ЭПИЛОГ НАВЕКИ!

Живя в Ломбардии, супруги Фарнелло пользовались всеобщей любовью. Слава Леопарда и Саламандры перешагнула далеко за границы их владений. В их заново отстроенном дворце собирались художники, поэты, музыканты, ученые.

Разумеется, в замке Фарнелло занимались политикой и даже строили заговоры… Но целью их всегда были только pax et amicitas[198].

Мортимер де Монтроз нанес визит высокородной даме Зефирине. Английский герцог и итальянский князь встретились в третьем поединке, однако дело ограничилось несколькими царапинами.

Утихомирившись, они стали обмениваться новостями. Сменив в своей стране веру, Генрих VIII решился отрубить голову своей дорогой и неверной Анне Болейн.

Зефирина пожалела несчастную.

Дети – Луиджи, Коризанда и Саладин – подрастали, красивые и отважные. Словно во сне, Зефирина каждое утро наблюдала, как они храбро садились на маленьких пони.

Ла Дусер возложил на себя обязанность по воспитанию детей и, как заботливая мамаша, все время покрикивал:

– Черт возьми! Ах, ты дьявол рогоносец! Чертенок!

Мадемуазель Плюш влюбилась. Вскоре она вышла замуж за помощника нотариуса, который был на пятнадцать лет ее моложе и с восхищением взирал на свою пылкую Артемизу.

Пикколо женился на Эмилии.

Фульвио и Зефирина щедро одарили их. Только Паоло остался холостяком, преданным псом своего обожаемого Леопарда.

Гро Леон свил гнездо с толстой подругой, такой же черной как он сам. Подругу назвали Сидони. Она не замедлила отложить кучу яиц, откуда вскоре вылупилась дюжина симпатичных птенчиков, столь же болтливых, как их отец.

Однажды княгиня Фарнелло с удивлением увидела, как какой-то дворянин в сопровождении малочисленной свиты остановился перед их дворцом.

Это был император Карл V, облаченный, как обычно, в костюм печального черного цвета.

– Вы… вы бежали… Ma… мадам, словно на… настоящая… прохиндейка! – говорил император, пока Зефирина склонялась перед ним в глубоком реверансе.

– Ваше величество очень огорчает меня! – воскликнула Зефирина.

– И… и что… же… ма… мадам, по… почему?

– Ах, сир! Потому что «прохиндейку» можно срифмовать с «австрийкой», а там и рукой подать до «Австрии», – не моргнув глазом, ответила Зефирина.

Позади короля дон Рамон де Кальсада и князь Фульвио задыхались от смеха.

– А «Карл V»? – помолчав, мрачно продолжил допрос король.

– С «распятый», сир! Но если ваше величество решит принять имя Карла Великого, то его при желании можно будет срифмовать с «немецким»… и «испанским»!

Карл V нахмурил брови, но не выдержал и расхохотался. Его свита притихла, присутствующих охватила дрожь. Никто никогда не видел, чтобы император смеялся.

– А… с… «шампанское»… «деревенское»… «дальне-земельное»… «горное», – радостно продолжал Карл.

– И… еще «великобританское», сир!

Король Испании взял под руку Саламандру, и они отправились осматривать усадьбу.

В конце дня, когда супруги Фарнелло провожали своего королевского гостя, Фульвио прошептал ей на ухо:

– Ах, ты моя предательница, ты вполне могла бы сказать, что слово «испанский» можно срифмовать даже со словом «каторжный»!

Зефирина опустила свою золотистую голову на обтянутую голубым камзолом грудь Фульвио.

– Любовь моя, – вздохнула она, – какой, должно быть, короткой кажется жизнь в твоих объятиях…

– Успокойся, дорогая, потом настанет вечность, где я также не намереваюсь тебя покидать!

Медленным шагом, обнявшись, Фульвио и Зефирина вернулись в замок.

Вдалеке за горизонт садилось красное, словно божество инков, солнце.

Загрузка...