнах – уроки французского, пропавшие коты и велосипед б/у на продажу.

Нормально так.

Никого к стулу не привязывают, не пытают, ни у кого глаза из орбит не вылезают.

Никого не суют в багажник краденого «ягуара», не отвозят за город в лесок и не убивают.

С заднего сиденья мне улыбнулся Боб-Строитель.

Есть у меня какой-нибудь выбор?

– А это была малышка Кэти Буууууш, раздирающая эти самые облака для своего любимого старого папочки. Ну, и еще немного после половины девятого, и вы знаете, что это значит… – Клаксоны, хрюканье, на заднем плане хор поет «Аллилуйя». – И еще один пооооо-тряяяяяясающий звонок в нашу студию!

Придурок.

Вырубил Великолепного Стива, набрал на телефоне номер Сабира. Стал ждать. Мобильник звонил. Звонил. И звонил.

Когда Сабир наконец ответил, голос у него был, как будто только что марафон пробежал: задыхался, хрипел и сопел.

Какого черта, мать твою, тебе нужно?

– Как дела с информацией из центральной базы данных?

– Еще девяти нет! Я в кровати еще!

– В кровати? А чего дышишь так тяжело? – Ох… – Ладно, ничего. Так что там с информацией из базы данных полиции?

– Ты что, шутки шутишь? Я еще не…

– Было бы так важно для тебя, ты бы на телефон не отвечал. Что нашел?

Раньше ты не был таким уродом, мне как-то так кажется. – Шуршание. Потом стон. Потом как будто трубку рукой прикрыли, голос приглушенный.

– Прости, пожалуйста. Вот это возьми. – Снова шуршание. Стук. – Твоя мамочка тебе привет передает, между прочим.

– Она все еще мертва, Сабир.

– То-то я и думаю, чего это она совсем не двигается. – Снова какие-то стуки. – Твоя центральная база данных – полный отстой, того, кто ей занимается, следует отвести в укромное место и отшлепать хорошенько. Пришлось все прошерстить и переиндексировать. Знаешь, какая после такой работы боль в заднице?

– Пробил по ней телефонные номера?

– Конечно пробил. Пришлось базу взломать, но я это сделал.

Молчание.

– И?

– Больше шансов потрахаться втроем в пингвинятнике. Вообще ничего. Когда я инфу отсортировал, то адреса и имена сопоставил. Неудивительно, что восемь лет назад вы этого задрота не вычислили. Этот олух, который базу формировал, не смог бы сделать работу хуже, даже если бы очень постарался. Дерьмо вложил, дерьмо достал.

Дверь магазина открылась, вышла Элис с пакетом в руке, в другой руке шоколадный батончик.

– Думаешь, нарочно?

Сабир помолчал, почмокал.

Не знаю. Но дерьмо полное.

– Постарайся выяснить, кто это сделал.

Элис забралась за руль, притащив за собой поток холодного воздуха:

– Прости. Заняло чуть больше времени, чем я предполагала. – Положила пакет на пол машины. В нем что-то звякнуло.

Я посмотрел назад. Сквозь тонкий пластик пакета просвечивала этикетка «Грауса».

– Как ты умудрилась купить бухло в половине девятого утра? Вообще-то, это даже незаконно.

Элис завела мотор:

– Могу быть очень убедительной, когда мне нужно.

На другом конце линии Сабир кашлянул.

А сейчас, если ты не возражаешь, я еще твою мамулю не дотрахал.

* * *

Вывеска штаб-квартиры полиции больше не гласила «ПОЛИЦИЯ ОЛДКАСЛА», теперь там было написано «ПОЛИЦИЯ ШОТЛАНДИИ *** УПРАВЛЕНИЕ ОЛДКАСЛА». И герб заменили на какой-то безвкусный корпоративный Андреевский крест.

Жаль, что само здание не сменили. Громадный викторианский, красного кирпича прыщ портил песчаниковую кожу улицы – узкие окна, темные и в решетках, как будто в ожидании осады. Да ее и ждать не надо было, она уже была под окнами.

Стая репортеров и телевизионных групп моталась рядом с входной дверью, они курили и шутили, ждали, на кого можно было наброситься и разорвать в клочья. И попировать на костях.

Один посмотрел на нас, когда мы поднимались по ступеням, на шее здоровенный «Никон», в пальцах зажата маленькая сигара.

– Эй! Вы двое, к Потрошителю имеете отношение?

Я в ответ театрально пожал плечами:

– К нам в сарай кто-то влез, газонокосилку сперли.

– Жаль… – Сделал на всякий случай пару снимков, пошел ждать дальше.

Я придержал дверь, Элис проскользнула мимо меня в приемную, пакет побрякивал у ее бедра.

Черно-белая кафельная плитка делала комнату похожей на вокзальный туалет, а не на место, в котором сообщают о преступлении. По крайней мере, легко было убирать с пола кровь и блевотину…

Мужчина, худой, как ископаемый ящер, сидел за столом, скрытый громадным куском пуленепробиваемого стекла. На голове седые, коротко стриженные волосы, раза в два короче пышных черных бровей. Сержант Петерс – губы сжаты, глаза сощурены.

– Почему вы с заднего входа не вошли?

– Мне новый код не дали.

– Кхм. Задроты. – Кивнул Элис: – Пардон за мой французский, типа того. – Снова ко мне: – Хотите, чтобы мы кому-нибудь позвонили?

– Вообще-то, – Элис вышла вперед, – я здесь для того, чтобы встретиться с доктором Фредериком Дочерти, это доктор Макдональд, точнее, это я доктор Макдональд, а не он, я поняла, что можно было перепутать когда я это говорила, но вы можете называть меня Элис.

Петерс приподнял густую бровь:

– Хорошо… Как скажете. Что у вас, шеф?

– Архив.

Он шлепнул на стойку книгу регистрации посетителей:

– Ладно, расписывайтесь, я сделаю вам пропуск, код на входной двери – три-семь-девять-девять-один. И можете сказать этим уродам наверху, чтобы сами увольнялись с работы, если им не нравится. – Кряхтя, согнулся над компьютером и с ненавистью забарабанил двумя пальцами по клавиатуре. – Как будто я виноват в том, что не могу работать по ночам. Они ведь не ухаживают за шестидесятилетней лежачей женщиной с раком…

* * *

– А-а, доктор… Макдональд, не так ли? – Фредерик Дочерти приподнялся с кресла и махнул рукой на противоположный конец стола для переговоров. Снова крутой костюм, только на этот раз ярко-синяя рубашка с белым галстуком. – Садитесь, прошу. Ваш друг к нам присоединится? – Взглянул на меня.

Я не шелохнулся:

– У меня есть чем заняться.

– Понимаю.

Элис поставила на стол пластиковый пакет, потом села. Вытащила бутылку «Грауса», отвинтила крышку:

– Хотите немного?

– Ах-ха… – Откинулся на спинку кресла. – Позвольте догадаться – вы работали с Генри Форрестером, не так ли? Он очень верил в эмфатически-когнитивно-улучшающую силу кофеина и виски.

Она плеснула немного в чашку с кофе:

– Два года назад мы охотились за серийным убийцей. И я… я тогда обнаружила тело Генри в гостинице.

Лицо Дочерти искривилось, как будто что-то острое вонзилось ему под кожу.

– Он был очень хорошим человеком. Хорошим наставником. Когда я узнал, что он умер… – Вздохнул. – Наверное, для вас это было просто ужасно.

Элис отхлебнула глоток приправленного виски кофе, сунула руку в сумку и достала письма Потрошителя, все шесть, исчерканные линиями маркера и кружками, сделанными красной шариковой ручкой. Положила на стол:

– Я проанализировала форму и содержание, и мне кажется, что нам следует пересмотреть психологический портрет. Потрошитель…

– Если вы хотите поговорить об этом, то могу сообщить, что я проделал весьма значительную работу с осиротевшими семьями.

Она еще плеснула «Грауса» в чашку:

– Использованные языковые средства, образность – все преувеличенно, непристойно, как будто он хотел, чтобы мы были там вместе с ним. Это совсем не совпадает с…

– Этого не стоит стыдиться. Когда Генри умер, мне пришлось много месяцев разбираться со своими чувствами вместе со своим психотерапевтом. Мы были очень близки. Это…

– …вроде заднего плана для психологического портрета, так что нам придется вернуться и…

– …очень положительно повлияет на ваше эмоциональное здоровье.

Оставил их наедине.

29

Еще одна коробка. Корявая надпись черным маркером, номер дела трижды перечеркнут и написан снова. Совсем не удивительно, что здесь почти ничего невозможно найти.

Плюхнул ее на пол рядом с другими, полез в следующий за ней ряд. Полки поцарапаны, краска хлопьями отслаивается, металлический каркас в ржавчине. Все покрыто меховым одеялом пыли, маленькие облачка которой поднимались каждый раз, когда что-нибудь передвигали. Она светилась в полумраке, попадая в свет грязной флуоресцентной лампы.

Констебль Симпсон почесался, жир на его животе завибрировал. Низенький, лысоватый, медленно продвигающийся в направлении пенсии.

– А на самом деле вся проблема в системе подсчета голосов, так ведь?

Следующий ряд был ненамного лучше. Неразборчивые номера, исправления, и почему нельзя хранить документы так, как надо?

– Вы уверены, что это именно тот раздел?

– Или возьмите, к примеру, Мэрилин, петь не может, а каждую неделю попадает, потому что люди думают, что это забавно. Я думаю, что Британия может найти другие таланты.

– Симпсон, я сейчас посчитаю до пяти, а потом возьму вот эту трость и засуну ее в тебя так глубоко, что все подумают, что ты единорог, твою мать.

Он прекратил чесаться, вытянул еще один ящик:

– Должно быть где-то здесь. Пьяницы из спецотдела расследований и из криминального все вверх дном перевернули, когда начинали расследование. Но у них нет системного подхода, вам так не кажется? Только запросы раздают как идиоты.

Я поставил на пол еще один ящик, на посеревшем картоне были написаны два совершенно разных номера.

– Как можно было устроить здесь такую помойку?

– О нет, не надо так говорить, моя система работает прекрасно, благодарю покорно. Пару месяцев назад я взял больничный, и какой-то идиот назначил старшим этого маленького придурка Вильямсона. А когда я вернулся, все было вверх тормашками. – Открыл крышку коробки, покопался внутри. – Если позволяешь людям мотаться по архиву как сумасшедшим, то они быстро к этому привыкают. И пользуются этим. Несколько раз заходил сюда и своими глазами видел, как этот придурок Бригсток выбрасывал содержимое из ящиков, или Ратледж, или этот чертов психолог, или детектив-суперинтендант Найт с его любимой фразой «Когда вы приведете это место в порядок?». Никто ни за что не хочет отвечать. – Голос подпрыгнул на пол-октавы, он просипел, имитируя акцент уроженца Глазго: – «О, мне только кое-что проверить, я потом все уберу». Это что у нас, библиотека, мать его?

В следующем ящике лежали нож и топор, оба в прозрачных пластиковых пакетах, с хлопьями засохшей крови на дне.

– А что ты думаешь про кавер-версии? Хочешь быть известным – пиши свои собственные песни. Или это просто разрекламированное караоке.

Еще один ящик, на этот раз совсем без номера.

– И никому дела нет, так ведь? Ага, вот и он. – Шлепнул ящик мне под нос. – «Потрошитель, К – Н». – Набрал в рот воздуха и подул на крышку, вызвав небольшую пылевую бурю. – Я же говорил, что он где-то здесь…

Я закашлялся, замахал руками:

– О господи…

– Я, конечно, мог это все привести в порядок. Просто начать с одного конца и переиндексировать, пока все не встанет на свои места, но зачем беспокоиться? На это многие годы уйдут. Придет май, я выйду на пенсию и уеду в солнечный Перт, играть в гольф и пить пиво. А тот несчастный придурок, который придет на мое место, пусть этим и занимается.

Я открыл крышку. Ящик был забит пакетами для улик, бумагами и записными книжками.

– Тут есть свободный стол, за которым можно поработать?

* * *

– Симпсон сказал, что вы здесь.

– Хм? – Я поднял глаза и увидел Рону, прислонившуюся к металлическому шкафу, руки в карманах брюк. Рубашка расстегнута до линии бюстгальтера, по внутренней стороне воротника кольцо оранжево-серой грязи, на зеленой ткани жирное пятно.

Пожала плечами:

– Что-то особенное ищите?

– Письма Потрошителя. Должны быть в этом ящике.

Рона села на край стола, залезла в ящик. Вытащила пакет для улик. Внутри лежала скомканная бумажная салфетка в темно-коричневых пятнах давно засохшей крови. Она положила пакет на стол, снова стала копаться в ящике.

– Послушайте, я насчет вечеринки, ничего срочного. Я… понимаете, я подумала, что было бы здорово отметить ваше освобождение.

– Два раза весь ящик перерыл, и никаких следов. В списке улик они числятся, а здесь их нет…

– Мы могли бы просто немного выпить, или еще что-нибудь? Может быть, в «Монахе и бочке»? Как в старые времена. А можно в баре гостиницы…

– Гостиницы?

– Ну да, в «Пайнмэнтл».

Я откинулся на спинку стула, вытянул больную ногу:

– Почему письма пропали из коробки с уликами?

– Может быть, другая команда добралась сюда раньше?

– Нет. Они бы это оформили. – Взял лист бумаги, на котором было записано все, что находилось в коробке. – У нас с Симпсоном около получаса ушло на то, чтобы найти эту хрень. Коробка вся была покрыта пылью, до нее годами никто не дотрагивался. И еще скальпель пропал. – Я сделал на стуле полный оборот и уставился на длинные мрачные ряды полок. – Письма пропали, и вся информация в центральной базе данных повреждена. А что, если кто-то следы заметает?

Рона удивленно вздернула брови:

– Вы думаете, что Потрошитель – один из наших?

Был в этом какой-то смысл, не самый нормальный.

Она присвистнула:

– Готова поспорить, это придурок детектив-инспектор Смит. Никогда не доверяй абердинцам, это еще мой папаша говорил.

– Его не было здесь довольно долго. Окажи мне услугу, выясни, кто из команды по Потрошителю работал с центральной базой данных восемь лет назад. Может быть, кого-то перевели в другое подразделение? Это бы объяснило, почему мы восемь лет не могли никого поймать.

– И если говорить о тех, кто выпал из поля зрения, – вы с Хитрюгой Дэйвом пересекались во время своих путешествий? Начальница очень расстроена из-за того, что он не посещает ее утренние проповеди.

Вот черт.

Взял со стола пачку записных книжек, положил их в ящик:

– Заболел. Говорит, вирусная инфекция или еще что-то вроде этого. – Если это достойная ложь, чтобы сбить с толку начальство Бабз, значит, и Хитрюге это поможет. – Рвота, понос, боль в суставах, все дела. Просто ужасно. Говорит, его дня два не будет.

– Что, Хитрюга обосрался? Неудивительно, судя по количеству кебабов, которое он сжирает. Надо было суперинтенданту доложить, а то она из-за этого в не очень хорошем настроении пребывает. Видели статью о Джессике Макфи в сегодняшней Ньюз энд Пост? Мне кажется, половина криминального отдела не сможет рот закрытым держать, даже если им губы суперклеем намазать.

Я сунул все оставшееся обратно в коробку, закрыл крышку:

– Передам ему, как только увижу.

– И это, насчет вечеринки, я думаю, после работы нормально будет?

Не смог нести одновременно коробку и трость, пришлось прохромать обратно к полкам, с каждым шагом иглы впивались в правую ступню.

– Шеф?

– Сегодня вечером не могу. У меня… кое-что нужно сделать.

– О-о.

Толкнул коробку поглубже на полку, подняв тучу пыли. Посмотрел на Рону:

– Как насчет завтра?

Наклонила голову. Кисло улыбнулась, как будто прикоснулась губами к чему-то неприятному:

– Да. Может быть, завтра.

* * *

Глухой гул заполнял столовую на четвертом этаже. Перед включенной микроволновкой стоял констебль, раскачивался из стороны в сторону, как будто танцевал медленный танец с едой, которую разогревал.

Кроме него и офицера гражданской полиции, больше никого не было. Просто ряды обшарпанных столов и скрипучих стульев. Общий холодильник. Раковина. Чашки-ложки для чая и кофе. Чайники-кофеварки. Торговый автомат – пятьдесят процентов шоколад, пятьдесят процентов чипсы.

Окно раздаточной закрыто. Никакой жареной картошки до ланча.

Бросил в чашку чайный пакетик, включил электрочайник.

Вытащил мобильник и набрал номер Джейкобсона.

Нет ответа. Хантли тоже не ответил. И доктор Константайн.

Обычное дело.

Можно, конечно, попытаться достать Сабира… Но он опять скулить начнет.

Чайник вскипел и выключился.

Конечно, то, что мне нужно больше всего при разговоре Боба-Строителя с миссис Керриган, это небольшая силовая поддержка, в самом темном углу промзоны, с трупом бухгалтера мафии в багажнике краденой машины. Возможно, Бабз будет не против получить немного монет сверху, если выведет из игры Джозефа и Френсиса и при этом не будет задавать лишних вопросов?

Да, было бы неплохо.

Привет, Бабз, ты не могла бы заняться парочкой мерзких ублюдков, пока я выстрелю их боссу в морду пару раз? Что такое? Ты звонишь в полицию?

Так что придется Френсису и Джозефу тоже познакомиться с Бобом-Строителем.

Жаль, что Хитрюги рядом нет…

Чайный пакетик. Кипяток. Немного молока.

Через раскрытую дверь столовой донеслись отдаленные крики. Приглушенные ругательства и не совсем приглушенные крики боли.

Констебль, танцевавший с микроволновкой, отвлекся от своего занятия, оглянулся на коридор и продолжил свой танец. Всем было наплевать.

Я поставил свой чай на стол и вышел из столовой, стукая тростью по потрескавшейся половой плитке. Налево, рядом с лестницей, крики усилились. Человека четыре или пять орали во всю мощь своих легких.

– Айсуууука!

– Да не стой ты там, придурок, дай ему!

– Мать твою, ты ему врезал!

– Аааааах! О господи, как больно!

– Ну ты, громила, ну, давай – оооой…

– Ах ты, скотина…

Пока я спускался вниз, по пути встречались лучшие представители полиции Олдкасла, судорожно вжимавшиеся в стены. Полицейские и детективы из криминального отдела безуспешно пытались слиться с серой военно-морской краской. Полицейский из системы общественной поддержки сидел, вытянув ногу, на полу, прижимал к носу окровавленный носовой платок.

Остальные пялились на дверь в комнату.

Оттуда донеслась новая порция ругани.

– Помогите! Пожалуйста, ты не можешь просто так… АААГХХ!

Подошел.

– Какого черта здесь происходит? – Распахнул дверь.

Уютные диваны перевернуты, кофейный столик разбит в щепки, громадные вмятины на гипсокартоне стен, из потолка с корнем выдраны плафоны. Деревянные рамки картин разломаны, грязный ковер засыпан осколками стекла. Шторы сползли со сломанной гардины, правда, окна за ними не было. Да и все это место было сплошным надувательством.

Полицейский в форме валялся у дальней стены, верхняя губа, рот и подбородок в красных соплях. Из-за опрокинутого дивана торчала чья-то нога. Два детектива лежали, уткнувшись мордами в ковер.

Посреди останков разбитого кофейного столика стоял Раскольник Макфи. Рукав синего джемпера оторван, воротник белой рубашки выпачкан в крови. Руки сжаты в кулаки. Дышал тяжело.

На него наступали два офицера в форме, с резиновыми дубинками в руках.

Первый получил удар кулаком в лицо, сбивший его с ног. Второй ударил Макфи в грудь, заставив того отойти на пару шагов. Он уже взмахнул дубинкой над головой Раскольника, намереваясь…

Но Макфи был быстрее. Он схватил офицера за руку, вывернул ее, дернул к себе и врезал лбом прямо в нос несчастному засранцу.

Что-то хрустнуло, хлюпнуло, потом хриплый стон, и ноги полицейского подкосились. Раскольник схватил его за лямки защитного жилета и ударил коленом между ног.

И отпустил.

Тот рухнул на пол.

Раскольник поднял голову и взглянул на меня. Щеки и усы в мелких красных пятнышках. Грудь тяжело вздымалась.

– Ты. Сказал. Они. Ее. Найдут, – по одному вылетали слова.

Я вытянул руку ладонью к нему:

– О’кей, вы, самое главное, успокойтесь. Можете сделать это для меня, мистер Макфи?

– Это. Уже. Во всех. Газетах. А эти. Мне. Какое-то дерьмо. Лепят. – Отхаркнулся и плюнул на спину одного из полисменов. – Ублюдки.

– Сейчас сюда вооруженная группа захвата нагрянет. – Я оглянулся на притаившихся за дверью идиотов. – Так ведь?

У них глаза на лоб полезли, и все бросились врассыпную. Придурки.

– Это то, чего вы хотите, мистер Макфи? Провести остаток дня с дыркой от пули?

Его дыхание стало успокаиваться. Не такое жестокое стало.

– Я рассчитывал увидеть офицера по связям с семьями пострадавших. Но он даже не стал со мной говорить.

Полицейский, лежавший у стены, пошевелился.

Макфи подошел к нему, пнул в живот:

– БЕГИ ПРОЧЬ ОТСЮДА, КАК БУДТО Я КАРА НЕБЕСНАЯ!

– Это не поможет, мистер Макфи, только хуже будет. – Похромал ближе к нему. – Давайте-ка посидим тихонечко, и, я думаю, у нас получится…

Вдруг в комнате раздался резкий визгливый звук, высокий и дрожащий, как у охранной сигнализации, когда машину вскрывают. Я застыл. Черт возьми, монитор на ноге. Комната для встречи с родственниками, та самая, где мы были, находилась на противоположном конце здания и четырьмя этажами ниже той, где была Элис.

Я сделал пару шагов в сторону двери… и чертов визг не прекратился.

Блестяще.

– МИСТЕР МАКФИ, СЛУШАЙТЕ ВНИМАТЕЛЬНО. НУЖНО, ЧТОБЫ ВЫ ЛЕГЛИ НА ПОЛ ЛИЦОМ ВНИЗ И ПОЛОЖИЛИ РУКИ НА ЗАТЫЛОК!

– МОЯ ДЖЕССИКА ЗАСЛУЖИВАЕТ…

– ОНИ ВАС ЗАСТРЕЛЯТ!

Он с шумом выдохнул:

– ДА Я ИХ В КУСКИ ПОРВУ! ВСЕХ!

– НЕ БУДЬТЕ ИДИОТОМ! – Не отступать. Какая разница, как говорить, громко или тихо. – ЛОЖИТЕСЬ! НА ПОЛ! БЫСТРО!

Дверь распахнулась и врезалась в стену рядом со мной. В комнату ворвалась пара спецназовцев, в боевой форме, как у САС, в шлемах и шарфах, чтобы лиц не было видно.

Выхватили тейзеры – эти штуки выглядели как детские игрушки: ярко-желтый корпус и неоново-синий картридж на конце.

Давно пора.

Я вытянул руку:

– ВСЕ О’КЕЙ, Я ВЗЯЛ ЕГО, НУЖНО, ЧТОБЫ ВСЕ…

А потом эти ублюдки выстрелили в меня.

30

– О чем вы, черт возьми, думали? – Детектив-инспектор Смит маршировал взад-вперед по кабинету, протаптывая тропинку в грязном ковровом покрытии. – Напасть на отца жертвы в полицейском участке… Да вы представляете, что из нас пресса сделает?

Дежурный врач отвел фонарик от моего левого глаза, потом снова посветил. Его рука, покрытая желтыми печеночными пятнами, дрожала, когда он его выключал и прятал в свою сумку.

– Как болит? Если по шкале от одного до десяти?

– Вроде как ногу отсидел и судороги в одно и то же время.

У ящика с документами Смит повернулся на сто восемьдесят градусов и направился обратно:

– Как только закончим с вами, я его оформлю, и в камеру. Физическое насилие, уничтожение собственности…

– Жить будете. – Док улыбнулся, обнажив покрытые никотином зубы. – В меня из тейзера никогда не стреляли. Всегда думал, что лучше не встречаться с подобными штуками.

– У меня особого выбора не было.

Смит ткнул в меня пальцем:

– Вам повезло, что оперативная группа спасла вас от обвинения в убийстве!

Очень хорошо. Поиграли, и хватит.

Я сполз со стола:

– Зато теперь я их не вижу, а? И мне ничто не помешает оторвать тебе голову, безмозглый кусок…

Голос прорезал комнату. Женский. Резкий:

– Спокойно, мистер Хендерсон, этого вполне достаточно. – В дверях стояла детектив-суперинтендант Несс, руки скрещены на груди.

За ней в коридоре возник Джейкобсон, на губах кислая улыбка.

Несс неопределенно махнула рукой, куда-то в направлении камер в подвале:

– Кто-нибудь сможет мне объяснить, почему комната для встречи с родственниками разгромлена, шесть офицеров полиции и один из гражданской службы в реанимации, а отец Джессики Макфи задержан?

Смит напряг спину и вздернул вверх маленький подбородок:

– Я только что об этом говорил, шеф. Мистер Хендерсон впал в ярость, нарушил условия своего освобождения, напал на…

– Я никого и пальцем не тронул, придурок. – Повернулся к Несс. – Раскольник просто хотел узнать, что случилось с его дочерью. Он утром просыпается, а все уже в газетах напечатано, но эти идиоты даже поговорить с ним не соизволили. Ну, он и того… разнервничался.

– Разнервничался? – Правая бровь Несс поползла вверх. Да он сквозь эту комнату прошел, как сквозь бумажный мешок.

– Его дочь совсем недавно была похищена серийным убийцей. И это не… – Стиснул зубы. Глубокий вдох. Закрыл глаза. Выдох. – И не надо обращаться с ним как с монстром. Даже если он им и является.

– Возможно, но только потом моя оперативная группа получила срочный вызов с приказом о вашем задержании, с полным нарушением стандартной оперативной процедуры и структуры команды.

Блестяще, хорошо что это не «огонь по своим». Послали кого-то за вооруженной группой. Я и не думал, что во всем здании найдется смельчак, решившийся арестовать Раскольника Макфи по собственной инициативе. Нет, эти ублюдки пришли туда за мной.

У нее за спиной Джейкобсон поднял руку вверх:

– Это я отдал приказ.

Я хмуро взглянул на него. Потом снова на Несс:

– Отпустите Макфи, снимите с него обвинения и дайте ему офицера по связям с семьями жертв преступлений, который не шарахается от собственной тени.

Смит шмыгнул носом:

– Вы не имеете права решать, что нам делать или не делать, мистер Хендерсон. А вы, доктор, собирайте свои вещи, он будет отправлен…

– Да хватит уже!

– Эш Хендерсон, вы арестованы за нападение на Уильяма Макфи и…

– Детектив-инспектор Смит! – Несс закрыла глаза и потерла переносицу. – Хватит. Подгоняйте команду камер наружного наблюдения. С мистером Хендерсоном я сама разберусь.

Он подвигал челюстью, потом повернулся и потопал прочь из комнаты, спина прямая. Предположительно, из-за того, что у него в заднице торчал стержень.

Она кивнула дежурному доктору:

– Спасибо, доктор Муллен. С этого момента мы в полном порядке.

Едва он вышел, Несс пригласила Джейкобсона войти и закрыла дверь:

– Мне не нравится, мистер Хендерсон, когда кто-то действует за моей спиной и использует моих офицеров. Оперативная группа – это вам не игрушка.

– Ну конечно, ведь именно я их вызвал. Сказал: «Спускайтесь в комнату встреч с родственниками и выстрелите мне в грудь из тейзера. Повеселимся». Хотите кого-то обвинить? – Я ткнул пальцем в ухмылявшегося урода в кожаной куртке: – Его обвиняйте.

Джейкобсон покачал головой:

– Только не в этот раз, Эш. Вы знали условия вашего освобождения – не отдаляться от доктора Макдональд больше чем на сто ярдов. То, что случилось, это полностью ваша вина.

– Я не пытался сбежать. Я просто попытался остановить придурков Несс, чтобы их не убили!

Несс вспыхнула:

– Мои офицеры – не придурки.

– На самом деле? – Я схватил трость. – Если бы они были настолько умны, чтобы обращаться с Раскольником как с жертвой, а не как со злодеем, мне не пришлось бы ломать свою стоярдовую привязь. Прятались в коридоре, как дети, вместо того чтобы его уговаривать!

Она пожала плечами. Потом вздохнула:

– Вынуждена признать, что несколько разочарована поведением некоторых офицеров. А может быть, поскольку у вас установилось взаимопонимание с мистером Макфи, вам самому следует исполнить роль офицера по связям с семьями жертв преступлений?

– Без вариантов.

– Понимаю. То есть можно орать, когда дело касается моей команды, но как только…

– Во-первых, я больше не офицер полиции. Во-вторых, я участвую в предварительном расследовании, поэтому не владею всеми фактами. И в-третьих, я не подготовлен к этой работе. Это ведь не только готовить чай и раздавать печенье, это еще и…

– Могу вас уверить, что я хорошо осведомлена об обязанностях офицеров этой службы. – Хмуро взглянула на меня. – Я также понимаю, вам кажется, что Потрошитель – это один из нас.

Рона вряд ли могла проболтаться.

– Вы об этом знаете?

– И еще вы полагаете, что кто-то химичит с уликами и с информацией в центральной базе данных, чтобы отвести от себя подозрение.

С лица Джейкобсона исчезла улыбка, и он, прищурившись, уставился на меня:

– Это один из вариантов, которым занимается спецкоманда.

Несс его игнорировала. Наклонила голову к плечу:

– До меня это дошло в таком виде. В свое время вы были здесь шарманщиком. Может быть, одна из ваших обезьян и была Потрошителем?

– Не забывайте, что теперь это ваши обезьяны. – Я вытянул правую ногу, попробовал опереться на нее. – Еще что-нибудь пропало?

Джейкобсон скрестил руки на груди, прислонился к стене:

– И что же?

Она достала блокнот, раскрыла на закладке:

– Кружевная отделка с подола ночной рубашки, в которой была найдена Лора Страхан. Медальон в форме сердечка у Холи Драммонд. Флакон с образцами швов, извлеченных из Мэри Джордан во время вскрытия. Брелок с куколкой, найденный на месте обнаружения Натали Мэй. – Несс отложила блокнот. – На самом деле у каждой из жертв Потрошителя что-то пропало. Можете сказать что-нибудь по этому поводу?

Я взглянул на Джейкобсона и не сказал ни слова.

Он оскалился:

– Давайте, мистер Хендерсон, мы все на одной стороне.

О’кей.

– У него есть доступ, и он собирает трофеи.

Несс сунула блокнот в карман:

– Мистер Макфи набросился сегодня на восьмерых человек, шесть из них офицеры полиции. Если они откажутся выдвигать против него обвинения, я его выпущу и ограничусь предупреждением. В противном случае завтра утром он предстанет перед шерифом. – Повернулась на каблуках. – А теперь, с вашего позволения, у меня осталось слишком много бумажной работы, с которой нужно разобраться.

Как только она вышла, Джейкобсон встал напротив двери и заблокировал ее. Посмотрел на свои ногти. Потом:

– Я совсем был тупой, когда забирал тебя на своей машине, Эш? Я неясно выражался или ты не понял моих намерений?

Ну вот, началось.

– Понимаешь, я отчетливо помню, что сказал тебе, чтобы ты отчитывался передо мной. Не перед Олдкаслом, не перед спецотделом, не перед чертовым Санта Клаусом, не перед Пасхальным Кроликом, мать его, или гребаной Зубной Феей! – Врезал рукой по столу. – Какого черта ты…

– Я никому ничего не докладывал, о’кей? Я в архивах копался. Пытался выяснить, кто был в основной команде, работавшей с базой данных. Наверное, кто-то заметил и доложил Несс.

Он зло посмотрел на меня.

– Послушайте, вы что, на самом деле думаете, что я хочу вернуться в тюрьму? Была единственная причина, по которой я не сказал вам о пропаже улик, – времени не было. Пришлось спасать придурков Несс от Раскольника Макфи. А потом ваши уроды меня из тейзера расстреляли!

Молчание.

Джейкобсон отошел от двери:

– Ты не должен удаляться от доктора Макдональд больше чем на сто ярдов, Эш, и тому есть причина. Она предохраняет тебя от неприятностей. Она твой ангел-хранитель. – Неопределенно помотал в воздухе рукой. – Знаешь, было бы неплохо, если бы ты на время ушел в тень. Пусть все немного уляжется. Может быть, не стоит сбивать людей с пути истинного?

Я провел рукой по лицу. Откинул голову назад, посмотрел на потолочную плитку:

– Надо дать задание Сабиру, чтобы проверил, кто имел доступ к больничным картам и добытым полицией уликам.

Кривая улыбка снова появилась на его лице.

– Так, между прочим, – как оно, когда из тейзера заряд получаешь?

– Забавно. До сих пор смеюсь – что, не слышно? Ублюдки даже не предупредили.

– Смотри на это как на очередной жизненный опыт. Так вот бывает, когда с поводка срываешься.

* * *

Выглянул из двери, огляделся. Никого. Хорошо. Значит, не нужно объяснять, куда я направлялся.

Транспортный отдел располагался в маленькой комнате на третьем этаже, заставленном рабочими столами и шкафами для хранения документов. Плакаты «СКОРОСТЬ УБИВАЕТ!» и «БЕРЕГИСЬ, МОТОЦИКЛИСТ!» на стенах. «КОРОБКА С БАРАХЛОМ» была на том же самом месте, что и всегда, – в углу, рядом с громадным стальным шкафом, где хранились предупредительные дорожные треугольники и запасные мешки для трупов. Покопался, подобрал пару стикеров и байкерские перчатки. Пошел наверх, в комнату для совещаний.

Комната воняла, как спиртзавод. В дальнем конце стола сидела Элис, склонившись над письмами Потрошителя.

Никаких признаков доктора Дочерти.

Я постучал по столу, Элис вздрогнула. Моргнула, посмотрела на меня.

Слова из нее выходили медленно и осторожно, как будто она им не доверяла.

– Почему ты пытался убежать? – Не совсем пьяная, но близко к этому. – Я не хочу, чтобы меня бросили…

– Сколько виски ты выпила?

– Немного пролила, когда сирена включилась. Громко было, да? Мне показалось, что она очень, очень громко звучала, а потом виски везде пролился, а она не замолкала, а потом дверь выбили, и эти парни ворвались и давай орать: «Где мистер Хендерсон?» А я и не знала… – Почмокала. Нахмурилась. – Я есть хочу или меня тошнит?

Надо признаться, что те, кто мониторил браслеты для Джейкобсона, свою работу знали. Оперативно сработали. И это было плохо.

Система, наверное, сработала быстрее, потому что в тот момент, когда все произошло, мы в полицейском управлении находились…

– Сколько времени прошло? Между сиреной и когда они объявились?

Элис прищурилась:

– Кажется, немного до и немного после.

– Элис, сколько?

– Минуты четыре, пять?

Вот черт, быстро. Наверное, заранее ждали. Не удивительно, что Несс не была счастлива по поводу того, что их отозвали.

К тому же, если Элис и я не будем удаляться друг от друга более чем на сто ярдов, все будет в порядке. Если только они не записывают всю информацию, получаемую с GPS – а они ее, скорее всего, записывают, – похищение и убийство бухгалтера мафии становится значительно более рискованным мероприятием. Но беспокоиться об этом было уже слишком поздно.

– Эш?

Я моргнул. Повернулся:

– Извини, задумался.

Она показала на ксерокопии:

– Я говорила, с этим работать невозможно. Ты нашел оригиналы?

– Нет. Но я знаю, от кого мы всего в одном шаге.

* * *

Старик на написанной маслом картине пялился со стены отдела новостей, нависая над рядами рабочих мест и их обитателями. На противоположной стене громадными серебряными бронзовыми буквами – Касл Ньюз энд Пост, прямо над несколькими настенными часами, показывавшими время разных часовых поясов.

Мики Слоссер не отрывался от монитора, пальцы, не останавливаясь, щелкали и громыхали по клавиатуре. Большой мужчина с широкими плечами, густые баки и очки без оправы. Галстук средней школы Дандаса приспущен, две верхние пуговицы расстегнуты, открывая взгляду конец толстого розового шарфа.

– Отвали.

Я сел на край стола. Выдохнул пару раз. Пот тек по ложбинке между лопатками. Кто-то молотком забивал ржавые гвозди в плоть и кость ступни. А потом вытаскивал их клещами и снова забивал обратно.

Ну, не мог я позволить Элис сесть за руль, так ведь? Пока она хотя бы немного не протрезвеет.

Потребовалось некоторое усилие, но я все же выдавил из себя фальшивую улыбку:

– Да ладно тебе, Мики, зачем так встречаешь старого друга?

– Не могу удостоить это ответом.

– Отказываешься сотрудничать с полицейским расследованием? Мешаешь охоте на серийного убийцу? Ты серьезно?

Он с особенной силой врезал по клавише «Enter». Откатился на стуле назад на полметра:

– А что вы при этом делали?

Ага. Я провел рукой по затылку, собрав в ладонь холодный пот:

– Лен думал, что ты…

– Мне наплевать, что думал детектив, мать его, суперинтендант Леннокс Мюррей. Я тогда не был Потрошителем, и сейчас я, черт возьми, не Потрошитель. – Мики сгреб со стола пустую чашку с коричневыми разводами внутри, встал. – Все еще болит, когда дело к холоду идет.

– Он хотел… – Еще одна попытка. – Иногда Лен заходил слишком далеко. Но только потому, что пытался спасти кому-то жизнь.

Мики оскалился:

– О-о, как благородно с его стороны.

– Да, и я знаю, что он был не прав, но сейчас его здесь нет, не так ли? Его за это закрыли. И я прошу тебя помочь мне найти убийцу.

– Хмпф… – Мики похромал к закутку у боковой стены комнаты, где стоял холодильник и прятался электрический чайник.

Я потащился за ним, стискивая зубы всякий раз, когда моя правая нога ступала на пол, трость в руке дрожала.

Преднизолон, мать его. Пока сюда ехал, четыре таблетки проглотил – даже легче не стало.

– Ты делал копии с оригиналов, так ведь?

У моего плеча возникла Элис, сияя наибелейшей из своих улыбок.

– Элис Макдональд, для меня большая честь встретиться с вами, мистер Слоссер, должна сказать, что я очень большая поклонница вашей еженедельной колонки. Субботние сессии Слоссера – обязательное чтение в моем доме. А ваша работа по делу Потрошителя была разоблачительной, правда, Эш?

Разоблачительной? Я удивленно уставился на нее.

Она передохнула.

– В любом случае, если вы позволите нам поработать с этими копиями писем и конвертов, будет просто великолепно. Громадная помощь. – Элис вытянула вперед руки, как будто держала в них громадный пляжный мяч. – Гигантская.

Мики поджал губы и прислонился к кухонному столу:

– Вы знали, что перед тем как я опубликовал первое письмо, его называли Шотландский Мясник?

Ее глаза удивленно расширились.

– Правда? – Даже несмотря на то, что это было в заметках к совещанию, которые она сама написала.

– Да, Мировые новости дали ему эту кличку после того, как было найдено тело Дорин Эплтон. Ну, было вполне очевидно, что парень, который вскрывает женщин и зашивает им внутрь пластиковых кукол, на одной женщине не остановится, не так ли? Такому человеку нужна хорошая кличка, чтобы люди знали, о ком они говорят, когда найдут еще один труп.

– Не может быть.

– А потом я получил это письмо, не знаю от кого, в нем было написано, что он и есть тот самый парень, который убил Дорин Эплтон. Говорил, что газеты должны прекратить врать про него, что он-де больной и воплощение зла, говорил, что он делал только то, что нужно было делать. И что называть его Шотландским Мясником неуважительно и грубо. И подписался – «Потрошитель».

– Вот это да. – Она подошла ближе. – Значит, если бы не вы, мы бы никогда не узнали его настоящее имя, ну, я не говорю о том имени, которое ему дали при рождении, мы, что совершенно очевидно, этого имени не знаем, я говорю о чем-то более важном, о том имени, которое он дал себе сам.

Мики кивнул:

– Совершенно верно. Кофе хотите?

Я кивнул:

– Чаю хорошо было бы…

– Тебя не спрашивают. – Взял пару чашек, снял с полки пачку кофе без кофеина. – Я два года бегать не мог, ты это понимаешь, а? Два чертовых года.

Я прислонил пульсирующую голову к стене:

– Расскажи мне об этом.

Он бросил в обе чашки по ложке гранулированного кофе:

– Вы, Элис, сахар потребляете или вы и так сладкая?

Она захихикала – на самом деле.

– Две, пожалуйста.

Мики бросил ей в чашку пару ложек сахара, с горкой. Потом нахмурился:

– Вы думаете, что это снова он, так ведь? Вся эта мура на брифингах для прессы – это только для того, чтобы не делать скоропалительных выводов, но вы знаете, что это он. Иначе вы бы не пришли сюда и не несли бы чепуху про копии его старых любовных писем…

Я решил вести себя невозмутимо:

– Пытаемся свести концы с концами.

Он поставил на стол молоко:

– А что случилось с оригиналами? Они были у вас в деле, насколько я помню. Хранились в коробке, в безопасности, в архивах.

Я вздохнул. Пожал плечами на всякий случай:

– Ты знаешь, как бывает. Сплошная юрисдикция и внутренние склоки, одна большая несчастливая семья, задыхающаяся от своей собственной бюрократии. – Вполне возможно.

– Ну а мне-то что?

Элис положила ему руку на плечо:

– Это очень важно.

– Хм… – Налил в чашки кипяток, размешал. – А что, если поговорить о небольшой взаимной выгоде? У меня прямо спина чешется.

– Ну… – Она посмотрела на меня, потом опять на Мики. – Хотите, скажу вам, где была куплена последняя еда Клэр Янг?

О’кей, Джейкобсону это не понравится, ну да и пошел он. Сплошные сдержки и противовесы. А когда это завтра разлетится по всей Касл Ньюз энд Пост, свалим все на констебля Купера. В команде «Я» нет.

Мики протянул ей чашку:

– «Макдональдс», KFC?

Я покачал головой:

– Местная забегаловка, целая куча информации.

Он пожевал внутреннюю сторону щеки. Отхлебнул кофе.

– Думаю, можно будет разыграть это под углом «последнее желание обреченной женщины». «Какой будет ваша последняя еда на этом свете?» Возьмем интервью у нескольких местных знаменитостей… – Похромал к рабочему столу. – Что еще?

– Не будьте жадным.

– Вам эти письма нужны по какой-то причине. Я первый снимаю навар со всего, что из этого получится. Наводка с упреждением за двенадцать часов.

– Возможно. Давайте письма посмотрим.

31

На другом конце телефонной линии причмокивал Джейкобсон.

– Несс и Найт очень довольны работой Элис с доктором Дочерти над психологическим портретом. Так что у меня есть по крайней мере один член команды, который выполняет то, что они задумали.

Я взглянул на пассажирское кресло, где она, прищурившись, смотрела на одну из фотографий, которую Мики скопировал для нас. Шесть полноразмерных копий и шесть увеличенных в два раза, судорожный черный почерк расползался по линиям желтой страницы блокнота. И еще один набор, с конвертами. Из угла рта у нее торчал кончик языка, между бровей пролегла складка, палец бегал по словам вперед и назад.

Снаружи дождь хлестал по автомобильной парковке, по четырехэтажному кирпичному жилому дому, по бетонной центральной лестнице, обозначенной как «СЭКСОН ХОЛЛЗ – ЗДАНИЕ “С”». Два других здания скрывались за ним, образуя диагональную линию вдоль края парка Кэмберн Вудз.

Напротив входа припарковано несколько машин, забитых людьми, окна приоткрыты, чтобы выпускать под дождь клубы сигаретного дыма. Телескопические объективы, диктофоны и чековые книжки наготове. Передовая позиция осады.

– Я ей скажу. – Прикрыл рукой микрофон. – Говорят, ты отлично поработала над психологическим портретом.

Она сморщила верхнюю губу, не отрывая взгляда от письма:

– Не имеет ко мне ни малейшего отношения, доктор Дочерти отверг почти все мои предложения.

– Вот как… Но он все равно тебя похвалил.

– Да неужели… – Крепко сжала губы. Маркер впился в бумагу и перечеркнул предложение. – Как мило с его стороны.

Снова к телефону.

– Как там дела у Раскольника?

– Четыре офицера, которых он отшлепал, не стали выдвигать обвинения, ждем, что скажут оставшиеся три. Приказал Сабиру проверить записи системного журнала полицейской базы данных. Он думает, что сможет извлечь из всей этой неразберихи идентификационный номер пользователя.

– Говорил вам, что он лучший.

– Да, пока не сменили тему. Не забудь, что сегодня командный брифинг, в семь вечера. На этот раз никаких извинений, быть обязательно.

Семь часов.

Если Хантли не будет трепаться, останется время доставить труп Пола Мэнсона на свалку к девяти часам. Если, конечно, все заранее приготовим.

– Ни за что не пропущу.

Бросил мобильник в карман:

– Ты готова?

– Хм… Через минуту. – Провела пальцем до конца страницы, выпрямилась. Подняла глаза вверх. Нахмурилась. – Чем больше читаю, тем больше убеждаюсь, что есть в них что-то… странное.

– Что, если не считать того, что они написаны придурком, которому нравится оплодотворять медицинских сестер пластиковыми куклами?

Она не двигалась, просто сидела и смотрела на потолок.

– Элис?

– Власть и контроль. – Сунула письма в большой коричневый конверт, протянула руку и положила его на заднее сиденье. – «Хор власти и контроля» – в этом нет никакого смысла. Я что хочу сказать, ведь контроль – это и есть власть, как ты думаешь?

Я открыл дверь, ухватился за ручку, когда ветер попытался вывернуть ее из петель, и выбрался под дождь. Постоял на здоровой ноге и наклонился за тростью.

– Постарайся выглядеть как журналист.

Мы прошли мимо припаркованных машин, едва помещаясь вдвоем под маленьким черным зонтиком Элис. Дождь тарахтел и бумкал по черной материи.

Видеокамера над входной дверью смотрела на клавиатуру домофона, правда, на линзу кто-то прилепил желтый смайлик. Так что неудивительно, что не было никаких видеоматериалов, когда на кого-то нападали.

Я нажал на кнопку квартиры под номером восемь. Рядом с кнопкой на пластиковой наклейке были напечатаны имена: «МАКФИ, ТОРНТОН, КЕРР и ДЖИЛЛЕСПИ». Имени Клэр Янг на наклейке не было, наверное, она жила в здании «А» или «Б».

Какое-то время ничего не происходило, кроме дождя.

К стеклу скотчем прилеплены несколько плакатов: «СПАСИТЕ НАШ СЭКСОН ХОЛЛЗ!», «БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ РАСПРОДАЖА В ПОМОЩЬ СОМАЛИ» и «ВЫ ВИДЕЛИ ТИММИ?» над фотографией рыжего с белой грудкой кота.

Элис ерзала рядом со мной, ее зонт выворачивало и трепало на ветру, сама она опасливо оглядывалась через плечо на гиен, забившихся в свои машины.

– Восемь лет назад Генри говорил что-нибудь про письма? Может быть, у него были какие-то подозрения? Кто-то на периферии расследования, кто использовал помпезные или воображаемые образы в своих отчетах или во время разговора?

– Если честно, от Генри никакой пользы не было. – Я снова нажал на кнопку квартиры. – Элли только что поставили диагноз. Большую часть времени он был пьян. А когда не был, говорил по телефону с ее онкологом. На пресс-конференциях он и Дочерти играли в наставника и студента, но на самом деле ученик волшебника делал всю работу.

Интерком пикнул, и из него послышался низкий голос с рубленым шотландским акцентом, сопровождаемый гулом статического электричества из громкоговорителя.

Она не хочет видеться с тобой, Джимми, прими это как намек.

Я наклонился к микрофону:

– Это полиция. Хотим поговорить с вами о Джессике Макфи.

Что, опять? – Это могло быть хорошим знаком. Потом: – Подождите, чертова кнопка заедает…

Элис ухватила крепче ручку зонта, когда ветер попытался вырвать его из рук.

– Кажется, мы больше не собирались говорить людям, что мы полиция?

– Это звучит лучше, чем «Привет, мы, вообще-то, не офицеры полиции, но мы часть команды специалистов, которые вроде как помогают основному расследованию, только нам не разрешают это говорить, потому что наш босс упивается своей властью».

– Верно.

Откуда-то изнутри раздался металлический лязг, эхом откликнувшийся в подъезде.

– Значит, Генри не проводил поведенческий анализ?

– Он половину времени прямо ходить не мог. Хотя и проверял все, что делал Дочерти… По крайней мере, так он говорил.

Она прикусила нижнюю губу, переступила с ноги на ногу. Потом поиграла с волосами.

– Мне кажется, нужно отказаться от психологического портрета и вернуться к самому началу.

На верхней ступеньке лестницы в подъезде появилась пара туфель.

– Я в том смысле, что если доктор Дочерти составил первоначальный психологический портрет и Генри проштемпелевал его, не читая, то совсем не удивительно, что Дочерти просто отрыгнул его для Неусоб-Пятнадцать, потому что он верен тем идеям, которые выдвинул восемь лет назад, просто потому, что думает, что Генри с ними согласился, но никакому серьезному анализу они не подвергались.

Ноги стали спускаться вниз, вместе с ними появились джинсы, потом полосатый топ с бабочками и стразами между полосок, раскачивающаяся грудь в вырезе. Наконец, голова – загар, вишневая губная помада, тени на глазах, собранные в пучок светлые волосы, челка, на шее ожерелье из блестящих стекляшек. Немного расфуфыренная для без двадцати двенадцать вторника.

Элис уронила руки к бокам:

– Нужно взять еще немного виски.

Женщина остановилась с другой стороны двери, прищурившись, посмотрела на нас, голос приглушен стеклом.

– Могу я увидеть ваши документы?

Я извлек свое просроченное удостоверение, она кивнула и нажала на кнопку рядом с дверью. Резкое жужжание. Мы протиснулись внутрь, прячась от дождя. Стояли, капали на коврик.

За нашими спинами стеклянная дверь осветилась вспышками фотокамер – гиены наконец-то поняли, что нас стоило сфотографировать.

Женщина сложила руки на груди, еще больше обнажая ложбинку бюста:

– Вы нашли ее, да? Вы нашли Джессику, и она мертва.

* * *

Медицинская сестра Торнтон отворила дверь спальни и махнула рукой:

– Это спальня Джессики.

В комнате полный кавардак – ящики выдернуты, платяной шкаф пустой, на кровати горы пальто и платьев, брюк и рубашек, в углу комнаты скомканное пуховое одеяло, на нем подушки. Лежавший на полу ковер цвета радуги едва виден.

Она вздохнула:

– Я вчера все прибрала, после того как обыск провели, а сейчас убираться нет времени. Такси в двенадцать приедет.

Я переступил порог. Медленно повернулся на триста шестьдесят. Показал на светлый прямоугольник на стене, обрамленный пылью:

– Это они?

– Нет, это Джессика. Разбила рамку на тысячу кусков, фотографию выдрала и сожгла.

Хм… Пробрался к окну через кучи нижнего белья. Оно выходило на Кэмберн Вудз, густой, темный и блестящий под дождем. Пара тропинок, извиваясь, скрывались в лесном мраке.

– Мисс Торнтон, Джессика не говорила о ком-нибудь, кто околачивался поблизости? Может быть, кто-то заставил ее чувствовать себя неуютно?

– Называйте меня Лиз. Ваши коллеги тоже об этом спрашивали. Из обеих групп. – Она повернулась на каблуках и застучала ими по коридору. В ритм музыке, доносившейся из гостиной.

Элис шмыгнула носом, ткнула носком кеда в валявшийся на полу зеленый джемпер. Хмуро посмотрела на перевернутую вверх дном комнату, голос едва слышен:

– Вернуться к самому началу. Что мы знаем о Потрошителе…

Я пошел вслед за Лиз Торнтон на кухню. Кухня была достаточно просторной, чтобы вместить в себя электроплиту, холодильник с морозильной камерой, небольшой стол, раковину и стиральную машину. Она открыла дверь холодильника, достала маленькую желтую банку тоника. Затем извлекла из морозилки пакет с ледяными кубиками и бутылку водки:

– Хотите немного?

– Не могу, на таблетках.

– Что-то серьезное? – Стакан из шкафа наполовину наполнился кубиками льда.

– Артрит и огнестрельное ранение.

– Печально слышать. – Приличная порция водки, разбавила тоником. – Если вы думаете, что еще слишком рано для выпивки, так я две недели в ночную смену выходила. Для меня сейчас примерно восемь вечера, так что практически это вечерняя рюмочка. – Кивнула на сервант, к которому я прислонился: – Там пакетик кешью есть.

Достал его, разорвал, высыпал в протянутую чашку:

– Она была вашей подругой?

Голые плечи Лиз слегка вздрогнули.

– Почему вы все задаете одни и те же вопросы?

– Потому что это важно, и мы хотим вернуть Джессику.

Вздох, глоток из бокала, закрыла глаза:

– Счастливого мне дня рождения. – Сунула пальцы в чашку с орехами, орехи затарахтели. – Хотели уехать во Флориду на Рождество. Она, Бетани и я. Виллу сняли. – Лиз взяла бокал кончиками пальцев и застучала каблучками в гостиную.

Гостиная тоже была весьма приличного размера. По стенам фотографии в рамках и плакаты, пачка видеодисков рядом с телевизором, книги на полке у окна, выходящего на парковку, два дивана, накрытых клетчатыми накидками, друг напротив друга через кофейный столик, заваленный журналами и кучами всяческого барахла. Из стереосистемы мурлыкал Род Стюарт, рассказывая всем и каждому, что он ничего не понимает ни в истории, ни в биологии, в математике и французском.

Телевизор работал, только звук был выключен. Посреди экрана стоял доктор Фред Дочерти, разговаривал о чем-то с серьезнолицей женщиной в сером костюме. Под картинкой бегущая строка: «В ОЛДКАСЛЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ОХОТА НА СЕРИЙНОГО УБИЙЦУ * ОКОНЧАТЕЛЬНО ПОДТВЕРЖДЕНО, ЧТО ПОСЛЕДНЕЙ ЖЕРТВОЙ ЯВЛЯЕТСЯ ДЖЕССИКА МАКФИ * СУДЕБНЫЙ ПСИХОЛОГ УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО УБИЙЦА МСТИТ СВОЕЙ МАТЕРИ…»

Маленький засранец. Информацию не сливает, все только через официальные брифинги для прессы.

Лиз плюхнулась на диван. Взяла телевизионный пульт, выключила ящик:

– Вам не доводилось спасать кого-нибудь из них? Я помню, как эту несчастную корову к нам привезли, я начинала в кардиологии, а в реанимации всего неделю работала, когда… – Нахмурилась. – Как ее звали, Мэри Джордан?

– Мэри.

– Ее занесли, и повсюду была кровь. Я держала ее за руку, и ее сразу в хирургию отправили… С Джессикой то же самое случится, да?

– Нет, если сможем ее найти. Она говорила о ком-нибудь?

– Пффф… Вы имеете в виду Кэмбернского Дегенерата? – Лиз сделала еще один глоток, бросила в рот пару орешков. – Грязный ублюдок, неделями вокруг болтался. Фотографировал. Однажды поймала его, он в мусорных баках копался, наверное, искал старые трусы или использованные тампоны. Пришлось запустить в него мусорной корзиной со стеклянной тарой, чтобы свалил. – Ухмыльнулась. – Бутылки из-под вина, джина, водки. Надо было слышать, как он завопил, прочь побежал, закрыл руками голову, а вокруг него стекло взрывается.

– Ну что, молодец. А что он еще делал, кроме того что в помойках копался?

– О-о, все как обычно. Этот чертов идиот решил, что лучше всего наблюдать за комнатой медсестер с дерева. Но и раньше мне приходилось звонить в службу безопасности, потому что какой-то извращенец залезал на дерево с телескопическим объективом или с биноклем, пока мы переодевались.

Она наклонилась и достала из-под кофейного столика большую кожаную сумку. Взяла из кучи барахла на столе губную помаду и мобильный телефон, сунула внутрь. За ними последовали расческа, кошелек, ключи, ручка…

– Конечно, секьюрити сразу же сбегались, прогоняли этих засранцев.

– Ну, уже что-то.

Рассмеялась:

– Как бы не так! Если очень повезет, они на следующий день сунут в почтовый ящик бланк, в котором просят сообщить «детали незаконного проникновения».

В дверях появилась Элис. Покачала головой.

Я со скрипом опустился на диван напротив:

– И как, вы давали описание?

В сумке исчезли визитница, складной зонтик и еще одна губная помада.

– В последний раз я еще лучше сделала, я сфотографировала этого грязного извращенца, когда он как-то ночью мотался по автомобильной парковке.

Лиз сунула руку в сумку, достала мобильник. Поиграла с кнопками, протянула мне.

Мужчина, под метр восемьдесят, подходит к «фиату-500», черная куртка-бомбер, черная вязаная шапка, черные джинсы и черные перчатки. Лицо размыто, снято в движении, а камера мобильного телефона при плохом освещении недостаточно быстро действует.

Я прищурился, вытянул руку с телефоном, потом снова поднес к глазам. Может быть, у него очки? Или что-нибудь вроде бороды-усов? Еще раз вытянул руку. Может быть, просто тень от фонаря? Почти невозможно сказать.

На CD-плеере Род затянул «Если ты до сих пор меня не узнала».

– Вы показывали это другим полицейским?

У нее зарозовела шея.

– Те, из первой группы, все время на мою грудь пялились. Я на смену собиралась, стояла, завернутая в полотенце, и чертовски на них злилась… А парни из второй группы, они в Джеймсов Бондов играли. Я… – Посмотрела в сторону, продолжая запихивать вещи в сумку. – Я совсем забыла, что это было у меня в телефоне, только сейчас вспомнила.

Протянул ей мобильник:

– Все в порядке, ничего серьезного, как мне кажется. Можете перебросить картинку на мой телефон?

Дал ей номер, она понажимала на кнопки, все еще не глядя на меня.

– Джессика говорила, что он пару раз шел за ней до работы. И до дома тоже. А потом, наверное неделю назад, он перестал появляться. – Телефон в ее руке пикнул. – Или прятаться стал лучше.

Элис села рядом со мной на диван. Взяла пару видеодисков, повертела в руках:

Идентификация Борна мне нравится, а Девушка с татуировкой дракона – не очень, вам не кажется, что Дэниел Крейг на обезьяну похож, в этом, конечно, ничего плохого нет, но я нахожу это немного отвратительным…

– Возможно.

Телефон в моем кармане завибрировал, это, наверное, была картинка от Лиз. Я вытащил мобильник, переправил картинку Сабиру, написал:

Подчисть и добавь резкости.

Нужно установить человека на снимке – срочно, – проверь список совершивших сексуальные преступления.

Можешь сделать что-нибудь с этими чертовыми мониторами на ноге???

Элис отложила в сторону видеодиски:

– Фотография, которую Джессика разбила, это был тот самый Джимми, когда вы отвечали на вызов по домофону?

Гримаса, потом Лиз еще отхлебнула из бокала:

– Нет. Джимми – это бывший муж Бетани. Он, кажется, до сих пор не понял, что она больше не боксерская груша для его эмоций. – Взглянула на меня: – Не могли бы вы слегка его припугнуть? Притвориться, что он педофил или еще кто-нибудь?

Мой мобильник снова завибрировал.

Господи, совсем ты не стесняешься, черт бы тебя взял.

От чего помер твой последний раб?

– Он что-то с ней сделал? Ударил ее? Что-нибудь, за что мы можем его задержать?

Лиз выдохнула:

– Не берите в голову.

– Так что же, – встряла Элис, – с фотографией?

– Джессика встречалась с парнем, ну, на самом деле с мальчишкой, из Отдела по работе с персоналом. Даррен Уилкинсон. Приставучий такой и озабоченный. Просто вцепился в нее, как будто она испарится, если он не будет за нее держаться. – Покачала головой и закатила глаза. – И однажды присылает ей эсэмэску, в которой пишет, что больше не хочет ее видеть и что у них все позади. Вот так вот, одной эсэмэской ее бросил. Душераздирающая история, черт возьми.

Я положил мобильник в карман. Сабир, конечно, нытик, но дело свое знает.

– И когда это было?

Между аккуратно выщипанных бровей Лиз появилась маленькая морщинка.

– В прошлый четверг? Нет, в пятницу, точно помню, она хотела пойти в кино, посмотреть новый французский фильм, купила билеты и столик заказала на ужин, нарядилась, и только собралась выходить, как сообщение пришло. Стоит такая, в бюстгальтере, юбка новая, каблуки двенадцать сантиметров, и ругается как сапожник.

И через два дня пропадает.

Лиз засмеялась, негромко, скорее похоже на тихий, слегка прокуренный кашель.

– Я вам скажу, у нее папаша кто-то вроде проповедника, но клянусь всеми святыми, эта женщина могла воздух заквасить, если бы захотела. – Помолчала. – В смысле, может. Не могла. Может.

Элис кивнула.

– Должно быть, это немного необычно. Жить здесь всем вместе. Вы знали Клэр Янг?

– Нет, наверное. Ну да, на работе пересекались или на стоянке. Один или два раза на дне рождения или на новоселье. – Махнула рукой в сторону окна, где дождь хлестал по другим зданиям комплекса. – Знаю, что это немного старомодно, но в жизни здесь единственный бонус – небольшая арендная плата и что-то вроде чувства коллективизма. Понятно, эти мерзавцы хотят все продать девелоперам. Снижение расходов, вашу мать, просто мародерство какое-то. – Покопалась в сумке, вытащила мятый лист бумаги, наполовину покрытый подписями. – Не хотите подписать наше обращение в защиту комплекса зданий? Это…

Мобильник, лежавший на столе, взревел, Лиз схватила его:

– Алло?… Что, прямо сейчас? Нет, нет, уже иду.… Да. – Нажала на кнопку, хмуро посмотрела на черный экран. – Это такси. Мы тут собрались в «Королевского гусара» на карри. Вроде как подарок к моему дню рождения. – Взглянула на Элис, пару раз моргнула, провела ладонью по глазам. На щеке остался след туши для ресниц. – Не хочу без Джессики идти…

Элис наклонилась над кофейным столиком, над стопкой журналов со плетнями и машинами, взяла ее за руку:

– Не идите, если не хочется. Как думаете, что бы Джессика сейчас вам сказала?

Едва заметная хрупкая улыбка:

– Набить брюхо чечевичными лепешками, ягненком в остром соусе и совиньоном, пока из ушей не полезет. И она бы сказала: «Тебе не каждый день исполняется тридцать лет, Лиз, так что наслаждайся моментом».

– Значит, это вы и должны сделать.

Я поднялся с дивана:

– Перед тем как уйдете, дайте мне имя и адрес Джимми. Пусть это будет подарком ко дню рождения от Полиции Шотландии.

32

Стена коридора холодила мне спину, холод проникал сквозь мокрую куртку к замерзшей плоти внутри.

– Нет, Макэй. М. А. К. Э. Й. Джимми Макэй, последний из известных адресов – Каузкиллин, Уиллкокс Тауэрз, квартира 50.

Рона повторила все слово в слово, медленно, как будто одновременно записывала.

О’кей, все поняла. Не беспокойся, когда мы с ним закончим, Джимми на миллион километров не подойдет к своей бывшей подружке.

– Спасибо, Рона.

Эш? – Откашлялась. – Слушай, мне правда очень жаль, что я сказала Несс, что ты думаешь, будто Потрошитель может быть копом. Я не знала, что это нужно было держать в секрете. Честно.

– Ладно… ты только сделай так, чтобы Джимми Макэй своей тени пугался.

– Договорились.

Дверь в подъезд отворилась, и Элис, пятясь, вышла на улицу. Говорила она при этом слишком тихо, так что с того места, где я стоял, я разобрал всего пару слов. Потом она поклонилась и обняла того, кто стоял в дверях.

Элис снова попятилась, дверь закрылась. Постояла там немного, пошла в мою сторону, пару раз глубоко вздохнула, выгибая спину, потом повернулась и слегка улыбнулась мне. Помахала рукой.

Я, прихрамывая, подошел к ней.

Она провела рукой по лицу:

– Соседи Клэр Янг по квартире зафиксировались на третьей стадии модели Кюблер-Росс, вся квартира как мавзолей. – Отряхнулась. – Прости, что попросила тебя уйти, понимаешь…

– Все в порядке. Я понимаю. Им не нужно было, чтобы какой-то полицейский вторгался в их горе.

– Пффф… – Ткнулась лбом в мою грудь. – Немного нейролингвистического программирования, немного терапевтической беседы, и я почувствовала, как будто пробежала марафон со стиральной машиной на плечах.

Я потер ей плечи:

– Нормально?

Кивнула.

– А найдется что-нибудь поесть?

Я повернулся и повел ее к лестнице:

– Больничная столовка полное дерьмо, но снаружи всегда вагончик стоит, можно перекусить.

Лестница в здании «А» в стекле, а не в бетоне, с одной стороны вид на темные заросли Кэмберн Вудз, с другой – на автомобильную стоянку. И нет журналюг, лежащих в засаде перед входной дверью.

Элис повисла у меня на руке, а я похромал к двери, открыл. Она задержалась под навесом, пытаясь раскрыть складной зонтик.

– А мы можем прогуляться? Отсюда до больницы?

Дождь на улице стих, теперь он отвесно падал крупными каплями, отскакивая рикошетными брызгами от тротуарной плитки и асфальта. Лупил по деревьям и кустам, добиваясь полного подчинения.

– Ты уверена?

– Последние два часа мы только и делали, что пили чай и говорили со страдающими людьми, и от каждого вздоха несло болью и паникой, и да, я знаю, что это звучит мелодраматично, но я пытаюсь думать так, как думает он, когда смотрит на медицинских сестер, а сейчас я устала и просто хочу прогуляться под дождем, а не вариться в ужасе и горе.

– Хорошо…

Она подняла зонтик выше, чтобы и я мог нырнуть под него. Взяла меня под руку и прижалась, чтобы зонт накрывал нас обоих. Мы вышли из-под навеса в дождь.

– Хор власти и боли.

Пошли по тропинке, огибающей здание, у заднего фасада она разделялась в трех направлениях. Направо, к мрачным кирпичным глыбам зданий «Б» и «В», прямо, в Кэмберн Вудз, и налево, вдоль подлеска, где погасшие фонари вздымались, словно кости, в гранитное небо.

На развилке стоял указывавший налево знак: «БОЛЬНИЦА КАСЛ ХИЛЛ *** ОКОЛО ДВАДЦАТИ МИНУТ».

Мы медленно пошли по залитой дождем тропинке, стекавшая от зданий вода маленькими водоворотами закручивалась у красных «конверсов» Элис.

– Местной службе безопасности никто не доверяет, они, кажется, ничего не хотят делать, пока их не заставишь. Я им сказала, чтобы написали что-то вроде официальной жалобы, в том смысле, для чего нужна служба безопасности, если ты не чувствуешь себя защищенным?

– Кто-нибудь рядом мотался, про Клэр спрашивал?

– Никого конкретно. Ну, кроме мужиков, которые любят подглядывать, от них никуда не денешься, особенно если окна комнаты медсестер на лес выходят. Ну, сам понимаешь, мужики есть мужики – Шмыгнула носом. – Без обид.

Здание, в котором жили медсестры, скрылось за пеленой дождя. Впереди высокие стены скрывали блок многоквартирных домов с небольшими садиками. Над покатыми крышами торчали шпили Святого Стефана и Святого Джаспера. И где-то вдали виднелись трубы-близнецы больничного крематория, клубы белого дыма параллельными шрамами пересекали небо.

Единственными звуками были шорох листьев и барабанная дробь дождевых капель по черной шкуре зонта.

– А они не говорили, что кто-то фотографировал? В мусоре копался?

Она отрицательно покачала головой.

Два часа мотались по квартирам, квартира за квартирой, квартира за квартирой, беседовали с до смерти напуганными медицинскими сестрами, и единственная версия, которая у нас была, зависела от детектива-сержанта Сабира Ахтара, компьютерного гения, о чем он сам постоянно заявлял.

Элис посмотрела мимо меня, куда-то в глубину леса:

– Напоминает иллюстрацию из братьев Гримм.

– Забавно, что ты это сказала. Давным-давно жила-была молодая женщина, которую звали Дебора Хилл, и у нее…

– Пожалуйста. – Элис отвернулась. – Только не сейчас. Давай просто… пройдемся.

* * *

Медсестра шмыгнула носом, провела скомканной бумажной салфеткой по ноздрям, отчего ее распухший нос задвигался из стороны в сторону.

– Нет. Ну, вы понимаете… – Пожала плечами, вздохнула. Она была низенькая, с большими лиловыми мешками под глазами, круглое лицо, оттененное капюшоном куртки. Несмотря на дождь, молния была полностью расстегнута, открывая синюю блузу и бедж с напечатанным на нем именем «БЕТАНИ ДЖИЛЛЕСПИ».

Соседка Джессики по квартире. Та самая, которую преследовал бывший муж.

Она кинула в рот кусочек жареного картофеля, прожевала, затем наклонилась совсем близко ко мне и заговорила едва слышным голосом:

– Кругом полно психов, вы меня понимаете? Я не имею в виду людей с проблемами в обучении или душевнобольных, я говорю про тех психов, которые хотят понюхать твои руки, когда выходишь из женской комнаты. Лежал тут как-то один парень, и вот однажды он заорал, что у него боли внизу живота, а когда я простыню с него стянула, он на меня пописал. – Шмыгнула носом. – Сами понимаете – психи.

Очередь за чипсами продвинулась, и перед Элис осталась всего одна медсестра. Мы скрывались под тентом у вагончика. В воздухе стоял запах жареного кляра, горячей картошки и уксуса.

Из этого угла автомобильной стоянки больницу не было видно, ее закрывало здание из песчаника в викторианском стиле, напоминавшее надгробие, где держали людей вроде Мэри Джордан. Там их накачивали лекарствами по самые уши и запирали в комнате с решетками на окнах. За зданием торчала башня, но видны были только два верхних этажа. В окнах горел свет, где пониже – серый и тусклый, а в пентхаусе – теплый и золотой. Там находились отдельные палаты для коммерческих пациентов.

Бетани отломила кусок рыбы, захрустела кляром.

Я кивнул в сторону больницы:

– А что пациенты, кто-нибудь жаловался?

Она прекратила жевать, проглотила.

– На Джессику? О господи, конечно же нет. Она просто блестяще обходилась с мамашами и папашами. Абсолютный профессионал во всех отношениях.

Послышался хруст оберточной бумаги, и мимо прошла еще одна медсестра, лицо перекошено – умудрилась засунуть в рот несколько кусков картошки. Худая, серые волосики зачесаны назад. Сморщенный рот с острыми маленькими зубами – жевала с открытым ртом. Оглядела меня с головы до ног, потом повернулась к Бетани:

– Это твой бойфренд?

Бетани на мгновение сморщилась, потом сменила гримасу на улыбку:

– Я просто говорила этому милому полисмену, какой Джессика профессионал.

– Джессика? Профессионал? – Хмыкнула. Откусила кончик сосиски в кляре, стала жевать и говорить одновременно: – А помнишь миссис Гисборн?

– Джин Макгрютер, не стоит так говорить о…

– Так это о мертвых. Не говори о мертвых плохо. Но ведь Джессика жива. – Медицинская сестра Макгрютер повернулась ко мне: – Не так ли?

Я открыл рот, но Бетани меня опередила:

– А ты видела, что сегодня в утренних газетах напечатали, это просто…

– Чепуха. Полиция свое дело делает. Ты что думаешь, будет лучше, если мы встанем здесь как сосиски в кляре и будем всем говорить, как мы ее любили? – У нее во рту исчез еще один кусок картошки. – Вы уже поговорили с бывшим бойфрендом Джессики?

– Есть причина, по которой я должен это сделать?

Бетани вздернула подбородок:

– Это было просто недоразумение.

– Даррен Уилкинсон. – Глаза медсестры Макгрютер грозно блеснули, и она перестала жевать. – В первую смену после Дня святого Валентина Джессика появилась с синяком размером со столовую тарелку. Цвета спелой свеклы с желтыми разводами. Естественно, в таком виде она не могла иметь дело с роженицами, не так ли? Так что всю следующую неделю пришлось ей документы подшивать, вести статистику и все такое. – Глубоко и притворно вздохнула. – Она, конечно, это объяснила. Играли они в теннис на игровой приставке Даррена, были слегка датые, и все получилось совершенно случайно. А сломанные ребра? Тоже случайность?

– Ты знаешь, она…

– А помнишь, когда он ей зуб выбил? Коренной, в самой глубине. Это постараться надо было, хорошо, что челюсть не сломал.

Бетани захрустела куском рыбы.

– Ее Потрошитель похитил, а не бойфренд. И он никакой не серийный убийца, он в кадровой службе работает.

– Любой парень, который бьет свою девушку…

– Она просто не хотела шум поднимать, это…

– …рыжий ублюдок. Как он мог…

– Так, хватит! – Я поднял руки вверх и включил официальный полицейско-инспекторский голос, который так испугал вчера двух идиотов в патрульной машине. – Я все понял. Он избивал ее. Она об этом не сообщала.

Они попятились. Уставились на меня.

Бетани шмыгнула носом:

– Не надо так делать, мы просто пытаемся помочь.

* * *

Элис прислонилась к двуцветной стене, нижняя половина которой была выкрашена в казенно-зеленый цвет, а верхняя – в цвет магнолии.

– Не надо было мне есть всю эту картошку. – Тяжело вздохнула и ссутулилась. – Всего час поговорила с акушерками, и серьезное несварение желудка… Нет, не у акушерок, это у меня несварение, хотя, я полагаю, и у них оно могло бы случиться, но только никто, кроме меня, не жалуется. А ты как?

Из коридора донеслись вопли и ругань, перемежаемые резкими воплями. Чудо рождения.

– Когда Ребекка родилась, меня рядом не было. Мальчишку покусала собака торговца наркотиками, и я весь день ублюдка выслеживал. Но на родах Кети был. Она была… крошечная. Лиловая вся, орала как резаная, и вся в крови и какой-то слизи. – Попытался рассмеяться, но смех умер, так и не родившись. – О господи, просто порнуха какая-то на тему «Чужого».

Вот так вот возвращаешься в прошлое, когда все было возможно и никто не должен был умирать. В середине грудной клетки образовалась трещина, и каждый вздох причинял жгучую боль. Я откашлялся.

– И как, час несварения дал тебе что-нибудь?

– Все, с кем я разговаривала, боятся Потрошителя. Не идут домой, пока не соберется группа из трех-четырех человек. Парковкой больше не пользуются, потому что видеонаблюдение на ней так и не установили. – Она обняла себя рукой. – Потрошитель превращается в мифологическое чудовище, что-то среднее между Фредди Крюгером, Джимми Сэвилом и Питером Мендельсоном… – Посмотрела на часы. – Если мы будем говорить с бойфрендом Джессики Макфи, потому что поговорить, наверное, нужно, в том смысле, что если он избивал ее, то он, что совершенно очевидно, должен был пройти курсы по управлению гневом, и…

– Который час?

Она еще раз взглянула на часы:

– Четыре без двадцати.

– Ладно, закончим с коллегами Джессики, а потом слегка поджарим бойфренда. Но отсюда нужно выехать в четверть пятого самое позднее, чтобы не опоздать к нашему другу, бухгалтеру мафии.

Элис уставилась на носки своих маленьких красных «конверсов»:

– А можно не называть его нашим «другом», это как-то…

– Мы это уже проходили. Или он, или Хитрюга, помнишь? – Я положил ей руку на плечо. – Я знаю, это тяжело, но… Черт.

Заверещал лежавший у меня в кармане мобильник. Как раз в это время должен был позвонить Сабир, насчет адреса. Вытащил телефон, нажал на кнопку:

– Что тебя задержало?

Это ты, Хендерсон? – Кто угодно, только не Сабир. Вместо вязкого ливерпульского акцента бурчание жителя Олдкасла.

Посмотрел на экран мобильника: «НОМЕР НЕ ОПРЕДЕЛЕН».

– Кто это?

Ну ты и детектив, это Мики Слоссер. Ты был у меня в офисе этим утром, помнишь? – Пауза. Шуршание. Снова голос: – Мне тут пришло кое-что, что может тебя заинтересовать.

Молчание.

– Я не настроен в игры играть, Мики.

– Письмо. На желтой линованной бумаге. Подписано – «Потрошитель».

33

Небо – как размытая полоска угольно-серого цвета. Кровь сочилась с горизонта, а солнце, покончив с днем, разбросало по мокрым дорогам узоры блестящих пятен.

– Что? – Я закрыл ладонью ухо и повернулся спиной к входу в больницу – мимо проезжала «скорая помощь», и ее вой стихал по мере того, как она исчезала вдали.

На другом конце линии Джейкобсон снова попытался докричаться до меня:

Несс убедила всех отказаться от обвинений. Мистер Макфи снова свободный человек.

– Молодец. А что насчет Купера, Плохой Билл вспомнил Клэр Янг или Джессику Макфи?

– Насчет этого письма, ты уверен, что журналист не облажается?

– Ну, он же журналист.

Справедливое замечание. Все равно проверить надо. – Громкость пропала, как будто Джейкобсон отвернулся от телефона. – Купер, скажи ему, что мне говорил.

Что-то заскрипело, потом Купер откашлялся мне в ухо:

Алло? Да, о’кей, тут вот что, Плохой Билл, он же Уильям Мур. Показал ему обе фотографии, и ему кажется, что он видел Джессику Макфи с высоким рыжеволосым белым мужчиной. Говорит, что насчет Клэр Янг не уверен. Выглядит знакомой, но, может быть, только потому, что часто видел ее в газетах и по ящику.

Ну и хватит об этом.

– Может быть, у него камера видеонаблюдения стоит или что-нибудь вроде этого?

– Сказал, что его никогда это не волновало. Кому нужно, говорит, рисковать и получить мясницким ножом по голове из-за пакета булок для бургера и горстки жареного лука? Профессор Хантли полагает, что похититель вряд ли забрал Клэр Янг с собой, после того как купил ей еду. Она пропала ночью в четверг, а нашли ее ранним утром в субботу. Хантли говорит, что похититель не собирался ее насиловать, в заложниках держал, а в пятницу просто повел на ланч.

Мимо проревела еще одна «скорая», на этот раз в другом направлении.

Я взглянул на часы – без десяти четыре. Скоро нужно будет двигаться.

– А ты…

– Я еще спросил, сколько этих «двойных ублюдочных бургеров» он продал в пятницу между одиннадцатью часами утра и тремя часами дня, так он послал меня.

Придурок.

– Это же бургер-фургон, а не трехзвездочный ресторан. Плати налом, и никаких рецептов. Где он в пятницу парковался?

Молчание.

– Купер?

– Вообще-то…

Я стукнул головой о стену:

– Забыл спросить, да?

– Вы же сказали, что он будет стоять у супермаркета, он там и стоял, и я подумал… что у него там постоянное место. – Откашлялся. – Ну, вроде того.

– Главная фишка бургер-фургона в том, что у этой чертовой хреновины колеса есть. Иди обратно и выясни, где он находился в пятницу во время ланча.

– Простите, шеф…

Значит, теперь я «шеф»? Уже кое-что.

– Все нормально сделал. Иди давай и проследи за деталями.

– Есть, шеф.

– И свяжись с дежурной частью, пусть пробьют по компьютерной системе полиции Даррена Уилкинсона, работает в службе персонала каслхиллской больницы.

– Есть, шеф.

– Свободен.

Кто-то похлопал меня по плечу, я повернулся – Ноэл Максвелл. Оранжевая парка поверх форменного брючного костюма, ярко-белые кроссовки шаркают по мокрому тротуару. Ухмыльнулся, отчего короткая эспаньолка слегка перекосилась. – Ну как, преднизолон помог, все нормально?

Из мобильника донесся голос Джейкобсона:

– А теперь вот что. Это ты утверждал, что работать по старинке, от свидетеля к свидетелю, лучший способ установить контакты? И что ты выяснил?

– Подождите минуту. – Выключил у телефона звук. – Ты достал что я просил?

Ноэл оглянулся, понизил голос до едва слышного:

– Это же, сами понимаете, промышленное качество. В смысле, это не…

– Так ты достал или нет?

Еще раз оглянулся вокруг. Как будто до этого не проверял. Сунул руку в карман и вытащил уголок коричневого конверта:

– У вас наличка?

Я отмусолил шестьдесят фунтов от того, что осталось от сотни, которую мне сунул Джейкобсон, протянул ему. Осталась пятерка и немного мелочи.

Он еще раз оглянулся, сунул мне конверт. Совсем не тяжелый. Вскрыл его.

У него глаза на лоб полезли.

– Не делайте этого здесь!

– Да, как же. Высокий уровень доверия сегодня в мои планы не входит. – На дне конверта лежали два шприца, прозрачные, с оранжевыми крышечками на иглах. Рядом с ними сложенный пополам лист бумаги, на нем текст мелким шрифтом.

– Только обязательно инструкцию прочитайте, ладно? Опасная штука…

В этом-то все и дело.

– Сколько по времени?

Пожал плечами. Еще раз оглянулся:

– От массы тела зависит. Если парень большой и жирный, часа три-четыре. А если целую дозу ребенку вколоть, он никогда не проснется. – Покраснел. – Конечно, если есть такие намерения. Сами понимаете.

Я сунул конверт в карман. Задумался. Нахмурился:

– Кому еще ты медицинские препараты впаривал?

Ноэл несколько раз раскрыл и закрыл рот.

– Я… не знаю, о чем вы говорите, продавать медицинские препараты, зачем мне это нужно? Я вам услугу оказывал, потому что мы с вами старые знакомые.

– Анестетики, гипотензивные средства, дезинфицирующие, шовный материал, клей хирургический? – Все что нужно, чтобы вскрыть человека и вшить ему в живот пластиковую куклу.

Он замотал головой:

– Нет, вы о ком-то другом думаете, я не продаю больничные препараты, я вроде посредника, хороший парень, помогающий старому другу.

– Ноэл, Богом клянусь, я твою прыщавую задницу отсюда до Данди за яйца протащу.

Он попятился, сунул руки в карманы, ссутулился, даже ниже ростом стал.

– Я больше этим не занимаюсь, честно говорю. Может быть, было несколько лет назад, но вы тогда со мной поговорили, и я исправился. Я теперь прямой, как стрела. Совершенно, просто абсолютно честный.

Я пристально посмотрел на него.

Он шмыгнул носом. Еще сильнее сгорбился.

– Ладно, ну, может быть, помог я кое-кому, протянул руку помощи в борьбе с непереносимой болью. Пару раз морфин, несколько пачек амитриптилина, может быть, темазепам, но у них был рассеянный склероз и все такое. Честно.

Молчание.

– Просто попытался стать хорошим гражданином, понимаете? Ближнему помочь.

– А как насчет гипотензивных средств?

Он провел языком по зубам.

– Да на них особого спроса нет. Опиоиды и барбитураты, сейчас это самое любимое блюдо среди продвинутой молодежи Олдкасла… А я бы никогда и не стал, сами понимаете, примерный гражданин, помощь ближнему…

Я подошел к нему достаточно близко, чтобы почувствовать запашок сигаретного дыма и горьковатого лосьона для бритья.

– Хочешь, чтобы мы остались друзьями, да, Ноэл?

Он покачался из стороны в сторону, еще сильнее сгорбился, посмотрел на меня, как нервная оранжевая ворона:

– Мы друзья, конечно… Почему бы нам не быть друзьями?

– Если хочешь, чтобы все было по-старому, тогда вот что тебе нужно будет сделать… Поговоришь со всеми своими приятелями, примерными, как и ты, гражданами, и выяснишь, кто воровал из закромов хирургические расходные материалы. А потом мне расскажешь. – Улыбнулся ему, постаравшись, чтобы улыбка вышла доброй и холодной. – И сделаешь это завтра, к этому же времени.

Он стал еще меньше.

– А если я не смогу? В смысле, ну, вы понимаете, я приложу максимум усилий, вне всякого сомнения, но что, если я буду спрашивать, а мне никто ничего не скажет?

Моя рука опустилась ему на плечо, он вздрогнул. Моргнул.

А я ему плечо сжал, нежно так:

– Давай не будем это пробовать, ладно?

* * *

Женщина из отдела по работе с персоналом улыбнулась нам, правда, улыбка не ушла дальше ее щек. Склонилась над Элис, усаживая нас в пару кресел, обитых кожзаменителем. Кожа у нее была белая, как молоко, длинные черные волосы по бокам, а спереди челка, как будто выстриженная одним касанием ножниц.

– Даррен присоединится к нам в ближайшее время, он разговаривает по телефону. – Сложила руки перед собой. – Так в чем, собственно дело?

Настенные часы у нее за спиной показывали двадцать минут пятого. Все будет в порядке, если не будем рассиживаться.

Я устроился поудобнее, вытянул вперед правую ногу:

– Боюсь, что это касается только нас и мистера Уилкинсона.

На табличке, приверченной посредине раскрытой настежь двери, написано: «МЯГКАЯ КОМНАТА ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ № 3». Лимонно-желтые стены, пара картинок в рамках, белая маркерная доска, флипчарт на подставке рядом с дверью. Низкие стулья, шесть штук, тоже обитые кожзаменителем, и кофейный столик в круглых прыщах от горячих чашек. Воняло потом и безысходностью.

– Ах… – Улыбка стала слегка натянутой, вокруг глаз появились морщинки. – Боюсь, об этом не может быть и речи. В соответствии с процедурой, установленной в нашей больнице, беседы штатных сотрудников с представителями средств массовой информации, членами семей пострадавших или с полицией должны проходить в сопровождении представителей службы управления персоналом, если эти встречи проходят на нашей территории. – Махнула рукой в сторону двери. – Конечно, если вы решите задержать его и вывести с территории больницы – это ваша прерогатива. Вы собираетесь его задерживать?

– Я еще не решил.

Глаза над натянутой улыбкой похолодели.

– Могу заверить вас, детектив-констебль Хендерсон, что Даррен является весьма ценным членом моей команды. Когда с ним произошел несчастный случай, на следующий день он пришел на работу в девять утра. Это говорит о его преданности делу. – Сложила руки на груди. – И что он сделал, по вашему предположению?

Я посмотрел на нее пристально.

Она покачала головой:

– Он три раза был лучшим работником месяца. И это среди всех сотрудников больницы, не только моего управления. Он добросовестен, трудолюбив, и он на самом деле очень много вложил в наш производственный процесс и внутренний трудовой распорядок.

Элис натянула рукава своего полосатого топа на кончики пальцев:

– С ним произошел несчастный случай?

– Его сбила машина на пешеходном переходе, только и всего. Но на следующий день он был на работе, утром в пятницу, бац, и к самому началу пришел. – Она хлопнула ладонями, резко и сильно. – Так, а как насчет чашечки чая?

Как только она ушла, Элис наклонилась ко мне, голос едва слышен:

– Мы что, правда думаем, что Даррен Уилкинсон – Потрошитель?

– А ты чего шепчешь? У нее щеки зарозовели.

– В смысле, я понимаю, что он работает в больнице, может иметь доступ к лекарственным препаратам и узнать кое-что о хирургическом вмешательстве, скорее всего наблюдая за операциями, и что все жертвы были медицинскими сестрами, и что он работает в службе управления персоналом, а там имеет доступ к личным делам сотрудников, не говоря уже о том, что Джессика Макфи была акушеркой, но… – Между бровей обозначились морщинки. – А, я поняла. Если посмотреть на это таким образом…

– И просто так случилось, что он встречался с одной из жертв? Очень странное совпадение.

– Ну а может быть…

– Судя по информации из полицейского компьютера, ему сейчас двадцать семь. Значит, когда в первый раз нарисовался наш подозреваемый, ему было всего девятнадцать. Как-то не очень совпадает с психологическим портретом, тебе не кажется?

Стрелки настенных часов подползли к четырем двадцати пяти.

Элис обняла себя рукой, потеребила волосы:

– Если он избивал Джессику Макфи, значит, у него были проблемы с контролем, как внутренние, так и внешние, и он считал, что Джессика является его собственностью, и когда она не выполняла то, что он ей приказывал, это его ранило, он воспринимал это как оскорбление… У него не было другого выбора, он должен был наказать ее, я в том смысле, что это не было его виной, он просто хотел сделать ее лучше, и она должна была благодарить его за это. Она должна быть счастлива, потому что он у нее есть.

Элис свела колени и раздвинула пятки, шаркнув подошвами по потертому ковролину.

– Так всегда и бывает, правда, женщины этого просто не понимают, им нужна твердая рука, которая вела бы их в правильном направлении. Им это нравится… Они любят мужчин, которые могут взять на себя ответственность, им нужно, чтобы кто-то показывал им, кто в доме хозяин, как их папы мамам показывали… – Элис пару раз моргнула, потом уставилась на потолок. Снова нахмурилась. – Но похищение, разрезы, куклы пластиковые, а потом импрегнация – это все уже связано с контролем, но только наш парень делает это, потому что он немощен и бессилен в своих повседневных взаимоотношениях.

Я достал мобильный телефон и прочел еще одно сообщение от Купера:

Информация по Даррену Уилкинсону (27) – 14, Файн Лейн, не привлекался, предупреждение за вандализм в 11 лет, недавно подал документы на владение огнестрельным оружием, охотничьим/нарезным.

Ну, про лицензию он может забыть. Черта с два он ее сейчас получит.

– Эш? – Элис сдвинула пятки, скрипнула друг о друга резиновыми носками кед. – Мы не спросили у соседей Клэр Янг – а что, если Даррен был и ее бойфрендом? Что, если он сначала самым романтическим образом обхаживал своих жертв, а потом похищал?

Пожал плечами:

– Вполне возможно.

Она откинулась на спинку стула, бессильно уронила руки вдоль тела.

– Физически подавляя Джессику, избивая ее, он активно демонстрировал свою власть…

Я закрыл сообщение Купера, набрал номер Сабира.

– Господи ты боже мой, теперь-то что? Работаю я над этим, понятно тебе? Держи свои подштанники двумя руками, а мне время нужно, тут все непросто!

– Имя Даррен Уилкинсон ничего не говорит?

Пауза.

Кто такой этот Даррен Уилкинсон, мать его?

– Мне нужно знать, не всплывало ли его имя в базе данных полиции в связи с основным расследованием по Потрошителю?

О’кей… – Длинный слюнявый вздох. – Ты выбирай.

– Что значит – выбирай?

– А все это дерьмо, которое ты на меня вываливаешь – найди то, выясни это, – а у меня руки до всего не доходят.

– Сабир, я…

– Нет. Вы там все думаете, что я тут сижу с командой из полусотни человек, но только здесь, кроме меня, никого нет, тебе это понятно? Сижу тут один под кучей дерьма, которое вы на меня свалили. – Из трубки раздался хруст, вроде статического электричества, потом громкое чавканье – не иначе как целая горсть картофельных чипсов. – Так что выбирай, что тебе нужно в первую очередь.

– Только не надо впадать в истерику. Это просто…

Дверь открылась, и в комнату вошла менеджер службы персонала, в руке поднос для напитков с тремя дымящимися пластиковыми чашками.

– Сабир, просто сделай это. Я перезвоню. – Сунул мобильник в карман, а она поставила поднос на кофейный столик.

Элис натянуто улыбнулась, глаза расширились и заблестели.

– А как Даррен ладит с женщинами – коллегами по работе? Он пользуется популярностью?

Менеджер службы персонала на мгновение нахмурилась:

– Я бы сказала – да, пользуется. Он располагает к себе, опрятен, всегда пирожные приносит, если у кого-нибудь день рождения.

– Я не об этом… понимаете, шутки непристойные, вторжение в личное пространство, может быть, что-то вроде запугивания?

– Даррен? – Щеки дернулись, и послышалось что-то вроде смешка, сменившегося кашлем. – Он присоединился к моей команде шесть лет назад. Ему тогда был двадцать один год. Я лично его воспитывала. Он вам не какой-нибудь женоненавистнический неандерталец.

– Хм… – Элис опять занялась своими волосами, постукивая при этом одной ногой по ковролину.

Пластиковая чашка с чаем была обжигающе горяча, и я решил подождать, пока она остынет.

– А как насчет посещаемости? Отсутствия на работе были за последние три недели?

– Нет, даже после того несчастного случая, про который, между прочим, ваши коллеги так ничего и не выяснили. Даррен – примерный работник. И…

В дверь постучали, и в ней появилось разбитое лицо. Один глаз заплыл, с одной стороны лица кожа темная и покрыта царапинами от кончика подбородка до самого лба. Переносицу пересекала ленточка лейкопластыря. Парень стоял на костылях, придерживая одним дверь. Мятая белая рубашка, бледно-голубой галстук. Правая брючина коротко обрезана, открывая на всеобщее обозрение файберглассовый гипс, покрытый сделанными фломастером надписями.

Кто бы его ни сбил, это тачка была значительно крупнее «мини».

Голос у него был мягкий, с пришепетыванием, как будто нескольких зубов не хватало, но акцент жителя Данди все равно прорывался.

– Вы хотели видеть меня, Сара?

Она повернулась на стуле, кивнула:

– Ах, Даррен, вы, как всегда, вовремя. Я просто рассказывала этим офицерам, какой вы у нас ценный член нашей… Даррен, с вами все в порядке?

При слове «офицеры» его здоровый глаз вытаращился, челюсть отвалилась, обнажив четыре или пять ярко-красных неровных дырок на тех местах, где должны были находиться зубы. Попятился.

– Даррен?

Он оглянулся, посмотрел на коридор, как будто собираясь броситься туда. Потом безвольно обвис на костылях. Закрыл глаза и выругался.

34

Даррен посмотрел на меня через стол, моргнул:

– Я… – Потеребил край гипса на левой руке. – Это совсем не так. – Шмыгнул носом. – Все не так было.

Было уже без двадцати пять, а мы все еще торчали здесь, и минутная стрелка все ближе подползала к моменту встречи с Полом Мэнсоном.

Элис наклонилась вперед, оперлась локтями на колени:

– Все абсолютно понятно. Вы просто присматривали за ней, не так ли? Она совершала идиотские поступки, а вы были тем, кто должен был убирать за ней. И ее нужно было проучить, так ведь? Нужно, чтобы она делала то, что ей говорили, и тогда, когда говорили.

Он не поднимал головы.

Сара, менеджер отдела по управлению персоналом, прищурилась:

– Хочу заметить, что мне очень не нравится эта манера ведения допроса. Даррен уже сказал вам, что он не избивал Джессику Макфи. Я не понимаю, почему вы зациклились на этом. – Адвоката изображала.

Элис положила руки на стол, ладонями вверх:

– И если она выходила за рамки дозволенного, то, вполне понятно, вам порой приходилось дать ей пару затрещин. Для ее же пользы? Это как с собаками, да? Почему с женщинами должно быть по-другому?

– Могу заверить вас, что Даррен был не только одним из лучших на тренинге по равному представительству полов, он еще и один из «Борцов за равенство» нашей больницы. И все это совершенно неуместно и…

– Давай, Даррен, – я поднял трость и ткнул наконечником ему в грудь, – расскажи нам о том, как на тебя наехали.

Он сжался на стуле:

– Было темно. Я шел через дорогу, и откуда-то выехала машина и сбила меня. Я ее не заметил.

Я еще раз ткнул:

– И где это было?

Еще раз ткнул. И еще раз. И еще.

– Прямо рядом с закусочной на Оксфорд-стрит.

– Когда?

Молчание.

Ткнул его еще раз:

– Когда. Это. Произошло?

– Ой! Я не знаю.

– Пожалуйста, перестаньте тыкать его вашей тростью.

Как бы не так.

– Я проверил по компьютерной базе данных полиции – там нет никаких упоминаний о том, что вас сбила машина на Оксфорд-стрит или еще где-нибудь. Вы что, решили, что об этом не стоит сообщать? С кем не бывает?

Он потупился:

– Мне показалось, что в этом нет никакого смысла. Ну, вы понимаете. Я же машину не видел, и вообще…

– Понятно. – Еще раз ткнул, для верности. – Значит, вас машина подрихтовала. Нога сломана, рука тоже. Выглядите так, будто банда скинхедов на вас удары отрабатывала, и вы решили не сообщать об этом?

– Детектив-констебль Хендерсон, если Даррен сказал…

– Понимаете, Даррен, вы сказали своему начальнику, что были сбиты машиной на пешеходном переходе через Оксфорд-стрит, но только нет там никакого перехода, или я ошибаюсь? – На этот раз я направил наконечник трости ему в ребра, и он сморщился от боли. Отпрянул. Попытался закрыться рукой. Тогда я еще раз это сделал, но с другой стороны груди. Тот же самый результат. – Единственный, кто не бежит в полицию после наезда, это водитель машины. Рубашку снимите.

Сара напряглась:

– Так, мне кажется, мы проявили достаточно терпения. Это абсолютно…

– Не было никакой машины, так ведь? Сними эту чертову рубаху.

Она вскочила:

– Я требую, чтобы вы прекратили. Если вы хотите произвести обыск с раздеванием, делайте это в участке, с соблюдением всех формальностей. А пока… Что вы делаете?

Я наклонился над кофейным столом, схватил его за грудки и дернул посильнее. Пуговицы разлетелись в разные стороны, как крошечные пули, рубаха выскочила из брюк и распахнулась. Галстук едва прикрывал лиловое, красное и желтое месиво на его груди. Синяки покрывали обе стороны туловища, и не четкой линией, которая получается от удара капотом или бампером, а вразнобой, как лоскутное одеяло. И посреди живота прекрасный негативный отпечаток подошвы ботинка.

– Странные шины у этого автомобиля. Больше похоже на сорок четвертый размер, а не всесезонный «Данлоп».

Сара ткнула в меня пальцем:

– Я напишу официальную жалобу вашему руководству. Как вы осмелились подвергнуть моего работника этой унизительной…

– Да ладно вам, пора уже повзрослеть. Никакая машина его не сбивала, просто кто-то выбил из него дерьмо по полной программе. – Я отложил в сторону свою трость. – Почему вы врали, Даррен? Кто вас так напугал, что вы сообщить боитесь о том, что с вами сделали?

Он закусил нижнюю губу, здоровый глаз блестел в свете лампы.

– Ничего не произошло…

– Неужели? – Я стукнул тростью по столику, Даррен вздрогнул. – Вам из-за этого лицензия на оружие потребовалась? Мести захотелось?

Сара вытащила мобильник:

– Я звоню охране. Вы оба…

– Нет! – Даррен схватил ее за руку. – Пожалуйста. Нет. Я… Я не хочу, чтобы скандал начался. Пожалуйста…

Она посмотрела на него:

– Вы уверены, что это то, что вам нужно?

Он опустил глаза и снова стал щипать гипс на руке.

– Можно стакан воды или еще чего-нибудь?

Сара положила руку ему на плечо:

– Конечно можно. – Бросила на меня злобный взгляд. – И больше никаких вопросов.

* * *

Даррен Уилкинсон облизал губы и моргнул, когда за ней с грохотом захлопнулась дверь. Судорожно вздохнул:

– Я… никогда не хотел делать ей больно.

Элис похлопала его по руке:

– Вам нужно было…

– Это просто… – Откашлялся. Снова посмотрел на кофейный столик. – Простите, сначала вы.

– Нет. Что вы хотели сказать?

– Джессика… Она была не такая… – Еще вздох. – Она хотела, чтобы я ее бил. – Впился ногтями в ткань гипса, вырвал оттуда кусочек белой материи. – Я не имею в виду – «она меня об этом просила», в женоненавистническом смысле. Она в буквальном смысле просила. Она в прямом смысле просила бить ее. Я хотел, чтобы мы были нормальной парой, за руки держались, гуляли в парке, но… – Он надул щеки и выдохнул. Вырвал из гипса еще кусочек ткани.

Я пристально посмотрел на него:

– А, так вот.

Молчание.

– Хорошо, Даррен. И что случилось потом?

– В первый раз я подумал, что она хочет, чтобы я ее отшлепал. Ну, понимаете, просто для забавы. Я знаю, что это усиливает формирование гендерного стереотипа и мужскую доминацию, но она сказала, что не надо из-за этого сопли пускать. Она не хотела, чтобы я ее отшлепал, она хотела, чтобы я ее избил.

– Ну и как вы, избили?

Его глаз расширился от ужаса.

– Нет, конечно, я ее не бил! Я не верю в физическое подчинение женщины и во всякую старомодную сексистскую чепуху… Но она не отставала, все приставала ко мне, а потом стала на меня бросаться и вопить мне в лицо… – Даррен отвернулся. – И я сделал это. Ударил ее, я не хотел, просто… И все произошло, она… – Кашлянул. – Вы понимаете.

Элис побарабанила пальцами по столу:

– И она сексуально возбудилась.

– Иногда мне кажется, что она… путала жестокость с любовью. Как будто это было одно и то же. Так и пошло. Ей это было нужно… чтобы чувствовать себя желанной и ценимой, а я… – Он оскалился разбитым ртом. – А я себя ненавидел.

Этому можно было найти сотни тысяч оправданий, вроде тех, которыми пользуются насильники, до смерти избивая свои ненаглядные половинки, но здесь было что-то новенькое.

И пока он размазывал слезы по своему покрытому синяками лицу, я достал мобильник и показал Даррену фотографию, которую мне послала соседка Джессики, Лиз Торнтон:

– Этого человека узнаете?

Он пару раз моргнул, шмыгнул носом:

– Это тот извращенец, который у них в мусорных баках копался, точно? Я однажды за ним погнался. Мы с Джессикой подходили к паркингу, а он у почтовых ящиков терся. Ну, вы понимаете, замки вскрывал или что-то вроде этого… Я крикнул, он бросился бежать, я за ним.

– Вы заметили его лицо?

Даррен покачал головой:

– Темно было. Он забежал в лес, а я не стал за ним бежать, больно мне нужно ножом в живот в темноте получить. Или еще что-нибудь.

Я спрятал телефон:

– Так кто же вас избил?

– Я не могу… – Глубокий вздох. – С лестницы упал.

– И кто-то умудрился вам на живот ботинком наступить, пока вы падали? – Я откинулся на спинку стула и стал пристально смотреть на него, пока он снова не опустил глаза и снова не стал теребить гипс на руке.

– Избили вас в четверг ночью. А в пятницу вы послали Джессике Макфи сообщение, в котором написали, что больше никогда не хотите ее видеть.

Все совершенно очевидно.

Он не поднимал головы.

– Это был ее отец, не так ли? Раскольнику Макфи очень не нравилось, что какой-то безбожник из Данди его дочурку перепахивает.

Даррен поднял голову, раскрыл здоровый глаз:

– Нет! Ничего такого не было, не прикасался он ко мне, это был несчастный случай! Я никого не обвиняю!

* * *

– Прости… – В темном промежутке между нашим краденым «ягуаром» и припаркованным рядом обшарпанным «рено» Элис теребила связку ключей. Еще раз нажала на кнопку электронного замка:

– Раньше работал…

– Дай мне. – Я протянул руку, она отдала ключи.

Многоэтажка воняла гнилыми сорняками, приправленными грязной вонью стоялой мочи. Лужа растекалась во всю длину бетонного пола, углубляясь у лифтов почти до щиколоток, приливная волна раскачивала пластиковые бутылки и пакеты от картофельных чипсов. Относительно сухое место находилось у дальней стены. Даже лестницы были использованы в качестве писсуаров.

Элис сморщила нос:

– Может быть, батарейка новая нужна, или, может быть, можно…

– Или мы просто сделаем вот так. – Я сунул ключ в замок.

– О-о, а я об этом забыла совсем…

Детский сад.

Я со скрипом открыл багажник. Ничего, кроме клетчатого одеяла и потрепанного «СПРАВОЧНИКА АВТОМОБИЛЬНЫХ ДОРОГ ШОТЛАНДИИ» двадцатилетней давности. Достал одеяло, постелил на заднее сиденье.

– Эш, прости, я совсем не думала, что это так много времени займет и…

– Сейчас мы вряд ли сможем что-то сделать.

Вещи, купленные в супермаркете, гремели и брякали, пока я перегружал их в багажник, брезент оставил напоследок, закрыв им все сверху.

– Может быть, если поторопимся, дороги еще в пробках не встанут? Эш?

Я захлопнул багажник.

– Эш?

– Может быть. – Похромал к машине, сел, откинулся на спинку сиденья. Судя по часам на панели, было уже почти пятнадцать минут шестого. Надо было отсюда выбираться, пока еще была возможность.

* * *

Дворники «ягуара» со скрипом елозили по стеклу, размазывая дождь в радужные полукружья, в лобовом стекле отражался блеск габаритных огней машин, длинной очередью уныло тянувшихся по мосту Дандас. Светофоры испускали шары тошнотно-желтого света. Небо черное, как раковая опухоль.

На другом конце линии суперинтендант Несс на мгновение замолчала. Потом:

Да, я поняла… Так мы что, будем наказывать его за домашнее насилие?

Машина протащилась вперед еще на метр.

– Джейкобсон сказал, что все будет зависеть от вас. У Даррена есть алиби на то время, когда пропала Клэр Янг, а Элис говорит, что он не совпадает с психологическим портретом. Так что, по всей видимости, это не Потрошитель.

Из-за бурчания двигателя голос Элис был едва слышен:

– Спроси ее про письмо.

– А что насчет письма? Что вы Раскольнику сказали?

Из трубки раздалось шипение:

Мистер Макфи был проинформирован о том, что мы получили еще одно письмо от некоего лица, представляющегося как Потрошитель. Я хотела убедить «Ньюз энд Пост» не публиковать его, но доктор Дочерти полагает, что, если похититель не увидит письмо напечатанным, он может подумать, что мы не воспринимаем его серьезно. Джессика Макфи и без этого находится в большой опасности.

– Вы дадите Раскольнику копию письма?

– Конечно, можно дать ему копию, но завтра утром он все равно его увидит.

Элис махнула мне рукой.

– Нам тоже копия нужна.

– Зайдите в управление, найдете в пакете документов для прессы.

– Можно по электронной почте? Я сейчас занят.

Пауза.

– Что?

– Спросите у Джейкобсона. Мой испытательный срок закончился, вам так не кажется?

Машина еще немного продвинулась вперед. Долгое молчание, прерываемое стоном резины по залитому дождем стеклу.

– Мистер Хендерсон, давайте-ка проясним все окончательно. Как вы красноречиво отметили ранее, вы больше не являетесь офицером полиции. Вы что, серьезно верите в то, что заслужили персональный отчет от руководителя расследования? Если хотите знать, что происходит, двигайте задницей и являйтесь на совещания группы.

Все мы большая и дружная семья.

Поток машин впереди поредел, вырвавшись из бутылочного горлышка с мостом и круговой развязкой на концах.

– Мне наплевать, насколько большой шишкой вы были в криминальном управлении полиции Олдкасла. Хочешь чего-то? Заслужи.

Щелчок, и линия смолкла.

Выдохнул:

– А мне казалось, что я ей нравлюсь.

По крыше «ягуара» барабанил дождь. Отскакивал от капота.

Элис вцепилась в руль, костяшки пальцев побелели.

– А что будем делать, если не успеем вовремя?

– Перейдем к плану Б.

35

Посмотрела на меня:

– У нас есть план Б?

Я открыл заднюю крышку купленного мобильника, вытащил сим-карту, заменил на новую. Потом набрал номер, написанный шариковой ручкой на фотографии Пола Мэнсона. Достал блокнот.

– Что за план Б?

– Шшшш… – Показал на мобильник.

На другом конце официальный голос:

– Пол Мэнсон, чем могу быть полезен?

Настало время включить акцент парня из Глазго, Мишель всегда его ненавидела.

– А, привет! Это Грег, из «Транспортной безопасности Спаранет». Извините, мистер Мэнсон, система выдала автоматическое оповещение по вашему «порше». Ничего серьезного, обычная проверка.

– Простите, я не понимаю…

– Не могли бы вы подтвердить местоположение вашего автомобиля? Система нам показывает, что он находится на Лейт-волк, в Эдинбурге.

– Что? – Что-то заскрипело. Потом как будто захлопнули дверь машины. Потом снова голос:

– Она рядом с моим офисом, идиот. Никакой это не Эдинбург, это Олдкасл.

– Вы уверены?

– Конечно уверен, черт возьми. Я сижу в ней.

– Неужели… Ну, простите, что побеспокоили вас, мистер Мэнсон. Счастливой дороги.

Закончил разговор. Сбросил акцент:

– Он сейчас собирается выезжать.

Элис слегка продвинула «ягуар» вперед, и мы оказались совсем рядом с развязкой на Барнет.

– А что, если он уедет?

Я поднял вверх палец:

– План В. Мы приезжаем на встречу с пустыми руками, притворяемся, что убили его, а потом убиваем всех, прежде чем они убьют Хитрюгу.

Вид у нее стал, как будто проглотила что-то горькое.

– Я не…

– Ладно. – Еще один палец вверх. – План Г. Мы выслеживаем миссис Керриган и убиваем ее раньше, чем она сможет убить нас. Спасаем Хитрюгу. И исчезаем в ночи прежде, чем нас начнут искать. Покупаем дом в Австралии, с собакой и бассейном.

Элис поерзала на кресле, изогнула шею, следя за тем, как мини-вэн выруливает направо на развязку. Потом придавила педаль газа и вывела «ягуар» в поток машин.

– Почему во всех планах присутствует убийство?

– Потому что мне кажется, что миссис Керриган не собирается с нами церемониться. Ты видела, что она сделала с Хитрюгой.

Выехали на Дарвин-стрит.

– Должен ведь быть какой-то вариант, при котором никто не умирает… Как тебе план Д? Мы связываемся с друзьями Дэвида из полицейского управления в Олдкасле, появляемся там всей толпой, в том смысле, что миссис Керриган ничего с ним не сделает, когда вокруг столько полицейских, так ведь? Мы ее арестовываем, нам не нужно будет больше убивать Пола Мэнсона, и все будет как у… – Хмуро посмотрела на меня. – Что?

Я постарался не рассмеяться, честно.

– Ты слышала, что она сказала? Откуда нам знать, сколько народу в криминальном управлении прикармливает миссис Керриган? Еще года два назад я бы знал всех. А сейчас?

– Но…

– Единственный, кому можно доверять полностью, это Хитрюга.

Элис пристроила краденый «ягуар» почти вплотную к ехавшему впереди «вольво».

– Но… Мэнсон – бухгалтер мафии, так ведь? Что, если он даст показания на своих сообщников и пойдет по программе защиты свидетелей… или что-нибудь вроде этого?

– И заложит Энди Инглиса? Он до конца недели не доживет. Притормози немного, пока мы ему в багажник не въехали.

Вниз по Дарвин, потом на Фитцрой-роуд. Мимо «Польских деликатесов», «Теско Метро», мимо итальянского ресторана, где Марку Манчини горло перерезали в холодильной камере. И выехали на Салливан-стрит, а дождь шел все сильнее и сильнее с каждой минутой.

Элис сняла руку с руля, схватила меня за руку. Сжала:

– С ним все будет в порядке, правда?

С заднего сиденья ухмыльнулся Боб-Строитель.

Скорее всего, нет.

Пожал ей руку в ответ:

– Все будет хорошо.

Пора перезвонить. Нажал на кнопку повторного звонка.

На этот раз, когда Мэнсон ответил, в трубке слышалось рычание мотора.

Пол Мэнсон, чем могу быть вам полезен?

Включил акцент:

– Алло, мистер Мэнсон, это снова Грег из «Транспортной безопасности Спаранет». Эхм… Простите за беспокойство, но система опять отслеживает вашу машину в Эдинбурге, она как раз поворачивает на Истер-роуд, рядом с кладбищем. Вы уверены…

– Насколько мне известно, моя машина не оборудована гребаным телепортом, так что нет, я не в Эдинбурге, черт возьми.

– А-а. Хорошо. А где вы сейчас находитесь?

– Бегби-стрит.

Я отключил звук. Показал пальцем на перекресток впереди.

– Прямо туда. Потом первый поворот налево. – Снова включил, пока Элис выполняла то, что ей было сказано. – Вы уверены? GPS четко засекает вас в Эдинбурге, и…

– Я знаю, чем Эдинбург отличается от Олдкасла, черт бы тебя побрал, придурок. Систему свою почини!

– Ох… – Небольшая пауза. Смотрите, какой я кающийся и некомпетентный. – Значит, вы не повернули только что направо, на Альбион-роуд?

– Альбион… У тебя что, с головой не в порядке? Я тебе сказал, я на Бегби, сворачиваю на Ларберт-авеню. Вот. Теперь я на Ларберт.

Снова убрал звук.

– Сейчас налево, мимо винного.

Элис повернула, и «ягуар» выехал на Ларберт-авеню.

– Мне очень жаль, мистер Мэнсон, мы очень, очень серьезно заботимся о вашем транспортном средстве. Вы не могли бы оставаться со мной на связи, пока я решаю эту проблему? Вы все еще на Ларберт?

– А где мне еще быть, черт возьми?

– Направляетесь на север или на юг?

– На юг. Я у светофора на… Блэкфорд-стрит.

Я выпрямился на кресле. На противоположной полосе под светофором стоял серебристый «порше», пропускал кого-то, переходившего через дорогу. Старика, судя по согнутой спине. На улице никого, кроме него, не было, дождь стучал по его плечам и спине, стекал с козырька твидовой кепки. Наказывал за то, что тот осмелился выбраться наружу, когда все сидят по домам.

Отсюда было трудно разобрать, кто находился за рулем «порше», лобовое стекло было залито неоновым светом закусочной, но номера совпадали.

– Все в порядке, мистер Мэнсон, я вас обнаружил. Продолжайте движение. Удачи.

– Придурок. – Дал отбой.

Загорелся зеленый, и «порше» рванул в нашу сторону.

Элис выругалась, закрутила головой в разные стороны:

– Нам надо развернуться…

Ближе.

Сейчас или никогда.

Я наклонился, схватился за руль, вывернул вправо. «Ягуар» рванул через двойную и врезался углом капота в водительскую дверь машины Мэнсона. Визг металла, резкая остановка, мотор смолк.

– О господи… – Элис повернулась, взглянула на меня, глаза розовые и мокрые. – Для чего ты это сделал? Аварию устроил, как ты мог…

– Это не твоя машина, ты что, забыла?

Мэнсон сидел в «порше», вцепившись руками в руль, скалился, губы перекошены, как будто что-то горькое в рот взял. Лицо отвратительного ярко-розового цвета.

За нами кто-то нажал на гудок.

– Опусти стекло и извинись перед джентльменом.

Уставилась на меня:

– Но я не…

– И побыстрее.

Она сморщилась, нажала на кнопку и опустило стекло. В салон ворвался шелест дождя, принеся с собой холодную морось.

Элис прижала к груди кулак:

– О господи, простите, не знаю, что на меня нашло, с вами все в порядке?

В ночи взвыл еще один гудок, потом еще один…

Мэнсон уставился на нее:

– ТЫ ЧТО, СУКА, МАТЬ ТВОЮ, ДЕЛАЕШЬ, А? – На губах запузырились слюни, блестя в свете фар других машин.

Элис подняла руки:

– Простите, мне очень, очень жаль. Я не…

– ИДИОТКА! – Ткнул в нее пальцем. – ЧЕРТОВЫ БАБЫ ЗА РУЛЕМ, ВЫ НАТУРАЛЬНАЯ УГРОЗА ЖИЗНИ, ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ!

Автомобильные гудки за спиной соединились в хор.

– Мне очень жаль, я не хотела, это было…

– НЕ ТОРЧИ ТЫ ЗДЕСЬ, ПОСРЕДИ ЭТОЙ ЧЕРТОВОЙ ДОРОГИ! ОТЪЕЗЖАЙ ДАВАЙ, БЫСТРО!

Я положил руку ей на плечо:

– Делай, что говорит этот добрый человек.

– О господи, о господи… – С третьей попытки «ягуар» завелся, Элис вывернула руль влево. Машина дернулась вперед, процарапав бок «порше» и издав еще один надрывный визг металла о металл.

– ТЫ ТОЛЬКО ХУЖЕ ДЕЛАЕШЬ, ИДИОТКА ЧЕРТОВА!

Треск, глухой удар, и «ягуар» вырвался на свободу. Элис встала у бордюра, напротив закрытого мебельного магазина. Выключила мотор. Склонилась над рулем:

– Для чего ты это сделал?

В темных окнах магазина снова засверкали огни фар, движение возобновилось.

Я расстегнул ремень безопасности:

– Тебе нужно выйти из машины.

– Эш, он… О господи…

Через дорогу маршировал Мэнсон, руки сжаты в кулаки, зубы оскалены. Черный плащ развевается за спиной, как мантия. Остановился у двери машины, слегка изогнулся, потом раздался глухой металлический звук, как будто он врезал в дверь ногой.

Элис взвизгнула.

– Все в порядке, он ничего тебе не сделает. Брехливая собака не кусает. – Я достал пару синих нитриловых перчаток из походного набора, надел. – Выходи давай.

– О господи… – Подергала ручку двери, глубоко вздохнула и вышла под дождь. Развела руки в стороны и стала, моргая, смотреть на него. – Послушайте, я понимаю, что вы сердитесь, но…

– Я? СЕРЖУСЬ? – Мэнсон навис над ней. Мотнул рукой в сторону своего «порше». – ЭТО ДЕВЯТЬ-ОДИННАДЦАТЬ, АБСОЛЮТНО НОВАЯ! ДА ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, СКОЛЬКО Я ЗА НЕЕ ЗАПЛАТИЛ?

– Все вышло совершенно случайно, я просто не…

– ДА ТЫ БОЛЬНАЯ НА ВСЮ ГОЛОВУ!

Я расстегнул ремень безопасности, вылез наружу. Как будто под холодный душ встал – волосы сразу к черепу приклеились, а куртка насквозь промокла.

Зато на тротуаре никого не было.

Проезжавшие мимо машины притормаживали, пытаясь получше разглядеть раздолбанный спорткар. В центре водительской двери громадная вмятина, краска содрана до металла, по всему боку до самого спойлера.

Смятый капот «ягуара», по всей видимости, никого не интересовал.

– ПОНИМАЕШЬ, КТО ТЫ? ТЫ ИДИОТКА!

– Пожалуйста, я не…

– ИДИОТКА!

Мимо протащился фургон «Транзит», потом маленький «фиат».

Я шагнул с бордюра на дорогу, открыл багажник «Ягуара».

– ТАКИМ, КАК ТЫ, НЕЛЬЗЯ ЗА РУЛЬ САДИТЬСЯ!

Коричневый конверт хрустел, пока я выуживал из него шприцы.

Элис попятилась, встала на тротуар:

– Мне на самом деле кажется, что будет лучше, если мы просто успокоимся…

– ЭТО ТЫ МНЕ ГОВОРИШЬ, ЧТОБЫ Я УСПОКОИЛСЯ? ТЫ, СУКА ТУПАЯ! – Потащился за ней, стал орать ей в лицо, руками размахивать. С подола его плаща капала вода, мокрое лицо блестело. – ТЫ МОЮ МАШИНУ УГРОБИЛА!

Я зажал в зубах оранжевый колпачок с иголки.

– ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ЗА ЭТО ЗАПЛАТИШЬ, СЛЫШИШЬ МЕНЯ?

Слегка нажал, и тоненькая струйка прозрачной жидкости, изогнувшись, исчезла в ночи.

– Пожалуйста, это был несчастный случай, я не…

– СОВЕРШЕННО НОВЫЙ «ПОРШЕ» ДЕВЯТЬ-ОДИННАДЦАТЬ, И ТЫ… акх…

Я обхватил его рукой за горло и всадил иголку в шею, прямо под ухо. Нажал на поршень. Надавил ему правым коленом на поясницу, притянул к себе, а сам прислонился к «ягуару». Подержал его в таком положении, пока он махал руками и пытался схватиться за шприц.

Он стал слабеть.

Обмякать.

А потом его руки бессильно повисли, колени подломились, и голова свесилась вниз.

– Заднюю дверь открой.

Элис обняла себя руками:

– Эш, это не…

– Все, что тебе нужно сделать, – это просто открыть дверь, этого никто не увидит.

К тому же машина загораживает.

Она бросилась к машине, открыла заднюю дверь «ягуара».

Я повернулся и сунул Мэнсона внутрь, так что он плюхнулся на пол перед задними сиденьями. Поднял ему колени, чтобы ноги наружу не торчали. Снял с заднего сиденья клетчатое покрывало, набросил на него. Захлопнул дверь:

– Ну вот, тепло и уютно.

Даже если стоять рядом с машиной и смотреть внутрь, никогда не догадаешься, что он там.

Подождал, когда проедут машины, перешел через дорогу к «порше», достал наклейку, которую стащил из комнаты дорожной полиции, и прилепил ее на лобовое стекло. «ПОЛИЦИЯ ПРЕДУПРЕЖДЕНА». Теперь машина могла стоять здесь неделями, а все только и будут стонать по поводу того, что за банда ленивых ублюдков эта полиция Олдкасла.

Можно было возвращаться к плану А.

36

Элис переступила с ноги на ногу, оглянулась на «ягуар». Голос чуть громче шепота:

– Он умер?

Я щелкнул болторезом, перерезав еще одно колечко в проволочном заборе:

– Ты пей чай.

Дождь барабанил по ткани ее зонтика. Капли отскакивали и, попадая в свет уличных фонарей, сверкали как фейерверк. На другой стороне паркинга во всей своей ржавой красоте раскорячился «Парсонз Кэш энд Керри»; пара неоновых букв на вывеске была на грани смерти, еще три уже умерли. На мокром асфальте валялась пара крупногабаритных тележек для продуктов, совсем рядом с вагончиком, где мы купили два чая, «Кит-Кат» и вафли с карамелью.

Мусор заплатками прилипал к проволочному забору. Вырвавшиеся на свободу пластиковые мешки. Пакеты от картофельных чипсов. Рваные газеты с выблеванными историями на мокрых серых страницах.

Она отхлебнула из пластиковой чашки, поморщилась:

– Ты уверен, что это…

– Уверен. – Щелк. – И вообще, он не умер, он просто отдыхает. Если верить Ноэлу, наш друг мистер Мэнсон пробудет в отключке еще часа три.

А если придет в себя раньше, все равно никуда не денется.

Щелк.

Закончил.

Должен признать, работа сделана на славу – в проволочной сетке был прорезан аварийный люк такого размера, чтобы сквозь него мог протиснуться не самый большой человек. Слегка замаскируем, и дыры почти не видно.

С противоположной стороны забора виднелось прямоугольное здание, на крыше название фирмы, едва видное через петли проволоки: «ЛАМЛИ И СЫН. ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ. Осн. 1946». Двор пустой, здание покрыто потеками ржавчины, окна на первом этаже заколочены фанерой. Освещения нет, только тени и силуэты.

Элис встала на цыпочки, вгляделась:

– Не нравится мне здесь. Жуть какая-то.

– Наверное, поэтому миссис Керриган выбрала это место. Чтобы было тихо и волшебно, и удобно труп бухгалтера мафии передавать.

Поднял пару пластиковых мешков, привязал на сетку над дырой. Место отметил.

Выпрямился, открыл багажник «ягуара».

Внутри, в уютном брезентовом гнездышке, лежал Пол Мэнсон. Я целый моток упаковочной ленты извел, пока заматывал ему лодыжки, потом колени, а потом сведенные за спину запястья. Шея стянута веревочной петлей, другой конец веревки привязан к лодыжкам – начнешь дергаться, и все, гаррота.

Все, конечно, о’кей, вот только кляп – рискованная штука. Если он на анестетик плохо среагирует, то может рвотой захлебнуться, но… ничего не поделаешь. Не хотел бы вот так помирать – не отмывал бы грязные деньги для всяких разных гангстеров.

Я откинул край брезента, он захрустел, сунул болторез к остальным приобретениям из строительного отдела супермаркета – не думаю, что Мэнсон сможет до них добраться. Достал кувалду. Короткая деревянная ручка. Кованая головка. Крепкая штука.

В самый раз, чтобы череп раскроить.

Захлопнул крышку багажника, она снова щелкнула.

Открыл сумку Элис, сунул молоток внутрь.

– Так, слушай правила. Первое – если кто-то тебя преследует, врежь ему. Но только если тебя схватят, поняла? И никакой защиты или перехода в нападение. Если тебя преследуют – бежишь.

– Но…

– Никаких «но». Правило второе – не останавливаешься. – Показал на дырку в заборе. – Пролезаешь в нее и бежишь дальше. Потому что как только оторвешься от меня на сотню ярдов, сработают мониторы на лодыжках, и Джейкобсон со спецкомандой примчатся сюда на всех парусах с пушками наизготовку. Это гарантия нашей безопасности.

Она скорчила гримасу и дернулась вперед, как будто призрак ей по попе шлепнул. Достала мобильник из заднего кармана. Он затрезвонил у нее в руке.

Мой сделал то же самое у меня в кармане. Когда я его достал, на экране высветились слова: «ЗАГРУЗКА 20 % ЗАВЕРШЕНА». Тридцать процентов. Сорок процентов…

– Правило третье – миссис Керриган опасна. Она убьет Хитрюгу, убьет тебя, меня убьет – и даже не дернется. Мне наплевать, что она говорит и что она обещает. Ты ей не доверяешь. Просто сваливаешь.

Когда скачалось сто процентов, мобильник пикнул. Текстовое сообщение.

1 прилжн для лод мониторов, 1 прилжн для очищенных фото (×3). Продолжаю искать совпадение фотографий в системе.

Ничего по новым вводным в базе данных полиции.

Сабир, конечно, визжит иногда, но дело свое знает туго.

– Правило четыре. Пол Мэнсон – мразь. Он разбогател на наркоте, проституции, насилии, грабежах и убийствах. Не беспокойся о нем и не чувствуй себя виноватой. Миссис Керриган его убьет, рано или поздно. Он уже мертв.

Посмотрел на прицепленные фотографии. Это были разные варианты той самой фотографии, которую Лиз Торнтон переслала мне, когда мы навещали ее, – Кэмбернский Дегенерат, заснятый на парковке рядом с домом, где жили медсестры. Сабир удалил со снимка «фиат», рядом с которым стоял мужчина, и увеличил его лицо.

На первом снимке черты лица были слегка неестественными, цвет кожи задан скорее с помощью алгоритмов и догадок опытного пользователя, а не законами природы. Широкий лоб, круглый нос, мешки под глазами, длинный подбородок, разрезанный тенью. Фотография номер два была обработана в другом режиме. Тени под вязаной шапкой превратились в пару хипстерских очков в тонкой оправе, нос стал тоньше и слегка свернут, как будто его ломали пару раз. На третьей фотографии очки исчезли, зато тень, шедшая вниз от носового дна до кончика подбородка, сменилась на что-то вроде педиковатой эспаньолки…

Вернулся к номеру два. Потом к номеру три. Потом снова два. Посмотрел на три фотографии разом и… Улыбнулся во весь рот.

Элис подскочила, уставилась на мой мобильник:

– Что?

Улыбка превратилась в ухмылку, и я набрал пальцем ответ:

Сабир, что бы о тебе ни говорили, ты просто ЗВЕЗДА, черт бы тебя побрал!

– Что такое? Чего ты веселишься?

Ткнул пальцем в меню контактов, набрал номер Джейкобсона.

Сначала раздался вздох, потом он ответил:

– Если ты звонишь с целью откосить от совещания рабочей группы, то можешь…

– Хотите арестовать кое-кого?

Элис дернула меня за рукав.

– Кого мы арестовываем?

– За Джессикой Макфи постоянно следил один человек, и я знаю, кто он такой.

– Неужели?

– Конечно, можно сидеть на заднице и рассуждать о ходе расследования или оторвать ее от кресла и что-то сделать. – Я похромал к краденому «ягуару». – Интересно?

* * *

Из автомобильного радио сочился голос доктора Дочерти:

– …отличный вопрос, Кирсти. Понимаете, человек, который совершает подобные действия, не представляет себя ангелом-мстителем или рукой Господа, он действует под влиянием ярости и одиночества…

Паттерсон Драйв изгибался вокруг подножия скалы. Вверху, на фоне мрачного неба, виднелись разрушавшиеся старинные укрепления, подсвеченные разноцветными прожекторами. К краю лепились викторианские здания Касл Хилл, словно дети с широко раскрытыми глазами, слишком напуганные, чтобы прыгнуть вниз, и в ужасе смотревшие на грязные дома из песчаника внизу.

Под колесами «ягуара» бурчала мокрая щебенка. Дворники со скрипом и стонами прочищали в дожде грязные полукружья, комментируя интервью доктора Дочерти.

– …конечно. Но, понимаете, Кирсти, психопатология, подобная этой, встречается гораздо чаще, чем вы можете себе представить…

– О’кей. – Я ткнул пальцем в экран мобильника, закрыв диалоговое окно с инструкцией. – Вот как оно работает. Приложение Сабира использует GPS наших телефонов, чтобы определить, как далеко мы находимся друг от друга. Зеленый – значит меньше тридцати трех ярдов. Желтый – от тридцати трех до шестидесяти шести. Потом идет красный. А когда посинеет и начнет мигать, это значит, что головорезы Джейкобсона уже в пути. – Было бы здорово, если бы эту чертову хрень вообще можно было вырубить, но и так лучше, чем ничего.

– …должен признать, что я обладаю достаточным опытом в этой области, и поэтому могу сказать со всей ответственностью…

Я показал на узкий переулок, змеившийся в направлении Кингз Парк.

– Остановись там.

– …серьезно больной человек. И если вы нас слышите, я хочу, чтобы вы знали, что мы можем оказать вам помощь, в которой вы нуждаетесь…

Элис закусила нижнюю губу и сделала так, как было сказано, втиснув машину за ряд муниципальных мусорных баков.

– …профессионалов. Я даже готов предложить свой собственный весьма значительный экспертный опыт для обеспечения вашего…

Она выключила двигатель, прервав Дочерти на полуслове:

– Может быть, стоит сменить машину, что, если кто-нибудь…

– Никто ничего не заметит.

А то, что в багажнике лежит обдолбанный и связанный Пол Мэнсон, так снаружи все равно ничего не видно. Ну, разве что разбитый капот.

Я выбрался под дождь, подождал, когда она сделает то же самое.

Элис заперла машину, потом прижалась ко мне, взяв меня под руку, и накрыла нас своим зонтом. Стояла рядом со мной, пялилась на багажник.

– Ты уверен, что ничего не случится, если мы его там оставим, в том смысле, что если он…

– Никуда он не денется. Три часа, помнишь? – Куча времени, чтобы все привести в порядок. – Как только здесь закончим, сразу заберем «сузуки» и отгоним обе машины в парк Монкюир, твою бросим в лесу. Потом сожжем «ягуар» и быстро сматываемся.

Мы шли по Паттерсон-драйв, резиновый наконечник трости глухо стучал по бетонным плитам. Уличные фонари рисовали на мокром тротуаре расплывчатые желтые пятна. Воняло гниющим мусором и грязными памперсами. Где-то рядом звук телевизора, слишком громкий, орала программа новостей. Из водосточной трубы с бульканьем вытекала вода.

Она откашлялась.

– А что, если миссис Керриган решит не отдавать нам Дэвида? Что, если она будет держать его у себя, будет пытать и нам придется делать для нее разные ужасные вещи?

– Я не позволю ей этого.

С помощью моего друга Боба.

Прошли мимо окна с незадернутыми шторами. Пара мужчин среднего возраста танцевала при свечах медленный танец, в объятиях друг друга и музыки. Из следующей квартиры грохотал «кантри энд вестерн». Потом «хаус»…

Я остановился:

– Вон там.

У обочины стоял большой черный «рэнджровер», серые клочья выхлопных газов тянулись в темноту. Едва мы с ним поравнялись, распахнулась дверь со стороны водителя, и наружу выбрался констебль Купер. Поверх форменной одежды на нем был защитный жилет, в комплекте с дубинкой, наручниками и рацией. Фуражка также была на своем месте, капли дождя шлепали по натянутому на нее пластиковому чехлу.

Натянул на себя желтую флуоресцентную куртку. Кивнул:

– Шеф.

– Что сказал Плохой Билл?

– В пятницу, во время ланча, он припарковался рядом с замком. Там как раз протестный митинг проходил, против попытки муниципалитета закрыть библиотеку Мидмарч. Толпы народа, телевизионщики понаехали, все такое. Сказал, что он там кучу денег заработал.

Я похлопал Купера по плечу:

– Хорошая работа.

Судя по улыбке, расползшейся по его худому лицу, можно было подумать, что я только что предложил его умирающей матери одну из своих почек.

– Спасибо, шеф.

– Как только здесь закончим, займись телевизионными компаниями. Мне нужны все материалы, которые были отсняты на митинге. Не только то, что пошло в эфир, но и те куски, которые вырезали при монтаже. – Ткнул пальцем в здание, напротив которого мы стояли. – Если я не ошибаюсь, Смеющегося Мальчика засняли здесь на пленку, когда он покупал последнюю еду Клэр Янг.

Улыбка стала еще шире.

– Так точно, шеф.

С другой стороны машины клацнула дверь, и появился Джейкобсон. Еще и друга с собой привел – за его плечом возвышалась офицер Бабз, собственной персоной, плечи расправлены, на лице ухмылка. Натянула на руки пару черных кожаных перчаток, разгладила промежутки между пальцами:

– Ну что, мы готовы?

– Думал, ты домой уехала.

– Такое веселье пропустить? Ни в коем случае. – Шлепнула Джейкобсона по спине, отчего тот едва не упал. – Медведь решил продлить со мной договор.

Он оправился, стряхнул невидимую пылинку с груди кожаной куртки:

– Я изучил дело мистера Робертсона и решил, что лучше будет, если мы займемся этим с осторожностью.

Я повернулся на триста шестьдесят, хорошенько оглядев улицу. «Заняться с осторожностью» явно не включало в себя запрос на силовую поддержку у Несс.

Элис снова дернула меня за рукав, приглушила голос почти до шепота:

– Кто такой мистер Робертсон?

Купер первым вошел в подъезд дома. На потолке светильник, плафон усеян телами мертвых насекомых. Бледный грязноватый свет едва высвечивал обшарпанные стены и бетонные ступени. Из останков детской коляски без колес торчали обломки сломанных деревянных стульев. Купер поправил фуражку и пошел вверх по лестнице, Джейкобсон потопал вслед за ним.

Я повернул голову к Бабз:

– Тебе палисадник или задний двор?

– Палисадник. – Потерла кончики пальцев. Нахмурилась. – Нет. Задний двор. Обычно через него свалить пытаются. – Бабз повернулась, прошла через подъезд и исчезла в темноте.

Звук захлопнувшейся двери, и мы с Элис снова остались одни. Она прогнулась назад и посмотрела вверх, в щель между лестничными пролетами:

– Итак… мистер Робертсон?

– Для друзей – просто Алистер. – Подтолкнул ее к выходу на улицу. – Для всех остальных – Скальный Молоток Робертсон.

– Он что…

– Даже очень.

Она раскрыла зонтик, мы спрятались под ним. Я толкнул дверь концом трости, раскрыл настежь.

Элис закрыла глаза. Выдохнула.

– Все в порядке. Скоро все кончится. – Так или иначе.

Она крепче сжала мою руку:

– Не хочу умирать. Что, если миссис Керриган…

– До этого не дойдет. Правило номер один помнишь? Бежишь со всех ног.

– И не хочу, чтобы ты умер.

– Значит, нас уже двое.

Стук в дверь эхом проскакал по лестничной клетке, потом голос Купера:

– МИСТЕР РОБЕРТСОН – ЭТО ПОЛИЦИЯ! ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ!

Элис поежилась. Глубоко вздохнула:

– Ну, Скальный Молоток Робертсон… звучит неплохо.

– ПОСЛУШАЙТЕ, МИСТЕР РОБЕРТСОН, МЫ ПРОСТО ХОТИМ ПОГОВОРИТЬ.

– Давным-давно в одном маленьком городе жил маленький мальчик по имени Алистер Робертсон, а мама и папа его очень любили. А еще они любили грабить почтовые отделения. И однажды…

– Что, в конце сказки он забьет кого-нибудь скальным молотком?

– А, ты ее уже слышала?

– МИСТЕР РОБЕРТСОН? МЫ БУДЕМ ВЫНУЖДЕНЫ ВЫЛОМАТЬ ДВЕРЬ, МИСТЕР РОБЕРТСОН. НЕ УСУГУБЛЯЙТЕ СИТУАЦИЮ!

– Почему в твоих сказках нет плюшевых медвежат и пушистых кроликов?

Я кивнул:

– О’кей. Давным-давно жил-поживал пушистый кролик по имени Алистер, и, когда Маму Крольчиху и Папу Кролика отправили отбывать от восемнадцати до пожизненного, его и маленькую сестренку пришлось поместить в приют. А в этом приюте работал мерзкий плюшевый медведь, который любил баловаться с маленькими девочками-крольчатами…

Наверху раздался грохот. Потом удар. Потом ругань и пронзительный вопль. Потом снова ругань.

Судя по доносившимся звукам, Скальный Молоток Робертсон совсем не стремился помочь Куперу в расследовании.

– Давай. – Я положил руку на спину Элис и подтолкнул ее к дороге. – Думаю, тебе лучше спрятаться за машиной.

Она обеими руками схватилась за ручку зонта:

– Но…

Кто-то заорал, раздался треск, как будто что-то сломалось. Потом что-то упало. И куски перил с грохотом запрыгали вниз по лестничному пролету над нами.

– Все будет хорошо.

Шаги на лестнице. Топают вниз. Приближаются.

Элис попятилась к «рэнджроверу» Джейкобсона.

Дверь распахнулась, и вот он собственной персоной – Скальный Молоток Робертсон. Замер в дверном проеме. Белая рубашка разорвана у воротника, ткань на груди заляпана мелкими красными пятнами. С нашей последней встречи его волосы заметно поредели, а те, что остались, были седыми и стриженными под машинку. Алгоритмы Сабира сделали не самую плохую работу, только с эспаньолкой слегка облажались. Это была не растительность на лице, а глубокий шрам, который шел вниз от ноздрей, рассекал обе губы, делил пополам подбородок и сантиметров десять шел по горлу. На носу криво сидели очки, как у Эрика Морекамбе.

Мои руки, застонав от боли, сжались в кулаки, но я даже попытался улыбнуться:

– Добрый вечер, Алистер. Помнишь меня?

– Ах ты… черт. – Он захлопнул дверь или, по крайней мере, попытался это сделать. Дверь ударилась о конец моей трости, отскочила и снова распахнулась. А он развернулся и рванул к выходу на задний двор. Исчез в мокрой темноте.

Я посчитал до десяти. Потом еще раз до десяти, для надежности.

Подошла Элис:

– Ты что, не будешь его догонять?

– Нет особой необходимости. Но если хочешь, можно и побегать. – Похромал через подъезд, мимо гнездышка со сломанными стульями, мимо кусков разбитых перил, потом толкнул дверь и вышел на задний двор.

Узкое пространство между линиями домов заполняли плешивые островки травы, желтой от света, сочившегося из закрытых шторами окон. Небольшое пространство размером с три парковочных места ограждал деревянный забор, в углу примостился покосившийся сарай, опоры для сушки белья торчали, как часовые. Бельевые веревки между ними провисали под тяжестью полотенец, мокнувших под дождем.

Скальный Молоток Робертсон лежал лицом в траве, правая рука заломлена за спину, он дрыгал ногами и грязно ругался. Колено офицера Бабз вдавилось между лопатками, и, поскольку он не прекращал дергаться, она резко наклонилась вперед – Робертсон захрипел и перестал сопротивляться.

Бабз подняла голову, ухмыльнулась:

– Ох, до чего же я люблю Олдкасл.

* * *

Джейкобсон сидел в кресле, прижимая к правой щеке пакет замороженного зеленого горошка. Купер, как на насесте, скорчился на ручке дивана, к виску прижата коробка рыбных палочек, в каждой ноздре по комку туалетной бумаги.

Скальный Молоток Робертсон стоял напротив камина, кругообразными движениями разминал правое плечо. Руки за спиной, в наручниках. Кивнул в сторону прихожей:

– Вы за это ответите.

Джейкобсон мрачно взглянул на него:

– Это угроза, мистер Робертсон?

– Констатация факта. Новую дверь мне поставите.

– Мы вас должным образом предупредили, прежде чем дверь выбить.

– В сральнике я сидел, мать вашу! Я же вам кричал, только вы не слышали, этот ваш помощник-идиот сразу дверь ломать начал!

В гостиной на стенах полосатые обои, затоптанный ковер, по обеим сторонам камина претенциозные черно-белые фотографии с людьми на мотоциклах. В углу старомодный письменный стол-бюро с убирающейся верхней крышкой, рядом книжная полка, загруженная потертыми книгами в мягких обложках.

Я поднял крышку бюро, она загремела, открывая внутренности. Посредине что-то вроде полки для журналов, а справа и слева от нее несколько маленьких выдвижных ящичков.

Робинсон оскалился на меня:

– Ордер на обыск покажи.

– А он мне не нужен. – Вытащил из центрального отделения кучу бумаг. Полистал. Счета за телефон, счета за газ, отопление, электричество. И все на разные имена и разные адреса.

– Я свои права знаю, и…

– Здесь у тебя полный облом, потому что я не офицер полиции. – Сунул счета на полку, выдвинул один из ящичков. – Рядовым гражданам ордер не нужен, чтобы сунуть нос куда не надо.

Верхний ящик был забит скрепками, канцелярскими резинками, коробками с иглами для степлера и самим степлером.

Он злобно взглянул на Джейкобсона:

– Хотите позволить ему нарушить мое право на частную жизнь?

Джейкобсон отнял от щеки пакет с зеленым горошком и вернул ему такой же злобный взгляд.

– Где вы были вечером в воскресенье, когда была похищена Джессика Макфи?

– Кто такая Джессика Макфи? Никогда про нее не слышал.

Я ткнул пальцем в корзину для мусора, стоявшую рядом с письменным столом, из нее торчал экземпляр Касл Ньюз энд Пост.

– Забавно, потому что сейчас она во всех газетах. И… – Я вытащил квитанцию из пачки счетов, лежавших в бюро, помахал ей в воздухе. – И совершенно случайно счет за услуги мобильной связи на имя Джессики Макфи оказался на вашем рабочем столе. Правда, забавное совпадение?

Он поджал губы, нахмурился. Потом вздернул вверх перерезанный шрамом подбородок:

– Ничего я вам больше не скажу, пока адвоката не приведете.

37

Комната мониторинга была забита до отказа. Несс и доктор Дочерти сидели за рабочим столом, уставившись на телевизор с плоским экраном, висевший на стене. На головах у них торчали наушники, из тех, что с маленьким микрофоном, как в колл-центре. Провода от наушников, извиваясь, тянулись к операторскому терминалу. За Дочерти и Несс, сложив руки на груди, сидели суперинтендант Найт и Джейкобсон, и оставалось еще немного места, чтобы мы с Элис могли втиснуться между ними и стеной. Через двадцать минут воздух в комнате наполнился запахом чеснока, уксуса и мяса с истекшим сроком годности, струившимся от кого-то, кому явно требовался дезодорант покрепче.

В нижнем углу экрана мелькали цифры, отмечая время, а Скальный Молоток Робинсон продолжал отказываться от комментариев в ответ на задаваемые ему вопросы.

Объектив камеры был достаточно широким, чтобы захватить его, адвоката и двух офицеров, мужчину и женщину, натасканных на ведение допросов.

Из динамиков телевизора хрипел сильный абердинский акцент. Детектив-инспектор Смит:

– Этим вы себе не помогаете, вам, надеюсь, это понятно? У нас есть ваши…

Здесь остановитесь. – Адвокат поднял пухлую руку, сверкнув золотыми печатками. Под воротником рубашки скрывалась золотая цепь. Нахмурился. – Мой клиент уже сказал вам, что он не похищал Джессику Макфи. Продолжайте.

Доктор Дочерти, сидя на стуле, наклонился вперед, сложив ладони перед грудью, как на молитве:

– Милли, спросите его об отношениях с матерью.

Детектив слева стукнула костяшками пальцев по крышке стола. Рукава рубашки закатаны до локтей, из них торчат покрытые мускулами руки, на правой татуировка. Базз Лайтер. Каштановые волосы зачесаны за уши.

Так что, Алистер, часто вам доводилось видеться с матерью после того, как ее посадили?

– Я не понимаю, какое отношение мать моего клиента имеет к…

– Мистер Беллами, если бы вы не вставляли ваши возражения после каждого нашего вопроса, допрос шел бы гораздо быстрее.

– Детектив-сержант Стивен, следует ли мне напоминать вам о том, как сейчас работают законы в Шотландии? Напоминаю, Каддер против Королевского Адвоката, две тысячи десятый год. Перечитайте.

Элис тронула меня за плечо:

– Нужно надворные постройки искать, или он имел доступ к какой-то недвижимости, о которой мы не знаем, где бы он мог устроить операционную и…

– Хотите верьте, хотите нет, – повернулась к нам детектив-суперинтендант Несс, – мы уже об этом подумали. Пока мы тут с вами болтаем, наши люди прочесывают реестр недвижимости и опрашивают риелторские агентства. А сейчас, если вы не против…

Элис захлопнула рот.

– Наверное, это ужасно – становиться взрослым, в то время как ваша мать сидит в тюрьме?

– Сержант Стивен, я не хочу повторяться – давайте продолжим.

– Особенно после того, что она сделала с этой несчастной женщиной. – На экране телевизора детектив-сержант Стивен сунула руку под стол и достала картонную папку. – Вам когда-нибудь показывали, как выглядела Джина Эштон после того, как ваша драгоценная мамочка над ней поработала?

Достала из папки фотографию – она блеснула под светом, и рассмотреть ничего не удалось. Положила ее на стол.

– Должно быть, очень тяжело узнать, что ваша мама была способна на нечто подобное…

Робертсон бросил взгляд на фотографию, сложил руки на груди. Так и остался сидеть, не говоря ни слова.

– Детектив-сержант Стивен, я вас уже предупреждал. Если вы продолжите действовать подобным образом, я направлю официальную жалобу и проконтролирую, чтобы суд узнал о вашем неподобающем поведении во время этого допроса. Про-дол-жай-те.

Элис снова толкнула меня в плечо, потом поднялась на цыпочки, и ее губы почти коснулись моего уха.

– Он не станет на это отвечать. Если он Потрошитель, то к этому моменту он готовился много лет. Он будет просто сидеть и молчать, пока Джессика Макфи не умрет от обезвоживания или голода. Потом его придется освободить, и он никогда близко не подойдет к тому месту, где ее спрятал. Доктор Дочерти никогда не позволит ему заговорить. Если мы сами не сможем ее найти, ей конец.

* * *

Рона показала на дверь:

– Он там.

Здание Главного управления полиции было заполнено звуками вечерней смены. Народ разбирался с дневными бумагами, пил чай и жаловался на ленивых уродов из предыдущей смены. Я остановился, одной рукой придержав дверь, в другой руке у меня был картонный фолдер из пресс-службы.

– Как долго?

Пожала плечами:

– Может, час с небольшим. Мы с Бригстоком пошли на свалку, отдали ему копию нового письма Потрошителя. Не успели оглянуться – с кулаками полез. Здесь теперь. Сидит в приемной зоне.

– Куда-нибудь отводили?

– Кажется, выводили пописать, и все.

Проверил телефон. Приложение Сабира светилось ярко-оранжевым. Если оба будем оставаться на этом этаже, все будет в порядке. Надеюсь, Элис не захочет прогуляться…

Рона толкнула дверь, я вошел в приемную зону. Вдоль стен прикрученные к полу пластиковые стулья, все под контролем дежурного, так что никто никуда не денется. Стены залеплены плакатами – как анонимно сообщить о преступлении, горячая линия для изнасилованных, как обнаружить плантацию марихуаны, террористов и подвергшихся насилию детей.

Раскольник Макфи сидел под большим пробковым щитом, покрытым вырезками из Касл Ньюз энд Пост, – обязательно с фотографиями захваченных партий наркотиков и офицерами, врывающимися в дома мерзавцев.

В комнате еще человек десять, не меньше, – пьяницы, торчки, парочка отвратительного вида старых шлюх. В общем, полный набор. Рядом с Раскольником никто не сидел. Три сиденья влево, три сиденья вправо были пусты.

Рона кашлянула, продолжая следить за коридором:

– Вам, кхм… помощь нужна? Только у меня бумаг целая куча…

Я встал напротив него:

– Уильям?

Он повернул голову, под седыми усами мелькнуло что-то вроде улыбки:

– А, это опять ты.

– Выпьешь чашечку?

Он встал со стула, выпрямился. Люди, сидевшие ближе к нему, отшатнулись, не вставая со стульев.

– Почему ты до сих пор ее не нашел?

Я кивнул на глухую дверь рядом со стойкой дежурного:

– Пойдем.

С третьей попытки набрал код замка, дверь открылась, впуская нас в маленькую комнату. Четыре стула, серый стол, архивный шкаф для документов, на нем стоял электрический чайник. Корзина для мусора, забитая картонками из-под китайской лапши, пакетами от чипсов и контейнерами от еды навынос.

Я положил фолдер на стол, направился к чайнику:

– Видели письмо, которое он послал в Ньюз энд Пост?

Раскольник уселся на одном из стульев, широко расставив ноги, положил руку на спинку стула, стоявшего рядом с ним:

– Воняет здесь.

– Завтра его напечатают, на первой странице. – Включил чайник. Открыл верхний ящик архивного шкафа. – Его все еще исследуют, но графолог сказал, что почерк совпадает с тем, которым были написаны письма восемь лет назад. – Банка с кофе рядом с коробкой чайных пакетиков, несколько чашек, пакет с сахаром и пинта жирного молока. Поставил две чашки рядом с бормочущим чайником. – Вы знали, что кто-то преследовал Джессику?

Молоко пахло нормально, плеснул немного в каждую чашку.

Я повернулся, Раскольник остался сидеть на своем стуле, не двигался. Перед ним на столе лежал фолдер, он его не тронул. Только лицо покраснело, и глаза стали как осколки гранита.

– Кто?

– Мы его арестовали сегодня вечером. Его сейчас допрашивают.

– Она была?

– Нет. Мы продолжаем поиски.

Чайник закипел, заплевался паром.

Он наклонился вперед, положил на стол сжатые в кулаки руки:

– Мне нужно имя.

– Привлекался за жестокое отношение, вымогательство и перевозку наркотиков. – Я разлил по чашкам кипяток.

– Я сказал…

– Доводилось работать со Скальным Молотком Робинсоном? Он обычно работал с Топором Джимми Олдмэном. – Я постучал по подбородку указательным пальцем, рисуя невидимый шрам. – Ну, пока они не разбежались.

Раскольник отвернулся, уставившись на потолок, в направлении допросных комнат. А когда снова взглянул на меня, его плечи обмякли. Он опустил голову:

– Вы просто сброд сосунков…

Стоявшие на столе чашки звякнули.

– Вам известно, что мы нашли ногу, плававшую в воде в Кетл Докс? Анализ ДНК показал, что это была нога Джимми Олдмэна. Патологоанатом сказал, что ее, скорее всего, топором отрубили.

Раскольник протянул руку, взял чашку:

– Как ты можешь быть таким тупым?

– Кое-кто думает, что Джимми сам над собой это проделал. Устроил все так, как будто его убили и расчленили. Решил, наверное, что это единственный способ, с помощью которого он может исчезнуть, и Робертсон не станет его искать. Какой смысл труп преследовать, а? – Я сел на стул. – А я что думаю? Думаю, что Скальный Молоток вышел из больницы, выследил Джимми Олдмэна и на мелкие кусочки его изрубил собственным своим топором.

– Алистер Робертсон работает… работал на меня. Он не похищал Джессику. Вы, придурки, не того человека поймали.

* * *

– Это чертовски важно. – Джейкобсон вышел в коридор, хлопнув за собой дверью комнаты мониторинга, и злобно уставился на меня. Кажется, мороженый зеленый горошек ему не очень помог. Ссадина на щеке покрылась коркой и расцветилась всеми оттенками красного, синего и лилового.

Я поднял трость и уперся в стену резиновым наконечником прямо на уровне его плеча – дорогу ему преградил.

– Это не наш клиент.

– Его видели у общежития медсестер, и он…

– Это не он. Сейчас Скальный Молоток Робертсон – частный детектив, работает на «Джонстон и Генч» из Шортстейна. Раскольник нанял его, чтобы следить за своей дочерью. – Один короткий звонок старшему партнеру, и все, подозреваемого у нас больше не было.

Джейкобсон закрыл глаза, пару раз врезал затылком об стену:

– Твою мать…

– Вот почему он за ней мотался. По мусорным бакам лазил. Квитанции искал и телефонные счета.

Джейкобсон нахмурился, разлепил один глаз:

– Тебе не кажется, что мистер Макфи просто играет с тобой? Сказал, что парень чистый, мы его освободим, а потом узнаем, что его подвесили за большие пальцы и запытали до смерти дрелью со сменными насадками?

– Я только что говорил с парнем, который фирмой управляет. Говорит, что Робертсон у них восемнадцать месяцев работает, судя по бухгалтерским книгам. Последние полтора месяца таскался за Джессикой Макфи по заказу ее папаши. У них есть его отчеты, договор – в общем, всё.

– Тогда какого черта он сидит здесь, как садовый гном, и на все вопросы бубнит «без комментариев»?

Хороший вопрос.

– Робертсон вообще-то не бойскаут, зато Раскольник – придурок психотический. На такого ябедничать не станешь, если не хочешь закончить жизнь самоубийством.

– Идиоты… – Джейкобсон повернулся, сделал пару шагов по коридору, вернулся обратно. – Повтори еще раз.

– Он следил за Джессикой, это так. Но эту слежку ее папаша заказал.

Так и есть, следил за ней. Выяснял, где она была и с кем. А потом ее бойфренда избивают до полусмерти, и парень внезапно решает, что больше не хочет встречаться с Джессикой Макфи. Какое совпадение.

Джейкобсон еще раз боднул стену головой:

– Таким образом, мы возвращаемся на круги своя, черт возьми.

Я опустил трость:

– Не обязательно.

* * *

– …совершенно бесполезная трата времени. – Детектив-инспектор Смит бросил на меня взгляд, затем отвернулся и помчался по коридору, сжимая руки в кулаки.

Детектив-сержант Стивен посмотрела ему вслед, вздохнула:

– Завтра над ним на работе весь народ смеяться будет. – Провела рукой по лбу. Затем кивнула на допросную комнату: – Зайдем?

Запах внутри был точно такой же, как и раньше, – мерзкая смесь из вонючих ног и несвежего дыхания, с добавлением кислятины и пота.

Детектив-сержант Стивен снова уселась на свой стул и потянулась рукой к вмонтированному в стену блоку записи. Вынула пленки, положила на стол.

Адвокат Робертсона поджал губы и хмуро взглянул на камеру в углу. Красные огоньки не горели.

– Это для чего? Моего клиента запугивать? Нас не будут записывать, чтобы вы потом могли ему угрожать?

Джейкобсон сел рядом с сержантом Стивен:

– Вам, несомненно, хорошо известно, что бесполезная трата времени полиции является серьезным правонарушением, не так ли, мистер Робертсон?

Адвокат положил ему руку на плечо:

– Не отвечайте на этот вопрос.

Я занял позицию за Джейкобсоном. Прислонился к стене. Скрестил руки на груди:

– Вы умудрились стать самым плохим частным детективом всех времен и народов.

Молоток Робертсон посмотрел на меня. Стиснул челюсти – шрам, шедший от носа к горлу, потемнел.

– Без комментариев.

– Только тупить не надо. У нас Макфи внизу сидит, он нам все рассказал. Вы шпионили за его дочерью, потом ему докладывали. – Я нацепил на лицо широкую улыбку. – Только приличный частный детектив не позволит, чтобы его заметили все, кому не лень, да еще гонялись за ним, и не один раз, а два.

Адвокат напрягся:

– До тех пор пока вы не включите видеозапись, мой клиент не станет отвечать на ваши вопросы. Это грубейшее нарушение…

– В вас медсестра пустыми бутылками бросалась. Это, конечно, не «Частный детектив Магнум», правда? Нет, серьезно, насколько надо быть тупым, чтобы…

– Я хороший частный детектив! – Робертсон привстал со стула, лицо стало наливаться кровью. – Такое наружное наблюдение должна вести группа из трех человек… Место наблюдения набито потенциальными свидетелями, люди входят и выходят круглые сутки. А я один всем занимался. Шесть недель! – Сделал пару глубоких вдохов и снова сел на стул. – В смысле, без комментариев.

– Не будьте идиотом, ваш клиент у нас внизу сидит. Мы с ним поговорили. Мы все знаем.

Адвокат:

– Мой клиент сказал – «без комментариев».

Джейкобсон наклонился вперед:

– Понимаете, Алистер, – я могу называть вас Алистер, не так ли? «Скальный Молоток» звучит как-то по-американски, вроде как прозвище у рестлера. Нам прекрасно известно, что вы вели наблюдение за Джессикой Макфи. Могу предположить, что вы также вели фотосъемку, не так ли?

Тот не шевельнулся.

– Потому что, если вы вели фотосъемку, вполне возможно, что на одной из этих фотографий находится настоящий Потрошитель.

Я кивнул.

– Мистер Макфи хочет, чтобы вы передали нам все, что у вас есть. И еще он просил передать, что, если вы нас кинете, он сам вами займется. Так или иначе, но мы эти фотографии получим. С одной только разницей – захотите вы попасть в реанимацию или нет?

Скальный Молоток покусал губу, отчего шрам на его лице перекосился. Посмотрел на адвоката.

– Или… – Джейкобсон предупреждающе поднял вверх указательный палец, – мы будем говорить с вами о сопротивлении при задержании и нападении на двух офицеров полиции.

* * *

Пока мы шли по коридору, улыбка Джейкобсона превратилась в ухмылку.

– Мистер Хендерсон, теперь можешь называть меня Медведь. – Потер лапой распухшую щеку. – Так. Получаем фотографии, отдаем в лабораторию, пусть там над ними поколдуют, и потом устраиваем шикарный банкет с китайской едой.

– Не могу. – Я протестующее поднял вверх руки. – Элис это любит, но если я с ней не пойду, наши браслеты перестанут контачить, и появится ваша вооруженная стража.

– О-о. – Джейкобсон слегка нахмурился. – Вы уверены?

– Я бы с удовольствием, но вы сами понимаете… Может быть, завтра?

Если, конечно, миссис Керриган нас раньше не прикончит.

* * *

«Ягуар» пыхтел и трясся, пока его мотор остывал под покрытым вмятинами капотом. Я сунул руку на заднее сиденье, ухватил Боба-Строителя за мягкую голову.

Вокруг заброшенная промзона. Холодный свет уличных фонарей да холодный моросящий дождь – вот и вся наша компания.

Элис провела кончиками пальцев по рулю:

– Может быть, еще не поздно позвонить…

– Это ведь не как в «Охотниках за привидениями». У нас тут – «Кто сам себе помогает, тому помогает Бог». – Липучка в промежности Боба с треском разошлась.

Вытащил пистолет, проверил, стоит ли он на предохранителе, вынул магазин – все еще полный – и вставил его на место. Потом слегка наклонился вперед и сунул пушку за пояс брюк на спине:

– И что нужно делать, если все пойдет не так, как надо?

– Ты уверен, что мне не стоит…

– Уверен.

Вздохнула, еще крепче схватилась за руль:

– Правило номер один – бежать.

– Хорошо. Ты не околачиваешься поблизости, не геройствуешь, не упираешься своими красными маленькими кедами в землю, а тупо убегаешь.

– А ты…

Я показал через лобовое стекло на проход, исчезавший в темноте между оптовым складом и шеренгой разлагавшихся морских контейнеров. Туда, где тени были особенно густыми и темными.

– Через этот проход. Здесь они тебя не заметят.

– А если я…

– Нет. Ты убегаешь. – Я положил ей руку на колено. – Обещай мне.

Она посмотрела на меня, потом снова опустила взгляд на руль:

– Обещаю.

– Идешь к дыре в заборе, которую мы проделали. Не геройствуешь. Не останавливаешься. Не оглядываешься. – Сжал ее коленку рукой. – А если кто-нибудь тебя схватит, бьешь ему по голове молотком.

– Не оглядываться. – Она выпустила из рук руль, взяла мою руку. – И ты, пожалуйста, сделай так, чтобы тебя не порезали, не подстрелили и не избили. И вернись, пожалуйста, живым. Обещай.

– Обещаю. – Я открыл дверь, потом наклонился и поцеловал ее в щеку. Она пахла мандаринами и манго. – А сейчас – быстро, тащи свой зад вон туда, где безопасно.

Она вышла из машины, раскрыла зонтик и растворилась во мраке ночи. Темнота проглотила черные джинсы и куртку, оставив напоследок маленькую белую полоску на подметке ее кед. А потом и полоска исчезла.

Я вышел из машины. Сквозь трещины в асфальте пробивались сорняки.

Пока я, прихрамывая, обходил машину и возился с багажником, дождь барабанил по плечам куртки и стекал с волос за воротник.

Пол Мэнсон уставился на меня, моргнул. Глаза широко раскрыты, мокрые и налитые кровью. Бельевая веревка впилась в шею, кожа вокруг нее вздулась и покраснела.

– Мммммнннффф, ммммммммнннфффнннн!

Над куском клейкой ленты мокрые от слез щеки.

Несчастное дитя.

Наверное, нравится ему эта клейкая лента, весь в нее замотан – и руки за спиной, и лодыжки, и колени. Брезент под ним так и хрустел, пока он извивался в багажнике.

Судя по моим наручным часам, было без десяти девять – больше трех часов прошло с тех пор, как он получил полную дозу коктейля, смешанного Ноэлом. Отличная работа, Ноэл.

Я наклонился и похлопал Мэнсона по залитой слезами щеке:

– Вот что получается, когда воруешь у Энди Инглиса. И о чем ты только думал?

– Ннннннффф! Нннмммммфффннн!

Да, они так все говорят.

– Раньше надо было думать, прежде чем занялся отмыванием денег мафии. Убийства, рэкет, наркотики и проституция. Ты хоть понимаешь, сколько горя и страданий ты помог сотворить? Сколько исковерканных жизней? Ты хоть раз думал об этом, когда возвращался домой, в своей крутой тачке, к своей крутой жене и сорванцу, который ходит в частную школу?

– Нннффф! Нннннгггггнннн нннффффф!

– Ты заслуживаешь все, что тебе уготовлено.

– Ннннннннннннннннгггххх… – Зажмурился, снова слезы потекли.

Быстро обыскал его, потом расстегнул пиджак и выудил из внутреннего кармана, с левой стороны, пухлый бумажник. Пара кредитных карточек, три карты постоянного покупателя, бонусные карты авиакомпаний. Фотография. Он, жена и ребенок на пляже, улыбаются, в каком-то экзотическом месте с пальмами. Несколько счетов. И фунтов двести пятьдесят наличкой.

Оштрафовал его на двести фунтов, чтобы не был таким засранцем, сунул бумажник обратно.

– Ннннгггххххффффнннн…

– Хочешь, угадаю? Тебе очень жаль, да? Умирать не хочешь?

– Ннггххх…

– Если спасу твою несчастную задницу, ты ведь сольешь мне информацию про махинации Энди Инглиса, правда? Распишешь каждую сделку по торговле оружием, по делам с наркотой. Счета назовешь, и в офшорном безналоговом рае тоже. Короче, всё. И в суде это тоже сделаешь.

Глаза распахнулись, брови нахмурились.

– Нннн, ннннммммфф нннгггххххх!

Я наклонился к нему, довольно близко:

– Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что она прикажет тебя убить, если ты обратишься в полицию. Слишком поздно. Ты понимаешь, почему ты здесь? Да потому, что она уже приказала тебя убить. Или ты будешь говорить со мной – и для тебя все закончится программой защиты свидетелей, или ты этого не сделаешь – и твоя жизнь закончится неглубокой могилкой в лесу. Мне наплевать. Сам выбирай.

Мэнсон снова закрыл глаза, плечи его затряслись, и слезы, слезы. Наверное, многие годы ему казалось, что он неприкасаем. Ведение бухгалтерии – дело чистое, не так ли? Это ведь не банки грабить или коленные чашечки ломать. Просто компьютеры и цифры. Не то что настоящие преступления.

Ублюдков вроде Пола Мэнсона ничто не трогает.

Я вытащил из кармана конверт, достал последний шприц. Снял колпачок с иглы. Слегка нажал на поршень, чтобы выдавить пузырьки воздуха, левой рукой прижал голову Мэнсона к дну багажника.

– Ннннн! Ннниии! Нннннгггфффнннтт!

Да заткнись ты. Она не поверит, если на труп похож не будешь.

Игла вошла ему в шею. Нажал на поршень. Из-под клейкой ленты послышался приглушенный вскрик. Мэнсон дернулся… И обмяк.

Лежал, как большой уродливый сверток, перемотанный упаковочной лентой, с бантиком из бельевой веревки.

В такой упаковке я вряд ли смогу вытащить его из багажника.

Перерезал ножом веревку, развязал удавки на горле и лодыжках.

Гораздо лучше.

Позади меня стук металла о металл.

Мужчина в костюме снял цепь, соединявшую две створки ворот, опустил на землю. За его спиной рокотал большой черный BMW, полноприводный. Дождь превратил свет фар в два мерцающих клинка, отражавшихся в мокром асфальте.

Самое время.

38

Парень в костюме подождал, когда его внедорожник проедет на стоянку автомобилей у товарного склада, закрыл ворота и набросил цепь.

Свет фар высветил стену здания оптовиков.

Автомобиль остановился прямо передо мной.

С водительского кресла слез Джозеф. Его левый глаз выглядел еще хуже, чем сегодня утром, он заплыл и стал походить на лиловый грейпфрут. Синяки расползлись по всему подбородку, нижняя губа распухла и треснула посредине. Быстро наклонился к машине, а когда снова выпрямился, в его руке оказалась бита. Решил больше не нарываться на мордобой. Голос угрожающе-хрипловатый, таким обычно серьезные парни говорят.

– Мистер Хендерсон, я полагаю, между нами больше не возникнут недоразумения, с которыми мы столкнулись этим утром?

– Будем надеяться.

Парень, возившийся с воротами, пошел под дождем в нашу сторону. На фоне огней находившегося рядом оптового магазина он казался просто темным силуэтом, пока не подошел к машине. Френсис. Нос разбит в лепешку, к переносице прилеплен кусок бледно-розового пластыря. Вокруг глаз черные круги, как у енота. Макушка перемотана бинтами – это все из-за банки с бобами, не один шов, наверное, пришлось наложить.

Замечательно.

С конца рыжего конского хвоста капала вода, превращая серый костюм в похоронно-черный. Кивнул в мою сторону.

– Шпектор. – Слово вышло слюнявым и каким-то бесформенным.

– Френсис.

Достал из машины черный зонт. Раскрыл, потом распахнул заднюю дверь BMW. Держал зонт над миссис Керриган, пока она выходила из машины на асфальт стоянки.

Миссис Керриган стояла там, под зонтом, и улыбалась мне:

– Мистер Хендерсон, вы здесь. Как приятно. – Показала на краденый «ягуар»: – У вас есть для меня подарочек?

Я не шелохнулся.

– Где Хитрюга?

– О да, вы такой властный! – Кивнула головой Френсису: – Давай сюда дружка мистера Хендерсона.

Хмыкнула. Френсис отдал ей зонт и скрылся за внедорожником. Что-то звякнуло. Потом хрустнуло. Появился Френсис – согнувшись, он тащил, ухватив под мышками, неподвижное тело. Оно было наполовину завернуто в полимерную пленку, на которой виднелись бордовые и ярко-красные пятна. Человек был голый.

Френсис остановился прямо напротив капота BMW, свет фар просветил пластик. Это точно был Хитрюга. Лицо и тело в синяках и ссадинах, бледная кожа покрыта кровью. Марлевая повязка на том месте, где когда-то был глаз.

– Он живой?

Френсис опустил тело на землю, потом сел на корточки и приложил пару пальцев к его шее. Подержал немного, встал и кивнул:

– Еще тикает. – В последовавшей за словами ухмылке не хватало трех зубов. – Еле-еле.

– Ну что, мистер Хендерсон, один заложник есть. Теперь ваша очередь.

Справедливо.

Багажник «ягуара» открылся. Я прислонил трость к бамперу, потом наклонился и ухватил безжизненное тело Мэнсона за грудки. Приподнял, перевернул набок, пока голова и грудь не свесились за край багажника. Ухватился руками за воротник и ремень, вытащил из багажника и положил на асфальт. Оставил лежать лицом вниз, под дождем.

– Бухгалтер мафии, одна штука.

Она встала на цыпочки, посмотрела на Мэнсона:

– Он жив?

– А вы как думаете?

– Может быть, он притворяется.

– Тогда он великий актер, если он вообще актер. – Я ухватился за упаковочную ленту, перетягивавшую руки, и потянул руки вверх, поднимая грудь Мэнсона с земли. Другой рукой схватил его за указательный палец и загнул назад, сильно. Потом проделал то же самое с другим пальцем. Так и продолжил, один за другим. Закончил мизинцем. Он даже не дернулся, вот только когда очнется через четыре часа, болеть будет невыносимо.

– Хотите, сделаю то же самое с другой рукой?

Миссис Керриган осторожно прошла между лужами, капли дождя отскакивали от зонта и блестели.

– Пол Мэнсон… – Остановилась метрах в двух. Облизала вишнево-красные губы. – Переверни его. Лицо хочу увидеть.

Я перевернул его на бок, толкнул. Он растянулся на мокрой земле. Дождь застучал по лицу и по куску ленты, залеплявшей рот.

– Так, так, так, Пол Мэнсон. – Рассмеялась. – Вот так вот бывает, когда человек ведет себя как назойливый наглый мудозвон. Теперь уже не так весело, мать твою?

Я толкнул его ногу носком ботинка:

– Могилка в лесу готова, его дожидается.

– Знаешь, так нехорошо поступать. Я думала, ты его слегка придушишь, привезешь сюда, когда он еще дрыгаться будет, так чтобы я могла оказать ему последние почести. – Она сунула руку в карман и вынула маленький черный пистолет. – Но важен не подарок, а внимание. Правильно?

Вот черт… Я потянулся к пояснице…

Пистолет в ее руке дернулся, яркая белая вспышка обожгла глаза, голова Пола Мэнсона подпрыгнула и снова упала на асфальт.

Звук выстрела эхом отразился от металлического склада.

У Мэнсона в середине лба образовалась темная дырка, а землю под головой забрызгало блестящими кусками и белыми хлопьями. Один глаз открыт, зрачок смотрит влево.

Твою ты мать.

Она опустила пистолет:

– Ну, ты только посмотри на это. Вел бы себя прилично – был бы живой.

У меня под ребрами образовался комок, потом он поднялся к горлу, перекрыв дыхание на пару оглушающих ударов сердца. Потом пропал.

Вот тебе и показания против Энди Инглиса. Как говорится, бегаешь с волками – жди, что рано или поздно тебя укусят. Но, если честно, повезло ублюдку.

И все же… Я прислонился к машине, схватился пальцами за рукоятку пистолета.

Миссис Керриган сделала шаг в сторону, чтобы не попасть в лужу, которая образовалась под тем, что осталось от головы Пола Мэнсона.

– Что с вами, мистер Хендерсон? Вы весь такой шокированный.

– Ничего. Ваши дела, мне-то что…

Она засмеялась, утробным таким смехом, ржала и раскачивалась взад-вперед под похоронно-черным своим зонтом.

– Ах-х-ха… – Вздохнула. Улыбнулась. Вытерла глаза рукавом, пистолет еще в руке. – Не надо быть идиотом – ты что, на самом деле думаешь, что я подпустила бы тебя к бухгалтеру мистера Инглиса? С какого хера? Ты же сразу попытаешься на него надавить, чтобы стучать начал. – Махнула пистолетом в сторону Мэнсона. – Сидела вчера вечером рядом с этим куском дерьма на каком-то благотворительном ужине с боксерами. Он мне все мозги засрал – да какая у него жена красавица, и какой ребенок у него замечательный, и как они друг друга любят. И не хотела бы я посмотреть на их фотографии с отдыха в Испании?

Он что, не бухгалтер Энди Инглиса?

Вот черт.

Просто постороннее лицо.

Твою ты мать.

Комок образовался снова, и мои легкие вывернуло наизнанку.

Пистолет в ее руке вздрогнул еще раз, пробив дырку в груди Мэнсона и оставив шрам на сетчатке моих глаз. А потом еще один. И еще, и от каждой пули тело Мэнсона вздрагивало.

– Мне что, очень хочется смотреть на твои вонючие пляжные фотки?

– Ты сказала, что это гребаный бухгалтер мафии!

Она направила пистолет мне в грудь. Скривила губы:

– Уж не подумал ли ты, что я перестану тебя доставать только потому, что ты из тюряги вышел?

– Ты…

– Не надо на меня сваливать, это ты его ограбил. Ведь ограбил, да? И ты его убил. Сюда привез. Сделал вдовой его несчастную женушку, а замечательного мальчишку оставил без любимого отца. – Отступила на пару шагов. – А теперь приберись здесь. Гильзы собери. Мне что, тебя учить надо? Мы ведь не хотим, чтобы здесь что-нибудь осталось, правда?

Кинула меня. Как последнего идиота.

И я купился.

Не важно, кто нажал на курок, она права – это я его связал и рот заткнул, вколол коктейль из снотворного и анестетиков и притащил на территорию заброшенного склада на окраине, где ему выстрелили в голову. Всё на мне.

Миссис Керриган хохотнула в последний раз, повернулась и направилась к машине.

Я выхватил из-за пояса брюк пистолет:

– Думаешь, это смешно?

Она не остановилась:

– Пора повзрослеть, мистер Хендерсон. Это чертовски смешно.

Мой пистолет рявкнул, выбив кусок из асфальта рядом с ее ногами.

Она застыла:

– Ты серьезно?

– Он надоедал тебе за ужином, и это все?

– Мистер Хендерсон, – она покачала головой, рука с пистолетом опустилась вниз, – вы что, на самом деле думаете, что я такая тупая? Что я просто тусуюсь здесь без всякой страховки, как какой-нибудь Маппет? – Оглянулась. – Джозеф?

Молчание.

– Джозеф, мне нравятся драматические моменты, но уже пора начать действовать. Отдай мистеру Хендерсону ухо его маленькой подружки. В подарочную бумагу упаковывать не нужно.

Я направил пистолет ей в лоб:

– Если он только к ней прикоснется, следующая пуля тебе голову разворотит.

Она вздохнула. Обернулась. Нахмурилась:

– Джозеф?

Где-то вдали взревел мотор мотоцикла – звук растворился в ночи, не оставив после себя ничего, кроме шелеста дождя.

– И где, черт возьми… – Покачала головой. Закрыла глаза, приложила ствол своего пистолета к коже между бровями. – Говорили мне про него, но я и слушать не стала. Нет, дам ублюдку еще один шанс, сказала я. Пусть докажет. Добрая слишком, вот в чем моя проблема. – Опустила пистолет, крикнула: – Френсис! Отрежь ухо этой суке к гребаной матери!

Застонал Хитрюга, он лежал на спине, наполовину обмотанный прозрачной пластиковой пленкой.

По зонту миссис Керриган стучал дождь.

– Френсис? – Вздох. – Твою ты мать, подойди-ка сюда на пару секунд… Ладно. – Дуло ее пистолета снова уставилось мне в грудь. – Не могу найти приличных сотрудников.

Из-за внедорожника появилась темная фигура. Кашлянула.

Миссис Керриган кивнула:

– Наконец-то. А теперь давай заводи свою задницу, а то я быстро изменю свое решение относительно перспектив твоего служебного роста.

Фигура сделала несколько шагов вперед, под свет фар. Высокий, худой, синий джемпер и прилипшая к телу мокрая от дождя белая рубашка. Мокрые волосы липли к голове. Раскольник Макфи.

– Френсис, я больше не буду повторять.

Раскольник поднял правую руку, в сжатом кулаке блестело что-то похожее на кувалду.

– Он занят.

Миссис Керриган обернулась. Рука Раскольника резко опустилась, и тяжеленный молот врезался ей в висок. Во все стороны брызнула кровь, заляпала фары внедорожника. Она еще продолжала двигаться – и так, в полуповороте, рухнула на асфальт, ударившись о него, как мешок с мокрым бельем в прачечной.

Лежала, стонала, правая рука дергалась, все еще сжимая пистолет.

Пам – кувалда упала на землю.

И вроде бы не такая уже и крутая…

Я сделал шаг вперед:

– О’кей, это…

– «Так говорит Господь: производите суд и правду и спасайте обижаемого от руки притеснителя». – Процитировав пророка Иеремию, Макфи наступил ногой на руку, державшую пистолет, и повертел каблуком из стороны в сторону. Пистолет со стуком упал на асфальт. Он наклонился и поднял его. Покрутил в руках. Провел пальцами по стволу. Вздохнул. – Знаешь, никогда не мог понять, в чем привлекательность этой штуки. Обезличенный. Легкий. Дай трехлетнему мальчишке – и он убить сможет. Разве это правильно?

Миссис Керриган закашлялась, потом ее вырвало, потом она попыталась перевернуться на бок. С кончика носа капала кровь.

– Гннггххх…

Я, прихрамывая, подошел поближе, взвел пистолет:

– Так, никому не двигаться.

Раскольник схватил миссис Керриган за волосы, поставил на колени. Запрокинул ей голову вверх, чтобы она смотрела на него.

– Слушай внимательно, милая, потому что повторять я не буду.

Она плюнула в него, пенистым таким комком мокроты, с примесью красного.

– Я… я тебя… я тебя кончу, мразь!

– Эш Хендерсон ищет мою дочь. И пока он этим занимается, он находится под моей защитой.

– Я убью тебя и всех, кого ты когда-нибудь любил! – С каждым словом громче и громче.

Я повертел перед ней пистолетом:

– Мы с тобой еще наши дела не закончили.

– Я ИХ НАЙДУ И…

Раскольник врезал ей кулаком в лицо.

Голова миссис Керриган дернулась назад, закачалась из стороны в сторону. Она потрясла ей, потом снова уставилась на Макфи, кровь капала у нее с подбородка.

– Ты, мразь, лучше убей меня сразу, потому что если ты меня не убьешь…

Он улыбнулся:

– Я знаю, как это работает. Понимаешь, ты и я – мы с тобой одинаковы. Только в разных окопах сидим… – Подмигнул: – А вы как думаете, мистер Хендерсон?

– Она должна умереть. Прямо здесь. И сейчас. И я это сделаю.

Раскольник посмотрел туда, где лежал Хитрюга, распластавшись на спине под дождем.

– А с этим жирным голым парнем что случилось?

– Это все она. Пытала его, глаз вырвала.

– И ты из-за этого хочешь ее убить?

Я развел руками:

– А вы как думаете? Это злобный, мерзкий, опасный для всех кусок дерьма. Оставьте ее в покое, и она, я не шучу, начнет и вас преследовать. Просто нужно ее убить.

Раскольник вздохнул:

– Это совсем не по-христиански, мистер Хендерсон. Левит, глава двадцать четвертая, стих девятнадцатый: «Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал: перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать».

Миссис Керриган подняла бледное, как воск, лицо:

– Матфей, глава пятая, стих тридцать восьмой: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».

Я приставил ей ко лбу дуло пистолета:

– Урок Библии закончен. Если…

Кулак Раскольника врезался в меня, как встречный автомобиль. Перед глазами вспыхнули и завертелись желтые и черные круги, потом в ушах зашумело, и потом глухой удар – это когда я свалился на мокрый асфальт. Прости меня, Господи…

– Мы разговариваем, мистер Хендерсон. Не надо перебивать.

* * *

Кто-то надавил мне на запястье. Отогнул от рукоятки пальцы, один за другим. Потом давить перестали, меня оставили в покое, только во рту появился мерзкий привкус ржавого металла, проливавшийся из внутренней стороны щеки. Не понимаю, зачем ему была нужна кувалда – его кулак был не хуже.

Я лежал на боку под дождем. Сморгнул крутящиеся перед глазами точки.

Раскольник сунул мой пистолет себе в карман. Снова схватил миссис Керриган за волосы:

– Я очень разочарован – ради прощения Библию цитируешь? Это ниже твоего достоинства. – Встряхнул ее слегка. – Знаешь, я тут небольшое исследование провел, теперь знаю, что ты сделала. Пришло время искупить грехи.

Она оскалилась:

– В аду встретимся.

– Возможно. – Взглянул на Хитрюгу. – Только ты косой должна быть. – В его руке рявкнул ее пистолет. – Помолимся.

39

Мгновение тишины, потом начались вопли. Глаза миссис Керриган вылезли из орбит, рот искривился в гримасе над оскаленными зубами. Она сидела на мокром асфальте, обняв руками правую лодыжку, и раскачивалась взад и вперед. Из дырке в туфле капала кровь.

– ААААГГГГХХХХ!

– Я же тебе сказал, что я исследование провел. – Раскольник швырнул пистолет в темноту. – «Обожжение за обожжение, рана за рану, ушиб за ушиб». Напомню: Исход, стих двадцать первый, строфа двадцать пятая. Ты приказала выстрелить мистеру Хендерсону в ногу, и теперь пожинаешь то, что тобою посеяно.

– О ГОСПОДИ, КАК БОЛЬНО!

Дождь стучал по асфальту, сверкал в свете фар внедорожника, прибивал меня к земле.

Он наклонился, снова взял в руку молоток. Мотнул им сначала в мою сторону, потом в сторону краденого «ягуара»:

– Кажется, лучше всего будет снова вернуться к работе, ты так не думаешь?

– ТВОЮ МАТЬ! ГОСПОДИ! АААГГХХХ!

Я подтянул к себе трость, оперся на нее и встал на ноги. Уставился на вопящую фигуру, корчившуюся у моих ног:

– Мы должны ее убить.

– Око за око. – Пнул миссис Керриган носком ботинка. – В следующий раз.

– Она тебя преследовать будет, меня будет преследовать. На наши семьи наедет…

О господи, Элис…

Я повернулся и быстро поковылял – если можно ковылять быстро – прямо по лужам, мимо «ягуара», к проходу между складом и контейнерами.

Если Элис сделала так, как мы договаривались – дала деру, – то нам всем крышка. Как только она удалится от меня на сто ярдов, сработает сигнализация, и сюда на всех парах примчится группа захвата. А тут все в крови, и люди покалеченные валяются.

Вот черт.

Достал телефон, ткнул пальцем в приложение Сабира. Оно слегка подумало, загружаясь, потом пискнуло, и экран окрасился оранжевым. Значит, до того места, где она находится, футов семьдесят.

Я сложил ладони рупором:

– ЭЛИС! – Сделал еще несколько шагов в сторону контейнеров, по направлению к отверстию в заборе. – ЭЛИС!

Экран из оранжевого стал желтым, писк почти прекратился.

Прошел еще немного вперед, в темноту.

– ЭЛИС!

Зеленый.

На земле рядом с контейнерами чья-то фигура.

Джозеф.

Он лежал на спине, одна рука запрокинута над головой, ноги согнуты. Рядом валялась бита, толстый конец покрыт красными пятнами, заметными даже в темноте.

Я взглянул на экран телефона. Зеленый. Она где-то рядом.

– Элис?

Еще два шага вперед, в темноту между контейнерами, между ржавыми стенами едва можно протиснуться. Воняло горелым пластиком и плесенью. Еще пара шагов. Потом еще два шага.

– О нет…

Она лежала на боку, свернувшись в клубок, колени прижаты к груди, маленькие красные кеды нелепо торчат. Обнимала себя одной рукой. Висок пересекала засохшая полоска крови. Рядом раскрытая сумка, молотка не видно.

Ублюдок.

Я встал рядом с ней на колени, убрал с лица мокрые волосы:

– Элис? Ты меня слышишь?

Приложил два пальца к шее под челюстью… Ага, есть – пульс.

Со свистом выдохнул. Наклонил голову, положил ей на плечо. Слава богу.

Потом грудь заполнилась чем-то темным.

Встал, подошел к Джозефу, врезал ногой в живот пару раз. Никакой реакции. Схватил биту:

– Ты, вонючий кусок дерьма.

Бей по ноге, по ногам бей.

Бита едва не треснула от удара, даже в руках отдалось.

Один удар. Второй. Третий. Он даже не крякнул, так и лежал, пока я перемалывал ему кости.

Вмазал последний раз, для надежности, отбросил биту, поднял Элис на руки и похромал к автомобильной стоянке, припадая на правую ногу. Ножи из грязного льда раздирали плоть и кости.

Когда доковылял до машины, ни Хитрюги, ни миссис Керриган там уже не было. Правда, Пол Мэнсон все еще валялся на земле лицом вверх, пулевые отверстия в груди и во лбу блестели, как миниатюрные «черные дыры».

Раскольник стоял на том же месте, где я его оставил, держал в одной руке молоток, в другой – мой пистолет. Вздернул подбородок:

– Она в порядке?

Я положил Элис на заднее сиденье «ягуара»:

– Жива.

– Хорошо. – Подошел к трупу Мэнсона, толкнул ногой. – Забери это с собой. Мне хватит трупов.

Захлопнул дверь, выпрямился.

– А где Хитрюга?

– Жирный голый парень? Я за ним присмотрю. А ты присмотришь за мертвым бухгалтером и за девчонкой. А потом уберешься отсюда и будешь искать мою дочь.

Мой рот наполнился наждачной бумагой.

– Я без него не уйду.

– День рождения Джессики, ей исполнилось пять лет. Праздновали в больнице, рядом с ее матерью. Она едва могла поднять голову с подушки, из рук и носа торчали трубки, но все равно улыбалась нам. Джессика поцеловала ее в щеку и сказала, что мама скоро станет ангелом.

– Послушай, ему нужна помощь.

– Сказала, чтобы мама возвращалась, стала ее ангелом-хранителем и превратила тыкву в карету, а мышей – в лошадей.

– Уильям, ему нужен врач.

Раскольник поднял пистолет:

– Когда ей было шесть, она попросила еще один кусок торта на свадьбе, а когда ее мачеха спросила, зачем ей это нужно, она ответила, что ее мамочка очень любила пирожные и что в следующий раз, когда мы будем навещать ее на кладбище, мы этот кусок ей оставим там.

Я повернулся к нему спиной и стал оглядывать землю вокруг машины. Где, черт возьми, пистолет миссис Керриган?

В глаза лезли пучки травы, заполненные дождевой водой ямы в асфальте и темнота.

– Когда Джессике было семь, умер ее кролик. Она плакала целую неделю, потому что кролики не могут попасть в рай, ведь у них нет души. Успокоилась, когда я сказал, что зато они и в ад не попадут.

Где этот чертов пистолет?

– Она выросла. Стала непокорной. Отвернулась от Господа. Но она все еще моя маленькая девочка.

Как будто у меня есть лишние три сотни, чтобы купить новый пистолет.

– Вот что будет дальше. Я буду держать твоего друга у себя до тех пор, пока ты ее не найдешь. И за каждый упущенный день я буду посылать тебе понемногу от него. И если… – Голос Раскольника на мгновение охрип. – Если она умрет…

– Можно догадаюсь: «Обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб»?

И куда, черт возьми, делся этот гребаный пистолет?

Раскольник наклонился, поднял что-то с земли у своих ног.

– Ты не это ищешь? – Пистолет миссис Керриган. Раскольник вытащил обойму, бросил на землю, пистолет швырнул в другую сторону. Он стукнулся о мокрый асфальт в полуметре от меня.

– Ты ее убил?

– Око за око. Найди мою дочь.

Сел за руль внедорожника. Взревел мотор. Потом BMW сдал назад, развернулся и выехал в распахнутые ворота.

Дождь сочился сквозь куртку, лепил брюки к ногам, каплями стекал с лица.

Свет задних фонарей растворился в ночи.

Ублюдок.

Больше ничего не осталось, кроме огней уже закрытого «кэш энд кэрри».

Не стой без дела. Приберись и сматывайся, пока кто-нибудь не набрал 999 – сообщить, что слышал выстрелы.

Натянул пару перчаток из набора. Взял пистолет. Проковылял к тому месту, где стоял Раскольник, поднял обойму. Осталось четыре патрона.

Вставил обойму в рукоятку, бросил пистолет в пакет для улик. Так, на всякий случай. Ни за что на свете я бы не оставил свои отпечатки на оружии, из которого убили человека.

Открыл багажник «ягуара», вытащил пару мешков для мусора, натянул на голову и плечи Пола Мэнсона, чтобы прикрыть ту кашу, в которую превратился его затылок. Подтащил к машине, сунул в багажник. Встал, уставившись на труп, все еще перетянутый упаковочной лентой.

Убили просто потому, что хвастался своей семьей на благотворительном ужине.

– Знаю, что это не поможет, но все равно прости меня.

Хлопнул крышкой багажника.

* * *

Таблетки сухого горючего воняли парафином. Я разламывал их и бросал на самые сухие куски дерева, которые только смог найти, – палочки и веточки, под ними газета, а сверху ветки побольше. Устроился в канаве за старой каменной стеной, в самой глубине Монкюир Вуд. Наверное, в далеком прошлом здесь была ферма, задушенная впоследствии ветвями буков и сосен. А сейчас – несколько рядов камней, протянувшихся сквозь заросли мертвой крапивы и скорбной ежевики. Место укромное и заброшенное.

Только дождь и темень составляли мне компанию.

Кажется, после смерти Пол Мэнсон здорово потяжелел. Кто бы мог подумать, что четыре маленькие пули так много весят? Я подтащил его и бросил на костер.

Верхняя часть туловища все еще была завернута в мешки для мусора. То, что осталось от головы, прижималось изнутри к черной пластиковой пленке, образуя на ней выпуклость.

По крайней мере, лица не было видно.

Я встал. Потер поясницу.

Взял пятилитровую канистру с метиловым спиртом:

– Я уже попросил у тебя прощения… – Вылил половину на него, подождал, пока жидкость впитается в тело и в землю под ним. Швырнул пару зажженных спичек. Отступил назад и стал смотреть, как разгорается огонь.

Ветки хлопали и трещали, завитки дыма присоединились к синему мерцанию горящего спирта. Потом загорелось сухое горючее, и к синим языкам пламени добавились золотые.

Дерева, конечно, недостаточно, чтобы кремировать тело, но дело не в этом. Нужно, чтобы пламя горело долго и температура была достаточно высокой, чтобы уничтожить улики и ДНК, которые оставили мы с Элис.

Спустя полчаса я забросал все землей и похромал к стоянке машин рядом с дорогой.

На одной стороне дороги стоял «ягуар», на другой – «сузуки» Элис.

Вылил оставшиеся два с половиной литра из канистры на внутреннюю обивку «ягуара», от метилового спирта защипало глаза и во рту запершило. Бросил на заднее сиденье лопату вместе с брезентом, опустил окна и закрыл двери.

На дне коробки осталась последняя таблетка сухого горючего. Бросил на нее зажженную спичку, стал ждать, когда разгорится…

За спиной голос:

– Эш?

Повернулся.

Элис стояла рядом с машиной на подгибающихся ногах, держась рукой за крышу «сузуки».

– Ты очнулась.

Она моргнула, посмотрела на «ягуар»:

– Что…

– Все о’кей, садись в машину. Я приду через минуту. – Из коробки, которую я держал в руке, потянулся дымок. Швырнул ее в водительское окно, спирт вспыхнул с громким хлопком. Сгустки огня вырвались из открытых окон, ввинчиваясь в дождливую ночь.

Огонь на какое-то мгновение высветил стоянку, потом стал затухать, и все снова погрузилось в темноту.

Стянул с рук перчатки и бросил их в огонь вместе с коробкой от сухого горючего. Вспомнил: «Я счет потерял тем случаям, когда мы приезжали на вызов и находили тупого ублюдка, угнавшего машину, лежащим на противоположной стороне дороги с ожогами второй степени и рожей, изрезанной осколками стекла. Окна-то они не опускают, и эта хрень взрывается, как большая бомба».

Вздор, конечно, но на всякий случай я вынул сим-карту, которой пользовался, чтобы позвонить Мэнсону, из моего телефона и тоже бросил внутрь горевшего «ягуара». Вставил другую.

Не осталось ничего, что могло бы вывести на нас.

В свете объятой пламенем машины лицо Элис покрывалось рябью и расплывалось. На макушке у нее вздулась громадная шишка, верх шишки был рассечен и сочился кровью.

– Где Пол Мэнсон?

О’кей.

Потребовалось немного времени, но я все-таки смог выдавить улыбку:

– Договорился, что его включат в программу защиты свидетелей. Будет свидетелем обвинения на суде.

Ее рот искривился.

– Не ври мне!

– Я не вру. Он…

– Эш, я видела, как ты нес его в лес. Ведь он мог дать показания!

Блестяще. Именно этого мне не хватало, чтобы завершить этот чудный денек.

– Это все из-за миссис Керриган, она…

– Ты сказал, что никто не умрет, я тебе поверила.

– Я сделал все что мог, понятно? – Махнул рукой в сторону горевшей машины. – Он лежал там на земле, а она в него выстрелила. Четыре раза. И ухмылялась при этом. – Приговорила к смерти, потому что он надоедал ей за ужином. – Я ничего не смог сделать. – Сгорбился. – Прости. Это моя вина, только моя.

Элис прислонилась к дереву, закрыла руками глаза:

– О господи…

Я откашлялся. Отвернулся, чтобы она не видела моего лица.

– Правило номер четыре: он был бухгалтером мафии. Как только он начал красть у Энди Инглиса, он стал покойником. Никто больше в этом не виноват, только он сам. Он и люди, на которых он работал.

Все ты врешь. Это ты во всем виноват. Как и во всем остальном. Как это было всегда.

40

– Тебе лучше?

Элис, прищурившись, посмотрела на меня. Чайное полотенце потемнело, капли воды стекали по ее руке и капали с ладони на липкую поверхность стола.

– Нет.

Единственная парочка, сидевшая в самом дальнем конце заведения под названием «У Буффало Боба», едва слышно переругивалась. Они размахивали руками, скалились и шипели друг на друга, склонившись над жареной курицей, тушеной фасолью и чипсами.

Стены в панелях из темного дерева едва виднелись сквозь цунами из фотографий в рамках и винтажных сувениров. Длинная барная стойка с ручными насосами для пива, неоновая реклама «БАД ЛАЙТ» и «КОКА-КОЛА». Вентилятор под потолком со скрипом наматывал круги. Из динамиков хрипел Брюс Спрингстин.

– Тебе нужно к врачу. Это…

– Я не пойду в больницу.

– …сотрясение мозга, и…

– Пожалуйста, я не… – Вздрогнула. Ткнула вилкой в лежавшие на тарелке ребрышки. – Значит, миссис Керриган тоже мертва?

Женщина в конце бара вскочила, схватила молочный коктейль и выплеснула содержимое в лицо своему спутнику:

– УБЛЮДОК!

Выбежала, хлопнув входной дверью, на автомобильную стоянку.

Через несколько секунд мужчина тоже вскочил и, разбрызгивая розовые капли, бросился вслед за ней. У двери замешкался, натянуто улыбнулся нам:

– Простите… – Выбежал на улицу.

Я макнул кусок картошки в соус из сыра с плесенью, хмуро взглянул на свое отражение в оконном стекле:

– Не знаю. Может быть. – А может быть, Раскольник Макфи разделывает ее у себя на кухне и кидает куски собакам. И себе в рот сует. И грудь у него вся в крови и в шрамах.

Это я должен был с ней разобраться.

Кивнула. Взяла ребрышко. Мясо темное и сочное, а косточка на огне подгорела.

– Извини.

Я сжал ей руку:

– Эй, тебе не за что извиняться.

– Он просто там… оказался, я попыталась убежать, но он меня ударил и… – Косточка стукнулась о тарелку. – Прости меня.

– Все будет в порядке. Нам осталось только спасти Джессику, вернуть Хитрюгу – и все. – Еще раз сжал ей руку. – Ты сделала все, что могла.

– Но…

– Раскольник схватил миссис Керриган, она больше не сможет нас преследовать. С Хитрюгой он ничего не сделает, потому что ему нужно, чтобы мы нашли его дочь. Единственная неприятность, которая случилась сегодня вечером, – погиб бухгалтер мафии.

Она кивнула.

Я откусил кусок бургера, стал жевать его, словно это был промасленный кусок картона.

Просто бухгалтер мафии. А не обычный человек, виновный только в том, что хвастался своей семьей перед убийцей.

Элис снова взяла ребрышко и на этот раз смогла поднести его ко рту.

– Не могу представить, что его жена и сын думают сейчас. Что он сбежал с другой женщиной? Что его схватила соперничающая банда?

Я, не отрываясь, смотрел на чипсы:

– Наверное, лучше об этом не думать.

Элис вздохнула, бросила ребрышко обратно на тарелку и оттолкнула ее от себя:

– Я понимаю, что так всегда случается, когда люди зарабатывают на жизнь, отмывая грязные деньги боссов мафии. – Опустила глаза и стала теребить в руках салфетку. – Но я ничего не могу с собой поделать, мне очень жаль его.

Теперь вкус бургера стал напоминать горелое мясо, маринованное в метиловом спирте. Отодвинул свою тарелку в сторону. Она стукнулась о ее тарелку.

– О’кей. – Положил ладони на стол. – Как будем ловить Потрошителя?

Сунула руку в сумку, достала фолдер. Положила на стол. Вынула из него пачку бумаг.

– Извините? – У края стола возник молодой парнишка, принимавший заказ. Воротник джинсовой рубашки вытерся, жилетка с американским флагом на кармане покрыта жирными пятнами, на именном бедже надпись: «ПРИВЕТ, Я БРЭД *** ХОТИТЕ ЕСТЬ? У НАС ВСЕ ЕСТЬ!» Поверх сальных кудрей криво торчала бейсболка. – Вам принести еще льда? Не проблема, у нас его целая куча.

Элис сняла с головы чайное полотенце, протянула ему:

– Спасибо.

Яйцо у нее на темени уменьшилось в размерах. Теперь это была просто шишка с розово-желтой ссадиной наверху. Джозефу очень повезло, если бы у меня было больше времени…

Брэд сделал стойку:

– Еще выпить принести?

Она кивнула:

– Можно мне большой «Джек Дэниэлз» со льдом? И пинту лагера. И чайник чая.

– Великолепно. «Джек» со льдом, одно пиво и чай.

Брэд смылся, унося с собой капающее полотенце, и Элис в хронологическом порядке разложила бумаги на столе.

Жертвы Потрошителя, спаренные фотографии: поясная, еще до нападения, а под ней – место, где было найдено тело. Слева – Дорин Эплтон, самая первая, потом Тара Макнэб, Холи Драммонд, Натали Мэй, Лора Страхан, Мэри Джордан, Рут Лафлин, Клэр Янг, и самая последняя, Джессика Макфи, – справа.

Потом Элис достала из фолдера фотографии с вскрытия. И копии писем, которые выпросила у Мики Слоссера.

В том числе письмо, которое пришло сегодня.

Она сидела на стуле, качалась взад-вперед, обнимая себя одной рукой, а другой перебирая пряди каштановых волос.

– Ну, что сказать, почерк во всех письмах очень похож. Не идентичен. Наклон букв ярче выражен, петли не самые аккуратные, что является хорошим признаком.

– Правда?

– Вот у тебя почерк тот же самый, что и восемь лет назад? Мой – нет, он с каждым годом только хуже становится, думаю, это из-за того, что мы проводим слишком много времени с компьютером, а не с ручкой и листом бумаги, никто больше не пишет писем, кроме разве что серийных убийц… – Она взяла последнее письмо, прищурившись, вгляделась в него, нахмурилась. Потом полезла в сумку и достала очки: – Так лучше. Точно. Кхм… «Вы скучали по мне? Потому что я по вам скучал. По всем вам. По моим жертвам, по моим преследователям, по моей публике. Я скучал по вам, как скучает утопающий по холодной твердой земле под ногами». – Элис выдохнула. – Не так чтобы очень искусно, как ты думаешь?

– Может быть, он английскую литературу изучает, ты же знаешь, что это за публика.

– «Первая была не из лучших. Слишком слаба, чтобы я мог исполнить свой темный замысел. С ней не пела душа моя. А Джессика совсем другая. Ее крики и проклятия – сладчайшее вино для моего пресыщенного вкуса. А плоть ее – пиршество для меня».

Чай остыл, но я все равно его выпил.

– Беру свои слова обратно, даже для студента-филолога это слишком напыщенно.

– Потом еще хуже. «Она достойна любви, сжигающей изнутри…», «бледная кожа ее грудей вздымалась и опадала, она вдыхала меня в себя, и сердце ее учащенно билось, как у испуганного зайца…», «и очень скоро я всажу мой нож в ее трепещущую плоть, раскинувшуюся передо мной во всей своей наготе. И та священная жертва, которая будет вложена внутрь…». – Элис отложила письмо, побарабанила пальцами по пластиковой поверхности стола. – Это только мне так кажется или он на самом деле описывает порнуху с пытками? Я в том смысле, что ничего подобного в других письмах нет. Те – просто претенциозные, но зато сейчас он вовсю проталкивает сексуальный аспект.

– Секс хорошо продается.

Кончики ее пальцев танцевали вдоль строчки рукописного текста.

– «Бледные выпуклости ее заветных наслаждений взывали ко мне. О, как она умоляла меня насладиться их теплыми запретными объятиями…» Если бы серийный убийца решил послать письмо в Плейбой, то он написал бы именно так.

Я взял самое первое письмо. Оно было написано на следующий день после того, как мы обнаружили тело Тары Макнэб на придорожной площадке для стоянки автомобилей. Никаких упоминаний о сексе, грудях или теплых запретных объятиях. В основном все о власти, контроле и о том, какое неуважение проявили к нему газеты, называя Шотландским Мясником. Никакого секса.

Следующее письмо было написано за день до того, как было найдено тело Холи Драммонд. Содержание почти такое же, как и в первом письме. Как и в следующем письме. И в следующем.

– Может быть, у него не только почерк изменился? Возможно, он стал более честным, рассуждая о том, что им двигало?

– Но он же импотент. Он должен им быть, иначе то, что он делает, просто не имеет смысла. Он не может сделать женщину беременной обычным способом, поэтому он должен взрезать ее, чтобы оплодотворить. Власть питает сексуальную фантазию, он сильный и неистовый, он оплодотворяет женщин… – Она украла у меня кусочек картошки. – Почему он не на виагре или еще на чем-нибудь? Почему бы не проконсультироваться со специалистом по эректильной дисфункции?

Я взял тарелку с чипсами, поставил перед ней. Прямо на письмо о Лоре Страхан.

– Если он импотент, как он умудрился изнасиловать Рут Лафлин?

Элис немного пожевала, не меняя хмурого выражения лица. Взяла еще один кусочек картошки.

– Может быть, с эрекцией у него проблем нет, а все дело в общей подвижности сперматозоидов? – Аккуратно выложила на тарелку семь кусочков картошки, бок о бок, как столбы в заборе. Под ними еще два. Взяла пластиковую бутылку с кетчупом и выдавила по капле на первые четыре. И еще одну каплю на первый кусочек во втором ряду.

– Ты что, хочешь, чтобы мы начали с центров репродукции? Проверить, кто из их клиентов совпадает с психологическим профилем? Мы никогда не получим на это ордер.

Вернулся Брэд с подносом. Если он и обеспокоился снимками с вскрытия и снимками мертвых женщин, то виду не подал. Поставил на стол напитки. Вручил Элис свежее чайное полотенце, набитое кусками льда. Улыбнулся:

– Захотите еще что-нибудь – дайте знать, о’кей?

Элис одним глотком опрокинула в себя «Джека»:

– Повторите, пожалуйста, спасибо.

Едва он скрылся за барной стойкой, она высунула язык и хмуро взглянула на листы бумаги:

– «Глубокоуважаемый босс» или «Из преисподней»?

– Только не это.

– Одно с деталями, неизвестными публике, другое с половиной человеческой почки… Когда доктор Дочерти нарисовался с психологическим портретом?

– Точно не помню. Генри не вызывали до тех пор, пока не обнаружили тело Тары Макнэб на придорожной стоянке. Значит, после Холи Драммонд?

Элис сложила в стопку бумаги, фотографии и письма, отложила в сторону, оставив на середине стола информацию по Дорин Эплтон, Таре и Холи.

– Итак, портрет базировался на этих трех жертвах. – Положила одно письмо рядом с фотографией Холи. Другое рядом с фотографией Тары. – А у Дорин письма не было… – Нахмурилась. – Доктор Дочерти полагает, что это из-за того, что она была просто генеральной репетицией, а что, если он не написал его, потому что ему это не было нужно, я в том смысле, что после того, как газеты начали называть его психом и Шотландским Мясником, он должен был защищать свою честь, а до этого он был вполне счастлив, проделывая свои дела втихомолку.

Вернулся Брэд с выпивкой:

– Пожалуйста.

Она опрокинула ее одним махом, заказала еще.

Его улыбка слегка потускнела.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Он снова ушел.

Она отхлебнула лагера:

– А что, если ни одно из писем не принадлежит перу Потрошителя? Что, если два разных человека берут на себя ответственность за то, чего они не делали?

– Думаешь, что письма Потрошителя – фальшивка? Не может такого быть, они проштемпелеваны за день до того, как были найдены жертвы.

– Письма говорят о власти и контроле, и еще – взгляните на меня, я такой особенный. А тела говорят о попытке создать жизнь… – Она взяла пару писем и добавила их к стопке на краю стола. – Убери письма с места действия, и вырисовывается совсем другая картина.

Я плеснул себе в чашку свежего чая:

– Нельзя. Письма приходили, и в них была информация, которую только убийца мог знать.

– Или кто-то из следственной группы.

– Это как? Непонятно кто, да еще с машиной времени? Перенесся на пару дней назад и отправил письмо до того, как мы нашли тело?

Она постучала пальцами по фотографиям из морга:

– Но ведь тела рассказывают совсем другую историю… А что, если… – Нахмурилась еще сильнее. – Что, если письма настоящие и в то же время они – фальшивка? И Потрошитель пишет их не потому, что хочет объясниться, а для того, чтобы запутать следы, в том смысле, что он знает, что мы будем пользоваться ими для того, чтобы его поймать, поэтому он пишет фейковые письма, которые не имеют никакого отношения к тому, что происходит на самом деле, чтобы мы искали совсем в другом месте. – Элис откинулась на спинку стула, улыбнулась мне. Сделала большой глоток из пивного бокала. Подавила отрыжку. – Это он, но он нас обманывает.

– Пффф… Как-то уж очень продвинуто, ты так не думаешь? Мне кажется, серийные психопаты не должны быть такими умными.

Вернулся Брэд, в одной руке порция виски, заказанная Элис, в другой – бутылка «Джека Дэниэлза».

– Давайте я ее у вас оставлю. – Подмигнул: – Скидка для персонала. – Явно надеялся на жирные чаевые.

Элис выпила виски, снова наполнила бокал, потом полезла в сумку и вытащила блокнот и шариковую ручку, а Брэд отошел и стал что-то протирать за барной стойкой.

– Нам нужно переписать психологический портрет с самого начала. Не обращая внимания на письма, сфокусироваться на жертвах, телах и процессе.

Нарисовала на листе блокнота девять прямоугольников, вписала в каждый имя жертвы, соединила их стрелками. Еще линии, над ними – кем работали и возраст. Потом еще линии, на этот раз с ключевыми словами: СЕКС, РАЗМНОЖЕНИЕ, ИЗНАСИЛОВАНИЕ, ЛЮБОВЬ, ГНЕВ, БЕРЕМЕННОСТЬ, РЕБЕНОК, ЛЮБИТЕ МЕНЯ!!!

Начала добавлять пунктирные линии и круги.

– По статистике, он должен быть белым европейцем, к тому же все куклы, которые он вшивал в жертв, розовые, а не черные и не азиатского вида, и совсем не потому, что этнических кукол нельзя купить, я их видела в магазинах. И лет ему по меньшей мере двадцать пять – тридцать, потому что к этому возрасту у него было достаточно времени для осознания того, что он бесплоден, и для работы над своими фантазиями. Он властен, сдержан, нарциссичен, невозмутим и весьма уверен в себе на людях, но наедине с собой или дома, с людьми, которые его знают, он бывает очень робким, и у него часто возникают проблемы с установлением социальных связей. – Элис нарисовала в углу страницы что-то вроде соски-пустышки. – Я понимаю, что это нелогично, но инвертированное социальное тревожное расстройство часто сопровождается мыслями о том, что он все время носит маску, что он может контролировать ситуацию, потому что он – кто-то другой. – Элис плеснула себе еще немного «Джека». – Мгновенно это не происходит, над этим нужно работать – с возрастом развивать контроль над собой, становиться специалистом в сокрытии собственного «я», пряча реального себя в присутствии других людей.

Робкий нервный юноша, который превращается в самоконтролируемого психопата, по уши набитого самим собой. Близкий к полиции, он знает, как можно манипулировать следствием. И может отправить нас искать ветра в поле, и сделает это так, как будто это была исключительно наша затея – искать там, где искать нечего.

Я откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами по крышке стола.

Кто-то, кто мог написать вводящие в заблуждение письма, а потом сделать так, чтобы именно они выходили на первый план. Кто-то, кто мог оттеснить на задний план все идеи Элис, потому что к нему прислушиваются и…

Ученик колдуна.

«Там есть даже собственная нить повествования. От бестолкового кудрявого помощника до лощеной звезды телевидения в костюме, вы так не думаете? К тому же все мы знаем, что сказал Ницше о звездном небе над нами».

Кто-то вроде доктора Фредерика Дочерти.

41

Каретные фонари отбрасывали тусклые золотые круги на стены у входной двери. Над колокольчиком была привинчена небольшая табличка, информировавшая постояльцев о том, что, если они хотят войти в гостиницу после одиннадцати вечера, им следует позвонить. Что я и сделал.

«Пайнмэнтл Хоутел» располагался на полпути вниз по Портер-лейн, минутах в пяти от штаб-квартиры Управления полиции. Бетонно-гранитная туша отеля угнездилась среди крошащегося великолепия таунхаусов из песчаника. В тени прятался большой палисад, засаженный кустами рододендронов и буками, напротив входа стояла «сузуки» Элис.

Сама же Элис таращилась на меня одним глазом – другой был закрыт – и качалась из стороны в сторону, сидя на пассажирском кресле. Изредка моргала. Повозившись с ремнем безопасности, она открыла дверь машины. Надув щеки, выдохнула. Закрыла ладонью рот.

Чудесно. Как раз то, что нужно для регистрации в гостинице, – завалить подъездную аллею непереваренными кусками ребрышек и картофельных чипсов.

Пауза. Ее передернуло, и она кое-как выползла из машины. Едва держась на ногах, прислонилась к колонне у входа. Ухватилась за меня.

– Хххчуспать. – Слова просочились наружу в облаке «Джека Дэниэлза» и соуса для барбекю.

За рифленым стеклом входной двери возникла тень.

– Попытайся не выглядеть так, как будто хочешь заблевать все вокруг, а то нам комнату не дадут.

– Спааать… Великолепно.

Тень заполнила стеклянную панель, клац – дверь открылась.

На меня, моргая, уставился мужчина в шлепанцах и черном кардигане, одутловатое лицо изрезано морщинами. От него несло «Ралгексом» и перечной мятой.

– Чем могу помочь?

– Нам нужно две комнаты.

Он еще сильнее заморгал, переводя взгляд с меня на Элис:

– Понимаю. – Согнул плечи под мешковатым кардиганом, взглянул на чемодан Элис и на мою спортивную сумку. – Вам с вещами помочь?

– Спасибо, не надо.

Элис дернула меня за рукав:

– Двуспальный номер. Я не хочу… не хочу… одна.

– Два номера. Если можно, смежные.

У него в руке возник носовой платок, и его нос издал длинный сопливый гудок.

– Думаю, мы сможем вас разместить. – Затем он повернулся и поплелся в гостиницу.

Клетчатый ковер, стойка регистрации, над ней на стене голова оленя. Стены завешены картинами со сценами охоты и портретами мужчин и женщин в старинных одеждах, все в массивных позолоченных рамах.

Мужчина записал наши имена, номер регистрации автомобиля, данные кредитной карты Элис, потом протянул нам пару ключей от комнаты:

– Завтрак с шести тридцати до девяти тридцати в зале «Балморал». Я бы посоветовал вам приходить туда не позже семи – у нас проживает большая группа офицеров полиции, и после них в буфете обычно ничего не остается. – Ткнул пальцем влево. – И если вы хотите поставить вашу машину на стоянку, это там, за углом, я дам вам жетон на вход.

– Спасибо.

Он покопался под столом. Потом вынырнул с хмурой гримасой на физиономии:

– Готов поклясться, они были где-то здесь… Подождите секунду. – И снова исчез, зашаркав шлепанцами по клетчатому ковру.

Едва он скрылся из виду, я протянул руку и взял со стойки журнал регистрации. Перелистнул на пару дней назад.

Вся страница была покрыта именами копов. Рона была права – здесь зарегистрировалась вся команда из спецподразделения, вместе с Джейкобсоном и его группой.

И в самом конце – доктор Ф. Дочерти, комната 314.

– …была «Любовь среди развалин» и «Дом». Осталось пять минут до полуночи, с вами «Ведьмин час» и я, Люси Роботэм.

Жетон, который дал мне ночной портье, открыл шлагбаум, которые преграждал въезд в паркинг, располагавшийся под чем-то вроде конференц-зала. Я провел «сузуки» между массивными бетонными колоннами и припарковался на первом попавшемся свободном месте. Посидел с минуту в машине, болела голова, ногу пронзало болью.

– …что нам расскажут завтрашние газеты. «Дейли Рекорд» публикует статью под названием «Попался!», рассказывающую об аресте министра экономики Алекса Дэнса за дачу ложных показаний и воспрепятствование осуществлению правосудия…

Еще несколько мгновений, и боль утихла.

– «Пресс энд Джорнал» публикует статью «Родители обеспокоены пропажей Чарли», это о поисках пропавшего недавно пятилетнего Чарли Пирса…

О господи, что за день такой…

– «Индепендент» и «Скотсмэн» пишут о розыске Потрошителя в Олдкасле. А вот «Касл Ньюз энд Пост» посвящает всю первую страницу письму, которое, как они предполагают, было послано убийцей…

Выключил радио. Выбрался из машины. Оперся на трость и поковылял к выходу.

В паркинге мобильник не брал, но едва я вышел на улицу, на экране сразу же появились четыре палочки. Набрал указательным пальцем номер, потом прислонился к стене и стал слушать гудки.

Из трубки загундосил густой, как овсянка, акцент, явно кто-то из Истерхауса:

Полиция Шотландии, Управление Олдкасла.

– Это ты, Дафна? Эш Хендерсон. Молоток Робертсон все еще у вас?

– Эш, старый пидор, как твоя нога? – Из трубки донесся звук пальцев, бросившихся в атаку на клавиатуру.

– Как будто еж в ботинке сидит. Джо в порядке?

– Этот старый урод свалился с лестницы и сломал ключицу… Нет, я вот смотрю, мистера Робертсона выпустили без предъявления обвинений.

После того, что он сотворил с Купером и Джейкобсоном? Везет же мистеру Робертсону.

– У тебя есть его номер?

– Подожди минутку…

Загрузка...