Круг. Альманах артели писателей, книга 6

Письма Н. А. Некрасова к Л. Н. Толстому

Из переписки Л. Н. Толстого с Н. А. Некрасовым до сих пор известно пятьдесят пять писем. Из них двадцать семь Л. Толстого и двадцать восемь — Н. А. Некрасова.

Из писем Л. Толстого до сих пор опубликовано двадцать четыре: семнадцать — Н. С. Ашукиным в книге «Архив села Карабихи. Письма Н. А. Некрасова и к Некрасову», М. Изд. К. Ф. Некрасова, 1916, одно — в кн. И. И. Панаева «Литературные воспоминания с приложением писем разных лиц», Спб. 1888, стр. 414–415, пять — в «Современник» 1913, N 8 и одно — там же 1913, N 1 (дополнено в «Голосе минувшего» 1916, N 5–6, стр. 50–51). Три не опубликованных (не отправленных) письма хранятся в архиве Л. Толстого, в Публичной библиотеке имени Ленина.

Из писем Н. А. Некрасова к Л. Н. Толстому до сих пор опубликовано лишь шесть: четыре — в «Литературных приложениях к Ниве» 1898, N 2, одно П. И. Бирюковым во II томе его биографии Толстого и одно в «Голосе минувшего» 1915, N 5, стр. 211–212. Нами печатаются остальные двадцать два письма Некрасова по подлинникам, хранящимся в Публичной библиотеке имени Ленина[1].

Письменные сношения Толстого с Некрасовым начались 3 июля 1852 г., когда проживавший в станице Старогладковской (Кизлярского округа, на левом берегу Терека) «фейерверкер 4-го класса батарейной N 4 батареи 20 артиллерийской бригады» Лев Толстой послал рукопись своего первого литературного опыта — «Детство» — редактору лучшего в то время журнала «Современник».

В завязавшейся переписке Толстой и Некрасов обменялись до апреля 1853 г. семью письмами: четыре со стороны Толстого (3 июля, 15 сентября, 27 ноября и 26 декабря 1852 г. — все напечатаны в указ. кн. «Архив села Карабихи») и три со стороны Некрасова (первые числа августа, 5 сентября и 30 октября 1852 — все напечатаны в «Литер. прил. к „Ниве“»).

Главной темой этих писем были посылавшиеся Толстым для напечатания в «Современнике» произведения «Детство» и «Набег».

1853 г. 6 апреля. Петербург.

6 Апрѣля 1853 Спб.

Милостивый Государь,

Лев Николаевич,

Вѣроятно, вы недовольны появленіемъ вашего разсказі въ печати. Признаюсь, я долго думалъ надъ измаранными его корректурами — и наконецъ рѣшился напечатать, сознавая то убѣжденіе, что, хотя он и много испорченъ, но в нем осталось еще много хорошаго. Это признают и другіе. Во всяком случаѣ это для вас мѣрка, в какой степени позволительны такія вещи, и впредь я буду поступать уже сообразно съ тѣмъ, что вы мнѣ скажете, перечитав вашъ разсказ в напечатанном видѣ.

При семъ прилагаются 75 р. сер. слѣдующія вамъ за этот разсказъ.

Пожалуйста не падайте духом отъ этих непріятностей, общих всѣмъ нашимъ даровитымъ литераторам. Не шутя ваш разсказ еще и теперь очень живъ и граціозен, а был он чрезвычайно хорошъ. Теперь некогда, но при случаѣ я вамъ напишу болѣе. Не забудьте Современника, который расчітывает на ваше сотрудничество.

Примите увѣреніе въ моемъ истинномъ почтеніи

В письме речь идет о рассказе «Набег», начатом Толстым в станице Старогладковской в ноябре и посланном Некрасову 26 декабря 1852 г. В сопроводительном письме Толстой, потерпевший от цензуры и, как он думал (может быть, неосновательно), от редактора, писал: «Милостивый государь! Посылаю небольшой рассказ; ежели вам будет угодно напечатать его на предложенных мне условиях, то будьте так добры исполните следующие мои просьбы: не выпускайте, не прибавляйте и, главное, не переменяйте в нем ничего. Ежели бы что-нибудь в нем так не понравилось вам, что вы не решитесь печатать без изменения, то лучше подождать печатать и объясниться. Ежели, против чаяния, Цензура вымарает в этом рассказе слишком много, то пожалуйста не печатайте его в изувеченном виде, а возвратите мне»[2].

Просьб этих Некрасов не исполнил, чем и объясняется извиняющийся тон письма. Изуродованный цензурой рассказ «Набег» был напечатан в мартовской книжке «Современника» за 1853 г., за подписью: «Л. Н.».

В известных до сих пор письмах Толстого и Некрасова следующих за письмом Некрасова от 6 апреля 1853 г. является письмо Толстого от 17 сентября 1853 г. (напечатано в кн. «Архив села Карабихи»). При письме этом Лев Николаевич посылал Некрасову рукопись «Записок маркера». Ответное письмо Некрасова, написанное «довольно скоро по получении рукописи» (письмо Некрасова от 6 февраля 1854 г.), не дошло до Толстого.

14 января 1854 г., перед отъездом с Кавказа в Ясную Поляну, Толстой писал Некрасову, спрашивая его об участи «Записок маркера» и извещая, что готовится продолжение «Детства» «Отрочество». Это письмо неизвестно. Ответ на него Некрасов написал 6 февраля 1854 г. (напечатано в «Голосе минувшего», 1915, № 5). Толстой получил его в Ясной Поляне 13 февраля, о чем есть запись в дневнике. Что ответил Толстой и ответил ли, неизвестно.

Во второй половине февраля Толстой выехал из Москвы в Дунайскую армию и 12 марта приехал в Бухарест, откуда 27 апреля послал Некрасову рукопись «Отрочества» с письмом, которое нам неизвестно. Получив рукопись и письмо, Некрасов писал Толстому, но письмо это дошло до Толстого только 24 августа, о чем есть запись в дневнике. Письмо это нам также неизвестно. Снова писал Некрасову Толстой 23 июня (из Бухареста), но и это письмо неизвестно.

1854 г. 10 июля. Петербург.

Милостивый Государь,

Лев Николаевичъ,

Исполняю ваше желаніе и посылаю тѣ номера Современника, в которых помѣщены ваши разсказы. — Если я скажу, что не могу прибрать выраженія, как достаточно похвалить вашу послѣднюю вещь, то кажется это будетъ самое вѣрное, что я могу сказать, да и не совсѣмъ ловко говорить въ письмѣ и вамъ больше. Перо подобно языку имѣет свойство застѣнчивости — это я понялъ въ сію минуту, потому что никакъ не умѣю, хоть и попутное, сказать кой-что из всего, что думаю, выберу только, что талант автора Отрочества самобытен и симпатичен в высшей степени, и что такія вещи, как описаніе лѣтней дороги и грозы, или сидѣніе въ казематѣ, и многое, многое дадут этому разсказу долгую жизнь въ нашей литературѣ. Я напечатаю Отрочество в IX или X кн. Современ. Не знаю, получите ли вы его — но он вамъ в Бухарест высылался.

Примите увѣреніе в моем душевномъ уваженіи и преданности

1854, Іюля 10.

Спбург.

Начальные строки письма — ответ на просьбу Толстого (вероятно, в указанном выше письме от 27 апреля) выслать ему номера «Современника» с «Детством» (1852 г., N 9) и «Набегом» (1853 г., N 3).

Номера эти Толстой получил в сентябре (между 11-м и 16-м; запись в дневнике).

«Отрочество» было напечатано в десятой (октябрьской) книжке «Современника» за 1854 г.

«Не знаю, получите ли вы его („Современник“) — но он вам в Бухарест высылался» Толстой получил сколько-то номеров за 1854 г. «Современника» 11 июля, о чем есть запись в дневнике.

1854 г. 2 ноября. Петербург.

Спб. 1854, 2 Ноября.

Милостивый Государь

Левъ Николаевичъ,

Видно ужь такова судьба Ваша, что и «Отрочество» в печати подверглось значительным и обидным урѣзываньям. Случилось нѣсколько ценсурных исторій, выговоров — на ценсора нашего, как и на других, напалъ паническій страх, в следствіе котораго он вымарал болѣе, чѣм слѣдовало. Само собою разумѣется, что были у потребны всѣ старанія, чтоб отстоять, что можно; къ счастію, как Вы замѣтите, лучшія вещи всѣ уцѣлѣли в неиспорченном видѣ. — Вещь эта произвела в читающемъ мірѣ, что называется эффект, а что касается литераторов, разумѣется, смыслящих, то они сознаются, что очень давно ничего подобнаго не было въ русской литературѣ. В самом дѣлѣ, хорошая вещь.

Конечно, вам теперь не до писанья, но если б — сверх чаянія — вы что-нибудь написали, то это было бы для нас теперь вдвойнѣ пріятно. — Война подѣйствовала у нас на все, даже и на литературу, и нужно употреблять большія усилія, чтоб поддержать существованіе журналов въ это тяжелое время. Теперь время подписки, и послѣ Отрочества, которое всѣм так понравилось, напечатаніе вашей новой повѣсти въ Современникѣ принесло бы ему пользу существенную.

Я пишу это письмо между прочим с тѣм, чтоб узнать от вас, куда послать Вам деньги за Отрочество. Я так давно не имѣю от Вас извѣстія, что не рѣшаюсь послать по старому адресу.

Примите увѣреніе въ моей совершенной преданности

Письмо написано в связи с выходом в свет октябрьской книжки «Современника» с «Отрочеством» Толстого. Рукопись этого произведения, посланная автором, до нас не дошла (как вообще не дошли рукописи, посылавшиеся Толстым Некрасову), и потому мы точно не знаем всего, что исключил из текста «Отрочества» цензор.

О цензурных историях, о которых пишет Некрасов, имеются сведения в дневнике А. В. Никитенки (под 26 сентября):

«В „Москвитянине“, кажется, в июньской книжке, напечатана повесть Лихачева: „Мечтатель“. В ней места три-четыре, действительно, лучше было бы не пропускать, во избежание худшего зла, но цензора Похвистнев и Ржевский пропустили их. Министр велел подать им в отставку. Сколько ни убеждал я, чтобы с ними было поступлено не так строго, министр на этот раз остался при своем решении.

К сожалению, это подаст повод здешним цензорам быть еще неукротимее в своих запрещениях». (А. В. Никитенко. «Записки и дневник», Спб., 1905, т. I, стр. 436).

Цензором «Современника», в общем довольно мягким, был Владимир Николаевич Бекетов (р.1809), казанский помещик, родственник попечителя в 1845–1856 гг. Петербургского учебного округа М. Н. Мусина-Пушкина.

1855 г. 17 января. Петербург.

Милостивый Государь

Лев Николаевичъ,

Мнѣ ужасно непріятно, что моих писем Вы не получаете, хотя я их пишу и писал, сколько было нужно, а именно, послѣ вашего отъѣзда из Тулы писал я вамъ 1) въ Букарест: а) съ посылкою записок Маркера, б) съ увѣдомленіе о полученіи «отрочества» и моими о нем мнѣніями или лучше сказать — похвалами. 2) Въ дѣйствующую армію по адресу вами назначенному — опять нѣсколько слов о «Отрочествѣ» при досылкѣ Вам двух №№ «Современника» съ вашими разсказами. 3) в Кишинев по адресу, который досталъ мнѣ Тургенев от Ваших родных в Орл[овскоі Губерніи. В послѣднем письмѣ я увѣдомлялъ Вас о напечатаніи «Отрочества» и желалъ имѣть от вас отвѣт, чтоб послать Вам деньги. Но из вчера полученнаго мною Вашего письма вижу, что Вы и этого моего письма не получали. Хотя я не очень аккуратен и притомъ постоянно болѣн, но по крайне мѣрѣ въ отношеніи къ Вамъ не имѣю, за что себя упрекнуть утверждаю даже, что былъ въ этомъ случаѣ особенно заботливъ. Так нѣсколько дней тому назадъ Тургенев, уѣзжая в Москву, сказал мнѣ, что увидит там вашу сестру и мужа, и я дал Тургеневу деньги, прося послать их Вам, если Ваши родныя знают вѣрный ваш адрес и имѣют от вас извѣстія. Отчего мои письма къ Вам не попадают — не знаію. Что касается Ваших, то я до вчерашняго дня не получал их послѣ того, как Вы писали мнѣ о высылкѣ Вам 2-х №№ Современника, что тогда же исполнено (не знаю, получили ли Вы эти книги, — а что касается до Современ. 1854 года, то адрес Ваш был сдан почтамту в Бухарестъ, и если Вы не послали извѣстія о перемѣнѣ его въ нашу контору или не сдѣлали на мѣстѣ, откуда выѣхали, распоряженія, то и неудивительно, что Вы его не получаете). Все это мнѣ досадно не менѣе вашего, потому-что я заинтересован Вашим талантом, как журналист — умалчиваю о прочемъ, — и не желал бы навлекать на Современник ваше неудовольствіе. Однако спѣшу перейти к Вашимъ произведеніямъ, к которых Вам интересно узнать что-нибудь.

Ваше «Отрочество» вышло в свѣт в Октябрѣ 1854 г. (Его изрядно общипала ценсура, вымарав многое из первых проявленій любви въ отрокѣ, и кое-что тамъ, гдѣ разскащик говорит об отцѣ) и произвело то, что называется эффектом т. е. нѣкоторый говор в Петербургѣ. Что касается до литературнаго круга, то всѣ порядочные люди единогласно находили эту вещь исполненною поэзіи, оригинальною и художественно выполненною. Так как я пишу вам об Вашемъ «Отрочествѣ» уже в 3-ій раз, то Вы извините меня за угловатость этих фраз, да я же и вѣчно тороплюсь — вот теперь мнѣ помѣшали дописать письмо. Мои пріятели Тургенев и Анненков въ восторгѣ от этого произведенія в такомъ же как и я. (Это приписано через час).

В 1 № Совр. на 1855 год помѣстилъ я Ваш разсказ «Записки Маркера», в которомъ, кажется, я ошибался, 1-м чтеніи он мнѣ не понравился, о чем я Вамъ и писалъ, но, прочитав его недавно, спустя почти год, я нашолъ, что очень хорош и в томъ видѣ, как написан — по крайней мерѣ былъ хорошъ в рукописи, потому что в печати и его таки — оборвали — впрочемъ, существеннаго ничего не тронуто. Надо еще замѣтить, что наш ценсор — самый лучшій. Что скажут об «Зап. Марк.» я вамъ напишу — впрочем едва ли я. Корреспонденцію свою по журналу передаю Тургеневу (который, мимоходомъ вам сказать, очень любит ваш талант — мы об вас очень много болтали), ибо сам имею надежду въ Февралѣ уѣхать за границу (я болѣн — и безнадежно), впрочем ваш отвѣт вѣроятно меня еще здѣсь застанет. Но вы адресуйте на имя Тургенева Ивана Сергѣевича, въ редакцію Современника, или на имя Панаева Ив. Ив. — впрочемъ Тургенев займет мою роль в редакціи Современника — по крайней мѣрѣ до той поры, пока это ему не надоѣстъ — и сноситься съ нимъ вамъ будет прямѣе. Пришлите намъ ваши солдатскіе разсказы — мы их напечатаемъ въ Современникѣ, зачѣмъ вамъ их совать въ Инвалид? Печатать их въ нашемъ журналѣ можно, разумѣется, если они пройдут гражданскую и военную ценсуру. Да пишите побольше — нас всѣх очень интересует ваш талант, котораго у вас много. Кстати въ 1 № Современника напечатал я статью Анненкова по поводу послѣднихъ произведеній Тургенева и Л. Н. Т. — в ней вы найдете нѣсколько дѣльных замѣчаній о себѣ — она высказывает нѣсколько мыслей, на который наводят ваши произвеленія. — 10 № Современника, гдѣ «Отрочество», и 1-ый, гдѣ «Зап. М.» велю я завтра же отослать к Вам по легкой почтѣ въ видѣ посылки: и они придут вмѣстѣ с этим письмом. Дальнѣйшіе будут посылаться въ Кишеневъ обыкновеннымъ порядкомъ, впредь до Вашего распоряженія, которое адресуйте въ Контору. Деньги тоже на дняхъ отошлю къ Вамъ, послалъ бы при этом письмѣ, да не знаю, не сдѣлалъ ли уже этого Тургенев. Пожалуйста пришлите намъ вашу повѣсть или разсказъ. Желаю Вамъ всего лучшаго, что только можно достать в Кишеневѣ.

Извините за неряшливость этого письма я его не перечітывал — некогда, а написать хотѣлось по возможности подробнѣе.

17 Янв. 1855.

Спб.

Напишу еще на дняхъ, если что забылъ.

Письмо является ответом на письмо Толстого от 19 декабря 1854 г., которое начиналось словами: «Или мои, или ваши письма, или те и другие — не доходят — иначе я не могу объяснить себе вашего 6-тимесячного молчания; а между тем мне бы очень многое было интересно знать от вас. Современника тоже с Августа — я не получаю. — Напечатаны ли и когда будут напечатаны Рассказ маркера и Отрочество? и почему не получаю я Современника? Уведомьте меня пожалуйста об этом и письмом страховым, чтобы это было вернее». («Архив села Карабихи», М. 1916, стр. 201).

«Отъезд из Тулы» — отъезд Толстого из Москвы в Дунайскую армию во второй половине февраля 1854 г.

Письмо Некрасова с посылкою «Записок маркера» (ответ на письмо Толстого от 17 сентября 1853 г.) до Толстого не дошло и, вероятно, вообще пропало.

Письмо Некрасова «с уведомлением о получении „Отрочества“» (ответ на письмо от 27 апреля 1854 г.), нам неизвестное, вероятно, о получении которого записано в дневнике Толстого от 24 августа 1854 г.: «Получил лестное об „Отрочестве“ письмо от Некрасова, которое, как и всегда, подняло мой дух и поощрило к продолжению занятий».

Письмо Некрасова «в действующую армию по адресу, вами назначенному» — письмо от 10 июля 1854 г., выше напечатанное.

Письмо Некрасова «в Кишенев» — письмо от второго ноября 1854 г., выше напечатанное.

Полученное «вчера» письмо Толстого — письмо от 19 декабря 1854 г. (напечатано в кн. «Архив села Карабихи»).

Тургенев был знаком с сестрой Л. Толстого М. Н. Толстой и ее мужем с октября 1854 г.

В середине ноября 1855 г. Тургенев уехал из Спасского в Петербург, откуда выехал числа 9-го в Москву на празднование столетнего юбилея университета[3].

Письмо Толстого с просьбой о высылке ему 2-х номеров «Современника» — вероятно, неизвестное нам письмо от 27 апреля 1854 г.

Под описанием в «Отрочестве» «первых проявлений любви в отроке» Некрасов разумеет VI («Маша») и XVIII («Девичья») главы, целиком исключенные цензурой в «Современнике».

«Кое-что там, где рассказчик говорит об отце» — исключение отдельных мест из главы XXII («Папа»). Некрасов умалчивает о ряде других исключений, сделанных цензурой.

«Записки маркера» были посланы Толстым Некрасову 17 сентября 1853 г. Первый отзыв Некрасова об этой вещи, написанный вскоре по получении рукописи, как мы уже говорили, не дошел до Толстого. 6 февраля 1854 Некрасов повторил его: «„Зап. марк.“ очень хороши по мысли и очень слабы по выполнению; этому виной избранная вами форма; язык вашего маркера не имеет ничего характерного — это есть рутинный язык, тысячу раз употреблявшийся в наших повестях, когда автор выводит лицо из простого звания; избрав эту форму, вы без всякой нужды только стеснили себя: рассказ вышел груб, и лучшие вещи в нем пропали… Однако ж я долгом считаю прибавить, что, если вы все-таки желаете, я напечатаю эту вещь немедленно». («Голос минувшего», 1915, N 5, стр. 212).

План Некрасова уехать за границу в 1855 г. не осуществился.

Солдатские рассказы. В октябре 1854 г. офицерами артиллерийского штаба Южной армии было задумано издание военного журнала. В разработке программы журнала деятельное участие принимал Толстой, но высочайшего согласия на это не последовало, и Толстой в письмах к Некрасову от 19 декабря 1854 г. и от 11 января 1855 г. предлагал ему для помещения в «Современнике» заготовленные для неосуществившегося журнала статьи. Об этом см. статью В. И. Срезневского «О военном журнале Л. Н. Толстого и его сотоварищей по армии» — Сборник «Толстой в 1850–1860. Материалы и статьи». Ред. В. И. Срезневского, Л. 1927.

1855 г. 27 января. Петербург.

Спб. 27 Янв. 1855.

Милостивый Государь

Левъ Николаевичъ,

Письмо Ваше с предложеніем военных статей получил и спѣшу Вас увѣдомить, что не только готов, но и рад дать Вам полный простор въ Современникѣ — вкусу и таланту вашему вѣрю больше, чѣмъ своему, а что касается до других соображеній, то въ настоящее время литературный журналъ не может не желать такого рода матеріаловъ и не чаять себѣ от них пользы. Об условіяхъ денежных напишу, когда получу первыя статьи (я пробуду в Петербургѣ до конца Февраля, а может и долѣе), пишите ко мнѣ или къ Панаеву ибо Тургеневъ пропалъ (поѣхалъ въ Москву на три дня и до сей поры его нѣт), и надежды мои на него начинают колебаться. Я в сію минуту не имѣю времени писать больше.

Примите увѣреніе в моем совершенномъ почтеніи и преданности.

Это письмо — ответ на письмо Л. Толстого от 11 января 1855 г.

Тургенев приехал из Москвы в Петербург 8 февраля.

[1855 г.]. 15 июня. Москва.

15 Iюня, Москва.

Милостивый Государь

Левъ Николаевичъ,

Препровождаю к Вамъ деньги за Вашу послѣднюю статью [50 р. сер.). Статья эта написана мастерски, интересъ ея для русскаго общества не подлежит сомнѣнію, — успѣх она имѣла огромный. Еще до выхода VI кн. Современ. Я имѣлъ ее здѣсь въ корректурѣ, и она была читана Грановскимъ при мнѣ въ довольно большомъ обществѣ — впечатлѣніе произвела сильное. Пожалуйста давайте нам побольше таких статей! —

Для Юности также уже опредѣлено мѣстечко в 9 № Современника, увѣдомьте меня[4] или Панаева, можете ли доставить ее к этому времени, т. е. к половинѣ Августа.—

Примите увѣреніе в моем истинномъ уваженіи

25 апреля 1855 г. Толстой закончил свой первый «Севастопольский» рассказ «Севастополь в декабре месяце». Рассказ был напечатан в июньской книжке «Совр.» 1855 г. за подписью: Л. Н. Т. По поводу выхода в свет этой книжки Некрасов и пишет письмо из Москвы, куда приехал погостить к В. П. Боткину, на дачу в Петровском парке.

О том, что пишется для «Современника» «Юность», которую Толстой обещает к осени, он писал в не дошедшем до нас письме к Некрасову при посылке «Севастополя в декабре».

С отъездом Некрасова (в середине апреля?) из Петербурга редакторские обязанности нес И. И. Панаев, 3 мая писавший Толстому о присылке «Юности» (письмо не опубликовано).

И в сентябре Некрасов за границу не уехал, а в середине августа уехал в Петербург.

4 июля 1855 г. Толстой послал И. И. Панаеву «Севастополь в мае». Опасения Льва Николаевича, что цензура изуродует статью, высказанные им в письме к Панаеву (не опубликовано), оправдались в самой сильной степени. Статья была настолько обезображена цензурой, что Панаев, поместивший ее в сентябрьской книжке «Современника» под названием «Ночь весной 1855 г. в Севастополе», не решился поставить под статьей инициалов Толстого, и она появилась без подписи. Об этой тяжелой истории писал Некрасов Толстому 2 сентября 1855 г. (письмо напечатано в «Литер. приб. к Ниве» 1898 г., N 2).

Из дошедших до нас писем это письмо было последним, написанным до личного знакомства с Толстым.

21 ноября Толстой приехал из Севастополя в Петербург, откуда 24 ноября Некрасов писал В. П. Боткину: «…приехал Л. Н. Т., то есть Толстой и отвлек меня. Что это за милой человек, а уж какой умница! И мне приятно сказать, что, явясь прямо с железной дороги к Тургеневу, он объявил, что желает еще видеть меня. И тот день мы провели вместе и уж наговорились! Милой, энергической, благородной юноша, сокол… а может быть и орел. Он показался мне выше своих писаний, а уж и они хороши. Тебе это верно понравится. Приехал он только на месяц, но есть надежда удержать его здесь совсем. Некрасив, но приятнейшее лицо, энергическое и в то же время мягкость и благодушие глядит, как глядит. Мне очень полюбился. Читал он мне 1-ую часть своего нового романа — в необделанном еще виде. Оригинально, в глубокой степени дельно и исполнено поэзии. Обещал засесть и написать для 1-го № Современника Севастополь в Августе. Он рассказывает чудесные вещи. „Юность“ еще не окончена». (Письмо не опубликовано).

К этому пребыванию в Петербурге Толстого относятся три его записки к Некрасову (напечатаны в «Совр.» 1913, N 8).

17 мая Толстой уехал из Петербурга в Ясную Поляну, откуда 12 июня написал три письма Некрасову: от 12 и от 29 июня (напечатаны в «Совр.» 1913, N 8) и от 2 июля (напечатано в «Совр.» 1913, N 1).

1856 г. 22 июля. Петербург.

Не сердитесь, Лев Николаевичъ, что я вамъ долго не отвѣчалъ на ваше письмо. Пріѣздъ Тургенева былъ отчасти тому причиною — мы предавались болтанію на прощанье съ удвоенной яростью. Вчера мы его проводили за границу. Какую он чудесную повѣсть написал! (Фауст). Жаль только, что не кончил — и увез съ собою за границу. — Он говорит, что вещь вашего брата очень хороша, очень я этому рад. Все дѣло теперь зависит от васъ: будьте столь любезны ко мнѣ и къ Современнику — обдѣлайте ее къ 1-мъ числам Августа и вышлите, — она необходима на 9-ый № Совр., къ ней еще прибавимъ два маленькіе очерка Григоровича (больше он не успѣет написать) и книга будетъ хорошая. Дайте мнѣ знать к какой книжкѣ можно расчитывать на Юность? — Да еще вот что: что же мы будемъ печатать въ 1-мъ №? — мы общимъ голосомъ рѣшили, что надо вамъ писать для него. Подумайте об этомъ — я все боюсь чтоб, вмѣсто удвоеинаго участія в Современникѣ, всѣ вы не сло-жили руки. На послѣднія книжки 1856 года у меня есть в виду:

На № 9 — разсказ вашего брата

очерки Григоровича

На № 10 — ваша Юность

На № XI Фауст, Тург. (или на оборот: Фауст въ X, а Юность въ XI, как успѣете) и

Не сошлись характ., Островскаго

На № XII Лиръ, Дружинина и

Очерки Григоровича.

А начиная с 1-го № ровно пока ничего. Надо, надо вамъ писать.

О томъ, что въ ваших письмахъ, хотѣлъ бы поговорить на досугѣ. Но ни съ чѣмъ я не согласенъ. Особенно мнѣ досадно, что вы так браните Чернышевскаго. Нельзя, чтоб всѣ люди были созданы на нашу колодку. И коли въ человѣкѣ есть что хорошее, то во имя этого хорошаго не надо спѣшить произносить ему приговоръ за то, что въ нем дурно или кажется дурнымъ. Не надо также забывать, что он очень молод, моложе всѣхъ нас, кромѣ вас развѣ. Вам теперь хорошо в деревнѣ, и вы не понимаете, за чѣмъ злиться, вы говорите, что отношенія к дѣйствительности должны быть, здоровыми, но забываете, что здоровыя отношенія могутъ быть только къ здоровой дѣйствительности. Гнусно притворяться злымъ, но я сталъ бы на колѣни перед человѣкомъ, который лопнулъ бы от искренней злости — у нас ли мало к ней поводовъ? И когда мы начнем больше злиться, тогда будемъ лучше, — т. е. больше будемъ любить — любить не себя, а свою родину. — Напишу вам еще на днях. Объ этомъ мнѣ не скучно писать, да теперь нѣтъ времени.

Что такое вы пишете мнѣ о деньгах, то выдать, то не надо? Напишите. Я ѣду 16-го Августа. Денег у меня лишних нѣт. Но я думаю эту сумму можно будетъ дать.

Рад я об Лонгиновѣ и не сомнѣвался, что вы дойдете до истины. Избыток гордости и упрямство — вамъ временно заволокли зрѣніе. Я, кажется, Лонгинова не увижу перед отъѣздомъ, да и во всякомъ случаѣ ловко ли, чтоб я ему говорилъ? Скажите сами или поручите В. Боткину, когда поѣдете через Москву.

Будьте здоровы. Напишите мнѣ

Дата письма определяется почтовыми штемпелями 24 и 27 июля 1856 г. и содержанием (отъезд Тургенева).

Ответ на письмо Толстого от 2 июля.

Тургенев 12 июля выехал из Спасского в Петербург, откуда 21 июля уехал за границу.

В письме от 29 июня Толстой писал Некрасову, что он получил от брата Николая Николаевича Толстого (1823–1860 г.) «Записки охотничьи». «Я писал брату, — сообщает Лев Николаевич, — чтобы он разрешил мне напечатать и тогда вам к 9-му номеру будет славная вещь». Произведение Н. Н. Толстого под заглавием «Охота на Кавказе» было напечатано в январской книжке «Современника» за 1857 г. (Перепечатано в изд. Сабашниковых с предисловием М. О. Гершензона в 1922 г.).

Под удвоенным участием в «Современнике» Некрасов разумел обязательство, которое дали Григорович, Островский, Толстой и Тургенев помещать свои новые произведения исключительно в «Современнике».

Очерков Григоровича в 1856 г. в «Современнике» не появлялось.

Фауст Тургенева был напечатан в октябрьской книжке «Современника» за 1856 г.

Юность Толстого была напечатана в январской книжке «Современника» за 1857 г.

Пьеса (задуманная первоначально, как повесть) Островского «Не сошлись характерами» появилась лишь в январской книжке «Современника» за 1858 г.

Перевод Дружинина Шекспировского «Короля Лира» напечатан в декабрьской книжке «Современника» за 1856 г.

Особенно мне досадно, что вы так браните Чернышевскаго. В письме к Некрасову (от 2 июля) Толстой сильно осуждал за тон, по его мнению «возмущенный, желчной, злой», статьи Чернышевского (не подписанной) в № 6 «Современника» «Заметки о журналах». Май, 1856. «„Русская Беседа“ и ее направление». Вообще Толстой в этом письме резко характеризует Чернышевского, называя его презрительно «клоповоняющим». На это и возражает Некрасов.

Деньги, которые просил Толстой у Некрасова, нужны были на покупку бумаги для печатавшихся в это время в Петербурге двух книг Толстого «Детство и отрочество» и «Военные рассказы».

Некрасов уехал за границу, через Берлин в Вену, 11 августа.

Последний абзац письма касается вызова на дуэль в марте 1856 г. в Петербурге Толстым М. Н. Лонгинова. Дуэль была расстроена Некрасовым, бывшим косвенным виновником вызова. В письме к Некрасову (от 2 июля) Толстой раскаивался в своей горячности, просил извинения у Некрасова и заключал письмо словами: «Ежели вы будете видеться с Лонгиновым, то вы меня одолжите, объяснив ему дело и показав ему хоть то, что я вам пишу».

1856 г. 22 августа. (3 сентября). Вена.

Вѣна, 3 Сентября. 1856.

Любезный Лев Николаевичъ, Несказанно был я доволен и тронут, получивъ ваше послѣднее письмо, наканунѣ отъѣзда моего из Петербурга. Отвѣтить оттуда не успѣлъ, но оно со мной и здѣсь еще раз я его перечелъ и съ любовью думалъ о васъ. Пожалуйста не смѣшивайте во мнѣ офиціальнаго человѣка — да еще бѣднаго, да еще неумѣющаго выдерживать роли — съ мной самимъ, — тогда может быть Вы меня точно полюбите, впрочемъ для этого вамъ еще нужно меня покороче узнать. Но покуда въ одномъ не сомневаюсь, что недругами мы быть не можем и не будемъ. Что до меня, то ничто случившееся со времени нашего знакомства съ Вами не убавило во мнѣ симпатіи къ той сильной и правдивой личности, которую я угадывалъ по вашимъ произведеніямъ, еще не зная Васъ. На мои глаза въ васъ происходит та душевная ломка, которую въ свою очередь пережилъ всякій сильный человѣкъ и вы отличаетесь только — къ выгодѣ или не выгодѣ — отсутствіемъ скрытности и пугливости. Признаюсь, я лично люблю такіе характеры и для меня самого дикая крайность, самое безобразное упорство (въ данную минуту) лучше апатическаго: какъ угодно, или трусливаго: самъ не знаю. Но довольно объ этомъ. Я не шутилъ и не лгалъ, когда говорилъ когда-то, что люблю васъ, — а второе: я люблю еще въ васъ великую надежду русской литературы, для которой Вы уже много сдѣлали и для которой еще болѣе сдѣлаете, когда поймете, что въ нашемъ отечествѣ роль писателя — есть прежде всего роль учителя, и по возможности заступника за безгласных и приниженныхъ.

О себѣ покуда еще ничего не могу Вамъ сказать. Не успѣлъ оглядѣться, но теперь же скажу, что хорошо выскочить изъ своего муравейника и вдруг очутиться среди людей, которымъ до нас ровно никакого дѣла нѣтъ. Вѣна удивительно красива, великолѣпна и чиста. Адресуйте мнѣ въ Венецію poste restant впредь до моего увѣдомленія. Въ Венеціи я буду проѣздомъ, оттуда в Рим и в Неаполь, a гдѣ зимую, самъ еще не знаю. Напишу. Будьте здоровы. Пишите мнѣ. Не забывайте Современника.

Ответ на не дошедшее до нас письмо Толстого.

1857 г. 26 февраля (10 марта). Рим.

10 Марта 1857. Римъ.

Исполняю мое обѣщаніе, извѣщаю васъ, любезный Левъ Николаевичъ, что я 15 Марта ѣду въ Неаполь; дальнѣйшій мой планъ такой: въ Неаполѣ я проживу до 7 или 8 Апрѣля и къ Пасхѣ (10 Апр.) ворочусь в Римъ, гдѣ пробуду съ недѣлю, и потомъ берегомъ черезъ Флоренцію, Геную и пр. поѣду въ Парижъ; из Парижа поѣду въ Спа брать желѣзныя ванны, а оттуда въ Россію. Как вы поживаете и что думаете дѣлать? Из Россіи я получилъ извѣстіе, что Боткинъ, Григоровичъ и Дружининъ въ началѣ Апрѣля выѣзжаютъ за границу, но куда именно, не сказано. Теперь я очень жалѣю, что не остался нѣсколько дней в Парижѣ и мало пробылъ съ Вами. Но что дѣлать? Физическое мое состояніе таково, что всякое душевное безпокойство дѣлаетъ меня никуда негоднымъ я просто теряю самообладаніе. Съ молоду я боялся смерти, теперь боюсь жизни. Гадко! Разъяснилъ бы вамъ это, да противно останавливаться на этомъ. Я здѣсь нѣсколько дней провелъ недурно въ поѣздках по окрестностямъ. Погода стояла удивительная. Природа — спасибо ей — дѣйствуетъ еще на меня благодѣтельно — и тѣломъ я бодрѣе и на душѣ легче, возвращаешься домой успокоенный и кротко-пристыженный, как будто любящій человѣкъ деликатно намекаетъ тебѣ, какая ты мелкодушная тварь. Если вздумаете, напишите мнѣ въ Неаполь poste restante. Поклонитесь Тургеневу, которому не пишу: думаю, что он уѣхалъ въ Дижон.

Душевно вас любящій

P. S. Я былъ у Дьякова, не засталъ дома, оставилъ ему ваше письмо и мою карточку. Дальнѣйшее зависѣло от него.

Некрасов приехал 20 сентября (2 октября) 1856 г. в Рим, откуда 25 января (6 февраля) приехал в Париж, где прожил до 10 (22) февраля, когда уехал опять в Рим.

Намеченный в письме маршрут почти полностью и был выполнен Некрасовым. 2 (14) или 3 (15) марта он выехал из Рима в Неаполь, откуда вернулся в Рим 25 марта (6 апреля), а 11 (23) апреля выехал из Рима во Флоренцию. 5(17) мая Некрасов был в Париже. В Спа, как предполагал, он не поехал, а из Парижа отправился прямо в Петербург, куда приехал 28 июня (10 июля).

В. П. Боткин и А. В. Дружинин 14 или 15 апреля 1857 г. выехали из Москвы в Вену.

…жалею, что не остался несколько дней в Париже и мало пробыл с вами — Некрасов уехал из Парижа на другой день после приезда туда Толстого. В это время был в Париже и Тургенев, живший тут с 20 октября (1 ноября).

В Дижон Тургенев приехал с Толстым 25 февраля (9 марта). Пробыли они здесь до 1 (13) марта, когда уехали в Париж.

Дьяков — Дмитрий Алексеевич (1823–1891), приятель еще с казанских лет Толстого. Письмо Толстого к Дьякову неизвестно.

[1857 г.] 31 марта — 1 апреля (12–13 апр.). Рим.

12 Апрѣля, Рим.

Я отвѣчаю вамъ на письмо, писанное Вами въ Сентябрѣ прошлаго года и только теперь пересланное сюда из Венеціи. Въ этомъ письмѣ есть нѣчто, пробудившее во мнѣ слѣдующую мысль: отчего это время не сблизило насъ, а как будто развело далѣе другъ отъ друга? Если Вы припомните первое наше свиданіе по пріѣздѣ Вашемъ въ Петербургъ, то едва ли будете спорить противъ этого факта. Отчего это? Любопытно бы уяснить. Я попробую. Но прежде всего выговариваю себѣ право, можетъ быть, иногда на рутинный и даже фальшивый звукъ, на фразу, то есть буду говорить безъ оглядки, какъ только и возможно говорить искренно. Не напишешь, ни за что не напишешь правды, как только начнешь взвѣшивать слова; совѣтую и вамъ давать себѣ эту свободу, когда Вамъ вздумается показать свою правду другому. Что за нужда, что другой ее поймает, — то-есть фразу — лишь бы она сказалась искренно — этимъ-то путемъ и скажется ему та доля вашей правды, которую мы щепетильно припрятываемъ, и без которой остальное является въ другомъ свѣтѣ. — Я могу и хочу объяснить только одну сторону дѣла, а Вас попрошу объяснить другую, вашу, — то-есть скажу вам, почему я не приблизился к Вамъ душевно со времени нашего знакомства, а как бы отдалился. Мнѣ кажется, не дикія и упорныя до невозможной въ вас ограниченности понятія, которыя Вы обнаружили (и от которых всѣ уж[?] отступились) возстановили меня и нѣк. др. противъ вас, a слѣдующее: мы раскрылись вамъ со всѣм добродушіемъ, составляющимъ можетъ быть лучшую (или нѣсколько дѣтскую) сторону нашего кружка, а Вы заподозрили нас въ неискренности, прямѣе сказать въ честности. Фраза могла и вѣрно присутствовала въ нас безотчетно, а Вы поняли ее, как основаніе, как главное въ насъ. Съ этой минуты уже намъ не могло быть ловко, — свобода исчезла — безотчетная или сознательная оглядка сдѣлалась неизбежна. Большая часть поводовъ и разногласій давно исчезла: от многого Вы отказались, еще большее поняли, остальное само собою уничтожилось, будучи только минутным слѣдствіемъ застигнутаго въ расплохъ самолюбія, — а легче не стало. Отношенія не могли стать на ту степень простоты, съ какой начались, a слѣдовательно не могли двигаться вперед по пути сближенія. На этом мы и стоимъ. Это мнѣ кажется вѣрнымъ не только за себя, но еще болѣе за Тургенева. Эта душа, вся раскрывающаяся — при Васъ сжалась, и какъ-то упорно не размыкается. Грустно вас видѣть вмѣстѣ. Вы должны бы быть друзьями, а Вы что? Как то у меня оборвалась нить этой мысли, которую еще далеко я не досказалъ, но, какъ я непремѣнно хочу вамъ послать это письмо, то перехожу прямо къ Вашему желанію высказаться въ письмѣ, «чтоб наша переписка сдѣлала нас серьезно друзьями». И я этого хочу всѣмъ сердцем, оттого и написал эти строки. Вы, как и я, вѣрно не смотрите на друга (глупая рутина ироніи едва дала мнѣ силу написать это слово), как на человека, съ которымъ можно убить пріятно ненужный часъ, который хорошо умѣетъ щекотать наше самолюбіе и у котораго можно при случаѣ занять денег, вы вѣрно смотрите поглубже — и чѣмъ долѣе будете жить, тѣмъ серьезнѣе будете смотрѣть. Для меня человѣк, о котором я думаю, что он меня любит — теперь все, въ нем моя радость и моя нравственная поддержка. Мысль, что заболит другое сердце, может меня остановить от безумнаго или жестокаго поступка — я это говорю по опыту; мысль, что есть другая душа, которая поскорбит или порадуется за меня — наполняет мое сердце тихой отрадой, — можетъ быть от равнодушія къ жизни, но вѣрите ли? я чувствую, что для такой души я не въ состояніи пожалѣть своей, и одна мысль о возможности этого подвига наполняет меня такимъ наслажденіемъ, какого ничто въ жизни уже мнѣ не можетъ дать. — Но право я пишу что-то такое, чего вѣрно не пошлю, если перечту послѣ обѣда, къ которому зоветъ звонокъ гостиницы въ эту минуту. Итак, иду и даю себѣ слово — не перечитывать предъидущаго, а что напишу далѣе, не знаю.

На другой день. Слова не сдержалъ — перечелъ, однако давъ себѣ прежде другое, что все-таки пошлю. Результатъ предъидущаго тотъ, что дружба, какъ всякое счастіе, дается не легко. Однако позволительно и должно искать этого как всякого другого законнаго счастья. Теперь я совсѣмъ въ другомъ настроеніи — продолжать начатого не могу, но вот какая пришла мнѣ мысль. Рутина лицемѣрія и рутина ироніи губят въ насъ простоту и откровенность. Вамъ вѣрно случалось, говоря или пиша, безпрестанно думать: не смѣется ли слушатель? Так чтожь? Надо давать пинька этой мысли каждый разъ, как она явится. Все это мелочное самолюбіе. Ну если и посмѣются, если даже заподозрят въ лицемѣріи, въ фразѣ, экая бѣда! Мы создаем себѣ какой-то призрак — страшилища, который безотчетно мѣшает намъ быть самими собою, убивает нашу моральную свободу. — Ну будетъ.

Жаль, что Вы теперь не въ Римѣ. Всѣ эти дни я смотрѣлъ разныя религіозныя дивы, подобных которымъ нигдѣ нельзя увидать, кромѣ Рима. Сейчасъ воротился съ самой эффектной церемоніи. Папа съ балкона благословлял народ и кидалъ буллы. Огромная площадь Св. Петра биткомъ была набита народом и экипажами. Зрѣлище удивительно красивое — въ размѣрах колоссальных. Сегодня вечеромъ Св. Петръ будет весь мгновенно освещен — пойду смотрѣть.

Я на днях выѣзжаю из Рима, буду во Флоренціи, въ Генуѣ, въ Ниццѣ, а к 1-м числамъ Мая явлюсь въ Парижъ. А вы гдѣ будете? Что дѣлаете? Тургеневъ мнѣ писалъ, что Вы окончили новую повѣсть. Он ее очень хвалитъ. Обдѣлайте и посылайте въ Современникъ. Если б Вы знали, как я краснѣю при мысли, что Современникъ заковылялъ! Надо, надо тянуть — коли взялись за гужъ. Проклятая поѣздка за границу! Проклинаю минуту, когда я рѣшился ѣхать… Но впрочемъ не поѣздка виновата, а я самъ. Если мнѣ удастся справиться, т. е. совладѣть съ собою — я еще постою за Современник. — Дѣлать я покуда ничего не дѣлаю, кстати скажу, что я былъ серьезно обиженъ тѣмъ несомнѣннымъ фактомъ, что всѣ мои литературные друзья въ дѣлѣ о моей книгѣ приняли сторону сильнаго, обвиняя меня в мальчишествѣ. Ах, любезный другъ! Не мальчишество на этомъ свѣтѣ только лежаніе на пуховикѣ, набитомъ ассигнаціями, накраденными собственной или отцовской рукой. Каковы бы ни были мои стихи, я утверждаю, что никогда не брался за перо съ мыслью что бы такое написать, или как бы что написать: позлѣе, полиберальнѣе? — мысль, побужденіе, свободно возникавшие, неотвязно преслѣдуя, наконец заставляло меня писать. Въ этомъ отношеніи я может быть болѣе вѣрен свободному творчеству, чѣм многіе другіе. Да и такія вещи написалъ я не всѣ — въ моих бумагах можно найти цѣлую серію недоконченных пьесъ. Все это говорю к тому, что изменить характера своего писанія я не могу так же, как Вы не можете раздѣлять убѣжденій гг. Гончарова и Дружинина, хотя меня въ томъ и увѣряли, как в несомнѣнномъ, — а потому не ждите от меня ничего по части стиховъ чтобъ пришлось по вашему вкусу. Впрочемъ вѣрнѣе сказать и сам не знаю покуда, что буду писать. Есть планъ большой вещи, от которой я въ восторгѣ, да времени и труда за нимъ бездна — страшно приниматься. Однако, прощайте. — Если выѣдете из Парижа, то пишите мнѣ въ Париж, poste restante. Кланяйтесь Тургеневу.

Это письмо Некрасова было адресовано в Париж, где оно не застало Толстого, неожиданно уехавшего 27 марта (8 апреля) в Женеву.

Вероятно, о получении этого письма в дневнике Толстого записано под 14(26) апреля: «Получил письмо от Некрасова».

Упоминаемое в первых строках письмо Толстого к Некрасову нам неизвестно. Оно было ответом на письмо Некрасова от 22 августа (3 сентября).

Приезд ваш в Петербург — в конце ноября 1855 г.

Торжества в Риме, ради которых Некрасов приехал из Неаполя в Рим, были по случаю Пасхи.

О маршруте Некрасова см. прим. к предыдущему письму.

Повесть Толстого, которую хвалил Тургенев — рассказ «Альберт», прочитанный Толстым Тургеневу 1 (13) марта.

Письмо Тургенева, о котором упоминает Некрасов, в печати не появлялось.

В отсутствие Некрасова «Современник» редактировался Панаевым и Чернышевским. Деятельностью первого Некрасов был не очень доволен.

О каких обвинениях в мальчишестве пишет Некрасов, объяснить не можем. Возможно, что он имеет в виду перепечатку Чернышевским в «Современнике» стих. «Поэт и гражданин», из-за которой были неприятности с цензурой.

План большой вещи. По предположению Н. С. Ашукина, Некрасов имеет в виду поэму «Несчастные»: из рукописей, хранящихся в Рукописном отделении Публичной библиотеки имени Ленина, видно, что Некрасов работал над поэмой в Риме.

1857 г. 5(17) мая. Париж.

Париж, 17 Мая 1857.

Мнѣ здѣсь видно суждено получать ваши письма долго спустя послѣ того, как они написаны. На дняхъ я получилъ Ваше письмо, писанное вами въ Неаполь. Спасибо вамъ за него — я его сейчас перечелъ, и на меня повѣяло какимъ-то тепломъ, вы не без участья думали обо мнѣ, когда его писали. По принятой мною съ вами системѣ даю опять себѣ свободу говорить, что думается, не заботясь, что из того выйдет, и не подшибая крыльев у чувства или мысли поминутной оглядкой. Не дивитесь, если не будет наружной связи (зачѣмъ тратить время — вѣдь не для печати), если от спѣшности дурно выражу, все таки вы поймете. Вы грустны, у васъ, кажется, хандра. Хандра и грусть у человѣка въ вашемъ положеніи, мнѣ кажется, может быть только, когда у него нѣт цѣли въ жизни. Ближайшая цѣль трудъ, у вас есть, но цѣль труда? Хорошо ли, искренно ли сердечно ли (а не умозрительно только, не головою) убѣжденьі Вы, что цѣль и смыслъ жизни любовь? (в широком смыслѣ). Без нея нѣт ключа ни к собственному существованию, ни къ сущ[ествованію] другихъ, и ею только объясняется, что самоубийства не сдѣлались ежедневным явленіемъ. По мѣрѣ того, какъ живешь — умиляясь, свѣтлѣешь и охлаждаешься, мысль о безцѣльности жизни начинает томить, тут дѣлаешь посылку к другимъ — и они вѣроятно (т. е. люди в настоящемъ смыслѣ) чувствуют то ж — жаль становится их — и вот является любовь. Человѣкъ брошен въ жизнь загадкой для самого себя, каждый день его приближает к уничтоженію — страшнаго и обиднаго въ этомъ много! На этомъ одномъ можно съ ума сойти. Но вот вы замѣчаете, что другому (или другимъ) нужны вы — и жизнь вдруг получает смыслъ, и человѣк уже не чувствует той сиротливости, обидной своей ненужности, и так круговая порука. Все это я выразилъ очень плохо и мелко — что-то не пишется — но авось вы ухватите зерно. Человѣкъ созданъ быть опорой другому, потому что ему самому нужна опора. Разсматривайте себя какъ единицу — и вы придете въ отчаяніе. Вот основаніе хандры въ порядочномъ человѣкѣ — думайте, что и съ другими происходит то же самое и спѣшите имъ на помощь. Ах, как что-то выходит неясно, нет, я не способен сегодня писать, мнѣ жаль моей мысли, так бѣдно я ее поймалъ словомъ. Изорвать хочется — чувствую тоскливость, которую вы вѣрно знаете — хочется сказать, а не сказывается. Что вы въ этом случаѣ дѣлаете? Бросаете работу или нудите и пытаете себя? Бывало я былъ к себѣ неумолимъ и просиживалъ ночи за пятью строками. Из того времени я вынесъ убѣжденіе, что нѣт такой мысли, которую человѣк не могъ бы себя заставить выразить ясно и убѣдительно для другаго, и всегда досадую, когда встрѣчаю фразу «нѣт словъ выразить» и т. п. Вздор! Слово всегда есть, да умъ наш лѣнивъ, да еще вот что: надо имѣть вѣры въ ум и проницательность другаго по крайней мѣрѣ столько же, сколько в собственные. Недостаток этой вѣры иногда безсознательно мѣшает писателю высказываться и заставляетъ откидывать вещи очень глубокія, чему лѣнь, разумѣется, потворствует.

Скажу нѣсколько словъ о себѣ и о Тургеневѣ. Я кормлю и лечу себя — вот главная моя теперь забота. Гоню дурныя мысли и поперемѣнно чувствую себя то хорошимъ человѣкомъ, то очень дряннымъ. В первомъ состояніи мнѣ легко — я стою выше тѣхъ обид жизни, тѣх кровных уязвленій, которымъ подверглось мое самолюбіе, охотно и искренно прощаю, кротко мирюсь съ мыслью о невозможности личнаго счастья; во второмъ, я мученикъ, и мученик, недостойный сожалѣнія, начиная съ моего собственнаго, от мелкой раздражительности до готовности воткнуть ножъ въ свое или другое чье-нибудь горло — я все переживаю. Легко сказать — зачѣмъ же это? Хуже всего человѣку, когда у него нѣт силъ ни подняться, ни совершенно упасть! Я, кажется, въ этомъ положеніи, но злость приходит все рѣже, рѣже — если въ ней нѣт законности — она уляжется, но — по мнѣ надо сдѣлаться очень, очень хорошимъ человѣкомъ, чтоб многое въ прошедшемъ меня не замучило или не привело к чему нибудь дикому. Дѣлать ничего не могу, нѣт спокойствія и душевной свободы.

Тургеневъ просвѣтлѣлъ, что Вамъ будет пріятно узнать. Болѣзнь его не мучить, другія дѣла, важныя для него идутъ должно быть хорошо. Я так его люблю, что когда об немъ заговорю, то всегда чувствую желаніе похвалить его как-нибудь, а бывало — когда-нибудь разскажу вамъ исторію моих внутреннихъ отношеній к нему. Теперь усталъ. На дняхъ мы как то заговорили о любви — он мнѣ сказалъ «я так и теперь еще, через 15 лет, люблю эту женщину, что готовъ по ея приказанію плясать на крышѣ, нагишомъ, выкрашенный жолтой краской!» Это было сказано так невзначай и искренно, что у меня любви к нему прибавилось. Прощайте, ясный соколъ (не знаю сказывалъ ли я вамъ, что мысленно иначе вас не называю). Напишите (я пробуду здѣсь до 15 іюня). Не ставьте себѣ въ обязанность писать мнѣ много и затемъ не затягивайте письма, напишите два слова, а много напишете, как охота придет.

Я написал в Петербург чтоб вамъ дали денег, сколько могут, и вы пошлите имъ адресъ, куда послать. Мой адрес: Hotel du Louvre, № 256.

Тургенев скоро уѣдет въ Лондонъ.

Письмо от Толстого, упоминаемое в первых строках письма Некрасова, — от 30 марта (11 апреля). Оно неизвестно. Об этом письме Некрасов писал Тургеневу 15(27) мая 1857 г.: «Получил письмо от Толстого — очень умное, теплое и серьезное». (А. Н. Пышин. «Н. А. Некрасов», Спб. 1905, стр. 167–168).

«Тургенев просветлел». На тяжелое душевное состояние Тургенев часто жалуется в своих письмах к разным лицам за январь-март 1857 г. Толстой писал В. П. Боткину 10(22) февраля 1857 г. из Парижа: «Они оба [Тургенев и Некрасов] блуждают в каком-то мраке, грустят, жалуются на жизнь. Тургенева мнительность становится ужасной болезнью…»

Тургенев говорил о своей любви к Полине Виардо. Истории этой любви посвящена книга И. М. Гревса (изд. «Совр. проблемы». М. 1927 г.).

«Я написал в Петербург, чтоб вам дали денег». Некрасов писал 7(19) мая И. А. Панаеву: «Да еще граф Л. Н. Толстой просит вперед денег 300 р. сер. Он вам пришлет адрес, куда их послать — деньги эти надо будет ему дать».

В Лондон Тургенев приехал из Парижа 12(24) мая 1857 г.

На это письмо Некрасова Толстой ответил 9(21) мая. Под этим числом в дневнике Толстого записано: «Получил письмо от Некрасова. Ответил Некрасову религиозное письмо». Последнее неизвестно.

1857 г. 27 июля. [Петергоф.]

Деньги Вамъ посланы Вульфомъ тотчасъ по-полученіи депеши, а письмецо Ваше, любезный другъ, получилъ я только вчера. Я также имѣю к Вам просьбу: Бога ради, пришлите повѣсть Вашу на IX № Современника, то есть, вышлите ее не болѣе, как через недѣлю или 9 дней по полученіи этого письма. Это необходимо. Ни от кого из участниковъ ничего нѣт — 1-е отд. Совр. из рук вон плохо, а между тѣм при 9 кн. нужно выпустить объявленіе о подпискѣ на 1858 год. Съ какими глазами?.. Пожалуйста выручите, а то ей Богу окончательно руки опустятся. Да и не сдѣлаешь ничего одинъ!

Еще имѣю к Вам слѣдующее предложеніе, наперед оговариваясь, что, если, не найдете удобнымъ или выгоднымъ, то можете отказаться, ни мало не огорчивъ меня. — Дайте мнѣ три ваши повѣсти Двух гусаровъ, Метель и Утро помѣщика — для Легкого Чтенія, а я Вам дамъ тысячу франковъ. Увѣдомьте о вашемъ рѣшеніи поскорѣе — изданіе это остановилось за недостаткомъ хороших матеріаловъ. Ежели не найдете удобнымъ дать мнѣ эти три повѣсти на предложенномъ условіи, то дайте хоть одну (небольшую, Мятель или Утро — за 75 р. сер.) для VI книжки, которая уже печатается, и которую мнѣ хотѣлось бы скрасить.

Будьте здоровы и напишите мнѣ — что вы думаете дѣлать: ворочаться сюда или еще долго останетесь за границей? Говорят, воротился Дружинин, но я еще не видалъ его.

Прощайте.

27 Iюля 1857.

Приехав из Швейцарии в Баден 12 (24) июля 1857 г., Толстой в четыре дня проиграл в рулетку не только все бывшие при нем деньги, но и занятые у какого-то француза 200 р. 15 (27) июля он написал письма В. П. Боткину в Люцерн, гр. А. А. Толстой в Женеву и Некрасову в Петербург, с просьбой выручить его присылкой денег. На другой день, заняв у приятеля Я. П. Полонского, Кублицкого (у самого Полонского денег тоже уже не было) еще сколько-то, Толстой проиграл и эти деньги, почему и послал Некрасову уже телеграмму о высылке денег.

Вульф — Карл Иванович, старший конторщик «Современника».

Повесть, которую Некрасов просит для 9-ой кн. «Современника», и под которую, очевидно, просил денег Толстой — рассказ — «Люцерн. Из записок кн. Д. Нехлюдова», написанный в Люцерне 27 июня (9 июля) — 6(18) июля. Рассказ был напечатан в 9-ой кн. «Совр.» 1857 г.

Объявление о подписке на 1858 г. Некрасов имеет в виду объявление об обязательстве Григоровича, Островского, Тургенева и Толстого помещать свои произведения исключительно в «Современнике».

Под редакцией Некрасова книгопродавцем, занимавшимся и изданием книг, А. И. Давыдовым в 1856–1859 гг. было издано 9 томиков сборников «Для легкого чтения. Повести, рассказы, комедии и стихотворения современных русских писателей». Для этого издания Некрасов и просит у Толстого «Двух гусаров» (были напечатаны в номере 5 «Совр.» за 1856), «Метель» (была напечатана в № 3 «Совр.» за 1856 г.) и «Утро помещика» (было напечатано в № 12 «Отеч. зап.» 1856 г.). Толстой отказал в этой просьбе.

А. В. Дружинин, выехав из Женевы 19 июня (1 июля) 1857 г., 1(13) июля был в своем имении Чортове (Петербургской губ.), откуда незадолго до 27 июля приехал в Петербург.

1857 г. 29 августа. [Петергоф.]

Некогда писать много — я ѣзжу на охоту и очень устаю. До сей поры не рѣшился доѣхать ни въ какую деревню, но если поѣду, то вѣрнѣе всего къ Вамъ. Останавливает меня вопросъ — буду ли я чувствовать себя хорошо на холодѣ, потому что жить въ деревнѣ, запершись въ комнатахъ — дѣло плачевное. Этот вопросъ скоро рѣшитъ наступившая осень.

Отец мой еще въ Москвѣ, — о собакахъ я ему писалъ; какъ только он попадетъ въ деревню, тотчас обѣщает отправить. От Тургенева я получилъ письмо: он 15 Окт. обещает непремѣнно быть сюда. — Пріѣхал П. В. Анненковъ — я еще не успѣлъ съ нимъ поговорить.—

Жаль, если Вы все еще хвораете рецептъ былъ Вамъ посланъ на другой же день (только сданъ на почту въ Петергофѣ, отчего и могъ произойти день разницы).

Деньги Шипул[инскому] я еще не отдалъ, потому что не видалъ его — но это все равно — вина уже не ваша.

Так вамъ многое не понравилось вокруг васъ. Ну, теперь будете вѣрить, что можно искренно, а не из фразы ругаться, — и такихъ посылок: «он потому на сторонѣ освобожд[енія] крестьян, что у него нѣт таковыхъ» не будете дѣлать даже и въ шутку. Океанъ нелѣпости на которомъ плавают двѣ-три умныя лодейки здравоумія и гуманности, удивляющія тѣмъ, как давно не перевернутся — вотъ что такое мать[?] и прочее. Я написалъ длинные стихи, исполненные любви (не шутя) къ Родинѣ. Пришлю их к Вамъ на дняхъ, если Вы не прочтете, то утѣшаю себя надеждой, что прочтет Ваша сестра, которой пріемлю смѣлость засвидѣтельствовать мой поклонъ.

29 Августа.

Ответ на неизвестное нам письмо Толстого от 12 августа, о котором есть запись в дневнике.

Из-за границы Толстой приехал в Петербург 30 июля с. с. и в тот же день поехал к Некрасову в Петергоф, где он жил на даче. Во время этого свиданья, судя по этому письму, Толстой приглашал Некрасова в Ясную Поляну охотиться.

Отец Некрасова, Алексей Сергеевич, приехал в Москву лечиться у Иноземцева. Вероятно, Н. А. Некрасов упоминает письмо отца от 3 августа, полностью не напечатанное (В. Евгеньев. «Н. А. Некрасов и его отец» в «Голосе минувшего» 1913 г., N 10, стр. 32, 34, 37).

Письмо от Тургенева, о котором пишет Некрасов — письмо от 12 (24) августа из Куртавнеля. Хотя оно и кончается словами: «Я непременно желаю иметь квартиру [в Петербурге] с 15 октября — теплую», Тургенев, вместо Петербурга, в октябре уехал из Куртавнеля в Италию. П. В. Анненков приехал из Симбирска в Петербург числа 20 августа. О чем должен был поговорить с ним Некрасов — неизвестно.

Шипулинский — Павел Дмитриевич (1808–1872) — известный врач, лечивший Некрасова. Толстой советовался с Шипулинским по возвращении из-за границы.

По приезде в Россию Толстого охватило чувство глубокой угнетенности грубой отечественной действительностью. 8 августа он записал в дневнике: «Россия противна, и чувствую, как эта грубая лживая жизнь со всех сторон обступает меня», а 21 октября писал В. П. Боткину: «Про отвращение, возбужденное во мне Россией, мне страшно рассказывать». Такое же чувство было и у Некрасова при возвращении на родину. 27 июля он писал Тургеневу: «А надо правду сказать, какое бы унылое впечатление ни производила Европа, стоит воротиться, чтоб начать думать о ней с уважением и отрадой. Серо! Серо! глупо, дико, глухо — и почти безнадежно!» (А. Н. Пыпин. «Н. А. Некрасов», Спб., 1905, стр. 179).

Стихи, исполненные любви к родине — стихотворение «Тишина», впервые напечатанное в N 9 «Совр.» за 1857 г.

В письме Толстого к Некрасову от 11 октября 1857 г. («Архив села Карабихи», стр. 204) о стих. «Тишина», состоявшем из пяти отрывков, находим такой отзыв: «Первое [т. е. первый отрывок] превосходно. Это самородок и чудесный самородок, остальные все по моему слабы и сделаны, по крайней мере такое произвели на меня впечатление, в сравнении с первым». Толстым забракованы наиболее «гражданские» отрывки.

1857 г. 16 декабря. Петербург.

Милый, душевно любимый мною Лев Николаевичъ, повѣсть вашу набрали, я ее прочелъ и по долгу совѣсти прямо скажу Вамъ, что она нехороша, и что печатать ее недолжно. Главная вина вашей неудачи въ неудачномъ выборѣ сюжета, который, не говоря о томъ, что весьма избит, труден почти до невозможности и неблагодаренъ. В то время, как грязная сторона вашего героя так и лезет в глаза, какимъ образомъ осязательно до убѣдительности выказать геніальную сторону? а коль скоро этого нѣт, то и повѣсти нѣт. Все, что на второмъ планѣ, очень впрочемъ хорошо, т. есть Делесовъ, важный старик и пр., но все главное вышло какъ-то дико и не нужно. Как Вы там себѣ ни смотрите на вашего героя, а читателю поминутно кажется, что вашему герою съ его любовью и хорошо устроеннымъ внутреннимъ міромъ — нуженъ докторъ, а искусству съ ним дѣлать нечего. Вот впечатлѣніе, которое произведет повѣсть на публику, ограниченные резонеры пойдут далѣе, они будут говорить, что Вы пьяницу, лѣнтяя и негодяя тянете въ идеал человѣка и найдут себѣ много сочувствователей… да, это такая вещь, которая дает много оружія на автора умнымъ, и еще болѣе глупымъ.

Если Вы со мной не согласны, и вздумаете отдать дѣло на суд публики, то я повѣсть напечатаю. Эх! пишите повѣсти попроще. Я вспомнилъ начало вашего казачьяго романа, вспомнилъ двух гусаровъ — и подивился, чего вы еще ищете — у вас под рукою и въ вашей власти ваш настоящій родъ, род, который никогда не прискучитъ, потому-что передает жизнь, а не ея исключенія, къ знанію жизни у васъ есть еще психологическая зоркость, есть поэзія въ талантѣ — чего же еще надо, чтоб писать хорошія — простыя, спокойныя и ясныя повѣсти?

Покуда в ожиданіи вашего ответа я вашу повѣсть спряталъ и объявилъ, что Вы раздумали ее печатать. Будьте здоровы и напишите мнѣ поскорѣе.

16 Дек. 1857.

Спб.

P. S. Я понимаю, что въ рѣшимости послать мнѣ эту повѣсть — главную роль играло желаніе сдѣлать пріятное мнѣ и Совр. и очень это цѣню. Но недаромъ Вы колебались, да и Анненк[овъ] на этот разъ правъ, если только эту повѣсть вы ему читали.

Письмо посвящено рассказу «Альберт» Толстого, посланному Толстым Некрасову из Москвы 26 ноября. «Альберт» появился лишь в 8-ой книжке «Совр.» за 1858 г.

«Казачий роман» — «Казаки», над которыми Толстой долго работал. «Казаки» были напечатаны в N 1 «Русск. Вестн.» 1863 г.

Отзыв П. В. Анненкова об «Альберте» неизвестен.

На это письмо Толстой отвечал 18 декабря 1857 г. (Письмо напечатано в «Арх. села Караб.», стр. 190–193).

[1858 г.] 19 января. [Петербург.]

Дорогой Левъ Николаевичу я веду гнусную жизнь, которая мѣшаетъ мнѣ даже поддерживать переписку съ людьми для меня дорогими и любезными. И Тургеневу я не писалъ полгода!

Передъ Вами я тоже не то, чтобы виноватъ, а какъ придете Вы мнѣ на умъ, то как-то дѣлается неловко. Кажется, я должен былъ бы между прочимъ подробнѣе поговорить об Вашей повѣсти, о коей произнес столь рѣшит[ельный] судъ, но не могу, я глупъ, как сайка, безсонныя ночи отшибают память и соображеніе… да, я веду глупую и гнусную жизнь! и ею доволен, кромѣ иныхъ минутъ, которыя зато горьки, но видно так ужъ оно нужно. Все это клонитея къ тому, чтобы сказать вамъ: не слѣдуйте моему примѣру и не молчите, а пишите ко мнѣ — Что Москва? Что литература? и какъ Вамъ понравился наш 1-й №? и есть ли у Вас что нибудь для Совр. и когда будетъ? И как Вам живется?

19 Янв.

Год письма определяется ответным письмом Толстого.

Письмо написано в период запойной игры в карты.

На это письмо Толстой отвечал 21 января 1858 г. (Письмо напечатано в «Арх. села Караб.», стр. 197–198.)

1858 г. 22 февраля. Петербург.

Любезнѣйший Левъ Николаевичъ,

Посылаю съ этой же почтой обращеніе ред. Современника къ г. участникамъ. Из него Вы усмотрите, въ чем дѣло. Я должен только прибавить, что до Вас не относится упрекъ, въ немъ заключающійся, ибо Вы единственный, не нарушивший условія. Надѣюсь, взглянувъ на дѣло безпристрастно, Вы согласитесь, что нужно было такъ поступить. Дѣло не въ деньгахъ, но въ томъ, чтоб мнѣ были развязаны руки и въ упрощеніи отношеній, такъ какъ легкость взгляда нѣкоторыхъ участниковъ на прежнее наше условіе дѣлала его обязательнымъ только для ред. Современника. Этому надо было положить предѣлъ.

Въ посылаемом счетѣ за Юность поставлена та же цѣна 75 р. как и другим участникамъ. Но Панаевъ говорит что Вы желали непремѣнно за Юность получить по 100 р — и потому вам слѣдует еще триста рублей, которые и будут Вам выданы сверх слѣдующих по посылаемому счету. Могу вамъ обѣщать и на будущее время всякія подобный льготы в предѣлах возможности, только работайте. Я вамъ не писалъ, что поджидаю чего-нибудь Вашего съ большимъ нетерпѣніемъ, но это Вы сами знаете. Пожалуйста присылайте! У насъ по обыкновенію ничего нѣтъ. Будьте здоровы. Напишите мнѣ.

P. S. Не вздумайте, что я соблазнился ходомъ подписки, предложивъ перемѣну условія. Нѣтъ, при всѣхъ стараніяхъ и денежных пожертвованіяхъ, подписка нынѣ идет еле так, какъ въ прошлом году. Скажите это и Островскому, если его увидите.

22 Февр. 1858.

Спб.

Обращение редакции «Современника» к Григоровичу, Островскому, Тургеневу и Толстому в печати неизвестно. Речь идет о прекращении соглашения, о котором см. в 7 и 12-ом письмах.

Еще до получения этого письма Толстой писал Некрасову 17 февраля (напечатано в «Арх. села Карабихи», стр. 198–199): «я убедился, что союз наш ни к чорту не годится. Все, что мы с вами говорили об этом в Петербурге, справедливо было, а теперь явились еще две новые причины. Во-первых то, что мне хочется печатать в другие журналы; во-вторых то, что вы мне не присылаете рассчета дивиденда, вот полтора месяца. Из всего этого я вывел решение разорвать союз». Поэтому в ответ на письмо Некрасова Толстой писал 26 февраля («Арх. села Караб.», стр. 199), что «вполне согласен на разрыв союза».

[1858 г.] 3 апреля. [Петербург.]

Любезный Левъ Николаевичъ,

Посылаю Вамъ корректуру Вашей повѣсти, которую задержалъ по глупости наш ценсор, и которая потому не попала в 4 №. Вы по рѣшенію этого ценсора не судите — по всей вѣроятности повѣсть будетъ пропущена без измѣненій, но комитета ценсурнаго не будет ранѣе будущей недѣли.

Если же паче чаянія потребуются какія либо перемѣны, то извѣщу васъ.

Живемъ мы здѣсь по старому глупо. Будьте здоровы.

13-го Апр.

P. S. Прилагаемое письмо отошлите как нибудь Фету я потерял его адресъ.

Некрасовъ.

Год написания письма датируем предположительно.

«Повесть» — вероятно, рассказ «Альберт», который Толстой, надо думать, лично отдал Некрасову в поездку свою в Петербург в марте (12-го приехал в Петербург, 17-го уехал в Москву). Вероятно, Толстой и в корректуре долго исправлял рассказ, так как напечатан он был только в 8-ой книжке «Совр.» за 1858 г.

Этим письмом собственно прекратилась переписка Толстого с Некрасовым. Остальные шесть чисто деловых писем Некрасова написаны по случайным поводам. Приятельские отношения явно были изжиты.

1859 г. 29 января. Петербург.

29 Янв.

Добрѣйшій Левъ Николаевичъ,

Видно я васъ чѣмъ нибудь больно прогнѣвил — вы даже не отвѣтили на мою записочку, которая заключала въ себѣ вопросъ: дадите ли Вы что-нибудь Современнику? Тургеневъ мнѣ сегодня сказалъ, что Вы окончили Вашъ романъ. Я прошу его у Васъ для Современника и предлагаю Вамъ назначить, какія Вамъ угодно, денежныя условія. Полагаю, что въ этомъ отношеніи мы сойдемся выгоднѣйшимъ Для Васъ образомъ. Отвѣчайте мнѣ хотя въ двухъ словахъ.

Весь Ваш

«Записочку», о которой упоминает Некрасов в начале письма, он передал Тургеневу, который задержал несколько отсылку ее, потому что вот что читаем в письме Тургенева к Толстому от 2 февраля: «Кстати прилагаю записку от Некрасова, из которой вы увидите, что он намерен „засыпать вас золотом“».

Роман Толстого — «Семейное счастье», отданное Львом Николаевичем не в «Современник», а в «Русский Вестник», где оно было напечатано в первых двух книжках 1859 г.

[1861 г.] 30 мая, Петербург.

Многоуважаемый Лев Николаевичъ,

По нѣкоторымъ обстоятельствам, въ изложеніе которыхъ вдаваться дѣло лишнее, но которыя очень уважительны, я от повѣстей Ауэрбаха отказываюсь. Извините пожалуйста. Если Вы уже извѣстили Ауэрбаха, то потрудитесь увѣдомить его, что дѣло это разстроилось.—

Если Вы сами что-нибудь написали и можете напечатать въ Современникѣ, то я готов вамъ заплатить по двѣсти руб. с. съ листа. — Если вздумаете отвѣчать на это письмо, то адресуйте въ Ярославль, на мое имя.

Будьте здоровы.

Искренно Вамъ преданный

30 Мая. Спб.

Год письма определяется содержанием.

В свою вторую заграничную поездку Толстой 9 (21) апреля 1861 г. познакомился с известным немецким писателем Бертольдом Ауэрбахом (1817–1882), восторженные отзывы о котором имеются в дневнике Толстого. Под впечатлением знакомства с Ауэрбахом Толстой во время пребывания своего в Петербурге (13–22 апреля) и советовал Некрасову напечатать в «Современнике» произведения Ауэрбаха. Не зная ничего этого, сотрудник «Современника», известный поэт Мих. Лар. Михайлов, писал Некрасову:

Nauheim. 27 мая 61.

Любезнѣйшій другь Николай Алексѣевичъ, вмѣстѣ съ этимъ письмом посылаю я (прямо в типографію) конецъ статьи, начало которой послалъ три дня тому назадъ. Не знаю, поспѣетъ ли она въ майскую книжку, хотя это было бы хорошо. Пока не успѣлъ написать ничего больше; дорога порядочно утомила меня, да притомъ надо было немножко осмотрѣться здѣсь. Письмо это пишу Вамъ изъ Наугейма, гдѣ пробуду я мѣсяцъ. Вы можетъ быть не знаете, что это такое Наугеймъ. Это недавно открытыя воды близъ Франкфурта на Майнѣ. Пока здѣсь еще не столько больныхъ, сколько играющихъ въ рулетку и въ rouge et noire. Такъ какъ это не по моей части, то я не скажу, чтобы мнѣ было особенно весело. Зато благораствореніе воздуховъ наступило удивительное, и здѣсь можно будетъ заняться.

Вотъ какой Вамъ вопросъ. Въ Берлинѣ я познакомился съ Ауэрбахомъ (о которомъ есть нѣсколько строкъ въ моемъ письмѣ для «Совр.»), и онъ предлагалъ мнѣ для перевода прежде напечатанія на нѣмецкомъ языкѣ его новой повѣсти. Она очень хороша. A условія его такія: онъ желалъ бы получить столько, сколько получить за переводъ русскій переводчикъ. Значить, и оригиналъ и переводъ стоили бы 30 р. сер.; но я думаю, онъ согласился бы и на меньшее. Напишите мнѣ отвѣтъ: да или нѣтъ, и если можно, скорѣе. Для Ауэрбаха это въ нѣкоторомъ родѣ вопросъ жизни. Положеніе здѣшнихъ литераторовъ не особенно блистательно. Притомъ надо, чтобы переводъ былъ напечатанъ до октября месяца. Въ октябрѣ онъ начнетъ печатать повѣсть по нѣмецки.

Напишите пожалуйста, что Вы и что у насъ дѣлается, а также кланяйтесь Панаеву, Чернышевскому, Пыпину и другімъ, кого увидите изъ моихъ знакомыхъ.

Простите, что пишу мало. Тороплюсь кончить письмо, чтобы сегодня же отдать его на почту.

Душевно уважающій Васъ

Адресъ мой:

Herrn Michael Michailoff. In Soolbid

Nauheim, bei Frankfurt am Main.

N.) Я для вѣрности посылаю письма не франкированными. Прикажите пожалуйста въ типографіи платить что придется.

1861 г. 3 июля. Петербург.

Подумав, я нашелъ удобнѣйшим отослать къ Вамъ прилагаемое у сего письмо Михайлова: оно объяснит вамъ мое предъидущее письмо к Вамъ съ отказомъ от повѣстей Ауэрбаха. В самомъ дѣлѣ, что мнѣ дѣлать? Я думаю самое простое: отказаться от этих повѣстей и за 75 р. и за 15-ть. Такъ я и написалъ к Михайлову — впрочемъ предоставив ему право уладиться и другимъ способомъ, т. е. взять у Ауэрбаха разсказ, если он найдет это нужным, чтобы сгладить нѣкоторую шероховатость всего этого событія. Надо замѣтить, что Михайловъ ничего не зналъ о разговорѣ моемъ съ Вами по-поводу Ауэрбаха, когда заключалъ свои условія съ Ауэрбахомъ.

Надѣюсь, что Михайлов как-нибудь это уладит. Будьте здоровы и удостойте меня отвѣтомъ о томъ, согласны ли Вы дать что-нибудь в Современникъ.

1861, 3-го Iюля.

Спб.

Письмо Некрасова объясняется выше напечатанным письмом М. Л. Михайлова, которое сохранилось в архиве Л. Толстого.

[1874 г. Конец августа — начало сентября. Петербург.]

Милостивый Государь

Левъ Николаевичъ,

Потрудитесь прислать Вашу статью я напечатаю ее (можетъ быть если успѣется) въ 9 № Отечественных] 3[аписок], а не то въ 10-мъ, не позже. По 150 р. платить согласен (и при этомъ замѣчу, что за роман Ваш или повѣсть редакція может заплатить и дороже). Корректуру пошлю, к кому укажете; если нужны отдельные оттиски, замѣтьте на рукописи. Я Михайловскаго еще не видалъ по возвращеніи его из Костромы, но слышалъ, что он тоже что-то готовит по педагогическому вопросу. Вѣроятно, он сам вам напишет.

Ваш покорный слуга

В письме речь идет о статье Толстого «О народном образовании», напечатанной в 9-й книжке «Отечественных записок». Историю напечатания этой статьи рассказывает в своих «Литературных воспоминаниях» Н. К. Михайловский: «В 1874 г., пишет Михайловский, гр. Толстой обратился к Некрасову с письмом (оно у меня сохранилось), в котором просил „Отечественные записки“ обратить внимание на его, гр. Толстого, пререкания с профессиональными педагогами в Московском Комитете грамотности. Граф выражал, лестную для нашего журнала, уверенность, что мы внесем надлежащий свет в эту педагогическую распрю. Письмо это, совершенно неожиданное, возбудило в редакции большой интерес… В конце концов порешили на том, чтобы предложить самому гр. Толстому честь и место в „Отечественных записках“; он, дескать, достаточно крупная и притом вне литературных партий стоящая фигура, чтобы отвечать самому за себя, а редакция оставляет за собой свободу действий. Но гр. Толстому этого было мало. В новом письме к Некрасову он повторял уверенность, что у него с „Отечественными записками“ никакого разногласия быть не может, и, выражая готовность прислать статью по предмету спора, настаивал на том, чтобы наш журнал предварительно сам высказался. Я взял на себя труд познакомиться с делом». (Михайловский. «Литературные воспоминания и современная смута», т. I, 1900, стр. 199–200). Михайловский написал Толстому, о чем впоследствии вспоминал: «Я откровенно изложил гр. Толстому свое положение: так и так, преподавательским делом никогда не занимался, с литературой предмета совершенно не знаком, но постараюсь изучить ее, а для этого нужно время».

Статья Михайловского была напечатана в N 1 «Отечественных записок» за 1875 г.

1875 г. 8 апреля. [Петербург].

8 Апр. 1875.

Милостивый Государь

Левъ Николаевичъ,

Мѣсто дли Вашей новой педагогической статьи будет отведено въ Майской книжкѣ Отечественных] З[аписок].

В свое время постараемся исполнить и то, что Вы желаете относительно изготовляемой Вами азбуки.

Статью для майской книжки доставьте не позже 25 27 апрѣля.

Примите увѣреніе въ истинном моем уваженіи и преданности.

Письмо Толстого, вызвавшее настоящее письмо Некрасова, неизвестно.

Статьи Толстого, о которой пишет Некрасов, в «Отечественных записках» не появлялось. Она даже не была написана Толстым.

В мае 1875 г. вышло переработанное издание «Азбуки» Толстого под названием «Новая азбука». М. 1875, 92 стр., и четыре «Русских книги для чтения». Толстой, вероятно, просил Некрасова обратить внимание читателей на выпускаемую «Новую азбуку».