Кошки и шпионы

Глава шестая, в которой Мы становимся свидетелями убийства, но никто еще не догадывается, что это — убийство

Вода у пристани теплая и грязная. Но что делать, если мы не удовольствие получаем, а пытаемся раздобыть нужные сведения. Если ты не просто мальчик, а человек, расследующий дело о шпионаже, то даже купание для тебя — важная, секретная работа. Ну так вот. Купаемся мы, значит, вокруг нас плещется еще с десяток мальчишек и одна девчонка. Между прочим, даром, что девчонка — вниз головой ныряет лучше всех. Мы как бы невзначай расспрашиваем пацанов о том, о сем. Они ведь дети лодочников, живут около пристани, соседи Цаны. Но о ней, как назло, никто ничего не знает.

Тут эта пигалица — ныряльщица знаменитая — командирским тоном спрашивает:

— А вы что тут потеряли?

— Не твое дело. Тебе что — больше всех надо? Забыли ей доложить!

Тут девчонка заложила два пальца в рот да как свистнет! Честное слово, ничего подобного в жизни своей не видывал. И тут же пацаны окружили нас плотным кольцом.

— Ну чего собрались, будто на большой перемене? Мы завтраки не раздаем.

Пытаемся шутить, а сами чувствуем — намылят нам сейчас шею. К счастью, один мальчишка, которому мы дали стеклянный шарик, чтобы разговорить его насчет Цаны, отвел девчонку в сторону и что-то шепнул ей на ухо. Она успокоилась, отозвала свою ораву метра на три. Видим, о чем-то совещаются, но не уходим, ждем, что дальше будет. Потом ребята нам сказали, что этот бес в юбке — атаманша речных пиратов. Они, мол, смотрели один фильм про пиратский корабль, там всем заправляла баба. Вот и они себе выбрали старшого, как в том фильме. Ну-ну, каждый по-своему с ума сходит. Вернулись они к нам, спрашивают, что ищем. Мы им рассказали. Само собой, про шпионов — ни слова.

А девчонка говорит:

— Знаю я Цану. Она, между прочим, тут самая главная — каждый вечер поет перед микрофоном. Поет здорово — заслушаешься. Я несколько раз ходила в кафе, когда она выступала. Вот про лысого и про голубой грузовик ничего не знаю. А Цана в нашем дворе живет, и мама говорит, что лучшей соседки и желать нельзя. Только не пойму, чего она иногда плачет. Так заметно, прямо глаза опухают. Один раз вечером я ее на берегу видела, возле нашей лодки. Стоит, слезы глотает и шепчет: «Не буду больше!.. Не буду больше!..»

Это было уже кое-что. Чтобы закрепить новую дружбу, мы все вместе отправились купаться. Потом решили все же наведаться домой. Брюки натянули прямо на мокрые плавки, а майки взяли в руки. По дороге нам попалась бочка с известью. Мика обмакнул в нее палец и провел себе на лбу черту. Тогда и мы с Радойко сделали то же самое. Потом еще и еще. В общем, размалевали себя — ни дать ни взять индейцы в боевой раскраске. А потом сообразили, что заявляться в таком виде домой, пожалуй, не стоит. Вернулись на реку, все смыли.

Когда вышли на берег, солнце уже стояло в зените. Значит, самый полдень. Жара — нечеловеческая. На улице ни души, все по домам попрятались. Вдруг видим: по дороге около доков идет тетя Цана! В руках у нее красные судки, а сверху лежит что-то, замотанное в белую салфетку. И еще она несла арбуз. Издалека на него глянешь, и сразу видно, что арбуз отличный, даже перезрелый слегка. Она прошла совсем рядом с нами, стала заворачивать за угол, а мы все пялимся на нее с берега и никак не можем решить: последить за ней или заметит? И вдруг она как закричит, а арбуз покатился по дороге. Откуда выскочила эта машина? И как тетя Цана оказалась под ней? Она же шла по тротуару! Все произошло так быстро, что мы и понять-то толком ничего не успели. А машина на полном газу рванулась влево, вдоль реки, в противоположную от нас сторону. Правду сказать, мы на автомобиль-то и внимания не обратили, так нас потрясло происшедшее. С вами так не бывало? Надо куда-то бежать, что-то делать, звать на помощь, а ты стоишь как окаменелый от неожиданности, ни рукой, ни ногой двинуть не можешь. Сколько времени прошло, пока с нас спало это оцепенение — не знаю. А тетя Цана лежала на дороге и не шевелилась.

Вдруг откуда ни возьмись подбежал к ней какой-то человек. Тут и мы взяли себя в руки и тоже подскочили. Как она выглядела, рассказывать не буду — хватит того, что мы это пережили, зачем нервировать других?

— Похоже, ей уже ничто не поможет, — сказал мужчина. Откуда-то набежали люди. Все гомонили в один голос, и ничего нельзя было понять. Какая-то женщина заплакала. Ох и страшная эта штука, смерть! Нас кто-то попытался увести, но мы отпихивались и все время держались в первом ряду. Мы почувствовали, что для наших дел дальнейшие события тоже могут иметь значение.

Так мы стояли, пока не услышали звук сирены: сначала один, потом другой. Приехала милиция, за ней «скорая». Потом они что-то мерили на асфальте, заглядывали в ту улицу, на которую свернул автомобиль. Наконец, бедную Цану положили на носилки, и «скорая» уехала. А милиционеры остались, и один все ходил в толпе и расспрашивал, как выглядела машина. Тут люди приумолкли. Выяснилось, что ее-то как раз никто и не видел. А я сообразил, что для сыщика такой промах непростителен: я же просто обязан был как следует рассмотреть сбившую Цану машину и номер запомнить. Народ понемногу начал расходиться, и я посмотрел на Мику и Радойко. Мы все были взбудоражены, но с Радойко творилось что-то совсем невообразимое: он как-то дергался, без конца поворачивался то направо, то налево, то втягивал голову в плечи, будто хотел спрятаться от самого себя.

— Ну успокойся, наконец. А то твоя мама вообразит невесть что и вызовет к тебе невропатолога, — сказал ему Мика.

— Тихо ты! — прошипел Радойко, вытаращив глаза.

Мы с Микой озадаченно уставились друг на друга. Может, у него нервный шок? И только когда мы оказались на приличном расстоянии от толпы и услышать нас мог разве что ветер, он заикаясь выдавил из себя:

— Я знаю, как выглядела та машина.

— Так что же ты молчал? Ведь милиционер всех спрашивал!

Радойко таинственно оглянулся и еще больше понизил голос.

— Нашли дурака! Мне неохота валяться под колесами.

Мика и я открыли рты от удивления. Что он мелет? В конце концов, то и дело оглядываясь, Радойко скорее выдохнул, чем сказал:

— Ее сбил голубой грузовик.

Мы с Микой остановились как вкопанные. Неужто правда? А может, Радойко с перепугу померещилось? Все это я сказал вслух. Недаром меня мама называет «Фома неверующий». С этим Фомой я незнаком, но про себя знаю наверняка — чаще всего я верю лишь в то, что видел или могу увидеть собственными глазами.

— Я тоже сначала не понял, что это налетело на тетю Цану. Только увидел, вспомни-ка, будто мелькнула голубая стрела. Но после того, как начали выяснять, не видел ли кто автомобиль, у меня в мозгах и соединилось — голубая и грузовик. А потом я стал размышлять дальше и вспомнил, что когда он дал полный газ, его почти закрыло облако черного дыма.

— У него неполное сгорание. Мотор, небось, тянет вполсилы, — пояснил Мика тоном специалиста.

— Точно. А помните грузовик Боксера? Ведь это же развалюха, которой место на свалке.

Вот теперь все стало ясно как белый день. А я с тех пор понял, что Радойко только прикидывается тугодумом. Когда надо, он кумекает не хуже Мики. Мы с уважением посмотрели на Радойко. Сегодня он дал сто очков форы Шерлоку Холмсу! Тот в жизни не сумел бы связать между собой такие далекие друг от друга вещи.

— Значит, ты считаешь…

— Что тут считать! — прервал Мику Радойко. — Она шла за обедом и кто-то знал, что она всегда ходит по этой дороге и именно в этот час.

Точно! В романах тоже всегда так бывает!

Теперь мы были уверены, что несчастная Цана не стала жертвой непредвиденного дорожно-транспортного происшествия, как сокрушался кто-то в толпе. Она погибла не случайно. Это было самое настоящее убийство. Мы знали, что это именно так. Только вслух никто не решался сказать. Вдруг на нас напал страх. Мы начали озираться, ожидая, что сейчас опять как с неба свалится голубой грузовик и помчит прямо на нас.

Не сговариваясь, мы ускорили шаг и скоро оказались около телефонной будки, которая больше напоминала парную в финской бане, так ее прокалило солнце. И Мика набрал две цифры.

— Алло, это «92»? Скажите, кто у вас там есть такой высокий, с большими усами?