«Ураган» с острова Наварон

Глава 11 СУББОТА 01 час. 20 мин. — 01 час. 35мин.

Гроувз тоже заметил двух немецких часовых, перегнувшихся через парапет и тревожно всматривающихся вниз. По оценке Гроувза, создалась необычайно сложная ситуация, когда они оказались, как на ладони, беззащитные и зависящие от игры случая. Если Гроувз так остро ощущал опасность, то что должны были пережинать вжавшиеся в лестницу Мэллори и Миллер, которых отделяли от часовых считанные метры? Сержант знал, что Мэллори и Миллер вооружены «люгерами» с глушителями, но достать их мешал гидрокостюм, застегнутый на молнию. Чтобы обнажить ствол, требовалась ловкость акробата, а малейшее движение сейчас могло оказаться роковым. Гроувз недоумевал, как часовые умудряются не замечать Мэллори и Миллера: светила луна, и было светло, почти как днем. Человек с нормальным зрением разглядел бы их в два счета. Гроувз нашел единственно возможное объяснение: пристальный взгляд охранников вовсе не означал, что они глядели внимательно, скорее всего, в данный момент они целиком обратились в слух, напряженно пытаясь определить, откуда доносится беспорядочная автоматная стрельба. Гроувз с максимальной осторожностью достал «люгер» из кобуры и прицелился. На таком расстоянии, даже при всей высокой начальной скорости пули, прикинул Гроувз, шанс попасть в одного из часовых ничтожно мал и все же попытка не пытка.

Гроувз правильно угадал два обстоятельства. Часовые, отнюдь не успокоенные заверениями генерала Циммерманна, действительно прислушивались к автоматным очередям, которые раздавались на берегу и становились все более отчетливыми, и не только потому, что выстрелы приближались, но и потому, что у партизан в районе Зеницкого Ущелья кончались патроны, и их огонь затихал. Гроувз также оказаноя прав, предпопожив, что ни Мэллори, ни Миллер не сделали попытки выхватить свои «люгеры». В первые несколько секунд Мэллори, как и Гроувз, не сомневался, что малейшее движение мгновенно привлечет внимание охранников, однако тут же — задолго до того, как об этом подумал Гроувз — понял, что, прислушиваясь к выстрелам, часовые забыли обо всем на свете, и даже если помахать перед ними рукой, они этого не заметят. А теперь вообще не следовало ничего предпринимать, поскольку с высоты Мэллори увидел то, чего не мог видеть Гроувз, находившийся возле основания дамбы: на луну наплывала очередная темная туча.

По поверхности водохранилища заскользила черная тень, и вода из темно-зеленой стала цвета индиго. Достигнув дамбы, тень поглотила лестницу и вцепившихся в нее людей, а вскоре — и все ущелье. Гроувз облегченно вздохнул и опустил «люгер». Мария поднялась с камней и пошла в сторону мостика. Петар закрутил головой, переводя невидящий взор с предмета на предмет, как это делают все слепые. А Мэллори и Миллер тотчас же возобновили восхождение.

Через некоторое время Мэллори покинул лестницу и перебрался на отвесную скалу. К счастью, поверхность скалы оказалась не абсолютно гладкой, однако немногочисленные мелкие углубления и выступы располагались неудобно, и сложный в техническом отношении подъем отнимал много сил. В нормальных условиях, если бы Мэлори мог пользоваться молотком и костылями, заткнутыми за пояс, он посчитал бы этот подъем средней сложности, но воспользоваться костылями сейчас было нельзя. Мэллори находился прямо над верхней частью дамбы, не более чем в тридцатипяти футах от ближайшего часового. Малейший звук молотка о металл услышал бы и самый невнимательный человек, а часовые, как уже успел убедиться Мэллори, отнюдь не относились к данной категории людей. Поэтому Мэллори пришлось положиться лишь на собственные природные способности и многолетний опыт альпиниста. Он продолжил свой путь, обливаясь потом в герметичном резиновом костюме. Тем временем Миллер, от‚ которого Мэллори отделяло футов сорок, уставился вверх с таким беспокойством, что на какой-то миг позабыл о своем рискованном положении на ступеньке лестницы, которое в иных обстоятельствах вызвало бы у него легкую истерику.

Между тем Андреа также смотрел вдаль, однако лишь при помощи утонченной наблюдательности можно было бы обнаружить какие-либо следы волнения на этом смуглом суровом лице. Андреа, как недавно и часовые на дамбе, не столько смотрел, сколько вслушивался. Со своего места он видел только мрачное нагромождение влажно поблескивающих валунов, мимо которых стремительно проносились пенистые воды Неретвы. Там не было никаких признаков человека, а это означало только то, что Дрошни, Нойфельд и их люди, получив суровый урок — Андреа еще не знал, что ранил Нойфельда — по-пластунски продвигались дюйм за дюймом вперед, не покидая укрытия, пока не намечали следующее.

Прошла минута, и Андреа услышал то что ожидал: еле различимый стук камня о камень. Звук раздался, как определил Андреа, футах в тридцати. Он удовлетворенно кивнул, взял гранату и, выждав секунды две, бросил ее несильным движением, а сам спрятался за валун. Послышался характерный глухой разрыв гранаты, и двое солдат, освещенные короткой белой вспышкой, повалились на землю.

Ухо Мэллори отчетливо уловило звук взрыва. Он не пошевелился, а только позволил себе медленно повернуть голову, пока в поле зрения не попала находившаяся внизу, футах в двадцати, верхняя часть дамбы. Двое часовых, которые недавно напряженно прислушивались к звукам выстрелов, теперь стали всматриваться вниз в ущелье, затем встревоженно переглянулись, неуверенно пожали плечами и двинулись дальше. Мэллори тоже двинулся дальше.

Лезть стало легче. Помимо небольших выступов в скале стали попадаться мелкие расщелины, в которые Мэллори изловчался вставлять костыль, тем самым существенно увеличивая площадь опоры. Когда он во время следующей остановки посмотрел вверх, до долгожданной продольной трещины оставалось не более шести футов, и, как он и сказал Миллеру, это была всего лишь трещина. Мэллори приготовился подниматься дальше, однако приостановился и задрал голову к небу.

Еле слышно на фоне речного шума и беспорядочных винтовочных выстрелов со стороны Зеницкого Ущелья, но нарастая с каждой секундой, издалека донесся низкий гул. Гул, который невозможно было спутать ни с чем, если хоть раз довелось слышать его на войне. Гул, который возвещал о приближении эскадрилий тяжелых бомбардировщиков. Мэллори жадно ловил стремительно нараставший рокот авиадвигателей и улыбался.

И не он один улыбался той ночью, заслышав приближение «Ланкастеров». Улыбался Миллер, все еще цеплявшийся за лестницу и напрягавший всю свою волю, чтобы не глядеть вниз; улыбался Гроувз, стоявший внизу возле лестницы, а также Рейнольдс у мостика. На правом берегу Неретвы улыбался Андреа, который сообразил, что грохот быстро приближавшихся двигателей прекрасно заглушит собой неосторожный звук, и достал из-за пояса новую гранату. На пронизывающем холоде плато Ивеничи, стоя возле палатки столовой, обменялись восхищенными улыбками и пожали друг другу руку полковник Виз и капитан Вланович. За южным укреплением Зеницкого Капкана генерал Вукалович и трое его старших офицеров, полковник Янци, полковник Ласло и майор Стефан, отложили, наконец, бинокли, в которые долго разглядывали мост через Неретву и грозный лес за ним, и улыбнулись друг другу с облегчением. Но, что самое странное, больше и дольше всех улыбался генерал Циммерманн, сидя в штабной машине в лесу к югу от моста через Неретву.

Мэллори ускорил восхождение, добрался до продольной трещины, поднялся чуть выше, засунул в удобное углубление костыль, вытащил из-за пояса молоток и приготовился ждать. Теперь он находился от верхней части дамбы не более чем в сорока футах, а костыль, который Мэллори хотел забить, требовал не одного мощного удара. Рассчитывать же, что стук молотка о железо останется неуслышанным даже в надвигающемся шуме «Ланкастеров», было абсурдом. Звук тяжелых двигателей усиливался с каждой секундой.

Мэллори посмотрел вниз прямо под собой. Миллер, глядя вверх, постучал по циферблату часов, как это только может сделать человек, вцепившийся обеими руками в перекладину и при этом пытающийся отчаянно жестикулировать. Мэллори в свою очередь кивнул и свободной рукой сделал успокаивающий жест. Миллер обреченно покачал головой.

«Ланкастеры» подлетали к ущелью. Ведущий спикировал над дамбой и взмыл вверх над высокими горами на другой стороне. Содрогнулась земля, над поверхностью водохранилища взметнулся темный столб воды, и лишь тогда все услышали первый взрыв 1000-фунтовой бомбы, сброшенной в ущелье. С этого момента разрывы бомб, дождем посыпавшихся вниз, следовали один за другим, сливаясь в сплошной грохот; а если между ними иногда и возникала короткая пауза, то она заполнялась раскатами эха, подхватываемого горами и долинами центральной Боснии.

Мэллори уже не волновался, сейчас он не смог бы расслышать даже собственный голос — большинство бомб сбрасывалось на небольшой участок примерно в миле от того места, где он приник к скале. Там над горами поднималось ярко-белое зарево разрывов. Мэллори забил в скалу костыль, закрепил веревку и сбросил свободный конец Миллеру, который тут же ухватился за него и полез вверх, удивительным образом напоминая при этом одного из ранних христианских мучеников, как показалось Мэллори. Миллеру не приходилось заниматься альпинизмом, однако он ловко вскарабкался по веревке. Оказавшись за считанные секунды рядом с Меллори, он вклинил обе ступни в продольную трещину, а руками вцепился в костыль.

— Как думаешь, удержишься на этом костыле? — спросил Мэллори. Ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным среди несмолкаемого грохота.

— Попробуй только оторвать меня.

— Не буду, — усмехнулся Меллори.

Он смотал веревку, по которой Миллер взобрался наверх, перекинул связку через плечо и быстро двинулся вдоль трещины.

— Веревку я забираю с собой, а там прикреплю к другому костылю, и ты сможешь присоединиться ко мне. Договорились?

Миллер посмотрел вниз в бездну и содрогнулся. — Если ты думаешь, что я собираюсь здесь ночевать, то глубоко ошибаешься.

Мэллори вновь усмехнулся и устремился дальше.

Находившийся к югу от моста через Неретву генерал Циммерманн со своим адыотантом прислушивались к звукам воздушного налета в районе Зеницкого Ущелья. Генерал взглянул на часы.

— Пора, — произнес он. — Передовым штурмовым отрядам занять места.

И тотчас же по мосту быстро двинулась вооруженная до зубов пехота. Солдаты шли пригнувшись, прячась за парапетом, и, перейдя на противоположный берег, рассредотачивались вдоль реки по обе стороны моста, укрытые от глаз партизан пригорком, примыкавшим к Неретве. Вернее, они думали, что остаются незамеченными, на деле же, в нескольких десятках ярдах от моста, в чрезвычайно рискованном месте окопался партизанский разведчик с биноклем и полевым телефоном, регулярно докладывавший Вукаловичу о разворачивающихся событиях.

Циммерманн посмотрел на небо и сказал адъютанту: — Задержите их. Сейчас выглянет луна. — Он снова сверился с часами. — Через двадцать минут пусть заводят танки.

—Значит, они прекратили движение по мосту? — произнес Вукалович.

— Да. — Это был голос разведчика. — Думаю, причина в том, что через минуту-другую покажется луна.

— Я тоже так думаю, — сказал Вукалович и мрачно добавил: — А вам я советую отходить, пока не стало светло, это ваш последний шанс.

Андреа тоже с интересом изучал ночное небо. Постепенно отступая, он оказался в чрезвычайно невыгодной позиции, практически лишившись какого-либо укрытия. Будет не очень весело, прикинул Андреа, когда выглянет луна. Недолго думая, он выдернул чеку и швырнул гранату в сторону смутно различимой группы валунов, стоявших футах в пятидесяти. Андреа не стал дожидаться результатов, и граната разорвалась, когда он уже устремился выше по течению. Однако кое-какой результат все же был — Дрошни и его люди немедленно ответили яростным огнем, поливая одновременно из десятка автоматов место, которое Андреа только что благоразумно покинул. Пуля царапнула рукав его шинели, но этим дело и ограничилось. Он добрался до очередного скопления валунов и занял новую оборонительную позицию, предоставив отряду Дрошин возможность пересекать открытый участок при свете луны.

Рейнольдс и Мария, затаившиеся возле подвесного моста, услышали глухой разрыв гранаты и поняли, что Андреа находится не более чем в ста ярдах вниз по течению на противоположном берегу. В тот момент Рейнольдс, как и многие другие, всматривался в узкую полоску неба над отвесными стенами ущелья.

Рейнольдс намеревался броситься на помощь Андреа, как только Гроувз отошлет назад Петара и Марию, однако возникло три обстоятельства, помешавшие ему без промедления осуществить задуманное. Во-первых, Гроувзу не удалось вернуть Петара; во-вторых, частые автоматные очереди, приближавшиеся с каждой минутой, свидетельствовали, что Андреа методично отступает, и пока с ним все в порядке; в-третьих, даже если Дрошни со своими людьми убьют Андреа, то, как прикинул Рейнольдс, он заляжет за валуном, нависшим над мостиком, и сможет удержать их некоторое время, не давая перейти на другую сторону.

Однако при виде звездного неба, которое прояснялось по мере того, как темные тучи уходили в сторону, Рейнольдс и думать забыл о тактически правильных и хладнокровно взвешенных аргументах, заставивших его принять решение оставаться на месте. По своему характеру Рейнольдс не мог рассматривать людей в качестве пешек и не сомневался в том, что если луна будет светить достаточно долго, Дрошни воспользуется случаем и предпримет решительные действия, чтобы покончить с Андреа. Он коснулся плеча Марии.

— Даже такие люди, как полковник Ставрос, временами нуждаются в помощи. Оставайтесь здесь. Мы скоро будем. — И он бегом пересек закачавшийся подвесной мостик.

К черту, в сердцах подумал Мэллори, к черту, к черту все! Нет, чтобы небо заволокло тучами. Или пошел дождь. Или снег. Что за напасть — подгадать для операции именно лунную ночь. Но он понимал, что рассуждать на эту тему все равно, что толочь воду в ступе. Выбирать не приходилось — нынешняя ночь была единственно возможной.

Мэллори посмотрел на север, где ветер отгонял вереницу туч, оставляя за собой большой участок чистого звездного неба. Скоро вся дамба и ущелье надолго окажутся во власти лунного света.

Горько усмехнувшись, Мэллори подумал, что не отказался бы от более уютного местечка на это время.

Мэллори добрался уже до середины поперечной трещииы. Он взглянул налево и прикинул, что футов через тридцать-сорок он минует стену дамбы и окажется над самым водохранилищем. Он посмотрел направо и, нисколько не удивившись, увидел Миллера, застывшего на месте и вцепившегося в стальной костыль обеими руками, словно тот был его самым надежным другом, что, пожалуй, сейчас соответствовало действительности. Мэллори глянул вниз: прямо под ним футах в 50 проходила стена дамбы, а в 40 виднелась крыша сторожевой будки. Он вновь посмотрел на небо: еще минута и выглянет луна. Как это он выразился днем в разговоре с Рейнольдсом? Ах, да. Ибо иного времени не дано. Он уже начал сожалеть о том, что сказал. Мэллори был новозеландцем, но лишь во втором поколении: его предки являлись шотландцами, а они, как известно, склонны верить в приметы, вроде черной кошки или сглаза. Мэллори мысленно пожал плечами и продолжил свой путь.

Находившийся внизу возле лестницы Гроувз, который сейчас не столько видел, сколько угадывал темный силуэт Мэллори на фоне черной скалы, понял, что скоро Мэллори и вовсе скроется из виду и тогда Гроувз будет не в состоянии прикрыть его огнем. Он тронул Петара за плечо и, слегка надавив, дал понять, что тому следует сесть подле лестницы. Петар уставился на него невидящими глазами, затем, похоже, сообразил, что надо делать, послушно кивнул и опустился на землю. Гроувз засунул «люгер» с глушителем под одежду и полез вверх по лестнице.

«Ланкастеры» продолжали бомбить Зеницкое Ущелье. Бомбы одна за другой с удивительной точностью падали на небольшой участок, выбранный в качестве мишени, валя деревья, вздымая в воздух кучи земли и камней, вызывая множество локальных пожаров, в которых уже сгорели почти все фанерные танки немцев. В семи милях южнее Циммерманн с интересом и удовлетворением прислушивался к непрекращающейся бомбежке. Затем повернулся к адъютанту, сидевшему рядом в штабной машине.

— Как бы то ни было, вы должны признать, что британские ВВС заслуживают наивысшей оценки за свое усердие. Надеюсь, наши войска покинули этот район?

— В радиусе двух миль от Зеницкого Ущелья нет ни одного немецкого солдата.

— Превосходно, превосходно. — Циммерманн как будто начисто забыл свои прежние дурные предчувствия. — Итак, пятнадцать минут. Скоро выглянет луна, пока же пусть пехота стоит. Следующая группа войск может переправляться вместе с танками.

Рейнольдс, ориентируясь на близкие звуки выстрелов, двигался вдоль правого берега Неретвы. Внезапно он застыл как вкопанный. На его месте большинство людей поступило бы точно так же, почувствовав, как в шею упирается дуло автомата. Рейнольдс очень осторожно, чтобы обладатель автомата не занервничал и не спустил ненароком курок, повернул глаза и голову чуть вправо и с чувством глубокого облегчения понял, что не следует тревожиться, что у обладателя автомата сдадут нервы.

— Вам был дан приказ, — ровным голосом произнес Андреа. — Что вы здесь делаете?

— Я... я думал, вам может понадобится помощь. — Рейнольдс потер шею. — Но, прошу заметить, я мог и ошибаться.

— Пошли. Нам пора возвращаться на ту сторону. Андреа быстро и метко швырнул в сторону неприятеля пару гранат и спорым шагом двинулся к мостику, сопровождаемый пристроившимся сзади Рейнольдсом.

Наконец луна вышла из-за туч. Мэллори второй раз за эту ночь замер в неподвижности, стоя на нижнем краю поперечной трещины и ухватившись за стальной костыль, который загнал в скалу тридцать секунд назад и к которому успел приладить веревку. С ее помощью Миллер успешно преодолел первую половину перехода, и до Мэллори ему оставалось менее 10 футов, когда и он застыл без движения. Оба свесили головы, рассматривая верхнюю часть дамбы.

Там расположились шесть часовых —— двое на дальнем, или западном конце, двое посередине, а оставшиеся — почти прямо под Мэллори и Миллером. А сколько их могло находиться в сторожевой будке, ни Мэллори, ни Миллеру не дано было знать. Единственное, что они знали наверняка — это то, что их могли заметить в любую минуту и что положение складывалось критическое.

Гроувз, поднявшийся по железной лестнице примерно на три четверти, также замер. Со своего места он отчетливо видел Мэллори, Миллера и двух часовых. Он с внезапной ясностью понял, что на сей раз дороги к отступлению нет и что удача поворачивается к ним спиной. Кого обнаружат первым — Мэллори, Миллера, Петара или его самого? Трезво все взвесив, Гроувз пришел к выводу, что наиболее вероятный кандидат — он.

Ухватившись левой рукой на перекладину, он медленно достал «люгер» и приладил его ствол на изгибе руки.

Часовые, которые несли караул на восточном конце дамбы, вели себя неспокойно, нервничали. Как и в прошлый раз, они перегнулись через парапет, изучая местность. Сейчас они меня увидят, подумал Гроувз, непременно увидят, о Боже, они же смотрят прямо на меня. Сейчас заметят.

И они заметили, но не Гроувза. Повинуясь подсознательному инстинкту, один из часовых поднял глаза, и челюсть его отвисла. Он ошарашенно глядел на людей в резиновых костюмах, прилипших к скале, словно моллюски, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем он пришел в себя. Пошарив вслепую рукой, он дернул напарника за рукав. Второй проследил за взглядом товарища, и его челюсть тоже комически отвалилась. Через мгновение охранники стряхнули оцепенение и вскинули оружие, один — «шмайссер», другой — пистолет, целясь в беспомощно прижавшихся к скале людей.

Гроувз установил «люгер» так, чтобы пистолет опирался на левую руку и край лестницы, тщательно прицелился и плавно нажал на курок. Часовой со «шмайссером» выронил автомат, закачался и стал переваливаться через парапет. Прошло секунды три, прежде чем пораженный, ничего не понимавший напарник протянул руку, пытаясь удержать товарища, но опоздал. Убитый как-то странно медленно запрокинулся и полетел головой вниз в бездну ущелья.

Охранник с пистолетом свесился через парапет, с ужасом следя за падением тела. Совершенно очевидно, он не мог сообразить, в чем дело, поскольку не слышал звука выстрела. Но уже через мгновение он все понял: в нескольких дюймах от его локтя брызнули кусочки бетона, и пуля рикошетом ушла в ночное небо.

От пережитого потрясения глаза часового округлились, но он не утратил быстроты реакции. Почти не надеясь на успех, он наудачу сделал два торопливых выстрела, с удовлетворением осклабился, услышав вскрик Гроувза, увидев, как тот, не снимая указательного пальца со спускового крючка, схватился за раненое плечо.

Лицо Гроувза исказилось от боли, глаза затуманились, но те, кто сделал из него сержанта командос, не случайно остановили на нем свой выбор, к тому же, это было все же только ранение. Он вновь укрепил «люгер». Что-то очень серьезное произошло с его зрением, ему показалось, будто часовой на парапете свесился далеко вниз, держа пистолет в обеих руках, чтобы выстрелить наверняка. Гроувз нажал дважды на спуск «люгера» и закрыл глаза. Боль исчезла, наступила внезапная апатия.

Часового повело вперед. Он отчаянно попытался ухватиться руками за край парапета, но чтобы вернуть прежнее положение, ему пришлось для равновесии оторвать ноги от опоры, что он и сделал, но вдруг почувствовал, что ноги перестали его слушаться. Тело беспомощно обмякло, ибо если легкие человека пробиты двумя пулями из «люгера», последние остатки сил истощаются уже через несколько секунд. Еще какой-то момент руки отчаянно цеплялись за край парапета, а потом пальцы разжались.

Гроувз, казалось, был в бессознательном состоянии. Голова свесились на грудь, левый рукав и левая сторона одежды пропитались кровью из жуткой раны на плече. Если бы не правый локоть, которым он зацепился за перекладину лестницы, то он непременно упал бы. Пальцы правой руки медленно раскрылись, и «люгер» выпал.

Сидящий под лестницей Петар вздрогнул от стука пистолета о глину, упавшего менее чем в футе. Он машинально посмотрел вверх, поднялся, удостоверился, что неразлучная гитара надежно перекинута за спину, нащупал нижнюю ступеньку и начал подниматься.

Мэллори и Миллер сверху наблюдали, как слепой певец карабкается по ступенькам к раненному, впавшему в забытье Гроувзу. Через несколько секунд Мэллори и Миллер одновременно обменялись взглядами, словно по команде. Лицо Миллера осунулось, имело изможденный вид. Он на секунду отпустил одну руку и с отчаянием указал в сторону раненого сержанта. Мэллори отрицательно покачал головой.

— Его спасать не положено? — хрипло спросил Миллер.

— Не положено.

И они снова стали смотреть вниз. Теперь Петара отделяло от Гроувза не более десяти футов. Глаза сержанта, хотя Мэллори и Миллер не могли видеть этого, были закрыты, а правая рука начала медленно разгибаться в локте и вот уже соскользнула с перекладины, и Гроувз начал запрокидываться назад. Но Петар опередил его — балансируя на ступеньке, он протянул руку, подхватил Гроувза и прижал к лестнице. Петар мог только удерживать Гроувза, что он и делал. На большее не хватало сил.

Луна зашла за тучу.

Миллер передвинулся на десять футов и оказался рядом с Мэллори. Взглянув на командира, он сказал: — Они не продержатся, ты знаешь?

— Знаю. — Голос Мэллори выдавал бо́льшую усталость, чем его вид. — Пошли. Осталось еще тридцать футов, и мы у цели. — Мэллори двинулся вперед вдоль трещины, оставив Миллера. Он перемещался очень быстро, проделывая такие рискованные трюки, на которые не решился бы даже опытный скалолаз, но иного выбора не было — время истекало. Через минуту он достиг точки, где, по его мнению, следовало остановиться, забил молотком костыль и надежно прикрепил веревку.

Он подал Миллеру знак, чтобы тот продвигался к нему. Миллер подчинился, и пока он приближался, Мэллори снял с плеч другой моток веревки, длиной футов в 60, с завязанными узлами через каждые 15 дюймов. Один конец он продел в тот же костыль, к которому крепилась веревка, страховавшая Миллера, другой сбросил вниз. Наконец Миллер оказался рядом, и Мэллори тронул его за рукав, указывая вниз.

Там темнела поверхность водохранилища.