«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой»

Глава 19 Сказ про «ловца» — попаданца-молодца и крупного заокеанского «зверя»

Лето прошло и, вспомнить особо то нечего!

А там наступила осень и, на полях разом отцвела вся капуста…

Отдыхал между «подходами» в кроватке Софьи Николаевны, когда после «этого» — приобняв меня сбоку, жарко дыша в подмышку и болтая всякие женские глупости, она как бы между прочим сказала:

— А Аннушка, видать — скоро от нас уедет…

Анна Ивановна Паршина — Председатель швейной артели «Красная игла», которая шила «пролетарки», разгрузки, рабочие рукавицы, автомобильные чехлы и многое другое и теперь ударно осваивала супермоднючие зимние куртки типа «Камчатка». Её частное предприятие — замаскированное по моей подсказке под производственную артель, было весьма успешным и процветало месяц от месяца. От заказов только отбиваться успевали, производство росло, оборудование совершенствовалось и множилось, производственные помещения расширялись, число дольщиков и кандидатов в дольщики множилось.

Её и их (и мои, тоже) доходы растут как грибы на дрожжах, местная Советская Власть не щемит — а лишь благоволит, аки Московский Патриархат — монастырю с чудодейственными мощами, куда валом валят толпы паломников…

Так, с чего бы вдруг⁈

— С чего вдруг? — спрашиваю вслух, — ей, что? Птичьего молока для счастья не хватает⁈

— А к ней с самой Москвы какие-то иноземцы (говорят — америкаецы!) приехали — предлагают к ним в столицу перебраться…

— А она что?

Софья Николаевна была лучше подругой Анны Ивановны и никаких секретов между ними быть не должно.

— Ой, даже не знаю! И, хочется ей в столицу перебраться и колется…

— Последней дурой будет — если согласится!

— Почему?

Лихорадочно соображаю и первое, что на ум пришло:

— Она забыла, как с одной швейной машинкой к нам «из столицы» прибежала? Хочется ещё разок попробовать⁈ Ну-ну…

Действительно: Анна Ивановна Паршина — швея-белошвейка из самого Санкт-Петербурга, «прибежала» к нам в Смуту с тремя детьми и швейной машинкой «Зингер» и, здесь осела — зарабатывая на хлеб насущный своим ремеслом. После завершения эпохи Военного коммунизма она попробовала себя как нэпманша — чтоб к хлебу насущному было масло маслянистое, а затем после моей подсказки — преобразовала своё частное предприятие в одну из артелей местного производственно-торгового кооператива «Красный рассвет».

И, вот когда к хлебу с мяслом — пошла икорка удоистых волжских осетров…

Столько было сил и нервов потрачено и всё в впустую? А я ведь даже патентов на стильную одежду не оформил ещё — из-за отсутствия пока законодательной базы.

Софья Николаевна, охнула и прикрыла рот ладошкой:

— Неужель, опять…?

— А ты не слышала разве, как большевики в «верхах» собачатся? Троцкий с Зиновьевым — того и, гляди друг другу в рожи вцепяться и бельма обоюдно повыцарапывают. Вот-вот… И, того!

— Ох, божечка ж ты мой…

Блин, я кажется несколько погорячился:

— Ты только это… Помалкивай, слышишь?

— Слышу…

Блин, «звону» теперь будет!

Полежали ещё, помолчали.

Чую — щупает самую свою самую любимую «часть» во мне:

— Что-то «он» у тебя совсем мягкий…

Повернувшись с стенке передом, а к Софьюшке задом, раздражённо говорю:

— Так думать прежде надо — что мужику в постели говорить!

Нежно гладит, ласково и жарко шепча в самое ушко:

— Ну прости, Серафимушка, глупую бабу… Прости…

Чую, моё поникшее было «естество» — зашевелилось воспрянув и, довольно бодро!

Довольно резко крутнув «против резьбы», я аж охнул, она воркующе вопрошает:

— «Он» уже простил меня, а ты…?

Переворачиваюсь на спину:

— Прощаю, конечно — куда от вас «двоих» деваться? Но тебе придётся отработать: сегодня и всю эту неделю… Ээээ… И всю следующую неделю — ты будешь сверху! Ну? Поскакали!

Перекидывает через меня ногу и «оседлав», откидывает рукой назад густую копну шевелюры:

— Вечно что-нибудь выдумываешь, охальник бестыжий… Ооо… Ой, как хорошо!

Прощаясь утром, говорю Софье Николаевне:

— Передай Аннушке, чтоб без меня ни на что не подписывалась.

Вытаращив по беспределу очи — чуть из орбит не выскочили, та аж отшатнулась в испуге:

— ЧРЕВАТО!!!

— Почему, я как неверный муж — последним замечаю «рога» на своей голове? — грозно вопрошаю Мишку, вызвав его на «ковёр», — почему у меня хотят увести из-под носа одно из самых лучших предприятий, а я про то не знаю и узнаю только случайно от случайного источника? Где твоя «внутренняя разведка», так её и тебя — перетак и разэтак…!

«За кадром» остался немой мишкин вопрос: как же так — о предстоящей смерти Ленина за месяц знал, а о том — что твориться под самым носом — не ведаешь⁈

Мол, что это за «ангел» такой⁈

Однако, я сделал вид — что так оно и должно быть. Пусть голову свою поломает в догадках — ему это полезно для развития интуиции. Поэтому продолжаю разнос:

— … Не хрен тебе в Ленинграде делать! Всю жизнь будешь в Ульяновске жить и следить: на каком сеновале и с какой целью — жениться или просто «побаловаться», Ванька Маньке сиськи мнёт.

Ответ Мишки меня просто убил:

— Серафим! Ты давно «почтовый ящик» смотрел? Я тебе ещё три дня назад сообщил о приезде американца из какой-то «Русско-американской индустриальной корпорации[1]».

Так, так, так…

Мучительно соображаю, что это за «зверь» такой забрёл в наши северные широты. Так и не вспомнив ничего:

— Любая «корпорация» — это очень серьёзно, Миша! Поэтому такое событие — относится к разряду чрезвычайных и неотложных и, ты должен был мне не записочки писать — а сообщить мне лично, срочно и немедля.

Обиженно надувшись:

— Попробуй тебе «сообщить», коль ты носишься по всей округе — подобно лосю с наскипидаренным хвостом! Ты ж только вчерась от нашего «Пассажира» приехал.

Побывал ингогнито с трёхдневной инспекцией у Дыренкова в АО «Россредмаш», проверил как у него идут дела по перенастройке производства к скачкообразному увеличению выпуска тракторов «Мужик» — запланированному на следующий год. Пока всё нормально, Николай Иванович — всё делает «по чертежу». Всё же имеются взятые на карандаш «отдельные недостатки» — над которыми я покорплю на компьютере, найду способы их исправления и, от имени «конторы» — в письменном виде ему подскажу.

Пока всё идёт по плану!

Несколько успокаиваюсь, ибо он со всех сторон прав, и:

— Ладно извини, Миша: я действительно запарился — с меня литр парного молока со свежими огурцами… Рассказывай, что знаешь.

— А что рассказывать? Я эту жид… Американскую рожу ещё в прошлом году на Всероссийской Выставке в Москве заприметил — очень он интересовался нашим шитьём. Так думал — чисто из присущего этому козьему племени любопытству.

Да, точно — было такое. Мы тогда с этой Выставки довольно быстро и не прощаясь слиняли: иначе думаю, предложение Аннушке — последовало бы гораздо раньше…

Мишка развёл руками, с не деланым возмущением:

— А тут — вон оно, что! Теперь приехал с переводчиком, разнюхал всё и предложил Анне Павловне оформить привилегии на Корпорацию, а ей самой — посулил ателье в Москве…

Интересное кино!

— Вот что, Миша… Напрасно ты так про человека: ведь он мог просто украсть модели и всё — пишите письма! И, фиг бы мы что сделали: с патентным правом у нас пока — полная шняга. На родное государство то, конечно — вполне можно оформить… Да нам с того, ничего не обломится.

Как известно, все изобретения в Советском Союзе до сих пор принадлежат трудовому народу — государству, то бишь. Лишь 12 сентября этого — 1924-го года, ЦИК СССР примет «Положение о патентах на изобретения» — хоть и с оговорками, возвращающий Россию к способам охраны прав изобретателей — сходных с общемировыми.

Барон, остался при своей — антисемитской точке зрения:

— Больше всего эти… Американцы еврейского происхождения — любят и умеют прикидываться честными. Если не украл — значит, ещё что более коварное затеял.

Впрочем, судя по интонации — Мишка уже откровенно стебался.

Многозначительно прищурившись:

— Я знаю. Однако, евреи — тоже люди, а вовсе не черти из Преисподней с рогами и копытами. Значит — их можно точно так же обдурить, став ещё более коварным чем они. А самый высший пилотаж, Миша — заставить врага работать на себя…

Тот, просто охренев от изумления, с неподдельным уважением:

— Ну надеюсь — ты такое сможешь провернуть… Как-никак — ангел!

— Ладно, Миша, иди и держи этого пинд… Американца, под плотным «колпаком».

Сам же доделав все неотложные дела того дня, нырнул в схрон с компом: посмотреть — что это за «Русско-американская корпорация» такая, нарисовалась на нашем горизонте?

Информации было практически ноль!

В нескольких книгах про эпоху НЭПа, которые я скачал в Инете — но не успел «там» прочесть, вскользь упоминалась эта созданная выходцами из России (по большей части — евреями) коммерческая организация возглавляемая неким Сидни Хилменом — уроженцем нынешней Литвы.

Проведя в 1921 году больше месяца в России и тщательно изучив воистину катастрофическую ситуацию — сложившуюся в нашей текстильной промышленности, тот предложил Ленину организацию совместного предприятия. Ильич разумеется, был совсем не против нежданно-негаданно подвернувшейся сладкой халяве и, вскоре был подписан официальный договор об организации РАИК и передаче ей девяти профильных заводов: шесть в Петрограде и трёх в Москве — при условии инвестиции не менее одного миллиона долларов.

Проведя довольно успешную пиар-компанию в Штатах, Сидни Хилмен распространив акции РАИК ценой по 10 долларов каждая, быстро сколотив и застраховав в Лондоне уставной капитал в договорном размере — таким образом, выполнил условие Ленина. Основными держателями акций были профсоюзы работников текстильной промышленности «Объединённый союз работников швейной промышленности Америки» (ACWA) и «Международный профсоюз женщин-швей» (ILGWU).

Уже в августе 1922 года начались поставки станков, машин и оборудования в Россию на сумму более 200 тысяч долларов.

После первых же успехов, число российских предприятий РАИК выросло — сперва до пятнадцати, а затем до тридцати четырех — с общей капитализацией в два миллиона долларов. На них работало около полутора десятков тысяч рабочих и служащих (как из местных, так и американцев по большей части — эмигрантов из Российской Империи), производящих двадцать процентов всей советской номенклатуры изделий из ткани — от нижнего белья, до верхней одежды.

В этом месте мой кадык дёрнулся туда-сюда, сглатывая выделившуюся слюну:

«Двадцать процентов»!

Во главе РАИК стоял Контрольный Совет из семи советских представителей и двух американских, на местах же — предприятиями управляли квалифицированные специалисты заокеанского происхождения, внедряя передовые методы производства и управления в нашу отсталую лёгкую промышленность. Траты по управлению корпорацией были сравнительно невелики, наибольшие расходы были связаны именно с выплатой процентов по акциям.

Рисунок 34. Швейных цех предприятия «Русско-американской индустриальной корпорации» (РАИК).

«Русско-американская индустриальная корпорация», отнюдь не была благотворительной богадельней, а акционерным, следовательно — коммерческим предприятием, с числом дольщиков порядка шести тысяч. В июле 1923 года Корпорация получила первую прибыль в сумме около 8 миллионов долларов и её акционерам были исправно выплачены соответствующие дивиденды.

Вылезшая из самых глубоких омутов моего подсознания «жаба», легонько взяв за кадык — принялась меня вдумчиво душить:

— Восемь миллионов баксов! Охренеть…

Расстегнув ворот рубахи, роюсь в завалах инфы дальше.

Так, так, так…

А вот это уже ДЮЖЕ(!!!) очень интересно.

Деятельность РАИК будет прекращена в конце 1925 года и, причём в этот раз — не по вине советской стороны. Касса американских профсоюзов швейников — основных держателей акций, сдуется после продолжительной всеобщей забастовки и, они не смогут выполнять свои финансовые обязательства перед Советским правительством.

Предприятия же отойдут могущественному «Всесоюзному текстильному синдикату» — куда РАИК изначально входила на правах треста.

Дальше, сколь не рылся в «послезнании» — всё, больше ничего!

А если по персоналиям?

Ага, вот ещё есть.

Этот же Сидни Хилман, на поверку оказался непростым чувачком. Он станет советником Рузвельта в Комитете национальной обороны и директором Офиса по управлению производством во время Второй мировой войны…

Вот тебе и «профсоюзный» деятель!

Если это он к нашей Анне Ивановне приехал, то в любом случае — знакомство с ним в преддверии той самой Второй мировой, окажется совсем нелишним. От блестящих «бриллиантовым дымом» перспектив перехватило дух, но взяв себя в руки (и «жаба» в этом помогла) я стал думать более приземлённо.

Так, так, так…

Очень интересная складывается ситуация. Как из такой ситуации срубить «трохи» бабла? Как говорил один мой хорошо знакомый прапорщик в армейке:

«Особисто для сэбе»?

Свинья был, между нами сказать, порядочная.

Есть одна интересная идейка…

— Harry! Ask who this person is and what the hell does he want here.

Переводчик, тут же, помогая своей довольно корявой разговорной речи, неким подобием энергичного «сурдоперевода» для плохо слышащих:

— Мистер Гейдлих спрашивает кто Вы такой и, какого…

— Их хайзе — местный шериф и я требую чтоб вы оба предъявили свои аусвайсы… Ферштейн, зи, камрад?

Оба довольно скептически оглядывают меня с ног до головы — ведь я в «европейском», а не в будёновке, при шпорах и с деревянным «Маузером» на боку. Но при виде «корочки» — законопослушно достают соответствующие документы с гордым орланом (или что у них там, у американцев?) на обложке.

Пришлось прям тут же и при них, слегка «закатить» обратно губу:

Нет, это не Сидни Хилман!

Личности столь крупного «водоизмещения», видать, в столь мелководную гавань — как наш Ульяновск, пока не заплывают. Этого типа, средних до неопределённости лет — звали Иохель Гейдлих и, по ходу — хотя он один из ведущих специалистов в РАИК, в данный момент видимо — решил срубить свой собственный маленький гешефт.

Чуйка у меня такая имеется…

— Я тут у вас посижу, послушаю, — внимательно проверив документы и учтиво поклонившись хозяйке, усаживаюсь на одно из кресел в гостиной, — если Анна Ивановна не возражает, конечно.

Имея точь такое же желание, как и пришелец из-за «большой лужи» — прикинувшись «ветошью», чуть ли не пальцем в носу не ковыряясь — я довольно долго, не так следил за ходом переговоров — как изучал повадки диковинного заморского «зверя». Анне Ивановне сулились всевозможные блага, если она переедет в Москву, передаст права на модели одежды Корпорации и согласится стать ведущим дизайнером (модельером) одежды.

Та, неуверенно-испуганно отнекивалась — поминутно поглядывая на меня, да отмалчивалась. Американец, тоже довольно недружелюбно зыркал в мою сторону — видать недоумевая, при каких я здесь делах.

Наконец, я обратился непосредственно к переговорщику:

— Мистер! С Вами можно поговорить с глазу на глаз — как джентльмен с джентльменом?

— Вы разговариваете на английском? — поинтересовался переводчик.

— Оф кос, — отвечаю, — хотя и хреново.

Переглянулись и после едва заметного «маяка», толмач покинул переговорный процесс — а за ним чуть помедлив и, Анна Ивановна.

— Послушай, — усевшись в кресло напротив, говорю на «великом и могучем», — что за цирк? В том, что ты работаешь в РАИК сомнений нет… Но где официальное поручение от Контрольного Совета? Думаешь, нам в провинции неизвестно мудрое изречение Ленина: «На слово верят лишь идиоты»?

В английском языке нет обращения во множественном числе к одной личности, как в русском. Поэтому ему можно спокойно «тыкать» — он не обидится.

— У нас в Амэрике нет такой бюрократии — как у вас.

На нашенском шпрехает вполне внятно, хотя и с хорошо заметным пиндосовским акцентом. Видать, сын евреев-эмигрантов в первом поколении.

— И, что? Раз в вашей «Амэрике» нет бюрократии, любой ваш — самый зачуханный коп может спокойно заявиться к американцу домой и произвести обыск без ордера — на предмет наличия нелегального виски и самогонного аппарата? Американские банки выдают любой кредит под честное слово ковбоя и, даже не требует у него предъявить хотя бы «кольт»? Ой, как интересно…

— Это — совсем другое дело.

Знакомая «песня»!

Кулаком об стол:

— ЭТО — ВОПРОС ДЕНЕГ!!!

При упоминании про «святое», лицо американца вытянулось и стало слегка напоминать лошадиное — с гривой вороной масти… Кстати, чем-то на нашего Лёву Троцкого похож и не только внешностью. По-американски энергичен, в соответствии с происхождением — весьма предприимчив, без всякого сомнения — зело умён и с хорошо подвешенным языком.

Отстранившись несколько назад, а затем наклонившись из стороны в сторону — рассматривая его в нескольких ракурсах, я подумал:

«Эге… Фотогеничный фейс тоже в наличии. Недостаёт только моего послезнания, чтоб „сделать Америку“!».

Мистер Гейдлих вынул креативно-кожаное портмоне, с отчётливо видной и не скрываемой брезгливостью ко мне — отчитал несколько зелёных «шелестелок» и положил на стол. Видя, что я не реагирую — он добавил ещё…

Ну-ка, ну-ка…

Было очень интересно посмотреть на довольно невзрачные «баксы» двадцатых годов, однако удовлетворив любопытство, я — эффектно припечатав сверху ладонью, положил их на место. Фильм «Белое Солнцу пустыни» ещё не сняли, про честного таможенника и его пулемёт — знать не знали, поэтому никто не обвинит меня в плагиате:

— Я мзду не беру, американец. Мне за державу обидно!

Тот подумал-подумал и добавил ещё «зелённых». Потом ещё… Потом ещё…

Проникновенно — ничем не хуже героя «Брат-2», говорю:

— Ты думаешь, американец — сила в деньгах? Нет, не в деньгах… Сила в правде!

Тот, люто густо покраснев от плохо скрываемой злости:

— Каковы твои условия?

Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Лёд тронулся…

— Во-первых: ты расскажешь мне всю правду. Для чего тебе Анна Ивановна?

Поменжевавшись, тот нехотя процедил сквозь зубы:

— Ваши военные рассматривают принятие её… Ээээ… «Пролэтарки» — как полевой формы для армии.

Я чуть в осадок не выпал…

«ВЫСТРЕЛИЛО»!!!

Первая моя «прогрессорская заклёпка» выстрелила!

Однако и вида не подав:

— А ты здесь при каких делах?

Молчит, затем довольно нехотя:

— Через… Ээээ… Через нужных людей я могу сделать так, что ваш стиль примут. Заказы, как сами понимаете — достанутся нашей Корпорации.

Интересно, интересно… Или как говорила попавшая в Страну Чудес Алиса: «Всё страньше и страньше». Приходилось читать конспирологические теории о многочисленных «агентах влияния» в большевистской верхушке.

Правда или нет?

Увы, нет у меня «методов» проверить такое предположение… А дедукцией Шерлока Холмса, я к сожалению не обладаю. Так что будем считать, что на лицо — всего лишь готовящийся коррупционный сговор.

— Почему бы вашей Корпорации просто не «скопиратить»?

— … Что?

— Украсть идею — ведь, патента на этот стиль нет.

Энергично машет головой:

— Будь мы в Амэрике, я бы так и сделал. Но там этот стиль не пойдёт. У вас же… Очень специфические условия для бизнеса! Эта леди может поднять ненужный шум и…

Понятно: в России, без всяких юридически-правовых заморочек — могут просто «послать» правообладателя по «горящей путёвке». Впрочем — он мне до конца не откроется, чувствую. Нашёл способ как подоить наш Наркомат обороны, но сцука — ни с кем делиться не торопится.

Ладно, не очень-то и, хотелось — не иголки же ему под ногти загонять?

Встав, походив и затем усевшись вновь на своё место, прямо глядя в глаза нагло заявляю:

— У меня встречное предложение, мистер Гейдлих: за право правообладания — мне требуется контроль над «Русско-американской индустриальной корпорацией». Тебя не напрягает моя тавтология, Иохель?

Реакция была вполне предсказуемой:

— Ты — сумасшедший?

Прозвучало, скорее — как утверждение или приговор, а не вопрос:

— Напротив: я нахожусь настолько в здравом уме — что даже сам иногда удивляюсь.

Прозвучало библейской истинной — изрекаемой самим Иисусом… Что перевесит?

Кажется, эту битву я проиграл — подрывается и направляясь к двери:

— Наш разговор окончен, мистер Свешникоу!

Ну, что ж… Не фортануло у меня с ним — да фиг с ним. Вдогонку, как бы рассуждая вслух:

— Ты — первый американец, с которым общаюсь. И первое же моё разочарование в американцах в целом, мистер…

Останавливается, впрочем — не оборачиваясь:

— Почему?

Продолжаю рассуждать вслух:

— … А может и не американец ты вовсе — а самозванец с украденными или поддельными документами.

Хватается за ручку двери:

— Всё! Хватит с мэня этого брэда. Я уезжаю…

С отчётливо слышимой ноткой неподдельного восхищения, как тинэйджер об любимом супергерое:

— Настоящий — «стопроцентный» американец, обязательно спросил бы — что я предлагаю ему взамен «РАИК», а потом — торговался бы за каждый цент.

Чуть спустя, с нескрываемом пренебрежением добавляю:

— А ты — не американец, а фуфло! Даже, если у тебя документы правильные.

Видно, его это хорошо «зацепило» — покраснел коренным жителем САСШ из резервации и набычился — ещё не до конца истреблённым ковбоями бизоном…

Хорошо ещё, в драку не полез!

Возвращается и вновь усаживается за стол переговоров. Смотрю — лезет к себе в карман: думал, сча достанет большую кнопку с надписью «перезагрузка», но это всего лишь карманные часы:

— Хорошо. Говори, что предлагаешь мне за «Корпорацию». Но у тебя ровно одна минута!

Без всякой ненужной прелюдии — партнёры и так уже достаточно возбуждены, начинаю:

— Я тебе предлагаю самое дорогое на этом свете — информацию.

Заметно напрягается:

— Например?

— Например, на ваших президентских выборах 4 ноября — победу одержит Калвин Кулидж.

Кстати, этот обессмертит своё имя тем, что даст американское гражданство вышеупомянутым индейцам. Интересно, а насколько это их осчастливило?

Не моргнув глазом, тот:

— Это очевидно: ведь он был вице-президентом при Уоорене Гардинге и после его смерти выполняет президентские обязанности. У тебя — всё?

Чертыхнувшись в душе, продолжаю:

— Погодь ещё минутку… Наш стиль, говоришь у вас в Америке «не пойдёт»? Спорное утверждение, конечно, ну да ладно.

Захожу с главного' козыря' — раскрываю перед ним принесённый с собой альбомчик:

— А вот такой стиль в Америке «пойдёт»?

Глаза на лоб, челюсть об колено:

— Что это?

— Это то, что будут носить в следующем… Или возможно, даже уже в этом году.

Всю ночь корпел, глаза красные — как у кролика-блондина… Ведь, у меня имеется и программа по компьютерному моделированию одежды. Плюс нашлось достаточно старых фотографий, чтобы с них нарисовать множество эскизов и рисунков моды 1925 года. Конечно, компьютерная графика отксеренная на лазерном принтере — по сравнению с «хроноаборигентской»…

ЭТО — ПРОСТО АБЗАЦ!!!

— Нравится?

Разглядывая, спрашивает деловито:

— Чья работа?

Лыблюсь, на все тридцать два:

— Если скажу — моя, ты поверишь?

Осматривает меня с ног до головы, как будто видя в первый раз:

— С большим трудом…

— Ну, а тогда зачем тебе знать?

И тут мистер Гейдлих конкретно завис… Согласен, ему надо подумать. Однако, мыслительный процесс нельзя оставлять без присмотра — иначе партнёр по переговорам может додуматься до чего-нибудь нехорошего:

— Иохель! Кстати, а не пойти ли нам с тобой пообедать? А потом продолжим наши переговоры в более подобающем месте — в моём офисе.

Это произвело нужное впечатление:

— У тебя есть свой офис?

Вероятно, сперва он решил что я — просто ловкий и наглый пройдоха. Однако, пройдоха с офисом — это уже не пройдоха, а ловкий делец — а это меняет весь расклад.

— А по мне, это разве не видно? Хахаха!

— Хахаха!

— Ты где остановился?

А где он может остановиться? Конечно же:

— В «Красном трактире»…

— Как раз по пути.

Мой кабинет «Технического консультанта» торгово-промышленного кооператива «Красный рассвет», как известно — находился там же.

— Вот там и перекусим, а после поговорим, — встаю и не давая опомниться, беру его под локоток, — как тебе наша — русская кухня, партнёр…?

Об человеке судят по одёжке, верно?

Об бизнесмене судят по его офису!

Мой рабочий кабинет «Технического консультанта промышленно-торгового кооператива 'Красный рассвет»«, выглядел не особо роскошно — но по-деловому и слегка 'роялисто».

Попав в него, держащийся несколько скованно-настороженно мистер Гейдлих — сперва соляным столбом окаменел, затем произнёс протяжное «Ваааууу» и его разом отпустило.

— Присаживайся, Иохель! Чувствуй себя как дома, но не забывай что ты в гостях.

Зря сказал!

Проигнорировав вторую половину фразы, не спросив разрешения, тот достаёт толстую сигару и аккуратно обрезав её кончик специальными ножницами и, чиркнув об столешницу — закуривает от длинной спички.

Ну, сейчас он ещё и ноги на стол закинет!

Не имея привычки уступать инициативу — первым закидываю ноги в берцах на стол, выставив на всеобщее обозрение подошву:

— Ну, что? Начнём?

На мгновенье изумлённо расширив свои карие семитские очи, мистер Гейдлих напустив облако ароматного дыма — внимательно-изумлённо рассмотрев мою топовую обувь, последовав моему примеру и, лишь тогда — слегка жуликовато прищурившись, спросил:

— Предлагаешь партнёрство?

Отвечаю «по-одесски»:

— Я разве похож на негро-американца — бесплатно на тебя пахать, Иохель?

— Ты хочешь какой-то процент, эээ…?

— Моё имя Серафим… Нет, я по мелочи не тырю, американец! Мне нужна ваша Корпорация — вся целиком и, желательно — на блюдечке с голубой каёмочкой.

На секунду скосив глаз на лежащий на столе альбом:

— Думаешь, оно того стоит, Серафим?

— «Думаю»? Думают лузеры, Иохель! Надеюсь, тебе не надо объяснять — кто это такие. Я же стопроцентно уверен: если вовремя запатентовать, это будет стоить тех старых русских фабрик — которые вы на жалкие гроши профсоюзов швейников, напичкали купленным на рождественской распродаже оборудованием…

А то я поверю, что американцы — благодетели куевы, привезли в Россию суперсовременное швейное оборудование!

Не возмущается, значит — это действительно так.

Смотря Змеем-искусителем, продолжаю:

— … И даже, ещё останется значительная сумма — для реализации следующих наших с тобой проектов.

Тот, захлопав ресницами, растерянно смотрит на альбом и забыв про свою сигару, разевает рот:

— Wow! У тебя ещё что-то для меня есть⁈

Сигара выпадает, но я будучи начеку — успеваю её поймать и вставить обратно в открытый рот, не перепутав концы.

Всплёскиваю руками:

— Святая простота! Он, считает что после этой пустячной сделки — которую можно рассматривать лишь как «меморандум о намерениях», мы с ним расстанемся — даже не попрощавшись…

Горестно от него отвернувшись, причитаю:

— Да с таким менталитетом — тебе бы на Привозе, даже б не доверили точёными из полена чле… Хм, гкхм… Буратинами торговать!

Тот сперва, как в первый раз осмотрев мой кабинет и особенно — «роялистые» офисные принадлежности под «крокодила» на столе, слегка склонив голову на бок:

— У тебя, ещё есть что-то предложить мне, Серафим? Что именно?

К сожалению, инфа по Соединённым Штатам — у меня случайно-фрагментальная, а правдоподобность её в ряде случаев — весьма сомнительная. В частности, есть пара книжек по «Великой депрессии», но сведения в обеих разнятся — зачастую прямо диаметрально противоположным образом.

Зато, я вовремя догадался скачать книгу Харфорда Тима «50 изобретений, которые создали современную экономику». Конечно, большинство «ништяков» из этого списка уже реализованы — такие, как книгопечатание, порох, компас, глобус и тому подобное. Другие пока нереальны — типа поиска в «Гугл» или видеоигры, или непонятны для меня — как компилятор…

Особенно было жаль изобретения этилированного бензина — запатентованного буквально вчера!

Прям, буквально волоса на… Угадайте с трёх раз где: голова то у меня — лысая!…Рвал, когда узнал, что опоздал на этот праздник жизни.

Но с пяток, или даже с десяток изобретений, причём таких — какие однозначно не пригодятся в условиях Советской России ещё добрых семь десятков лет, вполне можно застолбить. Если начинать с самых простейших — это не потребует больших первоначальных инвестиций.

Другой, более интересный и злободневный вопрос: а не «кинет» ли меня этот американец «одесского» происхождения?

Прекрасно осознаю, что вполне может быть!

Да, даже если «кинет», то что?

Эти изобретения всё равно — рано или поздно, кем-нибудь — да будут сделаны. Дам я этому американцу во втором поколению на них наводку и он меня надует — или не дам и, их изобретут в своё время те — кто и должен это сделать…

Что совой об пень, что пнём об сову — примерно одно и то же!

Было с десяток миллионеров в Штатах — теперь вместо них будет один-единственный мультимиллионер…

Какая мне или моей стране, разница?

Я абсолютно ничем не рискую, играя в эту «русскую рулетку»!

А вот если у меня с ним получится более-менее взаимовыгодные отношения, если он будет со мной делиться хотя бы жалкими десятью процентами от полученной прибыли…

Просто голова кружится от сказочно-радужных перспектив!

Глаза в глаза:

— Иохель! Я хочу предложить тебе… АМЕРИКУ!!!

— «Амэрыку»? — от волнения его акцент стал просто зашкаливать, — ты прэдлагаешь мне поиметь Амэрыку⁈

«Поиметь»…

Ржу, не могу!

С самым серьёзным видом:

— О, ЙЕС!!! Её самую. Стать самым влиятельным, самым богатым, самым успешным бизнесменом в Америке — это на мой взгляд и, есть — «поиметь» Америку.

— «Самым богатым»⁈

— Ну хорошо — в первой десятке, я несколько погорячился.

Готов биться об заклад, как триста еврейцев на Синае — я купил его с потрохами!

Весь осыпавшись пеплом, докурив сигару, за неимением пепельницы, мистер Гейдлих затушил окурок в любезно подставленном мною горшке с фикусом и, вернувшись с небес на обетованную землю:

— Скажи ещё — я стану первым президентом-евреем…

Пальцем в него, как с плаката:

— ТЫ СКАЗАЛ!!!

А, что? Если правильно воспользуется моей инфой о «Великом депрессняке» — то запросто!

— Ещё скажу, что я стану первым человеком — поставившим на это деньги у букмекера. Хахаха!

— Хахаха!

Посмеявшись, Иохель Гейдлих посерьёзнел:

— Давай не будем забегать так далеко вперед, Серафим.

— Не вопрос, Иохель! Сперва реализуем наш «меморандум о намерениях», а дальше видно будет.

Переговоры в тот день шли долго, до самого ужина — после которого, мы с ним расползлись по своим «норам» — как дождевые червяки после марафонской дистанции.

Этот ж… Этот американец жид… Еврейского происхождения, с меня буквально — все жилы вытянул!

Я ему тоже вдоволь мозги «полюбил» — доведя чуть ли не до геморроидального припадка с попыткой суицида в особо извращённой форме. Но на следующий день к обеду — когда я пошёл на значительные уступки (хахаха!), мы пришли к взаимно приемлемому консенсусу.

Затем ещё через полтора дня, после затянувшегося весьма и весьма конструктивного срача, мы с ним набросали приблизительный план по переходу «Русско-американской индустриальной корпорации» под контроль «группы российских акционеров-инвесторов». Конечно, это «группой» буду я и мои «виртуальные клоны». Как это сделать — ещё думать и думать надо, но железобетонно уверен — у меня получится.

Мистер Гейдлих, оправдания мои не обманул: он сумел составить и затем навязать мне свой план так, что кроме альбома с моделями одежды — срубить себе хорошенький гешефт за мой счёт. Когда я под это дело подписался — он враз пришёл в хорошенькое расположение духа и расслабился — считая, что надул меня. Однако, мысленно рисую ему народную индейскую избу и про себя жизнерадостно похохатываю:

ФИГВАМ!!!

Конечно же, я деликатно промолчал об «лохматом тазе» — которым накроется его «РАИК» в конце следующего года, в результате затяжной забастовки рабочих-швейников в САСШ и финансового краха «Объединённого союза работников швейной промышленности Америки» (ACWA). Поэтому имею все основания считать, что мистер Гейдлих в этой истории — будет выглядеть полным лабухом.

Ну, что ж…

Бизнес, есть бизнес!

Когда перед его отъездом уже прощались, мне в голову пришла ещё одна идейка:

— Иохель, дружище, послушай… Чтоб нам с тобой почаще встречаться и общаться — не вызывая ничьих подозрений, я хочу — чтобы «РАИК» построила в Ульяновске фабрику готового платья «под ключ». Скажем так… Ээээ… На пятьсот швейных машинок.

Взяв его за пуговицу и смотря прямо в глаза:

— Только, уже никакого оборудования с пунктов сбора вторсырья! Всё должно быть самое современное и новейшее. Это можно оформить как концессию — чтоб обойти государственную монополию на внешнюю торговлю. Расходы фифти-фифти: ваше оборудование, наши — коммуникации и производственные здания.

К этому времени в архитектурно-строительном отделе «ОПТБ-007» уже перешли на проектирование промышленных зданий.

Затем, до чего-нибудь докопавшись — концессию можно будет расторгнуть, как это неоднократно делалось «в реале». Чего, например, мне будет стоить организовать забастовку в Ульяновске?

Раз плюнуть!

А вполне возможно, концессию можно будет использовать и использовать — для дел довольно далёких от нужд швейной промышленности.

Надолго зависает, но хорошенько подумав — говорит уклончиво:

— Я не обладаю полномочиями решать такие вопросы. Но я могу внести твоё предложение в Контрольном Совете и его… Как это по-русски?

— «Пролоббировать»?

— О, йес!

— Йес, йес… ОБХСС!

— Эскюз ми, не понял…?

— Непереводимый местный фольклор, Иохель… Не парься особо.

Аппетит, как говорится приходит во время еды и меня вновь осеняет:

— … А небольшую, но высокопроизводительную обувную фабрику? Скажем так… Ээээ… Полмиллиона пар обуви в год?

Через секунду урезал осетра: в Советской России — дефицит обувной кожи. Животноводство ещё не восстановилось после двух войн подряд и, произойдёт это не скоро — даже если мне удастся отменить (тьфу, тьфу, тьфу!) сплошную коллективизацию.

Уточняю:

— Обувной цех на сто тысяч пар обуви в год.

Нижегородскую губернию обую — и то ладно.

Хотя, имеется в задумках — пораньше познакомить хроноаборигеннов с знаменитой кирзой. Население, до сих пор рассекает в каких-то опорках — порою проявляя удивительную находчивость и изобретательность в деле самообеспечения обувью.

Тот, пальцы веером:

— Хотя, «РАИК» не имеет никакого отношения к обувной промышленности…

Пусть не имеет отношение, но через концессию на швейную фабрику — можно привести оборудование хоть для атомной электростанции, главное — табличку правильную на нём повесить и в «сопроводиловке» нужные буквы написать. Если таковое в Америке уже имеется, конечно.

— … Но если ты найдёшь «мани», всё будет о’кей, партнёр:

Что он сказал?

«Мани»?

МАНИ!!!

'Money, money, money

Must be funny

In the rich man’s world

Money, money, money

Always sunny

In the rich man’s world![2] '.

Тексты самых популярных песен зарубежной эстрады всех годов у меня есть. Надо только найти того, кто смог бы переложить их на ноты, а потом…

Это Клондайк!

— Иохель! А нет ли у тебя на примете толкового продюсера в области эстрадной музыки?

— Мюзикл?

— Он самый.

— В Америке всё есть.

Бодренько так:

— Тогда деньги найдём, партнёр.

Хорошо знакомы ещё по «лихим девяностым» русский бизнес: договариваются о сделке, потом один ищет товар — а другой деньги.

Не привыкать!

После этого, ваще: из самых тёмных подземелий души — вылезла уже давно знакомая «жаба» и стала вместо меня квакать:

— Иохель, дружище… Хочу вот наладить производство в СССР канцелярских принадлежностей: копировальной бумаги, скоросшивателей, дыроколов, анилиновых чернил, стальных перьев, скрепок, кнопок.

Всё это добро в Советской России, славной своей раздутой бюрократией — в данный момент не производилось, а импортировалось на сумму в пять миллионов(!) золотых рублей в год.

Ещё не успел американец ответить, как я несколько заискивающе, предъявляю следующую хотелку:

— Иохель, друг! Небольшую производственную линию по туалетной бумаге, а…?

Весь многонационально-многострадальный Советский народ (в том числе и ваш покорный слуга) — в лучшем случае вытирает жоп…пу газетами с портретами вождей, а в худшем — ходит в обосранных сзади подштанниках.

И будет ходить так — ещё очень долго!

Человек в таком состоянии, чувствует себя обосранным и очень сильно собой недоволен. Недовольный же человек, как правило — своё недовольство вымещает на других и, государство среди «претендентов» — на первом месте.

В обоих случаях, это подрывает идеологические основы государства — не хуже, чем все вражеские «радиоголоса» вместе взятые. Так до сих пор, я не пойму: почему на это — до самого 1991 года, никто не обратил внимание[3]?

Не иначе как в политическом руководстве СССР — затаился не разоблачённый вовремя троцкист!

Тот, с понимающей улыбкой:

— Сделаем, партнёр!

Мистер Гейдлих, достал блокнот и карандаш и, перекатывая сигару из одного кончика рта в другой:

— Пожалуй, я буду записывать… Что ещё?

— Ээээ… Мне нужно купить несколько недорогих, но обладающих бойким пером журналистов в американских англоязычных газетах, которые читают эмигранты из России.

Покрутив головой, как будто ему вдруг стал тесен воротничок:

— Это будет проще всего.

— И первым делом, Иохель, найди мне хорошего букмекера. СРОЧНО!!!

— Зачем?

Мне нечего скрывать от своего американского партнёра:

— Чтоб, сперва поставить на Калвина Кулиджа. А потом… На тебя!

— ХАХАХА!!!

— ХАХАХА!!!

Присоединяясь к его жеребячьему ржачу и, отвезя его и переводчика на полустанок, мы расстаёмся… Надеюсь друзьями и, надеюсь — ненадолго.

'Деньги-деньги дребеденьги

Позабыв покой и лень

Делай деньги! Делай деньги!

А остальное все дребедень!'[4] .

Деньги, деньги… Дребеденьги. Постоянно над головой висит угроза финансового банкротства…

Идея насчёт инфы про крах РАИК — шаг за шагом выкристаллизовывалась в моей голове, а затем через компьютер материализовывалась в чёткий план действий на бумаге.

Да, что там «РАИК» — мелочь пузатая!

По малому замахиваться — только ладонь отшибёшь.

«На бумаге» всё вырисовывается довольно классно, но конечно — даже при помощи Иохель Гейдлиха, такое мне без денег не поднять, не осилить…

НЕ ПРОВЕРНУТЬ!!!

А ведь кроме того — мне швейную фабрику, обувной цех, цех туалетной бумаги, канцелярских принадлежностей… На заокеанского партнёра надейся — а сам не плошай.

Наконец, мне — мой «завод-заводов» и ещё много чего надо строить!

Попаданец без денег, это не прогрессор вовсе — а как паровоз без воды: жалкая, никчемная, бесполезная личность — годная только на лесоповале топором махать.

В поиске заветных бабосиков я пошёл уже знакомым путём — обратившись к старому, хорошо мне известному «инвестору». Политика большевиков в части валютных операций была крайне непоследовательной. Осенью 1923 года спекулянтов валютой стали зажимать, а весной 1924 — вновь расслабили гайки и, в обоих случаях — я заранее предупредив Ксавера, получил свою долю.

Однако опять, блядь, мало!

Разговор, скажем честно — не из лёгких, состоялся в доме Ксавера, за столом в той же комнате где мы с ним познакомились. Правда, в этот раз мы были с ним наедине — никто над моей душой не стоял и ножиком со скуки не поигрывал…

Ксавер, ознакомившись с моим проектом, чуть с дуба не рухнул:

— «Корпорация»?

— «Русско-американская индустриальная корпорация» — мне лишь для розжига аппетита, партнёр. «Всесоюзный текстильный синдикат» — вот достойная цель!

— Не сходи с ума, Серафим!

— А, что не так? Я тебе здесь всё по полочкам разложил, Ксавер: если найдёшь какой сомнительный момент — скажи, я над ним ещё поработаю.

Тот, ещё раз бегло пробежавшись по краткому «дайджесту» плана:

— … Нет, по деловой части — у тебя всё схвачено, комар хобот не подточит. Но потом с твоей корпорацией или синдикатом, что прикажешь делать?

Принимаю невинно-недоумённый вид:

— С восемью миллионами прибыли в баксах, только от «РАИК»? «Прикажу» тебе деньги грести лопатою… Кстати — могу подсказать, где её приобрести!

Наши штампованные ульяновские лопаты уже успели прославиться по всей округе.

Мой собеседник только рычит:

— Тебя ею зарыть, разве что? Ты только посмотри на их трудовое законодательство!

— Частенько смотрю и, что?

— Как можно промышленнику-частнику работать в таких условиях? Со своими-то деловыми да артельными — я всегда найду общий язык, а эти…

Замолкнув, Ксавер только досадливо крякнул.

Сперва соглашаюсь:

— Я знаю, что по нашему трудовому законодательству — пролетарию можно вообще не работать, числясь на предприятии и, при этом весьма кучеряво жить…

По современным для хроноаборигенов меркам — «кучеряво», уточню. Ибо, будь ты даже ударником труда — ходить тебе в тех же обносках и кушать через раз: на государственных предприятиях действует реликт Военного коммунизма — «уравниловка», считающаяся принципиальным моментом для сидящей на «кремлёвской пайке» партноменклатуры.

Затем, сделав донельзя умное лицо, слегка приоткрываю занавес над будущим:

— Но, времена меняются — меняется и трудовое законодательство, Ксавер! Не за горами то время, когда предприятия переведут на хозрасчёт, на них будет введена сдельная оплата, а за опоздание на пятнадцать минут и за тунеядство — «гегемонов» будут отлавливать, как негров в Африке в своё время и, отправлять заготавливать лес на дальнюю делянку…

Моё пророчество, впрочем, не произвело должного впечатления:

— Да, когда это будет… Мне уже кажется, что коммунисты — это навсегда.

— Согласен, это будет ещё не скоро. Однако… — несколько примиряющим тоном, сделав паузу, — в наших силах, годков скажем эдак на десять — этот момент приблизить.

В сердцах хлопает ладонью об стол:

— Нет, денег я тебе не дам!

С металлом в голосе в полголоса говорю, аки танк траками лязгаю:

— Однако, ты меня неправильно понял, Ксавер: я к тебе — не побираться пришёл. А за своей — обусловленной при первом знакомстве, «мздой».

Мы отныне с ним гутарим на равных!

У меня теперь есть своя силовая структура и, пара моих самых боевых парней из «Вагнера» — ныне мирно курят с его шнырями во дворе, имея приказ в случае «фарс-мажора» — разнести этот петушатник в пух и перья.

Он, подняв на меня изумлённые глаза и схватив мои финансовые расчёты, стал яростно тыкать в них пальцем:

— Ты издеваешься⁈ Какая, на хер «мзда»⁈ От твоего «Жилстроя» пока одни убытки!

Жёстко прерываю поток его красноречия:

— Возможно, ты просто — плохой менеджер, Ксавер? Возможно, ты следовал не всем рекомендациям — что я тебе дал?

То горячится:

— «Рекомендациям»⁈ Да, чтоб ты понимал — я бы вообще разорился, если бы твои рекомендации выслушивал!

Привстав, нависаю над ним и обличительно:

— Ой, ли? Вот я рекомендовал тебе скупать облигации обязательных и добровольных государственных займов… Ты прислушался к моим словам? Ты скупаешь облигации у нэпманов?

— Да, чтоб я… — задыхается от возмущения, — да, ты — вообще!

— И, затем снова будешь меня упрекать, что моя инфа приносит тебе недостаточно бабла⁈

У Ксавера несомненно «на подходе» приступ истерии… Глаза округлились и расширились, зрачки наоборот сузились, усы ощетинились — а в уголках искажённого бешенством рта появляется пена… Он всё сильней и сильней начинает напоминать мне Петра Великого в приступе неконтролируемой ярости. По крайней мере таким — каким я его себе представляю.

Глаза в глаза, даю «весь расклад» — хоть и несколько громче обычного, но спокойно:

— С началом следующего — 1925 года, Наркомфин отменит обязательные займы, а уже выпущенные облигации будет усиленно выкупать с доходностью 36 процентов в год…

Задыхаясь, тот жёстко приземлившись обратно на стул:

— Охуе… СКОЛЬКО⁈

Некоторые читанные мной «там» историки, называют внутренние займы — едва ли не самой удачной госинвестицией в СССР. Как бы там не было, но в период с 1923 по 1957 годы — советское государство получало от займов доход примерно такой же, какой приносили все другие налоги и сборы. Только за 1925 год, в принудительные займы было вложено чистоганом — не менее 14 миллионов рублей частного капитала.

В 1925 году советские руководители финансами решили, что народ-де «созрел» и пришла пора размещать государственные займы только на добровольной основе. Чтоб стимулировать интерес нэпманов — владельцев частных капиталов, купленные ранее ими облигации принудительных займов — разрешалось продавать без ограничений.

Однако, «гладко было на бумаге»!

В ответку, никто добровольно деньги государству не нёс и, когда выкупать займы стало обходиться слишком дорого — подобная практика прекратилась.

— Столько, сколько слышал! Следующий год — вообще будет наиболее благоприятным для людей умеющих делать деньги.

Выражение лица моего собеседника начало меняться: круглые глаза меньше не стали — но уже от удивления, усы обвисли, а разинутая «варежка» захлопнулась. Вдосталь насладившись произведённым эффектом, продолжаю:

— Особенно выгодными будут облигации 2-го крестьянского займа — с доходностью десять процентов (внимание!) в месяц. Кроме того, будет введена практика выдачи частнику займа государственной ссуды — под покупаемый им билет в семьдесят процентов от его цены…

Подмигнув заговорщически, как соучастнику не совсем «светлых» дел:

— … Как там твой московский трест «Госжилпромстрой» поживает? В ссуде, случайно не нуждается?

Наконец, Ксавер как будто в изнеможении — аж испарина на лбу выступила, откинулся назад в кресле. Не садясь, я уставил в него указательный палец:

— На руках у населения находится облигации госзаймов на 126 миллионов рублей. Вот и посчитай сам: на какую сумму ты принесёшь мне ущерб — если не воспользуешься моими рекомендациями. Ты сможешь его возместить мне, Ксавер?

Последнее, прозвучало даже несколько угрожающе… Впрочем, тот не обиделся.

Минут через десять придя в себя, подпольный миллионер облизнул губы и хриплым голосом спросил:

— Твоя инфа верная?

— Как любимая жена из сераля Эмира бухарского!

В его глазах появляется суеверный страх, но тем не менее пытается хорохориться:

— Почему ты не сказал мне раньше?

«А попробуй сам разгреби завалы информации на моём компе и отдели в них зёрна от плевел, — мысленно ответил, — сам до сих пор парюсь, но выхода нет — придётся нам с тобой рискнуть…».

Но вслух — с видимым разочарованием, ответил:

— За всего четверть от навара, я должен тебе ещё и разжёвывать? В рот разжёванное класть? Увы… Я был более высокого мнения о твоей деловой чуйке, партнёр.

За этим стояло: «Не оправдавшему надежд ищут замену».

Ксавер это прекрасно понял и внутренне запаниковал:

— Сколько у меня будет времени?

— Ну… Не уверен, но почитай весь следующий — 1925 год. Хотя, наиболее выгодными для тебя будут первые его три месяца… Затем, комиссары начнут «сдавать назад».

Тот, снова зависнув:

— Не пойму, зачем они это делают? Ведь, это — явно себе в убыток⁈

Объясню «на пальцах», причём — чуть ли не буквально:

— Нарком финансов СССР Сокольников — возможно, когда-то был классным революционером и очень грамотно разрушал Самодержавие… Но, как финансист он — полное гов…но! Решив отказаться от какого-либо принуждения бизнеса и повысив доходность облигаций госзаймов до немыслимых высот, сей деятель — со всей присущей этой категории граждан наивностью решил, что частный капитал с радостью кинется кредитовать российскую государственную промышленность.

— Идиот…

— Это ещё мягко сказано!

Увы… Но российский капитал испокон веков — был скорее спекулятивным, чем инвестиционным. Ещё Пётр Первый своими указами насильно сгонял купцов в «кумпанства» и заставлял их строить заводы и фабрики. Без него, они бы так и торговали досель — мёдом, пенькой да кое-как обработанными сырыми шкурами полярных пестцов.

Наконец, полностью овладев собой, Ксавер — с аппетитом изрядно проголодавшийся акулы капитализма, плотоядно поинтересовался:

— «Восемь миллионов — американскими долларами», говоришь?

— Если тот пиндос продавит «Пролетарку» на обмундирование РККА — то возможно и больше. Если же нам удастся взять под контроль «Всесоюзный текстильный синдикат», то…

Я закатил глаза к потолку, в притворно ужасе:

— … Боюсь даже предположить, сколько бабла нам обломиться! Конечно, Ксавьер — кое с кем придётся «делиться», сам понимаешь.

— Как не понять…

— Заодно, будем иметь дополнительные преференции от государства.

Если частника доят и кошмарят, то так называемые «социалистические» предприятия, наоборот — субсидируют.

— Главное, не жадничать, — подмигиваю и снизив голос до шёпота, — чем быстрее комиссары скурвятся — тем для нас с тобой лучше… Понял?

Того, вдруг осеняет — как Ньютона яблоком по кумполу:

— ПОНЯЛ!!!

«Жулик, — подумал я, — но всякий успешный предприниматель — по определению жулик. Это надо осознавать чётко — чтоб потом не испытывать горьких разочарований».

«Жулик» посмотрел на меня и с изрядной долей неподдельного восхищения:

— Ну ты и аферист, Серафим!

Я, скромненько так потупил глазки — мы с ним отлично друг друга дополняем:

— С кем поведёшься…

Ну и в завершении этой главы, чтоб к этой теме не возвращаться…

После выхода закона СССР «Положение о патентах на изобретения», по моему настоянию — все модели одежды были оформлены на Паршину Анну Ивановну.

Так, как порядочный человек, сперва кочевряжилась:

— Серафим Фёдорович! Я так не могу… Это же Вы всё придумали!

Как маленькой девочке объясняю прописные истины:

— Придумать любой сможет — а вот воплотить задумку в жизнь… Я бы, например, не смог! Поэтому, это изобретение надо как минимум разделить надвое.

— Так, давайте оформим патент на двоих.

Отрицающее качаю головой и, сделав таинственный вид, шепчу:

— Не могу! А почему «не могу» — не скажу. Однако поверьте, Анна Ивановна — причина весьма уважительная.

У той глаза расширились по полтиннику — будет о чём посплетничать с моей Софьей Павловной:

— Тогда, если позволите, я как честный человек буду выплачивать Вам половину прибыли…

А вот это — другое дело!

Приобнимаю её за плечи и ласково так:

— Аннушка, дорогая! Вы — честный человек, иначе бы я и не подошёл к Вам. Вот счёт в «Красной взаимопомощи»…

Примерно такая же история была с «Красным Лабутеном».

[1] Русско-американская индустриальная корпорация(РАИК) или (The Russian-American Industrial Corporation, RAIC) ― коммерческое предприятие, основанное в 1922 году по соглашению между Правительством СССР и Объединённым союзом работников швейной промышленности САСШ. Корпорация, финансируемая в основном за счёт небольших пожертвований от сочувствующих членов американского союза работников, была задумана как механизм для запуска новых швейных фабрик в советской России, которая на тот момент переживала экономические бедствия, обрушившиеся на страну во время Гражданской войны и эпохи Военного коммунизма. РАИК собрала 2 миллиона долларов, которые были потрачена на запуск или модернизацию 34 объектов промышленного производства, на которых работало 17 500 рабочих. Акционеры РАИК получали выплату в размере 5% годовых от прибыли корпорации, пока её деятельность не была прекращена в 1925 году. Офис корпорации РАИК находился в Нью-Йорке.

[2]«Money, Money, Money» — песня о женщине, которая много работает, но, похоже, не может много заработать, поэтому мечтает о том, чтобы быть с состоятельным человеком. Как и большинство песен ABBA эта песня была написана Бенни Андерссоном и Бьорном Ульвеем.

[3]Главный герой не прав: в 1937 году, как только Сталин расправился с врагами народа — производства туалетной бумаги в СССР тут же было налажено. Правда, особой популярностью она не пользовалась — ибо велика сила привычки ходить обосранным.

[4] Текст песни из советского мультика «Остров сокровищ».