Королевы-соперницы

Глава шестая Ужас

На следующее утро весь дом пробудился от громкого стука в дверь. Это был Рейкуэлл. Элпью провела его в переднюю гостиную и пошла за Ребеккой.

Графиня осталась в холле, когда Ребекка, все еще в шелковом пеньюаре, вошла в гостиную одна.

— Что ему от нее нужно? — шепотом спросила графиня.

— Понятия не имею. — Наклонившись, Элпью стала подслушивать под дверью.

Они услышали тихое бормотание, потом знаменитое топанье.

— Приведи Годфри.

Услав Элпью, графиня сама прильнула к тонкой части дверной филенки.

Голоса становились все громче и настойчивее, пока Ребекка не издала пронзительный вскрик. Графиня распахнула дверь и ворвалась в комнату.

Рейкуэлл обнимал Ребекку, которая изо всех сил от него отбивалась.

— Отпустите ее, сударь, а не то мой слуга Годфри выведет вас за ухо!

— Этот престарелый олух! — засмеялся Рейкуэлл. — Да он на своих-то ногах с трудом держится, чтобы еще и меня с ног сбить.

Годфри только заглянул в гостиную и торопливо вернулся на кухню.

— О, подлый, коварный злодей! — Ребекка, плача, опустилась на пол, без конца повторяя: — Нет, нет, нет.

Рейкуэлл попытался поднять актрису.

— Убери руки, презренный, коварный подлец.

Рейкуэлл с ворчанием удвоил свои усилия.

— Это дом моей госпожи... — в комнату вошла Элпью, — и пока вы находитесь здесь, потрудитесь вести себя, как подобает джентльмену.

— Отпустите мистрис Монтегю, лорд Рейкуэлл, иначе мы поднимем шум, и вас арестуют за посягательство на честь этой особы.

— Отпустить мою собственную жену?

— Чепуха! — фыркнула графиня. — Вчерашняя церемония была игрой, милорд, и вы это знаете.

— Нет, мадам. — Рейкуэлл выпустил руки Ребекки и медленно приблизился к графине. — Вчера вечером мы не в игру играли. Я забыл сказать вам, что в отличие от меня Дики не повеса и не прожигатель жизни. Он священник в моем северном поместье, мадам, законный служитель Божий, которого я в своих целях представил в светской манере. Каждое произнесенное слово было взято из официальной церемонии венчания, как оно значится в «Книге общей молитвы».

— А оглашение? — воскликнула Элпью. — Его же не было!

— Я позаботился об этом несколько дней назад. В законе ничего не говорится о том, что я должен был сообщить мистрис Монтегю о своих намерениях.

— Как вы сумели оказаться там же, где и она?

— Я знал, что на этот вечер Анна Лукас сняла «Причуду» для праздника, и поэтому знал, что все актеры там будут... — Он посмотрел на Ребекку. — Есть еще одна причина, о которой мистрис Монтегю, я уверен, вам скажет.

Ребекка сжала губы.

— Но...

— Никаких «но», графиня. Ребекка Монтегю является моей законной венчанной женой, и все ее земные богатства принадлежат мне.

— Часы венчания! Венчание происходило после установленных церковью часов. — Графиня потерла руки. — Следовательно, оно недействительно.

— Мы находились на борту корабля, мадам, и, следовательно, подпадали под особые правила. Вы забыли?

Ребекка вскочила и набросилась на Рейкуэлла с кулаками.

— Значит, так, жена, потрудись одеться и можешь отвезти меня к своему ювелиру, чтобы мы, не откладывая, занялись твоим знаменитым состоянием.

Рейкуэлл набросил ей на запястье свою перчатку, словно наручники, и Ребекка попятилась.

— Ты не можешь жениться на даме без ее согласия, негодяй! — Графиня кинулась вперед. — Такой брак не совершается на небесах.

— С дороги, старая карга! — Рейкуэлл смерил графиню полным презрения взглядом. — Если вы хотите вызвать представителей закона, сделайте одолжение. Вы являетесь моим гарантом. Почтенная титулованная леди в качестве свидетельницы. Кто посмеет возразить против вашего слова, что венчание имело место? Может, я и молод, а вот вы — нет. — Развернувшись, он злобно уставился на Ребекку. — Что до вас, вы не святая, мадам. И если бы не ваши деньги, ни один мужчина в здравом уме к вам не прикоснулся бы. Вы настоящая мегера.

Ребекка попыталась дать ему пощечину, но он перехватил ее руку.

— Послушай, актерка! Мне все про тебя известно. Хочешь, чтобы я рассказал этим двум и они напечатали бы это в своей газетке? — Рейкуэлл притянул к себе женщину.

— Я не боюсь вас, лорд Рейкуэлл, — фыркнула Ребекка. — Весь Лондон знает, что вы гнусный развратник.

— А если я расскажу о Розамунде? — Рейкуэлл опустил руку Ребекки. — Если я скажу Джону?

Она опустила голову и судорожно вздохнула.

— И что?

— Ты меня рассердила, и я буду отомщен. — Он оттолкнул ее. — Одевайся. Я подожду тебя в карете. — Выходя из комнаты, Рейкуэлл повернулся к Элпью. — Если тебе повезет, моя невеста бросит чулок, покидая ваш дом, можешь попробовать его поймать. А иначе ты так и умрешь старой девой.

Он вышел, хлопнув дверью.

Элпью с графиней бросились наверх за Ребеккой. Актриса во весь голос закричала:

— Фиделия!

Навстречу им вниз из спальни выскочила Сара. Стоя на пороге комнаты, графиня и Элпью смотрели, как Ребекка Монтегю режет свои длинные волосы и мажет лицо темным гримом.

Через несколько минут появилась Сара, держа в руках щегольской костюм, в котором накануне вечером был Годфри.

— Помоги мне переодеться! — крикнула актриса. — И я смогу сбежать.

Ребекка скинула одежду.

— Что находится за задней стеной вашего двора, графиня?

— Если вы пройдете через парк, то окажетесь в Мавританском переулке, а потом на Сент-Джеймс-сквер.

— Спасибо, графиня, за вашу доброту. — Ребекка осмотрела себя в зеркало в поворачивающейся раме. — Когда-нибудь я вознагражу вас, обещаю. — Она бегом спустилась по лестнице, остальные следовали за ней. Рыжик, который во время происшествия внизу спал на кровати, проснулся и залаял.

Когда Элпью выскочила во двор, Ребекка уже карабкалась на крышу нужника.

— Я свяжусь с вами, как только смогу. — Ребекка побежала по верху стены. — Я бы сделала карьеру канатоходца!

Когда на улицу выбежали графиня и Сара, Годфри, сидевший в нужнике, разразился криками:

— Убийство! Убийство! — Он стал ломиться в дверь под аккомпанемент странного жестяного бренчания. — Грабеж! Разбой!

— Беги в театр, Сара. — Ребекка присела, готовясь спрыгнуть. — Расскажи Ричу, что со мной случилось. — Она послала воздушный поцелуй своему псу, который весело прыгал у стены. — Прощай, Рыжик, мой ангел. Присмотрите за ним. Я вернусь.

Не успела она исчезнуть по другую сторону стены, как дверь нужника распахнулась и оттуда вывалился Годфри, с головы до ног закованный в доспехи.

— Дайте мне добраться до этого негодяя! — вскричал он, с лязганьем передвигаясь по двору и откидывая забрало. — Я ему покажу!

Рыжик с лаем бегал вокруг него, периодически пытаясь укусить за скрытые под металлом пятки.

Сара обогнала его и выбежала из парадной двери. Выскочившая на крыльцо Элпью увидела, как девушка подобрала юбки и во весь дух припустила по улице.

Рейкуэлл, ожидавший в своей карете с ватагой юнцов, нацепивших в знак отличия розовые ленты, распахнул дверцу.

— Вижу, тут что-то произошло! — воскликнул он, спрыгнув на землю и наблюдая за исчезающей вдалеке Сарой. — Боюсь, птичка улетела.

Оттолкнув стоявшую на пороге графиню, ватага титиров ворвалась в дом с обыском. Не прошло и минуты, как все они водворились назад в карету. Следом за ними на улице показался Годфри, скрежеща белыми оскаленными челюстями.

Рейкуэлл высунулся из кареты и засмеялся:

— Стой где стоишь, выживший из ума пьяница!

Годфри опустил забрало и двинулся вперед. Рейкуэлл протянул руку и легонько ткнул Годфри.

Кучер хлестнул лошадей, и карета помчалась по Джермен-стрит вслед за Сарой.

Годфри поднял руку, зашатался и с металлическим грохотом рухнул навзничь.

— Годфри! — Элпью нагнулась над распростертой фигурой. — Помочь тебе подняться?

Понаблюдать за бесплатным представлением уже собралась небольшая толпа. Годфри застонал, перекатился на живот и на четвереньках пополз в дом.

— Извините моего слугу Годфри, — сказала графиня, обращаясь к зевакам. — Бедняга слишком много времени провел в зверинце, наблюдая за большой черепахой. — Она захлопнула дверь перед недоумевающими лицами любопытных прохожих.

— Итак? — позвала из передней гостиной Элпью. — Что теперь?

Графиня вошла и без сил опустилась в кресло.

— Первым делом мы опишем это происшествие для «Глашатая».

— Посмотрим, удастся ли упомянуть Рича и Сиббера, чтобы получить с них деньги за шумиху, — сказала Элпью и побежала за карандашом и бумагой.

В дверях появился Годфри со шлемом под мышкой и белозубой улыбкой.

— Годфри, прошу тебя, вынь эти страшные зубы или изыщи способ не улыбаться, когда они у тебя во рту. Я ослепну от их блеска.

Годфри выплюнул челюсти на ладонь, и его лицо обрело привычное мрачно-надутое выражение.

— Почему она звала Фиделию? — спросила снова занявшее свое место Элпью.

— Разве вы не знаете? — проворчал Годфри. — Это роль, которую она играла. Фиделию играют в мужской одежде.

— Ну, разумеется, она так и оделась. — Графиня пошевелила в очаге кочергой. — «Прямодушный». В этой пьесе она следует за своим возлюбленным — моряком. А откуда ты все это знаешь, Годфри? Неужели в книге мистера Колльера, которую ты все время читаешь, приведены сюжеты всех пьес, которые он хотел бы запретить?

Годфри был слишком занят процессом размещения в кресле, чтобы ответить, так как соответствующие сочленения в его древних латах, которые не надевали со времен Гражданской войны,[23] заржавели.

— Годфри, ты скрипишь, как немазаная телега. — Графиня поудобнее устроилась в своем кресле. — Если ты не прекратишь этот немыслимый шум, у меня разыграется мигрень.

— Пока она жила здесь, со мной хотя бы обращались чуть цивилизованней... — Он снова покачнулся и снова лязгнул доспехами, бормоча что-то себе под нос.

— Графиня... — Элпью нацарапала несколько слов, затем принялась вертеть карандаш. — Мне кажется, мы только что наблюдали побег убийцы.

— Ребекка! Совершенно верно. — Графиня еще больше откинулась в кресле. — Все указывает на это. И обвинения Рейкуэлла осложняют нашу головоломку.

— Точно. Кто такая Розамунда?

— Может, бывшая любовница Рейкуэлла?

— Но какое Ребекке до нее дело? И кто такой Джон, что он способен напугать ее?

Элпью зачитала название заметки:

— «Вечер в «Причуде», ознаменованный загадочным бракосочетанием предводителя титиров и прославленной Ребекки Монтегю».

— Чудесная история. — Графиня взглянула на бумагу. — Но мне отчего-то до странности грустно.

— Почему Ребекка согласилась участвовать в этой шутовской свадьбе? — Элпью что-то написала, потом ее карандаш замер. — На нее это не похоже.

— Вероятно, она хотела, чтобы все как следует развлеклись? Хотела помочь костюмершам заработать деньги у Рейкуэлла? А «Вопросы и приказы» более приличная игра, чем «Милашка». Кто мог знать, что для Ребекки она закончится так плохо?

— Но она прервала церемонию до того, как та закончилась. Ей самой все это не очень нравилось?

Они еще раз восстановили в памяти все случившееся: как разворачивались события в вечер убийства Анны Лукас, поведение присутствовавших в концертном зале, безумие мистера Лукаса и семейный дом, рассказ о событиях торговца имбирными коврижками, титиры и возможность того, что лорд Рейкуэлл находился одновременно в двух местах — в Тауэре и рядом с Йорк-Билдингс, события на вечере памяти Анны и ловушка, которую Рейкуэлл устроил для Ребекки.

— А почему он вдруг так захотел на ней жениться? — размышляла графиня. — Он же явно увивался за Фебой Джимкрэк.

— Только ради ее денег. Теперь у него есть значительное состояние Ребекки.

— Но у Фебы Джимкрэк две тысячи в год. Даже великая мистрис Барри не могла накопить столько, выступая на сцене.

— Отец Ребекки был адвокатом и много ей оставил... Она сама мне сказала. — Элпью забрала у графини листок, окунула перо в чернила и принялась переписывать набело для издателей. — Но, графиня, в действительности все это ничего не значит. Мы понятия не имеем, кто убил Анну Лукас. И даже если найдем убийцу, что мы с этого получим? Ничего! — Она театральным жестом воздела руки, и россыпь мелких чернильных точек украсила лоб графини.

— У нас есть пуговица, Элпью.

— Да, конечно! Пуговица. Очень хорошо и даже прекрасно... — Элпью отбросила перо и достала из кармана пуговицу. — И она может принадлежать кому угодно, кто в тот вечер прогуливался по террасе мимо водопровода.

— Все равно у нас есть пуговица. — Графиня забрала ее у Элпью и принялась рассматривать. — Деревянная, обшита позументом из коричневого шелка с серебристой витой нитью. Элегантная пуговица. Кроме того, ее оторвали от ткани, к которой она была пришита, остались нитки. Я бы сказала, что это кашемир или другая тонкая шерсть. Зеленая.

— А Джемми сказал нам, что видел, как Анна Лукас исчезает за углом, закутанная в зеленый плащ. — Элпью забрала пуговицу. — Так что вполне вероятно, что у нас пуговица от плаща Анны Лукас.

— Да, Элпью, ты права. — Графиня потянулась и зевнула. — Хотя нет, я вспомнила — когда мы увидели тело Анны Лукас, на ней не было зеленого плаща.

Элпью посыпала текст песком, маскируя кляксы.

— Она была в одном платье, в котором демонстрировала Страсти.

— Правильно! — Графиня даже хлопнула в ладоши. — Видишь, пуговица что-то значит. Теперь нам необходимо найти плащ. Полагаю, он будет у убийцы. — Она встала и направилась в буфетную. — Что-то захотелось перекусить. Будешь тминную лепешку?

— Должна признаться, я буду скучать по стряпне Ребекки. — Элпью улыбнулась и сдула песок в огонь. — Но по крайней мере дом снова в полном нашем распоряжении.

Графиня открыла дверь в буфетную и в изумлении отшатнулась, когда навстречу ей, облизываясь, вразвалочку вышел Рыжик. На полулежали крошки тминной лепешки и разбитая тарелка.

— Боюсь, не совсем в полном.

Собачонка с комфортом устроилась у огня, повернула морду к Элпью, оскалилась и негромко, ровно зарычала.

— Они схватили виновного в убийстве этой актрисы, — сказала миссис Кью, вытирая закапанные чернилами руками о совершенно грязный фартук и просматривая написанную сыщицами заметку. Они стояли во дворе дома на Шу-лейн. — Мистер Кью как раз сейчас набирает этот материал. Отличная история. Весьма скандальная. Она очень хорошо пойдет вместе с вашей. Люди любят скандалы, связанные с актерами. Им нравится думать, что все знаменитые люди ведут распутную жизнь. Это скрашивает их собственное скучное существование, я так думаю. — Она помахала листком. — Да. Хороший материал. — Она расплатилась с графиней. — Мы сейчас же отдаем его в набор, так что сегодня днем его уже будут читать.

— Кого арестовали за убийство? — спросила графиня, убирая деньги в карман.

— Какого-то человека, который все время околачивается у реки. Валентин Верниш — отличное имя. Надежно упрятан во Флитскую тюрьму.

— Значит, это не бродяга?

Из темных недр типографии донесся недовольный голос.

— О Боже, у мистера Кью опять заело пресс. — Миссис Кью улыбнулась. — Нет, он бродячий актер: дает представления с Панчем и Джуди в Ковент-Гардене. А вечером продает имбирные коврижки везде, где бывает толпа. В тот вечер он был у реки, продавал свои коврижки. История — лучше не бывает. — Она посмотрела в сторону типографской комнаты. — Мой муж хочет дать заголовок «Уотергейтский скандал»,[24]но я считаю — это глупость. Кто купит газету с таким заголовком? Должна бежать. — И она исчезла в типографии.

Графиня и Элпью молча прошагали по Шу-лейн и вышли на Флит-стрит.

— Значит, вот как... — Элпью пнула камень, который чуть не попал в собаку, обнюхивавшую кучу мусора. — Конец истории.

— Я так не думаю. — Графиня немного поразмыслила. — Этот арест убеждает меня, что мы не должны оставлять наше расследование.

— Но как?

— Не имею ни малейшего понятия.

Графиня остановилась, пропуская стадо гусей, подгоняемое фермером в белой куртке. Женщины двинулись дальше, пробираясь среди уличных торговцев, громкие крики которых: «Ягнята на продажу, молоденькие ягнята на продажу», — по иронии судьбы сочетались с призывами лоточников через дорогу: «Точим ножи, вострим шпаги!»

Сквозь толпу Элпью проложила себе путь к Темплу, где расхваливали свой товар продавцы памфлетов.

— Простые и десятичные дроби, удобно излагаемые как для использования их в налоговом ведомстве его величества, на таможне и тому подобном, так и для развлечения джентльменов, купцов, ювелиров...

Графиня остановилась.

— Мы должны найти ювелира Анны Лукас. Заказать траурные кольца для своих друзей — в этом нет ничего необычного, это первый пункт в большинстве завещаний. Мы видели эти кольца. Следовательно, или Анна Лукас оставила достаточно денег, чтобы их купить, либо кто-то другой обеспечил требуемую сумму.

— И еще: откуда ювелир знал, кто должен был получить кольцо, а кто — нет?

— Как же туго я соображаю... — Графиня стукнула себя по лбу. — Ювелир — ключ ко всему. Он должен знать о ее завещании и... — Она повернулась к Элпью. — Где люди хранят свои сбережения?

— За вырезом корсажа? — Элпью пожала плечами. — Под полом?

— Нет, девочка, думай. Если у тебя есть сбережения, ты не станешь держать их дома, чтобы не стать жертвой ограбления. И ни один разумный человек не доверит свои деньги этим новым банковским конторам. — Она схватила Элпью за руку. — Люди с деньгами хранят их в сейфе у ювелира. — Она решительно двинулась вперед.

— Но, графиня, миссис Ли дала понять, что там нет денег.

— Да, но на кольца деньги были. Анна Лукас должна была бы отказаться от расходов на кольца и оставить деньги для заботы о ребенке и муже, если только...

— Я понимаю, что вы имеете в виду. — Элпью прикусила губу. — Если только там нет других денег.

— Достаточных, чтобы ради них убить ее. Отправимся на Райскую дорогу — вдруг миссис Ли известно имя ювелира Лукас. Но честно говоря, Элпью, у меня нет никакого желания снова идти пешком по этой жуткой Тоттнем-Корт-роуд, так что я побалую нас наемным экипажем.

— Но, графиня, ведь какого-то человека арестовали за убийство.

— Элпью! Я его знаю. — Графиня обошла кучку конского навоза. — Этот торговец коврижками никакой не убийца. Скажи мне, стал бы человек, перепачканный кровью женщины, которую он только что убил, останавливаться, чтобы помочь попавшей в беду леди и предлагать ей свою шляпу? А потом побежал бы за стражей, чтобы та помогла ему достать парик этой леди? — Она пригнулась, чтобы избежать мощной струи воды, бившей из прорвавшейся трубы. — Жена пристава и ее дружок сделали, как договаривались. И теперь несчастного честного человека повесят за преступление, которого он не совершал. Мы должны найти настоящего убийцу Анны Лукас. Если все же убийцей окажется Ребекка, это здорово ударит по нашему карману, но мы спасем человеку жизнь. И, заходя с этого конца, мы первым делом должны найти ювелира Лукас, а потом выследить ужасную мистрис Ребекку Монтегю, теперь леди Рейкуэлл. Потому что я чую, ее тайна — ключ ко всему делу.

— И к тому же она нам должна... мы несколько раз упомянули ее имя в сегодняшнем «Глашатае».

— Не думай о деньгах, Элпью, и помни: я тоже ей должна. Но речь больше не идет о наших доходах. На карту поставлена жизнь человека.

Обшарпанный экипаж остановился рядом с домом Лукасов.

Из коттеджа доносились крики. Элпью выпрыгнула из наемного экипажа и вбежала в дом через распахнутую парадную дверь.

В передней гостиной с двумя представителями власти боролась женщина. В углу позади нее сидел, сжавшись в комочек, мальчик.

— Говорю вам, — кричала женщина, — если вы дадите ребенку отсрочку на один день, у меня будут деньги, чтобы содержать его.

— Но вчера вы говорили то же самое, миссис Ли.

— Да, но, наверное, что-то случилось. Доверенное лицо должно быть здесь с минуты на минуту. Видимо, они опаздывают. Прошу вас, сэр, оставьте мальчика со мной еще на один день.

— Что происходит? — В дверях появилась графиня.

Миссис Ли умоляюще протянула к ней руки.

— У нас нет денег, чтобы платить за жилье, а ребенок не хочет отправляться в работный дом.

— Но вы же сказали мне...

— Да. — Миссис Ли тяжело дышала после схватки. — Но с тех пор нам ясно дали понять, что Анна Лукас оставила достаточно денег, чтобы обеспечить проживание здесь своего сына и мужа и оплачивать мои услуги. — Элпью и графиня переглянулись. — Душеприказчик прислал записку, что деньги доставят сегодня.

Графиня выступила вперед.

— В таком случае могу я просить вас отпустить эту даму, сударь? Миссис Ли, кто прислал письмо с обещанием средств для содержания мистера Лукаса и мальчика? Возможно, мы съездим к ним и узнаем, что их задерживает.

Не выпуская руки миссис Ли, один из представителей власти повернулся к сыщицам.

— Мы не можем отпустить ее, если только вы не имеете достаточной суммы на оплату аренды дома и на жизнь этой женщины и ребенка.

— Бедного безумного мистера Лукаса уже увезли в бедламовской повозке. И я боюсь, что, если увезут Джека, я уже никогда его не найду. Вы же знаете лондонские работные дома...

— Элпью, задержи карету, если еще успеешь. — Графиня бросила на мужчин испепеляющий взгляд. — Миссис Ли приготовит вам перекусить, а мы с мистрис Элпью тем временем съездим к ювелиру и привезем вам доказательство, что ребенок имеет средства.

— Вы сделаете это для нас, графиня? Это мистер Орчард на Лиденхолл-стрит, между Блэк-Рейвен и Эйнджел-эли, под вывеской «Попугай и жемчужина».

— Дайте нам час, господа.

Пожав плечами, представители закона сели, готовые ждать, особенно если их покормят.

— По-видимому, произошло небольшое недоразумение. — Мистер Орчард был невысоким, заросшим волосами человечком. Он сидел за большим столом, заваленным бумагами, и чистил ногти серым пером. — У меня нет клиента по имени Лукас. Ни мистера, ни миссис.

— Но миссис Ли, на Пэрэдайз-роу, это по Тоттнем-Корт-роуд, сказала нам, что вы ее душеприказчик...

— Я ювелир, мадам. — Мужчина выдвинул ящик стола, в котором спал кот. — Я держу деньги и ценности разных людей у себя в сейфе под охраной. Но у меня нет никого по имени Лукас.

— И вы не знаете никого под этим именем?

— Мне известно о семье Лукасов. — Орчард достал из бумажного пакета сардинку и помахал ею перед котом, который вяло принюхался. — Один из моих клиентов состоит с ними в некоторых отношениях, о которых я не вправе вам сообщать.

— Вы можете хотя бы назвать имя этого клиента? — Элпью хотелось потрясти человечка и придушить кота. — От этого зависит жизнь людей.

Кот зацепил и потянул рыбку из волосатой руки Орчарда не менее волосатой лапой.

— Ни под каким видом. Но я могу сказать вам, что он должен был прийти сюда сегодня, чтобы внести кое-какие средства и сделать некоторые распоряжения. Однако он не отдал никаких распоряжений, а до тех пор я не могу выделить обещанные деньги, чтобы облегчить положение Лукасов.

Кот облизнулся и решил вернуться ко сну.

— Вы не предоставляли кольца для похорон Анны Лукас?

— Нет. Как я сказал, другой мой клиент пожелал сделать благотворительное пожертвование для семьи по фамилии Лукас. Это все, что мне известно. — Мужчина покачал головой. — Мне жаль, если это стало причиной чьих-то огорчений. Я всего лишь исполнитель воли других людей.

— Мы не нуждаемся в извинениях, — сказала графиня. — В ожидании весточки от вас несчастная семья внезапно оказалась разлучена без всякой надежды на воссоединение. Самое меньшее, что вы можете сделать, — это дать им знать, что вы не собираетесь их спасать.

— Хорошо. Я пошлю нарочного. — Он задвинул ящик с котом и поднялся проводить графиню до двери. — Мне очень жаль, что вы напрасно потратили время.

И деньги, подумала Элпью, подсчитывая огромную сумму, которую им пришлось выложить за проезд до Пэрэдайз-роу и обратно, возраставшую шиллинг за шиллингом, пока они то и дело застревали на улицах города позади повозок, разгружавшихся рядом с зеленным рынком на Лиденхолл-стрит, рядом с рыбным, мясным и наконец кожевенным рынком.

Безутешные, они вышли на улицу.

— И что теперь?

— Давай узнаем, что известно в театре.

На ступенях театра стояла группа мрачного вида протестующих, повторявших свои антитеатральные призывы.

— Безопасность — улицам! — голосила угрюмая женщина в блеклой одежде. — Насилие — прочь со сцены!

— Ей надо определиться, где она хочет его иметь, — фыркнула графиня. — На улице или на сцене, потому что в конце концов оно где-нибудь да вылезет.

Они пробрались сквозь толпу и вошли в здание через черный ход. В артистическом фойе сидели и попивали пиво актеры.

— Итак, дамы! — провозгласил Сиббер, поднимаясь и оставляя на скамье экземпляр вышедшего в этот день «Глашатая». — Ребекка похищена со сцены.

— Похищена? — переспросила Элпью.

— Украдена от нас, соблазнена титулом.

— Нам удалось упомянуть там и о вас... — Графиня не закончила предложение, надеясь, что актер полезет в карман и расплатится с ними.

— В четыре у нас спектакль, а Роксаны нет. Что нам делать? — Сиббер посмотрел в угол, где пышная блондинка, выступавшая в предыдущем спектакле, повторяла свою роль вместе с Джорджем, бросавшим на нее плотоядные взгляды. — Мы только что подготовили Статиру, и она произносит свои реплики не лучше месопотамской обезьяны. Теперь мы потеряли и Роксану. Рич послал в труппу «Линкольнз-Инн», не найдется ли у них подающей надежды молоденькой актрисы, умеющей читать. Но беда не приходит одна. Понимаете, без Ребекки мы еще на шаг приблизились к тому, чтобы Рич настоял на своем и превратил это место в балаган, в котором будут выступать обезьяны, визжать кастраты и кривляться канатные плясуны. Я слышал, он пытается договориться и нанять королевских львов из Тауэра для представления «Императрица Марокко».

— И вы совсем не переживаете за Ребекку?

— А почему я должен за нее переживать? Ей все нипочем. Да и случилось с ней не то, что с Анной, верно? — Сиббер зашелестел листками своего экземпляра пьесы. — Хорошо хоть схватили бандита, который ее убил.

— Дама присоединится к нам только на сегодня. — В дверях возник Рич. — Она скоро здесь будет. Если вы возьмете на себя труд подготовиться, пока мы ждем, я переговорю с вами через несколько минут. — Его лицо внезапно осветила улыбка. — Мистрис Элпью, именно вас я и хотел увидеть! Мы можем поговорить наедине? — Он поздоровался с графиней за руку, незаметно передав при этом две гинеи. — Я скоро вернусь...

Он провел Элпью в темную кулису.

— У меня есть для вас предложение. Я бы хотел, чтобы вы присоединились к нашей труппе как полноправная актриса.

Элпью сглотнула.

— Нет, не перебивайте меня. Видите ли, у меня есть план. Я предоставлю вам любую роль, какую захотите, в любой пьесе, и вместе с костюмершей мы соорудим небольшое приспособление в ваших платьях. Она пришьет тесемки таким образом, чтобы в нужный момент вы дергали за них на каждом выступлении и ваши восхитительные белоснежные груди освобождались из заточения, к восторгу публики. Зрителям это очень понравилось. Они прекрасно приняли это в прошлый раз!

У Элпью отвисла челюсть.

— Нет-нет, мистрис Элпью. Позвольте мне продолжить. Дело в том, что реакция на вашу проделку на нашей сцене превзошла все ожидания. Эти жалкие актеры-позеры понятия не имеют, что на самом деле нужно публике. Части зрителей, может, и нравится строптивая женщина, подобная Ребекке, но это в основном высохшие старые девы. Их доля в моей аудитории погоды не делает. И ни одна из этих умничающих актрис никогда не могла похвастаться хорошим задом. Следовательно, если популярность можно завоевать с помощью выставления на всеобщее обозрение ваших... как же мы их назовем?.. прелестных округлостей... Что ж, тогда каждый день у нас будет полный сбор!

Элпью со всего маху врезала Ричу коленом между ног.

— Чтоб вам пусто было, сэр, и всем вашим округлостям — задним, передним и средним!

Она вернулась в фойе и по пути к выходу прихватила графиню.

Дорогу им преградил Сиббер.

— А где Рич? Мне нужно с ним поговорить.

— Мистер Рич за сценой. — Элпью толкнула дверь. — Готовится к новой карьере в качестве сопрано.

Годфри разжег огонь и небрежно листал книгу. Данный фолиант был тоньше, чем его обычное чтение. Подойдя сзади, графиня заглянула через плечо слуги. К ее изумлению, это оказалась пьеса.

— Годфри! Что за перемены? Неужели ты предал огню сочинение мистера Колльера?

— Она великолепно смотрелась бы в этой роли. — Не обращая внимания на ее замечание, Годфри посмотрел на графиню. — Мне жаль, что я этого не видел.

— Я собираюсь записать все сведения, которые мы собрали. — Элпью уселась за стол и принялась строчить на обрывках бумаги. — И все имена, которые нам встречаются.

— Начни с Анны Лукас. — Графиня придвинула стул.

— Анна Лукас. — Элпью отложила листок в сторону и передала графине следующий. — Мистер Лукас.

— Недееспособен по причине безумия. — Графиня положила листок с его именем рядом с первой бумажкой. — Теперь находится в Вифлеемской больнице, благослови, Господи, его бедную безумную душу.

— Младший Лукас... всего лишь ребенок, которого из-за смерти матери отправили теперь в работный дом. — Элпью положила бумажку поверх первых двух. — Как вы думаете, не попытаться ли нам найти мальчика и как-нибудь помочь ему?

— Элпью, ты знаешь, сколько в Лондоне домов для бедных и работных домов? Легче найти иголку в стоге сена.

— Это да. — На новом листочке Элпью написала еще одно имя. — Миссис Ли, сиделка-служанка мистера Лукаса. Теперь бездомная и безработная.

— Таким образом, в этой стопке значатся люди, на кого подозрение не падает, потому что смерть Анны Лукас не принесла им никакой выгоды. Напротив, разрушила их жизни.

— Сиббер слишком занят собой и своей карьерой, так что, на мой взгляд, ему совершенно ни к чему вызванные смертью Анны неурядицы. — Элпью положила листок в центре стола. — Тогда как мистер Рич доволен потерей профессиональных актрис, потому что может заменить их... — Она умолкла, не желая включать себя в число его пристрастий.

— А что этот забавный итальянец? Куда его определим?

Элпью написала имя Лампоне и поместила бумажку в центральную стопку, потом отложила перо.

— Какой в этом смысл, мадам? Мы можем продолжать так до бесконечности. Но мы нисколько не продвигаемся вперед. Более того, всякий раз, когда мы покидаем дом, наши поиски как будто все больше и больше превращаются в охоту за призраками.

— Мы должны найти Ребекку, чтобы она нам помогла.

— Годфри, Сара приходила сюда?

— Да. — Годфри утробно рыгнул. — Собрала вещи. Правда, Рыжика оставила.

Песик, свернувшись, лежал у ног Годфри.

— Куда она ушла?

— Откуда я знаю?

— Полагаю, она все время провела здесь в молчании? — Графиня вздохнула. — Должна же была она что-то сказать.

— Я просто впустил ее, помог уложить в сундук одежду и проводил на улицу. — Годфри потер глаза. — Она что-то там говорила, что поживет пару дней на Литтл-Харт-стрит, немного переждет, а потом займется поисками лучшей жизни, сказала она, раз ее хозяйка убежала. — У него задрожала нижняя челюсть, и он укрылся за книгой. — Клянусь вам, миледи, если я доберусь до этого мерзавца Рейкуэлла, он долго не проживет.

Элпью и графиня украдкой переглянулись.

— Есть еще три ниточки, которые мы можем проверить, — сказала графиня, посмотрев на часы. — День уходит. Давай заглянем на квартиру к мистрис Монтегю и попытаемся что-нибудь выжать из этой противной служанки. Потом можем поискать Рейкуэлла. И наконец, мы должны сходить во Флитскую тюрьму — проведать нашего друга, торговца имбирными коврижками, у которого такое чудесное имя.

— Вы так уверены, мадам, что этот Валентин Верниш невиновен? Он там находился, не мог доказать свою непричастность, и у стражи могли возникнуть веские основания для его задержания.

— Элпью, ты прекрасно знаешь, что у стражи столько же шансов задержать настоящего убийцу, как у меня — выиграть в лотерею. Кроме того, я слышала слова жены пристава. Арестуют пришлого — не важно, виновен он или нет.

— Зачем им это делать?

— Откуда я знаю? Может, хотят продемонстрировать свое рвение? Или продать свой жалкий домишко, который, напомню, стоит прямо за углом от места преступления, и не хотят, чтобы цена на него упала. Или, возможно, пристав добивается повышения по службе. — Графиня собрала все обрывки бумаги. — Кстати, а что нужно было от тебя Ричу?

— Он пригласил меня играть на сцене.

— На сцене, подумать только! — Из-за книги Годфри раздалось презрительное фырканье. — И у тебя появится множество воздыхателей, преследующих тебя... Не думаю.

— Не понимаю, почему Элпью не может добиться большого успеха. У нее есть обаяние, хорошая фигура...

— Вы думаете о той потаскухе, Нэлл Гуин. В наши дни все изменилось. Чтобы стать актрисой сегодня, женщина должна обладать открытой душой, чтобы воспринять и передать образы Страстей в мозг, а затем, используя соответствующие уголки мозга, суметь выразить их внешне. Так здесь говорится... — Он ткнул пальцем в другую лежавшую рядом книгу.

— Спасибо, Годфри. — Графиня накинула плащ. — Идем, Элпью. Оставим этого человека с его фантастическими размышлениями о природе драмы в современном обществе.

Дверь в квартиру Ребекки открылась почти сразу же, как они постучали. При виде их у Сары вытянулось лицо.

— Что вам нужно?

— Мистрис Монтегю здесь? — На руках графиня, как младенца, держала Рыжика. — Мы бы хотели вернуть собаку.

— Вы знаете, что ее здесь нет. — Девушка преградила им путь.

Элпью отстранила ее.

— Тогда ты не станешь возражать, если мы здесь осмотримся. — Она направилась прямиком в гостиную. Было ясно, что в доме кто-то находится. В канделябрах горели свечи, а на столе поджидали два винных бокала.

Элпью прошла в столовую. Ящик с чаем стоял на прежнем месте. Элпью подняла крышку. Он по-прежнему был полон чая. Она открыла буфет. Как и прежде, он был заставлен бутылками бренди.

— Значит, мистрис Монтегю не возвращалась? — Она повернулась к девушке, которая с вызывающим видом стояла в дверях.

— Я ее не видела.

Графиня опустила песика на пол, и он побежал по коридору, толкнул мордочкой дверцу и проскользнула в комнату. Графиня последовала за ним и оказалась в спальне Ребекки. Кровать была застелена, в бра тоже горели свечи. Собачонка прыгала, стремясь забраться на высокую, под балдахином кровать.

— Кто здесь спал?

Подбежав, девушка попыталась захлопнуть дверь.

— Никто.

— Какая причуда — жечь лучшие восковые свечи в пустой спальне!

— Ну ладно, — сказала девица. — Признаюсь. Это я. И что? Раз ее нет, я буду спать где захочу.

— В это время дня? — Графиня подняла брови. — А если мистрис Монтегю застанет тебя здесь?

— Мне плевать, что думает мистрис Монтегю. Надеюсь никогда больше не видеть ее надменной физиономии.

— Ты же не можешь продолжать жить в ее квартире с таким отношением. Поверь, она вернется.

— Пусть возвращается. Я к тому времени уже уеду.

— Уедешь?

— Послезавтра я покину эту страну навсегда.

— Навсегда! — Графиня вздела бровь, и светлая пыль так и посыпалась на ее декольте. — Надо же!

— Да! Я уезжаю в прекрасный Новый Свет, в Америку. И буду жить, как знатная дама, у меня будут сотни акров плантаций — сахарных, табачных и картофельных, и я буду есть самый разный картофель — сладкий, кислый, толченый и даже маниоку. И все это будет расти сразу за дверью моего маленького домика в прериях Нью-Йорка.

— Идем, Элпью! — Графиня поняла, что ничего не добьется от этой скверной девчонки, кроме нелепых фантазий, и направилась к двери. — Если твоя хозяйка свяжется с тобой, прежде чем ты устремишься к новой жизни в качестве члена привилегированного общества, не будешь ли так любезна передать, что мне нужно с ней поговорить?

— Ни в какое религиозное общество я не вступаю! — отрезала девушка. — Я выхожу замуж.

Дойдя до выхода, графиня остановилась. Перед ней, с обратной стороны двери, висел на крючке зеленый бархатный плащ. Непослушными пальцами графиня ощупала застежку, потом повернула плащ, чтобы рассмотреть пуговицы.

— Точно такие же! — пробормотала она.

Вверху, у воротника, там, где когда-то находилась пуговица, ткань была надорвана. Графиня повернулась и в висевшем на стене зеркале увидела лицо наблюдавшей за ней девушки.

— Что это вы делаете? — Сара попыталась вырвать плащ. — Шарите по карманам?

— Чей он?

— А вы как думаете? — Девушка картинно вздохнула. — Моей хозяйки, конечно.

— А кого ты ждешь? — Стоявшая позади нее Элпью указала на стол в гостиной. — Полагаю, кто-то зайдет к тебе на бокал вина? Это не она, случайно?

— Нет, не она... — Девушка резко повернулась к Элпью, сообразив, что чуть не попалась в ловушку. — Никто.

— Ты всегда пьешь из двух бокалов сразу, да?

— Если вы не уберетесь... — Сара распахнула дверь. — Я позову констебля, и вас выдворят.

Спускаясь по лестнице, графиня приложила к губам палец. На улице они посмотрели вверх. Сара выглядывала в окно.

— Не останавливаемся, — сказала графиня.

Сыщицы завернули за угол, подождали немного в маленьком дворике и вернулись.

Они подошли как раз вовремя, чтобы увидеть темную фигуру высокого мужчины, поднимавшегося через две ступеньки.

Женщины переглянулись.

— Кто бы мог подумать? — Элпью посмотрела ему вслед. — Синьор Лампоне!

— Служанки как будто совсем не в его вкусе, — заметила графиня. — Мне всегда казалось, что у итальянцев более изысканный вкус. В конце концов, их страна дала миру Данте и Леонардо да Винчи.

— Ну да, — отозвалась Элпью. — И Лукрецию Борджиа.

В доме Рейкуэлла их сразу провели к хозяину. Он сидел, уставясь в огонь и вертя в руке бокал с бренди.

— А, две пройдохи! Где моя жена?

— Я бы сказала, что вы еще довольно молоды, чтобы жениться, можно сказать, мальчик. — Графиня протянула к огню руки. — Большинство юношей вашего возраста хотят сначала отдать дань увлечениям молодости.

— В связи с чем, милорд, — вступила Элпью, — мы вас предостерегаем.

— И как вам это в голову пришло? — Рейкуэлл повернулся к Элпью, — Вы помогли ей бежать.

— У нас есть причины полагать, что ваша «жена» — убийца, милорд.

Рейкуэлл злобно, исподлобья посмотрел на них.

— Убийца?

Они кивнули.

— Убийца, говорите? — Вскочив с кресла, он схватил обеих женщин. — Тоже мне новость! Мы все считаем Ребекку убийцей Анны Лукас. И я больше других. Потому и сделал ее своей. Ибо женщинам не подобает убивать. И когда она начала вести себя не лучшим образом, я посчитал, что имею полное право прибрать к рукам ее состояние. — Он притянул их так близко, что графиня и Элпью почувствовали его влажное дыхание, отдающее бренди. — Если вы знаете, где она, лучше скажите мне сразу. Думаю, она, ни минуты не колеблясь, прирежет вас обеих, если вы встанете ей поперек дороги, точно так же, как избавилась от миссис Лукас, чтобы та не помешала ее грандиозному финансовому плану.

Элпью и графиня только глазами хлопали под столь суровым натиском. Рейкуэлл отпустил их.

— Вижу, вы ничего не знаете. Убирайтесь!

Не успела за женщинами закрыться дверь, как они услышали звук разбившегося об нее бокала.

Во Флитской тюрьме им довольно скоро удалось вызвать мистера Верниша к зарешеченному окошку. Мимо прошел мальчишка-факельщик, и в мечущемся пламени его факела графиня сразу же увидела затаившийся в глазах Верниша ужас.

— Я этого не делал. Правда, мадам. Я не убивал Анну Лукас.

Против обыкновения заключенных у решетки толпилось немного, но бурлящая масса узников, пытавшихся хоть одним глазком взглянуть на свободный мир, толкала Верниша и заглушала его слова своим гомоном.

— Я знаю. Однако нам надо, чтобы вы снова вспомнили прошедшие события. — Графиня приблизила лицо к решетке. Смеркалось, а луна скрывалась за облаками. — Отыщите в тюрьме какой-нибудь темный угол и постарайтесь восстановить в памяти тот вечер, секунда за секундой. Картинка за картинкой. Мы с Элпью скоро вернемся, и вы расскажете, что вам удалось вспомнить.

— Меня повесят за это убийство. — Он стиснул железные прутья решетки и прижал к ним лицо, чтобы прошептать: — Повесят за несколько нечестно заработанных гиней!

— Что это за гинеи? — Графиня задумалась. Торговлю имбирными коврижками вряд ли можно было отнести к незаконному труду.

— За сколько? — Элпью протиснулась достаточно близко, чтобы ощутить исходившую из недр тюрьмы горькую вонь, которая на улице смешивалась с прохладным ночным воздухом.

— Не за столько, чтобы умереть.

Внезапное движение среди заключенных переместило Верниша вдоль решетки, и его лицо уткнулось в черную от грязи боковую стену.

— Приведите ее сюда.

— Кого? — Элпью поняла, что сейчас услышит.

— Вы знаете кого... — Валентин Верниш протянул сквозь решетку руку и схватил графиню за локоть. — Бекки! Смуглую Бек! Она должна признаться. Приведите ее ко мне. Расскажите ей о моем положении. Теперь только она может мне помочь...

Человеческое море опять взволновалось, и лицо отчаявшегося Верниша исчезло в толпе.

— Подумать только, хладнокровная убийца жила с нами под одной крышей.

— Сказать по правде, миледи, мы же все время ее боялись.

— Да. Кроме Годфри, который, по-моему, в нее влюбился.

Они свернули на Джермен-стрит и расплатились с мальчиком, которого наняли проводить их с факелом до дома.

— Мы должны потратиться на хороший, солидный фонарь, Элпью. — Графиня поежилась, идя по холлу. — Эти факельщики разорят нас своими ценами.

— Беда в том, что, куда бы вы ни отправлялись днем, вам придется брать с собой эту пыльную штуковину, — заметила Элпью, открывая дверь в кухню. — Надеюсь, Годфри ждет нас с дымящимся горячим ужином.

Годфри сидел за пустым столом, скалясь на них своими новыми сверкающими зубами.

— Годфри? — позвала Элпью, оглядывая котелки над огнем, словно знак возвращения Ребекки.

— Что теперь на тебя нашло? — Графиня уселась напротив старика. — Ты неспроста надел эти зубы.

Годфри издал странный булькающий звук. В руке он сжимал клочок бумаги.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Графиня потянулась к записке, но Годфри отдернул руку. — Выкладывай, приятель, — приказала она.

Элпью, стоя у очага, заглядывала в пустые котелки.

Годфри издал новый звук, на этот раз похожий на слабый стон. Наконец он вытащил изо рта зубы, забрызгав стол нитками слюны.

— Чума на них. — Он бережно положил фальшивые челюсти на колени. — С ними во рту ничего толком не скажешь.

— Ну? — прикрикнула графиня. — У меня судороги начинаются, Годфри, когда ты сразу не говоришь, в чем дело.

— Она хочет меня видеть.

— Кто?

— Ребекка.

— Ребекка! — Элпью уронила крышку, и та с грохотом покатилась по кухонному полу и остановилась, наткнувшись на дверь буфетной.

— Ребекка была здесь?

Годфри кивнул:

— Она просунула записку под дверь.

— Дай мне посмотреть. — Графиня протянула маленькую пухлую ручку. Годфри подал записку через забрызганный слюной стол. Графиня прочла вслух: — «В десять часов. Пруд Розамунды. Р.».

Элпью ахнула:

— Пруд Розамунды!..

— Элпью, ты становишься похожа на помесь нового механизма в водопроводе и актера, повторяющего свою роль. Постарайся сохранить хоть немного достоинства в трудных обстоятельствах. — Графиня внимательно посмотрела на Годфри. — Здесь нет подписи. Откуда ты знаешь, что это от нее?

— Была еще одна записка.

Элпью разинула рот.

— Еще одна записка?

— Элпью! — Снова повернувшись к Годфри, графиня заговорила мягко, словно с умственно отсталым ребенком: — Когда принесли вторую записку?

— О... — Он устало взмахнул рукой. — Несколько дней назад. Я поднял ее и прочитал, но Сара вырвала ее у меня и сказала, что это ей.

— И что там говорилось?

— Что надо отложить это до послезавтра.

— Что отложить?

— Откуда я знаю? Писали Саре, а она не любит разговаривать.

— А откуда ты знаешь, что это почерк Ребекки?

— Потому что так сказала Сара.

Графиня еще раз обратилась к записке. Почерк был элегантный, явно принадлежавший образованному и грамотному человеку. «В десять часов. Пруд Розамунды. Р.».Она перегнулась через стол.

— И последнее, Годфри, откуда ты знаешь, что эта записка предназначалась тебе?

Годфри заерзал на стуле и скорчил гримасу. Графиня описала бы ее как выражение лица человека, страдающего сильным несварением, но Элпью сразу же узнала Страсть, называемую Простой Любовью — лоб гладкий, брови слегка подняты и сдвинуты в одну сторону, глаза искрятся и заведены к небу, на щеках играет мягкий румянец. Рот Годфри был слегка приоткрыт, а старческие губы чуть увлажнены.

— Она могла быть только для меня, — прошептал он.

— Прекрасно и очень даже хорошо. — Поднявшись, графиня вернула записку. — Но, Годфри, мы не можем позволить тебе пойти на это свидание в одиночестве. Мы тебя проводим.

— Но...

— Не тревожься, мы не станем мешать свиданию влюбленных. Мы тихонько постоим в тени на случай, если придется тебя защитить.

— Но...

— Ночью Сент-Джеймсский парк не самое безопасное место, ты согласна, Элпью?

— Да, миледи. Это известное место сбора воров-карманников...

— Титиров...

— Бродяг самого низкого пошиба.

— И всех дам и господ, гуляющих по ночам. — Графиня завернулась в плащ. — Если ты понимаешь, о чем я.

Элпью возилась в буфетной.

— Чем ты занялась?

— Тут в дальнем углу на верхней полке стоял очень старый роговой фонарь. Я не осмелюсь отправиться в парк без света. Нашла! — Элпью появилась, держа на отлете грязный черный фонарь.

Графиня взяла из подсвечника толстую свечу и зажгла ее от пламени очага. Потом насадила на ржавый штырек внутри помятого старого фонаря и захлопнула крышку. Сквозь потускневшее роговое окошечко с трудом пробивался тусклый желтый свет.

— Ну, Годфри, вставляй-ка свои ужасные белые челюсти на место, и мы пойдем. У нас десять минут до твоей романтической встречи.

Во многих окнах Сент-Джеймсского дворца и Кливленд-хауса светились люстры и бра. Идя мимо, Элпью прикинула, что по пути из парка домой эти здания послужат им хорошими ориентирами, как звезды для моряков.

Они вошли в парк вслед за Годфри, опередившим их на несколько шагов. Держа фонарь повыше, Элпью двинулась первой, графиня сжимала ее локоть.

В отдалении ухнула сова.

— Надо непринужденно болтать, — тихонько сказала графиня. — Чтобы не подумали, будто мы боимся.

— Холодно, правда? — отозвалась Элпью.

— Да, — как могла громко, ответила графиня.

— Даже для апреля.

— Действительно.

Они в молчании проследовали через рощицу, состоявшую из вязов.

— А вдруг она прячется где-то здесь, готовясь убить всех нас?

— Нас трое, Элпью, а она одна.

— А вдруг она привела с собой целую банду?

Шикнув на свою спутницу, графиня стала озираться.

— Ты уверен, что мы идем правильно? Годфри? Где Пэлл-Мэлл?

Годфри остановился и огляделся, потом вынул зубы.

— Сам Пэлл-Мэлл или Пэлл-Мэлл-стрит?

— Мы же в парке, Годфри, — прошипела Элпью. — Зачем нам искать Пэлл-Мэлл-стрит?[25]

Пока Годфри водружал зубы на место, Элпью увидела лицо графини в желтом свете фонаря. Черты ее лица были искажены ужасом. Элпью испытывала то же самое чувство. Она стиснула руку своей госпожи.

Стук собственного сердца и без того уже отдавался в ушах Элпью, когда что-то горячее и влажное дотронулось до ее шеи. Она медленно повернулась. Графиня так сильно сжала руку Элпью, что та поняла: леди Анастасия тоже это ощутила. Позади них кто-то стоял. Очень близко, дыша им в затылок. Элпью медленно подняла фонарь, осветив пространство между их плечами.

Графиня сдавленно пискнула, встретившись глазами с серой, покрытой шерстью мордой.

— О Господи, Элпью, что за грязное чудовище! Оно не убьет нас?

— Ну что вы, мадам... — Элпью медленно, облегченно вздохнула. — Это всего лишь корова.

Годфри тем временем ушел вперед. Элпью пригладила волосы.

— Нужно вызвать стражу, пока мы не вошли в парк.

— И подвергнуться аресту как пара гулящих девок, шляющихся у пруда в поисках клиентов?

— Да, миледи, вы правы. Мы не сможем объяснить, зачем нам понадобилось сюда приходить.

— И кто поверит, что знаменитая актриса оказалась убийцей и назначила свидание такому старому уроду, как Годфри? — Графиня всплеснула руками. — Посмотри, как он бежит вперед. — Она повысила голос: — Годфри! Бога ради, иди помедленнее.

Он словно не слышал.

— Годфри! — крикнула Элпью.

Годфри остановился и обернулся, его зубы светились в темноте словно необычная, зависшая в воздухе бабочка.

— Боже, Элпью, это будет пострашнее кошмарной коровы! — Воодушевившись, графиня возобновила движение. — Я чувствую себя прекрасно защищенной нашим диковинным белым талисманом в качестве авангарда.

Трава закончилась, и все трое неуверенно ступили на тропинку.

— Наконец-то, Элпью. Мы пересекаем Пэлл-Мэлл. Я определила по треску ракушек под ногами. Пруд Розамунды справа от нас. Мы должны постараться не свалиться в Длинный канал, он заканчивается недалеко слева от нас, мы скоро его минуем.

Впереди раздалось какое-то хлопанье, за которым последовал пронзительный крик.

— Что это было? — Элпью посветила фонарем: небольшое стадо оленей сбилось в кучу под одной из лип, что росли вдоль дорожки, а неподалеку бил крыльями лебедь.

— Природа! — воскликнула графиня. — Фу, ненавижу ее. Природа должна находиться там, где ей полагается, то есть как можно дальше от меня.

Громкий всплеск слева заставил их снова остановиться, а графиню — тихонько вскрикнуть.

— Другие лебеди, наверное, — прошептала Элпью. — Или рыба играет.

Над самыми их головами прошелестела крыльями дикая утка.

— Идем, — велела графиня. — Как сказал Фрэнсис Бэкон: «Природе не прикажешь». Она явно собралась здесь этим вечером, чтобы попугать невинных отдыхающих вроде нас. — Схватив Элпью за руку, графиня снова вернулась на траву. — Это Длинный канал. Я вижу, как блестит вода. Карл плавал в нем, гулял вокруг него с собаками, кормил уток... О, какой был король!

Годфри обернулся, осветив их своими зубами, и забулькал. Потом вынул зубы и заговорил:

— Мы опаздываем. Прошу вас, перестаньте сплетничать и пойдемте. — Он сунул зубы в рот и пошел вперед.

— Вот это да! — захихикала Элпью.

— Старый гриб на пути к настоящей любви! — Графиня закатила глаза. — Сдается мне, что неотесанный он мне нравился больше. Идем же. — Подобрав юбки, она живо зашагала за Годфри, Элпью торопливо шла рядом, помахивая фонарем.

Скопление деревьев впереди очертило овал пруда Розамунды. Они подошли к самой воде и остановились в полном молчании. Единственным звуком был мерный плеск волн о берег.

— Подождать здесь или обойти озеро? — Элпью всмотрелась в окружавшую их тьму. — Или разделимся и пойдем навстречу друг другу?

— Будем держаться вместе, — сказала графиня.

— Разделимся, — одновременно с ней произнес Годфри.

— Я останусь рядом со светом, — заявила графиня. — Если Годфри хочет идти один, это его право.

Годфри исчез в темноте.

— Ну так что, Элпью... — Графиня говорила уверенным тоном, достаточно громко, чтобы быть услышанной на расстоянии. — Пойдем против часовой стрелки. — Она огляделась и прошептала: — Мне это не нравится. Слишком уж тихо. Прислушайся! Похоже, даже природе внезапно заткнули рот.

— Возможно, наша леди прячется в темноте, поджидая нас. — Вода у ног Элпью покрылась легкой рябью. — Я не верю, что она вообще здесь, миледи. Это какая-то ловушка.

Графиня повернулась к ней.

— Давай-ка найдем скамейку на выходе и подождем, пока Годфри завершит обход озера.

Элпью подняла фонарь. Графиня потянула ее руку вниз.

— Спрячь свет. Он вряд ли поможет нам найти дорогу назад, а нас освещает прекрасно, словно картинку в театре теней. Если кто-то прячется здесь, чтобы напасть на нас, свет поможет ему нас найти.

— Мадам?

— Спрячь этот дурацкий фонарь под плащ. Быстро!

Элпью ликвидировала источник света, спрятав фонарь в складках своей одежды.

В полной тишине они стояли, цепляясь друг за друга.

— Я считаю, что Ребекка ни перед чем не остановится. — Графиня прижалась губами к самому уху Элпью. — Зачем мы здесь? Кто-то выманил нас из дома. Неужели для того, чтобы обыскать его в наше отсутствие?

— Господи, мадам, думаю, вы правы. — Элпью затошнило. — В этой темноте мы ни за что не найдем ни одной скамейки, которые так хитро расставлены вокруг пруда. Давайте отдохнем здесь, на этом травянистом бугорке, а когда вернется Годфри, мы все вместе со всех ног побежим домой.

Они уселись, вперившись в мрак, расстилавшийся над подернутыми рябью водами пруда Розамунды.

— А здесь тепло. — Графиня тяжело заворочалась, устраиваясь поудобнее. — Почему так?

— Это от фонаря, мадам. Он все еще горит у меня под плащом.

Они обе прислушались. Размеренные шаги Годфри, обошедшего пруд, приближались к ним справа. И действительно, напряженно всмотревшись в смутные тени, женщины различили плывущие на них очертания белой улыбки.

— Слава Богу. — Элпью встала. — Теперь мы можем идти домой.

Они услышали бульканье Годфри, который пытался что-то сказать, но ему мешали его нелепые зубы.

— Он не один? — Графиня прищурилась в темноту.

Элпью тоже напрягла глаза — не видна ли более крупная фигура?

— Один.

— Хорошо. Ребекка, может, и захотела, чтобы мы пришли сюда, но я уверена, что она намеревалась назначить свидание Годфри в ночи, да еще в таком печально известном месте, не больше, чем пройтись голой по Флит-стрит. Так что помоги мне подняться.

Наклонившись, Элпью потянула графиню за руку, и в этот момент что-то ударило ее в спину, и она упала ничком, прикрывая собой свою госпожу. Затем что-то белое пролетело мимо них и приземлилось на траву. Искусственные зубы Годфри.

— Ребекка? — Годфри ощупью ползал вокруг на коленях.

— Ах ты, высохшее, выжившее из ума, безмозглое, бестолковое, вероломное, неуклюжее ничтожество! Это я, приятель. Графиня Эшби де ла...

Плащ Элпью распахнулся, зацепившись за траву. Фонарь выскользнул у Элпью из рук.

— Фонарь, фонарь! — Она распростерлась на траве, пытаясь его схватить, но он скатился к воде. — Держи его, Годфри!

Несколько мгновений в полной тишине они смотрели, как гаснет пламя, и услышали шипение фитиля, когда он соприкоснулся с водой.

— Годфри! — рявкнула графиня, протягивая руку. — Помоги мне подняться.

— Я пытаюсь, мадам, но вы должны помочь мне, — с натугой проворчал Годфри.

— Элпью? — Графиня принялась шарить по влажной траве.

— Я здесь, мадам. Я держу вас за руку, но, Боже мой, какая же вы тяжелая. — Элпью натужилась.

— О чем вы оба толкуете? Обе мои руки здесь, я ищу ваши ноги. — Графиня негромко вскрикнула, наткнувшись на чью-то ногу. — Ах, Элпью, это твоя лодыжка? Туфля вся промокла.

— Мадам?

Элпью отпустила руку, которую держала, и нагнулась.

— Я здесь, мадам, позади вас. — Она нащупала руку графини и вслед за ней добралась до ноги. — О Боже, мадам. Это не ваша и не моя нога, и уж точно не Годфри. — Она почувствовала, как ее охватывает леденящий ужас. — Не двигайтесь оба. — Она спустилась к воде и подняла фонарь. Лихорадочно порывшись в кармане, она нашла трутницу и высекла несколько искр, которые засветились в ночной темноте, словно вспышки крошечных молний. Элпью посмотрела. Груда зеленого и розового. Рука. Туфля.

— Годфри, быстрее. Помоги мне высушить фитиль.

— Но...

— Это срочно, дружок. Помоги мне!

Годфри обтирал свечу серым от грязи платком, а Элпью дрожащей рукой поджигала трут, пока фитиль не ожил. Она открыла дверцу фонаря, чтобы увеличить поток света, и опустила его пониже.

Их взорам предстало страшное зрелище. Завернутое в зеленый бархатный плащ, перед ними лежало тело женщины. На расшитом драгоценностями атласном платье жертвы расползались пятна крови, ее белоснежные руки были вытянуты вдоль тела, юбка задралась, обнажая красивые ноги, безжизненные в роскошных шелковых чулках и изящных атласных туфельках. Бледные плечи были оголены и перепачканы кровью.

Графиня ухватилась за Элпью, а та поддержала Годфри. Обращенная к ним в неровном свете фонаря, торчала окровавленная шея, тускло мерцало оставшееся на ней жемчужное ожерелье, кровь вялыми толчками все еще сочилась на темную запачканную траву. Бедной женщине отрубили голову.