Комариный вопрос

КАПУСТА И КАЛЬКУЛЯТОР

Дед Василий собрался помирать. Было это лет пять назад, а он до сих пор помирает. Он всегда, каждую минуту помнит, что помирает, чем бы ни занимался. Рубит дрова — помирает, наворачивает свою любимую перловку — тоже помирает. И постоянно размышляет о смерти: про себя и вслух. Окружающие привыкли, что иных тем дед Василий не признает…

Бабке Зинаиде, его жене, жалко было денег на напольные весы, которые дед приглядел в сельпо. За всю свою жизнь бабка Зинаида ни разу не взвешивалась, и это не помешало ей дожить до глубокой старости, вырастить трех сыновей и семерых внуков.

— Бог, он в любом весе приберет, — пыталась разагитировать она деда. — Ты еще трельяж купи, чтобы напоследок получше разглядеть себя.

— Погляделку, положим, устраивать противно, — отстаивал дед свою блажь, — обличье мое на данном этапе не шибко киноактерское. Знать же, в какой весовой категории отдаешь концы, никому не мешает.

— Взвесься на овощехранилище.

— У Дуньки-то? Как же, наслышаны про ее фокусы. Того и гляди, пару кило недовесит.

По части аргументации бабка не слабак:

— Не картошка ты, что у тебя зажучишь? Кожу да кости?

Но и дед даром что без пяти минут покойник, а на аргументы тоже мастак.

— Кожу да кости. Именно. Привычка вредная у Дуньки выработалась, супротив привычки не попрешь. Что ни брось на весы, хоть коровьи лепешки, свой процент она не упустит.

— Коровьи лепешки для огорода полезны, — вредничала бабка Зинаида. — А твои кожа да кости вещь никчемная.

— Отчего же, — обиделся дед Василий. — Кожа на барабан сгодится, а кости — на барабанные палочки.

— Вот станешь барабаном, тогда и взвесим.

Тут дед неожиданно впал в меланхолию. Он представил себя барабаном, и ему стало жалко себя. Жил себе поживал, растил свеклу и картофель, поставил на ноги детей и вдруг — барабан. Вещь в общем-то в хозяйстве бесполезная.

И дед брякнул:

— Не хочу барабаном. Шум от него один. Хочу картофелеуборочным комбайном.

— Спятил, старый?

Бабка тревожно вгляделась в деда Василия — не отходит ли, не бредит? И на всякий случай извлекла из комода таблетку. От какой хвори дед собирался помирать, никто не знал, поэтому бабка сунула ему таблетку аспирина, который сама очень уважала и принимала при любом недомогании.

Дед от таблетки отказался (зачем зря добро переводить), лег на кушетку, руки сложил на груди и закрыл глаза.

— Хотелось мне как человеку помереть, — слабо процедил он, — да, видно, не судьба. Так и помру не взвесившись.

Бабка Зинаида захлопотала и понеслась в магазин.

Вернулась она с весами. Дед сидел за столом и уминал огромный ломоть хлеба, густо намазанный маслом и медом.

Весь остаток дня дед Василий взвешивался сам, взвешивал бабку Зинаиду, кота Проню. Переполошил кур, отлавливая их для той же цели. И все восхищался весами, оглаживал их, вертел инструкцию. А потом ударился в теории.

— Для честных людей весы, — заключил он. — Ворам и прочим жуликам просто погибель с ними. Взять Дуньку. Для нее очень вредный инструмент. Препятствует надувательской деятельности. Знаем Дуньку — гирьку туда-сюда пальчиком подвигает, глядишь, не в убытке. А тут сплошной убыток. Главное, руки ни к чему не приложишь. Стой и гляди в увеличительное стекло. Все тут, как в телевизоре, видать. Надуй попробуй.

— Дунька надует, — не согласилась бабка Зинаида. — Ее телевизором не перешибешь.

— Дунька может обвести технику вокруг пальца. — не стал упорствовать довольный покупкой дед. — А весы все равно замечательные. Так целый день и простоял бы на них.

— Хоть год стой, — разрешила бабка Зинаида.

— Помираю я, — напомнил дед. — А то бы и год стоял.

Через год дед Василий не помер. Но к весам охладел — сейчас они пылятся под шкафом. Зато пробудился у него интерес к микрокалькуляторам. Такой уж передовой дед, обидно ему помереть в стороне от технического прогресса. Бабке с ним, конечно, разорение, а ничего не поделаешь — человек одной ногой в могиле стоит, как не выполнить и этой его просьбы. Купила она деду калькулятор. И мало того, что вещь сама по себе не дешевая, так от нее и дальше траты. Деду-то на практике штуковину эту опробовать хочется. Ну посчитал он соседскому мальчонке примеры, сложил свой год рождения и бабкин, еще кой какие цифры из газеты. А где польза хозяйству?

Вот дед проводит ревизию в буфете и говорит бабке Зинаиде:

— Что-то у нас продукт весь в доме перевелся. Перловка кончается, соли кот наплакал, чайной заварки совсем нету. Глянь, бабка, чего еще не хватает. Ступай в магазин.

Бабка ахает, как же так, чуть деда без перловой каши не оставила. А не понимает, глупая, не о перловке печется дед. Ему невтерпеж подсчитать на калькуляторе бабкины расходы.

Приносит бабка Зинаида продукты, выкладывает их из сумки. Дед Василий тут как тут: пытает бабку что почем, сколько денег с собой брала, а сам, знай, на кнопки жмет.

— Так, бабка, — говорит, — вывел я тебя на чистую воду с помощью научно-технического прогресса. Не хватает двух копеек. Отвечай, как на духу, куда дела?

Бабка Зинаида обмирает, с опаской смотрит на калькулятор.

— И впрямь монетка под прилавок закатилась. Колдунья, а не машинка. Все видит.

— Ой, плохи твои дела, бабка, — дурачится дед. — Поостерегись, ежели любовь на стороне крутишь. Вмиг машинка выдаст полюбовника.

Бабка Зинаида трясется в беззвучном смехе.

— А и полюбовник — тебе что за печаль? Помираешь и помирай.

И помру, — обиделся дед. — Чтоб у твоего хахаля последний зуб выпал.

Он улегся на тахту, сложил руки и закрыл глаза. Но опять не помер. Помирать умеючи надо и на сытый желудок. А дед голодный был. Пришлось временно не помирать. После смерти кашей не полакомишься.

Нет, не брала смерть деда Василия. Пережил он калькулятор — бабка засолила этот продукт прогресса вместе с капустой. Видно, во сне обронил его дед с печи, да прямо в кадку. Весь дом перерыл он в поисках своей игрушки, а не найдя ее, поскучнел, затосковал и от большого огорчения чуть на самом деле не помер. Но обошлось. Только к исходу зимы, когда кадку опорожнили, дед вилкой подцепил калькулятор. В затяжной битве с электроникой соленая капуста одержала верх.

Дед Василий окончательно потерял контакт с научно-техническим прогрессом. Больше ничего прогрессивного, если не считать итальянских джинсов, в сельпо не продавалось.

Сидит дед на завалинке, в газетках про космос все выуживает. Про спутники всякие, корабли, межпланетные станции. И обидно до слез деду, что такая кутерьма на небе разворачивается — того и гляди человека на другую планету запустят, а ему в деревянном корабле совсем в другом направлении отбывать.

Тут подходит к нему внучка Варя, между прочим, учительница математики.

— Брось, — говорит, — дедуня, помирать. Нашей школе как раз прогрессивный, вроде тебя, сторож необходим. Кабинет у нас компьютерный оборудуют, базовые мы в районе, на острие технического прогресса.

Глазенки у деда засветились. Все он понял, недаром газетки почитывает, но для куража спросил у внучки:

— Это как же, базовые? Склад при школе?

— Не склад, дедуня, а учебный центр. Техника дорогая, ее с пониманием охранять надо, а ты у нас технику уважаешь. Только, чур, с капустой ее не засаливать.

Теперь дед Василий при школе, охраняет компьютеры, а помирать, находясь на самом острие научно-технического прогресса, просто глупо. Не прогрессивное это занятие — помирать, не в духе нашей энергичной эпохи.