«Котёл» Хубе. Проскуровско-Черновицкая операция 1944 года

Глава 2 Схватка за плацдарм

Если многим другим битвам Великой Отечественной войны предшествовал период относительного затишья, то формальное начало сражения, которое по разные стороны фронта позднее назовут Проскуровско-Черновицкой операцией и «котлом Хубе», стало размытым и нечетким. Произошло это, прежде всего, за счет введенной в план операции увертюры с захватом удобных исходных позиций для двух танковых армий. 60-я армия своим правым флангом начала наступательные действия еще 27 февраля, а к 4 марта продвинулась на 30–35 километров, образовав плацдарм и обеспечив переправы через р. Горынь.

В ночь на 2 марта 226, 351 и 8-я стрелковые дивизии 23-го корпуса и 13-я гв. танковая бригада 4-го гв. танкового корпуса форсировали Горынь и сформировали плацдарм на ее южном берегу на широком фронте от Ямполя до Белгородки. Плацдарм сразу же вызвал нешуточное беспокойство в штабе группы армий «Юг». Не имея ни сил, ни времени на возведение инженерных сооружений, немцы в тот момент стремились опираться на естественные преграды, прежде всего реки. Соответственно потеря очередного такого рубежа была воспринята болезненно. К плацдарму спешно выдвигались войска, атаки на него шли одна за одной с нарастающей силой. На участке, где предполагался ввод 9-го мехкорпуса 3-й гв. ТА, контратаками эсэсовской бригады «Лангемарк» немцам удалось оттеснить части 8-й стрелковой дивизии назад, практически к берегу Горыни.

Во второй половине дня 2 марта последовала атака частей немецкой 6-й танковой дивизии и боевой группы «Дас Райха» на позиции 226-й стрелковой дивизии под командованием Героя Советского Союза полковника В.Я. Петренко. Номер «226» еще неоднократно встретится на страницах книги, поэтому имеет смысл сказать несколько слов о дивизии и ее командире. 32-летний полковник Петренко успел в 1940 г. закончить Академию им. М.В. Фрунзе, с 1942 г. командовал полком, с 1943 г. — 226-й стрелковой дивизией. Звание Героя Советского Союза он получил за успешное форсирование Днепра. Сама 226-я стрелковая дивизия формировалась по инициативе И.Д. Черняховского. Несмотря на отсутствие осанистого звания «гвардейская», на направление главного удара командармом-60 она была поставлена явно не случайно.

По состоянию на 2 марта части 226-й дивизии успели отрыть только 604 стрелковые ячейки и считаные десятки метров ходов сообщения. Однако одновременно было установлено 400 противотанковых мин[38]. «Арматурой» обороны стрелковых частей стала 13-я гв. танковая бригада (13 Т-34 и 5 СУ-85[39]) 4-го гв. танкового корпуса, занимавшая позиции в районе Дворца и отражавшая танковые атаки огнем с места и короткими ударами. Как позднее указывалось в отчете «Дас Райха», первые атаки на плацдарм никакого успеха не имели: «Эшелонированные минные поля, большое число ПТО и танков противника затрудняют нашим танкам поддержку гренадеров»[40]. Потери 13-й гв. танковой бригады составили 1 Т-34 и 1 СУ-85 сгоревшими. Танкисты претендовали на уничтожение 14 танков противника.

Несмотря на успех в отражении первых контратак, яростный натиск противника заставил советское командование поспешить и выдвинуть ближе к передовой 7-й гв. танковый корпус 3-й гв. танковой армии. Части корпуса переправились на плацдарм в ночь на 3 марта. 54-я гв. танковая бригада (36 Т-34) заняла оборону на высотах севернее Белогородки, 56-я гв. танковая бригада (30 Т-34) — в районе Гулевиц и Синюток, 702-й самоходный артполк (20 CУ-76) — в роще северо-восточнее Синюток. Тем самым были прикрыты важнейшие для удержания плацдарма переправы через Горынь.

Принятые меры предосторожности — усиление пехоты армии И.Д. Черняховского танками из армии П.С. Рыбалко — отнюдь не были избыточными. Немецким командованием действительно планировалось наступление «с целью восстановить прежнюю линию фронта». День 3 марта прошел достаточно спокойно, немцы лишь обстреливали советские позиции артиллерией. Вечером 114-й танко-гренадерский полк 6-й танковой дивизии все же предпринял атаку при поддержке танков, были захвачены две высоты на подступах к Гулевцам. Однако наступление темноты заставило немцев отказаться от атаки деревни (что спасло их от немедленного столкновения с «тридцатьчетверками» бригад 3-й гв. ТА и 4-го гв. тк).

Удар по плацдарму был перенесен на 4 марта. К наступлению привлекались боевая группа «Дас Райха» и 6-я танковая дивизия в полном составе. Последней поручалось нанесение главного удара, сначала предполагалось прорываться к переправам у Гулевиц и Синюток, а затем ударом вдоль реки на Дворец и Михнов отрезать и уничтожить советские части на плацдарме. По первоначальному плану 4-му мотополку 6-й дивизии придавался 509-й батальон «Тигров» и рота «Хорниссе». Однако по какой-то причине использование «Тигров» в намеченном наступлении оказалось отменено. В итоге для поддержки запланированной атаки оставались примерно два десятка боеготовых Pz. IV 6-й танковой дивизии и рота «Хорниссе». В отсутствие тарана из «Тигров» контрудар по усиленному советскими танками плацдарму нельзя назвать иначе как самоубийственным. Однако события развивались по кошмарному сценарию, который офицеры 6-й танковой дивизии вряд ли могли себе даже вообразить.

В ночь с 3 на 4 марта на плацдарм начали выдвигаться главные силы 3-й гвардейской танковой армии П.С. Рыбалко. Собственно в район Гулевцы к 5.00 вышла 70-я мехбригада (3113 человек, без танков), а в район Синюток и леса южнее этой деревни — 69-я мехбригада (3542 человека, 23 Т-34). Обе бригады принадлежали 9-му мехкорпусу. Еще одна бригада осталась на другом берегу Горыни в резерве командующего армией. К 6.00 4 марта переправились через реку и сосредоточились в район Дворца 51-я (43 Т-34) и 53-я (41 Т-34) танковые бригады 6-го гв. танкового корпуса. Здесь же, в районе Дворца, сосредоточились 52-я бригада (43 Т-34) и 1893-й самоходный артполк (16 СУ-85) того же корпуса, находившиеся в резерве командарма. Причем задача полка СУ-85 была сформулирована как «прикрывает части корпуса в р-не Дворец (на случай контратак танков противника)»[41]. Учитывая наличие в составе корпусов армии Рыбалко 85-мм зенитных орудий, утром 4 марта 1944 г. советский плацдарм на Горыни мог вполне успешно дать бой и «Тиграм» и «Пантерам», являясь практически неприступной крепостью.

Оказавшись на плацдарме, солдаты и командиры 3-й гв. танковой армии всматривались в раскинувшееся перед ними пространство. Командир 53-й танковой бригады Василий Архипов позднее вспоминал: «С наблюдательного пункта 23-го стрелкового корпуса мы видели серо-коричневую бескрайнюю равнину, испещренную темными пятнами деревень и множеством больших и малых водных зеркал. Это отражали весеннее солнце реки, речки, новые русла и старицы, озера и пруды и просто ямы и лощины, затопленные талой водой. Минувшая зима была, как говорят, сиротская, то есть теплая, и весна грянула рановато. Танкисты, глядя на эту напитанную половодьем равнину, на раскисшие дороги, только головами качали. Трудно придется нашим танкам»[42].

Как ни странно, выдвижение на плацдарм массы советских танков осталось немцами незамеченным. Либо они не придали должного значения глухому реву в ночи двигателей «тридцатьчетверок». Поэтому в предрассветной мгле в 5.30–5.45 утра берлинского времени 4 марта 1944 г. пехотинцы 6-й танковой дивизии начали продвигаться вперед, от Сосновки на Гулевцы. При этом наступление было начато до полного сосредоточения сил — один мотопехотный батальон еще выгружался из автомашин в Белогородке. Там же еще оставалась рота «Хорниссе». Не прошло и получаса после начала атаки, как в 6.00 разверзлись небеса, и началась артиллерийская подготовка запланированного советского наступления. Таким образом, и без того мощный удар соединений 60-й армии и 3-й гв. танковой армии немецкая 6-я танковая дивизия встретила не на подготовленных позициях, а в чистом поле или в процессе выгрузки и сбора подразделений в Белогородке. Причем даже в этот момент не было осознания серьезности положения. В ЖБД 4-го танко-гренадерского полка признается, что «сначала предполагалось, что русские обнаружили сосредоточение войск на наших исходных позициях и начали их обстрел»[43]. Оставалось только рассеиваться и прятаться от смертоносного шквала огня. Примерно через час (советская артподготовка длилась до 8.20 московского времени) артиллерийский огонь ослабел. Однако неприятности этого дня для немцев только начинались. Из глубины плацдарма на поле боя выехали танки. Необходимо отметить, что из-за размытых дорог немецкие атакующие подразделения не взяли с собой рации, и связь в ударной группировке 6-й танковой дивизии опиралась на телефонные провода и вестовых. С началом артподготовки провода были, разумеется, разорваны. В итоге с первых часов боя связь между частями дивизии развалилась, и управление оказалось почти полностью дезорганизовано.

Здесь позволю себе процитировать «Отчет о сражении в районе Сосновки и Бисовки 4.3.44», подготовленный штабом 114-го полка и достаточно ярко рисующий картину происходившего:

Разумеется, никакого вскрытия плана немецкого контрудара не было — это началась заранее спланированная операция с далеко идущими целями. После артподготовки с севера от Дворца во фланг боевым порядкам немецкой мотопехоты у Сосновки ударили подразделения 226-й стрелковой дивизии и бригады 6-го гв. танкового корпуса. Вскоре Сосновка была окружена. Это имело просто убийственные последствия для немецкой мотопехоты. Как позднее указывалось в отчете штаба 6-й танковой дивизии:

Потери понесла также артиллерия соединения, выделенная для поддержки запланированного контрудара и выдвинутая близко к боевым порядкам мотопехоты.

По схожему сценарию развивались события на соседнем участке, который занимали подразделения боевой группы дивизии СС «Дас Райх». Точно так же развернувшиеся для атаки эсэсовские танки попали под удар начавшегося советского наступления. В составленном по горячим следам событий отчете ход боевых действий описывался следующим образом: «Атака наших танков для прикрытия наступления 6-й тд сталкивается с атакой дивизии противника с 60–80 танками. После быстрой перегруппировки и уничтожения множества вражеских танков удается остановить атаку противника у станции Белогородка»[46].

Эсэсовцам удалось остановить советское наступление у Белогородки в лучшем случае на несколько минут. Она была атакована 54-й и 56-й бригадами 7-го гв. танкового корпуса вместе с полком 226-й стрелковой дивизии и пала уже к 9.20 утра. Ввод в бой немцами находившихся в городке «Хорниссе» успеха не имел. С самого начала три из них оказываются подбиты из противотанковых ружей, одна подорвана и лишается хода, и лишь одна вступает в бой с атакующими с северо-запада советскими танками. По существу дееспособная противотанковая оборона Белогородки у немцев в тот момент отсутствовала.

Несмотря на то, что эсэсовцы «Дас Райха» претендовали на уничтожение «множества вражеских танков», потери бригад 7-го гв. танкового корпуса были незначительными. 54-я гв. танковая бригада за весь день 4 марта потеряла лишь 3 танка сожженными и 4 подбитыми[47]. За два дня наступления (4 и 5 марта) весь корпус потерял только 12 танков, 4 человека убитыми и 32 ранеными[48]. 226-я стрелковая дивизия докладывала о потере 4 марта 25 убитых и 65 раненых[49] (правда, с пометкой «по неполным данным»).

Скорее всего, причиной большой и необоснованной заявки эсэсовцев являлись высокие собственные потери: за день 4 марта боевая группа «Дас Райха» согласно вечернему донесению в штаб LIX корпуса потеряла ни много ни мало 7 Pz. IV и 3 «Тигра»[50]. Подробности скоропостижной потери сразу десяти танков в донесениях и истории соединения от О. Вейдингера отсутствуют. Возможно, они оказались атакованы во фланг наступающими Т-34 и выведены из строя, что в условиях отступления было равносильно безвозвратной потере. Также не исключено, что танки были подбиты и обездвижены еще в бою с 13-й гв. танковой бригадой и частями 226-й дивизии 2 марта. Соответственно 4 марта их просто списали в безвозвратные потери ввиду отхода. В строю у «Дас Райха» осталось 2 Pz. IV (в том числе одна командирская машина), 6 «Пантер» и 1 «Тигр»[51].

Советское наступление привело к рассечению боевой группы «Дас Райха» надвое. Занимавшая позиции дальше к западу у Земелинцев бригада СС «Лангемарк» была обойдена и отступала на юг и юго-запад. Наличие радиосвязи с бригадой позволило лишь оценить масштабы советского наступления: «С раннего утра продолжается передвижение противника из района южнее Ямполя на юг и юго-восток. Наблюдались 100 танков и колонна грузовиков с пехотным десантом и орудиями всех типов»[52]. Это эсэсовцы «Лангемарка» наблюдали наступление советской 4-й танковой армии.

Тем временем, прорвавшись через Белогородку, 7-й гв. танковый корпус углубился почти на 20 км в немецкую оборону. На 5 марта задачей корпуса стал захват Староконстантинова, причем предписывалось это сделать уже к 14. 00 второго дня наступления. «Дас Райх» отошел с оси наступления советского корпуса и занял оборону фронтом на запад.

Главные силы 6-й танковой дивизии уже к середине дня были частью окружены в Сосновке, а частью — отброшены от нее на юг, к Бисовочке. Все попытки немцев удержаться на новом рубеже были тщетными. Противотанковые возможности остатков подразделений танко-гренадерских полков упали почти до нуля. Как указывалось в отчете 114-го полка по итогам боев: «Подчиненная командиру полка танковая группа была тем временем практически полностью разгромлена. Из примерно 20 танков 16 были потеряны, многие из них сгорели. Оставшиеся 4 танка расстреляли весь боезапас и находились недалеко от командира полка»[53]. Расстрелявшие боезапас танки стали вездеходным транспортом для мотопехоты — оставшиеся в живых гренадеры взобрались на них и практически не слезали до самого вечера. Здесь же, у Бисовочки, собрались остатки подразделений двух мотопехотных и артиллерийского полков 6-й танковой дивизии, включая САУ артполка — «Хуммели» и «Веспе».

Разгром главных сил мотопехотных полков 6-й танковой дивизии в районе Сосновки привел к тому, что части 3-й гв. танковой армии могли совершенно беспрепятственно продвигаться на юг, к переправам через р. Случь. Уже вечером 4 марта передовой отряд 51-й гв. танковой бригады в составе танкового батальона и роты мотострелков захватил переправу в районе Мехеринцев, закрепившись на южном берегу р. Случь. В целом 6-й гв. танковый корпус успешно выполнил плановую задачу дня. Потери корпуса за 4 марта, особенно учитывая его успех в разгроме немцев у Сосновки, можно оценить как умеренные: 9 танков сгорело, 9 танков подбито, убито 42 человека и ранено 68 человек[54]. Трофеями корпуса стали 25 автомашин, в плен были взяты 171 солдат и офицер противника.

Столь же успешно наступал правофланговый 9-й механизированный корпус 3-й гв. танковой армии, атаковавший позиции бригады СС «Лангемарк». В отчете боевой группы дивизии «Дас Райх» указывалось: «Бригада «Лангемарк» атакована со всех сторон. Учитывая общую ситуацию, бригаде приказано отходить через Денисовку и Поляховку, замедляя наступление противника»[55]. Тем самым эсэсовская бригада фактически уходила из полосы наступления 9-го мехкорпуса, который практически беспрепятственно продвигался вперед, выполнив задачу дня, выйдя в район Теофиполя и захватив Коровье (к востоку от Теофиполя, сам Теофиполь находился в полосе соседней 4-й танковой армии).

К 17.00 4 марта остатки 114-го полка вышли к Староконстантинову. Им удалось ускользнуть от парового катка 3-й гв. танковой армии, но группа состояла из 4 танков, 3 легких полевых гаубиц, 2 самоходок (все без боеприпасов), 2 «Хуммелей» (с 5 выстрелами), 2 «Веспе» (с 5 выстрелами), нескольких радиостанций, штабных машин и другой техники, по большей части поврежденных. Пехотинцев осталось всего 48 человек. Все это нельзя было назвать иначе как «разгром».

Если бы части 6-й танковой дивизии и «Дас Райха» заняли позиции в обороне, то они наверняка добились бы куда больших результатов в противостоянии бригадам танковой армии Рыбалко. Эффективность использования бронетехники была бы несомненно выше, чем выбивание двух десятков танков за несколько часов. Однако подготовка советского наступления оказалась невскрытой немецкой разведкой. Сама же по себе попытка ликвидации советского плацдарма на Горыни была разумной и обоснованной идеей, особенно в свете стремления держаться за естественные преграды. Ее сложно назвать ошибкой. Другой вопрос, что при получении данных разведки о сосредоточении крупных сил танков контрудар наверняка был бы отменен.

Свежеприбывшие самоходки «Хорниссе» с 88-мм длинноствольными орудиями оказали крайне ограниченное воздействие на ход боя. Можно было бы предположить, что они будут расстреливать «тридцатьчетверки» с дальних дистанций, внося опустошение в ряды советских войск. Однако этого не произошло. Две роты «Хорниссе» отчитались за 4 марта 1944 г. об уничтожении в районе Белогородки 8 Т-34, 1 «Генерал Ли» (таковые в составе 3-й гв. ТА отсутствовали, что померещилось самоходчикам, можно только гадать), 1 бронеавтомобиля и 2 орудий, в полосе 19-й танковой дивизии (об этом см. ниже) 7 Т-34, 1 КВ-1 ценой безвозвратной потери 4 самоходок[56]. Судя по вышеприведенным данным о применении «Хорниссе», все четыре потерянные машины пришлись на Белогородку.

На направлении наступления 4-й танковой армии события развивались не столь драматично, просто ввиду отсутствия на поле боя значительных сил противника. Плацдарм на южном берегу р. Горынь, под Ямполем, с которого предполагалось начинать наступление армии В.М. Баданова, был захвачен 23-м стрелковым корпусом 60-й армии. Сплошной фронт на данном участке отсутствовал, и поэтому захват и расширение плацдарма произошло быстро и без ощутимых затруднений. Так, в полосе наступления 6-го гв. мехкорпуса 8-я стрелковая дивизия с утра 3 марта перешла в наступление и к вечеру, не встречая особого сопротивления, вышла на рубеж ввода корпуса в прорыв. Куда более серьезной проблемой стало запаздывание на несколько часов со строительством переправы через Горынь для тяжелой техники. Запланированная переправа через реку еще ночью не состоялась, части выходили на плацдарм уже утром.

Командир 63-й гв. танковой бригады 10-го гв. танкового корпуса М.Г. Фомичев вспоминал:

В этот туман ушли передовые отряды (ПО) двух бригад корпуса. ПО бригады М.Г. Фомичева в составе 5 Т-34 и 5 СУ-85 продвинулся до реки Жердь, форсировал ее и продвинулся еще на несколько километров и к полуночи овладел селом Белозерка уже на Збруче. Остальная часть танков бригады оставалась у Ямполя без горючего. ПО 61-й бригады в составе одного батальона танков и двух батарей СУ-85 ушел в туман, а главные силы бригады остановились на рубеже ввода в прорыв без горючего. Остальные две бригады оставались во втором эшелоне.

Схожая картина наблюдалась в 6-м гв. мехкорпусе. Передовой отряд 16-й мехбригады составляли 15 танков с мотострелками, артдивизионом и взводом саперов. От 49-й мехбригады вперед двигался 127-й танковый полк. Мотострелки двигались танковыми десантами и пешком, автомашины задействовались только для подвоза материальной части и боеприпасов. На путях подвоза образовались гигантские пробки.

Тем не менее в отсутствие организованного сопротивления наступающим сопутствовал успех. Обходом с запада ПО 16-й мехбригады ворвался в Святец, посеял панику, и находившийся в городе немецкий строительный батальон поспешно оставил его. ПО 49-й бригады тем временем обошел Святец и продвинулся дальше на юг. Однако к исходу 4 марта в баках машин оставалось по 0,3–0,4 заправки, что не способствовало стремительному наступлению. 29-й танковый полк, получивший задачу прорваться к Маначину (на ж.-д. линии Проскуров — Тарнополь), утром 5 марта встал к югу от Авратина с пустыми баками.

В обзоре операции, написанном в штабе фронта по горячим следам событий, наступление войск В.М. Баданова 4 марта получило достаточно резкую оценку: «Армия задачи [дня] не выполнила, протоптавшись в боевых порядках 60 А»[58]. Строго говоря, задачи первого дня были выполнены, но лишь передовыми отрядами. «Топтались» главные силы бригад. Однако причинами «топтания» являлись не сопротивление противника и не промахи командиров, а банальное отсутствие горючего, которое не подвезли по раскисшим дорогам.

Боевые действия авиации сторон в первый день наступления сдерживались неблагоприятными погодными условиями. Ни о каких 1800 самолето-вылетах не могло быть и речи. В первой половине дня туман с видимостью до 200 м заставил действовать отдельными «охотниками» и парами наиболее подготовленных пилотов. Лишь во второй половине дня с улучшением видимости до 1000–1500 м при низкой облачности в бой были введены группы по 6–8 штурмовиков Ил-2. В этих условиях удары наносились в основном по отступающим колоннам противника. За день 2-я ВА фронта выполнила лишь 137 самолето-вылетов (61 штурмовиками, 22 истребителями, 8 бомбардировщиками Пе-2, 51 У-2). Ощутимый эффект давали, пожалуй, разведывательные полеты, вскрывающие направления отхода и скопления немецких войск.

Дальнейшее повествование целесообразно разбить по направлениям сосредоточения усилий сторон.

Глава 3 Козырь ставки (4-я ТА)

В течение ночи на 5 марта передовые отряды корпусов 4-й танковой армии продолжали наступление, главные силы корпуса растянулись огромной колонной из-за отсутствия горючего и непроходимых дорог. В ЖБД 10-го гв. ТК указывалось:

Если бы в этот момент над дорогой показались немецкие штурмовики или бомбардировщики, то они могли бы собрать обильную жатву разбитой и сожженной техникой. Однако активность люфтваффе в тот момент была достаточно низкой и над колоннами летали только разведчики. В ЖБД немецкой 4-й танковой армии с тревогой констатировалось: «Воздушная разведка обнаружила около 100 танков противника, наступающих по дороге Ямполь — Погорельцы».

Получалась парадоксальная ситуация, когда достаточно многочисленная и свежая (переданная из резерва Ставки) 4-я танковая армия наступала отрядами, насчитывавшими мизерное количество боевых машин. На второй день наступления продолжали действовать передовые отряды, несмотря на свой слабый состав продвигавшиеся вперед. ПО 61-й бригады в 17.00 5 марта овладел Ожиговцами, вплотную приблизившись к ж.-д. линии от Тарнополя до Проскурова. Это была важнейшая для всей группы армий «Юг» трасса. Быстрое продвижение передовых отрядов происходило ввиду отсутствия сплошного фронта у немцев на этом направлении. По имеющимся сейчас сведениям, на данном направлении действовали в основном строительные батальоны достаточно условной боеспособности. Более-менее ощутимое сопротивление уже становилось проблемой. Так, 6-й гв. мехкорпус задачу дня 5 марта не выполнил, поскольку передовые 16-я и 49-я мехбригады начали подвергаться локальным контратакам противника с использованием танков и САУ. Так, в 14.00 последовала контратака от Базалии на Гальчинцы с использованием 3 танков, идентифицированных как «Тигры». Это были передовые части выдвигавшейся в Базалию дивизии «Лейбштандарт». Ввязываться же в длительный бой при полупустых баках было опасно. В ночь на 6 марта танки притащили на буксире 4 машины с горючим, которых едва хватило для заправки танков бригад и машин-тягачей легкоартиллерийского и минометного полков.

Не следует думать, что штаб В.М. Баданова безучастно смотрел на завязшие в грязи боевые машины и грузовики его армии. Поскольку доставлять горючее колесными машинами было почти безнадежной затеей, 100 бочек дизтоплива 5 марта погрузили на танки 62-й гв. танковой бригады. Она находилась в резерве командарма и насчитывала 44 танка на ходу[60]. В этот момент бригада по приказу штаба фронта передавалась в 3-ю гв. ТА Рыбалко для гальванизации наступления на Староконстантинов. Маршрут из резерва в первую линию как нельзя лучше подходил для того, чтобы подбросить на передовую драгоценное топливо гусеничным транспортом.

Однако отсутствие сплошного фронта на стыке немецких и 1-й и 4-й танковых армий делало свое дело, и продвигавшиеся в «безвоздушном пространстве» передовые отряды, наконец, прорвались к железной дороге. Уже утром 6 марта 61-я гв. танковая бригада ворвалась во Фридриховку, а затем в Волочиск. Два немецких бронепоезда отошли через Збруч на запад в Подволочиск. Точнее будет сказать, что Фридриховку и Волочиск занял передовой отряд бригады: один батальон танков, две батареи СУ-85 и рота автоматчиков. Всего во Фридриховку вошли 26 танков 61-й гв. танковой бригады и 8 СУ-85 из 356-го САП[61].

Крупный дорожный узел всегда богат на трофеи. Фридриховка и Волочиск не стали исключением, здесь были захвачены: 140 автомашин, 170 тракторов, 10 мотоциклов, 2 танка «Тигр», 1 000 штук 500-кг авиабомб. Эти бомбы явно не доехали до «осиного гнезда» люфтваффе в Проскурове. Кроме того, в руках танкистов и мотострелков корпуса генерала Родина оказались склады с продовольствием, обмундированием, инженерной техникой и другим имуществом. Одного сахара было захвачено 1000 тонн.

В сущности, успех достигается одним передовым отрядом одной бригады 10-го гв. танкового корпуса. ПО 63-й гв. танковой бригады 6 марта был вынужден остановиться далеко позади ввиду израсходования топлива. Тем временем главные силы бригады получили подвезенное танками дизтопливо и нагнали передовой отряд. Доставив горючее, 62-я гв. танковая бригада отправилась дальше, в сторону Староконстантинова, она передавалась армии Рыбалко.

Быстрого подвоза горючего и боеприпасов для передового отряда в Фридриховке силами тыловых служб армии ожидать не приходилось. В отчетных документах армии Баданова мы находим такие строки:

Тем временем двигавшийся по параллельным маршрутам 6-й гв. мехкорпус двумя бригадами также вышел к ж.-д. магистрали в районе Маначина. В городе на тот момент находились тыловые службы «Лейбштандарта», в основном подразделения, отвечающие за продовольственное снабжение, в том числе хлебопеки. В 11.00 49-я мехбригада врывается в Маначин. Достижением тыловиков-эсэсовцев стала быстрая эвакуация машин с продовольствием и хлебопечек из Маначина. Трофеями советских мотострелков становятся 550 автомашин, 3 склада с продовольствием, склад горючего, три САУ, идентифицированные как «Фердинанд» (т. е. «Штурмгешютцы»). Не задерживаясь в Маначине, уже в 12.00 49-я бригада перерезает железную дорогу южнее Гарнышевки. Здесь немедленно был взорван мост и в нескольких местах повреждено ж.-д. полотно. В 13.00 передовой отряд 16-й мехбригады также пересек дорогу и вышел в район Лозовы. Важнейшая задача операции была решена, за 2½ суток бригады прошли в условиях распутицы почти 70 км.

С перехватом в нескольких местах железной и шоссейной дороги на Жмеринку под угрозу было поставлено нормальное снабжение всей ГА «Юг». По этой идущей на Одессу магистрали снабжались не только войска 1-й танковой армии, но и 8-я армия на Уманском направлении, а также 6-я армия на приморском участке фронта.

Все это заставило немецкое командование принять энергичные контрмеры. Еще в первый день советского наступления командование ГА «Юг» направило в штаб 4-й танковой армии приказ, в котором формулировались достаточно амбициозные задачи по ликвидации прорыва на стыке двух танковых армий:

Однако командующий 4-й танковой армией Эрхард Раус не разделял оптимизма фельдмаршала. Если в отношении использования «Лейбштандарта» разногласий не имелось, в дивизию немедленно был отправлен приказ на выдвижение в Базалию, то 7-ю танковую дивизию Раус решает ввести в бой плечом к плечу с «Лейбштандартом», а не разбрасывать их по разным направлениям.

В ЖБД 4-й танковой армии это решение пояснялось следующим образом: «Представляется более правильным направить дивизию с юга навстречу вражескому наступлению, чем позволить ей застрять в грязи севернее Ямполя и повиснуть в воздухе».

«Лейбштандарт» дополнительно усиливался 503-м батальоном «Тигров». Уже в 15.30 4 марта дивизия выступила в район Базалии, по плану она должна была выйти в назначенный район уже к полудню 5 марта. Соответственно 7-я танковая дивизия прибывала вечером того же дня. Обе дивизии передавались в подчинение XXXXVIII танкового корпуса. В окончательном варианте его задача звучала следующим образом:

Прорыв советских танков к железной дороге вызвал большое беспокойство в штабе 4-й танковой армии. Сразу же принимается решение о переподчинении 503-го батальона «Тигров» 7-й танковой дивизии.

Уже во второй половине дня 6 марта последовала контратака немецкими танками с востока, от Войтовиц. В ней участвовало некоторое количество танков из 25-го танкового полка и 13 «Тигров» 503-го танкового батальона[63]. В этих условиях удержать передовым отрядом и Фридриховку, и Волочиск было проблематично. Волочиск был оставлен. Только к вечеру, к 20.00, во Фридриховку подтянулись пехотинцы мотострелковой бригады корпуса, и то не в полном составе — два батальона из трех. Нельзя сказать, что Волочиск сдали без боя: потери 61-й гв. танковой бригады за 6 марта составили 3 Т-34 подбитыми и 3 СУ-85 сгоревшими, 5 человек убитыми и 8 ранеными[64]. Положение в бригаде по итогам дневного боя было отчаянным. Горючего оставалось 0,2 заправки, снарядов — по 20 штук на танк.

Не менее энергичная контратака последовала в полосе 6-го гв. мехкорпуса. Из части тыловиков и хлебопеков «Лейбштандарта» сформировали так называемую группу Граца, названную по имени возглавившего ее офицера противотанкового дивизиона. Ее главной ударной силой стали «Тигры» 503-го батальона. Группа Граца в 16.00 контратакует и оттесняет части 49-й мехбригады от железной дороги в Маначин. Попытки вернуть утраченное успеха уже не имели. Одной из главных причин этого было катастрофическое положение в 6-м гв. мехкорпусе с горючим, которого оставалось 0,2–0,3 заправки. Также на исходе были боеприпасы, в том числе патроны. Значительная часть артиллерии, минометов и даже пехотного оружия осела в «пробках» далеко в тылу. 7 марта ситуация со снабжением не улучшилась. По приказу из штаба армии была подготовлена площадка для приема самолетов. В целом 6-й гв. мехкорпус занял позицию, которая в вермахте называлась «ежом»: круговая оборона с заслонами на открытых флангах.

Тем временем Бальк в 20.30 6 марта приказом по корпусу поставил подчиненным ему войскам задачи на наступление с решительными целями:

В 7-й танковой дивизии вечером 6 марта насчитывалось в строю 5 «Пантер» и 3 «Тигра»[66]. По существу немцами было спланировано окружение прорвавшихся к ж. д. советских частей. Причины стремления к «безоглядному наступлению» из этого приказа просматриваются достаточно четко — нумерация частей и соединений 4-й танковой армии и само ее присутствие еще не были вскрыты. В ЖБД немецкой 4-й танковой армии 6 марта указывалось: «3 гв. ТА, 6-й гв. тк и 9-й мк атакуют линию Малые Жеребки — Базалия — Свинно — Гальчинцы, их подразделения местами прорвались до железной дороги и шоссе восточнее Подволочиска».

7 марта немецкое контрнаступление началось. Опаснее всего было то, что наступавшие с востока немецкие танки почти сразу вышли к переправе у сахарного завода, через которую снабжались советские части во Фридриховке. Отставшие танки 61-й гв. танковой бригады, спешившие на соединение с ее главными силами, у переправы попали под обстрел, две «тридцатьчетверки» вспыхнули, остальные отошли назад. Фактически две бригады, одна танковая и одна мотострелковая, оказались изолированы в районе Фридриховки, их основная линия снабжения была перехвачена. Еще одна попытка восстановить контроль над переправой силами трех Т-34 успеха не имела и стоила еще двух танков сгоревшими. В результате отставшие танки накапливались у Волковцев, на другом берегу реки, не имея возможности соединиться со своей бригадой.

Советские части в самой Фридриховке подвергались яростным атакам, на окраины города просочились немецкие пехотинцы. В отчете 10-го гв. танкового корпуса есть фраза, достаточно ярко рисующая сложившуюся обстановку: «танки «Тигр» въезжали в м. Фридриховка и разъезжали среди каменных зданий»[67]. В формуляре 29-й гв. мотострелковой бригады особо отмечается мужество, проявленное пополнением 1925 г. рождения в боях за Фридриховку. За 7 марта 61-я гв. бригада потеряла 5 Т-34 и 3 СУ-85 сгоревшими, 2 СУ-85 подбитыми. Тяжелые потери понесла мотострелковая бригада корпуса. К концу дня 7 марта во Фридриховке оставалось в строю 11 Т-34. Положение со снабжением становилось все более напряженным. Горючее и боеприпасы были уже на исходе, для борьбы с танками противника началось спешное изготовление бутылок с бензином, их сделали около 400 штук. Стойкость двух бригад трудно переоценить: важнейшая для немцев трасса оставалась блокированной.

Фактически с подходом к Подволочиску и Волочиску 10-й гв. танковый корпус оказался разорван надвое. Его 61-я гв. танковая бригада и 29-я гв. мотострелковая бригада оборонялись во Фридриховке, а часть ее танков и 63-я гв. танковая бригада (17 танков и 3 САУ) оставались к северу от Подволочиска, на другом берегу Збруча. Она наступала на Подволочиск с севера, пытаясь пробиться через оборону 7-й танковой дивизии. Рейд тремя танками на Супрановку с выходом к шоссе 8 марта успеха не имел. Они была контратакованы противником и отошли. Наступление 10 Т-34 на Подволочиск также успеха не принесло. Всего в районе Скориков в бригаде на 8 марта оставалось 13 танков, мотострелковый батальон и другие части отстали.

Надо сказать, что противостояние «Тиграм» принципиально отличалось от боев с танками других типов. Немецкие тяжелые танки вызывали сильные эмоции у танкистов антигитлеровской коалиции отнюдь не на пустом месте. Позднее в отчете штаба 40-й ТА по итогам боев указывалось: «88-мм пушка танка «Тигр» в подавляющем большинстве [случаев] приводила к полному разрушению танка. Наиболее показательными в этом случае являются бои под м. Фридриховка, где из 21 танка Т-34 61 гв. ТБр, получивших боевые повреждения, 17 как безвозвратные потери разрушены и 5 сожжены[68]. Из 9 самоходных установок 356 САП, разбитых в бою в этом же р-не, 6 разрушено, а 3 сгорело»[69]. Бой в условиях угрозы разрушения боевой машины вести было просто тяжело психологически.

С точки зрения немецкого командования, для 7-й танковой дивизии попытка «безоглядно наступать» обернулась неудачей. В донесении дивизии Бальку от 16.10 7 марта указывалось: «Наше наступление от Фридриховки на восток и из района Подволочиски на север столкнулось с упорным сопротивлением врага, постоянно получавшего подкрепления с севера. В упорных боях, в которых наши подразделения также понесли значительные потери, удалось уничтожить 14 танков и штурмовых орудий противника»[70]. Согласно итоговому донесению за 7 марта в строю в соединении оставались 1 Pz. IV, 1 «Пантера» и 1 «Тигр»[71]. То есть за день были выведены из строя как минимум 4 «Пантеры» и 2 «Тигра».

«Лейбштандарт», подвергаясь сильным атакам с севера силами 9-го мехкорпуса (см. ниже), в контрнаступлении фактически не участвовал. По советским данным, был предпринят лишь выпад при поддержке 3 танков на Авратин, благополучно отбитый отрядом 6-го гв. мехкорпуса. Следует отметить, что сам В.М. Баданов отменил отданный им ранее приказ на наступление корпуса, приказав «закрепиться на достигнутом рубеже». Бригады мехкорпуса удержали занятые позиции, в том числе позиции батальона 16-й мехбригады, седлавшие железную дорогу.

По итогам боев 7 марта немцы, наконец, разглядели появление советской 4-й танковой армии. В донесении XXXXVIII корпуса по итогам дня в качестве противника «предположительно» указывались 6-й мехкорпус и 10-й танковый корпус армии В.М. Баданова. Это привело к смене оценок и задач. Начальник штаба немецкой 4-й танковой армии Фангор вечером докладывал в группу армий, что «XXXXVIII тк ввиду превосходящих сил противника сможет в лучшем случае отбить шоссе и нанести противнику потери, особенно в танках. Принимая во внимание соотношение сил, ТА ни в коем случае не в состоянии наступать на север». Начальник штаба ГА «Юг» согласился с ним — «противник наносит редкий по своим масштабам главный удар оперативного значения».

Несмотря на достаточно реалистичную оценку обстановки, XXXXVIII корпусом 8 марта все же предпринимается контрудар локального значения с целью установления локтевой связи между 7-й танковой дивизией и «Лейбштандартом». Однако немецкие атаки были успешно отражены частями 6-го гв. мехкорпуса. Здесь сыграло свою роль расположение корпуса «ежом»: атака эсэсовцев с востока во фланг на Клинцы сначала была остановлена заслоном, а затем их контратаковала подошедшая 17-я мехбригада. Как указывалось в ЖБД немецкой 4-й танковой армии: «Наши подразделения вошли в Клинцы, однако не смогли удержаться под ударом атакующего с севера и северо-запада при поддержке 16 танков противника».

В целом же ситуация для обеих сторон оставалась патовой. Попытка 6-го гв. мехкорпуса подразделениями 16-й мехбригады с двумя танковыми полками развить наступление на юг успеха также не имела. У Лозовы и Гарнышевки атакующие были встречены огнем «Тигров». У эсэсовцев-хлебопеков пытались изъять «Тигры» 7 марта для атаки на Фридриховку, но штаб «Лейбштандарта» выхлопотал у Балька сохранение 5 «Тигров» на участке группы Гратца. Это позволило группе удержать позиции 8 марта.

Несколько облегчилось положение бригад 4-й танковой армии с подходом стрелковых дивизий 60-й армии. Однако их ценность как ударной силы снижалась отставанием артиллерии. Это заставляло пехотинцев достаточно нервно относиться к контрударам танков противника, про один из полков 351-й стрелковой дивизии в отчете 10-го гв. танкового корпуса саркастически замечено, что он «при малейшем огневом воздействии противника оставлял свои позиции»[72].

Тем не менее на третий день боев положение советских частей становится стабильным, яростные атаки прекращаются. На 9 марта в Фридриховке из состава 61-й гв. танковой бригады оставалось 6 танков в строю и 100 человек мотострелков. Бригада занимала восточную часть города. В западной части находилась 29-я мотострелковая бригада. Она не только отражала частные атаки противника с запада, но и пыталась сама наступать на Волочиск. 63-й танковой бригаде было доставлено самолетами У-2 горючее, 2 тонны дизтоплива. Однако на тот момент бригаде М.Г. Фомичева противостояли главные силы 7-й танковой дивизии, и пробиться на Подволочиск не удавалось, день 9 марта стоил бригаде 6 танков сгоревшими.

Атаки «Тигров» на Фридриховку прекратились ввиду того, что главной задачей XXXXVIII корпуса стало установление контакта между «Лейбштандартом» и 7-й танковой дивизией. Для выполнения задачи была собрана достаточно сильная боевая группа Кюльмана, в которую входили подразделения обоих мотопехотных полков, 10 «Пантер», 4 собственных «Тигра» дивизии и 4 «Тигра» 503-го батальона[73]. Соответственно центр тяжести боев сместился 9–10 марта в полосу 6-го гв. мехкорпуса. Надо сказать, что позитивную роль в развитии событий сыграли активные действия бригад корпуса. Ранним утром внезапной атакой 16-й мехбригады была занята Лозова, а последовавшие контратаки противника (группы Кюльмана) — успешно отражены. Уже ближе к вечеру последовала атака группы Кюльмана на Маначин. Атака поддерживалась ударами с воздуха. В немецких документах сопротивление 49-й мехбригады в Маначине характеризовалось как «мощная противотанковая оборона». Немецкие танки прорвались на улицы Маначина. Однако поскольку советские части держали под огнем переправу через заболоченный ручей на направлении атаки, перебросить в Маначин подкрепления было невозможно, и вскоре танки отошли из города. По советским данным эта вылазка стоила немцам 2 танков подбитых огнем артиллерии и 2 сожженных бутылками[74]. По немецким данным количество боеготовых танков «Лейбштандарта» сократилось на две «Пантеры»[75]. На следующий день 10 марта части 6-го гв. мехкорпуса ворвались в Войтовцы, где находился штаб «Лейбштандарта», который спешно эвакуировался в Кривачинцы. Трофеями в Войтовцах стали 200 автомашин, 700 тонн горючего, еще значительно количество автомашин было раздавлено и уничтожено танками. На станции Войтовцы были захвачены один эшелон с танками, один с автомашинами, два с боеприпасами. Советское наступление остановилось только по израсходовании горючего.

В тот же день 10 марта в ход боевых действий под Волочиском вмешался лично И.В. Сталин. Приказом Ставки за его подписью командир 10-го гв. танкового корпуса отстранялся с достаточно жесткой формулировкой:

Вместо Г.С. Родина на должность комкора назначался заместитель командующего 4-й танковой армией генерал-майор танковых войск Е.Е. Белов. Для генерала Родина этот эпизод фактически стал концом карьеры: его направили командовать учебной танковой бригадой, на этой должности он просидел до конца войны, а уже летом 1946 г. в возрасте 49 лет — уволен в запас. Сам по себе отход из только что захваченного пункта ввиду опасности больших потерь не является чем-то из ряда вон выходящим. Командир 10-го гв. танкового корпуса просто попал под горячую руку. Возможно, это было связано с тем, что оставленный Волочиск попал в сводку Совинформбюро от 6 марта: «Советские войска после упорных боев заняли железнодорожную станцию Волочиск и тем самым перерезали железную дорогу Проскуров — Тарнополь». Ирония здесь в том, что удержанием Фридриховки дорога оставалась все так же перерезанной.

В эти же дни произошла смена командующего 4-й танковой армией. Вместо выбывшего по ранению В.М. Баданова был назначен Д.Д. Лелюшенко. Для генерала Баданова Проскуровско-Черновицкая операция стала последней во фронтовой карьере, по излечении он назначается начальником Управления вузов Главного управления формирования и боевой подготовки.

Вечером 10 марта в ситуацию под Волочиском вмешивается комфронта Г.К. Жуков. Он приказывает 6-му гв. мехкорпусу оставить заслон из одной мехбригады под Маначином, а остальными силами выйти в район к западу от Подволочиска. Задачей корпуса становилось наступление на Скалат и далее на Гжимайлув с последующим выходом в тыл немецкой группировке под Волочиском. Причем уже к концу дня 12 марта предполагалось овладеть городом Скалат, а передовым отрядом — городом Гжимайлув.

Данное решение носило, безусловно, конструктивный характер — корпус рокировался на перспективное направление, на участок со слабой немецкой обороной. В ЖБД немецкой 4-й танковой армии прямо указывалось: «Брешь от Тарнополя до района чуть западнее Подволочиска не может быть закрыта силами корпуса или армии. Положение может стать весьма критическим, если противник продолжит наступление на юг через эту брешь». В эту брешь и был направлен корпус А.И. Акимова.

Перелом в боях за Волочиск наступил 11 марта, когда совместным наступлением оставшихся в строю танков 61-й танковой бригады (включая переданные в стрелковый корпус 60-й армии), СУ-85 356-го гв. САП, мотострелков 29-й бригады и пехотинцев 1159-го стрелкового полка немецкие части были выбиты из города. Между первым прорывом в Волочиск советских танков и его освобождением прошла почти неделя.

Успех с восстановлением контроля над Волочиском можно оценить как достаточно весомый. 11 марта факт его потери стал поводом для пересмотра оценки общей обстановки в штабе 4-й танковой армии, в ее ЖБД указывалось:

Обращение в группу армий с просьбой на отвод 7-й танковой дивизии и «Лейбштандарта» получило положительный ответ. Манштейн санкционировал отход двух соединений с уточнением, что «мосты у Подволочиски разрушать не следует». Это замечание было призвано лишь подсластить горькую пилюлю. Немецкое командование еще надеялось восстановить положение или хотя бы делало вид, что такое восстановление возможно.

Однако нельзя сказать, что нахождение под огнем вполне реальных, а не бумажных «Тигров» было по достоинству оценено командованием. Оборона Фридриховки является хорошим примером захвата и удержания важного пункта в глубине обороны противника, часто в окружении или частичной изоляции. Это было типичной задачей для танковых соединений сторон в ходе Второй мировой войны. Свердловская 61-я гв. танковая и 29-я гв. мотострелковая бригады справились с ней вполне достойно.

Яростные атаки на Фридриховку довольно дорого обошлись немцам. Согласно «Донесению о наличии» (Bestandmeldung) 503-го батальона тяжелых танков за десятидневку с 1 по 10 марта 1944 г. безвозвратно потерянными числилось два «Тигра»[78]. Однако выведено из строя оказалось куда большее число тяжелых танков. Всего в батальоне имелось на 11 марта аж 59 линейных и 3 командирских «Тигра», из которых только 12 (+1 командирский) танков числились боеготовыми, 17 (+1 командирский) танков находились в краткосрочном ремонте длительностью до 14 дней и 30 танков — в долгосрочном ремонте. Однако состояние батальона «Тигров» было подобно туго натянутой струне, готовой вот-вот лопнуть. Из 15 штатных 18-тонных тягачей для эвакуации имелось 13 единиц, но ни одного исправного. То есть эвакуировать подбитые «Тигры» было крайне проблематично. При смещении линии фронта это грозило потерей обездвиженного ремонтного фонда.

Тем не менее продолжение сражения с двумя немецкими подвижными соединениями считалось в штабе фронта бесперспективным. Вечером 13 марта штаб Д.Д. Лелюшенко полностью переориентировался на новое наступление. В шифровке № 605, полученной от Военного совета фронта, указывалось:

По факту уже 12 марта на новое направление была переброшена одна бригада 10-го гв. танкового корпуса. Как мы видим, задача ставилась с опережением — исходное положение назначалось в еще не занятых Гжимайлуве и Скалате. С другой стороны, в условиях распутицы перегруппировка и накопление боеприпасов были делом непростым, и приказ на сосредоточение в новый район передавался заранее. По расчетам командования фронта наступление 4-й танковой армии должно было получить «второе дыхание».

К тому моменту на развитие успеха на новом направлении уже работал 6-й гв. мехкорпус. В середине дня 12 марта, после тяжелого марша по раскисшим дорогам, 49-я и 17-я мехбригады корпуса перешли в наступление. 127-й танковый полк (11 танков) с десантом мотострелков обошел Скалат Старый и в 16.00 ворвался в Скалат. Расчет Г.К. Жукова, по крайней мере на этом этапе, оказался верным — оборону на этом направлении держали строительные батальоны. После овладения Скалатом горючее и боеприпасы были на исходе, и командование принимает решение отвести танки в северную часть города. Однако до Скалата еще могла дотянуться немецкая 7-я танковая дивизия своим левым флангом. Контратака ее бронегруппы последовала уже вечером 12 марта. Автор не располагает сведениями о численности танкового парка соединения на 12 марта, но 13 марта в строю насчитывалось: 1 командирский танк, 12 Pz. IV, 1 «Пантера», 10 «Тигров», 14 «Мардеров»[80]. Советская сторона оценила силы атакующих собственно Скалат в 2 «Тигра» и 4 Pz. IV. Оставленные на позициях в южной части города подразделения 49-й мехбригады под ударом танков вынуждены были отойти. Немцы заявили об уничтожении 7 танков, согласно отчету 6-го гв. мехкорпуса за день были потеряны 5 танков подбитыми и 4 сгоревшими[81]. Вечером 12 марта от командующего 4-й танковой армией был получен приказ перейти к обороне и подтянуть матчасть.

Как уже указывалось выше, Г.К. Жуков в целом верно оценивал слабость стыка между немецкими группировками в районе Волочиска и под Тарнополем. Однако германское командование тоже осознавало угрозу, исходящую от зияющей в построении XXXXVIII корпуса бреши. Поэтому именно сюда были направлены прибывающие в группу армий «Юг» резервы: 359-я и 68-я пехотные дивизии.

Относительно того, как использовать прибывающие в состав 4-й танковой армии пехотные дивизии, в штабе Рауса сомнений не было — они должны были наступать. Первоначально их предполагалось задействовать для контрнаступления из района к северу от Тарнополя, на этом варианте настаивал Манштейн. Однако в связи с продвижением советских войск под Волочиском Раус и его начальник штаба пришли к выводу, что «нужно наступать силами 68-й и 359-й пд южнее Тарнополя через Серет на северо-восток, после чего повернуть на восток вдоль шоссе и южнее и искать контакт с 7-й тд».

К 12 марта 68-я пехотная дивизия подчиняется XXXXVIII корпусу: почти все боевые подразделения выгрузились и были готовы к бою. Их численный состав оставлял желать лучшего, но в целом укомплектованность частей можно оценить как хорошую. По состоянию на 9 марта в составе 196, 188 и 169-го пехотных полков соединения насчитывалось 1 575, 1 559 и 1 467 «едоков» соответственно[82].

Надо сказать, что с 18 по 22 марта ожидалось прибытие в группу армий свежего батальона «Пантер» и двух батальонов БТРов. Они в итоге были использованы в армии Рауса. Однако контрудар начался еще до прибытия танков, в наступление перешла только пехота. Причем поначалу полки свежих дивизий не получили даже поддержку «Штурмгешютцев», не говоря уж о «Тиграх». Еще 5 марта была поднята по тревоге формировавшаяся в Швейнфурте 311-я бригада штурмовых орудий, но до прибытия на Восточный фронт она задержалась для получения матчасти в Альтенграбове.

В итоге мероприятий командования сторон под Скалатом и Тарнополем столкнулись лоб в лоб два наступательных плана. Советское командование стремилось развить наступление 4-й танковой армии в южном направлении, а немецкое — сшить построение XXXXVIII корпуса за счет резервов ОКХ. Причем по иронии судьбы советское командование, не зная о готовящемся контрударе, направило прямо ему навстречу усиленную 63-ю гв. танковую бригаду. Ее направили на выручку танкистам 4-го гв. танкового корпуса, ведущим бой в Тарнополе, а под Романувкой она оказалась на пути наступающей немецкой пехоты. «Тридцатьчетверки» оказались неприятным сюрпризом для частей с призывниками 1926 г. рождения. Они поначалу могли им противопоставить только буксируемые 75-мм пушки и «Офенроры». Единственной бронеединицей, приданной 68-й пехотной дивизии, являлся бронепоезд № 69. Однако ввиду разрушения путей он мог только поддерживать пехоту огнем как артиллерийская батарея.

Одновременно с контрударом свежими пехотными соединениями командование XXXXVIII корпуса продолжало контратаки 7-й танковой дивизией, в том числе в форме попыток отбить Скалат в уличных боях.

6-й гв. мехкорпус занимал позиции по периметру вбитого в оборону противника клина с вершиной в Скалате и опиравшегося на шоссе Подволочиск — Тарнополь. Западный фас клина атаковала немецкая пехота, восточный — 7-я танковая дивизия. По состоянию на 15 марта последняя насчитывала в строю 1 командирский танк, 17 Pz. IV, 10 «Тигров», 12 «Мардеров»[83]. Днем 16 марта немцы предприняли контратаку на Молчанувку, отбитую 85-мм орудиями 740-го дивизиона и СУ-85. По состоянию на вечер 16 марта в 7-й танковой дивизии числились в строю 10 Pz. IV, 2 «Пантеры», 12 «Мардеров»[84]. То есть соединение недосчиталось сразу 7 Pz. IV («Тигры» 503-го батальона в очередном донесении не упомянуты).

Апофеозом отражения немецкого контрудара стало 17 марта, когда 68-я пехотная и 7-я танковая дивизии нанесли удар по сходящимся направлениям, угрожавший окружением 6-го гв. мехкорпуса. В танковых частях 6-го гв. мехкорпуса на вечер 16 марта насчитывалось на ходу: 16-я мбр — 15, 17-я мбр — 15, 49-я мбр –9, 29-й тп — 12, 56-й тп — 27, 1-й гв. сап — 15 СУ-85, 95-й омцб — 8 Mk. IX[85]. То есть танков было уже немного, но боеспособность корпуса еще сохранялась.

Ранним утром 17 марта пехота 68-й пехотной дивизии перешла в наступление и за несколько часов глубоко вклинилась во фланг 6-го гв. мехкорпуса. Оборонявшийся здесь 507-й стрелковый полк дрогнул и поспешно отступил на Романове Село. Романувка была полуокружена. В этот момент сказали свое веское слово танки. Генерал А.И. Акимов по радио приказывает 28-му танковому полку (5 танков) и 56-му танковому полку (10 танков) контратаковать противника с флангов. Увидев на поле боя танки, немецкие пехотинцы начали отступать, но было уже поздно, вырвавшиеся вперед подразделения попали в стальное кольцо. Уже к 11.00 все было кончено. Потери 68-й пехотной дивизии, и в частности ее 188-го полка, оценивались в очередном донесении как «тяжелейшие». За время с начала контрнаступления в 188-м полку 68-й дивизии численность боевых подразделений[86] сократилась с 1302 до 277 человек, в 196-м полку — с 1285 до 887 человек, в 169-м полку — с 1155 до 537 человек, в саперном батальоне с 444 до 284 человек[87]. По советским данным, танки огнем и гусеницами в бою 17 марта уничтожили около 1500 человек, что представляется близким к истине. Как утверждалось в вечернем донесении XXXXVIII корпуса, пехотинцами было уничтожено 10 танков «Офенрорами»[88]. Однако по советским данным, ни одного танка в этом бою потеряно не было, а вот четыре «Офенрора» взяли в качестве трофеев.

Ближе к вечеру, в 16.00, последовала контратака 7-й танковой дивизии, советская сторона оценила силы противника в 8 «Тигров» с десантом. Части 351-й стрелковой дивизии не выдержали атаки танков и начали беспорядочно отступать. Опорой обороны стали танки, 7 СУ-85 и 3 85-мм пушки 6-го гв. мехкорпуса на позициях у Молчанувки. Встретив организованное сопротивление и потеряв 2 танка, немцы отступили. Количество боеготовых танков 7-й танковой дивизии по итогам дня сократилось на две «Пантеры». Потери советской стороны составили 1 «Валентайн» и 1 СУ-85 сожженными и 1 СУ-85 подбитыми[89].

После разгрома 68-й пехотной дивизии придали 11 «Штурмгешютцев»[90] прибывшей 14 марта 311-й бригады и вновь бросили в наступление. На этот раз задачи были скромнее, удар с целью отрезать советские части в самом Скалате. Успех немцев 18 марта ограничился выбиванием 16-й мехбригады из Колодзеювки, одна 76-мм батарея по израсходовании боеприпасов была раздавлена (по нашему донесению «Тиграми», но речь явно о «Штурмгешютцах»). Дальнейшее продвижение противника вновь было остановлено 8 танками 28-го танкового полка. Историограф штурмовых орудий Ф. Куровски писал об этом периоде деятельности 311-й бригады: «Атака на хорошо укрепленные позиции, насыщенные средствами противотанковой обороны, захлебнулась»[91]. Потери 6-го гв. мехкорпуса в этом бою составили 83 человека убитыми, 25 ранеными, подбито 2 Т-34, разбито 4 76-мм орудия, 3 45-мм орудия[92]. Советская сторона претендовала на 2 подбитых и 2 сожженных «Тигра», но численность боеготовых САУ 311-й бригады за день не изменилась.

В целом можно признать, что, хотя поставленные командованием задачи в плане развития наступления через Скалат на Гжимайлув и далее на юг 6-м гв. мехкорпусом выполнены не были, им были сорваны планы противника по восстановлению сплошного фронта от Подволочиска до Тарнополя. Стрелковые дивизии не обладали для этого достаточной устойчивостью. Задачу удержания позиций в районе Скалата корпус А.И. Акимова выполнил.

Глава 4 Во фланг и тыл (3-я гв. ТА)

Прорыв крупных масс бронетехники на стыке между немецкими 1-й и 4-й танковыми армиями уже в первый день наступления стал серьезной проблемой для ГА «Юг». Однако в ближней перспективе наиболее опасным был выход советских танков к Староконстантинову — крупному узлу дорог в полосе LIX корпуса. Его захват мог привести к полному коллапсу обороны корпуса, и поэтому генерал-лейтенантом Шульцем были приняты экстренные меры для стабилизации обстановки.

В первую очередь в качестве «пожарной команды» задействовали 509-й батальон «Тигров». Также из полосы практически не затронутой советским наступлением 291-й пехотной дивизии изымается 280-я бригада штурмовых орудий и перебрасывается в Староконстантинов. Вышедшие к Староконстантинову части 6-й танковой дивизии немедленно получили свежее пополнение, и, как указывалось в отчете 114-го полка, «оба батальона были восстановлены, пусть и в очень слабом составе». В основном же 6-я танковая дивизия была использована как управляющая структура для выдвигаемых на защиту Староконстантинова частей.

Все эти меры были более чем своевременными: в течение 5 марта 7-й гв. танковый корпус уверенно продвигался к Староконстантинову с северо-запада. Командование LIX корпуса отреагировало на угрозу достаточно энергично и выбросило навстречу наступавшим советским танкам импровизированную «боевую группу Андре» (численность 300 человек, вооружение: три 88-мм зенитки, две 20-мм зенитки и один 4-ствольный 20-мм Флакфирлинг)[93]. Ее выдвигали в узкое дефиле у деревни Булаевка к западу от города, где шоссе и железная дорога шли по заболоченной пойме реки. Однако 88-мм зенитки группы Андре запоздали к выходу на назначенные позиции, и она была буквально сметена танковым ударом.

Первой к Староконстантинову вышла 54-я гв. танковая бригада, которая прорвалась к деревне Пашковцы к северо-западу от города уже к 17.00 5 марта. Буквально в нескольких километрах от Пашковцев, в слободе Старомейская располагался штаб LIX корпуса. Прорыв в Старомейскую мог попросту обезглавить немецкую оборону. Задачей корпуса было «овладеть Староконстантинов к 14.00 5.3», поэтому бригада уже несколько опаздывала. Однако на ближних подступах к городу танкисты встретили «сильное огневое сопротивление закопанных танков и противотанковых орудий». Это были избежавшие разгрома части 6-й танковой дивизии. Несколько позднее к Староконстантинову южнее железной дороги вышла 56-я гв. танковая бригада. Она была остановлена в 4 км от города шестью только что выгруженными на станции «Пантерами» из состава 1-й танковой дивизии. Они были подчинены 6-й танковой дивизии, занявшей оборону по дуге к западу от Староконстантинова. Глубокий прорыв по раскисшим дорогам привел к тому, что практически вся артиллерия 7-го гв. танкового корпуса отстала, и передовые отряды были лишены ее поддержки. Более того, труднопроходимые для колесного транспорта дороги привели к общему коллапсу системы снабжения. В отчете 7-го гв. танкового корпуса этот момент был прокомментирован следующим образом: «Ввиду почти полного отсутствия горючего в машинах и наличия не более 0,25–0,5 б/к боеприпасов и задержки подхода тылов, корпус с утра 6.3.44 г. наступление начать не смог»[94].

Промедление имело практически роковые последствия. К полудню 6 марта участок обороны 6-й танковой дивизии был усилен 509-м батальоном «Тигров», прибывшим по железной дороге батальоном «Пантер» 1-й танковой дивизии и выдвинутой из резерва 3-й ротой батальона САУ «Хорниссе». Согласно вечернему донесению от 6 марта в составе 6-й танковой дивизии насчитывалось боеготовыми 10 «Тигров», 18 «Пантер» и 6 Pz. IV[95].

Причем выгрузка немецких танков из эшелона была замечена разведкой 56-й бригады еще утром 6 марта, но штабы бригады и корпуса получили сообщение об этом с опозданием. Накопив достаточно сильную танковую группировку, немцы контратаковали вышедшие к Староконстантинову части 7-го танкового корпуса и вынудили их отступить. Потери корпуса за день составили 13 Т-34 подбитыми и сожженными, 7 СУ-76[96]. В течение 7 и 8 марта корпус оставался на прежних позициях и наступления на Староконстантинов не возобновлял. Это было неудивительно ввиду того, что в корпусе оставалось 14 боеготовых танков. На 18.10 7 марта в составе противостоявшей ему 6-й танковой дивизии числились боеготовыми 6 Pz. IV, 11 «Тигров», 1 «Мардер» и 7 «Хорниссе»[97]. При таком соотношении сил попытка прорваться к Староконстантинову являлась не чем иным, как бессмысленным самоубийством.

Снижение темпов наступления ввиду отставания тылов и артиллерии не являлось уникальным для 7-го гв. танкового корпуса и, в сущности, являлось типичной проблемой для 3-й гв. танковой армии в целом. Если гусеничная техника могла худо-бедно продвигаться вперед даже в условиях распутицы, то колесные машины безнадежно увязали на «бездонных» дорогах. В отчете 9-го мехкорпуса прямо указывалось:

В течение 5–6 марта 1944 г. части 9-го мехкорпуса вышли на рубеж реки Случь в районе Базалии. На этом рубеже они встретились с организованным сопротивлением противника. Напомню, что задачей противостоявших мехкорпусу частей противника являлось вовсе не простое удержание рубежа р. Случь, а контрнаступление с решительными целями.

Прорыв советских танков к дороге между Тарнополем и Проскуровом в районе Подволочиска 5 марта вынудил переподчинить 503-й батальон «Тигров» 7-й танковой дивизии. Впрочем, для «Лейбштандарта» это была не такая уж тяжелая потеря — в эсэсовском соединении имелась собственная «тигриная» рота с боеспособными машинами.

Размытые дороги одинаково влияли на противников по обе стороны фронта. Марш «Лейбштандарта» проходил в тяжелых условиях, однако уже в 3.00 ночи 5 марта дивизия вышла в район Купели, в нескольких километрах к югу от Базалии. Нужно отметить, что германские подвижные соединения использовали в качестве средств тяги артиллерии полугусеничные тягачи, что давало им некоторое преимущество в трудных дорожных условиях. Дорога удовлетворительного качества закончилась в нескольких километрах к северу от Купели, у деревни Богдановка. Мотопехотные полки на обычных грузовиках были вынуждены спешиться. Остаток пути до Базалии они проделали на своих двоих, толкая погружавшиеся в грязь до осей автомашины. Едва успев занять оборону, уже в полдень 5 марта (по берлинскому времени) эсэсовцы вступили в бой с подошедшими с севера советскими механизированными бригадами.

Позднее в армейском отчете по итогам проведенной операции в адрес 69-й мехбригады 9-го мехкорпуса высказывалась претензия в недостаточной активности:

Аналогичные по сути упреки высказывались в отношении действий соседней 70-й мехбригады, про нее говорилось: «…также проявила медлительность, опорные пункты противника на пути движения не обходила»[100].

Однако эти критические замечания представляются как минимум несправедливыми. Две мехбригады имели на двоих 23 танка Т-34 (все в 69-й бригаде) и ни одного орудия 57-мм или 85-мм. Соответственно вести наступательный бой против мотопехоты, танков и штурмовых орудий «Лейбштандарта» им было как минимум затруднительно. Более того, по немецким данным атаки на Базалию имели место в течение дня 5 марта и отражались, в том числе контратаками. Соотношение сил в тех боях характеризуется следующими цифрами. 69-я и 70-я мехбригады насчитывали 2025 и 2037 «активных штыков» соответственно к началу операции[101]. В свою очередь Gefecht-staerke (достаточно близкий аналог «активных штыков» в вермахте) «Лейбштандарта» на 28 февраля составляла 2 051 человек[102]. То есть численное преимущество на стороне атакующих было, но отнюдь не подавляющее.

Одним словом, остановка наступления 9-го мехкорпуса под Базалией имеет вполне объективные причины — выдвижение противником дееспособных резервов на рубеж р. Случь. Собственно ввиду присутствия частей советского механизированного корпуса на другом берегу р. Случь «Лейбштандарт» не перешел в запланированное наступление на Теофиполь. То есть немецкий план контрудара по существу оказался сорван.

На следующий день 6 марта 70-я механизированная бригада подверглась контратакам немецких танков, включая «Тигры», понесла тяжелые потери и вынуждена была к утру 7 марта отойти на север, к Медисовке.

Некоторое облегчение ситуации для вырвавшихся вперед подвижных соединений на рубеже р. Случь наступило с подходом к реке стрелковых частей 60-й армии. Так, уже ранним утром 6 марта к Случи в районе деревни Мал. Жеребки (к востоку от Базалии) вышел полк 226-й стрелковой дивизии.

В то время как 9-й мехкорпус натолкнулся на выдвинутый на рубеж р. Случь «Лейбштандарт», а 7-й гв. танковый корпус подвергся контратакам немецких тяжелых танков на подступах к Староконстантинову, 6-й гв. танковый корпус двигался практически в пустоте. Он успешно прорвался до рубежа р. Случь, преодолел ее и двинулся дальше на юг. Лишь одной 53-й гв. танковой бригадой корпус 5 марта вступил в соприкосновение с «Лейбштандартом» в районе Купели. Эта встреча стоила бригаде трех сожженных Т-34. Во второй половине дня 6 марта корпус вышел в район Черного Острова. В Николаев в ночь с 7 на 8 марта ворвался отряд в составе танкового батальона 52-й гв. танковой бригады (12 Т-34 и 2 СУ-85) с ротой мотострелков[103]. Следует отметить, что наступление к тому моменту велось практически исключительно танками с мотострелками на броне или в пешем строю. Почти вся артиллерия отстала, включая установки РС. Причинами этого являлись плохое состояние дорог и нехватка горючего, проблемы с его подвозом по этим же дорогам.

Кроме того, в район Черный Остров вышло только 60 танков из 127, имевшихся в строю к началу операции. Причиной этого были как поломки, так и сковывание боями с мелкими группами противника в опорных пунктах по пути движения корпуса. Это делало попытку прорыва на Проскуров настоящей авантюрой, несмотря на то, что путь на него был, как казалось, совершенно свободен. Позднее, на разборе операции, командир 6-го гв. танкового корпуса генерал-майор Новиков достаточно метко обрисовал сложившуюся на тот момент обстановку:

Действительно, танки с десантом мотопехоты могли прорваться в Проскуров, но, скорее всего, были бы там окружены и уничтожены. Сейчас, с позиций послезнания, обладая информацией о состоянии и действиях войск обеих сторон, нельзя не признать правильности решения командования 3-й гв. танковой армии закрепиться в районе Николаева и Черного Острова.

Прежде всего, беззащитность крупного узла дорог Проскурова не следует преувеличивать. Помимо частей ПВО и полиции в городе находилось танкоремонтное подразделение, располагавшее немалым количеством бронетехники. Так, по состоянию на 21.45 6 марта гарнизон Проскурова состоял из 100 человек, включая 51 офицера, в распоряжении которых помимо стрелкового оружия находились[105]:

52 «Пантеры», к 15 из которых имелись боеготовые экипажи;

2 «Хуммеля;

10 CАУ «Штурмгешютц».

Помимо этого, сами ремонтники располагали:

2 Pz. IV;

1 Pz. III;

1 «Хуммелем»;

1 «Веспе»;

1 бронеавтомобилем.

Штурм города, набитого разномастной, но достаточно многочисленной бронетехникой, «тридцатьчетверками» с танковым десантом мог стоить больших потерь.

Во-вторых, в Проскурове в тот момент было самое настоящее осиное гнездо люфтваффе. Именно здесь находился штаб VIII авиакорпуса генерала Зейдемана и штаб 4-го воздушного флота. Последний отвечал за весь южный сектор советско-германского фронта. На авиабазе Проскуров базировалась целиком (все три группы) ударная эскадра SG 77. Она уже получила наименование «Штурмовой» и находилась в процессе перевооружения на ФВ-190. Однако весной 1944 г. «Фокке-Вульфы» получила только одна II группа, а две другие все еще летали на устаревших «лаптежниках» Ю-87.

В-третьих, фронт обороны германских войск рухнул, но в то же самое время в район Проскурова и Староконстантинова сплошным потоком шли войска с уманского направления — 11, 16 и 17-я танковые дивизии. Именно эти части достаточно быстро выстраивали оборону на подступах к Проскурову. К слову, комендантом Проскурова на тот момент был командир артполка 17-й танковой дивизии. Первой в оборону на дальних подступах к городу встала так называемая боевая группа Дювеля (названная так по имени командира, майора Дювеля) из 17-й танковой дивизии. Первоначально она состояла из мотопехотного батальона, усиленного артиллерией. Однако уже вскоре группа Дювеля получила внушительную поддержку в лице II батальона 23-го танкового полка. Это был один из батальонов «Пантер», оторванных от своих дивизий и выполнявших роль «пожарной команды». После боев под Черкассами (Корсунь-Шевченковским) батальон был выведен как раз в район Проскурова для получения новой техники. Им были получены 24 «Пантеры», правда, две из них сразу же после разгрузки сгорели ввиду самовозгорания двигателей. Впрочем, эта потеря была с избытком восполнена получением «Пантер» из ремонта.

Переброска из района Умани затрагивала не только танковые соединения, но и авиачасти. Из Умани через Винницу в Проскуров перебазировались эскадрилья истребителей танков на штурмовиках «Хеншель-129» (10 (Pz.)./SG9, примерно полтора десятка машин).

Прибытие частей с Уманского направления позволило немцам не просто обороняться, но и перейти в контрнаступление. По советским данным, утром 9 марта Николаев был атакован 25 танками «Тигр» и «Пантера». Скорее всего, это все же были только «Пантеры», возможно, разбавленные несколькими «четверками» или «Штурмгешютцами». Оборонял город танковый батальон и рота мотострелков 52-й гв. танковой бригады. К 14.00, потеряв 10 танков и 30 человек убитыми и ранеными, отряд оставил Николаев и отошел из него в составе 2 танков и 2 самоходок[106]. Позднее, на разборе операции, командира оборонявшего Николаев отряда обвиняли в бездеятельности, но упрек этот явно несправедлив. Под ударом двух десятков «Пантер» и неизвестного количества другой бронетехники устоять было сложно, и тому имелись многочисленные примеры.

Вскоре в район Проскурова вышли части 11-й и 16-й танковых дивизий. Прибывающие соединения объединялись штабом III танкового корпуса. Возглавлял корпус генерал танковых войск Герман Брайт, один из ветеранов германских танковых войск. В дневном донесении 1-й ТА от 9 марта состояние корпуса Брайта характеризовалось следующими словами:

Тем не менее ударный потенциал корпуса был достаточно высок (см. таблицу).

Показанная в таблице 301-я бригада штурмовых орудий на тот момент была новичком на Восточном фронте. Она формировалась как дивизион с осени 1943 г. во Франции. Во время инспектирования ее генерал-полковником Бласковицем личному составу было объявлено, что их часть будет находиться в Западной Европе в качестве армейского резерва для отражения высадки союзников. Однако вместо этого дивизион отправили на Восточный фронт, спешно довооружив и переформировав в бригаду. Одна батарея оказалась в Тарнополе, а остальные две отправились под Проскуров.

В целом нельзя не признать, что 3-я гв. танковая армия наступала, встречая куда меньшее сопротивление противника, чем ее соседи. Фактически она пробивалась вперед в промежутке между LIX армейским и XXXXVIII танковым корпусами противника. Однако в начале второй декады марта немецкое командование постаралось затянуть эту брешь с помощью контрударов III танкового корпуса.

Очередная наступательная задача была поставлена П.С. Рыбалко в приказе № 019/ОП в 12.00 11 марта. 7-й гв. танковый корпус нацеливался на Проскуров с севера, 6-й гв. танковый корпус должен был наступать вдоль шоссе Волочиск — Проскуров на Проскуров с запада. 9-й мехкорпус решением Рыбалко выставлял одной бригадой заслон фронтом на запад, а оставшимися двумя бригадами нацеливался на Гречаны и далее на Проскуров.

11 марта 6-й гв. танковый корпус в 23.00 перешел в наступление в обход Проскурова с запада, уже в 5.30 переправился через р. Плоска в районе Малошовиц. Далее бригады корпуса разделились и разошлись «веером». 51-я бригада выставила заслон в направлении Проскурова, чтобы ушедшие вперед части не были отрезаны от переправы. 52-я гв. танковая бригада корпуса с танковым батальоном 62-й танковой бригады продолжила наступление и уже в 16.00 12 марта перерезала железную дорогу Проскуров — Каменец-Подольск. Далее она вышла в район Нижних Волковиц и закрепилась там. Мотострелковая бригада корпуса осталась на северном берегу р. Плоска, прикрывая тыл.

На прорвавшиеся в район к западу от Проскурова советские танковые части сразу же обрушились сильные удары немецкой авиации. Танкисты насчитали до 140 самолетов, которые «непрерывными эшелонами» бомбили боевые порядки советских частей. Всего за день было зафиксировано 500 самолето-вылетов немецкой авиации. Это, конечно, не 1000 вылетов образца 1941 г. или 1942 г., но все равно достаточно внушительная цифра.

9-й мехкорпус перешел в наступление в 23.00 11 марта и уже в 6.00 следующего дня передовым отрядом вышел к Гречанам. Всего на новое направление были выдвинуты две мехбригады. Они встретились с упорным сопротивлением противника и контратаками с использованием «Тигров».

Командующий 3-й гв. танковой армией П.С. Рыбалко позднее, на разборе операции, особо отмечал, что «командир бригады Плесско хорошо выполнил задачу по выходу в р-н Ниж. Волковцы, отрезав отход противнику по железной дороге на Каменец-Подольский. Если бы 9 МК подошел своевременно, то Проскуров был бы наш, и вся бы Винницкая группировка противника была бы окружена. Запаздывание с выходом 9 МК отразилось на последующем ходе операции»[109].

Тем временем, стабилизировав положение на линии р. Бужок, германское командование начало переброску наиболее дееспособных танковых частей и соединений в Проскуров с целью парирования советского наступления в обход города с запада. Общий план действий был достаточно четко обрисован в записи в ЖБД LIX корпуса за 12 марта:

Неизменным фактором под Проскуровом оставались удары с воздуха. В отчете штаба 6-го гв. танкового корпуса с досадой отмечается: «С 9.00 до 22.00 [13 марта] противник непрерывно бомбит боевые порядки корпуса, не встречая сопротивления. Несмотря на неоднократные просьбы, корпус авиационного прикрытия не получал»[111]. По немецким данным, в этих атаках участвовали штурмовики «Хеншель-129» и ФВ-190 (из SG 77).

С 22.00 13 марта по распоряжению Г.К. Жукова действовавший на одном направлении с 3-й гв. танковой армией 17-й гв. стрелковый корпус передавался в оперативное подчинение П.С. Рыбалко. Это позволило полностью сосредоточить усилия подвижных соединений армии на наступлении на Проскуров. В ночь на 15 марта и днем 15 марта все три мехбригады 9-го мехкорпуса вновь перешли в наступление. Правда, на тот момент в строю в корпусе оставалось 4 танка и 7 САУ.

Однако по другую сторону фронта также происходило накопление сил для противодействия охвата Проскурова с запада. Контрудары III танкового корпуса становились все энергичнее. Боевая группа 11-й танковой дивизии при поддержке «Пантер» II батальона 23-го танкового полка ударом вдоль шоссе отрезала 69-ю мехбригаду в районе Малиничей. Последняя была вынуждена перейти к обороне.

Снабжение по воздуху изолированной 69-й мехбригады отсутствовало. Как позднее указывалось в отчете 9-го мехкорпуса: «Боеприпасами бригада снабжалась отдельными бойцами, которые подносили патроны через линию фронта»[112]. Сплошная линия фронта на тот момент действительно отсутствовала, что позволяло пешком просачиваться в расположение бригады и обратно. Однако так можно было доставлять крайне ограниченные объемы боеприпасов. В этих условиях крайне полезно было бы снабжение по воздуху парашютными контейнерами, но организация «воздушных мостов» в ВВС Красной армии практиковалась достаточно ограниченно, даже во второй половине войны, когда вопрос о господстве в воздухе не был таким острым, как в 1941–1942 гг.

В итоге 15 марта в районе Нижних Волковиц собралась группа из трех бригад 3-й гв. танковой армии, по одной бригаде от каждого корпуса. Это была 69-я мехбригада, 56-я гв. танковая бригада (2 танка) и 52-я гв. танковая бригада (5 танков). Посланный 15 марта для связи с последней самолет У-2 был сбит противником.

Попытка 69-й мехбригады вырваться из окружения по кратчайшему пути, на север, успеха не имела. Это заставило отходить кружным путем, по тылам противника на Городок.

Надо сказать, что перегруппировка танковых дивизий с Уманского направления была к моменту выхода к Проскурову замечена советской разведкой (за счет захвата пленных и документов) и вызвала большое беспокойство. Чтобы оценить масштабы тревоги, нужно понимать, как оценивался на тот момент противник. Начальник штаба 1-й гвардейской армии Хетагуров 16 марта докладывал в штаб фронта:

Эти оценки, разумеется, были сильно завышенными. Имелись у советской разведки и другие, более взвешенные оценки танковой мощи противника. Хетагуров с ними полемизировал в своем докладе и писал: «Выводы о том, что эта танковая группа не имеет танков, не верны»[114].

Тем не менее немецкие танковые дивизии на тот момент насчитывали буквально единицы боеготовых танков. Реальное состояние бронетехники III танкового корпуса (в котором были собраны наиболее боеспособные соединения армии Хубе) на дату доклада Хетагурова показано в таблице.

* В пути в 1-ю тд.

** 2 Пантеры в пути в 1-ю тд.

Главной ошибкой советской разведки на тот момент являлась переоценка возможностей ремонтных служб 1-й танковой армии. У Хубе имелись если не 600, то, во всяком случае, несколько сотен единиц танков разных типов, но в ремонте (см. также таблицу в предыдущей главе). Восстанавливать их просто не успевали. Так, в дневном донесении 1-й танковой армии еще 9 марта указывалось:

Оставшиеся танки немцы, тем не менее, стремились использовать массированно. Была вновь воссоздана «боевая группа Беке». Ранее она формировалась как «тяжелый танковый полк Беке» в ходе наступления с целью деблокирования XXXXII корпуса под Черкассами (Корсунь-Шевченковским), а после завершения боев 1 марта была расформирована. Название свое она получила по фамилии командира — подполковника доктора медицины Франца Беке, командира танкового полка 6-й танковой дивизии. Группу расформировали 1 марта 1944 г. Самого Беке по итогам боев под Черкассами наградили Дубовыми листьями к Рыцарскому Кресту, он стал 49-м кавалером этой награды в германской армии.

«Группа Беке» была значительно усилена, и по состоянию на 17 марта в нее вошли:

4-й танко-гренадерский полк;

6-й разведывательный батальон;

1-й танковый полк;

509-й тяжелый танковый батальон;

II батальон 23-го танкового полка;

боевая группа Луттичау (из частей 16-й тд);

276-я бригада штурмовых орудий (4 машины на 15 марта);

301-я бригада штурмовых орудий (без одной батареи[117], 19 машин на 16 марта);

два дивизиона из 76-го и 73-го артполков и батарея из 101-го артполка;

саперная рота.

Ядром группы Беке являлась 6-я танковая дивизия, значительно усиленная танками и штурмовыми орудиями. Хорошо видно, что немцами при формировании группы сохранялся принцип тесного взаимодействия танков, пехоты, артиллерии и саперов. Впрочем, гармония состава группы существенно нарушалась слабым составом мотопехотных батальонов 6-й танковой дивизии.

Группа Беке собралась к западу от Проскурова в готовности к наступлению навстречу «Лейбштандарту» 16 марта. Надо сказать, что выдвижение массы техники было замечено советской разведкой еще в 18.00–19.00 16 марта. Она оценивалась в «70–80 танков с артиллерией и пехотой». Штабом Рыбалко были немедленно отданы приказы на переход к обороне. Однако быстрый переход к обороне был невозможен, особенно в условиях, когда несколько бригад армии находились в изоляции в районе Нижних Волковцев. К тому же оставалось неизвестным, куда повернет группировка из 70–80 танков — на север или на запад. В итоге удар последовал на запад. На пути группы Беке оказалась 54-я гв. танковая бригада. После тяжелого боя в районе Чабанов, потеряв все имевшиеся танки (7 Т-34) сгоревшими, бригада отошла на север, пропустив немецкую группировку дальше на запад. На тот момент это была единственная танковая бригада в распоряжении командира 7-го гв. танкового корпуса. Еще одна бригада без танков находилась в резерве и еще одна — в составе изолированной южнее шоссе на Проскуров группы. Вечером 17 марта группа Беке установила контакт с эсэсовцами «Лейбштандарта» в районе Видавы, в 40 км от Проскурова.

Нельзя сказать, что наступление на соединение с 4-й танковой армией стало для Беке увеселительной прогулкой. По немецким данным, количество боеготовых танков 509-го батальона к 23.50 17 марта упало до 2 «Тигров», при этом общее количество танков в батальоне составляло внушительную величину в 33 боевых машины. То есть большая часть «Тигров» батальона оставалась в тылу в долгосрочном ремонте. Количество боеготовых «Пантер» II батальона 23-го танкового полка упало за день на 3 единицы, т. е. до 10 машин[118].

После броска на запад группа Беке развернулась почти на 180 градусов и изготовилась к атаке от Медведовки на север и восток, в направлении на деревню Дзелинче. Здесь оборонялась 309-я стрелковая дивизия 17-го гв. стрелкового корпуса. Соединение начало операцию далеко не лидером по численности личного состава, а к Дзелинче пришла уже изрядно потрепанной. Ее численность на 15 марта составляла 4084 человека[119]. Удар по фактически открытому флангу советских войск на подступах к Проскурову мог привести к крайне неприятным последствиям и, по крайней мере, вынудил бы оставить с трудом отвоеванные позиции.

Однако бросок на соединение с эсэсовцами вскрыл появление группы Беке, точнее, присутствие сильной группировки немецких танков в 40 км к западу от Проскурова. Нельзя сказать, что данный участок фронта был беззащитным. Именно здесь находился свежий, только что переданный на пополнение армии Рыбалко 229-й танковый полк в составе 22 Т-34. Тем не менее, ввиду концентрации сил на штурме Проскурова, правый фланг армий Гречко и Рыбалко неизбежно растягивался и ослаблялся. В качестве срочной меры по его усилению П.С. Рыбалко принимает решение перегруппировать на опасное направление, с левого фланга армии на правый, 6-й гв. танковый корпус (22 танка и 3 САУ на 17 марта[120]). В ночь на 18 марта корпус сдал позиции на подступах к Проскурову, в районе Малашовцы и Грузевица, и выступил на марш к Дзелинче. В Малашовцах осталась только одна 51-я гв. танковая бригада. Также был отдан приказ прорываться из района Нижних Волковиц изолированной 52-й танковой бригаде, она вышла в район Чабанов. Последняя мера лучше всего показывает серьезность оценки обстановки штабом Рыбалко. Атака на Проскуров откладывалась на неопределенный срок, и захватившая выгодные позиции, но временно окруженная бригада могла быть попросту уничтожена.

Штабом А.А. Гречко также принимались спешные меры по усилению правого фланга армии. Во-первых, уже в 12.00 17 марта 1-й гв. танковый полк получил приказ на выдвижение к Дзелинче и уже в 15.00 того же дня тремя ИС-85 занял оборону на окраине деревни. Во-вторых, в 19.00 17 марта 399-й гв. тяжелый самоходный полк получает приказ на выдвижение к Дзелинче и сосредотачивается в деревне уже к 7.00 следующего дня. На тот момент полк насчитывал в строю 19 ИСУ-152. Батареи полка расставили для прикрытия нескольких направлений, 1-я батарея в составе 5 ИСУ-152 заняла позиции на дороге из Бокиевки в Дзелинче. 4-я батарея осталась в резерве в самом Дзелинче. Двумя полками решили не ограничиваться, и в 23.00 17 марта 58-й гв. танковый полк ИСов получает предварительные распоряжения на марш, а в 2.00 18 марта следует приказ на выдвижение к Дзелинче. Незадолго до этого полк был выведен в резерв, танкисты получили возможность отдохнуть и помыться в бане. Ремонтники тем временем восстанавливали подбитые и вышедшие из строя танки. Ранним утром следующего дня, в 5.00 18 марта полк выступил на марш в составе 5 ИСов, штаба и части колесных машин тыловых служб и после 45-км марша к полудню 18 марта вышел к Дзелинче. Таким образом, советское командование сумело собрать под Дзелинче достаточно крупные танковые силы. Также в деревню была подтянута противотанковая артиллерия, в том числе два 85-мм орудия.

Однако почти два десятка немецких тяжелых танков и сопровождающие их «Штурмгешютцы» группы Беке стали для защитников Дзелинче серьезным испытанием. Судя по имеющимся данным, первым под удар группы Беке попал 229-й танковый полк, он вступил в бой еще вечером 17 марта, а утро следующего дня встретил в засадах под Бокиевкой и Дзелинче. Здесь полк потерял 12 Т-34, больше половины своего состава.

Первая немецкая атака на Дзелинче началась в 10.00 18 марта с юго-запада, вдоль дороги на Мочулинцы. В атаке участвовало 8 танков. С дистанции 800 метров танк ИС-85 1-го гв. полка открыл огонь и поджег одну атакующую машину, идентифицированную как «Тигр». После этого открыли огонь противотанкисты из 85-мм пушек с юго-западной окраины Дзелинче и подожгли два Pz. IV. Оставшиеся немецкие танки прекратили атаку и отошли. Однако неудачной атакой немцы частично вскрыли систему обороны деревни, и вскоре в воздухе появились самолеты, в том числе противотанковые штурмовики. В результате налета два ИС-85 1-го гв. полка были выведены из строя.

Может показаться странным, что противотанковые штурмовики с мелкокалиберными пушками («Хеншели-129» использовали 30-мм пушки) могли поражать тяжелые танки и самоходки. Однако этот факт подтверждается советскими документами. Описывая опыт применения танков ИС, в сводке обобщенного боевого опыта 1-го УФ за март указывалось: «Верхние надрадиаторные листы чрезмерно хрупки, жалюзи имеют незащищенные большие окна. При налете авиации с обстрелом пулеметно-пушечным огнем пули и осколки попадают под жалюзи радиатора и в воздушные карманы и легко пробивают верхние тонкие броневые листы»[121].

Следующая атака на Дзелинче последовала от Бокиевки в 14.00 18 марта. Атаку предварял удар артиллерии и авиации, причем, по советским данным, в налете участвовали четыре противотанковых Ю-87 с пушками[122]. Атака пришлась по позициям 1-й батареи только что прибывшего полка ИСУ-152. В результате тяжелого боя 3 установки были сожжены немецкими танками, а 2 установки — стали жертвами атаки противотанковых штурмовиков[123]. Это вкупе с двумя вышеупомянутыми ИС-85 — один из немногих подтвержденных успехов «Хеншелей-129» под Проскуровом. Самоходчики в свою очередь заявили об уничтожении 5 «Тигров». Для поддержки 1-й батареи из Дзелинче была немедленно выдвинута 4-я батарея ИСУ-152. Повергшись атакам немецких танков, батарея потеряла 3 ИСУ-152 сожженными, претендуя на 4 подбитых «Тигра»[124].

Тем временем в бой вступил 58-й тяжелый танковый полк, который в 15. 30 четырьмя ИСами оседлал большак Дзелинче — Бокиевка. Следующая немецкая атака последовала в 15.40 сразу с трех направлений: из Бокиевки с запада, из Хоминцев с юга и из Третельников с северо-запада. Это вынуждало танки обороняющихся разворачиваться в сторону одной атаки и подставлять борт другому направлению. Именно такая тактика сработала против полка ИСов. Встретив в лоб атаку с запада от Бокиевки, ИСы попали под огонь во фланг с юга от Хоминцев, когда с дистанции 1000 метров был подбит один танк. Развернувшись к Хоминцам, ИСы не заметили удара от Третельников. Подобравшиеся на 600 метров немецкие танки подожгли сразу все 5 ИСов. Пехота 309-й дивизии к тому моменту уже отошла на восточную окраину Дзелинче.

Последними в сражение за Дзелинче вступили части 6-го гв. танкового корпуса. Весь день они находились на марше и подошли к полю боя только в 17.00 18 марта. Однако 6 танков бригады и ее батальон автоматчиков уже не могли переломить ход боя за деревню. Заявка бригады за день составила 6 танков противника сожженными и один подбитым. Довольно странно, но командир 53-й бригады В.С. Архипов в мемуарах вообще никак не комментировал ее действия под Дзелинче.

В бою за Дзелинче также участвовала противотанковая артиллерия. Как указывается в отчете штаба артиллерии 1-й гв. армии: «Наши танки Т-34 и пехота, не принимая боя, отошли в деревню, таким образом 4 гв. ИПТАП, занимавший боевой порядок на зап. и юж. окр. Дзелинче, остался совершенно без прикрытия»[125]. В некоторой степени оправданием для пехоты 309-й стрелковой дивизии является ее слабый состав, на тот момент она насчитывала 12 рот по 20 человек — всего 240 «активных штыков».

Поначалу грамотно подготовленные позиции позволили противотанкистам держаться и наносить потери противнику. Подпустив немецкие танки на 400–500 метров, фланговые батареи открыли огонь и подожгли три танка. Попытка обходного маневра срезу же вывела атакующих под огонь других батарей 4-го гв. ИПТАП. Однако отсутствие целостной системы обороны Дзелинче и плотный снегопад позволили немцам успешно выполнить обходной маневр с северо-запада. Танки и мотопехота группы Беке вышли в тыл позициям советского противотанкового полка, давя орудия гусеницами и расстреливая артиллеристов. По итогам дня 4-й гв. ИПТАП потерял шесть орудий разбитыми и раздавленными, два автотягача, полностью погибли три орудийных расчета. 4-й гв. ИПТАП претендовал на уничтожение 9 танков противника, из них 4 «Тигров».

Несмотря на своевременное усиление правого фланга 3-й гвардейской танковой и 1-й гвардейской армий, по итогам дня 18 марта Бокиевка и Дзелинче все же были потеряны. Тем не менее успех с захватом Дзелинче достался группе Беке нелегко. В дневном донесении III танкового корпуса указывалось: «Наступление с целью уничтожения противника в районе Зелинча и западнее столкнулось с упорным сопротивлением противника и добилось успехов лишь во второй половине дня»[126]. Немецкая сторона претендовала на захват 187 пленных, уничтожение 23 танков, 3 штурмовых орудий (так обычно проходили СУ-85 и СУ-152), 21 орудия, 11 противотанковых пушек. По крайней мере по танкам и САУ эта заявка неплохо коррелирует с советскими данными о потерях под Дзелинче.

Из описания боя хорошо видно, что проблемой для советской стороны стало поэшелонное вступление в бой выдвигавшихся к Дзелинче резервов: сначала Т-34 из 229-го полка, затем ИСУ-152, потом ИСы, затем снова Т-34. Однако в отсутствие рокировки резервов группа Беке продвинулась бы глубоко во фланг и тыл советских войск к западу от Проскурова.

Каковы же были реальные потери группы Беке? После боев у Дзелинче состояние техники III танкового корпуса характеризовалось нижеследующими цифрами (см. таблицу).

Таблица. Состояние бронетехники III танкового корпуса 1-й танковой армии на 9.00 19 марта 1944 г.[127]

* — 2 линейных, 2 командирских «Пантеры».

** — Разбиты по нескольким боевым группам.

*** — 3 линейных и 2 командирских «Тигра».

Как видно из этих данных, количество линейных «Тигров» 509-го батальона даже увеличилось на одну единицу по сравнению с предыдущим днем. Однако, скорее всего, потери были компенсированы вводом танков из ремонта. По состоянию на 15 марта в краткосрочном ремонте находилось 2 «Тигра»[128]. В литературе указывается потеря в боях за Дзелинче одного «Тигра» безвозвратно и еще четырех — подбитыми[129]. II батальон 23-го танкового полка потерял минимум 5 «Пантер». Также вышли из строя по крайней мере 8 Pz. IV и 6 «Штурмгешютцев» из состава других частей группы Беке. В любом случае практически неоспоримым фактом является падение числа боеготовой бронетехники группы Беке до достаточно низкого уровня, существенно снижающего ее наступательные возможности. Бои следующего дня подтверждают этот вывод.

Столкнувшись с сильными контрударами противника, командование 3-й гв. танковой армии продолжило наращивать численность группировки на своем правом фланге. Как раз в этот момент пополнение из 20 Т-34 получила 91-я танковая бригада И.И. Якубовского, до этого остававшаяся «безлошадной». Пополненная техникой бригада сразу же была выдвинута в район Дзелинче. В отчете бригады указывалось: «Вследствие наличия в Дзелинче значительного количества тяжелых танков противника типа «Тигр» и «Пантера» и недостаточной огневой мощи вооружения танка Т-34 для поражения указанных танков при ведении фронтального (лобового) огня было решено оборону организовать с таким расчетом, чтобы вести фланговый огонь по бортам тяжелых танков противника для поражения уязвимых мест»[130].

Помимо пополненной бригады Якубовского, на направление обозначившегося удара противника дополнительно выдвигались полки ИСов. В подчинение 6-го гв. танкового корпуса передавались 74-й гв. тяжелый танковый полк (16 ИСов) и 29-й гв. танковый полк (4 ИС-2). Также в распоряжении командования 3-й гв. танковой армии оставались боеспособные ИСУ-152 399-го полка.

Основной проблемой обороняющегося, как обычно, являлось точное определение направления удара противника. Группа Беке могла двинуться из захваченной деревни Дзелинче на север, в Юхимовцы, но с тем же успехом она могла атаковать на северо-восток, в общем направлении на Черный Остров. Штаб Рыбалко склонялся к первому предположению, и поэтому наиболее сильные резервы (два полка ИС) заняли оборону фронтом на юг у Юхимовцев, здесь же находились бригады 6-го гв. танкового корпуса. Сюда же поставили 4 ИСУ-152 399-го полка (оставшиеся 5 установок были в полосе 7-го гв. танкового корпуса, оборонявшегося фронтом на юг). Таким образом Юхимовцы были превращены в настоящий бастион, ощетинившийся танковыми орудиями калибром от 76 мм до 85 мм и 122-мм и даже 152-мм самоходок. Вооруженную же только новенькими «тридцатьчетверками» (17 машин в строю[131]) 91-ю бригаду поставили в оборону фронтом на запад.

Однако с утра 19 марта группа Беке попыталась возобновить наступление из Дзелинче не на север, а на восток, на деревню Редкодубы, между двумя лесными массивами вдоль дороги на Черный Остров. Атаке предшествовала авиационная подготовка, длительная по времени (с 8.00 до 10.30), но небольшим числом самолетов. В середине дня позиции бригады Якубовского были дважды атакованы «Пантерами», которых наши танкисты насчитали 7 единиц. Атаки успеха не имели, по советским данным, было подбито два танка противника. По-настоящему сильный удар последовал в 15.30, когда позиции 91-й бригады атаковали 2 «Тигра», 7 «Пантер» и 7 «Т-4». Судя по всему, танкисты бригады Якубовского неплохо разбирались в технике противника — этот набор техники примерно соответствовал составу группы Беке на 19 марта. Как отмечалось в отчете бригады: «Атака противника носила яростный характер, и бои по отражению атаки были ожесточенными. Атака продолжалась в течение полутора часов»[132]. Выбранные частями 91-й бригады позиции оказались удачными, и в итоге атаку удалось отбить, по итогам боя советская сторона претендовала на три сожженных танка противника. Последним аккордом стала попытка обходного маневра, также потерпевшего неудачу. При отходе на исходные позиции две «Пантеры» застряли в болоте и были взорваны немцами.

Командир 91-й танковой бригады И.И. Якубовский впоследствии вспоминал:

Всего за 19 марта 91-я бригада отчиталась о 6 уничтоженных танках противника и еще 4 подбитых. В истории 23-й танковой дивизии (которой принадлежал батальон «Пантер») признается потеря 2 машин безвозвратно за 19 марта. Однако по донесению на 20 марта в батальоне осталась всего одна боеготовая «Пантера»[134], т. е. вышло из строя минимум 4 танка. Численность боеготовых машин 509-го батальона «Тигров» упала на одну единицу — в строю остались 2 машины. При этом потери 91-й бригады были низкими, на 20 марта в строю было 15 Т-34, всего на две машины меньше, чем перед боем за Редкодубы[135].

Ввиду того, что ожидавшаяся атака противника от Дзелинче на север, на Юхимовцы, не состоялась, 6-й гв. танковый корпус, полки ИСов и полк ИСУ в бою 19 марта практически не участвовали. Контратака на Дзелинче также не состоялась. По всем признакам советское командование ожидало более сильных атак, чем последовали на Редкодубы, и не стало рисковать. Ведь за сравнительно слабыми атаками на восток мог последовать куда более мощный удар в северном направлении. Еще одним фактором, несомненно, являлась подготовка к новой наступательной операции, но об этом — в следующей главе.

В свою очередь германское командование столкнулось с серьезными проблемами на правом крыле 1-й танковой армии, на стыке между XXIV и XXXXVI армейскими корпусами. Локтевая связь между этими корпусами оказалась нарушена — на положение армии Хубе оказало влияние наступление 2-го Украинского фронта (Уманско-Ботошанская операция). Это заставило практически немедленно изымать из-под Проскурова управление III танкового корпуса и перебрасывать на восток, для «сшивания» стыка между XXIV и XXXXVI армейскими корпусами. Соответственно 6-я тд, боевая группа 11-й тд, 509-й батальон «Тигров», батальон «Пантер», батальон «Хорниссе» передавались LIX корпусу.

Потери бронетехники 3-й гв. танковой армии характеризовались следующими цифрами (см. таблицу).

Хорошо видно, что потери от авиации составляют ничтожную цифру и пострадали от нее на этом этапе только легко бронированные СУ-76. Это достаточно красноречиво свидетельствует о реальных успехах противотанковых «Хеншелей-129», атаковавших части армии Рыбалко под Проскуровом. Тем не менее «атаки штурмовой авиации противника», приводившие к потерям бронетехники, в отчетных документах армии Рыбалко упоминаются. То есть нельзя сказать, что «Хеншели» вообще не заметили. Однако главным врагом советских танков и САУ по-прежнему оставались артиллерийские орудия, танки и САУ противника.

Большую часть марта для частей 3-й гв. танковой армии самой актуальной задачей являлась борьба с танками противника. Это заставляло несколько однобоко смотреть на САУ и их задачи в наступательных операциях армии. По итогам мартовских боев СУ-85 заслужила лестную характеристику, в противоположность СУ-76.

Как мы видим, раскисший украинский чернозем стал серьезным экзаменом для СУ-76, и нельзя сказать, что самоходка этот экзамен однозначно выдержала.

Глава 5 Гвардейский удар тяжелых танков (1-я гв. А)

Несмотря на мощную артподготовку, наступление 1-й гвардейской армии на Староконстантинов было встречено, как указывалось в ЖБД армии, «сильным огневым сопротивлением». Одной из «изюминок» спланированной командованием 1-го Украинского фронта операции было массированное использование полков новейших танков ИС в полосе 1-й гвардейской армии. Поэтому после 45-минутной артиллерийской подготовки на позиции немцев двумя эшелонами двинулись танки. В первом эшелоне двигались Т-34, во втором — ИСы. Не обошлось без традиционных для многих операций организационных нестыковок, и 6 Т-34 93-й танковой бригады почти сразу подорвались на минном поле, о существовании которого танкистов не информировали. ИСы таких казусов избежали, поддерживали продвижение пехоты вперед, помогали отражать контратаки.

Наступление развивалось настолько успешно, что уже вечером 4 марта один из полков ИСов (58-й гв. ттп) получил приказ посадить на броню 200 мотострелков в качестве десанта и «к утру 5.3.44 овладеть Староконстантиновом»[138]. Однако это было лишь благое пожелание. В течение ночи на 5 марта 58-й гв. танковый полк заправлялся горючим. Несмотря на хорошие маневренные качества ИСов, продвижение по вязкой грязи приводило к расходу на 15–17 км движения 0,5 заправки горючего.

Для командования немецкого LIX корпуса ситуация на тот момент выглядела как близкая к катастрофической ввиду обхода левого фланга корпуса ударом танков с полным развалом фронта. В этой ситуации успешное наступление советских войск на правом фланге корпуса лишь усугубляло ситуацию. Как свидетельствует история 1-й танковой дивизии, решение об отходе было принято на уровне группы армий: «Фельдмаршал фон Манштейн, который в этот день находился на фронте LIX AK возле Шепетовки и лично наблюдал развитие ситуации, приказал немедленно отводить уже прорванный в нескольких местах фронт пехотного корпуса на юг, к Проскурову»[139]. Уже вечером 4 марта в соответствии с приказом начинается отход 19-й танковой, 96-й и 291-й пехотных дивизий.

Организованный отход требовал хотя бы временного удержания промежуточных позиций, и поэтому 5 марта сражение под Староконстантиновом закипело с новой силой. В бой вступили переброшенные в полосу LIX корпуса резервы, части 1-й танковой дивизии и полк 208-й пехотной дивизии. Буквально утром 5 марта танко-гренадерский полк первым занял позиции в опорном пункте у поселка Белецкое. Перешедшие в наступление советские части были встречены плотным огнем и продвижения не имели. Однако в 9.30 последовала атака ИС-85 58-го гв. танкового полка, и немецкая оборона дрогнула. На тот момент еще не подтянулись противотанковые средства, а «Пантеры» соединения держали оборону к западу от Староконстантинова.

На всем фронте 1-й гв. армии 5 марта немцы, прикрываясь контратаками при поддержке танков и самоходных орудий, медленно с боем отходили в южном направлении. Целостность фронта им сохранить не удалось. В ЖБД LIX корпуса по итогам дня отмечается, что «на правом фланге корпуса вражеские атаки вновь приводят к глубоким прорывам новой оборонительной линии».

Вечером 5 марта генерал Хубе в приказе сформулировал задачи подчиненных ему войск следующим образом: «1-я ТА остановит наступление противника на Случи и отбросит прорвавшегося на юг противника»[140]. Соответственно задачей войск Шульца стал организованный отход на юг, ему предписывалось:

В отсутствие «Тигров» и «Пантер» сдерживание наступления советской пехоты, поддержанной ИСами, шло не слишком успешно. 6 марта 1-я танковая дивизия обороняла селение Огиевцы, атакованную двумя ротами ИС-85 58-го гв. полка с разных направлений. Противодействие в отчете полка оценивалось как «сильный огонь из самоходной артиллерии». Артиллерийской поддержки у ИСов не было. Ценой потери двух танков сгоревшими немцы были выбиты из Огиевцев. Соседние Радковцы также пали под ударами ИС-85 1-го гв. танкового полка. В составе переданной 1-й танковой дивизии 276-й бригады штурмовых орудий к вечеру 6 марта насчитывалось 6 боеготовых самоходок, 16 в краткосрочном ремонте и 1 одна числилась в безвозвратных потерях[142]. То есть по меньшей мере половина из 12 имевшихся к началу операции «Штурмгешютцев» бригады была выбита в боях.

В целом день 6 марта ознаменовался для немцев очередным кризисом обороны, когда 107-й стрелковый корпус преодолел рубеж реки Случь. Это позволяло развивать наступление в тыл Староконстантинову по южному берегу реки. Для развития успеха на южный берег Случи был выдвинут из резерва 29-й гв. тяжелый танковый полк на ИС-122 (ИС-2). В этот момент Староконстантинов был объявлен Гитлером «крепостью», т. е. его предполагалось удерживать даже в условиях окружения. Угроза окружения на момент объявления «крепостью» была более чем реальной.

Угрожающее развитие событий на правом фланге LIX корпуса заставило 7 марта вернуть «Пантеры» 1-й танковой дивизии. Это сразу же сказалось на результатах наступления на Староконстантинов. В атаке от Огиевцев 58-й гв. танковый полк потерял сразу 5 ИС-85 сгоревшими и вынужден был отступить[143]. Однако жесткое противодействие не стало непреодолимым препятствием — задача дня была выполнена за счет обходного маневра. Одновременно угроза прорыва по южному берегу Случи заставила немецкое командование выдвинуть «Тигры» 509-го батальона в полосу 19-й танковой дивизии, туда же была рокирована боевая группа «Дас Райха». Это позволило избежать катастрофы с прорывом советских танков в тыл группировке в Староконстантинове, 29-й гв. полк в этих боях потерял 1 ИС-122 сгоревшим и 1 ИС-122 подбитым[144].

Тем временем отступление LIX корпуса становилось все более хаотичным. Историограф 1-й танковой дивизии Штовес описывал происходящее следующим образом:

Вся эта масса техники подвергалась налетам советских штурмовиков, что еще больше увеличивало хаос.

8 марта Гитлер отменил свой приказ об объявлении Староконстантинова «крепостью» и тем самым санкционировал отход от города дальше на юг. В ЖБД LIX корпуса прямым текстом указывается, что «приказ фюрера об удержании Старо-Константинова отменен». Как мы видим, легенды о твердолобости и негибкости «бесноватого фюрера» все же несколько преувеличены. Для LIX корпуса это означало возможность отступить от города дальше на юг.

Однако собственно 8 марта бои за Староконстантинов еще продолжались. ИС-85 58-го гв. полка и танки 1-й танковой дивизии вели бой в районе сахарного завода на северо-востоке города. Расстреляв боекомплект, экипажи ИСов продолжили бой гранатами. К полуночи вся северная часть города была в руках советских войск. Переправа через Случь не состоялась только ввиду взрыва мостов. В горящем городе было брошено большое количество техники и военного имущества.

К тому моменту состояние корпуса Шульца в дневном донесении 1-й танковой армии от 9 марта описывалось в крайне мрачных тонах:

В этих условиях отход являлся, пожалуй, единственным разумным выбором. Приказ на отход последовал 9 марта, и LIX корпус начал отход сначала на промежуточный рубеж южнее р. Случь, а затем на р. Бужок. Ввиду угрозы перехвата шоссе Староконстантинов — Проскуров на правый фланг корпуса была рокирована 6-я танковая дивизия. Она выдвинулась в район к востоку от шоссе уже 8 марта.

Организовать немедленную атаку на шоссе и отсечь пути отхода колонн немецких частей на Проскуров помешала общая для мартовской операции проблема снабжения.

9 марта ИС-122 29-го гв. полка стояли в ожидании горючего. Только к вечеру этого дня два танка притащили на буксире три автомашины с горючим и боеприпасами. С утра 10 марта началось наступление в направлении шоссе. По немецкой версии событий, им удавалось сдерживать натиск советских танков до вечера, когда по шоссе прошли все обозы. По советским данным, сдерживание ИСов стоило 6-й танковой дивизии 6 Pz. IV и 1 «Пантеры». 29-й гв. полк потерь не имел.

Соответственно потери и состояние танкового кулака из тяжелых танков и самоходок 1-й гвардейской армии характеризовались на 10 марта следующими цифрами (см. таблицу).

* Танки КВ, Т-60 и САУ СУ-152, имевшиеся в бригаде к началу операции в единичных экземплярах, позднее в ведомостях наличия матчасти уже не показывались. Вероятнее всего, они вышли из строя и были сданы в капитальный ремонт.

Графы «Подбито» и «В ремонте» не совпадают, т. к. в последней также показаны боевые машины, вышедшие из строя по техническим причинам. После почти недели боев тяжелые танковые и самоходные полки 1-й гвардейской армии сохранили боеспособность и были готовы поддержать новый бросок вперед. Людские потери 1-й гвардейской армии с 1 по 10 марта составили 7531 человек, в том числе 1411 человек убитыми и 3 пропавшими без вести[148].

По окончании первой декады марта также можно подвести некоторые итоги советского наступления по фронту в целом. Согласно «Справке о безвозвратных потерях танков и САУ танковыми и механизированными войсками 1-го Украинского фронта за период с 1 по 10.3.44 г.»[149] потери всех танковых соединений и частей фронта составили:

ИС-85 — 7;

ИС-122 — 4;

Т-34 — 149;

ИСУ-152 — 1;

СУ-85-11;

СУ-76-15.

Часть этих танков и САУ могла быть отремонтирована, но восстановление сдерживалось отставанием на раскисших дорогах ремонтных подразделений. Впрочем, та же картина наблюдалась по другую сторону фронта.

Ввиду отсутствия времени на построение развитой системы инженерных сооружений обороны, немецкое командование стремилось в максимальной степени использовать естественные препятствия. Очередным таким рубежом стала река Бужок, протекавшая к северу от Проскурова.

Отход не прошел для LIX корпуса безболезненно. Он сказался, прежде всего, на артиллерии всех типов. На 6 марта в составе артиллерии 96-й пехотной дивизии насчитывалось 7 sFH, 26 leFH, 13 75-мм ПТП, 291-й пехотной дивизии — 6 s. F. H. 414 (f), 3 sFH18, 10 leFH18, 8 FK 7,5 (f), 4 75-мм ПТП. На 12 марта артиллерия двух этих соединений просела в численности соответственно до 7 sFH, 11 leFH, 7 75-мм ПТП и 4 sFH (всех типов), 8 leFH18, 6 FK 7,5 (f), 5 75-мм ПТП.

В результате параллельного преследования соединения 1-й гв. армии сумели упредить LIX корпус в выходе на рубеж р. Бужок. Более того, отсутствовала локтевая связь между LIX и XXIV корпусами. Соответственно на южном берегу р. Бужок 107, 94 и 30-й стрелковые корпуса армии А.А. Гречко образовали плацдарм, нависающий над Проскуровом. Штаб А.А. Гречко нацеливал эти два корпуса в юго-западном направлении, в обход Проскурова с востока. 107-й корпус еще 11 марта получил задачу переправиться через р. Южный Буг, захватить плацдарм и наступать на Проскуров. Соседний 94-й корпус должен был выйти на Южный Буг и прикрыть фланг и тыл соседа в ходе его наступления на город. Четыре стрелковые дивизии этих двух корпусов образовывали своеобразный клин, глубоко вбитый в построение немецкой 1-й танковой армии в междуречье Бужка и Буга. Для поддержки наступления на плацдарм выдвигались танки, в том числе полки танков ИС и тяжелых самоходок ИСУ. Первым на плацдарм выдвинулся 374-й гв. тяжелый сап, он был в Редвинцах на южном берегу Бужка уже утром 12 марта. Следующим на самую «макушку» плацдарма к вечеру 12 марта вышел 12-й гв. тяжелый танковый полк. 58-й гв. тяжелый танковый полк выдвинулся на плацдарм в ночь с 12 на 13 марта. Задержался в пути из-за нехватки горючего 29-й гв. танковый полк на ИС-2. Ранним утром в 6.00 13 марта он в составе 11 машин[150] выступил из селения Матрунки с задачей выйти на «макушку» плацдарма, в Давыдковцы. Однако когда ИСы полка подошли к переправе у Маломолинцев, их встретил грохот близкого боя.

В ответ на очевидную угрозу охвата и обхода командование LIX корпуса спланировало контрудар в основание плацдарма, в направлении с запада на восток. Для контрудара по плацдарму сосредотачивались 19-я танковая дивизия (боевая численность 1003 человека), усиленная бое вой группой дивизии СС «Райх» (боевая численность 221 человек), и 6-я танковая дивизия (боевая численность 956 человек). Дополнительно 19-й танковой дивизии придавались 280-й батальон «Штурмгешютцев» и две роты «Хорниссе». В свою очередь 6-я танковая дивизия усиливалась 509-м батальоном «Тигров», ротой «Хорниссе» и батальоном «Пантер» из 1-й танковой дивизии. Численный состав бронетехники этих частей и соединений показан в таблице.

^* На 14 марта.

Конечно, эти цифры не впечатляют. Однако задача этой танковой группировке была поставлена намного скромнее, чем деблокирование XXXXII корпуса полутора месяцами ранее. По существу предполагалось срезать вклинение и установить связь с переброшенной с Уманского направления 16-й танковой дивизией.

Кроме того, необходимо напомнить, что сильной стороной немецких танковых войск всегда являлась артиллерия, в 1943–1944 г. дополненная самоходными орудиями. В составе изготовившихся для наступления дивизий собрали сравнительно сильную артиллерийскую группировку (см. таблицу).

Наличие самоходных гаубиц в условиях распутицы существенно увеличивало возможности немецкой стороны по артиллерийской поддержке наступления. Не будет излишним напомнить, что для самоходных гаубиц также имелись транспортеры боеприпасов на гусеничном ходу, способные преодолевать сложные дорожные условия.

Надо сказать, что местность на берегах реки Бужок не слишком благоприятствовала использованию танков. Она изобиловала непроходимыми даже для гусеничной техники оврагами, заболоченными водосливами и лощинами. Только что растаявший снег на полях превращал малозначительные в обычное время года препятствия в труднопреодолимые барьеры. Тем не менее удар вдоль Бужка в направлении переправ через реку позволял немцам создать серьезную угрозу всему занятому несколькими советскими стрелковыми дивизиями плацдарму.

Строго говоря, у советских войск на плацдарме было вполне достаточно сил и средств для его упорной обороны. В частности, на направлении запланированного немцами наступления имелась 32-я отдельная истребительно-противотанковая бригада, оперативно подчиненная 94-му корпусу. Также на западный фас плацдарма в деревню Аркадьевцы выдвигался 58-й гв. тяжелый танковый полк (9 ИСов)[153]. Однако задачи стрелковым, танковым и артиллерийским частям были поставлены сугубо наступательные. ИСы 58-го гв. полка и противотанковая артиллерия должны были поддержать атаку 812-го полка 304-й стрелковой дивизии вдоль р. Бужок с целью расширения занятого плацдарма.

Утром 13 марта стрелковые подразделения 304-й стрелковой дивизии сгруппировались для наступления на юг и восток, ожидая подхода ИСов и противотанкистов. Немецкий танковый удар начался раньше и пришелся в стык между нацеленными в разных направлениях полками дивизии и практически сразу привел к прорыву к Аркадьевцам, к позициям артиллерии и тылов 304-й дивизии. Внезапная атака с применением тяжелых танков заставила дрогнуть пехоту 304-й стрелковой дивизии, начался отход к переправе. Наступающие части 19-й танковой дивизии немцев разделились на две группы, наступавшие в обход Аркадьевцев в направлении переправы.

Противотанкисты встретили удар на марше, но благодаря организации разведки на марше обнаружили танки, быстро развернулись. Несмотря на то, что они избежали разгрома, ИПТАПы вступили в бой в неблагоприятных условиях. Командир 1854-го ИПТАП грамотно оценил обстановку и сразу же направил одну батарею назад, к переправе. Тем временем ИСы 58-го гв. полка также встретили немецкую атаку на марше, и было принято точно такое же решение — выделить группу для прикрытия переправы. Позднее в отзыве о действиях полка ИСов командир 304-й стрелковой дивизии гвардии подполковник М.М. Музыкин писал:

Этот маневр сыграл важную роль в ходе дневного боя. В донесении по итогам дня 19-й танковой дивизии указывалось:

«Сильная позиция» образовалась за счет грамотного выбора позиций батареями 32-й противотанковой бригады. Они обстреливали выходившие из Аркадьевцев немецкие танки в борт, заявив за день о 10 подбитых танках. В роли «сильных позиций ПТО» также выступили танки ИС-85.

Бой продолжался до самого вечера, в ИСах закончились боеприпасы, и экипажи вели бой за Аркадьевцы с помощью автоматов и гранат, а также снятых с танков пулеметов. К 17.00 немцы полностью овладели Аркадьевцами, но так и не пробились к переправе. Потери 58-го гв. полка ИСов на тот момент составили 2 танка сгоревшими и 3 подбитыми.

После утраты Аркадьевцев и безуспешных попыток вернуть контроль над деревней в течение дня в 18.00 командир 304-й стрелковой дивизии принимает решение на отход с плацдарма в Маломолинцы. 58-й гв. танковый полк прикрывал отход, отступая последним, потеряв еще 2 ИСа сгоревшими. Эти машины уже получили ранее повреждения, будучи обездвиженными, продолжали вести бой и были сожжены противником. Несмотря на общий отход, 304-я стрелковая дивизия вечером еще сохраняла за собой небольшой клочок земли на южном берегу Бужка, на котором находилось боевое охранение. 58-й гв. полк ИС-85 был выведен с плацдарма и занимался восстановлением подбитых машин. На плацдарме его заменил 29-й гв. танковый полк ИС-2 в количестве 8 машин[155], заняв оборону в засадах в деревне Редвинцы. 29-й полк успел поучаствовать в бою 13 марта и потерял одну машину подбитой, две машины вышли из строя на марше и остались к северу от Бужка.

Успехи соседней 6-й танковой дивизии 13 марта были менее впечатляющими, но продвижение вперед все же имело место. По итогам дня генерал Шульц доносил Хубе: «6-я тд и 19-я тд смогли захватить Шпичинцы, Терешевцы и Аркадьевцы. Наступление развивалось тяжело, пехотных сил не хватало, противник оборонялся упорно. Потери противника, который после преодоления его обороны местами обратился в бегство, здесь также очень велики». Таким образом, уже в первый день контрнаступления немецкой ударной группировке удалось сократить размеры советского плацдарма. Немцами было заявлено о 616 убитых советских солдатах и офицерах. Согласно ЖБД 1-й гв. армии потери всей армии за 13 марта составили 174 убитых и 545 раненых[156]. Вместе с тем нельзя не отметить, что 304-я стрелковая дивизия по итогам 10-дневки 10–20 марта 1944 г. понесла самые большие потери в 1-й гв. армии — 1726 человек, в том числе 426 человек убитыми[157].

Как ни странно, потеря Аркадьевцев и отход 304-й дивизии за Бужок не произвели особого впечатления на советское командование. Военный совет 1-го Украинского фронта требовал: «1 гв. армии — не позднее 14–15.3. 44 разбить проскуровскую группировку противника и занять Проскуров»[158]. В свою очередь штаб А.А. Гречко поставил наступательные задачи 94-му и 30-му стрелковым корпусам, требуя выхода на Южный Буг. Соответственно 29-му гв. тяжелому полку ИС-122 было приказано выдвигаться на позиции 141-й стрелковой дивизии. Лишь ввиду трудностей с постройкой моста через безымянный ручей для тяжелых танков он не ушел с направления удара немецких танков и остался в Редвинцах. Это, пожалуй, помогло избежать совсем уж катастрофического развития событий. Два других тяжелых полка (12-й гв. ттп и 374-й гв. тсап) находились в полосе 141-й и 30-й дивизии соответственно и не могли сразу же принять участие в отражении атак немецких танков.

Увертюра к продолжению немецкого контрудара состоялась на следующее утро. 14 марта 1944 г. немецкие «лаптежники» разрушили переправу, связывавшую плацдарм на южном берегу реки Бужок с главными силами 1-й гв. армии. Звучит довольно странно, но результативный удар нанесли тихоходные пикировщики Ю-87. Такая резвость от них была бы ожидаема в 1941–1942 гг., но в 1944 г. уже выглядела чем-то из ряда вон выходящим. В ЖБД 1-й гв. армии этот эпизод описан следующим образом: «Авиация противника в 9.30 20 самолетами Ю-87 бомбила переправу в районе Маломолинцы, в 11.40 15 самолетов Ю-87 вторично бомбили эту же переправу, в результате переправа разрушена»[159]. Более того, незадолго до этого в ЖБД армии отмечалось, что «на фронте армии в групповых налетах участвуют исключительно пикирующие бомбардировщики Ю-87»[160]. Так или иначе, разрушение переправы «лаптежниками» окончательно похоронило планы быстрого прорыва войск 1-й гв. армии на Проскуров через р. Бужок.

Разрушение переправы имело тяжелые последствия для советских войск на плацдарме, и в особенности для танковых и самоходных полков. Ввиду задержки с подвозом горючего продолжение немецкого контрудара сместилось на середину дня. В полдень по берлинскому времени последовал удар на Редвинцы силами 6-й и 19-й танковых дивизий. Группа Беке пошла в обход Редвинцев, имея в строю 2 Pz. IV, 5 Pz. V 1-й тд, 4 «Тигра» 509-го батальона[161]. Атака с разных направлений на Редвинцы стала тяжелым испытанием для 8 ИС-2 29-го танкового полка. В ходе боя 5 ИС-2 было сожжено, один подбит. По донесениям полка его танкисты уничтожили 6 и подбили 3 танка противника. Разбомбленная «Юнкерсами» переправа через Бужок и общий отход пехоты за реку заставили два оставшихся танка загнать в разлившуюся речку и взорвать. Подбитый ИС-2 ввиду невозможности эвакуации уже ночью был взорван силами экипажа и саперов. Оставшиеся танкисты пересекли Бужок вброд и вплавь. Обнаруженные на поле боя ИС-2 немцы идентифицировали поначалу как самоходные орудия: «Уничтожены 5 штурмовых орудий калибра 12,2 см»[162]. Так или иначе, появление новых танков не осталось незамеченным. ИС-2 для Куммерсдорфского полигона, однако, был захвачен немцами позже, уже в апреле.

По существу оборона плацдарма начала рассыпаться, находившиеся на нем соединения оказались разорваны на несколько частей. 141-я стрелковая дивизия по итогам дня одним полком (тремя батальонами) продолжала занимать позиции у Давыдковцев, на подступах к Южному Бугу, одним отошла за Бужок и одним — занимала плацдарм у Редвинцев. Отход поддерживавшего эту дивизию 374-го полка ИСУ-152, судя по сохранившимся донесениям, прошел в более благоприятных условиях. По крайней мере, полк отделался 3 ИСУ-152, застрявшими на переправе и взорванными, а на 20 марта имел в строю 13 установок.

Необходимо отметить, что поспешного отхода 14 марта не произошло. Более того, советские части постарались сохранить завоеванные позиции. 30-я стрелковая дивизия пятью батальонами осталась в районе Бахматовцев, а одним 256-м полком участвовала в бою за Редвинцы. 12-й гв. танковый полк обеспечил отход к переправе через Бужок 256-го стрелкового полка. Танкисты отчитались о 2 танках противника сожженных и 2 подбитых. Полку эти бои стоили 3 танков сожженными, еще 1 танк затонул на переправе[163]. Потеряв всю матчасть, он вышел из боя. Окруженными назвать пять батальонов у Бахматовцев было довольно сложно, т. к. сплошного фронта не было, и связь с ними поддерживалась делегатами. Сосед 30-й стрелковой дивизии — 99-я стрелковая дивизия — главными силами отошла в Ярославку и на рубеж Бужка.

Бои завершились в сумерках, уже ночью 19-я танковая дивизия докладывала: «Вечером в упорных боях Редвинцы заняты целиком, при этом уничтожено в общей сложности 7 КВ-85, один Т-34, 6 7,62-см ПТО. Пехота противника понесла большие потери в живой силе»[164].

Согласно вечернему донесению от 14 марта, в строю в составе 6-й танковой дивизии осталось только 2 Pz.IV, в 19-й танковой дивизии своих танков не имелось, в 509-м батальоне — 4 «Тигра», в 280-й бригаде — 5 «Штурмгешютцев» и в 88-м батальоне истребителей танков — 10 «Хорниссе»[165]. Таким образом, в ходе боев с ИСами, ИСУ и противотанковой артиллерией были выведены из строя все «Пантеры» (12 единиц) и по меньшей мере 4 «Тигра» из числа участвующих в контрударе. Также были подбиты или уничтожены 8 Pz. IV и 6 «Хорниссе» немецкой ударной группировки. Позднее часть танков была восстановлена. Так, на 16 марта в бронегруппе «Дас Райха» насчитывалось 2 Pz. IV, 2 «Пантеры» и 1 «Тигр».

Последним аккордом немецкого контрудара стало наступление из Редвинцев дальше на восток 15 марта. 19-я танковая дивизия (точнее, часть ее мотопехоты, посаженная на оставшиеся танки) уже к 14.00 прорвалась к Ярославовке и установила контакт с 16-й танковой дивизией. Плацдарм был полностью пройден с запада на восток вдоль Бужка. Поскольку перспективы восстановления связи с изолированными батальонами становились туманными, вечером 15 марта стрелковому полку 141-й дивизии приказали соединиться с пятью батальонами в Бахматовцах и занять круговую оборону.

По существу советский плацдарм, с которого можно было бы развивать наступление в обход Проскурова с востока, перестал существовать. На вечер 15 марта он остался лишь в форме изолированных в районе Давыдковцев и Бахматовцев частей. Позднее эти части, пользуясь отсутствием сплошного фронта, отошли на восток. Вместе с тем опереться на рубеж Бужка немцам не удалось, в дневном донесении LIV корпуса от 16 марта констатировалось: «Полностью очистить от врага южный берег Бужка пока не удалось»[166]. Однако задачи контрудара были в целом решены. Танки и САУ участвовавшей в ликвидации плацдарма ударной группировки (группа Беке, танки 1 тд, «Тигры» и «Хорниссе») передавались в III танковый корпус, рокировки резервов вдоль фронта продолжились.

Оборонявшиеся на плацдарме соединения понесли достаточно серьезные потери. Достаточно ярко они характеризуются изменением численности соединений (см. таблицу).

По приведенным данным видно, что больше всего в ходе боев на рубеже р. Бужок пострадала 141-я стрелковая дивизия, хотя эти потери связаны также с боями в районе Давыдковцев в начале декады. Уничтожения соединений не произошло, и немалую роль в этом сыграли тяжелые танки и САУ, сдерживавшие атаки немецких танков. Без них бои за плацдарм привели бы к катастрофе уже в первый день немецкого наступления.

Полностью заявка немцев по итогам боев за плацдарм выглядела следующим образом: «Общие потери противника в ходе нашего наступления с 13 по 16 марта для ликвидации прорыва противника через Бужок в районе Маломолинцев: 1650 убитых (1139 точно), 380 пленных, 18 танков, 3 штурмовых орудия, 92 орудия, 25 ПТО, 7 минометов, 58 тяжелых пулеметов, 114 легких пулеметов, 67 ПТР, 13 грузовиков, мотоцикл, 2 повозки с боеприпасами, радиостанция, много автоматов и винтовок»[168].

Утрата плацдарма у Маломолинцев со сравнительно большими потерями в людях и технике была непростительной ошибкой командования 1-й гв. армии. Если успех первого удара 13 марта еще можно объяснить внезапностью, то дальнейшее стремление к безоглядному наступлению штаба А.А. Гречко в ущерб обороне уже занятых позиций оправдать уже сложно. Понесенные потери в дальнейшем сказались на боеспособности соединений 1-й гв. армии в боях с прорывающимися из окружения немецкими частями. Особенно контрастируют эти потери и результаты боев за плацдарм с вполне успешным удержанием занятых позиций 6-м гв. мехкорпусом под Скалатом.

В целом потери 1-й гв. армии за десятидневку с 10 по 20 марта можно оценить как достаточно чувствительные. Всего было потеряно 12 083 человека, в том числе 2520 человек убитыми и 621 пропавшими без вести[169]. Заметное увеличение потерь в сравнении с предыдущим периодом объясняется, с одной стороны, тем, что шли непрерывные бои (в предыдущую декаду интенсивные боевые действия начались 4 марта), а с другой стороны, тем, что командование немецкой 1-й танковой армии выдвинуло навстречу советскому наступлению крупные силы с Уманского направления.

Глава 6 «Крепость Тарнополь». Первая попытка

Борьба за город Тарнополь, с одной стороны, являлась периферийной по отношению к наступлению к Днестру. С другой стороны, в схватке за этот крупный узел дорог Западной Украины сторонами оказались задействованы достаточно крупные силы. Поэтому описание боевых действий, приведших к образованию «котла Хубе», будет неполным без описания сражения за Тарнополь. После прорыва с плацдарма на Горыни 60-я армия И.Д. Черняховского находилась в весьма выгодном положении. Ушедшие вперед в прорыв танковые и механизированные корпуса танковых армий В.М. Баданова и П.С. Рыбалко сковали немногочисленные немецкие резервы, позволив движущейся за ними пехоте идти по следам танковых гусениц. Помимо наступления вслед за танковыми армиями задачей 60-й армии являлось обеспечение западного фланга наступления 1-го Украинского фронта. Здесь тоже обстановка была достаточно благоприятной, сплошной фронт у немцев на данном направлении отсутствовал. Правофланговыми соединениями армия двигалась на Збараж и Тарнополь.

Впереди двигались танки 4-го гв. танкового корпуса. Для стрелковых соединений 60-й армии бригады корпуса П.П. Полубоярова были как «иголка», за которой они двигались «ниткой», развивая успех танкистов. В данном случае «двигались танки» отнюдь не фигура речи, эти слова следует понимать в буквальном смысле. Вперед продвигались танки с десантом мотопехоты на них, иногда также нагруженные бочками с горючим.

Именно такая кавалькада из 10 танков (8 машин 14-й гв. тбр и 2 машины из управления корпуса) с десантом вечером 5 марта вышла к городу Збараж с востока. В одном из танков управления корпуса был сам П.П. Полубояров, не чуравшийся лично идти на острие главного удара. В городе было тихо, в домах горел свет, а солдаты гарнизона, состоявшего из полка дивизии СС «Галичина», безмятежно смотрели кино. Видимо, с несением службы у «Галичины» были серьезные проблемы, поскольку танки прорвались в Збараж совершенно неожиданно, вызвав панику и переполох солдат гарнизона. «Тридцатьчетверки» с десантом, стреляя во все стороны, прошли город насквозь и заняли оборону даже не на южной окраине, а на переправе Черниховцы к юго-западу от города. Не зная этого, водители автомашин в Збараже собрались в колонну и попытались уехать в Тарнополь. Натолкнувшись на заслон из советских танков, водители колонны побросали машины и рассеялись по полю, ведя беспорядочный огонь. Всю ночь в Збараже шла стрельба между советскими пехотинцами и отдельными мелкими группами немцев и украинских эсэсовцев.

Однако численность танкового десанта в 60 человек не позволяла очистить город от засевших в домах солдат «Галичины» и мелких немецких подразделений. Усугублялась ситуация тем, что разведка обнаружила подход к городу крупных сил немцев с бронетехникой. Кроме того, поддержку гарнизону Збаража оказывал немецкий бронепоезд № 71. Именно десант бронепоезда вытащил из города штаб украинских эсэсовцев.

Генерал Полубояров немедленно обратился к командарму-60 И.Д. Черняховскому с просьбой высвободить 13-ю гв. танковую бригаду, ранее направленную на Вишневец в качестве передового отряда. Одновременно подтягивались другие части корпуса. Бригада мотострелков подошла в Збараж в ночь с 5 на 6 марта, располагая только легким пехотным оружием. Впрочем, его было вполне достаточно для очистки города от разрозненных групп противника. К середине дня 6 марта к Забаражу подошла 13-я гв. танковая бригада и с ходу вступила в бой за станцию Збараж. Противником бригады стали пехотинцы и бронепоезд. Для борьбы с последним были выделены две СУ-85, которые быстро вывели бронепоезд из строя. Этот факт подтверждается немецкими данными, в отчете бронепоезда № 71 указывается: «Локомотив получил несколько прямых попаданий и лишился хода». Однако в тот момент немцам удалось избежать безвозвратной потери бронепоезда: неповрежденную часть бронеплощадок отцепили и увели, а ночью с помощью трех паровозов эвакуировали поврежденную часть. Бронепоезд № 71 ушел на ремонт. После вывода из строя бронепоезда 13-я гв. танковая бригада заняла станцию Збараж и перешла к обороне, перехватывая подходившие к городу дороги. Одновременно бригада вела разведку возможных маршрутов на Тарнополь.

Наибольшую опасность для бригад 4-го гв. танкового корпуса в тот момент представляли немецкие резервы с танками и САУ. Збараж был в течение 6 марта несколько раз контратакован «танками» в количестве 10–11 машин (по советским данным). По немецким данным, в этом районе действовали штурмовые орудия в количестве 7 единиц. Однако, разумеется, нельзя исключать использование подходящих с запада танков 7-й танковой дивизии, продвигающихся на соединение с главными силами дивизии в Волочиске. К тому же, по имеющимся обрывочным сведениям, контратакующей группой руководил майор доктор Й. Эразмус из 7-й танковой дивизии.

Тем временем командование фронта потребовало от И.Д. Черняховского уже к вечеру 7 марта овладеть Тарнополем. По существу на тот момент по обе стороны фронта шла гонка, и очень тонкая грань отделяла успех от неудачи. Немецкая сторона стремилась восстановить целостность фронта за счет прибытия свежих соединений, которые передавались под управление XXXXVIII танкового корпуса. Это были недавно сформированные 357-я и 359-я пехотные дивизии, выгружавшиеся с 7 марта в районе Тарнополя. В ЖБД 4-й танковой армии особо отмечалось: «К обеим дивизиям следует предъявлять меньшие требования, чем к остальным, поскольку 2/3 их личного состава 1926 г. рождения». Дивизии были укомплектованы по штату личным составом, но им не хватало средств связи и другого снаряжения.

Контратаками в районе Збаража германское командование выигрывало время на развертывание прибывающих соединений. В этих боях бригады 4-го гв. танкового корпуса понесли ощутимые потери, в строю в корпусе осталось 19 Т-34 и 6 СУ-85[170]. Надо сказать, что уже 7 марта П.П. Полубояров попытался развить наступление в направлении Тарнополя, однако оно уперлось во взорванную переправу у Черниховцев. В свою очередь немцы перебросили через реку рядом с взорванной переправой сборный металлический мост и продолжили контратаки на Збараж. В этот момент Полубояров показал себя как грамотный танковый командир. Выставив заслон в южной части Збаража, он собрал ударную группу (12-я гв. тбр с батальоном мотострелков), которая в обход, по другому берегу реки ударила на Черниховцы. Этот маневр заставил контратакующую группу поспешно отойти на Тарнополь. Дорога на город была свободна. Сдерживало бригады корпуса генерала Полубоярова только традиционное для мартовских боев отсутствие горючего, его на тот момент оставалось всего 0,2–0,3 заправки.

Серьезным препятствием для продвижения вперед для советских войск стали размытые грунтовые дороги. Автотранспорт наступающей 60-й армии застрял, образуя громадные пробки по несколько сот машин. Во избежание потерь машин приходилось даже собирать автотранспорт в отдельные укрытия, где он оставался под охраной до восстановления проходимости дороги. Артиллерия на механической и гужевой тяге также застряла и продвигалась с большим трудом. Гужевые повозки проталкивали вперед буквально на руках. В одном из советских отчетов по итогам мартовских и апрельских боев условия наступления описывались несколькими короткими, но емкими фразами: «Пехотные части двигались по колено в грязи, условия для маневра и питания боя боеприпасами были исключительно тяжелыми».

К вечеру 7 марта в район Збаража начали подходить части 15-го стрелкового корпуса. Возглавлял корпус на тот момент генерал-майор И.И. Людников, ветеран Сталинграда, прославившийся обороной «острова Людникова». Надо сказать, что в тот момент стрелковые части корпуса И.И. Людникова испытывали общие для фронта проблемы с продвижением в условиях распутицы. В отчете 322-й сд корпуса по итогам боев указывалось, что 8 марта ее полки продвигались вперед, «имея недостаточное количество боеприпасов и не имея вообще артиллерии, последняя из-за очень плохих дорог отстала»[171]. Командарм И.Д. Черняховский поставил 4-му гв. танковому корпусу задачу во взаимодействии со стрелковыми частями 8 марта овладеть Тарнополем и закрепиться в нем, прочно удерживая подступы к нему. Для обеспечения броска на Тарнополь были предприняты титанические усилия по восстановлению подвижности танков. С помощью пары связных самолетов У-2 по 400 кг за рейс подвозилось горючее по воздуху. Также из района Ямполь в сопровождении 5 танков (не столько для охраны, сколько для вытаскивания застрявших машин) выступила колонна грузовиков с дизтопливом и маслом. Последнее к тому моменту стало жизненно необходимым средством поддержания боеспособности танков — двигатели изношенных в предыдущих боях «тридцатьчетверок» потребляли больше масла. Некоторое количество горючего было изыскано в самом Збараже. Все это позволило заправить танки и довести запас топлива в них до 0,7–0,8 заправки.

Так же как и на других участках фронта, практически вся артиллерия 4-го гв. танкового корпуса отстала на раскисших дорогах. Полностью отсутствовала противотанковая артиллерия, как 57-мм пушки, так и 85-мм орудия, что существенно снижало возможности противостояния немецким танкам новых типов. Имелось в наличии только 12 120-мм минометов и 3 установки РС («катюши»).

Кратчайшим путем к Тарнополю было шоссе Збараж — Тарнополь. Однако здесь же ожидалось и наибольшее сопротивление противника. По плану П.П. Полубоярова прорваться к городу предполагалось обходным маневром через деревню Дубовцы силами 12-й и 13-й гв. танковых бригад, одновременно сковывая противника с фронта силами 14-й гв. танковой бригады. Первой в город по плану входила с севера 13-я гв. танковая бригада, ведя за собой пехоту и прорываясь до южной окраины, где и должна была занять оборону. Тем самым город изолировался от подхода подкрепления. Этот прием был, можно сказать, «изюминкой» тактики взятия городов П.П. Полубоярова. Тем самым не только блокировался подход подкреплений, но и создавалась иллюзия окружения. После этого начинался штурм силами мотострелков и пехотинцев. Все строилось на внезапности атаки, поскольку подошедшие на подступы к Тарнополю части располагали только мелкокалиберной артиллерией с ограниченными запасами боеприпасов. Весь колесный транспорт встал, и боеприпасы доставляли на У-2.

Начало наступления было задержано опозданием с выходом на исходные позиции пехоты 15-го стрелкового корпуса. В итоге атака началась еще в темноте, в 5.15 9 марта. Уже в 6.00 танки и самоходки 13-й гв. танковой бригады достигли северо-восточной окраины Тарнополя и вошли в город. Ворвавшись на улицы, танки давили автомашины, повозки и метавшихся немецких солдат, наводя панику. Уже при входе в город «тридцатьчетверки» порвали линию освещения и связи. Ставка на внезапность в значительной степени оказалась оправданной: вплоть до рассвета организованное сопротивление отсутствовало, если не считать за таковую беспорядочную стрельбу из личного оружия. Однако именно в северной части города расположился направленный в Тарнополь «фюзилерный батальон “Демба”», сформированный из унтер-офицерской школы. Подразделения «Дембы» не поддались общей панике и заняли круговую оборону, причем претендовали на два расстрелянных с 50 метров проезжавших мимо советских СУ-85. Также именно «Демба» блокировал продвижение в город пехоты по следам танков.

В итоге прорыв в город танков не был поддержан пехотой. Встреченные ружейно-пулеметным огнем пехотинцы залегли. Справедливости ради нужно сказать, что одной из причин этого являлось вышеупомянутое отсутствие артиллерии, способной подавить систему огня противника. Тем временем на подступы к Тарнополю вышла сковывающая группа в лице 14-й гв. танковой бригады. Как и ожидал П.П. Полубояров, мост на шоссе Збараж — Тарнополь был взорван. На его восстановление понадобилось 7 часов упорного труда саперов. В итоге первые три Т-34 14-й гв. танковой бригады вышли к Тарнополю к 7.309 марта. Здесь они были остановлены огнем танков и самоходок.

Таким образом, попытка взять Тарнополь с ходу успеха не имела, начался планомерный штурм. 10 марта, подтянув артиллерию, стрелковые части втянулись в уличные бои. 322-я сд двумя полками продвигалась по городским кварталам в северо-восточной и восточной части Тарнополя, на 600 м подойдя к станции. Потери дивизии за два дня боев составили 50 человек убитыми и 188 ранеными. С юго-востока к Тарнополю вышли подразделения 336-й сд. О том, что кризис с артиллерийской поддержкой атак пехоты 15-го ск был к 10 марта в целом преодолен, свидетельствуют также данные противника. Посланный в Тарнополь офицер из штаба XXXXVIII танкового корпуса майор Эразмус писал в своем докладе: «Город находился под массированным обстрелом артиллерии и минометов противника. Комендант и приданное ему 144-й артиллерийское командование (полковник Шреплер со своим штабом) находились в подвале прежнего КП, поскольку на верхних этажах из-за обстрела были выбиты все стекла».

Первые же донесения из Тарнополя вызвали большое беспокойство в штабе Э. Рауса. В какой-то момент город считали уже почти потерянным и думали о том, как минимизировать последствия этой потери. Всерьез считалось, что под угрозу срыва поставлена выгрузка в районе Тарнополя прибывающих свежих соединений. В ЖБД 4-й танковой армии отмечалось: «Поскольку возникает опасность, что танки противника прорвутся через Тарнополь на ведущее на запад шоссе и помешают выгрузке войск в Езерне и западнее, после обсуждения ситуации командующим и начальником штаба армии по радио в 9.41 отдан приказ 357-й пд перекрыть дорогу Езерна — Тарнополь с помощью противотанковых средств и направить разведку в Тарнополь»[173]. Собственно, именно с целью уточнения и стабилизации обстановки в Тарнополь был направлен из штаба XXXXVIII корпуса майор Эразмус, который сразу же занялся подготовкой контрудара с целью выбить проникшие в город советские части.

Основной ударной силой контрудара являлась танковая группа из 2 «Пантер», 2 бронетранспортеров и батареи штурмовых орудий (7 машин). Наиболее важным сочли северо-восточное направление, где находились продовольственные склады. Немецкое наступление началось с утра 11 марта. Эразмус писал о ранних утренних часах, но по советским данным контрудар последовал около 11.00 и оценивался в оперсводке 322-й сд в «600 человек пехоты при поддержке 17 тяжелых танков, 8 бронемашин». Контрударом были отрезаны три батальона из состава 1085-го и 1089-го полков 322-й сд и выбиты на окраину остальные подразделения этих двух полков. Также под удар попала 3-я мотострелковая бригада 4-го гв. тк.

Контрудар сделал совершенно безнадежным положение проникших в город танков с десантом из состава 13-й гв. танковой бригады. Они в течение двух с половиной суток вели бой в городе в изоляции. После израсходования боеприпасов на трех наиболее боеспособных танках отряд прорвался из города и 11 марта присоединился к остальным частям корпуса. В тот же день в город прибыли подразделения свежего немецкого 949-го пехотного полка и заняли оборону на окраинах Тарнополя. Возможность взять город с ходу была упущена.

Именно в этот момент город Тарнополь стал полигоном для опробования одной из самых спорных концепций германской армии второй половины войны — так называемых «крепостей». Ее автором считается сам А. Гитлер. Строго говоря, на ранних этапах войны с СССР вермахт также применял тактику, достаточно близкую к «крепостям». Оказавшиеся в изоляции части и соединения занимали круговую оборону и стремились удержаться, дожидаясь деблокирующего удара извне. Достаточно вспомнить Холм, Демянск, Сухиничи («группа фон Гильза»). Однако в 1944–1945 гг. концепция была доведена до логического завершения и формализована рядом приказов. Ключевым моментом в ее формировании стала директива фюрера № 11 от 8 марта 1944 г. об «укрепленных местах» (Festung Platz). Уже во вводной части приказа указывалось:

Надо сказать, что в самом тексте директивы старательно избегали употребления слова «крепость». Причины этого были достаточно очевидными — название «крепость» без развитых укреплений выглядело насмешкой. В качестве крепостей предполагалось использовать имеющие большое значение города и населенные пункты, которым отводилась роль «волноломов» на пути наступающего противника. «Укрепленные места» должны были приковать к себе значительные силы штурмующих, отвлекая их на свою осаду вместо продолжения наступления. Заставить Красную армию штурмовать «крепость» должна была необходимость высвобождения узла дорог. В этом отношении Тарнополь был практически идеальным выбором: в нем сходились шоссейные, железные дороги и линии связи.

10 марта Тарнополь объявляется «крепостью» приказом группы армий «Юг» с оперативным подчинением командованию 4-й танковой армии (передавать «крепости» в подчинение корпусам в явном виде запрещалось директивой № 11). Основной проблемой «крепости Тарнополь» являлось отсутствие постоянного гарнизона из боеспособных войск численностью хотя бы в дивизию. По состоянию на 11 марта 1944 г. он насчитывал 94 офицера, 682 унтер-офицера и 3952 рядовых[175]. Наиболее многочисленную группу составляли подразделения 949-го гренадерского полка — 47 офицеров, 364 унтер-офицера и 1868 рядовых. Остальные подразделения составляли весьма пеструю компанию. Высокую боеспособность показал впоследствии так называемый «фюзилерный батальон “Демба”» (почти 700 человек), переформированный из унтер-офицерской школы. Назывался он так не по имени командира, а по географическому месту формирования (на территории Польши). Помимо этого в составе гарнизона имелась ударная группа 154-й резервной дивизии (244 человека), маршевый батальон 7-й танковой дивизии, остатки 543-го батальона охраны тыла (134 человека). Последний состоял из нестроевых с физическими недостатками и с конца 1941 г. осуществлял охрану военных объектов в Тарнополе. В состав гарнизона также входили саперные под разделения 7-й танковой и 359-й пехотной дивизии. Особняком стояла так называемая «группа Фишера», 500-й штрафной батальон численностью 236 человек. В него входили штрафники из кригсмарине, люфтваффе и танковых частей. Не обошлось и без «восточных добровольцев». Отошедшие в город остатки батальона дивизии «Галичина» насчитывали 153 человека. Командный состав «Галичины», начиная с командира отделения, был из немцев. Помимо пехоты и саперов в Тарнополе имелось несколько разрозненных артиллерийских частей, в том числе противотанковый дивизион и дивизион самоходных 150-мм тяжелых пехотных орудий из «Лейб штандарта». Бронетехника была представлена двумя «Пантерами» и двумя бронетранспортерами из 7-й танковой дивизии, батареей «Штурмгешютцев» из недавно сформированной 301-й бригады штурмовых орудий.

Особое внимание в директиве № 11 уделялось роли и месту коменданта «крепости», она гласила: «Комендантом “крепости” должен становиться специально найденный для этой должности твердый духом солдат, по возможности в ранге генерала». В качестве «твердого солдата» для Тарнополя был выбран генерал-майор Эгон фон Найндорф, ранее командовавший 36-й пд в районе Бобруйска. Однако он прибыл в Тарнополь почти через две недели после его назначения комендантом «крепости» и мало что успел сделать до окружения города. Фон Найндорф до осени 1943 г. не имел опыта командования полком или дивизией на Восточном фронте, получив лишь опыт кампании на Западе и на Балканах. В 1941–1943 гг. он командовал частями и соединениями во Франции. С одной стороны, это было недостатком, с другой — он не имел опыта поражений и отступлений (ситуация в ГА «Центр» зимой 1943–1944 гг. была относительно стабильной).

Тем временем бои за Тарнополь продолжались. Не следует думать, что сражавшиеся в Тарнополе части 4-го гв. танкового корпуса были оставлены на произвол судьбы командованием. Для того, чтобы переломить ситуацию в свою пользу, на выручку танкистам Полубоярова попытались выдвинуть находившиеся в районе Скалата части 4-й танковой армии. В 15.15 15 марта командиру 6-го гв. мехкорпуса приказывалось выставить заслон под Скалатом одной бригадой, а остальными силами наступать на Тарнополь. Дополнительно корпусу придавалась 63-я гв. танковая бригада с батальоном 61-й гв. танковой бригады, всего 32 Т-34, 2 СУ-85 и 289 чел. автоматчиков[176]. Однако быстро вывести корпус из боя под Скалатом оказалось почти невозможно, на город отправили передовой отряд и усиленную 63-ю гв. танковую бригаду. Последняя была в итоге остановлена под Романувкой начавшимся немецким контрнаступлением.

Почему же Тарнополь не был взят с ходу? Позднее, уже на допросе в советском плену, один из офицеров гарнизона Тарнополя подполковник Кайенбург[177] на вопрос о причинах длительного сопротивления «крепости» сказал: «Я считаю, что унтер-офицерская учебная команда (фюзилерный батальон “Демба”) при этом сыграла очень значительную роль, если не решающую»[178]. В отчете 4-го гв. танкового корпуса с досадой отмечалось: «Первая попытка овладения Тарнополь внезапным ударом танков во взаимодействии с пехотой, имея вначале большой успех, в дальнейшем из-за медлительных действий пехоты окончилась неудачно»[179]. Надо сказать, что немецкая сторона подтверждает данные командования 4-го гв. танкового корпуса о пассивном поведении пехоты в ходе первого штурма Тарнополя. В ЖБД 4-й танковой армии по этому поводу имеется следующая запись: «Комендант оценивает боевую ценность находящейся перед Тарнополем вражеской пехоты как незначительную, танкистов как очень хорошую»[180]. Справедливости ради следует сказать, что советская пехота в начальной фазе боев под Тарнополем понесла чувствительные потери. С 7 по 13 марта 322-я сд потеряла 185 человек убитыми, 250 пропавшими без вести и 872 человека ранеными, а всего 1307 человек[181].

Заключение по первому периоду операции

Даже беглого взгляда на события первой фазы Проскуровско-Черновицкой операции достаточно, чтобы оценить ее как успех: была освобождена значительная территория, перехвачена основная железнодорожная линия снабжения всей ГА «Юг». Советскому командованию удалось нащупать слабое место в построении 1-й и 4-й танковых армий ГА «Юг», нанести сильный удар по ней и вынудить противника к отступлению на всех направлениях. Оборона противника была прорвана на фронте 180 км, и советские войска продвинулись на глубину от 60 до 100 км.

Причем при ближайшем рассмотрении образ прозорливого и дальновидного немецкого военачальника несколько тускнеет. Штабы ГА «Юг», 1-й и 4-й танковых армий не смогли вскрыть планов противника, появление же крупных механизированных соединений вскрывалось лишь на второй-третий день после ввода их в бой. Соответственно войскам ставились непосильные задачи, характерным примером тут является план контрнаступления XXXXVIII корпуса под Волочиском. При более адекватной оценке обстановки и план контрудара, и его исполнение могли быть более результативными.

Вместе с тем советское наступление на Правобережной Украине явно не было увеселительной прогулкой. Несмотря на тяжелые поражения предыдущих месяцев, потерю рубежа «Восточного вала», окружение под Корсунь-Шевченковским, войска ГА «Юг» оставались опасным противником. Они готовы были оказывать ожесточенное сопротивление наступающим советским танковым и стрелковым соединениям. Более того, немцы были готовы решительно контратаковать и энергично маневрировать остававшимися в их распоряжении танковыми резервами.

Это хорошо видно по развитию событий на направлениях ударов 3-й гв. танковой, 4-й танковой и 1-й гвардейской армий. В каждом из трех случаев имел место прорыв советских войск в глубину обороны противника, остановленный действиями немецких резервов, с последующим переходом в контрнаступление. Разумеется, результаты немецких контрнаступлений не шли ни в какое сравнение с достигнутыми ранее Красной армией успехами. В лучшем случае речь шла об оттеснении советских частей на считаные километры. Тем не менее темпы советского наступления снижались, а кое-где оно вовсе останавливалось. Непосредственным результатом этого стало невыполнение поставленных командованием фронта задач на всех трех направлениях, а также ощутимые потери в людях и технике.

Причины именно такого развития событий хорошо просматриваются из внимательного рассмотрения происходившего. Во-первых, на условия питания передовых частей горючим и боеприпасами большое влияние оказывали раскисшие дороги. Вызывает удивление, как вообще удавалось наступать в условиях полупарализованного автотранспорта. Конечно, распутица влияла на обе стороны, но немцы вели бои, опираясь на крупную магистраль и связанную с ней инфраструктуру. Во-вторых, ГА «Юг» спасли от разгрома многочисленные подвижные соединения, собранные на этом участке советско-германского фронта еще в ходе зимней кампании 1943/44 г. Их переброска на Тарнопольское и Проскуровское направление началась еще до начала советского наступления, и именно ввод в бой танковых дивизий и резервов ОКХ позволил немцам сдержать советское наступление. Здесь нельзя не отметить, что спешка с переходом в наступление и вызванные спешкой проблемы незавершенного сосредоточения вовсе не были блажью командования и лично Г.К. Жукова. Каждый день промедления работал на противника, и начало наступления не 4 марта, а 10–12 марта могло привести к увязанию в обороне переброшенных с Уманского направления дивизий. Резервы ОКХ только бы усугубили ситуацию.

Также нельзя не отметить, что для германского командования основным приемом ведения оборонительных операций являлся контрудар. Они планировались и проводились еще до детального выяснения обстановки с постановкой самых решительных целей.

На тактическом уровне задача сдерживания советских танковых атак облегчалась определенным превосходством в матчасти, которое имело место в данный период войны. Тем более что роль танков в качестве средства борьбы с себе подобными неуклонно возрастала в течение войны. В отчете 91-й танковой бригады по итогам весеннего наступления было прямо сказано: «Опыт боев показал, что противник основную опору делает на танки типа «Пантера» и «Тигр» и последние превосходят во всех отношениях танк Т-34»[182]. Ситуация была несколько сглажена наличием СУ-85 и появлением ИСов. Относительно СУ-85 в отчете 3-й гв. танковой армии есть короткая, но емкая фраза: «СУ-85, как средство сопровождения танков, оправдала себя, ее вооружение способно вести борьбу с тяжелыми танками противника»[183].

Танки ИС сразу же хорошо себя зарекомендовали, прежде всего по ходовым качествам. Несмотря на большую массу, ИСы показали лучшую маневренность в сравнении КВ и КВ-1С, способность быстро уходить из-под огня артиллерии противника, менять позиции и, как указывалось в отчете 29-го гв. танкового полка, «при отлично подготовленном механике-водителе становиться в ряд с танком Т-34»[184]. Однако на тот момент они еще страдали от «детских болезней», причем не только от технических проблем вроде обрыва кривошипов ленивцев и отлетающих опорных катков. Все полки на ИСах дружно жаловались на прицельные приспособления новых танков, малый угол обзора, малую степень увеличения и светосилу. По существу прицелы ПТ-4–17 и 10-Т 17 оказались мало приспособлены к дуэлям на больших дальностях, отмечалось, что «при удалении цели на 1500–2000 м перекрестье нитей в поле зрения прицела закрывает цель, в результате чего цель теряется и эффективность огня падает»[185]. При этом именно большие дистанции боя обеспечивали эффективное использование тяжелых танков — их лобовая броня держала удары орудий танков и самоходок противника на дальностях свыше 1000–1300 м, а 122-мм пушка сохраняла свою эффективность на дистанции до 1500 м. Традиционными для ИСов стали жалобы на малый боекомплект (просили 40 снарядов), которого хватало на 3–4 часа боя и на отсутствие люка механика-водителя, что мешало на маршах.

Тем не менее появление ИСов стало шагом вперед в развитии танковых войск Красной армии, особенно ввиду того, что (как гласила сводка обобщенного боевого опыта 1-го УФ за март 1944 г.) «типичным в характере организации и ведения боя у противника является опора на танки»[186].