Крушение «Кантокуэна»

И НЕ ТОЛЬКО ТОПИЛИ СУДА…

Людмила Николаевна в тот теплый летний вечер была в хорошем настроении. Радио сообщило об успешном наступлении советских войск под Орлом и Курском. Радовало и завершение трудного рейса в Америку. Скорее бы закончилась война… Нелегко женщине быть постоянно в плавании. Сколько было случаев нападения боевых кораблей на советские безоружные торговые суда и караваны.

Капитан судна, скупой на комплименты, за ужином в кают-компании заметил:

— Сегодня наш доктор в приподнятом настроении. Но насколько мне известно, Людмила Николаевна, мы придем в Советскую Гавань не раньше, как завтра к полудню, а вы уже в праздничном наряде.

— Сегодня у меня нет больных, товарищ капитан, — ответила врач, — хочу вечером отдохнуть на верхней палубе. Море спокойное, теплое.

— Это прекрасно. Мы почти дома, — сказал капитан.

В кают-компании сразу повеселело.

Повар приготовил отменный ужин — напек пирожков с паштетом и заслужил похвалу моряков. Все улыбались, шутили. Радость вполне объяснима: завершался длительный очередной и небезопасный рейс в Сан-Франциско. Еще несколько часов — и судно доставит в Советскую Гавань сгущенное молоко, яичный порошок, свиную тушенку в банках, медикаменты. Все это будет затем отправлено на фронт и детям. Команда сойдет на берег. Моряки ступят на родную землю. Людмила Николаевна напишет сестре в Читу, нет ли новостей о муже.

После ужина она вышла на палубу. Свободные от вахты моряки всматривались в сторону родных берегов. Попутный ветерок, теребя гладь моря, помогал кораблю прибавить скорость, и появлялась надежда прибыть в порт на часок-другой раньше. Мореходы говорят, что последние часы многодневного плавания кажутся вечностью.

Пожалуй, самые счастливые люди на корабле — радисты. Они постоянно держат связь с землей, знают что-то важное, интересное, но держат это в тайне. Только капитан имеет право на полную радиоинформацию.

Уже темнело, вода казалась черной. На палубу вышел и радист Сережа Сидоров. По-военному поприветствовал врача.

— Какие новости в эфире, юнга?

— Доктор, я давно уже не юнга, а радист второго класса, по должности — дежурный радиоузла, — сдержанно заметил Сергей. — А во-вторых, никаких новостей сообщить даже вам не могу.

— Ну, если не хочешь, — Людмила Николаевна взяла его за руку, — побудь со мной. Ты уже порадовал нас всех передачей о наступлении наших войск.

Сережа был похож на ее Славу — такого же возраста, светловолосый, голубоглазый и всегда опрятный, — и это вызывало у врача материнское чувство к юноше.

— Ты счастливый, Сережа, — сказала она. — Дома тебя ждет мама… А мой Слава лишен такой возможности…

— Счастье не только в этом, — ответил Сергей, — счастье… это исполнение желаний, а мое желание — стать капитаном корабля, только оно не сбудется. Я совершил ошибку: бросил школу и закончил, как вы знаете, всего-навсего языковые курсы.

— Ну и что? Это же хорошо, — сказала Людмила Николаевна. — Ты прекрасный радист, знаешь японский язык, а тебе только шестнадцать лет. Учись в вечерней школе, а потом поступишь в мореходное училище, еще лучше — в военно-морское…

Сергей услышал то, о чем мечтал сам.

— Хорошо бы, — вздохнул он. — Но…

Договорить ему не удалось. Недалеко от корабля взбугрилась вода, и показалась подводная лодка.

— Торпеда!

Сергей вмиг бросился к Людмиле Николаевне и заслонил ее, как солдат в бою защищает своего командира.

Вслед за первой торпедой, прорезая на огромной скорости морскую гладь, неотвратимо неслась к кораблю вторая. В наступивших сумерках показалась всплывшая вражеская подводная лодка. Страшной силы удар, и блеснуло пламя… Взрыв. Еще взрыв…

Кто бы мог подумать, что в Японском море, недалеко от родных берегов, подводная лодка страны, с которой заключен пакт о нейтралитете, так вероломно нанесет удар по беззащитному торговому судну…

Все окуталось дымом, небо стало сдвигаться куда-то назад, все грохотало, трещало.

Людмила Николаевна почувствовала мгновенный удар и вслед за этим стала захлебываться соленой водой… Очнулась она не скоро. Ее бросало то вверх, то вниз, и она видела то небо, то лица незнакомых людей. Кто-то приблизился к ней, шевелил губами, видимо, что-то говорил, но она ничего не слышала. Догадалась, что она в баркасе. И снова забытье. Очнулась в темноте. Душно, и очень болит спина. Пошарила руками по сторонам: что-то твердое, сухое. Стала понемногу шевелить руками, ногами, поворачивать голову. В ушах сплошное шипение. Контузия. Дотронулась до ушей, почувствовала прикосновение своей руки. Да, ясно: слух восстановится. «Но почему так болит спина?» Опять забытье. Теперь очнулась она уже не на баркасе, а в просторном трюме.

Напрягая память, Людмила Николаевна мысленно представила себе, как все случилось. Взрывом ее выбросило в море, упала спиной, поэтому так болит позвоночник. «Если из баркаса меня перенесли свои, то почему здесь никого нет рядом?»

В мучительных догадках прошло немало времени. Людмила Николаевна была в бредовом состоянии, когда в трюме посветлело. В потолке зажглась маленькая электрическая лампочка. Возле лестницы стоял человек, он был в каком-то балахоне, лица не видно.

Людмила Николаевна приподняла голову, осмотрелась. Вокруг окованные железом ящики, она лежит на одном из них. Человек покачнулся и стал приближаться. Присел, поставил железную миску с едой и удалился. В миске была отварная рыба.

Теперь стало ясно: она на чужом судне. «Но где же другие, которых она видела на баркасе? Или все это ей показалось?»

Через несколько часов, а может быть через несколько суток, Людмила Николаевна услышала рокот мотора. Рокот усиливался, и где-то стукнуло. «Слышу. Я слышу!» — подумала она.

Стало светло, и опять возле лестницы появился человек. Он, как и в первый раз, поставил миску и большую кружку воды. На этот раз в миске было немного рисовой каши. Когда человек ушел, Людмила Николаевна отпила несколько глотков воды и остатками умылась. Есть не стала. Мучил один вопрос: «Почему я здесь?»

Через несколько минут человек появился снова, и не один. К удивлению и радости, он привел Сергея. Лицо у юноши в кровоподтеках, ноги едва переставляет.

— Людмила Николаевна! Вы живы? Не бойтесь, говорите. Это японец, и он не понимает по-русски.

— Где я? Что с нашими? — спросила врач.

Сергей говорил торопливо, боялся, что японец уведет его.

— Всего лишь нескольких человек подобрали японцы. Всех допрашивали. Где наши люди, я не знаю.

— Я ничего не поняла, в голове гудит, плохо слышу, — уже не говорила, а выкрикивала Людмила Николаевна. — Повтори громче!

— Мы в пле-ну!! — громко, по слогам сказал Сергей. — Япо-нец тре-бует узна-а-ть, что вам нужно?

— Переведи: мне нужна медицинская помощь.

Сергей перевел. Японец учтиво поклонился.

И опять темнота. Затем пришли два японских матроса и унесли Людмилу Николаевну на допрос. В просторном кубрике за столиком сидел, оскалив крупные зубы, японец в черном костюме. После того как внесли Котину, привели Сергея. Он был в порванной одежде, босой.

Сначала японец улыбался, неторопливо кланялся, потом глаза его сверкнули, как обнаженные кинжалы, и на лице застыла брезгливая гримаса.

— Спросите у доктора, знает ли она, кто потопил ваше судно? — прошипел японец.

— Я видела перед взрывами всплывшую подводную лодку, — ответила Людмила Николаевна. — Она могла быть только японской.

— Переведите! — посмотрев на Сергея и притворно улыбаясь, сказал японец. — Мы, японцы, спасли вас. Ваш военный корабль потопили американцы… — Японец откинулся на спинку кресла и задрал голову кверху, словно любовался потолком.

У Людмилы Николаевны не было сил спорить с этим негодяем, но попросила Сережу пояснить японцу, что убеждена — преступление совершили японцы.

Лицо у японца стало похоже на оскаленную морду кровожадного хищника.

— Мы спасли вас, доктор, и еще нескольких солдат и офицеров. Все уже отправлены к берегам СССР. Из-за вас мы задержали переводчика. Вас не отправили по состоянию здоровья.

Сергей перевел слова японца и добавил:

— Он врет. Все наши товарищи после допроса исчезли. А с нами они что-то не торопятся…

— Переведи ему: японцы потопили наше торговое судно с продуктами для детей, а не боевой корабль. Мы не нарушали территориальных вод! И последнее: что он от меня хочет?

Японец опять заулыбался, стал кивать головой.

— Извините, мы не знали, кого спасали. Нам известно только одно: ваш корабль потоплен американцами. Вам окажут врачебную помощь, предоставят отдых и переправят в СССР. Людмила Николаевна готова была поверить. Но Сергей, насмотревшись допросов и испытав на себе жестокость японцев, не верил ни одному его слову.

— Что она говорит? — спросил японец.

— Врач требует, чтобы не держали ее в погребе, — настойчиво потребовал Сергей. — И чтобы дали лекарство, постель и воду.

— Мы удовлетворим просьбу доктора, — пообещал переодетый в штатский костюм офицер, — если она прекратит клеветать на его императорского величества флот, что наша подводная лодка потопила ваш корабль. — Японец заулыбался и прижал ладонь к груди. — Мы всегда готовы помочь русским, тем более русской женщине.

— Я не буду этого переводить! — возразил Сергей. — Вы врете!

— Доктора в отдельную каюту со всеми удобствами! — приказал офицер. — Переводчика в трюм. Пусть подумает, прежде чем говорить.

В течение следующих суток Сергея не допрашивали. Он сидел со связанными назад руками в том же трюме, в котором до него находилась врач Котина. Потом его перевели в кубрик, и все тот же офицер, только теперь он был в мундире, сказал ему по-японски:

— Забирайте одежду. Вы будете моим переводчиком. Вы не отрицаете, что врач Котина во время торпедирования советского торгового корабля находилась рядом с вами?

— Нет, не отрицаю. Мы были вместе, — ответил Сергей.

— Врач Котина сказала, что она отчетливо видела на подводной лодке, которая потопила советское судно, американские опознавательные знаки… Вы тоже видели?

— Нет, я не видел. Было темно, — ответил Сергей и заметил на столике записывающий аппарат — магнитофон.

Врача Котину и радиста Сергея Сидорова поместили в разных каютах, дали одежду, кормили. К Сергею приходил японец в белом халате, смазывал раны и синяки, полученные на допросе.

Однажды он принес Сергею газеты; в них сообщалось, что американская подводная лодка потопила в Японском море советское торговое судно, а японский рыболовный корабль спас команду, в составе которой женщина и подросток.

— Всех вас сначала приняли за советских офицеров с боевого корабля, — заговорил японец. — У нас есть данные, что ваши торговые суда помогают американцам. А мы с американцами воюем. Теперь ясно: американцы потопили ваш корабль не случайно — они хотят рассорить СССР с Японией. Под нашим флагом они встречают ваши торговые суда и топят их…

— Я не знаю, зачем из нас хотят сделать ложных свидетелей. Все это шантаж, — сказал Сергей. — Передайте командованию, что мы просим отправить нас домой.

Через три дня Сергея привели в кубрик, где японский офицер допрашивал русских матросов.

— Переведи, — приказал офицер. — Советское торговое судно потопили американцы. Мы подобрали некоторых русских матросов и хотим доставить их в корейский порт, потому что наш корабль Владивосток не принимает.

После того как Сергей перевел сказанное японцем, один матрос в гневе выкрикнул:

— Это неправда! Японец заставляет нас подписать бумагу, что нас потопили американцы…

Когда Сергей перевел сказанное матросом, японец велел увести русского матроса.

— Они не подпишут ложные показания, — сказал Сергей.

— Всех в трюм! — приказал японец.

Судьба матросов была трагичной. Японцы связали каждого из них и бросили в темный трюм без воды и пищи.

Радиста Сидорова пощадили по одной причине: он знал японский и мог понадобиться им в качестве переводчика.

Ночью кто-то ключом открыл дверь каюты, в которой спал Сергей, и бросил на постель спасательный жилет. Сергей подумал: провокация. Он спихнул на пол шуршащий сухой жилет и сказал по-японски: «Постель занята». Человек бесшумно подскочил и торопливо заговорил, мешая русские и японские слова: «Я корейца… Тебя спасать будет. Близко берег… Бросайся в море…»

«И все-таки провокация. Только выйду из кубрика, и меня бросят за борт… А вдруг это… спасение?»

— Куда идти? — спросил Сергей по-японски.

— За мной! Быстро! — ответил человек. — Очень быстро!

Пробежав по узкому коридору и поднявшись на палубу, Сергей столкнулся с часовым. Оторопел. Матрос отвернулся, словно не заметил беглеца.

Было предрассветное время. Моросил дождь. Сергей, оказавшись у кормы, торопливо надел жилет и прыгнул за борт…

В 1946–1948 годах в Токио шел судебный процесс над главными японскими преступниками. На этом процессе выяснились многие злодеяния, совершенные японскими военными на протяжении всего времени подготовки и хода второй мировой войны.

На суде подтвердилось, что морские пираты Японии за 1941–1945 годы потопили десять советских транспортов.

Тогда же бывший главнокомандующий японской Квантунской армией генерал Ямада в ходе предварительного следствия признал себя виновным в том, что осуществлял непосредственное руководство работой бактериологических отрядов «731» и «100» по изысканию наиболее эффективных способов применения бактериологического оружия и его массовому производству для военных целей. Другими словами, признал себя виновным в том, что осуществлял непосредственное руководство подготовкой бактериологической войны против СССР, Китая, Монголии, Англии, США и других стран.

Японские особые отряды и их филиалы были расположены поблизости от границы с Советским Союзом. Работу бактериологических лабораторий возглавлял генерал-лейтенант медицинской службы С. Исии. В лабораториях изготовлялись бактерии чумы, холеры, сибирской язвы, тифа, газовой гангрены… Смертоносные средства испытывались на людях. Ежегодно только для одного отряда «731» японская жандармерия поставляла до 600 человек. Ни один из них не остался в живых.

На суде стало известно, что многие подобранные в море советские, американские, китайские граждане, а также военнопленные и дети, схваченные в результате бандитских нападений на монгольские и китайские селения, отправлялись в специальные лаборатории для испытания на них смертоносных бактерий.

Все это не плод воображения, а неопровержимые факты, признанные самими же преступниками, запротоколированные на суде в Токио на многих языках мира.

Среди тех, кто был доставлен в филиал бактериологического отряда для испытания на них невидимого смертоносного оружия, оказались и судовой врач Котина и все оставшиеся в живых из команды торгового судна.

«Изобретатели смерти» не торопились испытать действие бактерий на Людмиле Николаевне. Они заставили ее лечить зараженных людей. Возможности выживания больных интересовали японских бактериологов.

Людмила Николаевна подчинилась, чтобы хоть немного продлить жизнь людям и облегчить их страдания. Согласилась и потому, что при удобном случае надеялась бежать.