Кто ответит?

ДЕЛА ПОВСЕДНЕВНЫЕ

Забавная была карикатура в газете, веселенькая: два дружка шагают по улице мимо пиццерии, и один говорит другому в подтексте выделяя итальянское наименование учреждения: не ходи, мол, Вася, туда в пиццерию — там мафия!

Он свернул с дороги прямо на тротуар обогнул здание и поставил машину сбоку от пиццерии. И подумал до чего же обманчиво мироощущение обывателя! Как падок он на некие тайны, как увлекают его термины «мафия», «бизнес», слухи о дерзких преступлениях, вообще все подпольное! Обыватель живет в домыслах и сплетнях, не зная главного: зарабатывать деньги преступным путем скучно. Ибо заработать много можно не на разбойно-хулиганской стезе, а на хозяйственно-экономической, где нет никакой романтики.

Ярославцев был уверен — в этой пиццерии не погорит никто. Каждый здесь зарабатывал в день столько, сколько без смущения мог бы предъявить при выходе кому угодно. Не наглея, на излишках излишков. И того хватало. Коллектив был дружный, на авантюры не падкий, работающий во благо клиента. Люди нормально трудились, и он с удовольствием помогал им практически на общественных началах.

Невзирая на томившуюся у входа очередь, он подошел к двери, постучал. Толпа не пикнула, сразу разгадав в нем начальственную стать.

Человек в униформе помог снять пальто.

Ярославцев прошел к стойке бара. Виталий коротко посмотрел на него, поправив «бабочку» на белоснежной, с короткими рукавами, рубашечке, кивнул в корректном приветствии.

— Перекусите?

— Обязательно.

— Тогда утоляйте аппетит и заодно поговорим. Пиццу сейчас принесут. Такую испекут — в Риме не попробуете.

Пиццу и впрямь принесли отменную: ароматную, с грибами. Потягивая ледяную пепси, он завтракал, обсуждая дела в неторопливой беседе с Виталием.

— Барменом в валютный бар мальчика пристроим? — спрашивал Виталий уважительно-вкрадчиво. — Документы в полном порядке, опыт есть, классный рюмпен-пролетарий… Я слышал, в «Интуристе» освободилось местечко…

— И почему ты меня обижаешь? — Ярославцев медленно отер рот салфеткой. — Что сам не способен решить эту проблемку? Не надо… обращаться ко мне по подобным кадровым вопросам. Или… у тебя есть еще кандидатура уборщицы в Совет Министров?

— Извините. Просто хороший парень… Ладно. Другой вопрос. В тресте туго с поставками. Дефицит идет по чайной ложке. Фирменных напитков мало, а клиент капризный пошел, венгерское сухое за оскорбление принимает, кьянти ему подавай, с ветчиной баночной перебои… Я не от себя прошу, поймите: мне начальство намекнуло: пусть бы твой друг подсобил… Ну а что потребуется — через меня…

— Решим. Но в течение следующей недели. Все у тебя?

— Пиво есть баночное. Загрузить картонку?

— А сигарет найдешь приличных? В смысле настоящих, не лицензионных.

— Блок найду. Я сам через Матерого хотел… — Виталий осекся.

— Сколько сигарет он тебе поставил? — спросил Ярославцев сухо. — Ну? Только не ври, это плохо влияет на мое отношение к людям.

— По мелочи… Пять коробок… Сто блоков. Семечки… да и когда было!

— «Парламент»?

— Ну да.

«Вот что значит — знакомить коммуникабельных негодяев, — отрешенно глядя в лицо собеседника размышлял Ярославцев. Сразу снюхаются, повиляют хвостами и начнут свои собачьи игры у тебя за спиной. Хорошо — игры, а то перегрызутся и ты же будешь виноват…»

— Я пока дожую, — сказал, поморщившись. — А ты, вот ключи, пиво поставь в багажник. Сколько денег надо?

— Меня тоже не стоит обижать, — с достоинством ответил Виталий и, подхватив ключи в воздухе над бокалом, удалился.

Питательная пицца приободрила. Дальнейший хлопотный день, казавшийся невероятно тяжким, легко выстроился в схему: сейчас на станцию, переобуть две покрышки, зайти к директору — ящик дефицитных контактных групп для замков зажигания прибудет к нему послезавтра. Это — начало, первая партия пошла в производство в подсобном цехе одного из захудалых заводиков. И уж эти контактные группы будущих хозяев не подведут — технология их изготовления куда выше импортной. Заводик же с данного подсобного цеха способен начать свое второе рождение — лишь бы духу у директора хватило, да только вряд ли хватит: слабенький хозяйственник, без инициативы, трусоват.

Он вышел из пиццерии, хлопнул по плечу Виталия, дожидавшегося его у машины, и уселся за руль.

Визит в автосервис решил отложить на часок. Неподалеку была еще одна «контора», куда заехать представлялось нелишним.

Остановил машину у старого московского дома, прошел в высокий, с мемориальной доской у входа подъезд. Звонок. Желтая точка врезанного в двустворчатую дверь «глазка» на мгновение потемнела, потом осторожный голос вежливо осведомился: «Кто?» — видимо личность посетителя впотьмах разглядеть не сумели.

— Открывайте, Эдуард, пока свои…

— Тсс… — Лысый сутулый Эдуард, поправив очки — огромные, стрекозиные, приложил палец к тонким губам. — В комнату тихонько пройдем, переводчик там…

Мрачно усмехнувшись, Ярославцев покачал головой. Снял пальто. Тихо как и просил хозяин проследовал в комнату.

То, что увы и ожидалось.

Респектабельного вида переводчик в галстуке, с пухлыми наушниками фирмы «Сони», удобно расположившись в кресле с бокалом аперитива, бубнил в микрофон фирмы «Акай».

— История мира? Да чего ее изучать, я знаю: сначала были динозавры, после они сдохли и превратились в нефть. А потом появились арабы, начали нефть продавать и покупать «мерседесы».

Телевизор фирмы «Джей-Ви-Си» демонстрировал очень сомнительный фильм, а десять видеомагнитофонов, расставленных на полу копировали продукцию. Тут же грудами теснились кассеты разнообразных фирм. Ярославцев уловил еще один нехороший симптом: наклейки с ценой на кассетах указывали на их приобретение в магазине, торгующем на живую валюту.

— Пройдемте на кухню, Эдуард, — шепнул он хозяину на ухо. — Оторвитесь. Времени мало.

На кухне работал лазерный проигрыватель, и с крутившегося на нем серебристого диска копировала еще парочка магнитофончиков.

— Ну я все понял, — сказал Ярославцев. — Аппетиты, Эдик, у вас выросли изрядно.

— Ой, не надо праведных нотаций, — отозвался тот. — На плачевный финал намекаете? Ну… если суждено, судьба, значит.

— Позвольте объяснить вам элементарные вещи, — продолжил Ярославцев, чувствуя, что говорит впустую. — Я понимаю, кассета без записи стоит одно, а с записью — совершенно другое. Наклейки, кстати, сдерите — тут еще и валютными операциями попахивает. Дело выгодное, ясно. Но у каждой кассеты есть свой покупатель. Кассет — сотни. Вероятность прокола…

— Я все сдаю через скупщика.

— Поздравляю. Вероятность уменьшается. Но не исчезает. Потом. Что вы пишете? Я видел названия… Сплошное торжество плоти…

— Люди берут, — со вздохом перебил Эдуард. — А потом… основную массу не увлекает ни Феллини, ни Антониони…

— Может быть. Но зачем сознательно идти на статью? Я же, казалось, убедил вас, появились видеотеки — развивайте дело на государственных принципах.

— Знаете, — Эдик выдержал скорбную паузу. — Я не подвижник. Пробовал — не получилось, извините. Каждый фильм согласовывай, нервы трепи, всякие худсоветы. А цены? Кому нужна пленка на вечер за такую цену? Слева — дешевле. Более того, практически бесплатно человек покупает пленку. С дивной коммерческой картиной. Пусть она у него год в обороте, потом он отдаст ее либо за те же монеты, либо в обмен. Одно слово: вклад! С видом на проценты, кстати. А мне — доход. Да и чего за зарплату ломаться? Вон лазер работает… круглосуточно. Чистейшее воспроизведение. Полсуток — уже зарплата! Так что не надо, не мальчик. Вот если бы вы со своими связями в дело включились…

— Порнографию распространять?

— Мы распространим. Нам материалы нужны, пленка, техника. Я не хочу вас обидеть, поймите… Я знаю, вы смотрите на меня, как на дешевку, но каждый живет своим, и не приставляйте мне собственную голову.

— Сколько магнитофонов пришло сюда через Матерого? — внезапно спросил Ярославцев.

— Ну это… — Эдик замешкался, — это наши дела… простите, конечно.

— Эдик, — произнес Ярославцев с нажимом. — Я понимаю, вы человек независимый, самостоятельный, не любите поучений, но обязан заметить: вам изменяет чувство меры, мой мальчик, в смысле демократии по отношению к старшим.

— Да я ведь… — отозвался Эдик с ноткой испуга, и глаза его за гигантскими стеклами очков моргнули. — Я-то чего? Ну… двадцать, может, тридцать магнитофонов… Только — между нами…

— Именно, — Ярославцев направился в прихожую. Молча оделся.

— Вы правы, — Эдик задумчиво поджал губы. — Понимаю — правы! А… не в состоянии на тормоз нажать! Тут приятеля свинтили… Ну, а жена сдуру и дала показание — да, кое-что смотрела… Не жена даже, сожительница. Центровая девка, понравилась, поселил возле себя. В общем, семейка на чисто общественных началах, если он налево ходил, то она — и налево, и направо. А суд влепил по полной заготовке. За развращение супруги! Она, как услышала, ржать начала — я думал плохо ей будет.

— Плохо будет Эдуард, очень плохо. — Ярославцев затворил дверь.

Ах, Матерый, ах, Лешка… Главное, откуда? Магнитофоны, сигареты, ондатра. С честным взором врал ты о «чистых» источниках, с напором врал! А я, дурачок, если и не верил, то принуждал себя верить, хотел! И пристраивал эти «излишки», списанное якобы, бракованное, негодное. А икра? А рыба? Неодобряемое перевыполнение плана рыбозавода или в море выбрасывать или… Пошел ты на это? Пошел! Деньги получил? То-то. Подумай, Эдик, Виталий — вот уже двое за сегодняшний день, кто, не зная истинную тебе цену верно, о ней догадываются. Первым, конечно, скрутят Матерого, и уж потом только начнется перебор звеньев цепи, так что запас по времени тебе обеспечен. Но каков он, запас? Вопрос неотвязный, ставший уже частью существа, въевшийся в душу.

Ну-ка, давай все взвесим холодно, отстраненно. Кое-что тобою приготовлено, но так, с ленцой, на всякий случай. А не пора ли подготовиться основательно и детально, чтобы достойно встретить свой самый черный день?

Однако еще вопрос: при чем здесь ты и такое высокое, благородное слово «достойно»?