Крылатая дева Лаэрнике

— 5-

Вечером, как обычно, я не стала ложиться спать, время от времени выходя во двор с заряженным арбалетом. Я старалась ступать неслышно, отрабатывая выученный в стране Ямато бесшумный "шаг ветра".

Именно привычка к тихой ходьбе и помогла мне этой ночью.

Выходя на очередное дежурство, я услышала осторожный шорох и скрежет. Я осторожно выглянула из-за арки. Во двор заглядывала полная луна. А на балконе, возле двери в комнаты Лаэрнике копошились три темных силуэта.

Я неслышно прошла под балконом, поднялась по лестнице недалеко от них. Выскочив с арбалетом наизготовку, я приказала:

— Всем стоять!

Надежда на то, что незваные гости послушаются, или хотя бы попытаются удрать, избавив меня от необходимости применять оружие, не оправдалась. Тот, что был ближе, бросился на меня с дубинкой, и я разрядила в него арбалет. Деревянный щелчок прозвучал оглушительно, как выстрел, хрустнула разламываемая болтом грудная клетка. Отброшенный на пару метров назад, он упал, коротко вскрикнув. Как я поняла — убит.

Второй замахнулся дубинкой, как гопник бейсбольной битой. Я поднырнула под его рукой, оказавшись сбоку, выхватила из-за спины Лаэнриль и вонзила клинок ему в бедро. Таким образом он был выведен из строя, но хотя бы не убит. Он с криком корчился на каменном полу.

Третий перестал наконец возиться с замком, рука его метнулась к ножнам. Лаэнриль вспыхнула, встретившись с неприятельским клинком. Этот тип защищался неплохо, но видимо, понятия не имел о неблагородных приемах, одним из которых я и воспользовалась, ударив ногой в промежность. Он согнулся. Я добавила ему рукоятью меча по спине, затем ребром ступни по тыльной стороне колена. Продолжая держаться за причинное место, он упал на колени. Я схватила его за волосы и ткнула лицом в пол:

— Лежать! Руки за спину!

Он не послушался, и я ткнула его носом в камень еще раз, для убедительности. Надавив коленом на шею, связала ему руки за спиной. Прижимая к его шее лезвие Лаэнриль, я снова рванула его за волосы:

— Вставай!

— Чертова баба, — выругался он, и я узнала голос дона Диего, с которым имела весьма не любезную беседу днем возле акведука.

Звонил колокол. Разбуженные шумом и криками, на балкон выбегали сестры с факелами.

— Отправьте посыльного к сеньору де Альвез, — распорядилась я. — Передадим этого красавца городским властям.

Убитого отнесли вниз. Раненого, продолжавшего стонать от боли и потерявшего много крови, я поручила заботам монахинь. Дона Диего со связанными руками я лично заперла в винном погребе — там была довольно прочная дверь с хорошим замком.

Вернувшись, я остановилась на балконе возле двери в комнаты Лаэрнике и облокотилась о перила. Две сестры с факелами убирали следы крови. А я размышляла, что же меня так настораживало в доне Диего.

Это не просто молодой сорвиголова, решивший похитить Крылатую. Откуда-то он знал план монастыря и расположение комнат Лаэрнике. Возможно даже, знал, что сейчас Крылатая спит крепким сном, восстанавливая силы. И еще мне не понравился его взгляд. В его глазах словно было двойное дно. Словно за внешней маской молодого разгильдяя скрывалась вторая, коварная и хитрая сущность.

Аббатисе уже сообщили о случившимся. Безупречно одетая, будто и не ложилась, мать Марита подошла и остановилась рядом. Свет факела ронял оранжевые блики на ее лицо, встревоженное и словно постаревшее.

— Такого не случалось раньше, — произнесла она. — На сестер в городе нападали, пытаясь увести сеньориту Анну силой. Но чтобы подобно вору проникнуть ночью в святую обитель, на такое не осмеливался никто.

— Мать Марита, дон Диего хорошо подготовился, — сказала я. — Он знал, как устроен монастырь и где находится вход в комнаты Крылатой. И вот что еще я у него нашла.

Я показала аббатисе массивный бронзовый ключ:

— Это копия ключа от двери сеньориты Анны. Неточная копия. Ключ застрял в замке, и только поэтому дон Диего замешкался возле двери.

— Вы хотите сказать, сеньора Илвайри, что похищение замышлялось давно?

— Да, и кто-то в монастыре причастен к этому. Мать Марита, кто из сестер последней вступил в монастырь?

— Сестра Стефания. Мы приняли ее в обитель святой Миллены две луны назад. Но она хорошая девушка и очень усердно молилась.

Сестру Стефанию я помнила — молодая касталийская девушка с крупной фигурой и округлыми формами. Она действительно много времени проводила в храме, оставаясь на молитву даже после службы, — видимо, было нечто такое в ее жизни, что она хотела отмолить… У каждого из нас есть свои черные моменты.

— Кто еще из сестер был принят в обитель с прошлого Рождества? — продолжала расспрашивать я. Мать Марита ответила:

— Больше никого.

"Значит, все-таки она", — решила я и сказала аббатисе:

— Я хочу поговорить с ней. Где ее комната?

В келье сестры Стефании не оказалось. Я попросила сестер найти ее и привести во внутренний двор, где уже толпились вооруженные люди с факелами. Во главе стражников я увидела дона Родриго.

— Что у вас происходит? — поинтересовался он. — Почему ворота нараспашку?

— Как нараспашку? — удивилась я. Ворота всегда закрываются на ночь. У меня возникло нехорошее предчувствие… Ко мне подбежала насмерть перепуганная сестра Дейна:

— Сеньора Илвайри, сестра Стефания… Господи Иисусе! А он ушел! Исчез, как нечистый дух!

Исчезнуть, конечно, дон Диего не мог, а незаметно уйти, пользуясь всеобщей суматохой — вполне. Особенно если кто-нибудь ему посодействовал… Я рванула к винному погребу, дон Родриго поспешил за мной.

Мои худшие предчувствия оправдались — замка на двери не было. Отстранив меня, дон Родриго первым спустился по сбитым ступенькам. Я последовала за ним. И на каменном полу в дрожащем свете факелов нам представилась страшная картина: молодая девушка в одном нижнем белье, с перерезанным горлом лежащая в луже крови. Это и была сестра Стефания, которую монахини напрасно искали по всему зданию…

Орудие, которым ее убили, лежало тут же — острый кухонный нож; этим ножом, видимо, и были перерезаны веревки дона Диего перед тем, как он порешил свою благодетельницу, заметая следы. В ее монашеском одеянии, видимо, он и убежал. Произошло это не более десяти минут назад — тело девушки было еще теплым.

— Он не должен уйти далеко, — сказал дон Родриго. — Я вышлю своих людей в погоню.

Как я узнала потом, в эту ночь была поднята вся городская стража. Нашли брошенную на улице монашескую робу, но следов молодого аристократа так и не обнаружили — он словно сквозь землю провалился.

Я сидела в трапезной, тускло освещенной единственным факелом на стене. Меня трясло от пережитого. Мало того, что я сама была на волосок от Перехода, так еще убила человека и косвенно оказалась виновата в смерти другого. Хоть сколько странствуй наемным воином и сражайся — никогда не привыкнешь к необходимости убивать.

Дон Родриго налил мне чашу крепкого темно-вишневого вина из Порто:

— Выпейте, вам нужно придти в чувство. По поводу охраны не беспокойтесь — в монастыре пока мои люди.

Я послушно влила в себя сладкое тягучее вино. По жилам начало разливаться тепло, дрожь отпустила. Плеснув немного вина в свой кубок, дон Родриго опустился на скамью рядом со мной.

— Не упрекайте себя в слабости, — проговорил он, делая глоток. — Есть вещи, к которым нельзя привыкнуть. И это дает нам право называть себя христианами… Я знал, что рано или поздно такое произойдет, и поэтому настаивал на усиленной охране монастыря.

У меня голова от вина шла кругом, но я все же попыталась сформулировать свою мысль:

— Похищение готовилось. Сестру Стефанию заслали в монастырь, чтобы она сделала копии ключей. А у дона Диего странные глаза. В нем будто две личности. Первая — легкомысленная, вторая — хитрая и опасная.

Дон Родриго кивнул.

— Такие глаза я видел у альбинайцев, — не у всех, а у тех, кто достиг ступени Совершенного. Есть у них такая система посвящений… У тех, кто стал Совершенным, словно две души — от Бога и от дьявола. И вторая постепенно одолевает первую… У многих Совершенных дар убеждения и особое влияние на женщин. Так, видимо, и погибла несчастная сестра Стефания, подпав под губительное влияние дона Диего.

Он отставил кубок:

— Альбинайцы считают, что Иисус — не Сын Божий, а потомок Совершенного и Крылатой. Поэтому, как они уверяют, Он и мог творить чудеса. И они мечтают выпестовать своего мессию-чудотворца, который стал бы владыкой мира.

— Поэтому им и нужна Лаэрнике? — поняла я. Дон Родриго тяжело подтвердил:

— Да… — Он помолчал. — Если верить слухам, они уже сгубили нескольких Крылатых дев. Дело в том, что Крылатая проникается страстью к мужчине, который первым ее поцелует, каким бы мерзавцем он не был. Но, видимо, это были отпетые негодяи, потому что любовь к ним отнимала у Крылатых все душевные силы и сводила несчастных девушек в могилу. Я не знаю, остались ли в мире еще Крылатые кроме Лаэрнике. Но даже если она и не одна, альбинайцы будут снова и снова тянуть к ней лапы, и в Сегову придет война.

— Дон Родриго, — проговорила я. — Вы должны стать мужем Лаэрнике. Тогда над ней не будет висеть эта угроза.

Ничто даже не дрогнуло в его лице — или мне так только показалось?..

— Сеньора Илвайри, вы пьяны, — сказал дон Родриго и поднялся: — Идите отдыхать. Мне нужно еще переговорить с матерью Маритой.