бонус, отрывок из не знаю, какого тома:)

— Ты мне сегодня снился.

Двейн на секунду замер, потом коротко глянул на министра Шена и опустил глаза. Вера добавила:

— Это не в первый раз, но сегодня это было по-особенному. И по-моему, пора уже что-то с этим делать.

Двейн опять посмотрел на министра, министр молчал, Вера на него не смотрела. Подождала реакции, не дождалась и продолжила:

— С тобой был белый тигр.

Двейн опять посмотрел на министра, потом на Веру, осторожно спросил:

— И что он делал?

— Ничего. Просто стоял рядом, как будто здесь его место. Ты был в костюме таком… странном. Я такого ещё не видела.

— Красивом?

— Да, праздничном. И волосы у тебя были длинные.

— Насколько?

Она провела пальцем по руке чуть ниже плеча, Двейн опустил глаза, Вера посмотрела на министра Шена, невозмутимо смотрящего в стол:

— У вас на Аллее Духов есть тигр…

— Там нет тигра.

— Есть. Справа от птицы… слева, если с вашей стороны. Он ждёт. Я хочу с ним поговорить.

Двейн посмотрел на них по очереди и опустил глаза, уткнувшись в тарелку, Вера посмотрела на министра Шена, он ответил ей наигранно-непонимающим взглядом, усмехнулся:

— Вы хотите, чтобы я вас отвёз в свой дворец?

— Мне всё равно, как вы это организуете.

Он перестал улыбаться и тихо сказал:

— Либо вы учитесь просить, либо делаете всё сами.

— Вы думаете, вы единственный в мире?

— Да, я единственный в мире хозяин дворца Кан.

— М, — Вера смерила его взглядом, как будто пытаясь сравнить с каким-то уже известным эталоном хозяина дворца, неоднозначно двинула бровями и встала: — Ну, как хотите. — Посмотрела на Двейна и добавила: — А тебя жду на Аллее Духов.

Двейн опустил глаза, Вера отодвинула тарелку, встала и вышла из-за стола.

Министр проводил её взглядом до двери, посмотрел на часы, усмехнулся и шёпотом сказал:

— Некоторых жизнь вообще ничему не учит.

Двейн медленно положил ложку и вздохнул:

— Например, тебя.

Шен поднял на него ироничный взгляд, Двейн качнул головой и сказал:

— Самое время бежать за ней и уговаривать принять помощь.

— Она сейчас сама вернётся, — качнул головой Шен, — никто её по такой погоде на гору не повезёт, она просто промокнет, попсихует и обратно придёт. "Самое время" заказать ей чай и плед… — он замолчал, с лёгким удивлением глядя на группу бойцов Даррена, которые синхронно встали и пошли к выходу. Прижал пальцем наушник и спросил: — Где госпожа? — голос дежурного отчитался: "Госпожа поймала карету и направляется в сторону цыньянского квартала. Продолжаем наблюдение", министр убрал палец с наушника, тихо ругнулся и прошептал: — Как?!

— Она поймала Безумного Гарри, — с усмешкой констатировал Двейн, — и если жизнь кого-то здесь ничему и не учит, то точно не госпожу.

Шен с мрачным рыком схватился за голову, Двейн злорадно рассмеялся и встал, начал шнуровать ботинки, приговаривая, как ребёнку:

— Госпожа Вероника — сама доброжелательность и всепрощение, ко всем, но ты умудрился испортить отношения даже с этой святой женщиной. А с ней очень легко поладить, предельно легко — достаточно всего лишь с благодарностью принимать то, что она даёт, и без вопросов делать то, что она говорит, это несложно, она никогда не просит невыполнимых вещей. Да, иногда это может быть неожиданно, типа "возьми то, поставь туда", но зато как приятно бывает потом, когда она точно так же без вопросов делает то, о чём её просишь ты. И она для тебя это всегда делает, а ты в ответ ведёшь себя как Эйнис. Не стыдно?

— Ты куда-то собираешься? — Шен с намёком смерил взглядом его сапоги, Двейн усмехнулся:

— Я собираюсь пойти и сделать то, что должен был сделать ты. Как обычно. Ты же у нас "хозяин дворца Кан". Корона не жмёт?

— Я защитил дворец от телепортации. Верхом поедешь?

— Надо будет — поеду. Или лошади тоже все твои? Пешком дойду.

Шен с сомнением смерил его взглядом, Двейн усмехнулся, надевая куртку:

— Как говорит госпожа Вероника, "когда ноги не работают, это не проблема, проблема — это когда мозги не работают". Мои пока в порядке, а вот по поводу твоих у меня большие сомнения.

Министр полушутливо возмутился:

— Я не пойму, ты на чьей стороне вообще?

— Я на твоей стороне, братишка, пока ещё. Ты умудрился испортить отношения со всем миром из-за одной женщины, но не со мной. Я на твоей стороне, должен же там хоть кто-то остаться, пусть буду я.

— Потому что у тебя нет выбора.

— Самый старый экспонат в твоей коллекции заблуждений, — Двейн достал из воротника связку амулетов, выбрал "маяк" для телепортации и стальной шарик, раскрыл на две половины и стал аккуратно вкладывать "маяк" внутрь. Шен повторил:

— Я защитил дворец от телепортации.

— А я закопал "маяк" перед западной калиткой, — невозмутимо ответил Двейн, всё-таки попал амулетом в шарик и посмотрел на Шена, улыбнулся: — Ты же у нас самый умный, а окружают тебя идиоты. И скажи спасибо, что я сделал это сейчас, а не при госпоже.

— Спасибо, — с усмешкой кивнул Шен, — и что дальше?

— А хрен знает, — весело развёл руками Двейн, — я человек простой, мне приказывают — я выполняю. Особенно когда приказывает святая Призванная, умеющая снимать любую боль рукоположением и за секунду поймать у порога единственного в столице извозчика, который любит кататься в грозу, потому что у него с головой нелады. Но её он довезёт в целости и сохранности, готов поспорить. А я просто буду ждать её там, как верный пёс, очень рекомендую — пёсики милые, их любят, чешут и вкусно кормят. Пояса вышивают, всё такое.

— Она мне это всё и так делает, — высокомерно усмехнулся Шен, — без виляния хвостом.

— Надолго ли её хватит, — иронично вздохнул Двейн, — в этом мире не бывает ничего бесплатного, братишка, и пока что ты только тем и занимаешься, что влезаешь в кредиты. И однажды твой лимит кончится, и придёт время платить. Не страшно?

— У меня бесконечный кредит.

— Ещё один экспонат твоей коллекции заблуждений, — кивнул Двейн, посмотрел на часы и сел за стол, сказал: — Подожду, неохота мокнуть больше необходимого. И, пожалуй, доем, чего добру пропадать, — он придвинул к себе тарелку Веры, но случайно зацепил край другой тарелки, от чего первая дёрнулась, чуть не опрокинувшись. Шен усмехнулся и смерил Двейна взглядом:

— Ты серьёзно считаешь, что готов к такому подвигу, как пройти от западной калитки до главных ворот?

Двейн молча смотрел на тарелку, странным взглядом, от которого Шен тоже туда посмотрел. На тарелке была отчётливо различимая тигриная морда, сложенная из чёрных рисинок на фоне белых, рис лежал на тарелке неравномерно, съехав горкой к краю, тигр как будто хмурился, в упор глядя на Шена.

Двейн ровно сказал:

— Так на Аллее Духов нет тигра? Да, "хозяин дворца Кан"?

Шен молчал и смотрел на тарелку, Двейн развернул её к себе и тоже молча порассматривал, потом развернул обратно и стал застёгивать куртку, иронично рассказывая потолку:

— Привести в дом святую с очевидной мистической силой, пригласить её в семью на Аллее Духов, убедиться в том, что она имеет влияние на происходящее во дворце, а потом, — он раскинул руки, как конферансье, представляющий гвоздь программы, — не верить в её видения! Гениально, бог логики.

Шен вздохнул:

— То, что ей что-то там приснилось, не означает…

— Блин, ты в глаза долбишься?! — схватился за голову Двейн, двумя руками указал на тигра на тарелке и опять схватился за голову: — Ты реально этого не видишь? Нет, я слышал, что любовь отшибает мозги, но чтобы настолько?! Что, что ещё она должна сделать, чтобы ты признал, что у неё есть сила? То, что тебе это не нравится, ещё не значит, что ты можешь это отрицать вопреки логике и здравому смыслу. И вообще, какого хрена? У твоей женщины есть сила, она с радостью использует эту силу тебе во благо, бесплатно, даже не говорит тебе "сначала попроси, смерд, а я подумаю", просто так благословляет тебя каждый день, дом твой от всяких залётных крыс защищает, а ты… У меня зла на тебя не хватает, честно. Всё, я пойду, я лучше под дождём буду стоять, чем с тобой тут. — Он резкими движениями застёгивал куртку и затягивал шнурки на воротнике и рукавах, взял тарелку с тигром, взял пустую тарелку, чтобы её накрыть, остановился, как будто хотел ещё что-то сказать, но решил сдержаться. Посмотрел Шену в глаза, поймал ответный взгляд, слегка ироничный, немного усталый, тихо сказал: — Что с тобой не так?

Шен медленно качнул головой и усмехнулся:

— Как в зеркало смотрю.

Двейн приподнял брови, Шен улыбнулся шире и вздохнул:

— Вот в точности так я выступал перед Дженджи, когда его шибануло. Я чувствовал себя самым умным, а его считал безнадёжно тупым, слепым и трусливым. Как же я хочу посмотреть на тебя, когда настанет твоё время. Интересно, кто тебя будет учить жить, не имея опыта и не владея информацией.

Двейн усмехнулся с таким видом, как будто с ним такой фигни никогда не случится, щедрым жестом указал на стол и разрешил:

— Можешь доесть всё. Пока, — и провернул амулет.

* * *

Двейн стоял у главных ворот дворца Кан, насквозь мокрый и сгорбленный, Вера быстро добежала до него, держа ладонь козырьком над глазами — лило как из ведра. Под крышей ворот было тише и суше, но капли всё равно долетали, она вытерла лицо и нервно улыбнулась Двейну:

— Ты на воздушном шаре прилетел, что ли?

Он посмотрел на неё с укоризной и тихо сказал:

— Ваша гордость вас погубит.

Она легкомысленно задрала нос и отмахнулась:

— На данный момент, меня губило всю жизнь только отсутствие гордости. Я больше так не ошибусь.

Он вздохнул и осмотрел её с головы до ног:

— Вам нужна помощь?

Она пожала плечами, осматриваясь с таким видом, как будто планировала здесь вечеринку:

— Палочки ароматические, или что там у вас духам жертвуют.

— Почему вы не попросили это всё у господина Шена? Он дал бы с радостью что угодно.

Она перестала улыбаться и тихо сказала:

— Надо уметь так давать, чтобы можно было взять, друг мой Двейни. А твой папик умудряется так это делать, что лучше сдохнуть, чем принять от него помощь. Он так с сёстрами отношения построил, и со мной хочет построить такие же, я этого не допущу, пусть выходит из своей засранной зоны комфорта, хоть иногда, свежим воздухом подышать.

Двейн вздохнул и промолчал. Посмотрел на ворота, тихо сказал:

— У меня нет ключей.

— У меня тоже, — легкомысленно отмахнулась Вера, — но у меня есть кое-что получше, — улыбнулась и громко постучала в ворота. Звук получился такой долгий и глубокий, как будто она стучала в кожаный барабан, а не по мокрому дереву, Двейн замер и прислушался — с той стороны кто-то шустро бежал к калитке, шаркая ногами, как старик. Калитка приоткрылась, выглянул седой дед со шрамом на лице, подозрительно осмотрел их обоих. Вера широко улыбнулась ему и сказала:

— Дратути. А великий белый тигр выйдет?

Старик тихонько захихикал и жестом пригласил их заходить, Вера вошла первой и протянула Двейну руку, как ребёнку, но он всё равно взял.

По ту сторону калитки шёл снег. Было сухо, темно и очень тихо, в пуховом шорохе медленных снежинок тонули шаги, воздух был светлым, как будто в небе светила луна, но её самой не было видно. По бокам от площади с трудом различались в снежном тумане колонны казарм, но дальше было совершенно ничего не видно, как будто они были краем мира.

Старик шёл впереди, высоко держа тусклый бумажный фонарь, добавляющий в окружающую серость пятно жёлтого света, Вера толкнула Двейна локтем и указала глазами под ноги, он присмотрелся — старик мелко перебирал ногами в грубо сработанных зимних тапках, а там, где он проходил, на снегу оставались крупные тигриные следы. И как только он это заметил, старик на него прыгнул.

Не разворачиваясь, не приседая для рывка, а как будто выстреливая себя вверх, уже в воздухе прогибаясь дугой и опять группируясь, чтобы чётко приземлиться Двейну на плечи.

У него даже фонарь в руках не качнулся. Двейн просто замер, ощущая на шее с двух сторон тонкие, но каменно-крепкие ноги, смотрел на бумажный фонарь на уровне лица, молчал и ждал. Старик захихикал и толкнул его пяткой, как коня, прикрикнул:

— Не спи, замёрзнешь! Давай, шевелись, вперёд и налево, ты знаешь, куда.

Двейн сделал осторожный шаг, потом ещё один, и ещё, идти было легко, как будто старик ничего не весил, да и костюм ощущался сухим, и совершенно ничего не болело. Он сделал ещё несколько шагов, осторожно сказал:

— Ты меня ждал?

— Нет, милый мой, это ты меня ждал, — довольно протянул старик, — стоял у ворот такой мокрый, жалкий. А я тебя впустил.

— Ты звал меня. Пригласил через госпожу.

— Ну пригласил. Имею право. А ты пришёл. Не хотел бы — не пришёл бы. Да? Что ты мне принёс?

— Рис.

Старик укоризненно цокнул языком, вздохнул:

— Ты хоть раз видел тигра, который бы ел рис? Чему вас только учат…

— В следующий раз принесу мясо.

— Вот, уже лучше. Будешь кормить меня каждый день! Понял? А то задушу.

Тонкие ноги на шее немного сжались, Двейн усмехнулся:

— А не сильно жирно каждый день?

— Тебе жизнь не дорога?

— Раз в неделю могу обещать.

— Хорошо. Но если нарушишь обещание, тебе конец.

— А ты мне что, если я буду тебя кормить?

— А я тебе пригожусь, вспомнишь меня ещё, когда жизнь заставит.

— Обязательно вспомню, каждую рисинку отработаешь.

— И мясо!

— И мясо, хорошо.

Старик довольно захихикал, серая хмарь вокруг просветлела, превратившись в Аллею Духов, он шёл мимо пустого постамента в начале аллеи, потом мимо того, на котором должна была быть змея, но её не было, дальше статуи стояли как обычно. На третьем от алтаря постаменте сидела госпожа Вероника, свесив одну ногу, а на колено второй положив локоть, что-то читала в телефоне. Второй от алтаря постамент был пустым, старик завертелся, потребовал:

— Подсади меня, старого, ноги не держат совсем.

— А как ты меня ими душить собрался, если не держат?

— А душить — не ходить, душить не сложно. Подсаживай давай! Молодёжь, всему вас надо учить.

Двейн подошёл к постаменту поближе, наклонился, старик с кряхтением слез с него на постамент, а потом резким движением пнул тарелку с рисом снизу, подбросив её вверх и поймав руками, так ловко, что верхняя тарелка оказалась под нижней. Удобно устроился на постаменте, сложив ноги по-турецки, поставил на них тарелку, взял немного риса пальцами, скатал в шарик и с наслаждением сунул в рот, начал катать следующий, глядя Двейну в глаза и улыбаясь с круглыми от риса щеками.

Он очнулся у ворот. Вера опиралась о створку кулаком, смотрела на свой рукав, на залитую дождём улицу, на мокрого Двейна и тарелки у него в руках. Он тоже осмотрелся, потом поймал её взгляд и спросил:

— Что случилось?

— Ты тоже это видел? — с хитрой улыбкой кивнула она. — Видел, сто пудов. Да?

— Старика, которому я обещал кормить его раз в неделю? Да.

— Да, — широко улыбнулась Вера, — пойдём ему рис отнесём, раз пришли. Не уходить же теперь.

— Так закрыто, — он осмотрел ворота, толкнул створку — она не поддалась. Вера развела руками, подпрыгнула и схватилась за край ворот, наступила одной ногой на бронзовый молоток калитки, второй на выступающий декоративный прут, ещё подтянулась и нырнула на ту сторону, раздался плеск, потом скрип задвижки, калитка открылась и Вера выглянула наружу, с улыбкой приглашая его входить.

Он вошёл, осматриваясь со странным чувством разочарования — теперь здесь было так же уныло и мокро, как и снаружи, по ровным плитам площади вода текла сплошным потоком, а искусственная река перед лестницей с драконами бурлила и несла горы сухих листьев, веток и какого-то хлама. Они дошли в тишине до Аллеи Духов, где Вера запрыгнула на крайний постамент и села в точно такую же позу, приготовившись к ожиданию, а Двейн остановился в самом начале аллеи, глядя на неё, как в первый раз — госпожа Вероника на крайнем постаменте, потом змея, потом череда духов, о которых он ничего не знал, но всё равно поклонился каждому. Третий от алтаря постамент занимала крупная птица, похожая на орла мощными когтистыми лапами и клювом, но со странным гребнем и слишком длинным хвостом, он поклонился ей особенно низко, глядя на сидящую в начале аллеи госпожу Веронику, которая легкомысленно болтала ногой и чему-то улыбалась, глядя в телефон. Он выпрямился и шагнул к следующему духу, там сидел, скрестив ноги, худой старик со шрамом на лице, он держал на коленях пустую чашу монаха и смиренно улыбался, с крохотной долей ехидства. Из-под его простой монашеской одежды выглядывал длинный полосатый хвост, Двейн раньше принимал его за часть коврика, а теперь рассмотрел и понял. Поклонился и пересыпал рис в его чашу, шёпотом пообещал принести мяса и поклонился ещё раз. Первым в ряду сидел дракон, не золотой, которому традиционно отдавали главное место над алтарём, а белый, в честь которого оформляли главный зал дворца и костюм главы дома. Двейн впервые задумался о том, стоит ли кланяться покровителю Шена, который смотрит на всё происходящее с домом безумие, и совершенно ничего не предпринимает, но всё-таки поклонился, шёпотом вопросив каменного дракона:

— Когда ж ты уже проснёшься, а? Дом летит к чертям, а вам всем хоть бы хны. Сидите такие спокойные, пока за вас Призванная отдувается, и дед хромой — вот опора для дома, мечта.

И ему за шиворот прилетела горсть воды, прямо по затылку, и глубоко под куртку. Двейн выровнялся и запрокинул голову, глядя на склонившиеся над аллеей ветки деревьев, прошептал:

— Чё, правда глаза колет?

Следующая горсть воды прилетела в лицо, он вытер его ладонью, тихо смеясь, не особенно низко поклонился Золотому Дракону, развернулся и пошёл обратно. Подал руку Вере, она спрыгнула с постамента и заглянула Двейну в глаза:

— Ты всё сделал, что хотел, идём обратно?

— Да, спасибо.

Они пошли к выходу молча, держась за руки, как дети, но его это не волновало, он не воспринимал её как человека, хотя и пытался себя за это мысленно ругать. Дождь кончился, река под тонкими мостами шумела и кипела, унося из давно забитых каналов всю скопившуюся за лето грязь. У ворот их ждала группа спецназа Даррена, Двейн замедлил шаг, от чего Вера вопросительно посмотрела на него, он остановился, секунду помялся, и неловко шепнул:

— Простите, что не поверил вам сразу. В это слишком сложно поверить.

Она отмахнулась с улыбкой:

— Да ничего, не парься.

— Я в последнее время веду себя ужасно.

Она улыбнулась ещё шире и накрыла его ладонь второй рукой, тихо отвечая:

— У всех от болезни портится характер, это неизбежно. Боль ещё никого не делала добрее. Сейчас тебе нормально?

— Сейчас — да, я на обезболивающих. Но без них я даже кланяться не могу.

— Ну и не кланяйся. Можешь вот так вот ручкой делать, — она изобразила своё иномирское приветствие с растопыренными пальцами, он невольно рассмеялся, это каждый раз выглядело невероятно глупо и мило, он каждый раз обещал себе в следующий раз не смеяться, но это каждый раз смешило как в первый.

Вера сияла, как будто так всё и было задумано, шёпотом спросила:

— Смеяться не больно?

— Больно. Но я редко это делаю.

— Можешь громко улыбаться. Типа так: "Ы", — она изобразила, он рассмеялся опять, шёпотом взмолился:

— Хватит, пожалуйста.

Вера толкнула его плечом и изобразила суровый взгляд:

— Это будет сложно, но ради тебя я постараюсь.

Он улыбнулся и по секрету спросил:

— Мы — банда?

— Канэшн! У тебя когда-нибудь были сомнения?

У него были сомнения каждый день, но он не знал, каким образом об этом спросить. В итоге решил сказать о другом, но тоже важном, о чём следовало поговорить давно, хотя это и было сложно.

— Меня сильно зацепило, когда мне отказала девушка, а вы веселились. Но потом я понял, что это было лучше, чем сочувствие, если бы вы начали меня жалеть, я бы тоже начал себя жалеть. А с моей травмой это сложилось бы в ужасное сочетание, я бы спился или, не знаю… стал бы совсем отвратительным. А так, это возмущение помогло мне продолжать барахтаться. Кайрис пригласила меня на свидание.

Вера округлила глаза, заставив его рассмеяться и закрыть глаза ладонью, глухо признаваясь:

— Я так неловко себя не чувствовал никогда в жизни. Это было ужасно.

Вера начала смеяться, Двейн и не прекращал, хотя и пытался изображать возмущение:

— Это не смешно! Это было худшее свидание, которое только можно придумать. Но настроение подняло.

Вера посмотрела на него с наивной надеждой, готовой столкнуться с разочарованием:

— Ты не перескажешь мне каждую секунду, да?

— Ни за что. — Она делала вид, что грустит, он смеялся, сказал чуть серьёзнее: — Она для меня не женщина, я это сразу понял, но что я для неё не мужчина — далеко не сразу. Но она-то мысли читает и измывается в своё удовольствие, а я хожу как дурак и думаю, как себя вести. Боги, как это стыдно… Мне даже сейчас вспоминать это стыдно. Когда-нибудь я буду рассказывать это за столом, в рубрике "настало время охренительных историй".

— Буду ждать, — с надеждой заломила бровки Вера, Двейн фыркнул:

— Ага, лет через пятьдесят. Как раз подгоню словарный запас до нужного уровня.

— Я дам тебе мыслеслов, — невинно улыбнулась Вера, Двейн хлопнул себя по лбу:

— Ну вот, вы опять испортили мне всю отмазку!

Вера захихикала и потянула его за руку в сторону выхода, где солдаты Даррена уже посматривали на них недобро.

Уже подходя к воротам, Двейн обернулся и увидел на крыше казармы тёмный холмистый силуэт с зелёными проблесками глаз, тигр встал, потянулся дугой и лёг обратно — он выспался, и теперь готовился защищать этот дом, даже если будет его единственным в мире защитником.

Двейн посмотрел на Веру, которая смотрела в ту же сторону, и подумал, что это маленький шорох большой лавины, коротая однажды накроет всю империю. И он будет её частью, обязательно, больным или здоровым, с мечом или с карандашом, он будет в этом участвовать, потому что ни за что не пропустит такое увлекательное приключение.

Загрузка...