Лжец, лжец

Истон

Стук, стук, стук.

В нескольких футах слева от меня мамины накладные ногти постукивали по бокалу вина в ее руке.

Стук, стук, стук.

Она засмеялась над чем-то, что говорили Кен и Барби, и рука моего отца, обнимающая ее за талию, напряглась еще сильнее.

Стук, стук, стук.

Эти юбилейные вечеринки с каждым годом становились все более претенциозными. По крайней мере, они служили холодным напоминанием о том, почему я выбрал другое будущее.

— Я уверен, что такой умный парень, как ты, понимает, к чему я клоню, верно?

Рассеянно прислушивался к тому, что говорил человек передо мной, кивнул и сделал глоток воды. Он продолжил нести чушь, которая, по его мнению, произвела бы впечатление на меня — или, скорее, на моего отца. Шутки в его сторону. Набрав со мной очков, он только перестал бы нравиться моему отцу.

— Я когда-то знал этого парня, так что, конечно, это должна была быть какая-то уловка…

С момента начала этой шарады тридцать минут назад мое внимание было сосредоточено на одной вещи. Ева еще не спустилась по лестнице в гостиную.

— И он входит, выглядя таким важным и могущественным — знаете, как будто он король этого места…

Она избегала меня с вечеринки у Марко два дня назад. Хуже того, как будто ничего этого никогда не было. Как будто она не сказала того, что сделала. Не прикасалась ко мне. Не облизнула меня.

— В общем, мы решили устроить шоу, посмотреть, какой он крутой на самом деле…

Минуту спустя я увидел ее. Я тяжело сглотнул, засунул свободную руку в карман своих серых брюк. У нее стройные ноги в облегающем черном платье и скромный жакет, наброшенный на плечи. Распущенные темные локоны ниспадали ниже талии, а губы… Красные, как гребаный грех. Высоко подняв голову, она спускалась, одной рукой скользя по перилам. На полпути лодыжка на одном из ее высоких каблуков подкосилась, и она с трудом удержалась, прежде чем споткнулась. Она огляделась, не наблюдал ли кто-нибудь, и, очевидно, довольная, что осталась практически незамеченной, расправила плечи и продолжила грациозно спускаться по ступенькам.

Мои губы дернулись, и я сделал большой глоток из своей чашки.

— Значит, все это время я был прав, и этот ошарашенный ублюдок мог только пялиться…

Не сводя глаз с Евы, я дважды похлопал костюм по плечу.

— Хороший разговор.

Уходя, я бросил взгляд через плечо туда, где мои родители целовали задницу давнему клиенту. Они утопали в толпе Кенов и Барби, явно заняты, но предупреждение моей матери все еще вызывало у меня паранойю. Хотя этого недостаточно, чтобы изменить пункт назначения.

Я не обязан с ней разговаривать. Я просто должен ее увидеть.

Мой взгляд сузился, темп замедляется, когда кто-то подошел к ней первым. Он молодой и представительный, одет в белый костюм в тонкую полоску. Вероятно, один из стажеров моего отца, и он, должно быть, такой же большой придурок, каким выглядел. Когда он что-то сказал Еве, она закатила глаза, явно не впечатленная.

Этот идиот воспринял ее отпор как знак прикоснуться к ее талии, наклониться ближе и прошептать что-то ей на ухо. Ева оттолкнула его руку, но это его не остановило.

Я крепче сжал стакан в руке. Я оглядел комнату, чтобы убедиться, что мои родители все еще увлечены разговором. Когда я увидел, что это так, мне каким-то образом удалось пройтись спокойными и контролируемыми шагами по пути к Еве.

Я остановился рядом с ней. Предупреждение вертелось у меня на языке, но я сдержал его за стиснутыми зубами и бросил на парня свирепый взгляд.

Он оглядел меня с ног до головы, прежде чем перевел взгляд на Еву.

— Ты здесь с ним или что?

Мимо прошел официант, и Ева взяла стакан газированной воды. Она поднесла его к губам.

— Можно и так сказать.

Он скептически посмотрел на уклончивый ответ Евы.

— Звучит несерьезно…

— Проваливай, — прорычал я.

Поняв намек, он поднял руки в знак капитуляции и исчез в толпе.

— У меня все было под контролем, — холодно сказала Ева.

— Разве у тебя не всегда так, — растянул я слова.

Она посмотрела на меня, темные глаза скользнули по моему лицу. Уязвимость мерцала в радужках шоколадного цвета. Момент тянулся как в замедленной съемке, и у меня сжалась грудь. Я прищурился, открыл рот, чтобы что-то сказать, что угодно, но прежде чем я успел вымолвить хоть слово, она развернулась и ушла.

Сжав челюсти, я последовал за ней и схватил ее за запястье. Она перевела взгляд с моей хватки на мое лицо.

— Ты выглядишь… — я сглотнул, мой взгляд прошелся по ее телу.

Черт.

Выражение ее лица оставалось холодным, но на щеках появился слабый румянец.

— Почти уверена, что есть свод правил, в котором говорится, что братья не должны так смотреть на своих сестер.

— Это говорит девушка, которая нарушает все правила.

Она улыбнулась небольшим, но искренним изгибом соблазнительных красных губ. Я почувствовал эту улыбку в своей груди. Скручивание и опухание, и, Господи, со мной что-то чертовски не так.

Секунду спустя, когда она заметила что-то в другом конце комнаты, ее улыбка угасла.

— Мне нужно идти, — пробормотала она, высвобождаясь из моих объятий. — Ну, знаешь, посмотреть на людей и все такое. Особенный вечер для нас, Резерфордов.

Она сделала шаг, чтобы уйти, но остановилась, когда я сказал:

— Подожди.

Приподнялась темная бровь.

Я потер затылок.

— Нам нужно поговорить.

Небрежно оглядев комнату, она сказала:

— Если ты чувствуешь себя одиноким, здесь есть с кем поговорить, Истон.

Выдыхая, я опустил руку и засунул ее в карман.

— Ты избегала меня.

Она слегка рассмеялась.

— Поверь мне, ты к этому привыкнешь, — ее взгляд отвелся, прежде чем снова нашел мой. — Наши комнаты в пятнадцати футах друг от друга. Ты мог постучать в мою дверь в любое время.

Я нахмурился, разгадывая резкие нотки в ее голосе.

— Почему ты расстроена?

— Я не расстроена, — она заставила себя улыбнуться, но это было сковзь зубы. — Я чертовски хорошо себя чувствую.

Я стиснул зубы и поставил свой бокал на поднос проходящего официанта. Прежде чем я осознал, что делал, моя рука оказалась на пояснице Евы, слегка подталкивая ее, чтобы заставить двигаться. Она бросила свирепый взгляд через плечо, но на мой ответный взгляд она нахмурилась и пошла сквозь толпу, когда я следовал за ней. Я не должен был прикасаться к ней, разговаривать с ней, не говоря уже о близости моей матери, но я уже переступил так много границ, когда дело касалось Евы, и прямо сейчас все они размыты.

Мы шли, пока болтовня не стихла до шепота. Затем мы остались одни в коридоре, ведущем на заднюю кухню, отведенную под склад.

В тот момент, когда мы остановились, Ева резко обернулась. Ее глаза наэлектризованы, пылали гневом и чем-то еще, что я не мог определить.

— Я не могу взять свои слова обратно, Истон, — огрызнулась она. — Может быть, тебе от этого некомфортно. Может быть, это даже вызывает у тебя отвращение…

— Вызывает у меня отвращение? — мой пульс отдавался в ушах. — Господи, Ева. Ты понятия не имеешь…

— Ты не мог смотреть на меня до конца вечеринки, а потом ушел с Уитни. Я не Эйнштейн, но я думаю, что это довольно просто, не так ли?

Я подошел ближе. Так близко, что ей пришлось задрать подбородок, чтобы выдержать мой взгляд.

— Ты хоть представляешь, что с тобой будет, если кто-нибудь заподозрит, что между нами что-то происходит? — грубо прошептал я. — Если бы кто-нибудь увидел нас?

— Например, что, Истон? — ее прерывистое дыхание коснулось моей шеи, и тепло стекло к паху.

Узкий коридор сомкнулся вокруг нас.

— Мы просто разговариваем как братом с сестрой.

— Не делай этого, — тихо предупредил я. — Только не после той ночи. После всего, что ты сказала — всего, что ты сделала. Как ты и сказала, ты не можешь взять свои слова обратно.

Она сглотнула, и моё сердце ударилось о ребра, сдержанность натянулась. К ее горлу прилил румянец. Красные губы медленно приоткрылись. Слабый аромат ее лавандового шампуня проник в мои легкие, заглушая меня.

Кто-то тронул меня за руку.

— Вот ты где, — промурлыкала Уитни.

Она переплела свою руку с моей, и от этого прикосновения меня обдало холодной водой.

— Ну, здесь уютно. Я помешала?

— Да, — ответил я в тот же момент, когда Ева сказала:

— Нет.

Я сбросил руку Уитни со своей, мой взгляд прикован к Еве, которая пила воду так, словно это ликер.

— Я как раз собиралась уходить.

— Наверное, хорошая идея, — сказала Уитни. — Лысеющие папаши там — слабая добыча. Не хотела бы упустить свой шанс заполучить одного из них.

Мой свирепый взгляд хлестнул Уитни, как кнут.

На ее лице появилась нерешительность, но она исчезла, как только ее взгляд вернулся к Еве.

— Не волнуйся за меня, милая, — Ева одарила ее невеселой улыбкой. — Твой папочка и так достаточно меня занимает.

Уронив свой бокал в засохшее комнатное растение, Ева прошла мимо нас, задев при этом Уитни плечом.

— Ева, подожди, — прорычал я.

Она остановилась, но не оглянулась.

— Уитни, уходи.

— Истон, — шипит Уитни.

Слово вылетело, как пуля, но ее глаза умоляли меня.

— Все, что ты можешь сказать ей, ты можешь сказать и при мне. Я твоя девушка, — ее взгляд скользнул к Еве. — Она просто грязная маленькая девочка, которую даже ее собственные родители не хотели видеть.

Плечи Евы напряглись. Ее пальцы сжались по бокам, затем медленно разжались. Просто так она продолжила идти по коридору и исчезла в толпе.

Когда я снова переключил свое внимание на Уитни, гнев захлестнул меня с такой силой, что мои гребаные кости тряслись под кожей. Ее глаза расширились от выражения моего лица, но она осталась в прежней позе.

— Что, черт возьми, с тобой не так? — мой голос такой низкий и неуверенный, что я его с трудом узнал.

— Ладно, возможно, это зашло слишком далеко, — она отвела взгляд, закусывая губу. — Но перестань, ты должен знать, что все пошло наперекосяк. Я не единственная, кто знает, что ты заперся с ней в ванной в доме Марко.

Волны удивления от этого знания недостаточно, чтобы охладить нарастающую ярость.

— Господи, Истон. Ты действительно не видишь, насколько плохо это выглядит, не так ли? Я имею в виду, одно дело было ловить тебя на том, что ты все время пялишься на нее, но это?

Мои мышцы напряглись. Не может быть, чтобы это было так заметно. Хотя в последнее время…

Уитни приподняла бровь.

— Не думал, что я заметила? — скрестив руки на груди, она вздохнула. — Но неважно. Вы двое можете выкопать себе яму, если хотите. В следующий раз не я буду ловить тебя на свидании в темном коридоре, и мы оба знаем, как это воспримет твоя мать.

Она посмотрела на свои ногти.

— В любом случае, я просто пытаюсь помочь, вот и все. Я имею в виду, зачем вообще рисковать, если вы с Евой слишком разные, чтобы когда-либо быть надолго?

От ее последних слов по моей спине пробежала волна отрицания. В одном она права. Рано или поздно нас бы поймали, и основную тяжесть приняла бы на себя Ева, а не я. По крайней мере, эти фальшивые отношения с Уитни отвлекали часть внимания от меня и Евы, но даже этого стало бы недостаточно, если я не оступил бы. Мне нужно избегать ее, как раньше. Но одна только мысль об этом — яд в моих венах, разъедающий мою решимость. Это чувство снова вывело гнев на передний план.

Мои глаза сузились.

— Не лезь в мои гребаные дела. Это так просто.

Она сердито посмотрела в ответ.

— Я просто пытаюсь помочь.

— Ты можешь повторить это трижды, черт возьми, если хочешь, но это не меняет того факта, что мне не нужна твоя помощь, — пар застелил мне зрение. — Если я еще раз увижу, что ты так разговариваешь с Евой, с нашей сделкой будет покончено.

Она вытаращилась на меня.

— Ты не можешь этого сделать. Наше соглашение действует до конца выпускного класса. Кроме того, я слишком хорошо тебя знаю. Ты не откажешься от сделки. Это не в твоей натуре, и у нас слишком долгая история, чтобы закрывать глаза друг на друга.

— У нас нет истории, Уитни. Все это чушь собачья. Я играю роль, которую тебе нужно, чтобы я играл на публике, я рядом, когда тебе нужно увидеться с мамой, и ты мне за это платишь. Вот и все. Вот в какой степени это возможно.

Ее брови приподнялись, и она резко выдохнула.

— Ну… На каком-то уровне я тебе небезразлична. Я знаю это, — прошептала она. — Есть причина, по которой я плачу тебе так много. Ты начал помогать мне еще до того, как речь зашла о деньгах.

В любой другой день я бы почувствовал себя виноватым за то, что у нее сорвался голос, но ее замечание в адрес Евы прочным клином застряло у меня в груди, не давая эмоциям подняться.

— И в любом случае, — фыркнула она, — ты не сможешь позволить себе учебу на юридическом факультете без моей помощи. Если ты не передумаешь брать папины деньги, я нужна тебе больше, чем ты мне.

— Как насчет того, чтобы ты разобралась со своим дерьмом, а я разберусь со своим? — стиснув зубы, я повернулся.

Каблучки Уитни цокали за мной.

— Может быть, ты не видишь этого сейчас, но в конце концов ты поблагодаришь меня. Однажды, когда ты накопишь достаточно, чтобы съехать и основать свою собственную компанию, когда ты добьешься такого успеха, что станешь вдвое лучше своего отца, ты оглянешься назад на эту глупую, ядовитую влюбленность и поймешь, насколько тебе лучше без нее.

Она понятия не имела, о чем говорила. Настоящая причина, по которой я сам оплачивал учебу в юридической школе, имела так же мало общего с успехом, как и мое желание сначала стать полицейским, но такие люди, как Уитни или мои родители, не могли этого понять. Несмотря на это, пока нас поглощало море натянутой болтовни, фальшивых улыбок и дизайнерской одежды высокого класса, ее слова повторялись в моей голове. Она только что доказала, как мало мы на самом деле знали друг друга, и все же горькое пламя внутри меня не угасло.

Глупая, ядовитая влюбленность.

Моя зацикленность на Еве глупа, да. Токсична, наверное. Но гребаная влюбленность? Даже близко нет.

Я заметил, что она разговаривала с кем-то в другом конце комнаты. На ее лице легкая улыбка, которую я редко видел. Ее глаза встретились с моими, и она сказала что-то, что побудило парня перед ней посмотреть в мою сторону.

Мои плечи расслабились, когда я увидел, кто это. Я направился к ним, Уитни все еще плелась позади.

— Ты опоздал, чувак.

— Требуются серьезные усилия, чтобы так хорошо выглядеть.

Мой брат улыбнулся и притянул меня в короткие объятия. Он откинулся назад, чтобы оглядеть меня с ног до головы.

— Отлично выглядишь, страший брат.

Уголки моих губ приподнялись. Айзек почти на четыре года старше меня, но я перерос его рост 5 футов 9 дюймов два года назад. С тех пор он называл меня своим — старшим братом.

— Ты будешь называть меня так до самой нашей смерти, не так ли?

— Чертовски верно, — он подмигнул. — Видишь, что я там натворил?

Ева ухмыльнулась.

— Разве ты не красавчик, Айзек? — сказала Уитни, подходя к нему с такой искренней улыбкой, что ты бы и не заподозрил, что всего несколько секунд назад мы горячо спорили.

Его ухмылка растянулась.

— Крошка Уит, ты выглядишь свирепо.

Пока они обнимались, я перевел взгляд на Еву. Она избегала меня, как профессионалка. Я продолжил пялиться, пытаясь понять ее, и мне чертовски жаль, что я не мог просто спросить, все ли с ней в порядке, как сделал бы нормальный человек. Я нахмурился еще сильнее, когда Айзек толкнул меня локтем.

— Ну, ты только посмотри на это… — сказал он, кивая на простой серебряный браслет на запястье Уитни.

Щеки Уитни покраснели, когда она теребила свой браслет, и она сложила руки на груди, чтобы скрыть это.

— Не притворяйся таким удивленным.

Айзек хихикнул.

— Я знал, что ты серьезно относишься к клятве, но я полагал, что к настоящему моменту ты бы ее нарушила. С нашим братом в качестве твоего парня? Просто говорю, что не уверен, что куплюсь на это.

Брови Евы нахмурились. Она понятия не имела, о чем он говорил, и, судя по тому, как Уитни переминалась с ноги на ногу и неловко засмеялась, Уитни тоже не хотела, чтобы она знала.

Большинству людей изящная серебряная цепочка казалась незначительной. Только Айзек узнал бы ее. Он был с Уитни в тот день, когда она пошла в магазин Тиффани и купила его, объявив своим браслетом чистоты. Она держала всю сделку о воздержании в секрете, но доверила Айзеку. Как и должна. Потребовалось два года, чтобы доказать свою преданность делу и своей церковной группе, прежде чем он почувствовал, что действительно заслужил свое собственное кольцо чистоты. Ему было восемнадцать, и он уже учился в колледже, когда отошел от тусовок и отказался от секса до женитьбы, в некотором смысле будучи возрожденным девственником.

Уитни просто девственница. Она слишком часто заставала своего отца с другими женщинами, но в последний раз это было несколько лет назад с участием девушки ее возраста, что укрепило ее решение подождать. Она чертовски серьезна в отношении клятвы. Самое большее, что мы делали — это целовались, и даже это редко, в зависимости от того, для кого она хотела закатить сцену.

— Истон джентльмен, — сказала Уитни, обнимая меня за плечи. — Ты это знаешь.

Моя челюсть сжалась, когда я сбросил ее руку. Еще раз. Она платила мне за соблюдение приличий, но глаза Евы прожигали меня, и на этот раз я не мог заставить себя притворяться перед ней.

— Сколько вы вместе? — Айзек перевел взгляд с меня на нее. — Уже больше двух лет? Никто не может быть настолько джентльменом, — он ухмыльнулся. — Я исключение, и я приписываю свою веселость своим джентльменским манерам.

— Я кое-что упускаю, — сказала Ева, в глазах любопытство. — Что означает браслет?

Уитни притворно засмеялась, с каждой секундой чувствуя себя все более и более неловко.

— Мне нужно в туалет, — она посмотрела на меня. — Проводишь меня туда, малыш?

Она наклонилась, чтобы поцеловать меня.

Я слегка повернул голову, чтобы ее губы коснулись моей щеки, но я недостаточно быстр. Она словила мой рот. Проходит всего секунда, но этого достаточно, чтобы видимый глоток прошел через горло Евы.

— Пожалуйста? — спросила Уитни с почти искренним выражением лица, а затем прошептала: — Дай мне шанс все исправить с тобой.

Мое внимание переключилось на Еву, которая сощурила глаза. Она не слышала, что сказала Уитни, но то, как она интимно сказала мне на ухо, выглядело чертовски неправильно. Что-то, чему Уитни явно довольна. Она медленно улыбнулась Еве.

Сжав челюсти, я сделал шаг назад и кивнул в сторону Айзека.

— Давай, чувак. Расскажи ей о браслете.

Уитни пробормотала что-то в знак протеста, но я не уловил этого, когда повернулся и ушел.

Мгновение спустя Уитни топала рядом со мной.

— Ты не можешь позволить ему рассказать ей. Наш уговор состоял в том, чтобы никогда никому не рассказывать о нашей договоренности, даже семье, и она ни за что не поверит, что мы настоящая пара, если будет знать, что мы не спим вместе.

— Это браслет, Уит. Не надевай его, если не хочешь, чтобы люди спрашивали.

Одно дело хотеть Еву так сильно, как я; совсем другое — знать, что она тоже хотела меня. После всего, что она сказала мне в туалете прошлой ночью, она все еще думала, что я ушел с вечеринки с Уитни. Я, блядь, не мог смириться с этой мыслью.

Уитни усмехнулась.

— Это неописуемо по какой-то причине! Ты серьезно переходишь черту. Я не заплачу тебе, если ты нарушишь наше соглашение, Истон. Это неправильно.

Раздраженно выдыхая, я остановился и обернулся, чтобы посмотреть на нее. Она ахнула, натыкаясь на меня, прежде чем успела опомниться.

— Ты хочешь это исправить? — спросил я, указывая между нами.

Она кивнула.

— Тогда прекрати эти игры. Мы с Евой живем под одной крышей. Она заслуживает знать, что мы с тобой не спим вместе.

Вспышка гнева.

— Она ничего не заслуживает.

— Что, черт возьми, у тебя с ней за проблемы?

— Все. Она грубая… И безвкусная, и… — она начала нервничать. — Фу, просто пообещай мне, что не расскажешь ей о нас. Она разнесет это по всей школе!

— Да ладно тебе. Даже ты знаешь, что это чушь собачья.

Она отвела взгляд, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Ее голос звучал почти как шепот, когда она ответила, как будто она проигрывала бой:

— Истон, ты знаешь, как сильно на меня давили в какой-то момент. Ты знаешь. Никто так долго ничего мне не говорил. Парни оставляют меня в покое, потому что я занята, а девушки, ну… С тех пор, как они подумали, что мы настоящая пара, люди просто… — она пожала плечами, — оставили меня в покое. Никто не спрашивает о моей маме или о том, куда я так часто пропадаю. Они думают, что я с тобой, что у меня нет забот, кроме моего парня и школы. Как будто… Как будто со мной все в порядке.

Мои губы сжались, и я проаел рукой по волосам. Я помнил, как сильно на нее оказывалось давление, и тот факт, что в то время ее мир уже рушился, только усложнял задачу. Я начал составлять ей компанию в больнице задолго до того, как она предложила мне платить, и слухи о наших отношениях распространились со скоростью лесного пожара. Итак, когда она сказала, что хотела, чтобы я сделал вид, что мы настоящая пара, когда она сказала мне, почему и сколько она заплатила бы… Я согласился на сделку без раздумий.

— Послушай, — пробормотал я. — У нас все хорошо в выпускном классе, ладно? Я держу свое слово. Но я не могу обещать, что никогда ей не скажу.

Ее глаза расширились.

— А как же я? Что, если люди узнают?

— Они этого не узнают.

— Но что, если они это сделают? Что я буду делать?

— Ради всего святого, Уитни, — усталость накатила на меня, и я начал уходить. — В следующем месяце ты станешь взрослой. Может быть, ты сможешь чему-нибудь научиться у Евы и перестанешь так сильно заботиться о том, что думают другие.

Я направился в противоположном направлении, чтобы выйти из комнаты, когда незнакомый мужчина встал передо мной и преградил мне путь.

— Вы, должно быть, Истон, — сказал он, тонкие губы растянулись в медленной улыбке.

Я приподнял бровь и оглядел его с ног до головы. Я думал, стажер моего отца одет как придурок. Но на этом кашемировый шарф поверх парчового костюма в цветочек. С зачесанными назад волосами и золотыми украшениями этот мужчина чертовски претенциозен.

— Я вас знаю? — спросил я.

Он протянул руку.

— Пол. Мне очень приятно.

Мы обменялись рукопожатием, и только сейчас я заметил, что под линией его волос выступали маленькие капельки пота. Странный контраст с ледяной ладонью, прижатой к моей ладони.

— У двери есть вешалки, если захочешь снять пальто и шарф, — предложил я. — Здесь довольно быстро согреваешься.

— Конечно, — он проводит чистыми тупыми ногтями по своему галстуку.

— Вы друг моего отца? — спросил я без всякого интереса.

Бегло оглядывая комнату, остановил взгляд на Еве. Айзека нигде не видно, и его место занял другой парень. К сожалению, судя по взгляду, которым он на нее смотрел, он не похож на гея.

— Я много слышал о вас, — сказал Пол. — Я просто хотел представиться молодому человеку, похищающему сердца.

Ладно, это чертовски странно.

— Э-э, я не совсем уверен, что ты…

— Неважно.

Оглянувшись через плечо и проследив за моим взглядом на Еву, он хлопнул меня по руке с немного большей силой, чем ожидалось.

— Я вижу, ты отвлекся. Наслаждайся оставшейся частью вечера, Истон.

Он отошел, и меня не покидало неприятное чувство, когда он растворялся в толпе. Продолжая идти, я понял, что он так и не ответил на мой вопрос о том, был ли он другом моего отца. Я остановился и огляделся вокруг, снова обнаруживая его, но он уже заговорил с Уитни. Мне не нравилось видеть их вместе. Что-то в нем не так.

Я подумывал о том, чтобы разделить их, когда теплый карий взгляд Евы встретился с моим, и я выдохнул. Черт возьми, она великолепна. Что-то изменилось в выражении ее лица, в глазах вспыхнуло любопытство. Айзек, должно быть, объяснил про браслет чистоты. Я знал, что это неправильно, что это не должно иметь значения, но я рад, что она больше не думала, что я трахался с Уитни. Я переспал с парой девушек до того, как началось наше соглашение, но оно того не стоило. Не тогда, когда единственная девушка, которую я хотел, спала дальше по коридору.

Я почти выбежал из комнаты, когда свет погас, и знакомый звук разнесся по дому. Мои шаги замерли. Конечности стали каменными.

Этот звук.

Я медленно повернул голову к открытым французским дверям, за которыми видны динамики и микрофоны, установленные для поздравительных речей. Мой отец сидел на стуле во внутреннем дворике за опущенным микрофоном, обнимая гитару, как давно потерянного друга. Его пальцы бренчали медленно и мягко, а мои собственные пальцы дрожали в карманах. Айзек сидел рядом с ним, его щипки на гитаре звучали немного неуклюже. Он начал учиться играть только после того, как переехал.

Отец и сын.

Идеальная картинка.

Толпа затихла и подтянулась ближе к музыке.

Мое сердце бешено колотилось, все сильнее и сильнее ударяясь о грудную клетку.

Моя мама стояла в первом ряду, повернувшись как раз под таким углом, чтобы все у залитого лунным светом бассейна могли видеть влагу, собирающуюся в ее глазах. Этого не могло быть на самом деле. Папа снова играл на гитаре. Слушать его вечер за вечером было причиной, по которой я научился играть. Я хотел пойти по его стопам, но чем лучше я становился, тем более отстраненным он становился. Гитара — это не то, что мы делим вместе; теперь это как бы мое личное утешение. Я брал инструмент только один раз в неделю и мог гарантировать, что он был в какой-нибудь деловой поездке и не мог подслушать.

Все эти годы я думал, что случилось что-то, из-за чего он возненавидел игру. Оказывается, он просто ненавидел играть со мной.

Несмотря ни на что, я не мог перестать слушать. Мои руки сжались в карманах, и я был застигнут врасплох настолько, что у меня загорелись глаза. Что, черт возьми, со мной не так? Почему это так чертовски больно? Каждое бренчание затягивало меня все глубже в зыбучие пески, пока мои легкие не сжались от нарастающего давления.

Мягкие пальцы коснулись моего запястья, и мои мышцы напряглись. Я посмотрел направо, где сейчас стояла Ева.

Она смотрела вперед, на представление, но ее глаза остекленели, расплавленный шоколад блестел в приглушенном свете. В отличие от слез моей матери, слезы Евы не напоказ. Долгий, резкий выдох покинул мои губы, освобождая легкие от тяжести. Ее большой палец коснулся моей ладони, и внезапный жар в моей груди опустился вниз. Ева нежно сжала мою руку, прежде чем повернулась и ушла.

Я не отрывал глаз от дуэта отца и сына, но сейчас все, что я мог чувствовать — это тепло прикосновений Евы. Грубое и почти болезненное ощущение разлилось в моей груди от нежного пожатия ее руки.

В моей жизни много дерьма. Но Ева реальна. Реальнее, чем кровь, пульсирующая в моих венах.