Лжец, лжец

Ева

(Девять дней спустя…)

Я заламывала руки, расхаживая взад-вперед между окнами от пола до потолка и вишнево-красным диваном. Мои нервы на пределе, как будто я подвешена вниз головой на вершине самых высоких в мире американских горок, и это не потому, что я впервые с тринадцати лет находилась в отеле. Это была моя идея остаться здесь до выписки Истона из больницы, чтобы я все еще могла видеть его каждый день. Это была не моя идея разместить меня в самом дорогом высотном отеле города, но, по-видимому, Истон настойчив, когда дело доходило до моего комфорта.

Прикусив губу, я посмотрела на часы на стене, затем на вход в свою комнату. В любую секунду он мог войти в эту дверь, и предвкушение просто ошеломляющее. Поскольку ему нельзя водить машину во время приема лекарств, я планировала взять напрокат машину и самой забрать его из больницы, но, по-видимому, он также настаивал, чтобы я получила права перед тем, как сяду за руль. Вместо этого он выбрал Uber. Крайне неудобно, что вся его — законопослушность воспламеняла мои яичники.

Щелчок карточки-ключа заставил мое сердце трепетать, и я замерла.

Ручка повернулась, дверь распахнулась.

Истон стоял в дверях, одетый в белую футболку, серую толстовку с капюшоном и поношенные джинсы. С плеча у него свисала спортивная сумка с бело-зеленой эмблемой его футбольной команды. Он встретился со мной взглядом, его глаза потемнели, когда скользнули вниз по моему короткому голубому платью, и этот единственный взгляд согрел мою кожу, как будто солнце только что поднялось над моей головой.

Дверь за ним закрылась, и он бросил спортивную сумку к ногам.

— Что на тебе надето?

Я расправила плечи, выпрямляясь.

— Леди в магазине сказала, что это платье ками.

— Кто такая Ками?

Мои плечи опустились.

— Я не знаю. Google сказал, что бледно-голубой — самый успокаивающий цвет для процесса заживления, поэтому я попросила продавца подобрать платье моего размера.

Я посмотрела на наряд и наморщила нос. Я фантазировала о том, чтобы сделать разрез поперек живота, с тех пор как купила его сегодня днем.

— Это то, что она принесла мне, и у меня не было времени разрезать его до твоего прихода.

Губы Истона растянулись в легкой улыбке, и он медленно приближался ко мне. Намеренно. Мое сердце колотилось о грудную клетку. Он не должен так смотреть на меня, пока нет. Я провела много исследований процесса восстановления после травм и операций, и я хотела хорошо позаботиться о нем. Но я не знала, могла ли. Я никогда раньше ни о ком не заботилась.

Когда он подошел ко мне, его пальцы спустились по моему платью, затем слегка схватились за материал внизу. Я пыталась не обращать внимания на скольжение его большого пальца по моему бедру, на впадинку в груди.

— Ты погуглила — целебные цвета?

Его голос низкий, слишком низкий, с достаточным количеством тепла по краям, чтобы вызвать прилив жара к моей шее.

— Мы должны серьезно отнестись к твоему выздоровлению, Истон. Важно, чтобы ты почувствовал себя лучше и вернулся к нормальной жизни.

Попала в точку.

— Google и это тебе подсказывает?

— Ага.

Прочищая горло, я отбросила его руку и повела к дивану, затем легонько толкнула, пока он не сел.

Он вытянул ноги, откинулся назад и лениво посмотрел на меня.

— Хорошо, — веселье, окрашенное чем-то гораздо более мрачным, звучало в его голосе. — Продолжай, Ева. Скажи мне, как ты собираешься заставить меня чувствовать себя лучше.

Мои губы приоткрылись, когда эти слова пронеслись сквозь меня и осели там, где не должны. Это несправедливо. В Интернете сказали, что ему нужно отдохнуть. Изучая меня, его губы скривились в легчайшем намеке на улыбку, и мои глаза сузились, когда я увидела вызов в выражении его лица. Чего он не знал, так это того, что Ева, на которую он смотрел, совсем взрослая, а его глупое, незрелое, сексуальное, мужественное, восхитительное — подождите, нет, его упрямство не шло ни в какое сравнение с моим.

— Это не сработает, — сказала я, выгибая бровь. — Мне нужно, чтобы ты снял несколько слоев одежды.

Его брови взлетели вверх, а мои щеки покраснели, когда я поняла, как это прозвучало. Быть взрослым — это чертовски круто.

— Из-за жары. Важно, чтобы тебе не было слишком холодно или слишком жарко, поэтому я уже включила обогреватель, так как на улице идет дождь.

Его губы дернулись.

— Я ничего не буду снимать.

— Истон…

— Но я позволю тебе снять одежду для меня.

Жар разлился внизу моего живота. Он играл нечестно. Может, я уже совсем взрослая, но я все еще Ева. Никто не играл грязно лучше меня.

Я медленно улыбнулась и встала между его раздвинутых ног.

— Я бы с удовольствием раздела тебя.

Я провела пальцем по его джинсам, затем наблюдала, как дернулся его кадык, когда опустилась на колени.

— Сначала, — тихо начала я, скользя ладонями вверх по его футболке.

Его живот поднимался и опускался под моими прикосновениями, пресс напрягся, когда я продвинулась выше. Достигнув его плеч, мои пальцы скользнули под его куртку, и я стала снимать ее.

— Твою куртку.

Его глаза из-под тяжелых век смотрели на меня, пока я медленно стягивала рукава с его бицепсов вниз по рукам. Я наклонилась ближе, чтобы стянуть ткань у него за спиной, позволяя своей щеке коснуться его джинсов, прямо под пуговицей. Он зашипел на выдохе, вызывая теплый трепет удовлетворения внизу моего живота. Вот только ощущение не прекращалось; оно становилось тяжелее от его внимания ко мне, и мне внезапно стало слишком жарко, слишком липко.

— И твою футболку тоже, — выдохнула я. — Давай снимем ее.

Низкий звук вырвался из его груди, когда я начала снизу и не торопясь подняла материал вверх медленно, очень медленно. Он вздрогнул от моего прикосновения к его обнаженной коже, его взгляд остановился на моей груди, когда я поднялась, чтобы стянуть футболку через его голову.

Я открыла рот, чтобы подразнить его, когда мое внимание привлекли отметины на его коже — одна из них представляла собой четкую вертикальную линию, начинающуюся между грудной клеткой и заканчивающуюся над пупком, в то время как другая грязная, горизонтальная, тянулась от правой стороны талии до спины. Я втянула воздух, снова опустилась на колени и провела пальцем по каждой ране, от которых наверняка остался бы шрам. Тепло к нему переполнило меня, заставляя мое сердце биться быстрее. Он обещал обеспечить мою безопасность, и он это сделал. Даже когда это означало, что он чуть не лишился жизни в процессе. Мои легкие сжались, когда вся тяжесть того, что он для меня сделал, проникла в мои поры, и чем дольше я смотрела на его отметины, тем больше верила в слова медсестры: шрамы действительно могли быть красивыми.

— Истон, — прошептала я дрожащим голосом.

Наклоняясь вперед, я закрыла глаза и покрыла нежными поцелуями тот, что вел к его спине. Он слегка дрожал у моих губ, пальцами перебирая мои волосы.

— Не думаю, что я когда-либо говорила тебе спасибо.

Когда я наклонила голову, чтобы взглянуть на него, он наблюдал за мной так пристально, что я вздрогнула. Его брови сдвинуты, глаза мягкие, но суровые, в них были эмоции, которые я не могла прочесть.

— Я бы сделал это снова, — сказал он. — Ты знаешь это, не так ли?

Сглотнув, я кивнула. Я не сомневалась, что он бы так и поступил. Крадя свою решимость, я оставила последний поцелуй на его животе, затем встала.

— Я собираюсь быть лучшим человеком, который когда-либо заботился о тебе. Оставайся здесь.

Приподняв бровь, он остался сидеть, когда я повернулась и направилась к мини-кухне. Когда я вернулась, в одной руке у меня блюдо с лососем, а в другой — миска с супом. Я осторожно поставила их на кофейный столик и села крышки.

— Итак, я знаю, что врач сказал, что тебе не нужна специальная диета, но у интернета есть рекомендации, как сохранить твои оставшиеся почки крепкими.

Я сощурилась и отвела взгляд, пытаясь вспомнить, что, черт возьми, я запомнила. Может, я и не знала, что делала, но знала, что не могла все испортить.

— Например, нам нужно сосредоточиться на продуктах с высоким содержанием клетчатки и меньшим количеством углеводов. Знаешь ли ты, что существует также такое явление, как избыток белка? Очевидно, чрезмерное употребление может заставить твои почки работать слишком интенсивно.

Он посмотрел на тарелки перед собой, пристально разглядывая их, затем перевел взгляд на меня.

— Ты приготовила все это для меня?

Я мило улыбнулась, касаюсь пальцем карточки Amex на краю стола и пододвинула ее к нему.

— Я не могу присвоить себе все заслуги.

Он не посмотрел на карточку. Он вообще не отводил от меня взгляда. Я вздохнула, сложила руки перед собой и кивнула в сторону еды.

— Выглядит неплохо, правда?

Его взгляд стал тяжелым от чего-то, что я не могла определить — от чего у меня перевернулось в животе, а ладони стали влажными.

Второй раз в жизни я словила себя на том, что нервничала, и в обоих случаях полностью виноват Истон.

— Или, если ты не голоден, я могу приготовить эфирные масла.

Я подавила отвращение, услышав, как эти слова слетели с моих губ. Я бы даже не произнесла их, если бы не Уитни.

Перед тем, как я выписалась из больницы, она зашла ко мне в палату. После того, как она объяснила, кто ее отец, мне стало плохо. Она была первой девушкой, которая откинула мои волосы назад, пока меня рвало. Затем она так сильно извинилась, что меня чуть не вырвало снова. Когда она предложила эфирные масла, утверждая, что они могли помочь мне избавиться от тошноты, я приняла это. Я смогла умерить свою гордость, если был шанс, что они помогли бы Истону почувствовать себя лучше.

— Полагаю, мы просто… будем сидеть и вдыхать их? — спросила я, не утруждая себя тем, чтобы скрыть, насколько глупо это звучало. — Я не знаю, как пользоваться диффузором, но я разберусь с этим, и по телевизору даже есть канал для медитации. Там… там также есть спа-центр, или мы можем делать домашнее задание. Я ознакомилась с материалами, которые твоя мама прислала из школы, так что я могла бы помочь тебе…

— Я хочу пить, — слова грубые и обдали жаром, распаляя меня до тех пор, пока у меня не начали дрожать колени.

— Хорошо… Эм, у меня в холодильнике есть капустный сок холодного отжима.

Голова гудит, я обернулась, чтобы взять его, но рука Истона словила мое запястье, останавливая меня. Мое сердце бешено колотилось, и я оглянулась через плечо.

Все еще держа меня за запястье, он медленно покачал головой.

— Я хочу апельсинового сока.

У меня пересохло в горле. На его губах напиток звучал непристойно, вожделенно и наполнен скрытым смыслом, понятным только нам, — все, что подтверждали его намерения эти темные виски-ирисы.

— Технически… Технически, апельсиновый сок внесен в список запрещенных.

Он приподнял бровь, притянул меня ближе, пока я не упала к нему на колени. Сильная рука скользнула по моей талии, другая его рука нашла мою челюсть и направила мое лицо к своему. Его грубый голос отдавался низким эхом у меня в животе.

— Тогда он будет намного слаще на вкус.

Он захватил мой рот в свой. Его язык переплетался с моим, ладонь скользнула к моему затылку, и он поцеловал меня так, как будто я ему нужна — глубокими поглаживаниями и бездыханными обещаниями. Он целовал меня каждый день, который я проводила с ним в больнице, но на этот раз все по-другому. На этот раз он делал это самозабвенно, без ограничений, без стеснения, и каждый толчок, посасывание, покусывание посылало ошеломляющий прилив жидкого тепла между моих бедер.

Его руки скользнули вниз по моей спине, обхватили бедра, затем он сжал их, без усилий удерживая меня так, чтобы мои ноги обвились вокруг него. У меня перехватило дыхание от прикосновения его эрекции между нашими одеждами, дрожь пробежала по мне, и его хриплый стон заставил меня тереться об него.

Он оторвался от моего рта, чтобы оставить дорожку медленных поцелуев вдоль моей челюсти, шеи. Я не могла этого вынести.

Я хотела отдать ему все.

Я хотела этого так сильно, что мои следующие слова обожгли мне язык.

— Ты… — мои глаза закрылись, когда его зубы мягко коснулись основания моего горла. — Тебе нужно отдохнуть.

— Завтра я отдохну.

— Но что, если тебе будет больно? Что, если я сделаю тебе больно?

Это чертовски напряженно — заботиться о другом человеке.

Его губы скользнули по моей шее, и он вернулся к моим губам, срывая долгий поцелуй.

— Ты не сделаешь этого. И, Ева, ты должна знать, что каждое слово из этих уст заводит меня только сильнее.

Внутри меня вспыхнуло тепло, и я знала, что долго не протянула бы. Я уже решила дать ему больше, чем думала, но упрямая часть меня произнесла последнюю, слабую мольбу.

— Я… — он снова провел губами по моему горлу, и мои бедра сжались вокруг него. — Я должна заботиться о тебе.

— Поверь мне, Ева. Ты заботишься, — его выдох обжег мою шею, грубый голос вибрировал у меня по спине. — Ты так хорошо заботишься обо мне.

Обеими руками все еще сжимая мои обнаженные бедра, он провел ртом по моей ключице, зубами приспустил бретельку моего платья, затем перевел на противоположную сторону и проделал то же самое с другой бретелькой. Платье сползло, и его взгляд потемнел, как ночь, при виде обнаженной части моего черного кружевного бюстгальтера, быстрого подъема и опадения моей груди. Уязвимость захлестнула меня, и я задалась вопросом, слышал ли он хаотичное биение моего сердца. Интересно, чувствовал ли он бесконечную боль так же, как я. Боль, которая просила утоления.

Возможно, Google переоценивали. Может быть, эфирные масла, лавандовые ванны и отжатый сок из капусты настолько чертовски далеки от того, кто мы есть, что заслуживали быть запертыми в башне Бриджит и Винсента из слоновой кости. И, может быть… Может быть, достаточно доверять своему сердцу.

— Истон… — выдохнула я, привлекая его внимание к себе. — Я хочу… Я хочу, чтобы ты показал мне, на что это должно быть похоже. Я готова отдать тебе все.

Его пальцы впились в мою плоть с внешней стороны бедер. Он сглотнул, изучая выражение моего лица в своей пьянящей манере. Когда-то я думала, что золотисто-карие глаза Истона были похожи на торнадо, потому что они подхватили меня, когда я была неподготовлена, и не отпускали, пока не закончили со мной. Теперь я поняла, насколько это верно. На этот раз я была готова к этому, к его безраздельному вниманию, и от этого у меня до сих пор бежали мурашки по коже.

Наконец, когда мое сердце готово выпрыгнуть из груди от предвкушения, он встал, мои ноги все еще обвиты вокруг его узких бедер.

— Ты уверена?

Несмотря на его неровное дыхание, собственническую хватку, которая переместилась на мою задницу, его взгляд смягчился.

— Помни… Как только мы сделаем это, пути назад уже не будет.

Я сглотнула, обвила руками его шею. И я позволила своим словам вырваться из самой честной части меня.

— Я не хочу возвращаться. Я больше никогда не отступлю.

Он смотрел на меня, впитывая мою уверенность, и я поняла, что подтолкнула его к действию. Наклонившись ближе, я прошептала ему на ухо:

— У меня есть презервативы в тумбочке. Отведи меня в постель, Истон.

Его мышцы напряглись рядом со мной. Затем он провел рукой вверх по моей спине, слегка обхватывая мой затылок и приблизил мой рот к своему. Он крепко поцеловал меня, неся в спальню, так быстро, что у меня закружилась голова. Американские горки, на которых я висела до того, как он вошел в гостиничный номер, упали, разбились, рассыпаясь на миллион невысказанных обещаний.

Я все еще прижималась к нему, когда он опустил нас на кровать, и моя спина коснулась одеяла. Опираясь на предплечья по обе стороны от меня, он оторвался от моих губ, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.

— Ты… это ты должен лечь, — выдохнула я.

Он покачал головой.

— Пока нет.

Мой пульс участился, дыхание стало тяжелым от того, как медленно, обдуманно он скользнул взглядом по моему телу, словно пытался запомнить, как я выглядела под ним. В уголках моих глаз защипало, меня захлестнул прилив эмоций.

Я знала, что мой прошлый сексуальный опыт казался неправильным. Я все время знала, что все должно было быть по-другому. На прошлой неделе я так много раз пыталась представить себе, каким был бы мой первый раз с Истоном — мой настоящий первый раз. Но как я могла представить это? Откуда я могла знать, что нужно представлять медленный изгиб его губ, теплую щекотку его дыхания, мягкий, благоговейный огонь в его взгляде? Никто никогда не говорил мне, что волшебство крылось в деталях, или что от этих деталей у меня захватило бы дух.

Протягивая руку, я провела дрожащими пальцами по его подбородку. Его глаза закрылись, и когда мой большой палец скользнул по его губам, он запечатал поцелуй на моей коже. Самый нежный поцелуй, который я когда-либо испытывала.

— Ева…

Мое имя сорвалось с его губ, когда он встретился со мной взглядом из-под тяжелых век. Мягкий жар, который я заметила за виски, усилился и превратился в теплое свечение.

— Я не хочу тебя отпугнуть. Но мне нужно… Мне нужно, чтобы ты знала… — его брови приподнялись, и я узнала отчаяние в его голосе, мольбу. — Мне нужно, чтобы ты знала, что я люблю тебя.

Он прерывисто задышал.

— Я люблю тебя с той ночи, когда оставил для тебя апельсиновый сок на своем заднем дворе, и я собираюсь любить тебя всю оставшуюся жизнь. Тебе не обязательно любить меня в ответ, пока нет, но если ты позволишь мне, я буду любить тебя с каждым днем все сильнее. Я буду любить тебя достаточно для нас обоих.

Слеза скатилась с моих ресниц. Что-то обволокло мою грудь, крепкое и постоянное, и я подумала, что это могло быть счастье.

Он ждал, наблюдал, цеплялся за тишину, пока я не заговорила.

— Шесть, — наконец прошептала я.

На его лице появилось замешательство, и я добавила:

— Ты сказал Люблю шесть раз, — как будто это что-то проясняло. — Прошло одиннадцать лет с тех пор, как кто-то говорил мне, что любит меня, и за десять секунд ты повторил это шесть раз.

Он выдохнул, прижался своим лбом к моему и покачал головой. Хриплый смешок коснулся моей щеки, когда он заговорил:

— Я только начинаю.

Его губы скользнули по моим, и я подумала, что он собирался поцеловать меня, но вместо этого он опустился ниже. Мое сердце заколотилось, когда он поцеловал мою шею, ключицу, между грудями. Он протянул руку, чтобы слегка стянуть мой лифчик, полностью обнажая грудь, и я ахнула, когда его язык коснулся моего соска. Затем он обхватил его горячими губами и пососал.

Я задрожала под ним, мои ноги раздвинулись, и он застонал, опускаясь между ними. Даже через нашу одежду жар и давление его эрекции на мои трусики в сочетании с влажным облизыванием и натягиванием моего соска привели мое тело в возбуждение. Мои пальцы нашли его волосы, губы раздвинулись с моими прерывистыми выдохами. Он перешел к другому соску, поглаживая и лаская, но как раз в тот момент, когда мои глаза начали закрываться, его рот исчез. Мои глаза резко открылись, и я, затаив дыхание, наблюдала, как он двигался вниз по моему телу, пока его лицо не оказалось между моих бедер. Он приподнял мое платье выше пупка, зацепил большими пальцами материал на моих бедрах и стянул трусики вниз по ногам. Затем он посмотрел прямо на меня — ноги раздвинуты, полностью открыты для него. Жар в его взгляде заставил меня поежиться, его близость покалывала мою кожу. Я не могла представить, на что это будет похоже, когда он действительно прикоснулся бы ко мне.

— Ты знаешь, как долго я ждал, чтобы попробовать тебя здесь? — он хрипло дышал, лаская то место, где я нуждалась в нем.

Я задрожала от этого ощущения.

— Надеюсь, пока я фантазировала об этом.

Его ноздри раздулись, и он издал низкое урчание одобрения моего ответа. Затем, без предупреждения, он сжал внутреннюю сторону моих бедер и провел языком по моей щели. Я сделал глубокий вдох, и прежде чем я успела взять себя в руки, он сделал это снова. Только на этот раз он остановился, когда достиг моего клитора, и обхватил его ртом, долго потягивая. Волна жара разлилась по мне, сжимая мое нутро, и я не могла сдержать вырывающийся стон. Он продолжал лизать, сосать и подталкивал меня к краю, и с каждым жадным движением его языка удовольствие пульсировало глубоко внутри меня. Он не первый, кто пробовал меня, но — мои бедра приподнялись — срань господня, он первый, из-за кого это доставляло удовольствие.

Одна из его рук на моих бедрах исчезла, затем я почувствовала пальцы, надавливающие на мое отверстие. Мои глаза закрылись, когда он просунул палец внутрь меня, и ощущение проникло так глубоко, что пробежало искрами по позвоночнику. Когда я начала тереться о него, он застонал в мой клитор и добавил еще один палец. Это все, что нужно, чтобы довести меня до оргазма. Жар разлился по мне, вызывая восхитительную дрожь внутри и закатывая глаза к затылку. Он не останавливался, пока томное удовлетворение не согрело меня, и я погрузилась в одеяло с тяжелым дыханием на губах и звездами в глазах.

Я все еще спускалась с небес, когда он нежно поцеловал меня ниже пупка. Затем в тазовую кость, и в другую. Долгий вздох сорвался с моих губ, каждое его прикосновение — соблазнительная ласка. Он поднял платье вверх по моему животу дюйм за дюймом, оставляя нежные поцелуи все выше, выше. Когда он достиг моей груди, я подняла руки. Он стянул платье через мою голову и бросил его на пол. Он смотрел на меня сверху вниз, прищурив тяжелые веки, Адамово яблоко подпрыгнуло, когда я протянула руку за спину и расстегнула лифчик. От этого взгляда мою обнаженную кожу покалывало пьянящее возбуждение, и я стянула его до конца, позволяя ему упасть рядом с платьем.

Мое сердце колотилось, пульсируя от бескорыстного желания доставить ему удовольствие. Отдать ему все, что он дал мне.

Я провела ладонями по его обнаженной груди, теряясь в своей потребности в нем.

— Ложись на спину, — прошептала я, слегка толкая его. — Ляг на спину и позволь мне доставить тебе удовольствие.

Его глаза вспыхнули, и он пристально наблюдал за мной, когда я села и перевернула его на спину. Скользя вниз по его телу, намного большему, чем мое, я наслаждалась тем, как напрягался его пресс подо мной, ощутимым захватом его безраздельного внимания. В течение многих лет я жаждала этого, быть центром его вселенной, и теперь, когда я наконец стала им, он не позволял мне забыть об этом.

Дрожа, я провела губами по отметине, ведущей к его пупку. Пальцы запутались в моих волосах, и он дрожал под прикосновениями моего языка, когда я двинулась ниже, еще ниже. Моя рука нашла пуговицу на его джинсах, и я расстегнула ее, прежде чем сдвинула молнию вниз. Затем я взяла его джинсы и боксеры вместе, и с его помощью стянула их с его тела.

Обнаженный и напоминающий скульптурную статую римской эпохи, он слегка приподнялся, перенося вес тела на предплечья. Полные вожделения глаза наблюдали, как я вернулась к нему. У меня перехватило дыхание при виде его эрекции, намного большей, чем я предполагала, и незнакомый трепет пробежал по моему позвоночнику. Это то, что он чувствовал, когда хотел попробовать меня на вкус? Эта всепоглощающая потребность? Устраиваясь между его ног, я опустила голову к его твердой длине. Затем провела языком от основания до кончика. Он с шипением выдохнул, и когда я обхватила губами его макушку и провела языком, низкий стон завибрировал у меня во рту. Наконец, я взяла в рот столько его члена, сколько могла, используя руки, чтобы подразнить остальное. Грубые звуки, которые он издавал, такие сексуальные и дразнящие, что я сжала бедра вместе, чтобы унять пульсирующую боль.

Я скользнула вверх, вниз, вверх…

— Черт, иди сюда.

Его хватка обвилась вокруг моего затылка, и он потянул меня вверх по своему телу, пока мой рот не соединился с его. Мое естество сжалось от ярости его поцелуя — ненасытного, беспорядочного и голодного, и я ахнула, когда он перевернул меня на спину. Сильные руки держали мои запястья над головой, но горячие поцелуи, которыми он осыпал мое обнаженное тело, такие нежные и боготворящие, что я дрожала от каждого вкуса, отдаваясь ему так, как никогда не думала, что смогла бы. Его рот путешествовал по моей груди, дразня мои соски и вызывая у меня вздох. Когда длина его эрекции прижалась к моей влажности, он застыл надо мной, напрягая плечи. Я услышала, как он сглотнул, и бабочки смешались с теплом, разливающимся у меня в животе.

Мои ноги раздвинуты для него, его потребность во мне настолько всепоглощающая, что он дрожал, и все же вместо того, чтобы сразу взять то, что ему нужно, он дал мне выход и ждал моих заверений в том, что я все еще хотела этого. Благодарность переполнила меня, просачиваясь из моего сердца и напоминая мне, почему я любила его так, как любила.

Наши взгляды соединились, горячие и обжигающие страстью, такой глубокой, что моя кожа стала влажной. Протягивая руку между нами, я обхватила пальцами его эрекцию. Неровный выдох сорвался с его губ, когда я направила его к своей влажности, но затем его рука обвилась вокруг моей, останавливая меня. Я вопросительно посмотрела на него, и его голос звучал натянуто, когда он сказал:

— Презерватив.

Я смотрела, как он полез в тумбочку и достал один. Даже то, как он насаживал его на свою эрекцию, возбудило меня еще больше. Затем он снова оказался на мне, его тепло обволакивало мое тело, и я готова. Мое сердце колотилось, дыхание участилось, и его кончик пронзил внутрь, растягивая меня. Резкий звук вырвался из его груди, его лоб коснулся моего. Он медленно двигался все глубже, исторгая стон из моего горла, затем сделал паузу, давая мне время привыкнуть к нему. Через мгновение мои глаза закрылись, когда он полностью заполнил меня. Долгая дрожь сотрясала его тело. Его губы дрожали, когда они коснулись моих, и он провел ладонью по моей талии, слегка сжимая, затем начал раскачиваться напротив меня. Жар разлился в моем центре, мой пульс бился в унисон с моим прерывистым дыханием. Мы двигались вместе, дышали вместе, находили наш ритм вместе. Его язык скользнул между моими губами, и он поцеловал меня на языке, понятном только нам.

Достойно.

Красиво.

На этот раз наши языки шептали слова друг другу. Мы вкладывали все, что в нас было, в наш поцелуй, в наш ритмичный танец, в наше неровное дыхание. Это. Это то, чего мне не хватало всякий раз, когда я бежала к парням в прошлом — мне не нужны были их тела; мне нужна была связь. Мои бедра поднялись навстречу каждому глубокому, медленному толчку, и когда он отрывался от моего рта, чтобы попробовать, потянуть, подразнить чувствительную кожу на моей шее, жар в моем естестве стал таким горячим, таким напряженным, что я крепко сжала его и умоляла своими движениями, чтобы он двигался быстрее. Низкий рокот отдался от его груди к моей, и он подчинился — быстрее, жестче. Кровать скрипнула от нашей погони, смешиваясь со звуками нашего тяжелого дыхания и грубыми звуками. Его пальцы сжались на моей талии, другая рука нашла мое бедро и подтолкнула мою ногу вверх. Я выкрикнула его имя, когда он проник глубже, чем я считала возможным, запрокидывая голову, и огненный жар в моем центре обвился, сжался и разлился тысячью жидких горячих дорожек по моему телу. Он издал низкий, грубый стон. Я почувствовала, как он напрягся рядом со мной. Его хватка сжалась вокруг моего бедра, и по нему прокатилась серия сильных толчков.

Медленное, удовлетворяющее тепло охватило меня, делая мое тело одновременно тяжелым и легким.

— Итак, — выдохнула я, глаза отяжелены послевкусием удовольствия, — ты чувствуешь себя лучше?

— Черт, Ева, — хрипло произнес он, напрягаясь, когда его сотрясал очередной спазм.

Резкий выдох обдул мою шею, и он пытался удержаться на предплечьях, когда его тяжелый, вялый вес навался на мое тело.

— Ты, блядь, вылечила меня.

Я засмеялась и почувствовала, как его губы прижались к моей шее, но он не потрудился поднять голову. Через мгновение он вздохнул, перекатился на бок и прижал меня к своей груди. Глаза закрыты, его руки крепко обнимают меня; обещание никогда не отпускать. Когда я слышала глубокие звуки его дыхания, ровное биение его сердца, я дала себе собственное молчаливое обещание. Обещание любить себя. Обещание защищать ту, кем я была. И, начиная с этого момента, обещание правды.

— Истон? — прошептала я.

Он тихо напевал, его большой палец рисовал мягкие круги на моей талии.

— Я люблю тебя. Я могла бы любить тебя вечно. Я думаю… Я думаю, что даже смогу любить тебя достаточно сильно.

Он приподнял мой подбородок, чтобы встретиться со своим твердым, обжигающим взглядом. Его адамово яблоко двинулось вверх-вниз.

— Тебя достаточно, Ева. Тебя всегда было достаточно.

В груди стучало, шея горела. И я знала, что мне нужно сделать.

К моему удивлению, мой голос совсем не дрожал при следующих словах. Все, что я слышала — это уверенность, которую приносили правда и доверие.

— И я готова поговорить с тобой. Рассказать тебе, что со мной случилось.

Он наклонил голову, его мягкие губы коснулись моих. Его выдох согрел мою кожу и свел пальцы ног. Затем он страстно поцеловал меня, прежде чем отстранился и встретился со мной взглядом.

— Ты уверена? Я никуда не собираюсь уходить.

— Я уверен, и я не хочу ждать. Я хочу рассказать тебе все.

Завернувшись в атласные простыни и приподнявшись на локте, я наблюдала, как напрягались мышцы плеч Истона, когда он печатает на своем ноутбуке за столом. Мой взгляд скользнул к спортивной сумке у его ног — расстегнутая, она показывала уголок пакета документов для поступления в полицейскую академию, который Винсент оставил перед выпиской Истона из больницы. Сейчас час ночи, а он все еще работал над заявлением.

Мое сердце затрепетало, когда я бесстыдно смотрела на него, и что-то сжало мое горло. Той ночью, почти четыре года назад, я могла забрести на задний двор к кому угодно. Но каким-то образом я забралась в кузов грузовика незнакомца, и этот человек остановился точно в нужный момент. Каким-то образом этот человек даже преследовал меня в нужном направлении. Каким-то образом у меня перехватило дыхание, ноги подкосились, и как раз в тот момент, когда я не могла больше идти, я оказалась там, где должна была быть.

И, каким-то образом, я услышала свою музыку.

Ее музыку.

Его музыку.

Музыка стояла за каждой боевой косточкой в моем теле и каждым ударом моего сердца.

Выдыхая, я просунула руку под подушку и сжала в ладони маленький осколок опала. Когда-то я называла его мой спаситель. Я впитывала выцветшие красные пятна, обрывки сломанных цветочных лепестков. По моей щеке скатилась слеза, и я обхватила ее пальцами. Прижимая простыню к своему обнаженному телу, я бесшумно соскользнула с кровати, пробираясь к стеклянной двери и вышла на маленький балкон. Огни города освещали темное ночное небо, как сотни мерцающих звезд. С того места, где я стояла, Детройт никогда не казался красивым, но, паря на шестьдесят этажей выше моего прошлого, неземной холодок пробежал по моей спине и вызвал мурашки на руках. Я сделала шаг вперед, затем еще один. Мои пальцы коснулись холодных перил, пальцы ног свисали с края. Я закрыла глаза и подняла лицо к открытому небу.

Потом я подумала о ней. О девушке, которой я когда-то была. Грустной, обиженной, одинокой. Но больше всего — о таком страхе.

— Все в порядке, — прошептала я. — Тебе больше не нужно бояться.

Мои слезы падали стекая по щеке и исчезали вместе с легким ветерком.

— Прости… — прерывистый вздох сорвался с моих губ. — Прости, что причинила тебе боль. Прости, что я сказала тебе, что ты слабая. Но теперь я вижу тебя… И я люблю тебя.

Рука дрожала, я открыла глаза и протянула руку через перила ладонью вверх. Медленно разжала пальцы. Затем я отпустила его, моего спасителя, и смотрела, как он скользил в бесконечном падении, чтобы присоединиться к флуоресцирующим звездам моего прошлого.