«Котёл» Хубе. Проскуровско-Черновицкая операция 1944 года

Большие сражения, в отличие от спектакля в театре, завершающегося падающим занавесом, редко прекращаются сразу с наступлением долгого периода затишья. Они скорее подобны догорающему костру, когда пламя медленно, но верно пожирает последние щепки. Уже после соединения 1-й танковой армии с главными силами группы армий «Северная Украина» последовала цепочка ожесточенных схваток на разных участках фронта от Тарнополя до Станислава. Именно они определили окончательный вариант линии соприкосновения войск сторон.

С немецкой стороны продолжение активных действий можно связать с самим фактом вывода из окружения 1-й танковой армии. То есть в состав группы армий «Северная Украина» возвращалось крупное объединение, и его мощь складывалась с прибывшими резервами. Поначалу германское верховное командование еще питало некоторые иллюзии относительно боеспособности вышедших из «котла» соединений. Уже на следующий день после установления слабого контакта в Бучаче в ЖБД 1-й танковой армии указывалось, что «будут приняты меры по построению стабилизированного Восточного фронта примерно по линии Черновицы — Серет — Тарнополь». Удержание линии Серета само по себе было достаточно амбициозной задачей, как, впрочем, и оттеснение советских войск на восток на южном берегу Днестра.

В свою очередь, штаб Г.К. Жукова не желал мириться с тем, что 1-я танковая армия противника вырвалась из окружения. Идея бросить на Подгайцы 4-ю танковую армию развития не получила, армии Д.Д. Лелюшенко было под силу лишь удержание линии обороны по Стрыпе и формирование плацдармов. Главной ударной силой по новому плану действий должна была стать 1-я гв. армия с только что получившим выговор командармом и только что назначенным начальником штаба. Приказом штаба фронта от 10 апреля армии предписывалось «сосредоточить на своем правом фланге в районе Петляковце Новы, Редкодубы, Лясковце 74, 107 и 47 ск, 3 ад, бригаду М-31, все имеющиеся в армии танки» и наступать на юг по восточному берегу Стрыпы, отрезая от Бучача еще не отошедшие на запад части армии Хубе. Идея по сути своей достаточно разумная — сломить сопротивление потрепанных в окружении частей было очевидно легче, нежели оттеснять на запад свежие резервы противника. Непосредственно на Бучач предполагалось бросить 74-й стрелковый корпус. С юга ему должен был содействовать 18-й гв. стрелковый корпус. Свежей идеей нового наступления был намеченный прорыв части сил 38-й армии с рубежа р. Серет на запад и северо-запад. Задача армии К.С. Москаленко формулировалась так: «38 армия с участка Шиповцы, Мычкув наносит удар на Кошиловце, обходя Тлусте Място с юга»[401]. То есть нужно было пройти по северному берегу Днестра, повернуть на север и выйти навстречу 1-й гв. армии, вновь замкнув кольцо окружения. Впрочем, для пехоты это была чересчур сложная задача, особенно в условиях распутицы. Наступление предполагалось начать 13 апреля 1944 г.

Возможность для продолжения операции советскому командованию давали имевшиеся людские ресурсы. Во-первых, потери в успешной операции держались на приемлемом уровне, во-вторых, призыв на освобожденной территории давал возможность их восполнить. На 5 апреля 1944 г. в запасных полках фронта насчитывалось годных к строевой службе сержантского состава 4049 человек, рядового состава обученного 44 692 человека, необученного — 31 147 человек, итого 79 888 человек[402]. Кроме того, имелось 16 430 человек, годных к нестроевой службе.

Таким образом, в очередную фазу операции стороны вступили с весьма далеко идущими планами. В штабах по обе стороны фронта вовсе не считали сражение завершенным.

Одним из решающих факторов в развитии многих событий является время. По плану командования 1-го Украинского фронта, одним из участников наступления с целью восстановить кольцо окружения у Бучача должен был стать 18-й стрелковый корпус. Его положение в этот период нельзя назвать иначе как «своеобразным».

Прорыв эсэсовского корпуса на Бучач и его соединение с передовыми частями отходящей 1-й танковой армии резко изменили в худшую сторону положение 18-го гв. стрелкового корпуса. Он оказался изолирован далеко впереди главных сил фронта. С одной стороны, корпус, конечно же, нельзя было считать окруженным противником. Он имел сообщение с частями 1-го Украинского фронта к югу от Днестра. С другой стороны, он оказался оторван как от главных сил 1-й гв. армии, так и 60-й армии. С 24.00 8 апреля корпус подчинили 1-й танковой армии. Штаб Катукова на тот момент контролировал весьма обширное пространство, и подчинение носило скорее формальный характер. По крайней мере, такая передача корпуса позволяла хоть как-то обеспечить его снабжение.

Основной проблемой для 18-го гв. стрелкового корпуса стала своеобразная манера прорыва из окружения армии Хубе. Она не просто вытягивалась из «котла» по узкому коридору (как это было, например, в случае с Демянском). Немецкая 1-я танковая армия выходила на соединение с II танковым корпусом СС на широком фронте. 18-й гв. стрелковый корпус оказался словно между молотом и наковальней.

Наличие сообщения с фронтом по правому берегу Днестра позволило командованию несколько усилить корпус И.М. Афонина, ведь 13 апреля ему предстояло наступать на Бучач. К 20.00 8 апреля к Днестру была подтянута и начала переправу 237-я стрелковая дивизия 38-й армии. В ночь на 10 апреля она была передана 18-му гв. стрелковому корпусу, но эффект от ее появления был сильно смазан тем состоянием, в котором она прибыла. Как гласила пометка в ЖБД 18-го гв. ск: «Дивизия не имела артиллерии и минометов, все отстали»[403].

На тот момент именно боеприпасы и артиллерия являлись самой острой проблемой для дивизий корпуса И.М. Афонина. С 4 апреля, т. е. с того момента, когда на его коммуникации вышел «катящийся еж» армии Хубе, корпус боеприпасов не получал. Исключение составила доставка днем 6 апреля самолетом 160 снарядов к 76-мм дивизионным пушкам. Усугубилась ситуация после удара с запада II танкового корпуса СС и попыток предотвратить его прорыв навстречу «катящемуся ежу». Эти бои привели к израсходованию и без того невеликих запасов снарядов. Части 18-го гв. стрелкового корпуса к исходу 10 апреля были обеспечены боеприпасами всего на 0,1–0,2 боекомплекта. Гаубичные снаряды (к 122 мм гаубицам) отсутствовали совсем, ввиду чего сами гаубицы вывели в тыл, пушечных выстрелов оставалось всего 150[404]. Более того, в 280-й стрелковой дивизии отсутствовали и боеприпасы к 122-мм гаубицам, и к 76-мм пушкам всех видов, а к 12 ее «сорокапяткам» осталось всего 100 снарядов[405]. Напомню, что именно эта дивизия стояла на пути усиленной «Штурмгешютцами» немецкой пехоты.

Впрочем, даже при идеальном обеспечении боеприпасами к 76-мм пушкам корпус 10–11 апреля вряд ли смог бы дать серьезный бой. Вся артиллерия 237-й стрелковой дивизии отстала в пути. 141-я дивизия имела 4 дивизионных орудия, 226-я — 11 и 280-я — 7[406]. Причем 76-мм дивизионная артиллерия фактически осталась главной опорой в борьбе с танками противника. После боев с деблокирующей группировкой II танкового корпуса СС у Подгайцев в распоряжении командира корпуса осталось всего 5 орудий 1075-го ИПТАПа. Также довольно чувствительные потери были понесены в 45-мм пушках, хотя их ценность в качестве противотанковых в тот период войны была достаточно условной.

Командованием предпринимались лихорадочные меры по обеспечению корпуса И.М. Афонина боеприпасами кружным путем, через Коломыю. Помимо большой протяженности такого маршрута доставки проблемой было отсутствие хороших переправ через Днестр. Тем не менее к исходу дня 10 апреля часть боеприпасов была подвезена к переправе и с большим трудом к утру 11 апреля переправлена на северный берег Днестра. Кроме того, для 141-й стрелковой дивизии были отправлены стрелковое оружие и орудия калибром 45–76 мм. К назначенной дате наступления 13 апреля ситуация еще могла исправиться. Проблемой было то, что немцы не дали этих трех дней. Даже боеприпасы опоздали буквально на несколько часов.

Может возникнуть логичный вопрос: «Почему корпусу не была оказана поддержка силами 1-й танковой армии?» В условиях оперативного подчинения Афонина Катукову он звучит более чем логично. Задача усиления 18-го гв. стрелкового корпуса танками действительно ставилась. Для этого была выделена 44-я гв. танковая бригада, которой предписывалось, приняв танки 45-й гв. танковой бригады, находящиеся на южном берегу р. Днестр, по готовности моста переправиться в район действий корпуса Афонина. Можно было рассчитывать примерно на полтора десятка Т-34 из корпуса А.Л. Гетмана.

Однако этим планам не суждено было воплотиться в жизнь. В отчете штаба 1-й танковой армии по итогам операции ситуация описывается следующим образом:

Тем временем немецкая сторона была уже полностью готова к контрудару. В ЖБД немецкой 1-й танковой армии задача атакующих была сформулирована следующим образом:

Особенностью запланированного наступления было то, что оно совмещалось с прорывом на запад подошедших к Стрыпе соединений армии Хубе. Собственно именно прорывающиеся части начали наступление еще ночью ударами с востока. С 2.00 11 апреля группами по 150–200 человек, поддержанных артиллерийско-минометным огнем, переправились на западный берег р. Стрыпа в районе Рыпище, Сокулец, Скоморохы и атаковали обороняющийся фронтом на восток 687-й полк 141-й стрелковой дивизии. Тем самым 18-й гв. стрелковый корпус был атакован фактически с тыла.

С утра 11 апреля атаки продолжились, на этот раз уже с севера и запада, силами 6-й танковой дивизии и 101-й егерской дивизии из Зызномежа и Барыша соответственно. Роковым стал удар в 7.20 из Зызномежа в юго-западном направлении вдоль Стрыпы по позициям 745-го полка 141-й стрелковой дивизии. Не выдержав удара, полк начал отход. Здесь следует отметить, что именно 141-я стрелковая дивизия уже переживала атаки немецких танков на плацдарме на р. Бужок меньше месяца назад. Этот отрицательный опыт, несомненно, сказался на моральном состоянии частей дивизии.

Уже к 11.00 141-я дивизия оказалась расчленена и смята ударами с двух направлений. Управление частями было потеряно, и они в беспорядке откатывались к Днестру. Поспешный отход оголил правый фланг 18-го гв. стрелкового корпуса. Это позволило противнику проникнуть глубоко в тыл корпуса, в район Соколув, Поток Злоты и быстро распространяться далее на запад и юго-запад, к переправам через Днестр.

Дальнейшие события развивались стремительно. Фронт обороны корпуса генерала Афонина начал сыпаться, как шашечки домино. Уже в 12.00 226-я стрелковая дивизия, будучи охваченной с правого фланга, при атаке с фронта (от Барыша) начала отход. Поначалу 280-я и 237-я стрелковые дивизии продолжали вести бой с наступающим с запада противником, оставаясь на своих местах. Однако вскоре и они вынуждены были с боем отходить на юг, к Днестру. Быстрое распространение немецких танков в тыл корпуса с востока сводило на нет все мероприятия по закреплению на промежуточных рубежах.

Немцы стремительно продвигались к Днестру, угрожая отсечь остатки отходящих советских частей от реки. Это заставило отступающих спешно переправляться через Днестр. В ЖБД 18-го гв. стрелкового корпуса саркастически отмечается: «141 сд и два полка 226 сд без приказа бежали на правый берег р. Днестр»[409]. Однако небольшой плацдарм на левом берегу Днестра все же удалось удержать. К 22.00 части 280-й, 237-й и один полк 226-й стрелковой дивизии задержали противника у Косьмежына[410]. Этот плацдарм, однако, был потерян на следующий день, 12 апреля.

Оттеснением и частичным уничтожением 18-го гв. стрелкового корпуса немцами была открыта дорога к отступлению через Стрыпу группы Брайта 1-й танковой армии. Повествуя об успехе III танкового корпуса, в ЖБД армии Хубе не забывают отметить: «Уже в 17.40 удается открыть для движения мост в Скоморохах»[411]. Это ускорило отход окруженцев на запад, за Стрыпу.

Развязка наступила, как мы видим, буквально за одни сутки. Лучше всего результат боев характеризует состав корпуса на 13 апреля, уже после того как дивизии были приведены в порядок и собраны отступавшие в беспорядке подразделения (см. таблицу).

В это донесение не попала группа бойцов отходивших частей, отошедших 11 апреля в район Луки, в излучине Днестра ближе к Коломые, южнее позиций основных сил корпуса. Там они поступили в распоряжение командира 151-й стрелковой дивизии. Вероятно, это были тылы соединений. Так или иначе, согласно донесению на 20 апреля 141-я стрелковая дивизия насчитывала 1916 человек, 226-я — 797 человек и 280-я — 2927 человек[413]. Частично ситуация, конечно, могла быть выправлена за счет пополнений.

Хорошо видно, что остались лишь бледные тени тех дивизий, что начинали наступление или даже выходили к р. Золотая Липа. Обращают на себя внимание потери не только артиллерии, но и станковых пулеметов, в строю имелась лишь их малая часть. Скорее всего, при переправе через Днестр тяжелые «Максимы» попросту бросали. Сравнительно высокую численность сохранила 237-я дивизия, но это объясняется отставанием ее тылов и артиллерии, им посчастливилось не попасть под немецкий контрудар. В советских донесениях значительную часть потерь личного состава соединений на тот момент составляли пропавшие без вести. Так, согласно оперативной сводке штаба 226-й стрелковой дивизии от 15 апреля, за период с 11 по 14.4.44 г. включительно потери соединения составили:

убитыми — 73 человека;

ранеными — 202 человека;

пропавшими без вести (теми, чья судьба не выяснена после боя) — 1314 человек[414].

В данном случае большая часть пропавших без вести приходится на погибших. Согласно донесению отдела Ic немецкой 1-й танковой армии в этом районе было захвачено 202 пленных и обнаружено 2279 погибших[415]. Солдаты и офицеры трех дивизий стояли в буквальном смысле насмерть.

Большие потери личного состава и тяжелого вооружения существенно понизили возможности дивизий корпуса генерала Афонина по противодействию противнику. В итоге негативным последствием разгрома главных сил 18-го гв. стрелкового корпуса стал захват немцами нескольких плацдармов на правом берегу Днестра. Это являлось важнейшей задачей всего немецкого контрудара. К сожалению, предотвратить образование плацдармов части 18-го гв. стрелкового корпуса не смогли.

Катастрофическое развитие событий в южном секторе советско-германского фронта заставило немецкое командование спешно выскребать все возможные резервы. Это привело к очередному появлению на фронте ставших широко известными после Курской дуги «Фердинандов». Вооруженный этими машинами 653-й батальон истребителей танков в момент замыкания «котла» 1-й танковой армии находился в Сент-Пелтене (Австрия) в процессе получения и освоения модернизированных «Фердинандов». Процесс начался еще в январе 1944 г. По итогам осмысления опыта боевого применения САУ получили пулемет стрелка-радиста.

Одна рота 653-го батальона еще в феврале 1944 г. была направлена в Италию, под Анцио. Плановым сроком перевооружения двух оставшихся рот было 15 марта. Если бы данный срок выдержали, то у сверхтяжелых самоходок были бы все шансы успеть к процессу деблокирования «котла». Однако готовность двух оставшихся рот была достигнута только к концу марта. Батальон «Фердинандов» погрузили в эшелоны, и только 2 апреля они отправились на Восточный фронт, на выручку Хубе. На тот момент штаб батальона и две роты были укомплектованы людьми и техникой практически по штату, из числа основного вооружения т. е. собственно «Фердинандов» не хватало всего одной машины. На момент прибытия на фронт, в группу армий «Северная Украина», 6 апреля 1944 г. налицо имелись все полагающиеся по штату самоходки (31). Кроме того, в штабе батальона имелся один «Тигр» Порше в качестве машины управления. В качестве средства вытаскивания поврежденных и застрявших самоходок в состав каждой роты входил один «Фердинанд» в варианте эвакуационной машины.

По прибытии в ГА «Северная Украина» 653-й батальон был направлен в район городка Злотники, севернее Бучача. Из общих соображений можно предположить, что «Фердинандам» была уготована роль самоходных ДОТов в системе обороны восстановленной линии фронта. Однако это совсем не так. Имеющиеся документы показывают, что батальон тяжелых истребителей танков первоначально предполагалось использовать так же, как под Курском, т. е. в качестве тарана в наступлении. Уже 7 апреля, на следующий день после установления контакта с Хубе, был подготовлен приказ 4-й танковой армии на наступление II танкового корпуса СС. Дивизии «Фрундсберг» и «Гогенштауфен» предполагалось использовать в междуречье Стрыпы и Серета с целью окружения советских войск ударом по сходящимся направлениям на Трембовлю. Соответственно для «Гогенштауфена» стартовой позицией для наступления должен был стать плацдарм Злотники. По этому же приказу 653-й батальон переходил в подчинение «Гогенштауфена». Кроме того, эсэсовцами был захвачен небольшой плацдарм у деревни Соснов, к северу от Злотников.

Активность немцев у Злотников не осталась без внимания советского командования. К нему была выдвинута так называемая «южная группа» 4-го гв. танкового корпуса, снятого со штурма Тарнополя. Состав группы см. в таблице.

Танки «южной группы» поддерживали пехоту 23-го стрелкового корпуса 60-й армии. Подчиненные корпусу 8-я и 99-я стрелковые дивизии получили задачу ликвидации немецкого плацдарма. «Вскрытие» немцами плацдарма тоже не исключалось. Поэтому в район Злотников была выдвинута 7-я гв. ИПТАБР. Состояние ее полков на утро 9 апреля характеризовалось следующими цифрами[417]:

319-й гв. ИПТАП — 1576-мм орудий (у Сосновы);

320-й гв. ИПТАП — 676-мм орудий (в резерве командарма-60);

321-й гв. ИПТАП — 1957-мм орудий (непосредственно у Злотников).

Однако поддержанная «Тиграми» 506-го батальона (11 боеготовых машин на 8 апреля) 100-я егерская дивизия была сильным противником. Более того, 9 апреля немцы сами перешли в наступление с целью расширения плацдарма. При поддержке «Тигров» 54-й егерский полк через лес атаковал господствующую над местностью высоту 382 с «вдохновляющим» названием «гора Могила».

Как позднее указывалось в отчете о боевой деятельности артиллерии 23-го стрелкового корпуса, под ударом немецких тяжелых танков «наша пехота отошла за боевые порядки артиллерии и последняя приняла всю тяжесть боя на себя»[418]. На пути «Тигров» оказался 321-й гв. ИПТАП, вооруженный 57-мм пушками ЗИС-2. Немецкие тяжелые танки стремились обходить позиции противотанкистов по лощинам, ведя огонь с больших дистанций. Так, четыре пушки ЗИС-2 были разбиты огнем «Тигров» с дистанции 1500 м, а еще три — с дистанции 1000 м. В свою очередь противотанкисты претендовали на 13 подбитых и сожженных танков, включая 7 «Тигров». Однако сведения об участии в этом бою какой-либо другой немецкой бронетехники, кроме «Тигров» 506-го батальона, отсутствуют.

С советской стороны в бою участвовали танки 12-й гв. танковой бригады. Она во второй половине дня вела огневой бой с «Тиграми» и потеряла 1 Т-34 сгоревшим и 3 подбитыми, в строю осталось 5 танков[419]. В итоге боя 9 апреля высота 382 была немцами занята, плацдарм расширен.

Необходимо признать, что удар с плацдарма Злотники мог привести к крайне тяжелым последствиям для советских войск. На 10 апреля 99-я стрелковая дивизия насчитывала 3290 человек[420], 8-я стрелковая дивизия — 3871 человек[421]. Хотя для них было занаряжено пополнение (2000 человек для 8-й сд), о быстрой ликвидации плацдарма не могло быть и речи. Удар с плацдарма силами свежей дивизии СС «Гогенштауфен» при поддержке «Фердинандов» с возможным участием 100-й егерской дивизии наверняка бы обвалил оборону малочисленных стрелковых дивизий и трех десятков единиц бронетехники. Серьезным препятствием могли стать только противотанковые бригады 60-й армии, вопрос был в их своевременном выдвижении к плацдарму, одна 7-я гв. ИПТАБР, скорее всего, не справилась бы с массой тяжелой техники противника.

Впрочем, в итоге от плана удара с плацдарма у Злотников немецкое командование отказалось. «Гогенштауфен» получил задачу деблокировать Тарнополь, 506-й батальон «Тигров» уже 10 апреля выводится с плацдарма и перебрасывается южнее, к Подгайцам Вместо «Тигров» для усиления обороны егерей на плацдарм переправили один «Фердинанд». Плацдарм у Злотников был немцами полностью эвакуирован к 16 апреля.

Ареной наиболее ожесточенного столкновения войск 1-го Украинского фронта и группы армий «Северная Украина» в попытке реализации амбициозных планов Жукова и Моделя стал район к северу от Бучача.

Если разгром 18-го гв. стрелкового корпуса ставил под вопрос саму возможность восстановления кольца окружения, то к северу от Бучача несомненным успехом советских войск стал советский плацдарм на западном берегу р. Стрыпа в районе Осовцов. Он был образован 13 апреля в результате успешных действий 147-й стрелковой дивизии и 63-й гв. танковой бригады. Советским частям удалось нащупать неприкрытый стык между 100-й егерской дивизией и «Фрундсбергом», форсировать Стрыпу и ценой потери всего одного танка закрепиться на западном берегу реки. На следующий день плацдарм был расширен с захватом села Курдвановка.

К 15 апреля на плацдарм переправили две дивизии 74-го стрелкового корпуса — 317-ю и 155-ю стрелковые дивизии. На тот момент они были в сравнительно хорошем состоянии. Первая насчитывала 5241 человек, вторая — 5679 человек. Ранее эти соединения входили в состав 18-й и 38-й армий соответственно и вели в марте менее интенсивные бои, нежели дивизии на направлениях главного удара. В качестве средства усиления 155-я дивизия получила 12 самоходок СУ-152. Задачей двух дивизий было наступление по западному берегу Стрыпы в тыл немецкой группировке в районе Бучача.

Это наступление началось 15 апреля и сразу встретило, как указывалось в оперсводке корпуса, «сильное огневое сопротивление». Продвижение было незначительным. Тем не менее противник достаточно серьезно отнесся к наступательным действиям советских войск на западном берегу Стрыпы. В ЖБД 1-й танковой армии указывалось:

Серьезность угрозы заставила генерала Хубе пересмотреть планы использования боевой группы Бака (из частей 16-й и 19-й танковых дивизий). Ранее ее предполагалось использовать для улучшения позиций южнее Бучача, но атаки с советского плацдарма вынудили развернуть ее на север. В итоге для контрудара по западному берегу Стрыпы выделялась группа Бака, части 100-й егерской дивизии и разведывательный батальон «Фрундсберга». Тараном для удара по плацдарму также стал 506-й батальон тяжелых танков, насчитывавший на 15 апреля 22 боеготовых «Тигра».

Утром 16 апреля первыми перешли в наступление советские части. В 11.00 после достаточно слабой артиллерийской подготовки две стрелковые дивизии начали наступление. Поначалу наступление развивалось успешно. Однако в 14.30–15.00 немцы перешли в контрнаступление с танками с запада. Атакующие «Тигры» смяли передовые части 317-й стрелковой дивизии. Увидев атакующие танки противника и неорганизованный отход передовых подразделений, главные силы дивизии также начали отход, быстро принявший неорганизованный характер.

На поле боя остались только артиллеристы. Две батареи артполка 317-й дивизии приняли на себя основной удар противника. Батарея 130-го ИПТАП также до последнего отражала атаки танков и пехоты противника. Как указывалось в материалах расследования отхода, все три перечисленные батареи «погибли смертью храбрых, мат. часть была разбита и раздавлена танками противника»[423].

По советским данным, две дивизии потеряли семь 76-мм полковых пушек, девять 76-мм дивизионных пушек, одиннадцать 45-мм пушек, 130-й ИПТАП потерял четыре 76-мм пушки ЗИС-3. Кроме того, на поле боя были потеряны 8 «Студебекеров», использовавшихся как тягачи. Они были разбиты и сожжены огнем танков противника.

Потери 317-й стрелковой дивизии составили 90 человек убитыми, 205 человек ранеными и 224 пропавшими без вести. Потери 155-й стрелковой дивизии, соответственно — 89 человек убито, 188 ранено и 66 пропало без вести. 130-й ИПТАП потерял 23 человека убитыми, 10 ранеными.

Плацдарм у Осовцов был атакован не только с юга, но и с севера, силами полка 100-й егерской дивизии при поддержке двух «Фердинандов». На этом участке плацдарма помимо частей 74-го стрелкового корпуса находились также 8 танков Т-34 63-й гв. танковой бригады и два полка 147-й стрелковой дивизии (все эти силы были подчинены штабу 4-й танковой армии). Полки 147-й стрелковой дивизии по итогам боя 16 апреля так же как и пехота 74-го стрелкового корпуса, были оттеснены на восточный берег Стрыпы. Однако эти бои проходили не по катастрофическому сценарию. Более того, на северном фасе плацдарма немцам было оказано жесткое сопротивление, беспорядочного отхода не наблюдалось. В истории 100-й егерской дивизии эти бои описываются следующим образом:

Эта атака стоила немцам обоих задействованных «Фердинандов». Один был выведен из строя попаданием в борт, второй — в корму. Обе машины эвакуировали, но не восстановили[425].

По существу отход двух полков 147-й стрелковой дивизии на восточный берег Стрыпы был вызван общим неблагоприятным ходом боев за плацдарм. Дивизия потеряла за день пять 76-мм орудий, 270 человек убитыми и ранеными. 63-я гв. танковая бригада потеряла, соответственно, 3 Т-34 сгоревшими, 3 Т-34 и 1 СУ-85 подбитыми, 45 человек убитыми и ранеными[426].

По оценке немецкой стороны контрнаступление увенчалось полным успехом, в ЖБД 1-й танковой армии отмечается: «В 18.00 противник отброшен на западный берег, уничтожено или захвачено 10 танков, 2 штурмовых орудия и 31 артиллерийское орудие»[427].

Перспективный плацдарм оказался потерян. 17 апреля командующий 1-й гв. армией получил выволочку от Г.К. Жукова, в которой было в частности сказано:

Командующий 1-м Украинским фронтом приказывал взять паузу и подготовить к 19 апреля новое наступление. Будущий министр обороны СССР А.А. Гречко, скорее всего, донаступался бы до отстранения от должности, но именно 17 апреля Ставка ВГК приказала командованию 1-го Украинского фронта перейти к обороне. Причиной этого стали события к югу от Днестра и под Тарнополем.

Несмотря на то, что к 4 апреля продвижение советских войск в Тарнополе оказалось, по существу, остановленным, комендант «крепости Тарнополь» оценивал свое положение без энтузиазма. Генерал фон Найндорф радировал в этот день в штаб 4-й ТА и группы армий: «При продолжении атак силами свежих подкреплений противника выполнение требования главнокомандующего от 23.20 1.4.44 продержаться еще несколько дней невозможно. Мы сгрудились на тесном пространстве, нет подвоза боеприпасов, плохое состояние частей». Ответ из штаба группы армий оказался неожиданным: «Операции по деблокаде сегодня успешно начаты. Держаться».

Неожиданным этот ответ был ввиду того, что никакие деблокирующие действия еще даже не начинались. Заявление в радиограмме фон Найндорфу являлось прямой ложью. Можно, конечно, трактовать как начало деблокирования Тарнополя наступление навстречу 1-й ТА, но это будет явная натяжка.

Планирование наступательных действий в направлении Тарнополя началось только 5 апреля, на следующий день после лживой радиограммы, когда штабы Рауса и Моделя начали рассуждать о том, «когда можно нанести удар для облегчения положения Тарнополя».

На тот момент деблокирование гарнизона Тарнополя имело в большей степени моральное и политическое значение, нежели диктовалось военной необходимостью. Потери гарнизона с 20 марта по 6 апреля составили 2764 человека, в строю оставалось всего 1 658 человек[429]. То есть численность гарнизона, если бы его удалось выручить, вряд ли бы смогла существенно усилить оборону главных сил немецкой 4-й армии. Потери же в деблокирующем ударе могли оказаться сравнимыми с численностью гарнизона «крепости».

Несмотря на заявления о «почетном долге» в отношении Тарнополя, задача установления связи с армией Хубе имела, конечно же, наивысший приоритет. Только когда стало понятно, что деблокирование 1-й ТА идет успешно, взгляды обратились в сторону злополучной «крепости». В ходе обсуждений начальник штаба 4-й ТА Фангор предположил, что 10-я тд СС сможет в одиночку восстановить связь с 1-й ТА, и предложил использовать для наступления на Тарнополь 9-ю тд СС «Гогенштауфен». События 6 апреля подтвердили это предположение, «Фрундсберг» действительно успешно самостоятельно продвинулся до Бучача и установил связь передовыми частями 1-й ТА. В связи с этим Модель пока еще осторожно приказал оставить основную массу 9-й тд СС на исходных позициях позади XXXXVIII тк, направив лишь отдельные подразделения «Гогенштауфена» на Козову, с задачей наступать на юго-восток, «чтобы по ту сторону Стрипы взаимодействовать с 10-й тд СС».

Еще одним шагом в направлении подготовки к деблокированию Тарнополя стало возвращение в полосу XXXXVIII корпуса соединения Фрибе. 7 апреля соединение Фрибе выводится из боя в резерв 4-й ТА. Последовавшая на следующий день просьба штаба XIII АК вновь вернуть ему эту ценную подвижную группу командование армии отклоняет под предлогом необходимости провести срочные ремонтные работы. Однако и в последующие дни соединение Фрибе не вернули под Броды. На 10 апреля 1944 г., согласно текущему донесению о наличии бронетехники (Bestandmeldung), состояние «Пантер» танкового отряда Фрибе характеризовалось следующими цифрами (см. таблицу).

* Обозначение, не расшифровываемое однозначно, скорее всего — ремонтное предприятие в тылах группы армий.

Хорошо видно, что достаточно большой общей численности отряд Фрибе мог выставить для участия в бою всего 20 линейных «Пантер». То есть, с одной стороны, слова штаба Рауса о необходимости срочного ремонта не были лукавством. С другой стороны, командование 4-й ТА явно готово было поступиться территориальными потерями в районе Бродов во имя удара на Тарнополь.

Также, уже традиционно, группе Фрибе придавался 507-й батальон «Тигров», ранее выполнявший задачи по подпиранию фронта пехотных частей. По состоянию на 9 апреля батальон был в подчинении 349-й пд на левом фланге корпуса. Роль «пожарной команды» для пехоты, конечно же, не лучшим образом сказалась на боеспособности еще недавно полнокровного батальона «Тигров». Общая численность бронетехники частей и соединений XXXXVIII корпуса на тарнопольском направлении характеризовалась на тот момент следующими числовыми показателями (см. таблицу).

Таблица. Численность и состояние бронетехники XXXXVIII танкового корпуса на вечер 10 апреля 1944 г.[431]

* С пометкой «3 условно».

Принятые Моделем решения вскоре оформляются приказом, направленным в штаб Рауса 10 апреля. Суть плана операции была отражена в нем следующими словами: «XXXXVIII тк, которому для этой цели передаются 9-я тд СС и соединение Фрибе, 11 апреля должен нанести концентрированный удар из района Козлова и южнее, чтобы деблокировать гарнизон Тарнополя. Сам Тарнополь после вывода находящихся там войск должен быть сдан». Дивизия «Гогенштауфен» изымалась из подчинения корпуса Хауссера и с 9.00 10.4 передавалась под командование XXXXVIII тк. Однако 9-я тд СС передавалась Бальку не полностью, в приказе использовалась формулировка «без задействованных в другом месте подразделений». Два батальона и один артдивизион «Гогенштауфена» использовались в подчинении 1-й ТА и не участвовали в наступлении.

Подготовленный штабом 4-й ТА план был достаточно простым и логичным. Предполагалось наступать переданной армии 9-й тд СС из района Городища, а соединением Фрибе из района Козлова, где оба моста сохранились невредимыми. Преодолев реку Восушку, задействованные в операции части должны были совместно наступать по противоположному берегу на Тарнополь. Если одно соединение не сможет прорвать советскую оборону, его предполагалось перебросить через реку в затылок более успешному соседу. Помимо подвижных соединений в прорыве к Тарнополю предполагалось задействовать пехоту. Как указывалось в приказе № 65 4-й ТА от 10 апреля: «В деблокирующем наступлении следует задействовать все имеющиеся в распоряжении части 359-й пд. В первую очередь речь идет о том, чтобы использовать основную массу артиллерии дивизии для подготовки наступления и поддержки его начальной фазы». Это, пожалуй, было самым слабым местом плана. Опорой немецких «блицкригов» начала войны являлись следовавшие по пятам за подвижными соединениями дееспособные пехотные дивизии. Они прикрывали фланги и занимали местность. В 1944–1945 гг. немцы себе позволить этого уже не могли, в результате наступления масс техники терпели неудачу. Характерный пример здесь, разумеется, Балатон 1945 г.

Формально в плане оговаривалось спасение многочисленных раненых гарнизона «крепости». Приказ 4-й ТА гласил: «После того, как весь гарнизон и все раненые присоединятся к деблокирующей группировке, а транспортировка неспособных самостоятельно передвигаться будет обеспечена, необходимо поэтапно отходить к Стрыпе». Фон Найндорфу, ввиду уничтожения транспорта «крепости» на улицах Тарнополя, было обе щано предоставление автомашин для вывоза раненых. Однако одновременно рассматривался вариант, когда «коридор» для вывода всех из Тарнополя обеспечить не удастся: «Если не удастся непосредственно подойти к линии обороны крепости, гарнизон должен прорываться». Приказ на прорыв имел право отдать XXXXVIII корпус.

Как и следовало ожидать, первым испытанием для плана прорыва в Тарнополь стали дорожные условия весны 1944 г. Перегруппировка «Гогенштауфена» с правого фланга II танкового корпуса СС в полосу XXXXVIII корпуса проходила с большими трудностями и к исходу 10 апреля еще не была закончена. Мотопехотные подразделения сосредотачивались перед рассветом 11 апреля, из числа артиллерийских подразделений прибыла только самоходная артиллерия. Группа Фрибе даже выходила на исходные позиции по раскисшим дорогам в ночь на 11 апреля. Обычно в литературе указывается, что группа Фрибе перешла в наступление силами 24 «Пантер», 9 «Тигров» и 101 БТР, но это больше похоже на донесение о состоянии группы на вечер 11 апреля (8 «Тигров» и 24 «Пантеры»[432]). Вечером же 10 апреля боеготовых танков было меньше (см. выше). Количество машин в строю после марша должно было неизбежно снизиться. Поэтому представляется, что реальные ударные возможности группы Фрибе на 11 апреля были невелики, существенно ниже, чем в рейде 25 марта.

В свою очередь советское командование осознавало угрозу деблокирования Тарнополя и сообразно этому распределяло имевшиеся резервы. Так, опытных противотанкистов 8-й гв. ИПТАБР полковника Н.Д. Чеволы нацеливали на прикрытие шоссе Козова — Тарнополь (именно с этого направления собирался наносить удар XXXXVIII тк) и Езерна — Тарнополь. Непосредственно под Городищем находилась 28-я ИПТАБР. Самым же весомым аргументом советского командования на подступах к Тарнополю стала 1-я гв. артиллерийская дивизия РГК (см. таблицу).

Помимо ожидаемых противников, в район Тарнополя выдвигались противники, для немцев неожиданные. Это был 6-й гв. танковый корпус армии П.С. Рыбалко в составе 52-й и 53-й гв. тбр. Первая получила 30 танков от 7-го гв. тк, вторая — 40 новых танков на станции Дубно. Корпус вышел к вечеру 9 апреля в район к юго-востоку от Тарнополя и легко мог быть выдвинут для предотвращения попыток деблокирования «крепости».

Вместе с тем следует признать, что непосредственно находившаяся на направлении главного удара эсэсовцев у Городища 135-я сд 106-го ск не поражала своими возможностями. На 31 марта она насчитывала 6204 человека[434]. К началу немецкого наступления состав и группировка артиллерии 106-го ск были следующими (см. таблицу).

Кроме того, действия артиллерии 340 сд поддерживались приданными ей 156-м пап в составе 12 152-мм гаубиц-пушек. Усиливался корпус 1-й гв. АД в составе 1 пабр (31 152-мм пушка-гаубица), 200 габр (51 122-мм гаубица) и 28-й ИПТАБР в составе 1840-го и 1842-го полков ИПТАП. Дополнялось все это дивизионом «катюш» (6 установок). Артиллерия 135 сд в основной своей массе стояла на прямой наводке в противотанковых опорных пунктах. На закрытых позициях стояли три 76-мм дивизионных орудия и десять 122-мм гаубиц.

В полосе обороны 135-й сд было создано шесть противотанковых опорных пунктов, из них на переднем крае обороны от Слободки до ст. Денисув 5 опорных пунктов:

В глубине находился ПТОП № 6 из шести 45-мм пушек. Все ПТОП в полосе обороны 135-й сд имели огневую связь. Такая противотанковая оборона была неплохой для 1941–1942 гг. Однако против «Тигров» это все уже было слабой защитой. Еще одним отрицательным моментом в организации противотанковой обороны было недостаточное количество минных полей на подходах к противотанковым опорным пунктам.

На направлении наступления группы Фрибе под Козловом находилась проверенная боем 25 марта 148-я сд (5160 человек на 31 марта).

Наступление началось ранним утром 11 апреля. Все попытки Фрибе прорваться через оборону 148-й сд у Козлова успеха не имели. Как указывалось в отчете XXXXVIII корпуса по итогам боев: «Третья атака танкового соединения Фрибе на восточную часть Козлова вновь захлебнулась в сильном артиллерийском и минометном огне». В советских донесениях также отмечается сильный артиллерийский огонь противника. Однако эта артиллерийская дуэль была выиграна советской стороной. Потери 148-й сд по донесениям дивизии в этом бою были умеренными: 8 человек убитыми и 20 человек ранеными[435].

Начав наступление рано утром, эсэсовцы заняли Городище, но занятый ими на восточном берегу Восушки плацдарм не был удержан. Причем впоследствии командование «Гогенштауфена» обвинялось в том, что не сообщило о потере плацдарма в штаб Балька (заставляя принимать решения исходя из наличия этого плацдарма). Южнее Городища, у селения Млынец плацдарм был все же захвачен, и немцам даже удалось захватить господствующую высоту 367. Но мостовое имущество застряло на бездонных дорогах, и только поздним вечером его удалось вытащить из грязи с помощью штурмовых орудий. Уже утром выяснилось, что из-за условий местности навести мост у Млынца не представляется возможным. Наступление оказалось в тупике.

Надо сказать, что по итогам первого дня наступления Бальк был отнюдь не в восторге от действий свежего эсэсовского соединения. Как он отмечал, «командование 9-й тд СС мыслит исключительно тяжеловесно и схематично». В последующем штаб XXXXVIII корпуса отмечал у дивизии СС «ужасающий дефицит тактических умений, особенно у командиров среднего звена», итогом которого было «даже невыполнение отданных приказов о наступлении». Кроме того, эсэсовцы обнаружили недостаточные навыки взаимодействия с артиллерией и авиацией. Войска СС в послевоенной историографии традиционно позиционируются как элита вооруженных сил Третьего рейха, но реальность была несколько сложнее этого шаблона.

Тем временем командование XXXXVIII корпуса планирует наступление, исходя из наличия уже несуществующего плацдарма у автомобильного моста у Городища. Утром 12 апреля генерал Бальк приказывает командиру 9-й тд СС обергруппенфюреру Биттриху: «Расширить плацдарм таким образом, чтобы навести мост вне зоны прямого огня противника. Для этого захватить Слободку и высоту 330 севернее Слободки». Одновременно выводится из боя соединение Фрибе и перебрасывается южнее, для форсирования реки у намеченной к захвату Слободки. Смена соединения Фрибе, правда, состоялась только на следующий день. Собственно день 12 апреля оказывается потрачен впустую. Эсэсовцы не смогли перегруппироваться для атаки на Слободку и в итоге уже вечером отказываются от намеченного наступления. Потери 135-й сд в этих боях можно оценить как умеренные: за 11 и 12 апреля дивизия потеряла 154 убитыми и 444 ранеными.

13 апреля разворачиваются бои за Слободку, в которых помимо подразделений «Гогенштауфена» участвует соединение Фрибе. Только к вечеру выясняется, что «о потере маленького плацдарма, имевшего решающее значение для продолжения наступления, армия узнала только в 19.00 13.4». Соответственно захват Слободки терял всякий смысл, этот пункт был ценен лишь как обеспечение плацдарма от обстрелов. Наступать от Слободки на восток к Тарнополю было невозможно. Опытный командир полка на БТР группы Фрибе прямо говорит начальнику штаба XXXXVIII корпуса: «атака на высоты 363 и 330 на восточном берегу Восужки не имеет шансов на успех». Два дня оказываются потрачены впустую. Как ни странно, свою роль в отсутствии информирования штаба Балька сыграло присутствие на командном пункте «Гогенштауфена» командующего группой армий — Моделя. Последний привык управлять сражением с передовой и выслушал доклад о потере плацдарма по горячим следам, но никуда дальше эта информация не пошла. То есть имелась несогласованность действий немецкого командования разных уровней.

Промедление на переправе имело роковые последствия для гарнизона Тарнополя. 12 апреля 1944 г. в 13.00 части 15-го стрелкового корпуса после трехчасовой артподготовки на разрушение возобновили штурм. Собственно одной из предпосылок для возобновления штурма стало получение пополнения. Вечером в 22.00 12 апреля 302-я сд получила 1200 человек пополнения, в том числе 823-й сп 302-й дивизии получил сразу 470 человек. На следующий день было получено еще 1045 человек, но для них в 302-й сд уже не имелось вооружения.

Тем временем наступление деблокирующей группировки наконец ускоряется. Проведенной инженерной разведкой было выявлено подходящее для наведения моста место юго-западнее Городища, мост был наведен в ночь на 14 апреля, и по нему пошли танки и самоходки «Гогенштауфена». Также около 10.00 утра (берлинского времени) по этому мосту перебрасывается несколько «Тигров» соединения Фрибе. Надо сказать, что было принято компромиссное решение: группа Фрибе подчинялась «Гогенштауфену», но с одновременным подчинением всей бронетехники эсэовской дивизии полковнику Фрибе.

Удар «Тигров» оказывается для пехоты 135-й сд серьезным испытанием. ПТОПы, состоящие преимущественно из «сорокапяток», были сметены, что в свою очередь заставило отступать стрелковые подразделения. Как позднее указывалось в отчете 7-й гв. ИПТАБР, «части 135 сд в беспорядке стали отходить на Ходачкув Вельки, где принятыми мерами были остановлены и заняли оборону. Всю тяжесть удара танков вынес 1840 ИПТАП, ведя бой в большинстве случаев в окружении»[436]. В трудном положении оказались не только противотанкисты. Бронетехника 9-й тд СС и группы Фрибе прорвались до позиций 399-го гаубичного артполка 1-й гв. АД. Как прямо указывалось в донесении, немецкие танки «стали утюжить матчасть и расстреливать личный состав полка». В итоге 399-й гап в бою 14 апреля потерял сразу 17 орудий, из них 8 остались на поле боя, занятом противником.

«Вскрытие» немцами своего плацдарма у Городища и прорыв к шоссе на Тарнополь заставляет И.Д. Черняховского выдвигать навстречу атакующим все имевшиеся под рукой резервы. Первыми стали 52-я и 53-я гв. танковые бригады с приданным им 11-м гв. тяжелым танковым полком. Непосредственно в Ходачкув Вельки рано утром 15 апреля выходит 53-я гв. тбр. Нельзя сказать, что бой у Ходачкува Велького хорошо сложился для 53-й гв. тбр В.С. Архипова. Сам Архипов довольно подробно описывает этот бой в мемуарах, представляя его как вполне успешный. Однако по документам результатом дня стала потеря бригадой 18 танков подбитыми и сгоревшими[437]. Более того, в отчете 6-го гв. тк по итогам боев в адрес В.С. Архипова были сказаны достаточно резкие слова: «53-я гв. ТФКБр потеряла 30 танков из-за отсутствия разведки, наблюдения, плохого использования местности для действий танков из засад, плохой маскировки и окапывания танков»[438]. Помимо танков, в район Ходачкува Велького перебрасывается полк на 76,2-мм ЗИС-3 из 8-й гв. ИПТАБР полковника Н.Д. Чеволы. Полк вел тяжелый бой и потерял за день сразу 7 орудий. Пехотным ядром советской обороны у Ходачкува Велького становится 68-я гв. стрелковая дивизия. Несмотря на оперативное подтягивание резервов, сразу остановить противника не удается. К вечеру 15 апреля Ходачкув Вельки оказывается потерян.

Тем временем вклинение в оставшуюся под контролем гарнизона «крепости» часть Тарнополя на восточном берегу Серета заставило фон Найндорфа в ночь на 15 апреля вывести войска с этого плацдарма в пригород Тарнополя Загробелю. Это сразу резко ухудшило условия снабжения продовольствием и водой — продовольственные склады остались на восточном берегу. Отсчет времени существования «крепости Тарнополь» пошел на считаные часы. Однако было бы большой ошибкой считать отступившие в Загробелю подразделения гарнизона «крепости» полностью деморализованными и малобоеспособными. В ходе атаки Загробели 15 апреля огнем двух штурмовых орудий (в советских документах проходили как «Фердинанды») было сожжено четыре танка Т-34 и 2 САУ[439].

Еще одним поворотным событием в судьбе «крепости» становится гибель 15 апреля генерал-майора фон Найндорфа. Командование сгрудившимися в Загробеле остатками гарнизона принимает на себя командир 949-го полка полковник фон Шенфельд. Он уже не стал ждать деблокирования или даже приказа XXXXVIII тк (как это было обозначено в плане). В 22.00 15 апреля на совещании офицеров гарнизона полковник фон Шенфельд приказал прорываться. С организацией прорыва связана одна из загадок «крепости Тарнополь». Немецкий исследователь Г. Фрике пишет:

Разгадка, вероятно, достаточно проста. В 3.00 ночи 16 апреля начался штурм пригорода Загробеля двумя полками 336-й сд и полком 117-й гв. сд с северо-запада и с юга. Соответственно это наступление (по времени точно совпадающее с началом прорыва) стало импульсом для практически безнадежной попытки прорыва. Собственно прорыв начался в 2.00 16 апреля двумя группами по 700 человек, включая ходячих раненых. Достаточно многочисленным группам окруженцев удалось прорвать оборону на периметре Загробели и выйти на позиции пушечной бригады 1-й гв. АД (152-мм гаубицы-пушки МЛ-20). Личный состав батарей рассеивал атакующую немецкую пехоту со стрелковым оружием в руках. Встречаются утверждения, что окруженцы едва ли не разгромили позиции артиллеристов, но документы это не подтверждают. Потери личного состава 1-й ПАКБр были сравнительно невелики: 17 человек убито и 5 ранено[441]. Одновременно артиллеристы отчитались о 408 пленных[442].

Однако атакой позиций 1-й гв. АД дело не ограничилось. Советское командование приготовило для гарнизона «крепости» сюрприз в лице свежей 9-й гв. ИПТАБР, выдвинутой из резерва и еще не задействованной в боях. Как раз в ночь с 15 на 16 апреля ИПТАПы бригады занимали позиции фронтом на восток в районе Тарнополя, и на них напоролись прорывающиеся из «крепости» группы. По немцам был открыт огонь осколочно-фугасными снарядами и даже картечью из пушек ЗИС-2. Также артиллеристы взялись за винтовки, автоматы и пулеметы. По итогам ночи противотанкисты 9-й ИПТАБР отчитались о 200 убитых немецких солдатах и офицерах и 70 пленных[443]. Собственные потери составили 5 человек убитыми и 23 ранеными[444].

Ввиду нарастания хаоса и неполучения приказа о прорыве не все немецкие части покинули Загробелю. Некоторые уже были банально скованы боем с началом ночной атаки советских войск. К 7.00 сопротивление остатков гарнизона в Загробеле было сломлено. В результате боев в Загробеле было взято 1223 пленных, в том числе 15 офицеров. Эпопея со штурмом «крепости» Тарнополь завершилась.

Несмотря на то, что гарнизон Тарнополя в ночь с 15 на 16 апреля уже был рассеян и пробивался мелкими группами на соединение с немецкими частями, боевые действия под Ходачкувом Вельким и Городищем продолжились. С раннего утра 16 апреля соединение Фрибе при поддержке мотопехоты «Гогенштауфена» пытается пробиться на восток. На тот момент соединение Фрибе оказывается на вершине своей численности за период операции — 12 «Тигров» и 26 «Пантер»[445]. Происходит это, очевидно, за счет поступления танков из ремонта. Однако немецкие атаки встречают упорное сопротивление стянутых к Ходачкову Велькому стрелковых, артиллерийских и танковых частей 60-й армии. Как указывалось в отчете штаба XXXXVIII корпуса по итогам боев, «противник оказывает упорное сопротивление при поддержке крупных сил артиллерии и ПТО и постоянно контратакует при поддержке танков». 53-я гв. тбр теряет за день 3 танка сгоревшими и 7 подбитыми, 52-я гв. тбр — 6 сгоревшими и 4 подбитыми, 11-й гв. тяжелый танковый полк — 4 ИСа сгоревшими и 3 подбитыми. Надо сказать, что бои с немецкими танками под Ходачкувом Вельким довольно дорого обошлись 6-му гв. тк. С 15 по 18 апреля было потеряно безвозвратно 52 танка (в том числе 4 ИС-122) и еще 23 машины числились подбитыми[446].

Возросшее сопротивление у Ходачкува Велького и выход на позиции группы Фрибе первых солдат из Тарнополя привели к фактическому свертыванию наступления XXXXVIII корпуса уже 17 апреля. По существу деблокирующая операция закончилась провалом. Всего из состава гарнизона вышли к немецким частям 55 человек[447]. Причем основная масса вышла не на позиции эсэсовцев и группы Фрибе, а кружным путем в районе Езерны. Достаточно высокий процент выживаемости продемонстрировала группа «Демба», из нее вышли 14 человек. Большую выживаемость продемонстрировали, пожалуй, только эсэсовцы из «Лейбштандарта» — 2 человека из взвода и 2 человека из расчетов шести САУ «Грилле». Из 949-го полка вышли лишь 0,5 % состава, 14 человек из более чем 2 тыс. Последний комендант «крепости» фон Шенфельд был убит в ходе прорыва.

Во что же обошлась немцам безуспешная попытка прорваться к «крепости»? По донесению от 19 апреля 9-я тд СС отчиталась о 16 Pz. IV и 8 штурмовых орудиях в строю, танковая группа Фрибе — о 8 «Тиграх» и 20 «Пантерах»[448]. То есть количество боеготовых машин 9-й тд СС существенно просело по сравнению с моментом начала операции, а численность группы Фрибе оставалась относительно стабильной. В тот же день, 19 апреля, XXXXVIII корпус отчитался о безвозвратной потере в ходе попытки деблокирования Тарнополя всего 3 «Пантер» из группы Фрибе и 4 Pz. IV и 2 «Штурмгешютцах» 9-й танковой дивизии СС[449]. Однако это явно заниженная оценка. По немецким же данным, донесению 507-го батальона от 20 апреля, в 800 метрах южнее Ходачкув Вельки 15 апреля был потерян безвозвратно «Тигр» с серийным номером 250 974, который сгорел от огня советской противотанковой артиллерии[450]. Более того, он даже попал на отчетные фотографии 1-й гв. АД, пусть и в неважном качестве. Отсутствие признания потери этого танка заставляет усомниться в донесении в целом.

Вместе с тем нельзя сказать, что участие в попытке деблокады Тарнополя привело к большим потерям 507-го батальона, несмотря на столкновение с многочисленными советскими противотанковыми частями под Ходачкув Вельким. По состоянию на 20 апреля в 507-м батальоне тяжелых танков насчитывалось всего 7 боеготовых линейных «Тигров», еще 18 машин числилось в краткосрочном ремонте (+3 командирских «Тигра»), 8 машин — в долгосрочном и 3 машины — в K-Werk[451].

Потери личного состава советских войск, штурмовавших Тарнополь, составили 2876 человек убитыми и 11 903 ранеными. По советским отчетным документам, потери бронетехники в ходе штурма г. Тарнополь составили[452]:

4-й гв. тк — 52 Т-34 и 15 СУ-85;

1827-й САП — 3 СУ-152;

1889-й САП –5 СУ-76.

В потерях бронетехники в боях за Тарнополь также необходимо учесть роту танков 52-й гв. тбр 6-й гв. ТА из армии Рыбалко. Рота численностью в 10 танков участвовала в боях совместно с 336-й сд и потеряла 2 танка сгоревшими и 3 танка подбитыми[453].

Подводя итог борьбы за Тарнополь, можно сделать следующие выводы. Тарнополю в качестве одной из пробных «крепостей», можно сказать, крупно не повезло. В штурмовавшей его 60-й армии находились крупные силы противотанковой артиллерии. Весь 1-й Украинский фронт на 1 апреля 1944 г. располагал семью противотанковыми бригадами, из которых четыре оказались задействованы под Тарнополем: 7, 8 и 9-я гвардейские и 28-я ИПТАБР. Все они не сидели без дела, за апрель 60-я армия расстреляла аж 2918 выстрелов к 57-мм пушке[454]. Такая масса противотанковой артиллерии вкупе с гаубицами 1-й гв. артдивизии обрекала деблокирующий удар на неудачу.

ля деблокирования Тарнополя немецким командованием была собрана группа танков даже более многочисленная, чем прорвавшаяся к Бучачу навстречу 1-й танковой армии. Однако важного в моральном и политическом плане прорыва к «крепости» с выводом остатков гарнизона и эвакуацией раненых не состоялось. Если бы таковой имел место, то геббельсовская пропаганда наверняка раструбила бы о нем на все лады, по сути, поддержав концепцию «крепостей». Но все произошло ровно наоборот. Выход к своим всего 55 «тарнопольцев» совсем не вдохновлял гарнизоны будущих «крепостей». Поэтому летом 1944 г. с «крепостями» было туго, гарнизоны быстро оставили и Витебск, и Бобруйск.

Тем не менее сам Тарнополь оборонялся дольше, чем можно было бы ожидать. Устойчивость гарнизона «крепости Тарнополь» в немалой степени была обеспечена наличием подвижного резерва в руках коменданта, каковым являлся батальон «Демба». Допрошенный 17 апреля 1944 г. офицер тарнопольского гарнизона подполковник Кайенбург говорил, что «Демба» «перебрасывалась поротно на наиболее ответственные участки фронта и обладала очень высокой боеспособностью»[455]. Однако в целом боеспособность собранного «с бору по сосенке» гарнизона была невысокой.

Сильным аргументом «крепости» помимо «Дембы» стал подвижный резерв из «Штурмгешютцев» и 150-мм самоходок. В отчете по деятельности артиллерии 94-го ск по итогам боев за Тарнополь указывалось: «Особенно нужно отметить хорошие действия самоходных орудий противника, которые, умело маневрируя, приносили значительный ущерб нашим частям»[456]. В корпусе даже были созданы специальные группы разведчиков, охотившиеся за немецкими самоходками и при обнаружении вызывавшие огонь тяжелых орудий.

Одной из примет последнего года-полутора войны стало активное использование немцами снайперов. Если в период «блицкригов» в вермахте опыт кайзеровских снайперов Первой мировой войны оказался предан забвению, то получив горькие уроки от советских «ворошиловских стрелков», немцы стали возрождать традиции. В ЖБД 60-й армии по итогам боев за Тарнополь в качестве недостатка в действиях своих войск указывалось «отсутствие своих снайперов и охотников, которые бы вели борьбу со снайперами пр-ка и уничтожали важные цели, от которых во многих случаях решался исход боя за дом, здание»[457].

Еще одним средством обеспечения устойчивости обороны «крепости» стало ручное противотанковое оружие. Как отмечалось в сводке обобщенного боевого опыта 1-го УФ за март: «Борьбу с танками в населенном пункте противник ведет с помощью противотанкового ракетного ружья системы «Ракетверфер». Эффективность его использования в пределах дистанции до 200 метров достаточно большая. Большинство наших танков, из числа уничтоженных в уличных боях в г. Тарнополь, было уничтожено именно этим видом оружия»[458]. Имеются в виду, очевидно, реактивные «Офенроры», имевшиеся у гарнизона «крепости». «Фаустпатроны» попали в Тарнополь уже в апреле, в самом конце осады, до гарнизона добрались в парашютных контейнерах около двух сотен «Фауст 1» и «Фауст 2». Тем самым Тарнополь стал предтечей немецких «крепостей» 1945 г., уже на территории Германии.

Последним аккордом боев с армией Хубе стало сражение к югу от Днестра, на Станиславском направлении. После деблокирования армии Хубе следующей задачей для группы армий «Юг» являлось предотвращение продвижения советских войск на запад по правому берегу Днестра. Для эффективного противодействия советскому наступлению нужны были плацдармы. В ЖБД 1-й танковой армии это отмечалось особо: «Решающее значение имеет успех наступления III тк, создающий первую предпосылку для дальнейших операций южнее Днестра»[459]. Планы командования 1-й танковой армии предусматривали ни много ни мало перехват ударом с плацдармов коммуникаций советской группировки в районе Станислава.

Первый плацдарм был образован на правом берегу Днестра у Петрова 101-й егерской дивизией уже 11–12 апреля. Примерно в это же время, 12–13 апреля чуть северо-западнее Нижнева, занятой боевой группой Финка (II батальон 63-го полка и 27-й саперный батальон), сформировала плацдарм вышедшая из окружения 17-я танковая дивизия.

Однако расширение немецких плацдармов на Днестре столкнулось с существенными затруднениями. В ЖБД 1-й танковой армии указывалось: «Прибывающая на Днестре вода продолжала существенно затруднять переправу на плацдармы. Снабжение, несмотря на жесткие мероприятия командования армии, доставлено лишь в незначительном объеме. Прошлой ночью шел дождь, что снова ухудшило состояние дорог, так что мостовая техника не смогла прибыть»[460]. В результате переправа на плацдармы тяжелой техники и артиллерии задерживалась, удерживавшие плацдармы части поддерживались артиллерийским огнем с левого берега Днестра.

Собственно, немцы столкнулись примерно с теми же проблемами, что и 18-й гв. стрелковый корпус несколькими днями ранее. Так, по советским данным, в 11.00 12 апреля рота из состава 101-й егерской дивизии на надувных лодках переправилась в Петрув (20 км восточнее Тлумач). К вечеру она была рассеяна танками. В ЖБД немецкой 1-й танковой армии отмечается: «Для отражения атак крупных танковых соединений противника имеется достаточно ПТО, но не хватает боеприпасов».

Значение этого участка в глазах немецкого командования было настолько велико, что в расположение III танкового корпуса в полдень 13 апреля приезжают и сам Хубе, и новый командующий группой армий «Северная Украина» Вальтер Модель. Результатом совещания становиться требование незамедлительно улучшить снабжение корпуса и доставить мостовое имущество. Срок устанавливается достаточно жесткий — к полуночи. Однако это оказалось лишь благими пожеланиями, немедленного улучшения ситуации со снабжением не произошло. Тем не менее уже к 16 апреля на плацдарм в Нижнев переправились части 6-й танковой и 367-й пехотной дивизий. Для переправы тяжелой техники использовались 4-тонный, 10-тонный, 24-тонный и 60-тонный паромы. Также была, наконец, подтянута тяжелая мостовая техника. В конце концов была даже сооружена 70-тонная переправа для «Тигров». С плацдармов немцы развернули контрнаступление на южном берегу Днестра. Наступательные действия оказались поддержаны авиацией VIII авиакорпуса, высвободившегося после падения Тарнополя.

Надо сказать, что к исходу 16 апреля армия М.Е. Катукова находилась уже не в лучшем состоянии. В составе 8-го гв. мехкорпуса оставался 21 танк (1 гв. тбр — 12, 19 гв. мбр — 3, 20 гв. мбр — 2, 21 гв. мбр — 4), в составе 11-го гв. танкового корпуса — всего 9 танков (44 гв. тбр — 5, 40 гв. тбр — 4)[461].

С 18 апреля в подчинение 1-й танковой армии прибыл 72-й гв. тяжелый танковый полк, 399-й тяжелый САП, 17-я гв. мехбригада с 56-м танковым полком, вооруженным 18 танками Т-34-85. Это был один из первых эпизодов боевого применения новейших Т-34-85. Также 18 танков прибыли на пополнение 45-й гв. танковой бригады.

Однако это уже совсем другая история.

Резюмировать ход тех боев можно выдержкой из отчета немецкой 17-й танковой дивизии: «Бои южнее Днестра отличала быстро оборудованная исключительно сильная противотанковая оборона противника (2 бригады ПТО, около 200 стволов калибра 5,67[462] и 7,62 см) и появление сверхтяжелых штурмовых орудий и танков в качестве противотанковых средств»[463].

Яростный натиск массой танков к югу от Днестра, судя по всему, произвел сильное впечатление на советское верховное командование. Поздним вечером 17 апреля Ставка ВГК приказывает Г.К. Жукову:

Оборону предписывалось строить в три полосы на глубину в 30–40 км с особым вниманием к Львовско-Тарнопольскому и Станиславскому направлениям. То есть были обозначены направления, где противник наступал во второй декаде апреля. Также нельзя не отметить, что командующие 2-м и 3-м Украинским фронтами получили директивы на переход к обороне заметно позднее — 6 мая 1944 г.

Заключение

Начав повествование словами К. Симонова, логично было бы закончить цитатой из него же:

Если перевести эту яркую картину в сухие цифры, то всего на советско-германском фронте в марте — апреле 1944 г. вермахт потерял более 54 759 грузовых (включая «Маультиры») и 30 447 легковых автомобилей. Впервые со времен Сталинграда счет на потерянные автомашины шел на десятки тысяч единиц. Потери БТРов вышли в апреле 1944 г. на фантастическую и доселе невиданную цифру в 1331 единицу. Разумеется, эти цифры включают весь фронт от Балтики до Черного моря, но немалая доля пришлась именно на армии Рауса и Хубе (более 37 тыс. захваченных с 4 марта по 10 апреля 1944 г. автомашин, если опираться на донесения трофейщиков 1-го УФ). Вермахт неуклонно терял подвижность, которая была его сильной стороной в период «блицкригов».

Проскуровско-Черновицкая операция 1-го Украинского фронта, безусловно, является крупным и несомненным успехом Красной армии. В результате наступления марта — апреля 1944 г. была освобождена обширная территория Западной Украины и тем самым созданы предпосылки для прорыва в южную Польшу и далее в Германию. Несмотря на крайне тяжелые условия весенней распутицы, противнику были нанесены большие потери как в людях, так и в боевой и вспомогательной технике. Оттеснение 1-й танковой армии на запад привело к массовой утрате танков, САУ, тягачей, артиллерии, автомашин, которые в противном случае были бы отремонтированы и усилили группировку, преграждающую Красной армии путь на запад. Возвращение в строй сотен танков, в том числе «Тигров» и «Пантер», наверняка привело бы к контрнаступлению немцев в южном секторе советско-германского фронта с непредсказуемыми последствиями для летней кампании 1944 г. Также отказ от крупного наступления в марте — апреле 1944 г. оставил бы на западе эсэсовский корпус Хауссера, что наверняка бы ухудшило для союзников обстановку в Нормандии. Все это заставляет высоко оценить энергию и настойчивость советского командования в проведении наступательных операций в условиях весенней распутицы, последовательность в добивании раненого зверя. Таковым «зверем» были подвижные соединения вермахта, сконцентрированные в тот период в южном секторе советско-германского фронта. Именно о судьбе этих подвижных соединений Г. Гудериан писал в докладе фюреру 27 марта 1944 г.:

Однако этот успех достигается далеко не сразу. Первая попытка разгромить немецкую 1-ю танковую армию в начале марта 1944 г. натолкнулась на упорное сопротивление противника, которое вкупе с трудными дорожными условиями помешало быстро достичь решительного результата. По итогам первых боев командование фронта приняло правильное решение о перегруппировке 1-й и 4-й танковых армий, и во второй фазе операции наступление, наконец, обрело долгожданные высокие темпы. Танки противника становились трофеями прямо в эшелонах, громились тыловые гарнизоны, стремительно захватывались важные переправы.

Тем не менее, как справедливо писал позднее А.Х. Бабаджанян, Проскуровско-Черновицкую операцию можно было бы назвать одной из «блестящих наступательных операций, если бы не ложка дегтя — выход из окружения такого большого количества войск противника». Почему же это произошло?

Решение загнать за Днестр целую танковую армию со свитой стрелковых дивизий трудно оценить однозначно положительно. Советское верховное командование в лице Ставки ВГК погналось за журавлем в небе — политической задачей выхода на государственную границу. Естественно, выполнение этой задачи сказалось на возможностях 1-го Украинского фронта удержать «синицу в руке», блокированную в районе Каменец-Подольского 1-ю танковую армию Хубе. В свою очередь командование фронта также погналось за «журавлем в небе», ориентируя войска уже на следующее наступление — в направлении Львова. Также имело место явление, которое на Западе называют wishful thinking — принятие желаемого за действительное, — когда прорыв в обход Каменец-Подольского и некие перехваты радиостанций в штабе 1-го Украинского фронта принимали за отход армии Хубе за Днепр. Соответственно осознание того, что на запад прорываются не «танки с десантом», а 1-я ТА целиком, пришло слишком поздно. Все это вместе помешало нанести противнику сокрушительное поражение.

Здесь же нельзя не обратить внимание на проблему ограниченности возможностей разведки, ясно видимую при анализе документов обеих сторон. Немецкое командование раз за разом ошибалось в оценке сил и планов противника, пропуская удары танковых армий. Перегруппировка последних оставалась незамеченной, а появление на фронте вскрывалось только на второй-третий день их наступления. Такие же проблемы с вскрытием перегруппировок противника испытывала советская сторона. Ни рокировка подвижных соединений на Проскуровское направление в конце февраля — начале марта 1944 г., ни прибытие II танкового корпуса СС в начале апреля 1944 г. не были своевременно вскрыты советской разведкой. Несмотря на технический прогресс, «туман войны» густо окутывал поля сражений.

Прежде всего, хотелось бы отметить, что своим выходом из окружения костяк армии Хубе обязан технике, точнее, даже целой системе обеспечения «воздушных мостов». Несмотря на огромные потери люфтваффе, «тетки Ю» и Хе-111 транспортной авиации сохранили способности снабжать крупные группировки войск. Именно снабжение по воздуху обеспечило поддержание боеспособности соединений и техническую возможность двигаться и стрелять для танков и самоходок. Причем использование парашютных контейнеров позволяло делать адресные «инъекции» снарядов и топлива для частей на направлении главного удара. Красной армии таких «инъекций» явно не хватало. Бригады 4-й танковой армии под Каменец-Подольским, стрелковые и танковые части на пути «катящегося ежа», злосчастный 18-й гв. стрелковый корпус при прерывании снабжения расходовали боеприпасы и быстро теряли возможность активно влиять на обстановку. «Воздушные мосты» в Красной армии носили эпизодический характер и существенного значения не имели.

Однако помимо сохранения традиций времен «блицкригов», события весны 1944 г. также дают нам примеры разрушения традиций и даже некоторой деградации в использовании танков германской армией. Все шире и все чаще бронетехника в германской армии использовалась для подпирания пехоты. Причем происходило это сразу по нескольким направлениям. Во-первых, ширилось использование новейших «Тигров» и «Пантер» как подпорки пехоты и затыкания дыр. Это достаточно ярко проявилось в случае с «котлом Хубе», когда полнокровные 506-й и 507-й батальоны «Тигров», а также группа Фрибе с полнокровным полком «Пантер» использовались в качестве подпорки для пехоты. Во-вторых, все большую роль в вермахте играли штурмовые орудия. Все это приводило к нехарактерному ранее для немцев распылению бронетехники.

Вместе с деградацией старых средств появлялись новые, вскоре ставшие «визитной карточкой» германской армии. Весной 1944 г. для Красной армии впервые всерьез прозвучал звоночек о появлении у противника новых эффективных противотанковых средств ближнего боя. В отчете 1-й танковой армии прямо указывалось:

Точно так же высокую эффективность продемонстрировало ручное противотанковое оружие немцев в ходе боев за Тарнополь. Напротив, в чистом поле в руках пехотинцев 68-й пехотной дивизии эффективность «Офенроров» оказалась достаточно низкой.

По состоянию на весну 1944 г. Красная армия уже много месяцев вела боевые действия в условиях технического превосходства немецкой бронетехники. «Тигры» и «Пантеры» обладали «длинной рукой», позволявшей с дальних дистанций поражать Т-34-76 — танк, составлявший ядро частей и соединений бронетанковых войск Красной армии. Превосходство немецкой бронетехники в некоторой степени компенсировалось наличием СУ-85, 57-мм противотанковых пушек и 85-мм зенитных орудий в отдельных истребительно-противотанковых дивизионах. Оно только начало сглаживаться с появлением танков ИС. Сами ИСы были на тот момент достаточно сырыми машинами. Также достаточно спорным являлось решение использовать тяжелые танковые полки практически исключительно в интересах пехоты стрелковых соединений. Учитывая высокие ходовые качества ИСов, они могли вполне органично вписаться в структуру танковых корпусов и танковых армий. Позднее усиление полками тяжелых танков подвижных соединений практиковалось в Красной армии.

Однако Проскуровско-Черновицкая операция достаточно ясно демонстрирует ограниченность возможностей бронетехники. За счет маневра советские войска нивелировали превосходство «Тигров» и «Пантер» в конкретных тактических эпизодах.

Приложение 1

«В ремонте» = В среднем и текущем ремонте.

В резерве фронта полки без матчасти 1442, 293, 1419, 1454, 1820-й сап СУ-85, 1812, 1228, 1889-й сап СУ-76 и 1827-й сап СУ-152.

Всего по фронту танков 1070/91, СУ 297/44, итого 1367/135.

Приложение 2

В числителе в строю, в знаменателе в среднем и текущем ремонте.

* Из 78 Т-34 44 на подходе в расположение корпуса

** 43 Т-34, прибывшие на пополнение, в справку не включены

*** Донесение от 19.03.

Кроме того, без матчасти 293-й гсап СУ-85, 1419-й сап СУ-85, 1454-й и 1820-й сап СУ-85.

Всего по фронту: танков 909/231, САУ 204/62.

Литература

1) Архипов В. Время танковых атак. Яуза; Эксмо. 2009.

2) Бабаджанян А.X. Дороги победы. М.: Молодая гвардия, 1975.

3) Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2 т. Т. 2. М.: Олма-Пресс, 2002.

4) Зайцев В.И. Гвардейская танковая. Свердловск: Сред. — Урал. кн. изд-во, 1989.

5) Катуков М.Е. На острие главного удара. М.: Воениздат, 1974.

6) Куровски Ф. Штурмовые орудия, вперед! «Штурмгешютце» в бою. М.: Яуза-Пресс, 2011.

7) Лащенко П.Н. Из боя — в бой. М.: Воениздат, 1972.

8) Лелюшенко Д.Д. Москва — Сталинград — Берлин — Прага. Записки командарма. М.: Наука, 1987.

9) Малыгин К.А. В центре боевого порядка. М.: Воениздат, 1986.

10) Манштейн Э. Утерянные победы. М.: ACT; СПб Terra Fantastica, 1999.

11) Москаленко К.С. На юго-западном направлении. 1943–1945. Воспоминания командарма. Книга II. М.: Наука, 1973.

12) Операции советских вооруженных сил в Великой Отечественной войне 1941–1945. Том III. Операции советских вооруженных сил в период решающих побед (январь-декабрь 1944 г.). М.: Воениздат, 1958.

13) Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК: Документы и материалы 1944–1945. Т. 16 (5–4). М.: Терра, 1999.

14) Фомичев М.Г. Путь начинался с Урала. М., Воен издат, 1976.

15) Fricke, G. “Fester Platz” Tarnopol 1944. Freiburg, 1986.

16) Jentz. T. Panzertruppen, The Complete Guide to the Creation & Combat Emloyment of Germany’s Tank Force. 1943-45. Schiff er Military History, Atlegen, PA, 1996.

17) Hinze, R. Crucible of Combat: Germany’s Defensive Battles in the Ukraine 1943–1944. Solihull, United Kingdom: Helion and Company Limited, 2009.

18) Morzik F. German Air force Airlift Operations. USAAF Historical division. 1961.

19) Neidhardt H. Mit Tanne und Eichenlaub. Kriegschronik der 100. Jäger-Division, vormals 100. leichte infanterie Division. Stocker-Verlag, 1981.

20) Nevenkin K. Fire Brigades. The Panzer Divisions 1943–1945.

21) Pegg M. Hs129 Panzerjaeger! Classic Publications. 1997.

22) Stoves R. 1. Panzer-Division 1935–1945. Chronik einer der drei Stamm-Divisionen der deutschen Panzerwaff e. Podzun, 1962.

23) Tieke W. In the Firestorm of the Last Years of the War. II. SS_Panzerkorps with the 9. and 10. SS-Divisions “Hohenstaufen” and “Frundsberg”. J. J. Fedorowicz Publishing Inc., 1999.

24) Werthen W. Geschichte der 16. Panzer-Division 1939–1945. Verlag Hans-Henning Podzun. Bad Nauheim. 1958.