«Ураган» с острова Наварон

Глава 12 СУББОТА 01 час. 35 мин. — 02 час. 00мин.

Андреа и Рейнольдс залегли среди валунов возле западного подхода к подвесному мосту, перекинутому над ущельем. Взгляд Андреа скользнул по мостику, крутому подъему на другой стороне и остановился на огромном валуне, который чудом удерживался на крохотной площадке, где подъем переходил в вертикальную стену. Андреа задумчиво потер заросший щетиной подбородок и повернулся к Рейнольдсу.

— Первым пойдете вы. Я прикрою. Вы на том берегу сделаете то же самое. Не останавливайтесь и не оглядывайтесь.

Рейнольдс, согнувшись, побежал к мостику, досадуя на то, как громко звучат его шаги. Ступив на подгнившие доски, он заторопился, не мешкая и не останавливаясь. Он придерживался руками за веревочные перила и добросовестно выполнял приказ Андреа не оглядываться, испытывая, тем не менее, неприятный холодок между лопаток. К удивлению Рейнольдса, не прозвучало ни единого выстрела. Добежав до берега, он укрылся за большим валуном. Рейнольдс на мгновение опешил, обнаружив здесь же спрятавшуюся Марию, но быстро взял себя в руки и снял с плеча «шмайссер».

На противоположной стороне Андреа словно след простыл. Рейнольдс разозлился, полагая, что тот пустился на хитрость, лишь бы избавиться от него, но вскоре улыбнулся, услышав два глухих близких разрыва. Рейнольдс вспомнил, что у Андреа оставалось как раз две гранаты, а Андреа был не таким человеком, чтобы позволить нужным предметам ржаветь без употребления. Кроме того, подумал Рейнольдс, Андреа выигрывает несколько ценных секунд и сможет оторваться от преследования. Так и случилось. Очень скоро Андреа появился на берегу и благополучно перебрался по мостику на другую сторону. Рейнольдс негромко окликнул его, и Андреа присоединился к ним.

— Что дальше? — тихо спросил Рейнольдс.

— Начнем с главного. — Андреа достал сигару из влагонепроницаемого портсигара, зажег спичку, прикрыв ее ладонями от ветра, и с нескрываемым блаженством затянулся. Когда он вынул сигару изо рта, Рейнольдс заметил, что зажженный конец он прячет в кулак. — Что дальше? Сейчас расскажу. Скоро, очень скоро к нам пожалуют гости с той стороны. Они лезли из кожи вон, чтобы уложить меня — и поплатились за это — а значит, положение их незавидное. Рискуя, как они, человек недолго протянет. Вы с Марией отходите ярдов на 50-60 в сторону дамбы и там залегаете. Держите западный подход к мосту под постоянным прицелом.

— А вы остаетесь здесь? — спросил Рейнольдс.

— Пока да. — Андреа выпустил струю ядовитого дыма.

— Тогда я тоже остаюсь.

— Если хотите, чтобы вас убили, на возражаю, — незлобиво произнес Андреа. — Но эта юная леди уже не будет выглядеть столь очаровательно со снесенным черепом.

Рейнольдс был шокирован грубой прямотой Андреа.

— Черт возьми, что вы хотите этим сказать? — взвился он.

— А вот что. — Голос Андреа посуровел. — Этот валун служит прекрасным укрытием, но только со стороны моста. А если Дрошни пройдет выше по реке ярдов 30-40? Вас же сразу заметят.

— Об этом я не подумал. — признался Рейнольдс.

— Настанет день, когда вы захотите повторять эти слова очень часто‚ — угрюмо проговорил Андреа‚ — но тогда будет уже слишком поздно о чем-нибудь думать.

Спустя минуту они заняли свои места. Рейнольдс притаился за обломком скалы, надежно скрывавшим его как со стороны мостика, так и с противоположного берега. Лишь со стороны дамбы камень не защищал. Рейнольдс посмотрел налево, где неподалеку залегла Мария. Она улыбнулась, и Рейнольдс подумал, что никогда не встречал более отважной девушки, ибо ее руки, державшие «шмайссер», не дрожали. Он высунулся из-за укрытия и бросил взгляд на берег, но никого возле мостика не увидел. Единственные признаки жизни можно было обнаружить у основания валуна, нависшего над ущельем, где Андреа, полностью укрытый от взглядов противника, с усердием отгребал камни и землю.

Глазам, как известно, доверять нельзя. Рейнольдсу казалось, что за мостиком никого не было, однако он ошибался. Хотя вокруг царила тишина, она оказалась обманчивой. Ярдах в 20 от мостика, укрывшись среди массивных валунов, залегли Дрошни, сержант-четинк и еще дюжина немецких солдат и четников.

Дрошни приставил к глазам бинокль, изучая местность на противоположном берегу, перевел бинокль вверх и влево, минуя обломок скалы, за которым скрывались Рейнольдс и Мария, и наконец увидел дамбу. Подняв бинокль, он пробежал глазами по смутно вырисовывавшейся зигзагообразной лестнице, присмотрелся, подкрутил окуляры, добиваясь максимальный четкости, и вгляделся вновь, не веря глазам. Но сомнений быть не могло: на лестнице, недалеко от верхнего края дамбы, в нелепых позах застыли две фигуры.

— Боже милосердный! — Дрошни опустил бинокль с выражением ужаса. — Вы хоть понимаете, что они собираются сделать? — обратился он к сержанту-четнику.

— Дамба! — эта мысль пришла сержанту в голову только сейчас, когда он увидел потрясенное лицо Дрошни. — Они собираются взорвать дамбу! — Ни тот, ни другой не подумал о том, каким образом Мэллори смог бы взорвать дамбу: Дрошни и сержант, как и многие другие, кому доводилось сталкиваться с Мэллори раньше, начинали проникаться сознанием той всесокрушающей неотвратимости, которую нес в себе Мэллори и его образ действий, делавший невозможное возможным.

— Генерал Циммерманн! — обычно каменный голос Дрошни внезапно охрип. — Нужно предупредить! Если дамба рухнет, когда его войска и танки будут переходить…

— Предупредить? Предупредить? О Боже, как предупредить?

— В караульном помещении на дамбе есть рация.

Сержант вытаращил глаза.

— Она с таким же успехом могла бы быть и на луне. Они наверняка организовали прикрытие. Нас всех перебьют, когда мы станем переходить мостик, капитан.

— Вы так думаете? — Дрошни угрюмо посмотрел на дамбу. — А вы не думаете о том, что будет со всеми нами, если это рухнет?

Мэллори и Миллер медленно, беззвучно и почти незаметно для глаза плыли в северном направлении, удаляясь от дамбы. Неожиданно Миллер, плывший чуть впереди, издал тихий возглас и остановился.

— Что-нибудь случилось? — спросил Мэллори.

— Случилось.— Миллер с усилием приподнял над водой тяжелый металлический трос. — Об этом пустячке нас не предупредили.

— Не предупредили, — согласился Мэллори и зашарил рукой под водой. — А внизу стальная сеть.

— Противоторпедная?

— Вот именно.

— Зачем? — Миллер показал на север, где, менее чем в 200 ярдах от них, водохранилище, окруженное высокими скалами, резко сворачивало вправо. — Ведь никакой торпедоносец, вообще никакой бомбардировщик не сможет подобраться к дамбе.

— Расскажи об этом немцам. Они рисковать не станут, и это чертовски осложняет дело. — он посмотрел на часы. — Надо торопиться. Опаздываем.

Они перебрались через трос и поплыли дальше, но уже в более быстром темпе. Через несколько минут, когда они миновали поворот и стена дамбы исчезла из виду, Мэллори тронул Миллера за плечо. Оба развернулись и стали смотреть назад, откуда приплыли. На юге, милях в двух, не больше, ночное небо внезапно озарилось разноцветными огнями осветительных ракет, красных и зеленых, белых и оранжевых, медленно опускавшихся в Неретву.

— Ничего себе, красиво, — признал Миллер.— Только к чему весь этот фейерверк?

— Нам в помощь. По двум причинам. Во-первых, каждому, кто будет смотреть — а смотреть будут все — понадобится минимум минут десять, чтобы зрение вновь привыкло к темноте, следовательно, всякого рода незапланированные мероприятия в этой части водохранилища вполне могут остаться незамеченными. Во-вторых, если люди глядят в одну сторону, они не в состоянии одновременно глядеть и в другую.

— Логично, — одобрил Миллер. — Наш друг, капитан Йенсен, все предусмотрел, верно?

— Да, котелок у него варит.

Мэллори повернулся на восток и, подняв голову, прислушался.

— Нужно отдать им должное. Точны во всем: мишень поражают точно, прибывают вовремя. Слышишь, летит.

Над водой, на высоте 500 футов, с востока заходил «Ланкастер». Его двигатели работали на самых низких оборотах. До Мэллори и Миллера ему оставалось примерно 200 ярдов, как от самолета отделилось несколько темных точек, и в ту же минуту раскрылись огромные черные парашюты. Двигатели взревели, и бомбардировщик круто взмыл вверх.

Миллер пристально следил за плавно спускавшимися парашютами. Затем обернулся назад и посмотрел на яркие огни ракет. — Нынче в небесах, — провозгласил он, — полно всяких штуковин.

И они с Мэллори поплыли к опускавшимся парашютам.

Петар выдыхался. Прижимая обмякшее тело Гроувза и железной лестнице, Петар чувствовал, как его руки дрожат от усилия. Он стиснул зубы. По лицу, искаженному от напряжения, струился пот. Было ясно, что долго Петар не продержится.

Рейнольдс, оставаясь вместе с Марией в том же укрытии за обломком скалы, при свете ракет увидел, что Петар и Гроувз попали в беду. Он взглянул на Марию и по ее испуганному лицу сразу понял, что и она знаметила это.

— Оставайтесь здесь, — охрипшим голосом приказал Рейнольдс. — Я должен помочь им.

— Нет! — Она схватила его за руку, изо всех сил сдерживая обуревавшие ее чувства, а глаза, как и при первой встрече, напоминали глаза затравленного животного. — Пожалуйста, сержант, не уходите. Вы должны оставаться здесь.

— Но ваш брат… — в отчаянии начал Рейнольдс.

— Есть вещи более важные…

— Но не для вас. — Рейнольдс попытался встать, но она на удивление крепко вцепилась ему в руку, и Рейнольдс не мог высвободиться, не нричинив ей боли. — Ну же, девочка, отпусти меня, — сказал он почти ласково.

— Нет! Если отряд Дрошни окажется на этой стороне… — Она не закончила фразы. Догорели последние ракеты, и ущелье после яркого света погрузилось в кромешную тьму. Мария заговорила снова и сказала просто:

— Теперь вы должны остаться, останетесь?

— Теперь я должен остаться. — Рейнольдс вышел из-за камня и поднес к глазам прибор ночного видения. На мостике и, насколько он мог определить, на противоположном берегу не было заметно никакого движения. Переведя прибор на ущелье, он различил силуэт Андреа, который, завершив земляные работы, мирно отдыхал за большим валуном. Ощущая в глубине души сильное беспокойство, Рейнольдс вновь направил прибор на мостик. Вдруг он замер. Затем тщательно протер стекла прибора, зажмурился и навел его на то же место.

После яркого света глаза с трудом привыкали к темноте, но теперь Рейнольдс видел почти отчетливо, и то, что он обнаружил, не было игрой воображения или оптическим обманом — по мостику по-пластунски ползли 7 или 8 человек, во главе с Дрошни.

Рейнольдс опустил прибор, выпрямился в полный рост, выдернул чеку и, размахнувшись, бросил гранату в сторону неприятеля. Граната упала и взорвалась, не долетев до цели ярдов 40. То, что она сработала вхолостую, не имело никакого значения, поскольку и не предназначалась для поражения, она давала сигнал Андреа, и он не стал терять времени.

Он уперся подошвами ног в камень, спиной прислонился к скале и напрягся. Валун сдвинулся на миллиметр. Андреа расслабился, позволив камню вернуться в прежнее положение, и повторил попытку. На сей раз валун сдвинулся более ощутимо. Андреа снова передохнул и опять напрягся.

Люди на мосту застыли в абсолютной неподвижности, пытаясь уяснить истинный смысл взорвавшейся гранаты. Они вертели головами, стремясь обнаружить источник опасности, не не замечали валуна, который находился прямо перед глазами.

Андреа удалось раскачать валун. С каждым новым толчком камень продвигался еще на один дюйм, а Андреа съезжал все ниже и ниже, пока не оказался почти в горизонтальном положении. Он задыхался, по лицу струился пот. Валун качнулся назад. Казалось, сейчас он обрушится на Андреа и раздавит его своей тяжестью. Андреа набрал в легкие побольше воздуха и напряг ноги и спину в последнем титаническом усилии. Валун подался вперед, на мгновение замер, сдвинулся с мертвой точки и рухнул вниз.

Дрошни, разумеется, не мог ничего слышать и в такой темноте, конечно же, не мог ничего видеть. Лишь инстинктивное ощущение приближающейся смерти заставило его, внезапно осознавшего, откуда грозит опасность, посмотреть вверх. Расширившиеся от ужаса глаза Дрошни заметили валун, когда его падение только начиналось, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Валун двигался прямо на них, срывая по пути камни, подскакивая на склоне все выше и выше. Дрошни закричал, предупреждая остальных. Все в панике вскочили на ноги — инстинктивный, но уже бесполезный порыв людей, увидевших смерть лицом к лицу, ибо спасаться было поздно, и они были обречены.

Валун совершил последний огромный скачок и со свистом врезался в середину мостика, круша хрупкое дерево и ломая мостик пополам. Двое солдат, оказавшихся прямо на пути валуна, погибли мгновенно, пятерых других швырнуло в стремительный поток, где они разбились о скалы. Разломанные половины мостика, крепившиеся к берегам с помощью подвесных канатов, раскачивались над бушующей водой, яростно стуча о каменистые берега.

Парашюты, а их оказалось не меньше дюжины, крепились к трем темным цилиндрическим предметам, наполовину погрузившимся в столь же темную воду. Мэллори и Миллер перерезали стропы и соединили цилиндры последовательно межцу собой, используя короткие проволочные зажимы, припасенные специально для этой цели. Мэллори изучил ведущий цилиндр и мягким движением потянул рычаг, расположенный в передней части. Раздался приглушенный шум, из кормового отсека вырвалась мощная струя сжатого воздуха, вода забурлила, и цилиндр поплыл вперед, увлекая за собой остальные. Мэллори выключил мотор и кивком указал на два других цилиндра.

— Эти рукоятки справа контролируют водяной клапан. Ты займись этим, пока не добьешься отрицательной плавучести, но не перестарайся. А я займусь другим.

Миллер осторожно повернул рукоятку и показал глазами на ведущий цилиндр. — А этот для чего?

— Ты что же, собрался на себе тащить полторы тонны взрывчатки до дамбы? Это — своеобразный буксир. Напоминает отпиленную часть корпуса 21-дюймовой торпеды. Сжатый воздух под давлением, возможно, пять тысяч фунтов на квадратный дюйм проходит сквозь сопло. Думаю, он свое дело сделает.

— Лишь бы не я. — Миллер закрыл клапан. — Хватит?

— Хватит. — Цилиндры погрузились в воду у самой поверхности. Мэллори снова потянул рычаг сжатого воздуха на ведущем цилиндре. Раздался урчащий звук, забурлила вода, и все три цилиндра стронулись с места. Мэллори и Миллер взялись руками за ведущий, направляя его в сторону поворота, за которым находилась дамба.

Когда подвесной мостик разрушился под упавшим валуном, погибли семь человек, но двое уцелели.

После яростной схватки с рекой Дрошни и его сержанту удалось прибиться к берегу, где, обессилев, они вцепились в сломанную половину мостика. Вначале они просто держались за нее, а прсле отчаянных попыток им удалось подтянуться и выбраться из воды. Они повисли, ухватившись руками и ногами за обломки моста, тяжело переводя дыхание. Дрошни посигналил кому-то невидимому, находившемуся на другом берегу, и показал рукой вверх, в том направлении, откуда свалился валун.

На противоположной стороне реки среди валунов оставались трое четников — трое счастливцев, которые не успели ступить на мост. Четники увидели сигнал Дрошни, и все поняли. Андреа, которого от Дрошни отделяло семьдесят футов, лишился своего укрытия и начал спускаться вниз по опасному склону. Дрошни он не видел из-за крутизны берега. Одни из четников прицелился в Андреа и выстрелил.

Андреа повезло — стрелять вверх да еще в темноте — нелегко даже в лучшие времена. Пули ударялись о скалу в нескольких дюймах от левого плеча Андреа и с визгом отскакивали, чудом не задевая его. Андреа понимал, что это лишь пристрелка. Он бросился на бок, но потерял равновесие и беспомощно покатился вниз по склону, усыпанному камнями. Вокруг него свистели пули, множество пуль, так как четники, убежденные в том, что Андреа — единственный их противник, поднялись, подошли к берегу и сосредоточили на нем весь огонь.

И опять Андреа повезло, ибо интенсивная стрельба продолжалась недолго. Рейнольдс и Мария, оставив укрытие, бежали вдоль берега, стреляя на ходу. Четники моментально забыли про Андреа, обнаружив новую неожиданную опасность. Андреа катился вниз, отчаянно пытаясь остановить падение, но это ему не удавалось. На краю обрыва он с размаху ударился головой о крупный булыжник и потерял сознание, застыв над бешеным потоком.

Рейнольдс резко упал на прибрежную гальку и, усилием воли заставив себя не думать о пулях, свистевших над головой, неторопливо, тщательно прицелился. Он держал палец на спусковом крючке, пока обойма «шмайссера» не опустела. Все три четника упали замертво.

Рейнольдс поднялся на ноги и с легким удивлением заметил, что у него дрожат руки. Он взглянул на Андреа, лежавшего без сознания в опасной близости от края бездны, направился было к нему, но, прислушавшись, различил за спиной тихий стон. Рейнольдс бегом вернулся назад.

Мария лежала на прибрежных камнях, обхватив правую ногу чуть выше колена. Между пальцами сочилась кровь. Искаженное от боли, обычно бледное лицо, приобрело пепельный оттенок. Рейнольдс крепко выругался про себя, вынул нож и стал разрезать материю вокруг раны. Осторожно приподняв вырезанный лоскут, он улыбнулся ободряющей улыбкой. Мария, закусив губу, неотрывно наблюдала за его действиями затуманенными от боли и слез глазами.

Рана выглядела скверно, но, как определил Рейнольдс, не представляла серьезной опасности — пуля задела мягкие ткани. Сержант достал индпакет, еще раз ободряюще улыбнулся, но тут же позабыл о перевязке. Глаза Марии, расширившиеся от ужаса, глядели мимо него.

Рейнольдс круто обернулся. Дрошни, взобравшийся по остаткам моста на берег, поднялся на ноги и шагнул к распростертому телу Андреа, явно намереваясь сбросить его в ущелье.

Рейнольдс схватил «шмайссер» и нажал на спуск. Раздался металлический щелчок — он забыл сменить обойму. Сержант лихорадочно осмотрелся в поисках автомата Марии, но его не было. Больше ждать Рейнольдс не мог. От Андреа Дрошни отделяло всего несколько футов. Подняв нож, Рейнольдс помчался вдоль берега. Дрошни увидел его и, заметив, что в руке у сержанта только клинок, по-волчьи ухмыльнулся, вытащил из-за пояса кривой, устрашающего вида кинжал и замер в ожидании.

Они сошлись и осторожно затанцевали по кругу. Рейнольдс ни разу не бился на ножах и понимал, что шансов у него практически нет: разве не говорил Нойфельд, что Дрошни — лучший на Балканах боец. Судя по повадкам — так оно и есть, подумал Рейнольдс, и у него пересохло во рту.

В тридцати ярдах от них Мария, ослабевшая от боли, ползла, волоча раненную ногу, туда, где ее настигла пуля и где, как она полагала, остался автомат. Марии казалось, что она очень долго ищет, на самом же деле, не прошло и десяти секунд, как «шмайссер» оказался у нее в руках. Мучительно болела рана, подступала тошнота, но Мария заставила себя сесть и прижала приклад к плечу. Но тут же опустила автомат. В таком состоянии, смутно подумала Мария, она могла бы промахнуться и попасть не в Дрошни, а в Рейнольдса. Более того, она могла убить Рейнольдса, не причинив Дрошни никакого вреда: они сцепились, перехватив своей левой рукой правую руку противника, вооруженную ножом.

Темные глаза девушки, в которых недавно сквозили боль и страх, теперь выражали отчаяние. Как и Рейнолъдсу, Марии была известна репутация Дрошни, но, в отличие от сержанта, ей доводилось видеть, как Дрошни убивал этим кинжалом, и она прекрасно знала, какое смертоносное сочетание представляли собой этот человек и этот кинжал. Волк и ягненок, подумалось ей, волк и ягненок. Когда он убьет Рейнольдса — в голове у девушки поплыло, мысли путались — когда он убьет Рейнольдса, тогда я убью его. Но сначала должен умереть Рейнольдс, потому что помочь ему нельзя.

Вдруг отчаяние в ее темных глазах сменилось слабо забрезжившей надеждой, ибо она интуитивно почувствовала, что если рядом Андреа, надежда всегда остается.

«Рядом» — пока было явной натяжкой. Андреа очнулся, приподнялся на ослабевших руках и, мотая львиной головой, чтобы прийти в себя, непонимающим взглядом уставился на бурлящий, пенистый поток внизу. Продолжая мотать головой, Андреа с трудом встал на ноги. Несмотря на мучительную боль, Мария улыбнулась.

Медленно, но неотвратимо великан-четник сумел отвести руку Рейнольдса и приставил острие кинжала к горлу противника. Блестевшее от пота лицо Рейнольдса исказилось от отчаяния. Он понял, что роковая развязка близка. Дрошни резко вывернул ему руку, чуть не сломав ее, и сержант, вскрикнув от боли, разжал пальцы и выронил нож. Безжалостно выламывая руку, Дрошни вынудил Рейнольдса опуститься на колени и освободившейся левой рукой нанес ему сокрушительный удар. Рейнолъдс рухнул, как подкошенный, ловя ртом воздух.

Дрошни снова по-волчьи улыбнулся. Он понимал, что надо спешить, но хотел растянуть удовольствие и исполнить задуманное так, как желал: неторопливо, смакуя каждую мелочь, испытывая при этом то изощренное сладострастие, которое всегда ощущал в такие минуты. Он даже с какой-то неохотой переменил положение ладони на рукоятке кинжала, чтобы вонзить его в Рейнольдса, и стал медленно заносить лезвие над головой. Улыбка Дрошни становилась все более зловещей, но внезапно исчезла. Он почувствовал, что кто-то выхватил у него из-за пояса один из ножей. Дрошни мгновенно обернулся. Лицо Андреа напоминало каменную маску.

Улыбка вновь скользнула по губам четника.

— Боги снизошли до меня, — сказал он негромко и почти ласково. — Сбылась моя мечта. Вам лучше умереть именно таким способом. Это научит вас, дружище…Рассчитывая застать Андреа врасплох, Дрошни, не закончив фразы, бросился на него с быстротой дикого зверя.

Однако улыбка сошла с лица Дрошни, как только он почувствовал, что его правое запястье, словно тисками, сжато рукой Андреа.

Разыгралась сцена, повторившая начало предыдущей схватки, когда противники стояли сцепившись. Андреа и Дрошни застыли как вкопанные, один с невозмутимо-бесстрастным лицом, другой — привычно осклабившись. Но это была уже не улыбка, а гримаса ненависти и бессильного гнева. Дрошни впервые почувствовал, что не имеет никакого преимущества. На сей раз противник превосходил его.

Мария, забывшая про боль, и Рейнольдс, немного отдышавшийся, затаив дыхание следили за тем, как рука Андреа миллиметр за миллиметром поворачивала запястье Дрошни, отводя лезвие от себя. Пальцы четника медленно разжимались, лицо побагровело, на лбу и на шее вздулись жилы. Вложив последние силы, он попытался вырваться из мертвой хватки Андреа. Почувствовав это, Андреа резким движением освободил правую руку и, описав ею дугу, сильнейшим ударом вонзил нож по самую рукоятку. Лезвие вошло под грудину. Несколько секунд великан—четник стоял не шевелясь, бессмысленно улыбаясь, а когда Андреа отступил, оставив нож в ране, Дрошни медленно перевалился через край обрыва. Сержант-четник, вцепившийся в обломки мостика, с ужасом проводил глазами падавшего вниз головой Дрошни, из груди которого торчала рукоятка ножа. Труп рухнул в бурлящий поток и тут же исчез из виду. Рейнольдс с трудом поднялся и, улыбнувшись сказал:

— Кажется, я сильно ошибался насчет вас. Спасибо, полковник Ставрос.

Андреа пожал плечами.

— Услуга за услугу, мой мальчик. Кажется, я тоже ошибался насчет вас. — Он посмотрел на часы. — Два часа! Два часа! Где все?

— О Боже, чуть не забыл. Мария ранена. Гроувз и Петар па лестпице. Не уверен, но думаю, дела Гроувза плохи.

— Им может понадобиться помощь. Немедленно идите к ним. Я позабочусь о девушке.

На южной стороне моста через Неретву генерал Циммерманн, расположившись в командной машине, наблюдал за секундной стрелкой, приближавшейся к цифре «12».

«Два часа», — произнес Циммерманн будничным голосом и резко взмахнул рукой. Раздался пронзительный свист, и сразу же взревели двигатели, залязгали гусеницы. Головная колонна первой танковой дивизии двинулась по мосту.