Локализация караимского языка в свете его исторического развития А. Дубинский

Считается, что язык народа является сокровищницей духовной культуры. Такая характеристика полностью относится и к караимскому языку, особенно при рассмотрении, хотя бы в общих чертах, развития языка в связи с историей народа.

Сначала уясним понятие «караимский язык» и представим его территориальные границы. Для караимов Литвы, запад. Украины и Польши, носителей западнокараимского языка ситуация ясна и не вызывает сомнений. Здесь имеется два диалекта — тракайский и луцко-галицкий. Иная ситуация в Крыму, где проживает большинство караимов центрально-восточной Европы. Здесь дело несколько сложнее, что осветим ниже.

Язык крымских караимов, или восточнокараимский (в отличие от западного), чаще рассматривается как крымский диалект караимского языка по терминологии принятой в «Караимско-русско-польском словаре» (Москва, 1974). Внешне все выглядит просто и не требует комментариев. К сожалению, кое-где, даже в солидных трудах, появляются утверждения, что крымские караимы не имеют своего языка, а пользуются исключительно языком татарским, либо, в лучшем случае, его разновидностью.

При более глубоком рассмотрении этого вопроса обратимся, прежде всего, к исторической специфике проблемы, т.к., без использования диахроничного метода и без рассмотрения особенностей развития языка в течении веков можно прийти к совершенно неверным выводам об отсутствии у крымских караимов своего языка.

Для представления о древнем состоянии языка обратимся к караимским историческим материалам, даже из не очень далекого прошлого. Такими документами могут быть письменные источники, а в их числе не последнюю роль играет, с точки зрения хотя бы объема, перевод Библии, изданный в 1840/41 г. в Евпатории. Знакомство с лексикой наглядно указывает на разнообразие словарного запаса этого памятника письменности. Очень существенно появление идентичных и близких выражений и форм в лексике литовско-польских караимов. Отметим, что изданный в то время на основе многих рукописей текст не всегда был понятен современникам. И для лучшего понимания часть слов следовало адаптировать к тогдашнему разговорному языку. Но для нас более существенно появление лексики, близкой к западнокараимской, как свидетельства сохранения древнего языкового пласта, некогда общего с тракайским и луцко-галицким диалектами. Последние, после отделения от общего корня в результате миграции в Литву и Польшу, могли сохранить больше архаизмов, характерных для кыпчакской ветви тюркских языков. Крымский диалект временем все сильнее подвергался влиянию татарского и турецкого языков. Это побудило издателей евпаторийской Библии адаптировать перевод к разговорному языку преимущественно с османо-турецкими элементами. Появляющиеся в памятниках караимской письменности в Крыму древние кыпчакские элементы убедительно свидетельствуют об общем происхождении с западными диалектами и также служат доказательством самостоятельности языка крымских караимов. При этом элементы, общие с диалектами караимов Литвы и Польши, не случайны и составляют значительную часть богатства лексики.

Влияние крымскотатарского языка заметно при сравнении евпаторийского издания 1840/41 года с переводом Библии на тракайском диалекте З. Мицкевича и Е. Раецкого, изданного в 1891 году Britich and foreign Bible Society. Элементы крымскотатарского языка в евпаторийском переводе тесно связаны с турецко-османской лексикой и, тем самым, отражают языковую ситуацию тогдашнего разговорного языка крымских караимов, которая показывает общую совокупность языковых взаимоотношений в Крыму. Наряду с татарским огромное влияние на эти отношения имел османско-турецкий язык, особенно с 1475 года, когда Крымское ханство попало под влияние Османской Порты.

Архаичные черты языка переводов Библии — характерная особенность многих переводов Священного Писания. Достаточно указать хотя бы на польские, русские либо литовские переводы. С другой стороны, несмотря на тенденции сохранения, были и изменения в сторону актуализации языка для лучшего понимания текста современниками и в евпаторийском издании.

В связи с этим вспоминается, что во время научной стажировки в Париже в 1963 г. я наткнулся в библиотеке школы восточных языков на печатную книгу Бытия арабским алфавитом, изданную 1839 г. в Астрахани. Издатель — Российское Библейское Общество — распространяло православие среди тюрок по происхождению, применявших тогда арабский алфавит. В языке этого перевода меня заинтересовала небрежная пометка на внутренней стороне переплета (вероятно библиотечной службой) со смыслом: «en turgue kipchak» (по-французски это что-то вроде «для турецких кыпчаков»). Уже лексика первых текстов перевода убедительно указывала на отклонения от гебрайского варианта Библии, состоявшие, прежде всего, в сложных изменениях на турецкий лад, очевидно, для лучшего понимания текста. Похоже, что переводы сделаны по образцу какого-то караимского толкования Библии, только с турецким построением выражений, когда суждение помещается, обычно, в конце предложения.

Для иллюстрации приведу первый стих из книги Бытия: «Enk basztan Tienri of кüklarnі da of jerni» (В начале сотворил Бог небо и землю). Как видно, разница заметна в принципе только в построении выражений.

...Возникнет вопрос, как обстоит дело с родным языком у стамбульских караимов? Перед ответом на него следует понять особенности их ситуации. Родной язык литовско-польских караимов отличается от языка ближайшего окружения, а в Турции он близок либо почти идентичен языку каждого встречного... Поэтому для стамбульских караимов вопрос родного языка имеет иные более эмоциональные требования. Многие стамбульские караимы происходят действительно с юга России и из Крыма, но ныне в большинстве это внуки давних эмигрантов. Вместе с ними имелись и древние обитатели, можно сказать — автохтоны. На каком языке они говорили? Очевидно, на общем для всех турецком. Нередко в повседневной жизни использовали и греческий язык. В данном случае, несомненно, речь идет о языковом реликте времен Византийской империи. Насколько мне известно, никто еще серьезно не занимался этой проблемой. Возможно, это вызвано необходимостью глубоких познаний в византийском языкознании. Заканчивая анализ языковой ситуации караимов в Турции, вспомним еще один факт. В Стамбуле я узнал об издании там в первой половине прошлого столетия перевода Библии на турецкий язык караимов.

...К удивлению в упомянутом произведении очень много не османо-турецких, а кипчакских выражений. Их лексика непонятна нынешним караимам Стамбула. Это может быть надежным доказательством наличия древнего слоя кипчакской лексики. Носители этой лексики наверняка были древние выходцы из Крыма, в языке которых, как отмечено выше, издавна имелись элементы кипчакской речи, характерные для литовско-польских караимов. Далее рассмотрим подробнее собственно языковую караимскую тему.

Как уже сказано, западнокараимский язык состоит из тракайского и луцко-галицкого диалектов. Сами названия очерчивают сферу их распространения Тракаем, Луцком и Галичем. Волею судьбы оба диалекта оказались на чужой территории и развивались самостоятельно. Прежде всего, отметим отрыв от общетюркского корня и дальнейшее пребывание в чуждом языковом окружении. Из-за прекращения длительных контактов с родственными языками и чужого окружения караимский язык литовско-польских караимов как бы законсервировался. Известный польский тюрколог проф. Т. Ковальский (1889—1948) образно сравнил его с мухой в янтаре, где муха была бы караимским языком, а янтарь — языком окружения. В итоге исторического развития караимский язык сыграл в тюркологии значительную роль в сохранении архаичных черт древнего этапа развития, которые в иных языках этой группы не сохранились[1]. С другой стороны, постоянные контакты с окружением, со временем привели к проникновению чужих элементов, главным образом, из славянских и литовского языков[2]. В похожей ситуации оказываются и иные тюркские языки, находящиеся в славянском окружении.

Значение караимского языка для тюркологии, особенно в историкосравнительном отношении один из первых оценил основатель российской тюркологии, немецкого происхождения, Вильгельм Радлоф (1837—1918), чаще цитируемый по-русски как В.В. Радлов. Этот неутомимый ученый, собиратель языковых материалов многих тюркских народов, является автором 4-х томного словаря (Versuch eines Wörterbuches der Тürk

— Dialecte), и десятитомных текстов (Prodem der Volkslitter

— atur der türkischen Stümme). Для этих фундаментальных трудов понадобились и материалы караимского языка. Существенно, что В. Радлов первый указал на близкое родство караимского языка и старейшего памятника кипчакских языков начала XIV в. Кодекса Куманикус[3]. К этому выводу он пришел после знакомства с караимскими текстами из Крыма. Для сбора и публикации караимских материалов В. Радлов дважды посетил караимские общины. Сначала Крым в 1886 году, а позже Тракай и Луцк летом 1887 года. После пребывания в Крыму определил караимский язык как «alte komaniche Dialect» — диалект команов (тогда все тюркские языки считали диалектами). Вслед за Радловым надо уверенно признать караимский язык литовско-польских и крымских караимов самостоятельным языком, а не разновидностью татарского языка. Другой важный вывод В. Радлова в том, что прибывшие на литовско-польские земли караимы из Крыма уже в период поселения пользовались двумя диалектами, относимыми сегодня к тракайскому и луцко-галицкому[4]. Резюмируя вклад В. Радлова в изучение караимского языка, подчеркнем приоритет ученого во введение этого языка в круг научных интересов европейских тюркологов. Важно и стремление Радлова к исследованию и письменных источников, и самого народа — носителя языка, о чем свидетельствуют его посещения караимских общин. В. Радлов, вероятно, не попал в Галич, который тогда находился в Австрии. Материалы ученого не содержат языковых текстов этой общины. Галиция была тогда легко доступна ориенталистам австровенгерским или немецким, но не российским. Первым серьезно занялся языком и литературой караимов Галича ученый Ян Грежегоржевский (1849—1922), работавший в Австрии с 1870 года. Этот «сеньор» польских ориенталистов, как привык и позже подписывать корреспонденцию, опубликовал в 1903 г. в ежегоднике Австрийской Академии Наук в Вене статью о галицком диалекте караимского языка. Уже в этой первой работе ученый назвал язык караимов Галича — «одним тюрко-татарским диалектом в Галиции». Наряду с обширными заметками по языкознанию, он занялся и фонетикой чуждых заимствований в караимских литературных текстах. Кстати, последние годы жизни он провел среди караимов Галича, с которыми установил сердечные, дружеские отношения. В окончательной локализации караимского языка в группе тюркских языков, и в сравнительном подходе главную роль сыграли польские тюркологи. Это связано с тем, что после первой мировой войны большинство караимских общин оказались в Польше. Подобно российской науке перед 1-ой мировой войной, польская тюркология в 20-е годы была в лучших условиях для исследования этого языка. По инициативе Я. Грежегоржевского одним из руководителей польской тюркологии предложили стать Т. Ковальскому из Кракова. Знакомство с караимами он начал с посещения общин в Вильно и Тракая. Позже познакомился и с другими общинами караимов в Польше. Частые визиты ученый сопровождал изучением религиозных и светских текстов. О месте караимского языка среди других языков этой группы он сообщил в 1927 году на съезде Голландского Общества Ориенталистов в Лидсе. Проф. Ковальский наиболее известен в караимоведении как автор сравнительного изучения, издатель и комментатор текстов по языкознанию, известных как «Karaimische Texte im Dialekt von Troki» (Краков, 1929). Цель этой работы он видел в «представлении специалистам тюркологам большого числа должным образом записанных и доступных текстов, как основы для дальнейших исследований». Подчеркнем, что упомянутые отношения караимского и других языков кипчакской группы всесторонне рассмотрены в специальных разделах публикаций Т. Ковальского. Глубокое сравнительное изучение караимского языка содержит монография проф. Ананиаша Зайончковского (1903—1970) «Суффиксы существительных и числительных в западнокараимском языке» (Краков, 1932). Эта работа является вкладом в сравнительную грамматику всех тюркских языков, благодаря представлению караимского материала с обширными примерами из других тюркских языков. Лексический материал автор черпал из памятников письменности, на базе которых также опубликовал серьезные работы по истории караимского языка.

На религиозных и других памятниках письменности основан Караимско-русско-польский словарь. Под редакцией Н.А. Баскакова, С. Шапшала и А. Зайончковского он появился в связи с необходимостью обобщенного издания лексики караимского языка, в большой мере для сохранения контингента его носителей. Словарные значения взяты из тракайского, луцко-галицкого и крымского диалектов, а их источником явились тексты со старой лексикой и современный разговорный язык. Издание задумано так благодаря картотеке С. Шапшала (1873—1961) по крымскому диалекту и может служить историческим и сравнительным материалом для тюркологов, занимающихся и кипчакской, и огузской ветвью тюркских языков.

Место караимского языка рядом с языком Кодекса Куманикус, как и древних языков армянско-кыпчакских языковых памятников Египта и Сирии периода мамлюков. Из языков современных к ближайшим относятся карачаево-балкарский, кумыкский, нагайский и татарский.

В заключение отметим, что в течение столетия не развивался единый литературный караимский язык, и существуют три разных диалекта. Выйдя из единого корня, но, не имея прочных взаимных контактов, они развивались самостоятельно.

Из ст.: A. Dubicski.

Lokalizacja Jnzyka karaimskiego w

wietle jego rozwoju hisnorycznego //

Rocznik Muzuicski, 1994, t. 2, s. 104—110.

Перевод с польского Л. Чайкиной.

Публикуется с сокращениями.

Загрузка...