Королевы-соперницы

Глава седьмая Отчаяние

— Это она! — вскрикнула Элпью, едва обретя способность дышать.

— Ребекка? — Графиня подвинулась поближе.

— В этом платье она играла Роксану, миледи. Я столько на него пялилась на сцене, что узнаю каждую бусинку, каждую блестку.

— А это ее красивые туфельки, — всхлипнул Годфри. — Дайте мне только до него добраться...

— Это невыносимо. — Графиня выхватила у Элпью фонарь. — Не будем больше на него смотреть.

Они отвернулись от тела.

— Убийца, вероятно, все еще в парке, — прошептала Элпью. — Тело еще теплое.

— Если бы мы пришли на несколько минут раньше... — Графиня схватила Элпью за руку. — Мы бы увидели убийцу.

— О, мадам. — У Элпью застучали зубы. — Что нам делать?

— Нужно поднять тревогу, — слабым, дрожащим голосом проговорил Годфри. — Позвать стражу.

— Зная, какие стражники идиоты, — графиня проглотила застрявший в горле комок, — дождемся, что они арестуют нас за это убийство, если мы здесь останемся.

— Но мы же не можем оставить ее просто так. — Годфри упал на колени.

— Когда мы снова выберемся на дорогу, наймем мальчишку-факельщика, чтобы он поднял тревогу. — Графиня мягко помогла Годфри подняться. — Так лучше. Правда, Годфри. Она хотела, чтобы ты ее защитил, а не угодил из-за нее на виселицу.

— Розамунда! Это наверняка совпадение.

Пока над Джермен-стрит занималась заря, а Годфри с помощью бренди забылся неспокойным сном, графиня и Элпью сидели за столом, заваленным исписанными обрывками бумаги.

Графиня машинально чертила что-то пером. Они с Элпью оказались не в состоянии заснуть после пережитого в парке ужаса.

— А мог пруд Розамунды быть той таинственной Розамундой, о которой говорил Рейкуэлл?

Элпью задумалась.

— Может, она зарабатывала деньги, торгуя собой?

— Это маловероятно, Элпью. Ни ее характер, ни слава не позволили бы этого. Ты сама мне рассказывала, с каким испугом она прошла через бордель, когда спасалась от уличной схватки между титирами и ополчением. — Графиня воздела руки. — Кроме того, если ей требовались мужчины, она, как актриса, спокойно могла устремлять свои взоры в более высокие сферы, чем к простым посетителям публичного дома. Возьми, к примеру, эту шлюху Нэлл Гуин или ее подругу Молл Дэвис, навязчиво предлагавшую апельсины. С помощью сцены они заманили короля. Пег Хьюз поймала принца Руперта. Ребекка могла заполучить любого, кого пожелала бы.

— Она получила Рейкуэлла! — Элпью положила рядом два клочка бумаги. — А его она не хотела. Предположим, от мужчин она хотела денег, но нуждалась в анонимности. Не забывайте, графиня, когда актриса обретает богатого поклонника, появляются люди, такие, как мы с вами, которые стремятся сообщить об этом всему миру.

— Я считаю, Элпью, что тут у нас с тобой бесконечно сложная история. — Графиня поиграла пером. — Скажи на милость, зачем женщине с характером, славой и богатством Ребекки идти в такое неприглядное и опасное место, как пруд Розамунды, да еще ночью? И зачем посылать нам записку о встрече там? Если она хотела с нами повидаться, то спокойно могла прийти сюда.

— Она же пряталась от Рейкуэлла.

— Да-да, но он не может следить за нашим домом круглые сутки. Если мы провели приставов, она так же могла прошмыгнуть мимо него. И войти, как ушла — через задний двор.

— Думаете, ее убил Рейкуэлл?

— Мне неприятно это говорить, но мы знаем, что сей не слишком благородный лорд не считает убийство людей чем-то из ряда вон выходящим. Хотя их почтенные светлости даже прибегли к помощи закона, чтобы его освободить, совершенно ясно, что Рейкуэлл уже убил двух человек и...

— Ну конечно! — Элпью со стуком поставила на стол чашку с шоколадом. — Если вы правы и он каким-то образом выбрался в ту ночь из Тауэра и был рядом с Йорк-Билдингс, он легко мог убить и Анну Лукас.

— Или так. Рейкуэлл был без ума от Анны Лукас. Может, он и есть тайный благодетель ее семьи. Возможно, Анну убила Ребекка, как мы с самого начала и думали. А Рейкуэлл убил ее из мести.

— Но почему он не сдержал своего обещания послать денег семье Лукас, чтобы ребенка не отправили в работный дом, а мужа в Бедлам?

В очаге оглушительно щелкнуло полено, заставив графиню дернуться и уронить на стол перо. Чернила брызнули ей в лицо, она протерла глаза.

— В то утро он был занят преследованием Ребекки. Возможно, ее побег временно заставил его забыть об этом деле. — Графиня приложила пальцы к губам, запачкав их чернилами. — Кстати, о побеге. Почему Анна Лукас не побежала от своего убийцы, особенно если он гнался за ней с топором?

Сложив губы трубочкой, Элпью задумалась. Потом щелкнула пальцами.

— Помните, в магазине в Нью-Эксчейндж Ребекка отказалась от белладонны, но сказала, что Анна Лукас пользовалась этими каплями на сцене. А в тот вечер, когда ее убили, она выступала на сцене. Кто бы ее ни убил, она его не видела или, во всяком случае, не могла ясно разглядеть. От капель белладонны перед глазами все расплывается.

В дверь постучали. На ступеньках возвышалась массивная фигура констебля с раскрашенным жезлом, знаком его власти.

— Я направлен в этот квартал мировым судьей, с тем чтобы узнать, не слышал ли кто или не видел чего-то необычного в темное время прошлым вечером?

Элпью покачала головой.

— А что такое, констебль? — спросила графиня, наклонив голову набок. — Что случилось?

— Жестокое и кровавое убийство, мадам. Не далее как в трех фарлонгах отсюда. — Он кивнул в сторону своего сухопарого помощника. — И единственная улика, с помощью которой мы могли бы опознать убийцу, — деревянная челюсть.

Помощник продемонстрировал зубы Годфри.

— Зубы! — ухмыльнулась Элпью. — Ни миледи, ни я не нуждаемся во вставных челюстях, констебль.

Графиня обнажила ряд гнилых желтых резцов.

— А старик, который вам прислуживает?

— На то, что я ему плачу? Да откуда ему взять денег на такие излишества? — Графиня негромко хохотнула, потом прошептала, наклонившись вперед: — А кто жертва? Вы знаете?

Элпью беспокойно переступила с ноги на ногу. Она услышала, как по кухне, спотыкаясь, передвигается Годфри. Констебль тоже понизил голос:

— Какая-то девица в маске.

— В маске?

— Веселая девица, куртизанка... короче, мадам, проститутка. Разодета, как королева, но... — Он наморщил нос. — Не хотелось бы говорить об этом при дамах, миледи.

— Что говорить, констебль? Я не чувствительная барышня.

Годфри, пошатываясь, вышел в коридор. Элпью торопливо уволокла его обратно на кухню.

— Боюсь, констебль, он вчера перепил. Так вы говорили?..

— Зачем женщине идти к пруду Розамунды в холодную ночь, если она не проститутка?

— Проститутка?

— Простите мой язык, но по-другому не скажешь. — Он тоже подался вперед и заговорил тише: — Голову не нашли. Должно быть, он унес ее в качестве трофея. Как только мы найдем голову, я уверен, миледи, мы найдем и убийцу потаскухи.

— Нам повезло, Элпью, что только мы знаем, кому принадлежит тело. Стража по-прежнему пребывает в неведении и, пока не обнаружит голову бедной женщины, так в нем и останется.

— Вы правы, миледи. — Элпью дернула в сторону графиню, едва не угодившую под фургон с сеном, который отцепился и катился назад по Друри-лейн. — Мы можем смело предположить: только тот человек, который тоже будет знать, кому принадлежит тело, и окажется злодеем, лишившим ее жизни.

Актеры оживленно толпились в артистическом фойе.

— Сидели всю ночь. — Джордж, в одиночестве стоявший у двери, закатил глаза и, спотыкаясь, подошел к ним. — Подогнать пьесы под двух пустоголовых баб, которые едва понимают смысл предложения из трех слов, дело нелегкое.

Хотя было еще очень рано, от Джорджа уже несло пивом.

— Что вы имеете в виду? — Элпью окинула взглядом комнату и по опыту своей работы костюмершей в театре сразу увидела все приметы ночной репетиции. Грязные тарелки — еду принесли из соседней таверны, пустые бутылки, мятые плащи и куски сукна на скамьях, на которых пытались урвать немного сна актеры, не участвовавшие в той или иной сцене.

— Вы сидели здесь всю ночь? — Графиня посмотрела на актеров, у которых слипались глаза.

— И все равно еще сидеть и сидеть, — проворчал Джордж. — Спектакль начнется только в четыре, но нам нужно быть на высоте. Рич нас предупредил.

— Предупредил?

— Мы играем с успехом или он увольняет всех актеров до единого и заменяет нас танцующими собачками, поющими обезьянами и танцорами на канате. — Джордж вскинул руки. — Развлечения для Варфоломеевской ярмарки. Мозгов не требуется.

Графиня обратила внимание, что Сиббера не было.

— А Колли нет?

— Да здесь он, здесь. — Джордж указал на мужскую гримуборную. — Если он не на сцене, пытаясь помочь этим тупым девицам освоить их роли, то сидит там — кропает новую пьесу.

Графиня пошла взглянуть, оставив Элпью с Джорджем.

— От Ребекки нет новостей? — Элпью внимательно наблюдала за выражением его лица.

— Бешеная Бек! Нет. Несмотря на то что ее общество не очень-то мне приятно, я приму ее назад с распростертыми объятиями.

— Вам не очень приятно общество Ребекки? — удивилась Элпью. — А что так, Джордж?

— Не поймите меня неправильно, она очень хорошая актриса. Но она меня пугает. Постоянно дергает меня.

Элпью вежливо улыбнулась.

— Не в буквально смысле, вы понимаете. Такая женщина и палкой до меня не дотронется. Чересчур холодная и высокомерная дама. — Он шумно отхлебнул пива. — И чересчур благородная. И чересчур добрая. — Он положил руку на плечо Элпью. — Я предпочитаю иметь дело с женщинами сердечными, пышными и развязными, как вы.

Элпью передернула плечом, и рука Джорджа соскользнула.

— Ребекка слишком благородна? Да ладно вам, Джордж, вы навеселе, вот и болтаете невесть что.

Они сели на скамью рядом с открытой дверью и стали наблюдать за жизнью улицы, оживавшей по мере того, как поднимались жалюзи на магазинах и уличные торговцы выходили на ежедневный промысел.

— Она дала нам шанс, но мы оказались для нее людьми слишком низкими. Она изобличила наши недостатки, а себя показала ангелом.

— Ребекка, ангелом? Что вы хотите этим сказать?

— Ну, вся эта история с кольцами.

— Какими кольцами?

— Вы же видели. Я точно знаю. Ну, перед похоронами. Я так отвратно себя потом чувствовал. У Анны Лукас после смерти не оказалось денег даже на траурные кольца. Но о том, чтобы пойти без них, нечего было и думать. Все вокруг посчитали бы, что она нас ненавидела или оказалась слишком скупой, чтобы оставить на них деньги. Ребекка решила, что у нас должны быть кольца. И предложила нам всем сброситься.

— А вы все отказались?

— Я предложил ей несколько монет, которые нашел в кармане, — пробормотал в свою кружку Джордж. — Но она высмеяла меня, сказав, что этих денег и на оправу для одного кольца не хватит. И она правду сказала. Я пожадничал.

— Так откуда все же взялись эти кольца? Я слышала, как мальчик говорил...

— Их заказала Ребекка. Поэтому она и опоздала на похороны. Она всегда хочет, чтобы все выглядело прилично, даже если и предстает при этом в невыгодном свете. Она сама купила кольца. Заплатила за них. — Он всхлипнул.

— У миссис Лукас не было достаточно денег, чтобы оставить на собственные траурные кольца?

— Совершенно верно. Каждое заработанное пенни она тратила на уход за мужем и на сына.

Джордж вытер слезу.

— Бедная Анна. Такое испытание, но она всегда держалась бодро. У нее не было ни одного врага.

— Кроме Ребекки.

— Ребекка! — Джордж откинулся, пытаясь сфокусировать взгляд на лице Элпью. — Шутите! Нет-нет. Из всех нас Ребекка была ближе всех к Анне. Она ее обожала, и они вечно шушукались по углам, хихикая и придумывая розыгрыши. Бекки была ее рабыней. Ради нее она пошла бы на что угодно.

Графиня заглянула за штору, отгораживавшую мужскую гримуборную. Сиббер сидел за столом, перед ним высились стопки писчей бумаги. Рядом на скамье сидел его преподобие Фарквар, капеллан Тауэра.

— Графиня! — Сиббер встал. — У нас выдалась тяжелая ночь! И сейчас я урвал несколько минут, чтобы его преподобие Фарквар пробежал мои новые сцены. — Он взял листок. — Меня поражает, сколько возможностей этот писака Шекспир упустил в своей трагедии о Ричарде. Возьмем, например, последний акт. После утомительного явления всех этих призраков... я вкладываю в уста Кетсби следующие слова:

А Ричард в этот момент осознает, что должен воспользоваться моментом, забыть прошлые беды, и поэтому говорит — тут я оставил, как у Шекспира:

Затем он поворачивается у меня к аудитории с самоуверенной улыбкой: «И Ричард — снова с вами!»

— Это великолепно, — проговорил священник, хлопнув ладонью по стопке листов. — Отличная поправка. Новый штрих к характеру злодея.

— В духе моего лорда Рейкуэлла... — Графиня не закончила предложение, надеясь на реакцию.

— Да. И... э... потом... — Сиббер схватил другой листок. — ...когда Ричард обращается к убийцам в четвертом акте, у меня он кричит: «Покончить с ним...» Потом я собираюсь слегка подмигнуть зрителям: «...вот вам и Бэкингем!» Я уверен, что сорву этими словами аплодисменты. Особенно если речь пойдет о голове Джорджа! — Сиббер плюхнулся на стул и засмеялся. — Понимаете, графиня, существуют всего два точных признака успеха актера. Это смех и аплодисменты.

— Никаких известий от Ребекки? — спросила графиня, наблюдая за его реакцией.

— Она всегда была импульсивна. — На лице Сиббера ничего не отразилось. — Она отправилась предаваться определенным утехам с этим юнцом. Но когда схлынет первая волна страсти, она вернется, поджав хвост и желая получить назад все свои роли. Подобные женщины всегда так поступают.

— И она на какое-то время примирится с Рейкуэллом?

— Если он швыряет деньгами так, как на празднике в «Причуде», то почему нет?

— Ваше преподобие Фарквар, вы, должно быть, встречались с благородным лордом.

Священник поднял на графиню глаза.

— С чего вы взяли?

— Когда мы с вами виделись в последний раз, он сидел в Бошампской башне.

— Ах этот! Из шайки титиров. Нет. Но разумеется, мне рассказывали о нем господа йомены.

— Как вы думаете, мог ли он каким-то образом сбежать из Тауэра в ту ночь, когда Лампоне читал свою лекцию о Страстях?

— Сбежать! — Священник покраснел. — Когда там стража, подъемные решетки, рвы и львы? Не думаю. — Он нахмурился, прикидывая. — А если этот парень сбежал, зачем возвращаться в Тауэр? С его деньгами он мог сесть на ночное суденышко, идущее до Франции, и к рассвету быть в безопасности. — Священник взял одну из Сибберовых страниц. — Мне нравится эта строчка, — сказал он, сдавленно посмеиваясь. — «Прощайте, принцы, похоронный звон по вам — он слаще музыки моим ушам».

— Льщу себя надеждой, что умею заставить фразу заиграть новыми гранями, ваше преподобие. — Сиббер обмакнул перо в чернильницу. — Мне нужно работать, графиня. Мы писатели! Вы же знакомы с нашей кухней. Особенно в моем случае, когда на меня свалилось это дополнительное бремя — играть в труппе, в которой за одну неделю пришлось заменить двух ведущих актрис и над которой висит угроза закрытия, исходящая от алчущего доходов филистера.

Графиня вернулась в артистическое фойе. Актеры находились здесь всю ночь. Кроме того, было очевидно, что никто из них даже не знает о смерти Ребекки. Но если она не ошибается, у Сиббера, бесспорно, имеются какие-то связи с малоприятным лордом Рейкуэллом.

Графиня и Элпью решили поговорить с книготорговцем, прежде чем подняться наверх и обследовать квартиру Ребекки. В конце концов эта угрюмая Сара все равно сунет свой нос во все углы.

Над дверью магазина раскачивалась под порывами ветра вывеска «Медная змея». Внутри было темно и пыльно, книги стояли на полках вдоль стен, лежали стопками на полу.

— Чем могу служить? — Хозяин оторвался от газеты.

— Мы ищем Ребекку Монтегю.

— А, это наверху.

— Да нет. Она не явилась в театр...

— Ах да, я же только что прочитал. — Он порылся на столе и выхватил экземпляр «Глашатая». — Сбежала с каким-то типом. — Книгопродавец бросил взгляд на женщин. — Прошу меня простить. Я не всегда покупаю этот листок, но иногда, знаете ли, так приятно приправить свой завтрак каким-нибудь скандальчиком. А где искать скандал, как не в «Глашатае». — Он положил газету. — Если говорить о профессиональной стороне дела, то я часто думаю, что принял неверное решение. Эти книги не расходятся, как раньше. «Максимы» де Ларошфуко и «Мемуары» мадам д'Олнуа расхватывали как горячие пирожки, и даже поэзию и пьесы мистера Ли и мистера Драйдена сметали с полок быстрее ветра. Но теперь я дошел до того, что запасаюсь старыми книгами по самосовершенствованию и шарлатанскими брошюрами типа «Откроем кладовку хозяйки; рекомендации по правильному питанию семьи и созданию уютного домашнего очага», «Волшебные способы ухода за вашим садом», «Загадки таинственной болезни». Только они и продаются, причем с бешеной скоростью. Они и газеты. — Он похлопал по «Глашатаю». — Да, газеты. Нравится вам это или нет, но книги умерли, и будущее за газетами.

— Ну а Ребекка Монтегю? Не обратили внимания, что там происходит в ее комнатах?

— Вчера вечером я видел, как от нее выходил какой-то субъект. Странного вида, с длинными черными усами, как у турка. Темно было, поэтому я плохо его разглядел. Он нес большую сумку. Но, кажется, пустую. Вскоре после этого я как будто видел ее...

— Ребекку?

— Точно не скажу. Но это была женщина в темном плаще и капюшон накинула.

— Когда это было?

— Очень поздно.

— А больше никто не приходил и не уходил?

— Вы пришли что-то купить? — Книгопродавец сложил на груди руки и сердито посмотрел на графиню. — Или что-то вынюхиваете?

— Сколько это стоит? — Графиня, не глядя, взяла книгу из соседней стопки и протянула торговцу.

— Два шиллинга.

— Я возьму. — Графиня улыбнулась, когда он принялся заворачивать книгу. — Вы говорили...

— Что немного позже слышал шаги — кто-то поднимался и спускался. Но это мог быть кто угодно. Хотя поступь легкая, как у ребенка. Скорее всего приходила эта неряха-служанка.

Торговец вручил графине завернутую книгу.

— Она включает все... — Хозяин лавки украдкой глянул на покидавшую его заведению графиню и крикнул: — Вот увидите — спросом пользуются только непристойности и скандалы! Если бы я торговал такой продукцией, то разбогател бы.

— Лампоне! — прошептала графиня, когда женщины на цыпочках стали подниматься на второй этаж. — Мы видели, как он заходил, торговец видел, как уходил. Возможно, он искал Ребекку и, не найдя, пошел на встречу с ней в парк.

— Но он говорит, что Ребекка вышла после Лампоне. Неужели она все время там пряталась, пока мы разговаривали с Сарой?

Графиня толкнула входную дверь и посмотрела в холл. Все было тихо. Она заглянула за дверь. Зеленый плащ исчез.

— Где она могла прятаться, когда мы здесь были?

— Под кроватью. Где угодно. В чулане или в гардеробе.

Они открыли дверь в гостиную. Со вчерашнего дня здесь явно кто-то побывал. И явно не с добрыми намерениями.

Комнату обыскали. На полу были разбросаны бумаги, книги скинуты с полок, столы и стулья опрокинуты. В столовой их ждала та же картина, за исключением одной детали: пропал сундучок с чаем. Элпью побежала к буфету и открыла его. Пусто.

— Кто все это забрал? Сара?

Графиня выдвигала ящики. В них как будто бы никто не рылся.

— Странно, что на это не позарились.

— Может, тут потрудился таинственный любовник Сары?

— Или гораздо более зловещая фигура? — Графиня посмотрелась в одно из многочисленных зеркал. — Давай-ка заглянем в спальню.

Элпью распахнула дверь. В комнате было белым-бело из-за слоя перьев на полу. Разрезанные валики валялись в кучах пуха. Синий, травчатого бархата полог вокруг кровати был задернут. Перины стянуты с кровати и как попало брошены на полу.

Элпью и графиня переглянулись. А вдруг кто-то прячется на кровати, дожидаясь момента, чтобы выпрыгнуть на них с топором?

Из ящика у двери Элпью взяла прогулочную трость и стала осторожно продвигаться вперед, выставив палку перед собой на манер рапиры. Остановившись чуть поодаль, она подцепила и приподняла полог, чтобы можно было заглянуть внутрь.

Женщины немного подождали.

Никакого движения. Никто не бросился на них с топором. Элпью и графиня подкрались с двух сторон и заглянули.

Покрывала, одеяла и бархатные шторы были высокой грудой сложены в центре кровати. И с вершины этой мягкой горы на сыщиц таращилась безумными глазами искаженная судорогой голова Ребекки.

— Тьфу! Тьфу! Тьфу! — Графиня раскрыла веер и принялась обмахиваться.

Элпью уронила трость и ухватилась за столбик кровати, чтобы не упасть.

— О Господи, миледи. Какой ужас!

Они попятились.

— Что нам делать?

— Я бы сказала, — заявила графиня, продвигаясь к двери, — что нам нужно побыстрее отсюда убраться. Мы, вероятно, смогли бы объяснить свое присутствие рядом с телом, когда оно было найдено, но, оказавшись первыми в том месте, где обнаружена голова, мы превращаемся в главных подозреваемых.

Не прошло и получаса, как они уже сидели на кухне у себя дома на Джермен-стрит. Годфри был на улице — засел в нужнике.

— Ну и денек! Сообщить страже, что мы нашли голову?

— Если мы это сделаем, тот глупый продавец скажет им, что видел, как мы поднимались наверх, и все подумают, что эту страсть принесли туда мы.

Хлопнула дверь, вошел сгорбившийся Годфри.

— Значит, это не ночной кошмар? Это действительно случилось? Она мертва.

Глаза у него покраснели, на лице застыло выражение муки, усугубляемое вновь утраченными зубами.

— Боюсь, Годфри, что это правда.

— У кого поднялась рука на такую очаровательную женщину? Покажите их мне, они у меня узнают. — Прошаркав к очагу, он подвесил над огнем чайник. — Кто-нибудь хочет чая?

— Да, пожалуйста.

Графиня вспомнила о другом страшном открытии. Годфри поставил чайник с кипятком рядом с заварочным чайником, который уже подготовил и перенес на стол.

— Сахар? — Он расставил вокруг заварочного чайника три чашки.

— Да, спасибо. — Элпью пошла в кладовку за сахарной головой.

— Годфри, ты должен не показывать виду. Помни, никто, кроме нас — и убийцы, — не знает, что Ребекка мертва. А констебль ищет владельца твоей вставной челюсти.

Застонав, Годфри отвернулся и тоном, указывавшим на то, что он хочет сменить тему, произнес:

— Этот тип приходил снова.

— Тип? — Графиня придвинула свой стул к столу. — Не лорд Рейкуэлл?

— Нет-нет. Старик. Он появился в тот день, когда Ребекка только сюда переехала. — Годфри осторожно помешал в заварочном чайнике. — Он стоит тут день и ночь, глядя на ее окно.

Заметив, что у нее до сих пор дрожат руки, графиня недовольно хмыкнула.

— Как странно.

Элпью положила сахарную голову на стол, отколола кусок и раздробила его на маленькие кусочки, молясь, чтобы это оказались не приставы с очередной убийственной новостью для графини.

— Я до этого сидел в ее комнате, размышлял, смотрю — он. Я подумал, что это, верно, сборщик налога на бедных или констебль, проверяющий дома по распоряжению властей, а может, просто зевака, рассматривающий дома в Сент-Джеймсе. Но, заметив, что я его разглядываю, он отвернулся и зашагал прочь. — Годфри стал разливать чай. — Вряд ли это кредитор из лавки готового платья, пришедший за долгом.

— Годфри, я была бы очень признательна, если бы ты запомнил, что я не покупаю одежду в кредит. Вся она сшита на заказ.

— Кто бы спорил, — отозвался Годфри, глядя на обтрепанные манжеты и протертые локти графининого платья. — Кто уж он там, я не знаю, но он замышляет что-то неладное. Это уж точно.

Графиня и Элпью взяли чашки и одновременно помешали в них.

Все трое сделали по глотку чая.

— М-м-м, — протянула Элпью, гадая, могли этот таинственный мужчина быть агентом мирового судьи, посланным наблюдать за домом после смерти Анны Лукас. — Восхитительно.

— Обожаю чай, — заявил Годфри.

— Должна признаться, и я тоже, — поддержала графиня.

— Да, — согласилась Элпью, — с чаем ничто не сравнится.

Все трое удовлетворенно кивнули. Графиня уставилась в чашку и ахнула.

— Чай! — вскрикнула она и с размаху поставила чашку на стол, расплескав содержимое. — Откуда у нас деньги на чай? Годфри, я надеюсь, ты не потратил на него все наши деньги, отложенные на хозяйство! Мы можем обойтись без этой роскоши. За несколько чашек чая мы могли бы купить бочонок устриц.

— Успокойтесь. — Годфри встал и направился к двери. — Это бесплатно. Пойдемте, я покажу.

Графиня и Элпью последовали за ним в переднюю гостиную. Элпью украдкой глянула в окно. На улице никого не было. Она поежилась. Возможно, странный наблюдатель видел, как они уходили вчера вечером, проследил за ними до парка и пришел к выводу, что Ребекку убили они.

— Вот! — Годфри сдернул кусок красивой, незнакомой графине камчатной ткани с большого деревянного ящика, засунутого под стол, который стоял за дверью, и приподнял крышку. — Смотрите!

Графиня подошла поближе. Ящик был полон чая. Она взяла несколько листочков и растерла их, прежде чем понюхать.

— Черный порох!

Элпью отпрыгнула от окна, приготовившись бежать.

— Нет, мадам, вы ошибаетесь. — Годфри взял горсть листьев. — Это не порох. Это чай.

— Да, да, болван. Это очень дорогой чай, который называется «Черный порох». Есть еще зеленый чай. Оба их подают только в лучших домах. Лордам, леди, особам королевской крови... Должно быть, он стоит целое состояние. — Она опустила крышку, положила на место ткань и повернулась к Годфри. — Итак, сударь, откуда он у вас?

— Я его принес, — ответил Годфри.

— Ты! — Элпью вытаращила на него глаза. — Как ты мог...

— Когда? — резко спросила графиня. — Как давно он здесь?

— После вечера памяти Анны Лукас. Он был в карете Джемми, и Ребекка попросила принести его сюда. Так мы и сделали, и спрятали его тут, подальше от чужих глаз.

— И кто тебе разрешил его брать?

— Ребекка, миледи.

— Ребекка! — Графиня на минуту задумалась, но потом вспомнила о заваренном чае и вернулась на кухню. — Так не дадим же пропасть этому самому ценному чаю. — Она сделала глоток. — Остается только надеяться, что больше никто не знает, что у нас в передней гостиной хранится такая ценность.

— Было темно, когда мы его заносили. — У Годфри задрожала челюсть. — Бедная леди.

— Итак, Годфри, твоя задача не спускать глаз с этого ненормального, который наблюдает за нашим домом. — Графиня видела, что Годфри вот-вот расплачется, и решила, что активная деятельность пойдет ему только на пользу. — Если он придет снова, попробуй прижать его к стенке. Узнай, кто он. Проследи за ним до его дома, если потребуется. Разберись, чего он хочет. — Графиня не удержалась и зевнула. — У меня слипаются глаза. Отправляюсь в объятия Морфея хотя бы на часок.

Немного подремав у очага, Элпью и графиня пошли в Сент-Джеймсский парк и уселись на скамейку под деревом рядом с прудом Розамунды, откуда открывался прекрасный вид на то место, где прошлой ночью они обнаружили тело.

Вода поблескивала под лучами солнца. Прогуливались, глядя друг другу в глаза, парочки. Бегали, играя в догонялки, дети. У кромки воды лаяла на уток собака. Гуси щипали траву, в тени дерева укрылся олень. Рядом с Пэлл-Мэллом сидели в ряд молочницы и доили коров, продавая кружками теплый белый напиток.

У ног Элпью охорашивалась дикая утка. Отряхнувшись, она заковыляла назад к воде.

— Днем все кажется совсем другим.

— Две актрисы, — произнесла графиня. — Обе обезглавлены ночью. Только ли это их объединяет? Кому понадобилось их убивать? И одну, и другую.

— Если актеры репетировали всю ночь, я думаю, мы можем снять с них подозрения. — Элпью откинулась и устремила взор на распускавшиеся на ветках листья. — Хотя это такая подлая публика.

— Возможно, они все заодно в этом деле.

— Невозможно, мадам. Актеры ненавидят друг друга и не способны держать язык за зубами.

— Ты права, Элпью. Честно говоря, мне кажется, что в обоих убийствах виновен Рейкуэлл.

— Потому что ненавидит актрис или женщин?

— А вдруг он с самого начала положил глаз на Ребекку? Если Ребекка и Анны были так близки, как клянется Джордж, не мог лорд Рейкуэлл избавиться от Анны, ослабив тем самым решимость Ребекки? А когда Ребекка ему отказала, он все равно женился на ней обманом. Возможно, его неотвязные домогательства и вынудили ее попросить убежища в моем доме. Может, он прислал записку...

— Один момент, мадам. Зачем Рейкуэлл хотел жениться на Ребекке? Из-за ее денег?

— Конечно.

— Но, несмотря на все эти разговоры о деньгах, она жила в съемных комнатах. Работала не в самой известной труппе. И дочерью прославленных или титулованных родителей она не была...

— Как мы говорили, ее отец был адвокатом. Адвокаты же всегда богаты. Только они и наживаются на пожарах, голоде и моровых поветриях. Поэтому давай узнаем в суде или в коллегии юристов гражданского права. У них должны быть списки адвокатов, получивших разрешение на работу. А в суде по делам о наследстве должна храниться копия его завещания. И его фамилия наверняка Монтегю.

— Не обязательно, мадам. А если она уже была замужем?

— Нет. Если она была замужем, то могла опротестовать брак с Рейкуэллом на основании двоемужия.

— Она могла овдоветь.

— Черт, Элпью. Ты права. Это слишком извилистый путь. Надо найти эту противную девчонку Сару. Она наверняка знает ответ.

— Но у нас мало времени, если завтра она отплывает в Новый Свет. — Элпью поднялась. — Надо пойти к любовнику девицы, синьору Лампоне.

Итальянец проживал в больших апартаментах в Кокин-Хоул-корте с видом на нижние переулки Мурфилдса. Элпью постучала. Они подождали. Она постучала еще раз.

— Интересно, мадам, а мы не опоздали? Возможно, он уже на пристани, садится вместе со своей мисс на судно, идущее в Америку. Устраивается в каюте...

Послышались шаги, и дверь распахнула какая-то фигура, с головы до ног закутанная в белое.

— Che orrore! О cinquecento cosi di fare! Avanti![27]

— Чего он болтает? — Элпью посмотрела на графиню.

Припомнив голос Гортензии Манчини, одной из любовниц Карла, и как можно лучше изобразив итальянский акцент, графиня обратилась к итальянцу на его родном языке.

— Синьор Лампоне, per favor?[28]

— Si! Si! Mi chiamo[29] Лампоне.

— Да, да. — Графиня начала терять терпение. — Где синьор Лампоне?

— Sono[30] Лампоне! — во весь голос гаркнуло белое существо.

— Ah Sicilia! Veleni mia! — воскликнула графиня, старательно имитируя фразы, которые, как она помнила, кричала в раздражении Манчини. — Banditti mia! Assassini mia![31]

— Al diavolo![32] О чем это вы? — гаркнул Лампоне, чтобы только заставить графиню замолчать. — Я Руджеро Лампоне. А вы кто, черт вас дери?

Графиня всмотрелась, черты лица действительно показались ей знакомыми.

— А почему вы побелели? — спросила Элпью, касаясь его потрескавшейся кожи.

— Avanti. Идемте. Идемте. — Он побежал назад, графиня и Элпью последовали за ним.

Его студия тоже оказалась белой. На полулежали пустые формы, а в каждом углу стояли причудливые фигуры, задрапированные огромными кусками ткани.

— Гипс! Гипс! — крикнул Лампоне, помешивая палкой в большом котле, наполненном чем-то белым. Он потрогал бок кастрюли. — Mamma mia! — Подхватив котел, он разлил жидкость, похожую по густоте на сливки, в подготовленные формы.

Графиня увидела ведра с водой и стоявшие рядом с ними мешки с гипсом.

— Вы очень заняты, синьор Лампоне?

— Очень, очень занят. Я устраиваю выставку.

Элпью расхаживала по комнате, рассматривая рисунки с тщательно изображенными Страстями: Плач, Острая боль, Презрение, Ненависть, Ужас, Страх, Отчаяние, Удивление, Любовь...

— Синьор Лампоне... — Графиня попыхтела. — Где ваша любовница? Ваша возлюбленная?

Лампоне замер.

— Почему вы спрашиваете?

— Это важно. Нам нужно поговорить с вашей любовницей.

Лампоне воздел руки и разразился потоком итальянских восклицаний. Прошел в угол студии к подножию пыльной, заляпанной краской лестницы и крикнул, обращаясь наверх:

— Gioiello! Сокровище мое! — Лампоне вернулся к своим формам и принялся ожесточенно стучать ими по деревянному полу. — Моя ненасытная похоть сейчас спустится. А я должен работать.

Графиня переместилась к Элпью, стоявшей у лестницы.

— Что? — На верхней ступеньке лестницы появился человек, закутанный в простыню, и стал спускаться, опустив голову и протирая со сна глаза.

— Две женщины к тебе, tesoro.[33] — Лампоне продолжал грохотать формами. Он повернулся к графине. — Мы были в постели. Понимаете, искусство пробуждает любовь.

— Извините, что побеспокоили вас, мисс! — крикнула графиня. — Но прежде чем вы покинете страну, чтобы свить гнездышко с мистером Лампоне, нам хотелось бы получить от вас некоторые сведения.

Фигура сбросила простыню, явив свою полную наготу.

— Какие сведения?

Но обнаженный человек перед ними не был Сарой. Любовью Лампоне оказался растрепанный юноша.

Нисколько не смущаясь, графиня повернулась к Лампоне.

— Но где же Сара? Вы же должны были бежать с Сарой.

— Сара?

В глазах сонного юноши, посмотревшего на Лампоне, мелькнули искорки.

— Сара... горничная Ребекки.

— Лампоне! Путается с простой горничной! Я? — Глаза Лампоне расширились, усы зашевелились. — Чтобы великий Лампоне резвился с какой-то коротышкой-служанкой? Да как вы смеете! — Схватив палку, с которой еще стекали капли жидкого гипса, он погнался за графиней.

Элпью уже была у двери. Последнее, что услышала леди Анастасия, выскакивая вслед за компаньонкой из студии, крики юноши:

— Ах ты, вероломный итальянский потаскун! Кто еще такая Сара?

— Уф! — выдохнула Элпью, когда они выбрались на улицу.

— Художественные натуры! — проговорила графиня. — Всегда одно и то же. Нам следовало бы догадаться. Культурный мужчина не станет тратить время на неряху.

— А вот жестокий и грубый вполне мог... — Элпью схватила графиню за руку. — Сара была в театре в тот вечер, когда убили Анну... Возможно, она ослушалась свою хозяйку, приказавшую ей идти домой, и осталась поблизости. И за Ребеккой в Сент-Джеймсский парк она тоже могла пойти. А вдруг важный человек, с которым она надеется сбежать, — это лорд Рейкуэлл?

Графиня остановилась.

— Значит, Рейкуэлл обманом получит деньги Ребекки, а потом вместе с Сарой уедет на плантации. Ну конечно! У таких, как он, и бывают интересы в Новом Свете.

— Хотя один вопрос все же продолжает меня беспокоить, миледи. — Элпью прислонилась к коновязи. — Разве у Рейкуэлла нет своих денег?

Шедшая рядом с ней графиня становилась все ниже и ниже ростом.

— Проклятые болота! — воскликнула она. — Давай-ка выбираться на центральные улицы, пока я не утонула в этой сырости.

Элпью вывела ее на выложенную известняком дорожку. Туфля графини смачно чавкнула, когда она выдрала ногу из топкой лужайки.

— По моему опыту, дорогая Элпью, нет ни одного представителя аристократии, который не объявил бы себя нищим. Стоимость домов, накладные расходы, земли, которые они потеряли при Кромвеле... Все они считают себя беднее церковной мыши. Чума на эту грязь! Знаешь, Элпью, одно время зимой здесь устраивали каток. Потом его осушили, но, похоже, не очень успешно.

— Что это за шум? — Элпью обернулась. Позади по дорожке, в клубах пыли, мчались, стремительно приближаясь к ним, два всадника. — Держитесь, миледи! — Она стащила графиню назад на влажную траву.

Лошади пронеслись, обдав женщин грязью. Графиня выплюнула попавшую в рот землю.

— Фу! Наверняка опять титиры.

Элпью протерла глаза.

— У них розовые ленты.

— Посмотри туда! Какое величественное сооружение, Элпью. — Графиня быстро зашагала по дорожке к красивому дворцу. — Какой знатный человек живет в столь великолепном жилище? — Они остановились на ступеньках, ведущих к воротам. — Это дом лорд-мэра Лондона?

На столбах, к которым крепились огромные кованые ворота, были установлены каменные статуи, изображавшие лежащих, но страдающих людей.

— Господи! — Графиня рассмеялась. — Вид у этих типов не очень-то счастливый. Где мы?

— В том, что они несчастны, сомневаться не приходится, мадам, — понизив голос, произнесла Элпью, — потому что это красивое место — Вифлеемская больница.

— Бедлам! — воскликнула графиня. — Этот дворец — пристанище для умалишенных? Честно сказать, те, кто построил такую дорогую резиденцию для ненормальных, сами сумасшедшие. Она похожа на дворец Лувр в Париже — дом короля.

Элпью ткнула графиню в бок. Две лошади, которые чуть их не затоптали, были привязаны у лестницы. Они пили из колоды, и от их боков валил пар.

— А где эти ужасные юноши с розовыми лентами? — Графиня огляделась. — Надеюсь, не прячутся в кустах, чтобы нас ограбить.

— Я так думаю, они развлекаются, глазея на бедных узников. И в самом деле, мадам, в безумный век мы живем. Итак! — Элпью порылась в кармане. — Раз уж мы здесь, заплатим свои два пенса и войдем?

Графиня обдумала предложение.

— Возможно, мы увидим мистера Лукаса...

Она подхватила Элпью под руку, и сыщицы поднялись на высокое крыльцо и вошли в изящную дверь. Элпью опустила входную плату в красивые ящички для денег, которые являлись частью раскрашенных статуй, изображавших выпрашивающих милостыню цыганок. За статуями стоял дородный мужчина в синем одеянии, с большим жезлом.

— Больные женщины в западной галерее, мужчины — в восточной! — рявкнул он. — Сегодня у нас очень занятные обитатели в обеих галереях, дамы, если вы соблаговолите выбрать.

Они свернули налево и прошли через железную ограду в мужское крыло больницы.

Их встретил оглушительный шум. Ничего громче этого бренчания цепей, хлопанья дверей, чтения стихов, пения и криков ни графиня, ни Элпью в своей жизни не слышали, даже когда сидели в Ньюгейтской или Флитской тюрьме во время самых страшных бунтов.

— Где тут может быть мистер Лукас? — проорала Элпью, внося свой вклад в какофонию.

Некоторые пациенты сидели за решеткой, другие, которых считали безобидными, бродили на свободе. Элпью по очереди вглядывалась в клетки.

— Ну, скажу вам, мадам, пахнет здесь похуже, чем нашатырем или аммиаком. Какое вонючее место. Как в зверинце.

Мужчина в клетке жевал и одновременно бормотал:

— Сыр хорош с хлебом, а хлеб хорош с сыром, и хлеб — это хлеб, а сыр хорош, и хлеб с сыром...

Другой мужчина рядом с ним маршировал на месте.

— Чем вы занимаетесь, — спросила Элпью, — что топчетесь на одном месте?

— Я утрамбовываю совесть, чтобы она не поднялась и не бросилась мне в лицо. — Он прыгнул вперед и стал трясти прутья решетки. — Берегитесь! Берегитесь! Она свирепа, как разбуженный лев, она рычит вот так. — Он издал могучий рев, заставив Элпью отпрыгнуть назад, а мужчину с хлебом и сыром — выплюнуть полный рот еды, запачкав графиню.

Старик в следующей клетке протискивался сквозь прутья и кричал:

— Я достаточно стар, чтобы у меня выросли волосы там, где у вас их нет. — Он похлопал себя по штанам. — Хотите посмотреть, дамы?

Отведя глаза, Элпью быстро прошла дальше.

— О, Элпью! — в тревоге вскричала графиня. — Какие неистовые силы овладевают этими созданиями, делая их такими?

Красивый мальчик рядом с ними подпрыгивал, непрерывно что-то бормоча.

— Что он говорит?

— Помогите, помогите, помогите, помогите, мадам.

— Чем мы можем тебе помочь, дитя? — спросила графиня, надеясь дать ему конфету или денег, чтобы облегчить его очевидные страдания.

— Теперь уже никто не может мне помочь. Осторожнее, старая леди, ибо я пытаюсь удержать свою мочу, но когда она вырвется наружу, вы наверняка утонете вместе со всеми этими душами.

Графиня быстро отошла в сторону.

— Какая химера — жизнь, Элпью. Легкое дуновение ветра. — Она поднесла к носу платок, чтобы приглушить вонь.

— Бедняжки, бедняжки. — Элпью бросила взгляд на следующий ряд безумных узников.

— Увы, увы, мадам... — Мужчина рядом с графиней наклонился к ней и покачал головой. — Это и в самом деле печальные души.

— Жалкое зрелище, сэр, — отозвалась графиня сквозь смятый платок. — Мы ищем здесь друга. Мистера Лукаса.

— Лукаса? Нет. Я его не знаю. — Мужчина пошел в ногу с графиней. — Я занимаюсь биржевыми спекуляциями в Сити. Мне нравится прогуливаться здесь по галереям. Ради собственного душевного здоровья. Мой бизнес — деньги. И очень успешный, будьте уверены. Сегодня миром правят деньги. — Он коснулся локтя графини. — Позвольте дать вам совет. Вкладывайте, мадам! Вкладывайте ваше золото. Вы удвоите, утроите его.

Хотя золота у нее было немного и, уж конечно, не имелось свободного для инвестиций, предложение показалось графине заманчивым.

— И какое же общество, товар или компанию вы порекомендуете, сэр?

Мужчина оглянулся — убедиться, что их не подслушивают.

— Вкладывайте в воздух, мадам. Вот в чем суть. В воздух. Он будет подниматься все выше и выше.

Графиня вздрогнула. О чем болтает этот человек?

— Поверьте мне, мадам. Я знаю свое дело. У меня есть вклады от самого человека.

— От какого человека, сударь?

— От человека на Луне, конечно же. — Мужчина пожал плечами и значительно кивнул. — Уж если он не знает, мадам, то кто? Ответьте мне на этот вопрос.

— Не забывайте, миледи, некоторые пациенты могут свободно гулять по галерее. — Элпью благополучно увела графиню прочь. — В мужском крыле мы не можем с уверенностью сказать, кто пациент, а кто нет, если только это не женщина, как мы.

Позади раздался взрыв беспорядочного шума. Элпью повернулась к графине и повысила голос:

— Это бесполезно, мадам. Их здесь столько... Да и чего мы добьемся? Мистер Лукас точно ничего нового нам не скажет.

— Кто знает? Иногда безумец заметит какую-то мелочь, которую мы оставим без внимания.

И тут они услышали — в отдалении, перекрывая шум, зазвучала песня:

— О, красавица Анна, я твой, красавица Анна, иди домой.

Графиня сунула скомканный платок в карман и, подобрав юбки, устремилась в ту сторону. Элпью бросилась за ней.

Лукаса они увидели в дальнем конце галереи, рядом со входом.

— Он кажется ужасно высоким, Элпью. Что случилось? — ахнула графиня, проталкиваясь сквозь пациентов и посетителей. — Он идет на ходулях?

Элпью подпрыгнула, пытаясь разглядеть, что происходит.

— Нет, мадам, он, кажется, сел кому-то на плечи.

Толпа становилась все гуще. Женщины пробирались мимо пациентов, глазевших сквозь прутья решеток. Пение оборвалось.

— Элпью, ты его видишь?

Элпью опять подпрыгнула для лучшего обзора.

— Я вижу его, мадам. Он направляется к выходу. — Она еще подпрыгнула. — О нет. — И пошла быстрее.

— Что такое, Элпью? — Шедшая вперевалочку графиня перешла на легкую рысь. — Что происходит?

— Его уводят те двое юношей, мадам... с розовыми ленточками, которые обогнали нас в Мурфилдсе.

— Титиры! — Графиня тоже попыталась подпрыгнуть, но только скособочила парик. Придерживая его, она двинулась вперед. — Идем, Элпью, мы должны его спасти. Титиры — это гнусные, бессердечные негодяи. Им ничего не стоит ради шутки расправиться с беднягой.

Женщины покинули галерею с пациентами и свернули в центральный холл, перепрыгивая через две мраморные ступеньки. Элпью держалась немного впереди, несмотря на столкновение с группкой хихикавших девушек, которые поднимались по лестнице ей навстречу. Через тяжелые двери она выскочила во двор. Когда же она добралась до огромных ворот со столбами, то увидела двух молодых людей, галопом мчавшихся прочь с мистером Лукасом за спиной одного из седоков.

— Ну, я не знаю, — пропыхтела графиня, подковыляв к Элпью. — Что тут творится?

— Ума не приложу. — Элпью обняла графиню. — Но ничего хорошего это не предвещает. Я опасаюсь за безопасность этого несчастного, лишившегося рассудка джентльмена.

— Да. — Графиня провожала взглядом удалявшееся облако пыли. — Бедняга, может, и не в себе, но в этой достойной жалости семье и так было достаточно несчастий. А Рейкуэлл — точно самый бессовестный ловкач из всех, что мне доводилось видеть. — Она огляделась. — Как быстрее всего добраться до Линкольнз-Инн-филдс? Я считаю, что у нас остался только один путь.

— О, мадам... — Элпью закусила губу. — Что же это за путь?

— Мы должны пойти к судье и все ему рассказать.