Глава шестая

Когда истеричный смех удалось остановить, я огляделась. Зверинец находился чуть в стороне от города, на холме. Сам город стоял между двумя возвышенностями, будто в глубокой тарелке. Отсюда мне хорошо были видны высокие башни с желтыми звездами на шпилях, вывески, освещенные яркими фонариками, темные массивы зданий.

Постояв еще некоторое время, я стала спускаться. Живот опять подводило от голода, да и тело зудело, будто на меня напала целая колония блох. Вот только противные насекомые были ни причем, мне просто хотелось обернуться, а в холоде это больше походило на пытку, чем возможность побыть человеком. Поэтому первым делом следовало найти место, где я смогла бы сбросить шубку и дать лисице отдохнуть.

Ближе к зоопарку находились лачуги бедняков. От них разило гниющими овощами, давно немытыми телами и безнадежностью. Иногда из темных пародий на дома, доносились мужские крики, женский и детский плач. Окраину я постаралась преодолеть как можно быстрее.

Дальше за символическим забором, отделявшим окраину от остального города, располагались домики получше. Одно и двухэтажные, пусть и не вычурные, но добротные. Один из таких, построенный в конце улицы, казался заброшенным, его я и выбрала для отдыха. Прежде чем обернуться, постояла некоторое время, прислушиваясь и принюхиваясь. Пахло мышами и пылью, но не человеком. В это время из-за облака показалась луна, осветила меня девственно-чистым светом, и я решила, что пора.

Короткая судорога свела все тело, а потом опустила. С пола я поднялась человеком и моментально продрогла. В лисьей шубке и в давно не топленном доме было тепло. Где бы разжиться одеждой?

У стены стоял сундук, к нему и направилась. Открыла и с радостью увидела, что он полон. Впрочем, радость быстро поумерилась, внутри были никуда не годные лохмотья. Вытаскивая очередную драную тряпку, я все больше разочаровывалась и даже стала подумывать о том, чтобы снова обернуться лисой. Походила немного на двух ногах, и хватит. Так и околеть недолго.

Уже решившись на оборот, я вдруг увидела кусок добротной материи, торчавший из-под лохмотьев. Схватилась за него и вытащила вполне себе приличное платье: шерстяное, теплое, пусть и непритязательного коричневого цвета. Взвизгнув от восторга, быстренько надела этот подарок судьбы. О том, что я, по сути, крала, думать не стала, также о том, кто еще носил это платье. Если Живая Мать будет ко мне благодушна, верну владелице сторицей.

Помимо платья, обнаружила сапожки из мягкой кожи и пушистую шаль, завернутую в невзрачный платок. Целое состояние! Надеюсь, с женщиной, которая спрятала здесь одежду, все хорошо. Пусть за ней присмотрят все местные боги.

Едва-едва успела обуться, замотаться платком и шалью, на улице раздались голоса. На мгновение я замерла, а потом бухнулась на колени и подползла под широкий подоконник, прячась от лунного света и чужих взглядов.

– Какая цыпа! – глумливо воскликнул мужской голос, ему вторили еще два столь же мерзких. – Ты куда идешь на ночь глядя, курочка?

– Домой, – отвечал испуганный девичий. – Пропустите, дяденьки, меня отец с ружьем за тем поворотом встречает.

– Так уж и с ружьем, – веселился мужчина. – А если я проверю?

– Не надо, дяденьки, отец мой шибко злой, как с войны пришел, так с ружьем и не расстается.

– Ишь ты, вояка, значит. Ну что, други, пусть курочка идет, повеселимся в другой раз?

– Да это же Найри с Прудовой! – ахнул один из голосов. – То-то мордаха мне показалась знакомой. Нет у нее ни отца, ни ружья. Только мать больная, да братец малолетний. Ну и врушка!

– Обманывать нас удумала, цыпа? – из голоса первого мужчины исчезло веселье. – Нехорошо.

– Простите, дяденьки, я просто испугалась, – лепетала девушка. – Пустите меня, матушка голодная, да и братец утром только кушал. Я им еду несу. Вот.

– Вот уж нет, курочка. Не люблю обманщиц, так и тянутся руки к ремню…

– Ой, не надо, дяденька! – взвизгнула девушка. – Не бейте! Что пожелаете, все сделаю! Я и варить могу, и стирать, и шить, и вышивать…

– Стирать муженьку будешь, курочка. Нам дашь другое.

Мужики противно заржали, а девушка еще раз вскрикнула и замолчала. Вместо ее тонкого голоса, я слышала возню. Не выдержав, выглянула в окошко.

Как и думала, их было трое. Все трое огромные и косматые, будто медведи. Девушка в их руках выглядела ребенком. Очень испуганным, но готовым биться до конца ребенком. Вот только силы были не равны.

Что же мне делать? Как помочь несчастной?

Тут один из мужиков вырвал котомку и бросил ее прочь, по снегу разлетелись пирожки и яблоки. Двое других с хохотом принялись стягивать с девочки шубку.

– Тащите ее в дом, – велел первый. – Внутри никого никогда нет. Повеселимся от души.

Девушка сделала еще одну попытку закричать, но увесистая затрещина закрыла ей рот и отправила в обморок. Бедняжка тряпичной куклой повисла в руках насильников.

И теперь они шли к дому, который заняла я.

Как же страшно! Живая Мать, помоги!

Я заметалась в панике. Дверь распахнулась, а я так и не решила, где спрятаться. Замерла посредине комнаты. Мужики тем временем внесли свою жертву.

– Вот это удача! – пробасил первый. – Вместо одной крошки, две.

Одобряющий смех остальных стал ему ответом.

– Иди сюда, цыпа, – поманил он меня пальцем. – Дядюшка Жером не обидит.

Его приятели радостно осклабились.

– Иди, курочка, поиграем. Впятером.

Я невольно отступала к окну, мужики, бросив первую жертву на пол, двигались следом.

– Цыпа-цыпа, иди к дяде.

Вскоре отступать стало некуда. Подоконник уперся в поясницу. Я вскрикнула от неожиданности, и мой крик стал сигналом. Мужики взревели и бросились ко мне.

Чужие похотливые руки облапили тело, пробрались под юбку, принялись расстегивать лиф платья. Отчаяние и страх, я никогда еще не чувствовала все так ярко. Каждое прикосновение мужиков было сродни удару ножом. Каждое их грубое слово отпечатывалось в памяти.

Живая Мать, смилуйся! Забери, пока не произошло худшее!

Вот только богиня была глуха, ей не было дела до блудной дочери. Я закричала и тут же получила удар в лицо.

– Молчи, курица! – рявкнул кто-то из насильников. – Зашибу!

Меня больно ущипнули за грудь, наглые пальцы полезли к самому сокровенному месту. И тут голову подняла ярость, что так долго пряталась под страхом. Меня замутило от желания сделать этим чудовищам как можно больнее, перед глазами поплыли круги. Я зарычала и вмиг обернулась. Вот только вместо обычной маленькой лисички, стала кем-то иным. Больше, яростнее, сильнее.

Но пугаться и гадать, в кого же я обернулась, не было ни времени, ни желания, жажда крови поглотила все остальные. Скинув с себя мужиков и одежду одним легким движением мускулистых плеч, ринулась в атаку.

Их безумные крики ласкали мой слух.

Все кончилось слишком быстро. Вот вроде бы они еще верещали под моими тяжелыми лапами, сходили с ума от вида острых зубов, как замолчали, замерев на полу поломанными куклами.

Нечто, кем я сейчас была, ушло туда, откуда пришло, я вновь превратилась в лисичку, а после и человека. Накатила усталость. Дико хотелось упасть на пол и забыться сном, но было нельзя. Удушающе пахло кровью и болью, смотреть на дело зубов своих я не могла. Борясь с усталостью, оделась и потащилась к выходу. Возле двери заметила девчонку, она так и не пришла в себя.

Что делать? Оставлять ее здесь точно нельзя. Едва держась на ногах от усталости, подхватила ее под руки и поволокла прочь. Далеко не ушла, чудом преодолела порог, отошла на несколько шагов от двери и упала в снег, проваливая в блаженную темноту.

Проснулась оттого, что кто-то беззастенчиво обтирал мне лицо чем-то холодным и мокрым.

– Уберите, прошу, – простонала я. – Это так мерзко.

– Очнулась, вот и умница, – прошептал знакомый голос. – Надо уходить, пока непоздно.

Открыла глаза, надо мной склонилась та самая девчонка. На ее скуле темнел синяк, губа кровоточила, но она все равно пыталась улыбаться.

– Давай, милая, поднимайся. Нельзя здесь оставаться.

Мы все еще находились возле того дома, не сдвинувшись ни на метр.

– Не знаю, что там произошло, – продолжила девушка. – Но я благодарна тебе, за то, что вытащила.

Я слабо улыбнулась, а потом вдруг вспомнила, что натворила. Крики, кровь, свою жажду уничтожить подонков. Живая Мать, я стала убийцей!

Я всхлипнула, из глаз потекли слезы.

– Ну-ну, перестань! – прикрикнула девчонка. – Реветь будем потом, сейчас пора сматываться.

– Ты заходила внутрь? – спросила сквозь слезы. – В дом? Видела?

– Нет, и не буду. Не проси. Чтобы ты не сделала, поделом им.

Она шмыгнула носом, а затем помогла подняться.

– Где ты живешь?

– У меня нет дома, – ответила я и нисколечко не соврала. В этом мире дома у меня не было.

– Ясно, тогда идем ко мне. Давай, мой дом недалеко.

Понятие «недалеко» оказалось весьма расплывчатым. Мы все шли и шли, у меня подгибались колени, дрожали ноги, я потела и задыхалась. Провожатая, казалось, и не устала, только все чаще просила:

– Шевелись.

Закончилась улица, следом другая, третья. Справа подул холодный ветер, пахнуло дымом и сладкими сдобами. А мы все брели по снегу, и каждый шаг давался мне все труднее и труднее. Наконец, когда держать глаза открытыми было уже невыносимо, показался низенький, почерневший от времени, домишко. Он врос в землю по самые окошки, а снег закрыл наполовину и их, оставив лишь небольшой квадратик, светившийся желтым.

– Вот мы и дома, – выдохнула девушка. – Скоро ты сможешь поспать и поесть.

Я невольно улыбнулась. Мечты о кровати вот-вот должны были стать явью.

Девушка толкнула скрипучую дверь, пахнуло теплом и запахом болезни.

– Мамка, Найри пришла! – раздался звонкий детский голосок, и в сени выбежал мальчишка лет шести, не больше.

Он с разбега врезался в девушку и прижался к ее холодной шубе.

– Дай раздеться, малявка, – незлобно, скорее, скрывая настоящие чувства, проговорила девушка. – Холодная ведь, застужу. Болеть тебе нельзя. Кто за мамкой присмотрит? Тем более, у нас гости.

Мальчишка тут же отскочил от Найри, но не ушел, спрятался за углом, подглядывая за нами.

– Собери на стол и разбуди маму, – велела девушка, и мальчишка скрылся в комнате.

– Как ты? – обратилась она ко мне. – Хватит сил поесть?

Я лишь слабо улыбнулась. Шевелиться, да даже разговаривать у меня было сложно.

– Значит, хватит.

Найри размотала мне шаль и платок, помогла снять сапоги.

– Да ты совсем заледенела! – всплеснула она руками. – Беги-ка к печке.

Правда, только в тепле я поняла, что замерзла, но как ни старалась, бежать все равно не могла. Кое-как доковыляла до комнаты и опустилась рядом с печью. На самой печи лежала, закутанная в одеяло, женщина. Именно от нее пахло болезнью.

– Здравствуйте, – сказала машинально, совсем не рассчитывая на ответ.

Но мне ответили.

– Здравствуй, деточка. Ты подруга Найры?

– Да мамуля, – опередила меня девушка. – Это…

– Мари Ревиль, – подсказала я.

– Это Мари, она помогла мне.

Вкратце рассказав о случившемся, Найри добавила в конце:

– Мари негде жить, она будет жить с нами.

– Конечно! – воскликнула ее мать. – Бедные деточки! Некому вас защитить!

Она зарыдала, и мы втроем принялись ее успокаивать. Когда слезы высохли, Найри подбросила дров в печку и поставила греться пирожки. Оказалось, она не только привела меня в чувства, но и собрала упавшее.

– Яблоки помоем, а пироги в печи прогреем, – решительно сказала она. – Никакой заразы не останется.

В четыре руки они с братом приготовили кашу, согрели пирожки и накрыли на стол. Я только и могла, что сидеть, прислонившись к теплому боку печи. Успела даже задремать.

– К столу! – возвестила Найри. – Пока все не съедите, никого не пущу спать!

Мальчишка, которого, как оказалось, звали Ризман, шустро устроился за столом и от нетерпения постукивал ложкой по столешнице. Мать Найри, кэра Весалина не спустилась с печи, Найри помогла ей сесть, подтолкнула подушку под спину для удобства и подала поднос.

Ели в тишине. День был слишком длинным и беспокойным, говорить никому не хотелось. А потом мне выделили место на одной из лавок, и я провалилась, будто в колодец, в сон. Во сне я убегала то от похотливых громил, то от мерзавца Клода, то от лаев кэра Поурэто.

Утром проснулась от специфического стука вязальных спиц. День уже перевалил за полдень, ночная и утренняя темнота ушла, улицу заливал холодный свет. В доме света не хватало, поэтому вязальщицы расположились возле окна. Нашлось дело и Ризману, мальчишка споро сматывал нитки из двух клубков в один.

– О, Мари! – воскликнула Найри, но от дела не оторвалась. – Проснулась, иди умывайся, твой завтрак под полотенцем.

Стало неловко. И Найри, и ее мама встали ни свет ни заря, чтобы успеть сделать все задуманное. То, что девушка торговала вязанными ими вещами, можно сказать, из-под полы, я узнала еще вчера. Официально она работала в лавке булочника, получая мизерную зарплату и иногда пирожки и булочки. Носки, варежки, шапочки и прочее сбывала там же, предлагая доверенным клиентам.

Я умылась, перекусила кашей и решила предложить свою помощь. Кэра Весалина вязала пусть и умело, но медленно, было видно, что ее донимала боль.

Вязать я умела. Давным-давно этой премудрости научила меня мать. Меня и сестру. Каждая юная лисица овладевала умением, дабы будучи самой матерью, суметь защитить дитя от холода и болезней. Лисята до пяти лет не оборачивались, постоянно находились в человеческой форме. И ничто так не согревало и не оберегало, как носочки, шапочки или одеяло, связанное мамой с применением собственной шерсти. Тем более лисья шерсть обладала ярко выраженным лечебным эффектом. Достаточно провести в связанной вещи ночь, как боль исчезала.

Интересно, а в этом мире моя шерсть работать будет?

Нужно проверить.

– Кэра Весалина, можно и мне попробовать?

– А сумеешь?

– Конечно.

Мать Найри строго на меня посмотрела, но работу отдала. Более чутким лисим слухом я услышала, как она вздохнула с облегчением. Бедная, ей, наверное, очень больно. Ей обязательно нужно помочь, и я знаю чем.

Вязала кэра Весалина носок, самый обычный без изысков и сложного рисунка. Я быстро сообразила, что к чему, и вскоре изделие было готово.

– Принимайте работу, кэра Весалина, – с улыбкой протянула ей носок. – Что скажете, справилась?

Мать Найри внимательно осмотрела изделие, пощупала, проверила пальцем гладкость вязки, я с замиранием сердца ждала вердикта, как и сама Найри. Девушка даже перестала вязать, кстати, вязала она что-то тоненькое, ажурное и очень нежное.

– Неплохо, – качнула головой кэра Весалина. – Весьма и весьма неплохо.

Румянец опалил щеки, я даже не подозревала, что слова кэры Весалины будут мне столь приятны.

– Но! – она подняла скрюченный болезнью палец, и я моментально расстроилась. – Пожалуй, в таком виде этот замечательный носочек в продажу не пойдет…

Неужели не…

– Не хватает пары!

Мы с Найри смотрели друг на друга и хлопали глазами. Но тут со стороны послышался смешок, затем еще один, потом Ризман, а это был именно он, и вовсе засмеялся в полный голос. Тут уж не вынесли все, Найри хрюкнула и залилась смехом, я думала, что лопну от хохота, даже кэра Весалина и та подхихикивала в кулачок.

– Я… я… я, – не могла закончить предложение. – Я… быстро… я скоро… смогу… я…

– Видя мои попытки проблеять что-то членораздельное, остальные засмеялись еще сильнее.

Наконец, я смогла успокоиться и с воодушевлением принялась за второй носочек. Так и мы и вязали, пока могли. Ризман за это время успел покормить курочек, принести яиц, сбегал в лавку за мукой. В свои шесть лет он был вполне самостоятельным.

Когда солнце ушло, принялись за ужин. Сварили кашу, заправили ее яйцами, нарезали вчерашнего хлеба. После ужина пораньше легли спать. Как сказала Найри, сегодня ей на работу не надо, только завтра. Но вставать нужно было очень рано.

Когда все уснули, и даже кэра Весалина перестала тихонько стонать, я осторожно вылезла из-под одеяла и прокралась в сени. Там сняла ночную рубашку. Было холодно, поэтому я поскорее обернулась. Теперь предстояло провернуть малоприятную, но нужную процедуру.

Загрузка...