Лорд Альсаса (СИ)

Ха-ха-ха! Теперь веселюсь я, расшифровывая в мелкой мимике яркую злость чародейки. Да, тварь, я жалею тебя, так сильно, как не пожалел бы подворотного бродягу.

Этот странный, безмолвный диалог на уровне догадок о мыслях друг друга прерывается голосом распорядителя.

— Граф Азидал, лорд Альсаса!

Король Маркус смотрит на меня ровно так же, как глядел до этого на любого просителя. Жесткий, непреклонный взгляд, приказывающий склониться.

— Я слушаю тебя, Азидал, — как и до этого, одна фраза короля затыкает зал. — И готов принять присягу от Альсаса из твоих рук.

Недолго тихо было, ибо я отвечаю молчанием. Слышатся шепотки, о моей непочтительности на балконах едва ли не кричат.

Еще когда спускался по лестнице, уже решил, что буду говорить и делать. Выбор небольшой. Склониться перед королем, исполнить свой долг верного вассала, как и череда предков до меня. И жить припеваючи.

Или предать доверившихся Кэхас. Предать многовековой Договор, что чтили обе стороны многие века. О Гильдии тогда придется забыть, Первые не простят.

Что важнее, долг или честь? Обе вещи важны… И обе ни имеют никакого смысла. Ведь выбор сейчас стоит между предательством одной из двух сторон.

— У меня есть вопрос, король Маркус. Почему кэхас теперь приравнены к тварям? Почему они теперь рабы в Гондарии?

Король никак не показал недовольства, не сменил позы, если бы не дыхание, его можно было бы принять за мраморную статую древнего короля, полного величия. И видать, такой личности недосуг отвечать на вопросы, потому что высказалась Чародейка.

— В Дафгаарде низушники тоже рабы. Закон о них принят большинством королевств, по общим договоренностям.

Голосок под стать внешности, милый, красивый, ели бы не знал, кто передо мной, мог бы заслушаться.

— Зачем? — стараюсь быть спокойным. — Какой смысл?

Королю хватило на миг перевести взгляд на чародейку, чтобы она прикрыла свой прелестный ротик. Решил ответить сам. Голос короля разносится по залу спокойным потоком.

— Людям нужен толчок, чтобы развиваться экономически, граф. Сейчас люди много работают, заботятся о пропитании, у них нет времени на образование, искусство, даже на семью. Бесполезные пиявки на теле государства, вроде низушников, как раз подошли на новую роль. Теперь тебе стали ясны столь простые истины, граф Азидал?

Нотки сарказма заставили людей наверху посмеиваться над недалеким мной. Чертовы лизоблюды.

— Отметите Указ о Низушниках, — мой спокойный голос заглушил гомон в зале подобно нежданному грому. — Пускай не полностью. Хотя бы на территории Альсаса. Тогда я принесу присягу.

Я сделал свой выбор. Даргал презирает клятвопреступников, а Договор — клятва от всех людей. Это все равно, что клятва от Бога, их создавших. Я никогда не оскорблю своего бога такой низостью. Я не могу предать пошедших под мою власть.

— Преклони колени, — благодушный голос короля подкрепляется тяжелым взглядом золотых глаз. — И я забуду, что ты пытался говорить королю, что ему делать.

Наши взгляды скрестились в поединке. Золотая властность, против зеленой решимости. Я готов идти до конца, а на что готов ты, Маркус? Что дает тебе силы так смотреть, откуда черпаешь столь безграничную уверенность в собственной власти?

— По какой причине был нарушен Договор. Ответь мне, король Маркус.

— Преклони, — опасный блеск в золотых глазах, — колени.

Выражение "гнет свое" придумано именно про таких людей.

— Это важно, — настаиваю на своем. — Для всего Альсаса.

— Договор, — король посмаковал это слово с небрежностью приевшегося гурмана. — Какой еще Договор? Покажи мне его, покажи хоть печать от любого из властителей Гондарии. Ни я, ни мои предки не подписывали никакого Договора. Он существует лишь фантазиях Первых, глупый юнец.

Всего одна фраза зачастую может изменить жизнь. Короткий вдох, как перед прыжком в холодные глубины океана.

— Я не преклоню колени перед таким королем. Альсас остается Свободными Землями.

О, как гордо и властно прозвучал мой голос в тронном зале Обители Королей. Какая прекрасная, шокированная тишина наполнила пространство. Король смотрит так, словно не верит ушам. Но всего секунда и самообладание возвращается к нему.

Злая улыбка подобна трещине на благородном лице. Ей вторит откровенный оскал чародейки за троном.

— Я знал, что так будет, — самодовольный голос короля гремит торжеством. — Первые, вы не меняетесь. За это я вас так ненавижу. Вечно застывшие в прошлом глупцы. Вечно тормозящие весь мир в развитии. Ты хоть в состоянии понять, что заставляешь меня начать войну? Из-за жалких рабов. Из-за погрязших в глупости Первых!

— Глупости? — эхом отзываюсь на яркую речь короля. — Обычно нас зовут мудрыми. Почему бы вам хоть раз не прислушаться? Почему вам в уши шепчет Чародейка? Что здесь делает змейка из Ложи?

— У наших стран союз, — спокойный ответ короля не остужает мой пыл.

— Сколько же заплатили Дафгаард и Хэнъе за презрение к Первым и Кэхас? Почему отказываешь мне в праве иметь вассалов кэхас? Мои предки служили короне, как хотел и я. А ты так яростно предаешь своих "вассалов", король.

О, его это задело, еще как задело! Впервые он посмотрел на меня иначе, чем на жалкую помеху на пути. Маркус стиснул зубы так, что желваки заиграли. Но тон голоса не изменился, так же спокоен и властен.

— Думаешь, после таких слов уйдешь отсюда с гордо поднятой головой? Думаешь, я позволю Альсасу так просто отколоться от Гондарии? Позволю Первому наводить на моих землях свои порядки? Кем ты себя возомнил? Склонись перед своим королем!

На секунду я усомнился. Столь величественно он это сказанул, что я аж в коленях ослабел. Но лишь на секунду.

— Я сказал свое Слово, король.

За нашим диалогом люди следят, затаив дыхание.

— Ты сам решил свою судьбу, — тяжко падают слова короля.

— Владыка, — вмешалась в разговор чародейка, вышла из-за трона, мурлыкнула: — Позвольте мне.

— Да, позвольте, — мой кивок на миг ошеломил короля и чародейку. — Позвольте ей отсосать у меня, раз она так искусно вылизывает вам жопу.

Я уже сделал шаг в пропасть, могу говорить, что думаю и хочу. Мне, столь неискушенному в интригах, стало кристально ясно — все это не более чем фарс. Король уже заранее списал меня со счетов, а я сейчас в заготовленный капкан наступил. Зря я вообще приехал…

— Жалкий маг! — от ярости Чародейки аура черноты сгущается в зале.

— Взять его, — хлесткая команда гвардейцам.

Гвардейцы в зале рванулись подобно гончим псам на охоте. А спереди взмахивает руками Чародейка, между нами проявляется в реальность Демон. Черная туча с желтыми глазами налетает туманом. А гвардейцы прыгают в черный туман без колебаний.

Элитные рыцари короля это не абы кто, мои усиленные удары только нагрудники помяли, приходится бить насмерть по открытым точкам. Один рыцарь падает, я умудрился раздробить ему горло. Следующий получил пальцем в глаз, рухнул, завывая и держась за лицо.

Меня не стремятся убить, но я уже чувствую отчаяние. Гвардейцев даже упавшие товарищи не заставили отступить, без тени сомнений прут на меня, наступая на павших.

И все без криков и слов. Ни черта не вижу, чертов демон! Глаза залепляет черная хмарь, прилетает в лицо мечом в ножнах, хрустнул нос. А следом что-то острое ткнулось под колено, падаю.

Что тут скажешь, похвастаться мало чем. Меня скрутили за полминуты. С ограниченной магией не отобьешься от элитных отрядов, демона и чародейки сразу. Но побуянить немного успел.

А трон оказался не простой, я все же исполнил фокус с заклинанием во рту. В мешанине демонского тумана. Но трон запросто отразил плевок огнем в короля. Я в демона целился, да сволочь шустрая, уклонился. А Маркус даже позы не сменил, когда яркий шарик пламени разбился перед лицом о невидимую защиту.

Избитый, с носом набок, я вишу на руках гвардейцев, как мешок с дерьмом. Гляжу в спокойное лицо короля. В зале пять трупов его рыцарей, а король и бровью не повел. Даже демон прямо перед ним для короля значил не больше, чем сквозняк. Он хоть понимает, что позволяет творить?!

— Безумец, — не успел договорить, как прилетает под дых кованым сапогом гвардейца.

— Кха-кха! Я тебе это припомню.

— Да на здоровье, — отозвался Элвейн, снова пнув под дых.

Маркус подарил чародейке намек на улыбку.

— Все, как ты и говорила, Асфида.

— Да, мой владыка, — угодливо склоняется женщина.

— Ты не будешь убит, — обратил внимание на меня. — Я же не хочу, чтобы люди в Альсасе сражались против законного короля во имя мести? Все закончится быстро, а потом… Я лично прерву твою жизнь, юный лорд.

— Камера для него давно готова, — знакомый голос Элвейна за спиной.

— И ты здесь, наглая муха, — хотел глянуть назад, но получил латной перчаткой по затылку.

В глазах мутно, чуть сознания не лишился. Но как бы я не ярился, как бы не пытался использовать магию, все впустую. Лишь зря трачу силы, мана утекает из тела бесполезным потоком.

Плеваться Огнем бесполезно. Это поражение. Я ничего не могу предпринять, задавленный защитой дворца. Будь при мне все возможности…

— Увести, — лениво взмахнул кистью король. — Отправьте сокола в Серебор, пусть начинают.

Он сказал Серебор? В ушах звенит, слышу плохо. Еще одни предатели, так и знал, что там что-то готовится… Как же я был слеп!

— А что насчет Первых? — тихо спросил Элвейн, но я услышал. — Я узнал, там их три десятка собралось.

— Такая язва на теле королевства, — задумался король на секунду. — Всех убить. Без исключений. Распорядитель, проси следующего.

— Да, мой король, — мелодичный басок гремит на весь зал: — Посол Розарии…

Ощущение, что я тут никто, пустое место. Решили и забыли. Меня волокут, а сверху, с балконов, провожают взгляды десятков людей. Не сомневаюсь, они все так же в шоке от происходящего, как и я. Что за бредовая иллюзия реальности!

Да еще и Чародейка смотрит с таким торжеством и презрением! Но есть там и капля удивления, ведь тварь прекрасно чувствует мою решимость и уверенность. Серебор обломает зубы об Альсас, а следом мои люди придут за своим лордом. Тогда я спрошу с вас сполна.

— Не на того ты поставил, король.

Маркус предпочел не услышать. Сыгравшие свое пешки королей не интересуют.

Еще совсем недавно я был уважаемым графом Альсаса. А сегодня преступник, враг целого государства. И тем обидней было так легко проиграть. Всего пятерых гвардейцев положить успел!

Уже немало времени прошло с того момента. С того судьбоносного, но короткого разговора. Я понял все только тут. Все уже было решено заранее.

Альсас лишь разменная монета, я всего лишь разменная монета. Никто не позволит мне устанавливать свои правила. Никто не позволит отколоться такому жирному куску Гондарии.

Есть много пыток, что не причиняют вред от рук палачей. Одна из них весьма интересная, и называется Ящиком Рабов. Обычно рабы это ценная вещь, и никто не портит товар просто так. Эту пытку придумали Хэнъе, для рабов людей, как и большинство мерзопакостных вещичек.

Ящик Рабов — это куб из прутьев, и ничего больше. Вот такая простая задумка. Но внутри человеку не вытянуть ноги, ни лечь, даже калачиком свернуться места не хватит, а о желании просто встать можно забыть. Заключенный в него человек сидит на коленях или скрестив ноги, и сидит так долго. Дни, недели, месяцы…

Уже через часы покажется, что прутья становятся уже, что ящик уменьшается сам по себе и давит. Вот только давит он не на тело, а на разум. До тех пор, пока сознание не рассыплется в труху страха и бесконечной боли от застывшего тела.

Будет еще веселее, если человеку внутри ограничить возможность узреть свет. Это просто, все лишь поставь ящик в комнате без окон и щелей, в полной темноте. Особенно хороши для этого подземные казематы для пленников, настоящие каменные мешки, где воздух настолько застоялся, что кажется, дышишь чистым ядом, влажным и мерзким.

Будет еще более невыносимо, если ограничить человека в общении, в еде, даже в воде. И тогда, в темноте, не в силах сделать абсолютно ничего, сломается любой. Вот что такое Ящик Рабов.

— М-м-м, — тихонько напеваю под нос незамысловатую мелодию.

Довольно иронично размышлять о Ящике Рабов, когда сам в него попал. Когда все эти "веселые" штучки приходится испытывать на собственной шкуре.

А прутья еще и зачарованны. Я уже получил ожог на тыльной стороне ладони, когда коснулся случайно.

Темно, холодно, трудно дышать, почти не шевельнуться. Я приподнял руки, но выше груди не поднял, звякнули цепи. Кандалы в два пальца толщиной обхватывают запястья тяжелым железом. Цепи уходят вне Ящика Рабов, но даже не могу представить куда. Не видно ничего, абсолютная тьма, прутья Ящика с трудом различаю.

Мастер Контроля, граф Альсаса, великий Азидал… Гниет в заточении уже третий день, как жалкий раб, лишенный свободы по воле хозяев.

Здесь трудно определять время, и только три звука сопровождают тишину. Стук сердца в груди, мерное дыхание, редкий перезвон цепей, когда разминаю руки. Дико ноют суставы в коленях, тут никак не разогнуть ноги. Даже сидя не могу выпрямить спину, в макушку упираются обжигающие прутья. Я так горб скоро заработаю.

— Ну, я знал, на что шел, — от тишины хочется слышать хоть что-то, хотя бы свой голос.

В животе урчит, а говорить трудно, в глотке сухо, как в пустыне. Здесь давление на магию еще сильнее, чем наверху, во дворце.

Тот, кто строил мое пристанище, знал что делал. Здесь можно держать демонов, и не выставлять охрану, не сбегут даже в свой План.

Я уже пробовал использовать магию, если получается выдавить хоть каплю за пределы тела… Шкворчит мясо под обручами кандалов.

Когда их надевали, я был без сознания и сильно избит, буквально до состояния отбивной, только на жаровню положить осталось. А так бы в жизни не дал нацепить на себя кандалы с подозрительными, незнакомыми рунами. Дело рук Чародейки, без сомнения, слишком новенькие на ощупь, никакой ржавчины или царапин, только колют иголками выбитые руны. Интересная магия…

Слишком хочу пить. Железо на запястьях раскаляется, но я смог до того, как получу новые ожоги. Во рту появился шарик льда. Рассасываю его, словно величайшее лакомство в мире. Еще один бесполезный день в заточении, почему бы не побаловать себя парой глотков воды?

Слышу, как гремят засовы с той стороны, распахнулась дверь, впуская двух гвардейцев, а следом сам король Маркус!

Свет факелов слепит, подобно солнцу прямо в глаза, невольно щурюсь, как крот. Факелы развесили в держатели на стенах, впервые толком осмотрел свое пристанище.

Ничего примечательного, стены корявые, тут явно работали кирками, выдолбили в цельной породе комнатушку и успокоились. А вот дверь внушает, обитая сталью и толщиной с ногу. На голой физической силе тут даже троллю ловить нечего.

— Как тебе новый дом? — участливо интересуется король.

Сегодня он одет более помпезно. Белые одежды прошиты золотыми нитями, на руках серебро браслетов, блеснули перстни на пальцах. Но более всего раздражает вечно спокойное лицо, без грамма эмоций.

— Кормят неплохо, — отозвался я, незаметно проглотив остатки льда. — Воздух очень вкусный.

— Еще можешь шутить, — медленно говорит Маркус, а в глазах отражается пламя факелов. — Не ожидал, что Первые настолько выносливы. Значит, потерпишь без еды и воды еще недельку.

— Королевское великодушие, как мило.

— Две недели.

Я промолчал, не потому что осознанность проснулась, просто сказать нечего. Но Маркус принимает это за слабость, дрогнули уголки губ в мимолетной улыбке.

— Я пришел к тебе с хорошими вестями, юный лорд. Переговоры провалились, ваш брат отказался сдать Альсас без боя. Серебор скоро нагрянет туда с визитом, карательным.

Молчу, про себя улыбаясь. Ну-ну, интересно, как они обломают клыки о Глан Дуир. Я удивлюсь, если армия Серебора хотя бы реку сумеет пересечь. Других путей в Альсас нет, через леса на севере не пробраться, не потеряв часть армии от монстров, да и там гарнизоны Альсаса дадут прикурить любому.

— А вот вторая хорошая весть, — довольно продолжает король. — Барон Серебора прислал мне подарок. Поставлю его тут. Заносите.

В комнату заходит гвардеец с коротким копьем, а на верхушке чья-то голова. Гвардеец с силой вонзил копье в пол, взметнулись волосы на мертвой голове, обнажив лицо.

— Шагам… — невольно прошептал я имя собрата по Гильдии.

Даргал упокой твою душу, зря тебя отпустил тогда… Вот чем аукнулся твой выбор и желание помочь людям. Как же несправедливо! Серебор ответит за это.

— А вот это подарок уже от меня, — продолжил король.

Под повелительный взмах гвардейцы вносят новые копья с головами.

— Пытались пробиться во дворец, — король насмешливо хмыкнул. — Глупцы, как и их лорд.

На лицах в засохшей крови остались разные эмоции, страх, решимость, боль… Орвальд, Рапал, Умбак, все воины, что отправились со мной в путешествие. Каждый, до единого, мертв. Выставлен на потеху прямо передо мной.

Я смотрю на них, и не слышу короля, все слова звучат как шум морского прибоя в ушах. Отрезвляет боль в руках, над кандалами поднимается дымок с запахом паленого мяса.

— …наслаждайтесь приятным обществом, граф. Факелы будут гореть еще пару часов, успеете налюбоваться лицами глупцов, что пошли за вами. Всего доброго.

Ушел король, ушли и гвардейцы. Остались лишь я и головы бывших соратников, каждый ровно лицом ко мне.

Я смотрю на них, пытаюсь запечатлеть эти лица, всю боль и страх, решимость и ярость, что видна даже после смерти. Смотрю, пока огонь в камере не затухает, оставив меня в кромешной тьме. Вариться в собственных мыслях, горечи, боли от голода, тела, души и разума.

— Если думаешь, что меня это сломит… — смотрю туда, где должна быть дверь. — Ты ошибаешься.

В темноте звякнули цепи, слышится шипение, как если кинуть уголек в воду, запах жареного мяса наполняет комнату. Но, ни единого звука боли от пленника. Только тихий, приятный слуху смех и голос, похожий на потусторонний шепот, что пронзает холодом тона.

— Хочешь войны, значит. Что же, ты предал людей, заручившись поддержкой Демонов, спесивый король. Даргал одобрит. Будет тебе война.

В темноте, куда не залетает ни единый лучик света, звенят цепи. Минута за минутой, час за часом. Изредка там вспыхивают зеленью глаза пленника, полные решимости, злости. Звяк, звяк, тишина.

Гвардейцы, коих поставили сторожить дверь с другой стороны, ни слышали от пленника не единого слова, только едва слышный перезвон цепей и запах протухающих голов в камере.

Но чуйка отличных воинов не дает беднягам расслабиться не на секунду.

Пальцы стражей крепко сжимают рукояти мечей, а глаза шарят по коридору в обе стороны, но оба знают, что опасность не там. Отгоняют глупые мысли, пленник не вырвется, это невозможно! Но все равно…

Они чувствуют, словно позади, где такая крепкая и толстая дверь на трех засовах, в шею дышит смыкающий челюсти волк.

Конец второго тома.