VII.


Наступили дни беспрерывных жестоких боев. Под натиском громадных сил наши войска должны были оставить форты крепости и город, но потом подоспело подкрепление, и наши войска дружным натиском погнали врагов назад. Смятенные немцы бежали, бросая оружие, оставляя повозки и пушки. Их гнали, не давая времени оправиться. Борисов со своей ротой должен был перейти город и занять окопы в смену пятой роте. Он поспешно вел свою роту через знакомые улицы, теперь разорённые, опустошённые, по сторонам которых дымились развалины недавно жилых домов. Было пасмурно, сеял мелкий дождь и от этого как-то особенно тяжело пахли дымящиеся развалины. Борисов шел впереди роты с Крякиным и молча смотрел по сторонам. Они уже вышли из города, когда Борисов приостановился и вскрикнул, указывая в сторону.

-- Смотрите, смотрите!

У маленького обгоревшего домика на перекладине крыльца висел труп старика еврея. Руки его болтались, голова бессильно свесилась на грудь, рот был страшно открыт. Борисов подошел ближе и вдруг с криком опустился на землю. Под ногами повешенного лежала девушка; голова её была запрокинута, растрепанные волосы были втоптаны в грязь, лицо и руки были покрыты кровью и разорванные одежды обнажали тело.

Борисов узнал Струнку и его дочь.

-- Лия, Лия! -- воскликнул он, бережно стараясь поднять труп девушки.

Голова её бессильно запрокинулась. Борисов с ужасом отшатнулся, и труп снова упал на землю, обнажая на горле страшную рану. Борисов встал и обратил бледное лицо к Крякину.

-- Вот эти шпионы! -- сказал он жестким голосом. -- Видите? Его повесили немцы. Вот дом, в котором родился его отец и помер, в котором этот несчастный тоже родился, рос, женился и растил сыновей, которые сейчас бьются в наших рядах. Его сожгли немцы. Вот его дочь; они ее изнасиловали и зарезали... Правда, похожи на предателей?

Крякин смущенно отвернулся. Подбежавшие солдаты осторожно сняли труп повешенного, подняли Лию и внесли в полусожженный дом. Борисов вошел следом за ними, посмотрел на два обезображенных трупа и нежно поцеловал Лию в обескровленное лицо. Потом он вышел и снова обратился к Крякину:

-- Нет, Крякин, этого больше не должно быть. Наша пролитая кровь смешалась с этой невинной кровью; в этом бедствии мы ведь братья. Нет ни поляка, ни еврея. Надо стыдиться чувства ненависти к ним. Все мы братья. Бедная Лия также пострадала за родину; её братья также служат ей, как служим мы. Ну, идем!..

Он поспешно подошел к остановившейся роте и сказал:

-- Надо наверстывать время. Вперед! Беглым шагом!

И он побежал, увлекая за собою роту, чтобы занять скорее окопы; а когда пришло время и его рота сошлась в ручном бою с немцами, Борисов словно обезумел от ярости и его шашка мелькала в воздухе, нанося беспощадные удары. Перед ним все время стоял неотступно образ Лии.

Вот она сидит на скамье, прислонясь к стене, кутаясь в платок, и с горечью говорит:

-- Всем худо, а нам хуже всех...

Вот она у неге в комнате, с пылающим лицом, защищает свой несчастный народ, а после бессильно плачет. И вот она там, у сгоревшей избы, поруганная, истерзанная, зарезанная...

Смерть без пощады...

И Борисов, увлекая примером свою роту, обращал немцев в беспорядочное бегство.


* * *



Это было. Это совсем недавнее прошлое, но сейчас оно кажется далеким, словно свершилось в старые века. Так нелеп и страшен пережитый сон. Война кровью спаяла всех, и теперь все мы братья, и то, что было, то прошло невозвратно и не повторится. Вот почему этот рассказ я назвал повестью "последних дней".



----------------------------------------------------



Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.




Загрузка...