Крушение "Мэри Дир"

Глава 3

В темном машинном отделении было жарко, пахло горячим маслом и раздавался свист пара. Это место больше не казалось мертвым. В спешке я оступился на ступеньке трапа, пролетел дюжину футов и стукнулся о стальную балку. Остановившись, чтобы отдышаться, я услышал стук поршней. Вал начал вращаться сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока все металлические детали не засверкали в свете моего фонаря, а машина не зашумела, возвращаясь к жизни. Загудела динамо-машина, и нити электрических ламп стали накаляться. Шум становился громче, огни ярче, и вскоре засияли все лампы. Латунь и сталь заблестели. Пещера машинного отделения осветилась и ожила.

Патч стоял у пульта управления. Пошатываясь, я сошел вниз, крича ему:

– Машина! Машина работает!

От возбуждения я не помнил себя, мне казалось, что уж теперь-то мы сможем добраться до порта.

Но он уже остановил машину. Вращение вала замедлилось и вскоре прекратилось вовсе.

– Не стойте так! – сказал он мне. – Поддерживайте огонь. Надо поднять давление riapa как можно выше.

Сейчас он, казалось, вполне владел ситуацией. Однако поддерживать огонь стало труднее и опаснее. Судно сильно качало. То за один раз удавалось забросить полную лопату угля, то тебя откидывало к пылающей пасти топки и уголь просыпался мимо. Не знаю, как долго я работал в одиночестве, прежде чем Патч присоединился ко мне. Мне показалось, что целую вечность!

Все мои мысли были сосредоточены на топливе и этой широко раскрытой огненной пасти и еще на том, чтобы не наскочить на раскаленную докрасна топку при очередном крене судна.

Я почувствовал, как чья-то рука прикоснулась к моему плечу, поднял голову и увидел, что Патч стоит рядом. Выпрямившись, я посмотрел ему в глаза. Пот градом катился по моему телу, я еле дышал.

– Машина работает, – произнес он.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

– Я только что был на капитанском мостике. Нос почти ушел под воду. В любой момент может прорвать переборку. Как вы думаете, здесь будут слышны сигналы из машинного зала?

– Не знаю. Наверное.

Он провел меня в машинный зал, показал контрольный пульт управления и соединенную с капитанским мостиком переговорную трубу:

– Я пойду на капитанский мостик, а вы возвращайтесь в котельное отделение и поддерживайте огонь. Я посигналю вам машинным телеграфом, но, если вы не услышите, через пару минут ступайте к переговорной трубе. О'кей?

Я кивнул, и он стал взбираться по трапу, а я вернулся к топке. Хоть я и недолго проработал кочегаром, руки мои успели почернеть и покрыться мозолями. У меня не было сил снова взяться за лопату. Усталость начала брать свое, и я не представлял, сколько еще смогу продержаться.

Сквозь рев пламени в топке до меня донеслись резкие, нестройные сигналы с капитанского мостика. Я вышел из котельного отделения и направился к пульту. Стрелка машинного телеграфа указывала «полный вперед».

Повернув рукоятку, я открыл клапаны и впервые ощутил трепет и гордость, которые, наверное, каждый раз ощущает корабельный механик.

Послышался свист пара, стук клапанов, медленный шорох ожившей машины, и я ощутил легкую вибрацию. Сердце судна вернулось к жизни благодаря мне. Это наполнило меня радостью.

Теперь лопата казалась совсем легкой, руки почти не болели, уверенность и воля снова вернулись ко мне. Я ощутил прилив энергии.

Минут через десять непрерывного труда машина набрала обороты; три минуты потребовалось, чтобы развернуть корму. За эти три минуты давление резко упало, но его удалось поднять к тому времени, когда с капитанского мостика раздался новый сигнал.

В 15.30 Патч позвал меня и велел встать за штурвал:

– Наблюдайте за пеной, она поможет вам узнать направление ветра. Все время старайтесь держать судно точно по ветру. При малейшем отклонении оно начнет зарываться носом. И увереннее держите штурвал с того момента, как дадите мне команду запустить машину, а еще не забудьте, что после остановки машины судно идет еще добрых пять минутТ

С этими словами он ушел, оставив меня наедине со штурвалом. Возможность стоять спокойно и держать в руках легкий штурвал радовала после изнурительной работы. Но если внизу, возле ревущей топки, в шуме машины тебя охватывало чувство безопасности и относительного покоя, то здесь ты оставался лицом к лицу с реальностью. В мрачном полусвете было видно, что нос «Мэри Дир» так осел, что едва просматривался сквозь набегающие волны.

Ветер и волнение разворачивали судно, и мне пришлось дать команду на включение машины. Как только она заработала и судно стало ложиться на прежний курс, вся передняя палуба покрылась бурлящей пеленой воды. Меня прошиб холодный пот и охватила дрожь. В рубке удалось найти шерстяную фуфайку, и я напялил ее, мимоходом глянув на карту.

Там было отмечено наше новое положение. Мы находились на полпути между Рош-Дувр и Минкис. Подводные рифы становились все ближе.

В 18.30 Патч сменил меня. Некоторое время он смотрел поверх носа корабля в потускневший солнечный диск, озаряющий злополучное, измученное штормами море. Его лицо и шея блестели от пота, глаза глубоко запали, черты заострились.

– Пройдите хоть ненадолго в рубку, – сказал он, беря меня .за руку. То ли ему надо было прикоснуться к живому человеку, то ли просто он удержался за меня при очередном крене судна. – Сейчас дует восточный ветер, но он, вероятно, скоро сменится на зюйд-вест. – Патч показал на карту: – Если не проявить осторожность, нас отнесет прямо к центру Минкис. Значит, сейчас нам необходимо все время держать курс на юг. Каждый раз, запуская машину, мы должны использовать ее как можно эффективнее!

Я кивнул:

– Куда вы направляетесь? На Сен-Мало?

– Никуда я не направляюсь. Просто пытаюсь удержаться на плаву. – Немного поколебавшись, он добавил: – Через четыре часа начнется прилив. Он продлится большую часть ночи. Если принять в расчет ветер, то можно предположить, что прилив будет достаточно сильным.

Я выглянул наружу, и душа у меня ушла в пятки. Казалось, положение ухудшалось с каждой минутой.

Я наблюдал, как, сверяясь с навигационными таблицами, он отмечает крестами наш путь: около пяти миль к западу от Минкис и еще немного южнее.

– • Мы не пройдем за час так много! – возразил я.

Он бросил карандаш:

– Проверьте, если не верите мне! Прилив идет на зюйд-вест со скоростью примерно три узла. Два узла предоставьте ветру и машине, отсюда и результат.

Я уставился на карту. Минкис неумолимо приближалась.

– А в следующие два часа? – поинтересовался я.

– В следующие два часа прилив значительно ослабеет. Мои расчеты показывают, что мы будем примерно в миле на зюйд-вест от бакена Минкис и станем там болтаться первую половину ночи. А когда начнется отлив… – Он пожал плечами и вернулся к штурвалу, бросив напоследок: – Все зависит от того, удастся ли нам вообще продвинуться к югу!

С этим веселым прогнозом я снова вернулся к своей работе внизу: к лопате, к углю, к сверкающему зеву топки. Час внизу, час на капитанском мостике: только успевай поворачиваться! Сами не свои от усталости, мы делали свое дело машинально, бессознательно меняя ритм движений, то замедляя его на мостике, то ускоряя в опасной близости оттопки. Я помню, что стоял за штурвалом, когда наступила темнота. Казалось, она подкралась почти незаметно. Просто в какой-то момент я перестал видеть нос судна и слетающую с гребней волн пену, по которой определял направление ветра.- В темноте передо мной лишь смутно виднелись белые гребешки.

Палуба ходила ходуном, а когда волна разбивалась о борт, создавалось впечатление, что мы несемся по речной стремнине с головокружительной скоростью… Теперь я полагался только на компас да на собственное чутье, а машина неуклонно продвигала судно к югу.

Около полуночи я увидел свет, на мгновение мелькнувший впереди. Хоть бы это оказалось только игрой воображения! К этому времени я уже изрядно утомился, а свет мелькнул смутно и призрачно. Но вскоре в двух румбах справа по носу я снова увидел этот огонек. Теперь он прерывисто мелькал, то появляясь, то исчезая за волнами.

В конце концов я решил, что это может быть группо-проблесковый огонь. На карте юго-западнее Минкис был обозначен бакен, около него стояло обозначение Gr.fl(2)'.

( Обозначение группо-проблескового маяка на английской морской карте.)

– Примерно этого я и ждал, – заявил Патч, сменив меня за штурвалом. В его голосе не слышалось особого энтузиазма. Он произнес это без всякого выражения и немного устало.

Теперь огонек был виден постоянно. Он становился все ближе и яснее, пока не начал тускнеть с первым серым проблеском зари.

Было половина шестого утра, когда я снова встал за штурвал. К этому времени я уже валился с ног. Ночь в котельном отделении была адом, особенно последний час, когда я, весь взмокший, вертелся около горящей топки.

Направление отлива изменилось, и мелькающий бакен приближался к нам не с самой удачной стороны. Вскоре рассвело, и я увидел сам бакен, одно из тех ко-лонноподобных сооружений, которые используют французы. Я подумал, что даже сквозь свист ветра можно уловить его траурное, словно похоронное завывание. Нам надо было пройти по меньшей мере в полумиле от него. Я сверился с картой, вызвал Патча по переговорной трубе и попросил его подняться.

Казалось, прошло немало времени, прежде чем он появился на мостике, волоча ноги, как тяжелобольной, только что поднявшийся с постели. Меняясь вахтами ночью, я заметил, что он похож на призрак, но решил, что это из-за тусклого освещения. Теперь же, увидев его при свете дня, я ужаснулся его мертвенной бледности.

– Да вы же едва стоите на ногах!

Он непонимающе уставился на меня. Наверное, я и сам был не лучше.

– В чем дело? – спросил он.

Я указал на бакен Минкис, примерно в четырех румбах от носа по правому борту.

– Мы заходим слишком далеко в глубь рифов! – сказал я. – В любой момент нас может выбросить на скалы Брессан-дю-Сюд!

Он прошел в рубку, а я остался ждать, когда он пошлет меня вниз запустить машину. Прошло довольно много времени, но Патч не появлялся; решив, что капитан заснул, я позвал его. Но он сразу же ответил, что, мол, наблюдает за бакеном в окно и обдумывает дальнейшие действия.

Отлив уже начался. Наше положение относительно бакена изменилось. Теперь он был почти на траверзе. Патч вышел из рубки.

– Все в порядке, – спокойно сказал он, – глубина еще достаточная.

Ветер подхватил корму, и судно начало медленно поворачиваться. Менее чем в двух кабельтовых от нас над подводной скалой крутился водоворот. Тяжелые волны наплывали одна на другую, поднимая высокие стены брызг. Одна огромная волна ударилась о борт и обрушилась на переднюю палубу. На мостик полились тонны воды; судно встряхнуло, как скорлупку.

– Разве мы не будем запускать машину? – поинтересовался я.

Патч стоял спиной ко мне и пристально вглядывался в правый борт.

– О Господи! – заорал я. – Нас же несет прямо на Минкис!

– Пока все в порядке, – ровно сказал он, словно успокаивая меня.

Но я не верил ему. Как может быть все в порядке? Впереди рифы и мили подводных скал. Стоит нам наскочить на них…

– Надо что-то делать! – в отчаянии простонал я. Он не ответил, а продолжал рассматривать в бинокль

море за кормой.

Я не знал, что предпринять. Внешне он казался спокойным и вроде бы контролировал ситуацию, но я-то видел, что его физические да и моральные силы полностью исчерпаны.

– Нам надо обойти Минкис, – пытался я внушить ему. – Когда мы обойдем Минкис, все будет в порядке! – Я бросил штурвал и направился к сходному трапу. – Пойду запущу машину!

Но, когда я поравнялся с Патчем, он схватил меня за Руку:

– Вы что, ничего не понимаете? Мы идем ко дну! – Его лицо было таким же каменным, как и пристальный

взгляд темных глаз. – Я не стал говорить вам, но вода поступает через переборку. Я это заметил перед тем, как сменить вас.

Он отпустил мою руку и снова поднес к глазам бинокль, пытаясь что-то отыскать в сером небе, по которому неслись гонимые ветром облака.

– И как долго… – Я замолчал, боясь произнести это вслух. – Как долго мы сможем продержаться на плаву?

– Не знаю. Может, несколько минут, а может, час-два… – Он опустил бинокль и удовлетворенно кивнул: – Шанс, конечно, невелик, но… – Он обернулся ко мне и пристально вгляделся, точно пытаясь определить, надежный ли я человек. – Мне нужно, чтобы давление пара обеспечило работу машины в течение десяти-пятнадцати минут. Вы готовы идти вниз и поддерживать огонь? – Он добавил, помолчав: – Должен предупредить: если прорвет переборку, у вас внизу совсем не будет шансов!

Я заколебался:

– Как долго мне надо работать там?

– Я думаю, часа полтора. – Он бросил мимолетный взгляд на правый борт, чуть заметно кивнул и схватил меня за руку: – Давайте, действуйте! В первый час я буду помогать вам!

– А как же судно? Если оно налетит на риф…

– Не налетит. Мы идем точно в миле от бакенов. Тут, внизу, опасность, казалось, отдалилась. Тепло

и свет топки, сияние огня утешали. Теперь, когда я не видел, как волны бьются о рифы, мной овладело ложное чувство безопасности. Только шум волн за тонкой обшивкой да блестящие ручейки, стекающие от заклепок, напоминали о беде. Да еще, пожалуй, накренившаяся на нос палуба и грязная вода, черная от угля и блестящая от масла, плещущаяся под ногами. Мы бросали уголь как сумасшедшие, плечом к плечу, совершенно позабыв про усталость. Прошла, казалось, целая вечность, но переборка пока держалась. Наконец Патч, посмотрев на часы, отбросил лопату:

– Я иду на мостик. Продолжайте поддерживать огонь, пока я не дам сигнал «полный вперед». Тогда включайте машину и идите прямо на мостик. Договорились?

Я молча кивнул. Патч натянул фуфайку, шатаясь, прошел через машинный зал и исчез. Теперь, когда я остался один, плеск волн, бьющих в обшивку, казалось, усилился. Посмотрев на часы, я отметил – двадцать минут восьмого.

И снова я начал бросать уголь, ни на миг не забывая о нависающих надо мной листах корпуса и накренившейся палубе. В любой момент этот освещенный, теплый мир мог уйти под воду! Вода уже залила днище и крутилась возле моих ног.

Половина восьмого! Без четверти врсемь! Когда же он прикажет запустить машину?

В какой-то момент я остановился, вынужденный опереться на лопату, в полной уверенности, что палуба под моими ногами как-то странно накренилась. С ужасом смотрел я на протекающую переборку и думал: «Что же он делает там, на мостике? Что за незначительный шанс, о котором он обмолвился?»

Я совершенно выбился из сил, нервы были напряжены от страха и долгого ожидания – и вдруг я потерял веру в капитана. Что я о нем знаю? Мои первые впечатления об этом человеке – задавленном, выведенном из себя обстоятельствами – усилились от грозящей опасности.

Вдруг сквозь шум котельного отделения до меня донесся слабый звук из переговорной трубы. Было уже почти восемь. Я отбросил лопату, задраил дверцу топки и, схватив фуфайку, пошел в машинное отделение. Телеграф показывал «полный вперед».

Я открыл пар полностью, а когда бежал по трапу, заметил, что машина ровно набирает обороты.

Когда я, запыхавшись, взбежал на мостик, Патч стоял за штурвалом.

– Мы обошли Минкис? – спросил я задыхаясь.

Он не ответил. Его руки крепко сжимали штурвал, все тело напряглось, а взгляд был устремлен вперед. Корабль кренился в такт долгой, мучительной качке, и я, шатаясь, подошел по наклонившемуся мостику к окну с правого борта. Окрашенный белым и красным бакен проскользнул мимо нас. Нос «Мэри Дир» был полностью погружен в воду.

– Ну вот, сейчас, – чуть слышно произнес он, глядя на меня глубоко запавшими глазами. Переступив с ноги на ногу, он вдруг резко повернул штурвал. Я просто не мог в это поверить! Он переложил руль налево, повернув судно к обнаженным скалам Минкис!

– Вы что, с ума сошли? – закричал я. – Поворачивайте направо! Ради Бога, направо!

Я бросился к штурвалу, схватился за спицы и попытался вернуть его в прежнее положение.

Патч что-то крикнул мне, но слова его потерялись в грохоте огромных волн, разбивающихся о мостик. В любом случае я бы его не расслышал. Сен-Мало находится всего в двадцати милях, а под моими ногами машина выстукивает обнадеживающую дробь! Надо повернуть направо, от Минкис к Сен-Мало!

– Ради Христа! – кричал я ему.

Он схватил меня за волосы и резко откинул назад мою голову. Он орал мне, чтобы я отпустил штурвал, а я, сощурив от боли глаза, тупо смотрел в его твердое, суровое лицо, сверкающее от пота, с оскаленными зубами и сведенными судорогой челюстями.

– Дурак, это наш единственный шанс!

Он со злобой отбросил меня от штурвала, я упал и так ударился о выступ окна, что у меня перехватило дыхание.

В этот момент сквозь брызги волны, разбившейся о левый борт, я увидел прямо перед собой оголенные скалы, торчавшие из воды, как оскаленные зубы. Меня вдруг затошнило.

– Теперь вы встанете за штурвал! – Его слова прозвучали откуда-то издалека. Я уставился на него, пораженный откуда-то взявшимся холодным начальственным тоном и все еще ничего не понимая. – Быстрее, вы! Берите штурвал! – Он стоял на мостике, отдавал приказ и ожидал повиновения. Его тон не допускал возражений. Он протянул мне руку и помог подняться. – Держите курс десять градусов норд-ост.

Из ходовой рубки он взял ручной компас и прошел на левое крыло мостика. Время от времени поднимая компас к глазам, он застыл неподвижно, пытаясь определить азимут. Я же, стоя за штурвалом и держа заданный курс, пытался понять, что же мы делаем, идя вот так, прямо на рифы. Меня все еще подташнивало, я боялся сбиться с курса, понимая, что любое отклонение от него означает неминуемую гибель.

А сквозь стекла окна, в пелене белой пены постепенно проступали очертания гряды скал, постепенно приближающихся к нам.

– Теперь держите курс прямо на норд, – по-прежнему спокойно приказал Патч.

Впереди нас волны вздымались и падали каскадами на выступающие рифы. Одна из острых скал была совсем близко, и, когда судно приблизилось к ней, капитан появился за моей спиной.

– Теперь за штурвал встану я, – мягко сказал он, и я, не возразив ничего, не задав ни единого вопроса, освободил место. В его поведении сейчас было что-то странное, словно он ушел в себя, стеной отгородившись от внешнего мира.

И вот настал этот миг! Толчок, еще толчок, и судно принялось мало-помалу останавливаться. Я слегка подался вперед и оказался возле окна. Судно остановилось, шваркнув килем по дну со скрежетом, перекрывшим рокот шторма. Еще несколько мгновений оно, увлекаемое водоворотами, бушующими между скал, вертелось туда и сюда, но вот снова ударилось обо что-то и окончательно замерло.

Машина продолжала работать, словно сердце корабля отказывалось смириться со смертью.

Это был странный момент. Патч с каменным лицом все еще стоял за штурвалом, сжимая его побелевшими от усилия руками.

В рубке все оставалось по-прежнему, а в окно было видно, как волны перекатываются через затопленный нос. Палуба у меня под ногами еще содрогалась от вибрации машины.

Ничего не изменилось, только теперь мы стояли неподвижно.

Дрожа, я стер со лба холодный пот. Мы сели на отмель Минкис. Внутри у меня возникло чувство приближающегося конца. Я обернулся и поглядел на Патча. Тот казался ошеломленным. Лицо его, оттертое от угольной пыли, было белым как мел, а глаза пристально вглядывались в бушующее море.

– Я сделал все, что мог, – чуть дыша, произнес он. – Боже правый, я сделал все, что мог! – В его «голосе слышалось неподдельное страдание. Наконец его руки вяло упали со штурвала, словно он сдавал командование. Развернувшись, медленной, шаркающей походкой лунатика он пошел в рубку.

Набравшись храбрости, я последовал за ним. Он сидел склонившись над картой, не поднимая глаз. Волна ударила о борт, разбилась и залила иллюминатор, заслонив на мгновение дневной свет. Когда вода спала, он притянул к себе вахтенный журнал и начал писать. Дописав, закрыл журнал и выпрямился, словно поставив точку на этом этапе своей жизни. Оглядевшись, он заметил меня:

– Простите! Мне следовало объяснить вам свои действия! – Сейчас он был похож на человека, пробудившегося ото сна и ставшего снова разумным. – Вся хитрость заключалась в том, чтобы посадить судно на мель, пользуясь приливом.

– Но нам же нужно было направиться к Сен-Мало, – тупо возразил я, все еще ничего не понимая.

– Через два часа, если бы мы еще держались на плаву, изменившееся течение выкинуло бы нас на скалы к северу отсюда. – Он подвинул мне карту: – Посмотрите сами! Единственный шанс уцелеть был сесть на мель именно здесь! – И он указал карандашом местоположение корабля. Мы находились примерно в миле к югу от основного скопления рифов, в районе, где глубина достигала 244 сажен. – Эта скала по левому борту – Клыкастый Грюн. Ее высота 36 футов. А справа вы найдете едва различимый островок Метресс-Иль. – На мгновение кончик его карандаша задержался на точке западнее основных рифов. – При отливе он, наверное, обнаружится здесь! – Он отбросил карандаш, потянулся и потер глаза. – Да, здесь! – Он, казалось, смирился с неминуемой гибелью. – Пойду посплю!

Не сказав более ни слова, он вышел из рубки и спустился на нижнюю палубу. Я не пытался остановить его, чтобы расспросить поподробнее, слишком уж я устал. В голове у меня стучало, и при одном упоминании о сне мне нестерпимо захотелось закрыть глаза и погрузиться в забытье.

Я задержался и посмотрел на серый пейзаж с торчащими скалами и бушующим морем. Странно было стоять на неподвижном судне, чувствовать под ногами работающую машину и знать, что находишься на самой опасной отмели Ла-Манша. В рубке все было мирно, и, только выглянув в окно и увидев выступающие из воды скалы да затопленный нос судна под белой пеной, я понял, что нас ждет. Часов шесть или немного больше мы будем в относительной безопасности, а потом отлив снова отдаст нас морю. Я повернулся и,'двигаясь, как во сне, пошел вниз. Все происходящее казалось мне туманным и немного отдаленным. Пошатываясь, я добрался до каюты и здесь почувствовал, что машина остановилась. Что произошло? Кончился уголь или Патч сам остановил ее? Впрочем, теперь это было не важно: больше нам не понадобятся ни машина, ни помпы! Спать, только спать!

Может показаться невероятным, что в подобных обстоятельствах можно думать о сне, не будучи сумасшедшим. Однако, оставшись целым и невредимым, я уверовал в искусство Патча-навигатора и решил, что он найдет какой-нибудь выход из положения, когда начнется отлив.

В любом случае, сам я не мог ничего предпринять: у нас не было лодки, значит, и надежды, а шторм достиг апогея.

Проснувшись в полной темноте, я услышал плеск воды за дверью каюты. Возможно, она проникла в коридор через разбитый иллюминатор или откуда-то еще. Волны все еще били в корпус судна, и время от времени раздавался скрежет, когда «Мэри Дир» днищем касалась гальки.

Я прошел в каюту Патча. Тот лежал на койке полностью одетый и даже не пошевелился, когда я посветил фонарем прямо ему в лицо. Он спал уже более двенадцати часов.

Я дважды спустился в камбуз, принес еду, питье и примус. Когда я шел во второй раз, то заметил на закрытой двери капитанской каюты белый листок. Прямо к красному дереву двери кнопкой была приколота визитная карточка. Я прочел: «Дж.С.Б. Деллимар», и ниже – «Торговая и пароходная компания Деллимара», Сент-Мэри Экс. Лондон, Сити». Я толкнул дверь, но она была заперта.

Когда я проснулся снова, повсюду сияло солнце. Ветер стих, и море больше не бесновалось. Патч все еще спал, но на этот раз он снял сапоги и уютно закутался в одеяло. Сходной трап, ведущий на нижнюю палубу, почти полностью скрылся под водой, в которой плавало какое-то барахло. Сверху, с мостика, открывалась совершенно удручающая картина. Наступил отлив, и скалы, окружающие корабль, торчали, как обломки гнилых зубов, серые, с зазубренными основаниями, поросшими водорослями. Ветер был не более пяти-шести баллов, и, хотя я видел, как волны разбиваются белыми брызгами о дальние скалы, вода вокруг судна была относительно спокойной.

Я долго стоял, глядя на тонкие, серые облака, плывущие По небу, на хаос скал, окружающих нас, на волны, разбивающиеся вдали. От самого факта, что я еще жив, что еще могу видеть сверкающее солнце и чувствовать дуновение ветра, меня переполняла радость. Ее не омрачил вид пустых шлюпбалок, вздымавших свои чугунные руки, и разбитой вдребезги единственной шлюпки, болтающейся на разлохмаченном канате;

Патч подошел сзади. Он не смотрел ни на море, ни на скалы, ни на небо. Его взгляд был устремлен на нос корабля, поднявшийся над водой, и на чернеющее отверстие затопленного люка. Потом он направился на левый борт и осмотрел его.

Лицо капитана было мрачным, бледным, а под скулами ходили желваки. Руки крепко сжимали перила, обшитые красным деревом. Я чувствовал, что обязан сказать ему, как он должен гордиться своим невероятным мастерством, которое позволило посадить судно на эту отмель, – а в остальном нам просто не повезло. Но, увидев его застывшее лицо, осекся. В конце концов я спустился в каюту, оставив его одного на мостике.

Он пробыл там довольно долго, а спустившись, сказал мне:

– Надо чем-нибудь подкрепиться. Через час-другой мы можем трогаться.

Я не стал спрашивать, как он собирается это делать, когда шлюпка разбита в щепы. Было совершенно ясно, что он не расположен к разговорам. Патч сел на койку, согнулся и стал задумчиво разбирать свои вещи.

Я разжег примус, поставил чайник, а он все блуждал по каюте, выдвигая ящики и набивая бумагами желтый клеенчатый мешок. Посмотрев на фотографию, он заколебался, но потом сунул и ее. Чай вскипел, я открыл банку каких-то консервов, и мы приступили к завтраку, во время которого я раздумывал, из чего же нам соорудить лодку.

– Что толку ждать, пока нас подберут, – сказал я с набитым ртом. – «Мэри Дир» здесь никто не найдет!

Он удивленно уставился на меня, словно только что обнаружил мое присутствие на этом мертвом судне.

– Конечно нет. Пройдет немало времени, прежде чем ее найдут, – произнес он и снова погрузился в свои мысли.

– Нам надо построить лодку.

– Лодку? – удивился он. – Да у нас же есть лодка! -Где?

– В соседней каюте. Надувная резиновая лодка.

– Резиновая лодка в каюте Деллимара?

– Ну да! Странно, а? Он держал ее у себя, так, на всякий случай. – Патч тихонько рассмеялся.

– Вы находите это забавным? – рассердился я.

Он ничего не ответил, поднял с пола какие-то ключи, вышел, и я услыхал, как он отпирает дверь соседней каюты. До меня донесся скрип передвигаемого багажа, и я поспешил ему на помощь. Через открытую дверь каюты передо мной предстала картина полного разгрома: яШики вывалены на пол, шкафы открыты и их замки вырваны, на полу валяются тряпки и бумаги. Хаос не коснулся только постели, застланной аккуратно, без единой складочки. Лишь на подушке виднелось сальное пятно.

Должно быть, Патч обыскивал каюту.

– Что вы здесь искали? – спросил я.

Он молча поднял голову, посмотрел на меня и открыл огромный дорожный сундук, на котором красовались ярлыки отелей Токио, Иокогамы, Сингапура, Рангуна.

– Держите! – протянул он мне огромный брезентовый мешок.

Мы вытащили его в коридор, а оттуда на верхнюю палубу. Патч вернулся, запер дверь в каюту Деллимара и принес с собой нож. Вспоров брезент, мы вытащили желтую резиновую лодку и надули ее. Она была около двенадцати футов в длину и пяти в ширину. К ней были приложены весла, руль, телескопическая мачта, подзорная труба, нейлоновые шкоты и такой же парус и даже рыболовные снасти.

– Он был трусом? – полюбопытствовал я. – Согласитесь, довольно странно владельцу судна иметь в своем багаже надувную лодку, словно бы он готовился к кораблекрушению.

Однако Патч лишь сказал: .

– Пора двигаться!

Я уставился на него в полном недоумении: покинуть относительно безопасное судно и променять его на хрупкую резиновую лодчонку!

– Ведь сейчас еще прилив! Не лучше ли подождать отлива?

– Но нам нужен ветер, – заявил Патч, пытаясь определить его направление. – Он уже изменился на румб-два. Если повезет, то задует норд-вест. – Патч взглянул на часы и скомандовал: – Идем! У нас в запасе еще четыре часа прилива.

Я пытался убедить его подождать следующего прилива и воспользоваться всеми шестью часами,, но он не хотел и слушать.

– К тому времени почти стемнеет. А если ветер изменится? На таком судне лавировать по ветру невозможно! Давление снова может понизиться. Вы же не хотите опять попасть в шторм. Я даже не представляю, что может произойти при отливе. Может снести всю палубу вместе с капитанским мостиком.

Конечно, он был прав. Мы спешно собрали все необходимое: еду, карты, ручной компас, запас одежды, не забыв зюйдвестки и резиновые сапоги. Вот только клеенчатых накидок нигде не было, и мы прихватили оба синих плаща.

Без четверти десять мы сбросили лодку с передней палубы и прыгнули в нее. На веслах мы отошли на некоторое расстояние от «Мэри Дир» и поставили парус. К этому времени солнце скрылось в серой пелене надвигающегося дождя, и скалы отходили от нас все дальше и дальше, превращаясь в неясные зубчатые очертания.

Мы взяли курс на Ле-Соваж, и через некоторое время мелькающий свет бакена высветил последние скалы. «Мэри Дир» была уже не более чем размытым пятном на поверхности воды. Пройдя Ле-Соваж, мы совсем потеряли ее из виду.

Отойдя от Минкис, мы вышли в открытое море, на котором после шторма стояла сильная зыбь. Волны вздымались стенами, готовые в любой момент обрушиться на нас. В этот серый, дождливый день меня покинуло чувство времени. Вероятно, добрых четыре часа мы кувыркались на волнах, промокшие до нитки, втиснутые в тесное пространство между толстыми желтыми бортами лодки. Иногда мы видели проблески маяка Кап-Фреэль.

Позже, уже днем, нас подобрал почтовый пароходик, шедший через Ла-Манш из Питер-Порта. Они высматривали уцелевших после шторма, иначе никогда бы не заметили нас, идя в миле к востоку.

Пароход внезапно изменил курс, и вскоре мы увидели его нос, почти скрытый брызгами. Он лег в дрейф против ветра, и через борт были сброшены канатные трапы. Нам помогли подняться, подбадривая по-английски.

На палубе вокруг нас собрались люди – экипаж и пассажиры, забрасывая вопросами и предлагая то сигареты, то шоколад. Капитан проводил нас к себе, и пароход снова двинулся в путь, увлекаемый безупречно работающей машиной.

Когда мы спускались вниз, я увидел нашу желтую лодку, плывущую за кормой на буксирном тросе.