Глава XVIII

— Здравствуйте, господин Бенетт! Мне всегда приятно пожать вам руку, когда представляется такой случай!

— А для меня это всегда почетно, господин Хог!

— Приятно, почетно, почетно, приятно… что ж, одно стоит другого, не правда ли? — весело отвечал профессор.

— Я вижу, ваше путешествие по Норвегии завершилось благополучно?

— Оно еще не завершено, оно лишь окончено в нынешнем году, вот так-то, господин Бенетт.

— Ну что ж, господин Хог, расскажите мне о тех славных людях, с которыми вы свели знакомство в Даале.

— Они и в самом деле славные, славные и мужественные, и то и другое.

— Судя по тому, что пишут в газетах, они достойны всяческого сожаления.

— Это правда. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы несчастья столь упорно преследовали одну и ту же семью.

— Да, вы правы, господин Хог. Сперва эта беда с «Викеном», потом дело с мошенником Сандгоистом.

— Вот именно, с гнусным мошенником, господин Бенетт.

— В конечном счете Гульда Хансен поступила правильно, обменяв свой билет на закладную под дом.

— Вы находите? А почему вы так думаете, господин Бенетт?

— Ну как же — получить пятнадцать тысяч марок за почти несбыточный шанс…

— Ах, вы рассуждаете как практичный человек и негоциант! — возразил профессор. — Но можно ведь взглянуть на эту сделку и с другой стороны, а именно, со стороны сентиментальной, а чувства не поддаются трезвому расчету.

— Разумеется, господин Хог, но позвольте мне заметить, что ваша протеже, вероятно, получила за свои чувства сполна!

— Откуда вы знаете?

— Да вы прикиньте сами! Что представлял из себя этот билет? Один шанс на выигрыш из миллиона.

— Вы правы, это очень мало, это ничтожно мало!

— Вот люди очнулись от своей горячки и пораскинули мозгами. А теперь говорят, что Сандгоист, который купил билет, надеясь разбогатеть на нем, не может найти покупателя.

— Похоже на то, господин Бенетт.

— Вот выйдет скандал, если этот чертов ростовщик все-таки сорвет главный выигрыш!

— Да, вы не преувеличили, выйдет именно скандал, и прегромкий!

Говоря это, Сильвиус Хог прохаживался по магазину или, вернее, по базару господина Бенетта, столь известному и в Христиании, и по всей Норвегии. И в самом деле, чего только здесь не было! Коляски и повозки — целыми дюжинами, сундучки и поставцы для провизии, корзины с винами, штабеля ящиков с консервами, одежда и снаряжение для туристов, даже путеводители, описывающие всевозможные маршруты — от самых затерянных селений Финмарка до Лапландии, да что там! — даже до Северного полюса! И это еще далеко не все! Знайте, что господин Бенетт предлагал любителям естествознания различные образцы минералов и руд, чучела любых птиц, пресмыкающихся и прочих представителей норвежской фауны.[111] И нелишним будет сообщить также, что именно здесь вы могли бы увидеть самую полную коллекцию драгоценностей и безделушек в национальном стиле.

Так что этот господин был добрым гением[112] туристов, желавших посетить Норвегию, — гением поистине универсальным, без которого Христиании трудно было бы обойтись.

— А кстати, господин Хог, — сказал он, — надеюсь, вы нашли в Тиннусете коляску, которую заказывали у меня?

— Поскольку я ее заказывал, господин Бенетт, я был совершенно уверен, что найду ее там, и действительно нашел точно в условленное время!

— Ну, вы мне льстите. Однако, судя по вашему письму, вы путешествовали втроем…

— Верно, втроем.

— И эти люди… ваши спутники…

— Они прибыли вчера вечером вместе со мною, в добром здравии, и теперь ждут меня в гостинице «Виктория», куда я сейчас и отправлюсь.

— Это уж не они ли?..

— Именно, именно… Но, прошу вас, не говорите никому. Я не хотел бы, чтобы из-за их приезда поднялся шум, по крайней мере, сейчас.

— Бедная девушка!

— Да… она много выстрадала.

— И вам захотелось, чтобы она присутствовала на розыгрыше, хотя у нее уже нет билета, завещанного женихом?

— Это не мое желание, господин Бенетт, — так захотел Оле Камп, и я скажу вам то же, что и всем остальным: нужно уважать последнюю волю погибшего.

— О, я уверен: все, что вы делаете, разумно и правильно, дорогой господин Хог!

— Теперь вы мне льстите, дорогой господин Бенетт?

— Нет, но какое счастье, что семья Хансен повстречала вас на своем пути.

— Ба! Для меня еще большее счастье, что я повстречал семью Хансен на своем!

— Я вижу, у вас по-прежнему доброе, великодушное сердце.

— Господин Бенетт, коли у человека есть сердце, пусть лучше оно будет добрым и великодушным, чем наоборот, вы согласны?

И Сильвиус Хог сопроводил сей ответ почтенному торговцу сияющей улыбкой.

— Надеюсь, — продолжал он, — вы не думаете, что я сюда явился в поисках комплиментов?[113] Меня привело к вам одно дело.

— К вашим услугам, господин Хог.

— Вам известно, что без помощи Жоэля и Гульды Хансен Рьюканфос вернул бы меня на свет Божий в виде трупа, не так ли? И я сейчас не имел бы удовольствия беседовать с вами.

— Да-да, я все знаю! — ответил господин Бенетт. — Газеты описывали ваше приключение… По правде сказать, эти храбрые молодые люди сполна заслужили, чтобы им достался главный выигрыш лотереи!

— Я держусь того же мнения, — согласился профессор. — Но, поскольку теперь это невозможно, мне хотелось бы, чтобы моя маленькая Гульда вернулась в Дааль с подарком… на память…

— Вот это прекрасная мысль, господин Хог!

— И, стало быть, я прошу помочь мне выбрать среди ваших сокровищ какую-нибудь вещицу из тех, что нравятся молодым девушкам.

— Охотно! — воскликнул господин Бенетт.

И он пригласил покупателя пройти к витринам с национальными норвежскими украшениями. Не правда ли, такая безделушка — прелестный памятный подарок, лучший из всех, что можно увезти из Христиании, а именно из великолепных магазинов господина Бенетта?!

Так подумал Сильвиус Хог, когда любезный торговец поспешил открыть перед ним все витрины.

— Признаться, я не разбираюсь в подобных вещах и полагаюсь на ваш собственный вкус.

— О, мы с вами поладим, господин Хог!

Перед ними лежали всевозможные ювелирные изделия шведских и норвежских мастеров, украшения тончайшей работы, которая иногда стоят дороже, чем драгоценный металл, из которого они сделаны.

— Что это такое? — спросил профессор.

— Это кольцо из накладного золота с висюльками, — послушайте, как они мелодично звенят!

— Очень красиво! — подтвердил Сильвиус Хог, примеряя кольцо на кончик мизинца. — Отложите-ка его, господин Бенетт, и покажите мне еще что-нибудь.

— Браслеты, ожерелья?

— И то и другое, с вашего позволения, и то и другое… А вот это что?

— Парные медные пуговицы для корсажа. Поглядите, как сияет медь на пурпурной[114] плиссированной[115] шерсти! С большим вкусом сделаны, и притом совсем недорого стоят!

— В самом деле, прелестно, господин Бенетт, отложим-ка и их.

— Однако, позволю себе заметить, господин Хог, что такие пуговицы предназначены исключительно для наряда невесты… в день свадьбы… а вы же знаете…

— Клянусь Святым Олафом, вы правы, господин Бенетт, вы совершенно правы! Бедняжка Гульда! К несчастью, не Оле делает ей этот подарок, а я, и преподношу я его не невесте!

— Вот именно, господин Хог.

— Что ж, давайте поглядим другие украшения для молодых девушек. Ага! Что это за крестик?

— Это шейный крестик с подвесками, что звенят при каждом движении.

— Очень красиво, просто прелестно!.. Отложите-ка и его тоже, господин Бенетт. Сейчас осмотрим то, что лежит в остальных витринах, и тогда выберем окончательно.

— Да, но…

— Что «но»?

— Такие крестики у нас, в Скандинавии, надевают только невесты… на венчании в церкви…

— Вот тебе на!.. Признайте, господин Бенетт, что мне чертовски не везет!

— Видите ли, господин Хог, это потому, что я в основном торгую свадебными украшениями, и в больших количествах. Так что не удивляйтесь…

— О, я ничуть не удивляюсь, просто я слегка озадачен.

— Мой вам совет: возьмите то золотое кольцо, что вы попросили отложить вначале.

— Гм… золотое кольцо… И все же мне хотелось бы подобрать у вас еще какое-нибудь украшение… как бы это выразиться… более декоративное, что ли…

— Ну, тогда смело берите вот эту серебряную филигранную нагрудную пластину, ее цепочки в четыре ряда так прекрасно смотрятся на шейках молодых девушек! Поглядите-ка: она вся усыпана искусственными бриллиантиками, блестящими латунными шариками и цветными гранеными бусинками. Это один из самых интересных образцов норвежского ювелирного искусства.

— Да-да, понимаю, — отозвался Сильвиус Хог. — Чудесная вещица, но, мне кажется, слишком уж претенциозная[116] для такой скромной девушки, как моя Гульда. По правде говоря, я все же предпочел бы те пуговицы и крестик, что вы мне показали. Неужто они предназначены только для невест и их нельзя подарить девушке по другому случаю?

— Господин Хог! — заявил Бенетт. — Насколько мне известно, стортинг не принимал закона, запрещающего делать подобные подарки… Конечно, это его упущение…

— Хорошо, хорошо, господин Бенетт, мы примем это к сведению. А пока я все-таки возьму и пуговицы и крестик… И потом, разве моей милой Гульде навсегда заказано замужество?.. Она хороша собою, она очаровательна, и, я думаю, ей еще представится случай надеть эти украшения! Итак, решено, я беру их и уношу с собой!

— Как вам угодно.

— Будем ли мы иметь удовольствие видеть вас на розыгрыше лотереи, господин Бенетт?

— Ну разумеется!

— Я думаю, это будет очень интересно.

— Уверен, что так!

— Значит, до скорого свидания!

— До скорого свидания, господин Хог!

— Ага! — воскликнул профессор, склоняясь над очередной витриной. — Вот еще два красивых кольца, которые я не заметил.

— О, они вам не подойдут. Это обручальные кольца, которые пастор надевает брачующимся во время венчания.

— Вот как? Ба! Я все же возьму и их. До свидания, господин Бенетт, скоро увидимся.

И Сильвиус Хог, выйдя из лавки легкой, как у двадцатилетнего юноши, поступью, направился к гостинице «Виктория».

Войдя в вестибюль, он сразу же заметил надпись «Fiat lux»,[117] красовавшуюся на виду у всех, над газовым рожком.[118]

«Ага! — сказал он себе. — Вот изречение, весьма подходящее к случаю! Да-да, весьма! Fiat lux! Fiat lux!..»

Гульда сидела в своей комнате у окна и ждала. Профессор постучался в дверь и приоткрыл ее.

— Ах, господин Сильвиус! — воскликнула она, вставая.

— Да, это я! Это я собственной персоной! Но речь сейчас не обо мне, милая Гульда, а об обеде. Я голоден как волк! Где Жоэль?

— Он в читальном салоне.

— Прекрасно! Я иду за ним. А вы одевайтесь, милое дитя, и поскорее спускайтесь к нам!

И Сильвиус Хог, выйдя из комнаты девушки, пошел разыскивать Жоэля, который ждал его в полном отчаянии.

Бедный парень показал ему злополучный номер «Morgen Blad». Сообщение капитана «Телеграфа» не оставляло никаких сомнений в гибели «Викена» со всем его экипажем.

— Гульда не читала эту статью? — живо спросил профессор.

— Нет, господин Сильвиус, нет! И чем позже она об этом узнает, тем будет лучше!

— Вы правильно рассуждаете, мой мальчик!.. А теперь идемте обедать.

Минуту спустя все трое сидели в ресторане за отдельным столом. Сильвиус Хог ел с большим аппетитом.

Впрочем, обед — вкусный и обильный — вполне того заслуживал. Судите сами: холодный суп с пивом, лимонными дольками, корицей и гренками из ситного хлеба, лососина под сладким белым соусом, панированная телятина, бифштекс с кровью, салат — без приправы, но с пряностями, ванильное мороженое, конфитюр из картофеля, малины, вишен и орехов; все это запивалось выдержанным французским Сен-Жюльеном.

— Превосходно! Превосходно! — восхищенно повторял большой гурман. — Можно подумать, что мы обедаем в Даале, в гостинице фру Хансен!

И, поскольку рот у него был набит, он улыбался глазами так радостно, как только могут смеяться глаза.

Жоэль и Гульда пытались разделить с профессором его ликование, но это им никак не удавалось, особенно молодой девушке, которая едва притронулась к блюдам. Когда с обедом было покончено, Сильвиус Хог сказал:

— Дети мои, напрасно вы не отдали должное этой замечательной стряпне. Но принуждать я не могу. В конце концов, если вы сейчас не доели, сможете взять свое за ужином. И я уверен, что смогу соревноваться с вами за столом нынче вечером! А теперь пора отправляться.

Профессор уже стоял, собираясь надеть шляпу, которую протянул ему Жоэль, когда Гульда спросила:

— Господин Сильвиус, вы по-прежнему хотите, чтобы я пошла вместе с вами на розыгрыш лотереи?

— Ну разумеется, дорогое мое дитя, очень хочу!

— Мне будет тяжело!

— Согласен, милая, крайне тяжело. Но Оле хотел, чтобы вы присутствовали, на розыгрыше, и нужно уважать его волю, Гульда!

Решительно, эта последняя фраза стала постоянным рефреном в устах Сильвиуса Хога.

Загрузка...