Легенды старого Киева

"Здесь все nрouзрacтaeт"

Как и большинство европейских городов, Киев возник в лесной местности. Водоем с пресной водой и леса были необходимы любому поселению древности. Дерево шло на строительство домов, храмов, оборонительных укреплений, на изготовление орудий труда, производство транспортных средств и даже украшений. Лес кормил человека, одевал и давал ему лекарства.

О месте возникновения Киева летописец Нестор писал: "…Был кругом града лес и бор великий…" Как отмечено в древней хронике: "…Киево-Подол в том столетии был еще не населен. Перерытый топями и лесами, он представлял пустыню, в которой, однако ж, как бы украдкою между деревьями находилась церковь Святого Илии, выстроенная на берегу ручья Почаины…

На противоположной стороне, к югу, вне града, находился лес, в котором ловили диких зверей посредством перевеса сетей; отчего место сие называлось Перевесищем. Впрочем, все окрестности древнего Киева были покрыты дремучими лесами…"

Многие участки города получали наименования благодаря животным и растениям.

В описании древнего Киева Николаем Закревским есть немало упоминаний об этом: "Между горами, в долине, поросшей лесом, и на возвышениях расположено небольшое селение, называемое Зверинец, едва ли из 50 домов состоящее; оно находится не более одной версты к югу от Печерска и немного ближе к северо-западу от Выдубицкого монастыря, коему в древности и принадлежало. Принимая в соображение название сего села, его местоположение и близость бывшего Красного княжеского дворца, можно полагать, что здесь содержалась княжеская охота…"

Разрастался город, а вместе с этим вырубались леса. Но тяга у многих киевлян к миру животных и растений все же оставалась.

Известный сирийский путешественник Павел Алеппский в середине XVII века побывал на берегах Днепра: "В Киеве у каждого дома, будто у каких-то дворцов, расположены большие сады, где растут фруктовые деревья. Много в них орехов и винограда.

На ухоженных грядках с огурцами киевляне сеют крокусы, руту и гвоздику разных цветов. У дороги, ведущей к Выдубицкому монастырю, все кручи обросли дикими фруктовыми деревьями".

Киевляне со времен Средневековья разводили в городе сады, огороды, цветники, выращивали лекарственные растения и даже несвойственный для местного климата виноград. В летописях отмечалось, что огороды располагались "с юго-западной стороны Старого Киева, между Лядскими, Золотыми и Львовскими воротами".

В своих исследованиях Николай Закревский упоминал и о разведении винограда в Киеве на горе Щековице: "Сильвестр Косов, говоря в своем Патериконе 1635 года о женском монастыре Святого Николая на Аскольдовой могиле, сообщает, что в его время при Пустынном монастыре был Виноградный сад. <…>

Межигорский монастырь также имел виноградники. Из этих садов для царя Алексея Михайловича привозили в Москву виноградные лозы и другие фруктовые деревья и плоды, о чем говорится в отписках (донесениях) киевского воеводы, князя Юрия Трубецкого к царю Алексею Михайловичу, 1674 года. <…>

Был и в наше время (первая половина XIX века) в Киеве Виноградный Сад, казенный, принадлежавший прежде с Кловским Дворцом Лаврскому монастырю. Сад этот находился на Печерске, на южной стороне Кловского урочища… Особый надзиратель, для которого был выстроен там же деревянный, небольшой, в один этаж, дом, смотрел за виноградным садом.

Также и при самом Печерском монастыре разведен виноград…"

Есть много свидетельств тому, что в Средние века почти в каждом частном дворе Киева был свой сад.

В начале XVIII столетия в городе появились первые государственные сады. Вслед за организацией в Киеве университета при нем был создан Ботанический сад. Во второй половине XIX века по обе стороны Золотых ворот устраивались скверы.

Не забыли киевляне и знаменитую Владимирскую горку. На запущенных участках на ней высаживались деревья, кусты, цветы.

Известный украинский писатель Иван Семенович Нечуй-Левицкий в 1910 году в очерке "Вечер на Владимирской горке" восторгался своим любимым уголком Киева: "Какая пышная эта широкая картина! Лучше ее трудно найти во всей Европе. <…> Ее не смог бы запечатлеть ни один великий художник в мире, даже Рафаэль и Микеланджело".

Очарован был Владимирской горкой и поэт Владимир Маяковский:

Часто приходила сюда ученица киевской гимназии Анна Ахматова и, конечно же, слагала стихи:

Но киевскую флору не только воспевали и лелеяли. В разные времена деревья и кустарники в городе вырубали, выкорчевывали. Они гибли от погодных условий.

В 1874 году Киев пережил страшную засуху. Цветы, травы и деревья в течение нескольких дней были уничтожены пеклом. Город сделался мрачным, лишенным зелени. Люди задыхались от удушливого зноя.

В конце XIX века городская дума приняла Постановление о древесных насаждениях. В нем отмечалось, что необходимо засадить вязами Крещатик, Александровскую и Большую Васильевскую улицы и Лукьяновку; каштанами — Безаковскую улицу и Старый город; кленами — Подол и Плоский участок; липами — Липки и т. д.

Вскоре в Киеве появилось 12 новых скверов. И в центре, и на окраинах высаживали: желтую акацию, жасмин, жимолость, сирень, шиповник, каштан, клен, липу, вербу, ель, березу, тополь.

Кто-то из киевских журналистов заметил, что в городе нет ни одной породы кустарника или дерева, не отмеченных в художественной литературе.

"Если тебе будет очень плохо, то иди куда-нибудь на Днепр, в Байковые горы… В Киеве нет лучшего товарищества, нежели Днепр, сады, горы и чудные перспективы улиц", — рекомендовала своей сестре Леся Украинка.

Однако сама поэтесса, измученная болезнью и прикованная к постели, не могла себе позволить такую прогулку.

У нее оставалась возможность лишь наблюдать Киев из окна, о чем она записала: "Який шумливий світ там, за вікном! Та я його не бачу. Тільки й видко мені з вікна шматок різьба на брамі та ще тополю із міського саду!.."

Тополь, которым любовалась Леся Украинка, рос в Ботаническом саду.

Гостям Киева часто показывают деревья, под которыми отдыхали Григорий Сковорода, Александр Пушкин, Адам Мицкевич, Оноре де Бальзак, Тарас Шевченко, Николай Гоголь, Лев Толстой, Петр Чайковский, Михаил Врубель, Иван Котляревский, Григорий Квитка-Основьяненко, Иван Франко, Архип Куинджи, Николай Лысенко, Александр Куприн и другие знаменитости, бывавшие в Киеве.

Достоверна ли эта информация? Можно опровергать или утверждать, что кто-то из замечательных творцов сидел или прогуливался именно под этой кроной. Но бесспорно, что немало именитых поэтов, композиторов, художников, писателей обращались в своем творчестве к деревьям Киева.

В "Описании Киева", изданном в 1868 году, говорится, что в местности вокруг Межигорья еще встречаются древ-

ние дубы, которые в народе называли Владимировыми — в честь великого Князя киевского. Согласно преданиям, под этими деревьями он отдыхал после охоты, встречался с иноземцами, принимал государственные решения.

В одном из дубов якобы находилось невидимое для простых людей гнездо киевского вещего ворона. За советом и предсказаниями к легендарной птице приходили волхвы, колдуны и ведьмы. Три дня и три ночи они должны были сидеть под заветным дубом, чтобы вещая птица соизволила показаться на глаза.

Многовековые киевские дубы называли "былинными сказителями". Тому, кто им поклонялся, они могли рассказать немало тайн прошлого. Но и у этих благородных ветеранов растительного мира находились противники и недоброжелатели.

Как отмечено в книге "Описание Киева": "…рука человеческая в продолжении многих столетий щадила эти величавые дубы.

Настал, однако ж, роковой час, и бывшие свидетели славы и бедствий Вышгорода пали в 1860 году под секирами межигорских вандалов".

Хозяйственные киевские ведьмы были весьма не довольны вырубкой многовековых деревьев. Предотвратить варварство они почему-то не смогли, зато наказали нечестивцев. "И у каждого дровосека на год отсохла правая рука…" — так сообщалось в городском предании.

Несколько дней после вырубки заветных дубов ведьмы собирали их щепки и листья. Из щепок изготавливали амулеты, а из листьев — колдовские отвары.

На тех участках, где росли Владимировы дубы, стала вдруг встречаться мандрагора. Раньше этих растений в Киеве не произрастало. Хотя киевские ведьмы и знахари нередко использовали корень легендарного растения для приготовления различных колдовских отваров и ядов.

Якобы после появления мандрагоры на местах срубленных вековых дубов о Киеве стали говорить: "Здесь все произрастает, даже мандрагора".

И в те времена, когда город окружали непроходимые леса, люди задумывались о сохранении деревьев. В древности вокруг Киева было немало священных пущ и заповедных рощ, где совершались таинственные обряды и где запрещалось губить растительность.

Это считалось грехом, за которым следует наказание: усыхание или перелом рук, умопомрачение или скорая смерть. Согласно поверьям, такая участь ожидала и того, кто срубит дерево, посаженное и выращенное человеком.

Этнографы XIX века отмечали, что "…среди лесных дебрей сложились верования первобытных племен: в высоких, почти недоступных борах, как и в красивых рощах, поселились высшие силы, народные божества; они-то и наложили строгие заповеди охранения таких мест. Деревья, отдельные от прочих и выделяющиеся из ряда других массивностью и долголетием, способные возбуждать трепетное душевное настроение даже в городских жителях и цивилизованных людях, в глазах дикарей оказались стоящими под нравственной защитой особых существ…"

В старину знающие люди могли безошибочно определить не только священные или полезные, но и проклятые деревья.

Чаще всего проклятой считалась осина, поскольку на ней повесился Иуда. В Киеве, как и в других городах и селениях, у христиан было не принято высаживать ее вблизи жилья. Ну а если осина росла там, где намечалось строительство, ее выкорчевывали.

Знающие люди могли определить и так называемые "скаженные деревья", обладающие злой силой. Если такое дерево шло на строительство, то здание через год разрушалось, а живущие в нем люди сходили с ума или умирали без видимых причин.

Распространено было поверье, что даже щепа от "скаженных" бревен, подложенная недобрым человеком, ломает любые строения.

В середине прошлого века многие киевляне и гости украинской столицы обращали внимание на старый, корявый и весьма неприглядный осокорь. Рос он на Крещатике, среди прекрасных каштанов.

Ствол этой разновидности тополя был так согнут, что ветви почти касались тротуара. Ходили слухи, будто он проклят и приносит несчастье всем, кто проходит мимо.

Однако, согласно другой примете, осокорь на Крещатике помогал людям, дотронувшимся до его ствола. У них поднималось настроение, проходили головная боль и чувство страха.

Коммунальные службы города, конечно же, вовсе не из-за мистических соображений попытались спилить неприглядное дерево.

Но на защиту несчастного осокоря выступил известный украинский поэт, ученый и общественный деятель Максим Фадеевич Рыльский. Городские власти не могли не прислушаться к его мнению. Никакие уговоры по поводу осокоря на Рыльского не действовали. Каждый раз поэт отвечал категорично: "Прошу не уничтожать дерево…"

Так появились слухи, будто осокорь на Крещатике мистическим образом связан с судьбой Максима Фадеевича. Поэт умер в 1964 году. И вскоре заветное для него дерево срубили, а пень выкорчевали.

А киевские старожилы еще много лет показывали приезжим место, где рос "осокорь Рыльского". Но они перестали упоминать, что это дерево когда-то считалось проклятым.

Растительный мир лесов, степей, городов и селений нередко становился своеобразным указателем, подсказывающим, когда и какими заниматься делами. В XIX веке в Киеве издавались календари, а в газетах публиковались народные приметы, связанные с природой.

"…Развернулся дубовый лист, стало быть, земля вошла в полную силу… Коли на дубу макушка с опушкой, будешь мерять овес кадушкой… Березовый лист стал величиной с полушку — значит, земля показывает время, когда следует запахивать пашню, и на Егорья (23 апреля) выезжает даже "ленивая соха"… Если цвет ягоды калины будет в кругу, то сев считается поздним… Зацвели ягоды на волчьем мыке сверх — лучше начинать посев ранний…

Начнет цвести лютик желтыми — земля приказывает сеять овес; зацвела черемуха — пришла пора пшеницы… Когда яблони в полном цвету — садят картофель; когда земляничные кустики словно бы спрыснуты молоком — пришла пора сеять гречиху…

Когда на Ивана Купалу собирают росу, отрывают в муравейниках масло и рвут целебные травы, то в это время говорят: "Земля-мати, благослови меня травы брати, твою плоду рвати: твоя плода ко всему пригодна" и т. д.

По обилию шишек на ели судят о хорошем урожае на все яровые хлеба; если же такое обилие замечается на соснах, то это предвещает хороший урожай одного ячменя. Сильный цвет орехов обещает яровой хлебород на будущий год…"

У киевских рыбаков были в XIX столетии свои приметы, связанные с растениями. Раннее цветение каштанов указывало на обилие в Днепре и его притоках сомов. Еще говорили: "Сирень обильно цветет — щуку зовет". А вот богатый урожай желудей почему-то связывали с появлением огромного количества раков в киевских водоемах.

Есть у Николая Закревского описание необычного киевского источника.

"В Межигорье, в полуверсте от обители, один нагорный источник издавна называется Звонками.

Источник этот славится чистотою воды и романтическим видом, вытекая из горных обрывов, поросших тенистыми деревьями. При одном из его ключей устроена небольшая часовня. Вероятно, что красота местоположения подала повод к различным повестям об этом источнике. Одни пишут, что Екатерина II, бывши в Киеве, не могла пить другой воды, кроме Звонковой <…> другие, что один из последних межигорских архимандритов сзывал в соседнем пруду рыбок по звону колокольчика; третьи, что на этом роднике иноки устроили из звонков (колокольчиков) гармонику. Сильная струя родника, ударяя в колокольчики, производила приятные звуки.

<…> Межигорье составляет одну из живописных местностей Киева; горожане часто посещают это прелестное урочище и несколько раз в продолжение лета составляется увеселительная прогулка из Киева в Межигорье на пароходе с оркестром музыки".

Говорят, что источнику Звонки когда-то посвятил свои строки Иван Франко:

(Перевод Анны Ахматовой)

Согласно преданию, раз в год, в самом начале мая, у ме-жигорского источника расцветал один-единственный цветок, которому даже названия не придумали. Так в народе и величали его "Неведомый цветок".

Уж на что киевские ведьмы слыли знатоками флоры, но и они толком ничего не могли рассказать об этом растении.

Нельзя было искать Неведомый цветок — он сам объявлялся у межигорского источника. Как выглядит таинственное растение, о том не упоминается ни в книгах, ни в легендах. Не разглашают тайну и те, кому суждено было сорвать его.

Лишь одни сутки живет Неведомый цветок. Зато за отпущенный ему короткий срок он исполняет множество желаний человека. Ровно через день обладатель этого цветка должен вернуться к межигорскому источнику и бросить в воду свою волшебную находку.

Ну а тех, кто оставлял при себе, рисовал или показывал кому-то Неведомый цветок, ожидала страшная беда. Как утверждала молва, нарушители исписанного правила бесследно исчезали, внезапно умирали или сходили с ума.

В предании не говорится, какие силы и почему так жестоко наказывали человека. Некоторые суеверные киевляне в XIX веке старались в начале мая вовсе не появляться у межигорского источника: вдруг наткнешься на роковой цветок, не удержишься от соблазна и сорвешь.

Больной художник

И все же находились упрямцы, не верящие в мистические силы цветка и отправлявшиеся на его поиски. Городская молва приписала эти черты характера знаменитому художнику Михаилу Александровичу Врубелю.

Он неоднократно приезжал и подолгу жил и работал в Киеве. В конце 80-х годов XIX столетия художник создавал настенные росписи в Кирилловской церкви и написал для этого храма четыре иконы. Во Владимирском соборе Киева на внутренних стенах храма по эскизам Врубеля были выполнены орнаменты.

О своей встрече с Михаилом Александровичем в Киеве писал Константин Паустовский: "Но отец все же пошел к Врубелю и взял меня с собой. Мы вошли в гостиницу около Золотых ворот и поднялись на пятый этаж. В коридоре пахло гостиничным утром — одеколоном и кофе. Отец постучал в низкую дверь. Нам открыл худенький человечек в поношенном пиджаке. Лицо, волосы и глаза у него были такого же цвета, как и пиджак, — серые с желтоватыми пятнами. Это и был художник Врубель.

…Я смотрел на Врубеля, и мне было его жалко. Он дергался, перебегая глазами, непонятно говорил, закуривал и тотчас бросал папиросу. Отец разговаривал с ним ласково, как с ребенком".

Лишь вечером киевский гимназист, будущий писатель Константин Паустовский узнал от отца, что Врубель душевно болен.

В 1886 году Михаил Александрович написал в Киеве картину "Девочка на фоне персидского ковра". Эта замечательная работа привлекла внимание не только поклонников живописи. К ней потянулись и любители мистики.

В то время, когда Врубель завершил картину, по Киеву поползли слухи: "Живописца видели в начале мая прошлого года у межигорского источника. У него в руках был роковой Неведомый цветок…"

Странно, как же эти свидетели могли узнать таинственное растение, если его никто не видел? Но о чем только не воспоет народная молва!..

Среди поклонников мистики заговорили, будто Врубель попросил Неведомый цветок исполнить лишь одно свое желание: "Люди подолгу должны стоять у каждой моей работы, не в силах оторвать от нее взор, и навсегда ее запомнить…"

Наверное, не стоило Михаилу Александровичу обращаться с подобной просьбой к волшебному растению. Он и без того создавал навсегда запоминающиеся шедевры.

Но за одним странным поступком был совершен и второй. Мало того, что Врубель загадал всего лишь единственное желание, так он еще не захотел бросить роковой цветок в межигорский источник и решил нарисовать его!..

Изображение Неведомого цветка якобы можно разглядеть в узоре на картине "Девочка на фоне персидского ковра". Но для того, чтобы увидеть загадочное растение, надо не меньше часа смотреть на это полотно.

Желающие нашлись. Они неотрывно глядели на картину, пока не падали в обморок. А к автору любители мистики относились с сочувствием: ведь его ожидало неминуемое наказание.

Когда спустя годы киевским обывателям стало известно о смерти сына Михаила Александровича и о психическом заболевании художника, снова пошли разговоры о Неведомом цветке.

Многолетняя отсрочка наказания Врубеля произошла оттого, что темные силы полюбили его творения и решили подождать, пока он не закончит последнюю картину, полагали мистики.

Умер Михаил Александрович в 1910 году. Предание о Неведомом цветке вроде бы давно позабылось. Но и сегодня находятся посетители киевского музея, которые подолгу всматриваются в картину "Девочка на фоне персидского ковра", словно пытаются раскрыть важную тайну…