Любовь не ржавеет

Марина Ивановна так убедительно повествовала о взаимоотношениях братьев, будто лично присутствовала при их разговорах.

― Григорий хоть и не шибко умный, но безотказный. Что не попросят, всегда сделает. Мишка, тот совсем другой! Шалопай, каких свет не видывал. Школу еле-еле окончил и сразу в армию загремел. Старший тогда ещё не поднялся и брату ничем помочь не мог. А из армии Михаил вернулся, на работу устраиваться не спешил. Говорил, мол, подыскиваю занятие по душе. Да видно душа у него такая, что ни к одному делу не лежит, ― вздохнула Марина Ивановна. - Я уже тогда с Николаем Яковлевичем работала. Видела, как он из-за непутевого брата переживает. Мишка ведь сразу после армии женился и молодую жену привел к своей матери. Уж как она, бедная, убивалась по поводу этой скоропалительной женитьбы! И я её понимаю! Ведь сын Татьяну в кафе отыскал. Он там по вечерам с приятелями ошивался, и она приходила время проводить. Вот и спелись голубки! Представляете горе матери, когда он её в дом привел? Семьей-то обзавелись, а обеспечить её не могли. Тем более, у них сразу после свадьбы двое деток один за другим родилось. Так бы и перебивались с копейки на копейку, да старший брат быстро в гору пошел. А как разбогател, сразу младшего с женой к себе взял, и хороший оклад обоим положил. Мишке бы радоваться, что брат на непыльную работ пристроил, а он, подлец, выпивать начал. А где пьянка, там и дебоширство. Он как выпьет, ужасно агрессивным становится. Ко всем цепляется, скандалит. Бывает, что и Татьяну поколачивает. Правда, она женщина решительная, в обиду себя не дает и сдачи он сполна получает. Ну, это бы все ничего. У нас в городе редкий мужик горькую не пьет. Плохо, что Мишка зазнаваться стал. Мол, брат здесь хозяин и никто мне не указ! Работать не хочет, а ведь Николай Яковлевич тут не один, у него компаньоны имеются, и им до его братьев дела нет. Гришку они за его услужливость ещё кое-как терпят, а вот Мишка их здорово раздражает. Сама не раз слышала, как они попрекали Николая Яковлевича, что бездельника на фирме держат. Особенно злился Степан. Нрав у него был крутой, выражался он резко, что думал, то и говорил. А как деньги пропали, Щапов вообще озлился и потребовал Мишку убрать.

― Какие деньги? ― заинтересовалась я.

― Да тут недавно кража у нас случилась. Вообще-то, мы наличку на ночь в офисе не оставляем. Но Степан вечером получил деньги на текущие расходы и вместо того, что б домой их забрать, положил в стол. Уехал, потом что-то вспомнил и часа через два вернулся. Вошел в кабинет, а там Мишка у него в столе копается и в руках у него те самые деньги. Разразился скандал. Степан потребовал выгнать Мишку, Николай Яковлевич не согласился. Сказал, деньги не лично Щапова, а фирмы. Значит, Михаил хотел взять деньги, которые принадлежат ему, и он брата прощает. А Степан уперся и требует Михаила уволить. Сумма-то была небольшая, всего четыре тысячи рублей. В другое время он никогда б за такое не лишил человека работы. Поорал бы, да и дело с концом. А тут уперся и стоит на своем. В общем, компаньон напрямую обвинил младшего брата, старший стал на его защиту, разгорелся большой скандал.

Марина Ивановна выдохлась, замолчала и принялась шумно обмахивать распаренное лицо журналом, который использовала вместо веера. Некоторое время мы шли бок о бок и ни о чем не говорили. Неожиданно, из боковой аллеи вышла Инна и, не заметив нас, заторопилась к главному входу. Разморенная полуденной жарой, от которой не спасала даже тень деревьев, я лениво следила за мелькающей впереди тонкой фигуркой со старомодным узлом волос на затылке. Когда Инна скрылась за дверью, я польстила Марине Ивановне:

― Симпатичная у вас дочь! Просто красавица.

Моя похвала пришлась по душе. Бухгалтерша расплылась в довольной улыбке и снова пустилась в объяснения:

― Инночка у меня единственная. Других детей нет. И такая была болезненная, просто ужас. Я только и делала, что с одного больничного на другой переходила. Чтоб хоть как-то укрепить здоровье, отдала в спортивную секцию, а у неё оказался талант. После школы она поехала в Москву, поступила в институт физкультуры. Большие надежды подавала, входила в юношескую сборную страны.

Марина Ивановна с гордостью глянула на меня:

― Я для дочери никогда ничего не жалела. Во что мне её учеба в столице обходилась ― сказать страшно! Я ж туда и деньги и продукты без меры слала. Два раза в месяц посылка, раз в месяц перевод. Как часы! Кормила не только Инну, но и всех её соседок по комнате. А уж про одежду и не говорю! Она у меня, что тогда, что теперь, нарядная, как кукла, ходит. Некоторые мамаши купят отрезик подешевле, сошьют в ближайшем ателье за копейки, и рады до смерти, что отделались. А я своей Инночке только импортные вещи покупаю. Считаю, что шитая вещь никогда не будет так смотреться, как готовая. Согласны?

Я покладисто кивнула, а про себя усмехнулась:

― Аделаида тебя не слышит!

Помню, в период подготовки к свадьбе будущая свекровь изводила меня воспоминаниями о том, как подобные события проводились в семьях знакомых, причем, с подробным описанием нарядов невест и праздничного меню. Мне все это было не интересно, но пока лично не касалось, я благоразумно молчала и лишь изредка кивала. Между прочим, вполне могла этого и не делать. Мое мнение Аделаиду совершенно не волновало. Когда же будущая свекровь безапелляционно заявила: «Платье закажем у Славы Зайцева», я опять совершила глупость.

― Может, не стоит? Бывают очень неплохие готовые и стоят они на порядок дешевле, ― робко возразила я, считая, что в вопросе о собственном наряде, имею право голоса. И опять ошиблась.

Аделаида Анатольевна глянула на меня с нескрываемым презрением:

― В готовых платьях ходят только плебеи. В нашем кругу шьют себе индивидуальную одежду.

Она с таким нажимом выделила слово «нашем», что я сразу поняла: к этому кругу не принадлежу и путь в него мне навсегда заказан. Можно было бы сказать этой самодовольной гусыне, что я и не стремлюсь в этот круг, мне просто хочется выйти замуж за Ромочку, но я так устала от предсвадебной нервотрепки, что решила не поднимать новую бурю в стакане.

― Хорошо. У Зайцева, так у Зайцева, но оплачу его я сама, ― кивнула я.

― А потом что было? Инна закончила институт и сюда приехала? ― вернулась я от воспоминаний к реальности.

― А потом все неожиданно кончилось. Дочка на тренировке получила травму, и ей пришлось поставить крест на спортивной карьере. Инночка очень переживала, не представляла себе жизни без спорта. Началась депрессия, она попала в больницу, лечить. Сколько я ночей без сна провела, одному Богу известно. Когда дочка поправилась, уговорила её окончить бухгалтерские курсы. Теперь вот работает вместе со мной.

― Замужем? ― без особого интереса спросила я.

Марина Ивановна мгновенно потухла, нахмурилась и коротко проронила:

― Нет.

Помолчала немного и добавила:

― Пока нет, но может все ещё и сладится.

Шестьдесят минут, отведенные на перерыв, истекли, и мы разошлись по своим комнатам.

Вернувшись к себе, я занялась ревизией содержимого шкафов. Полки были забиты производственными документами, а нужные мне папки нашлись в самом дальнем углу, куда и заглядывали, судя по слою пыли, нечасто. Быстро пробежав глазами по корешкам обнаружила, что три самые главные отсутствуют, но это, если вдуматься, было вполне нормально. Вытащила наугад первую подвернувшуюся под руки папку, раскрыла её и нашла внутри всего один лист бумаги. Личное дело Инны тоже не порадовало - в нем так же лежала одинокая страничка с крайне куцыми сведениями. Я расстроено вздохнула, вернула бесполезный документ на место и взялась за телефон. До нужного человека в Москве дозвонилась сразу, разговор много времени не занял, а потом я с головой окунулась в чтение документации на офисную технику. За этим увлекательным занятием не заметила, как наступил конец рабочего дня, и только неожиданное появление Риты вернуло меня к реальности.

Нарядная, веселая, благоухающая духами, она вошла в приемную, увидела меня и скисла. Похоже, у Николая не было привычки докладывать жене о своих решениях. Не поставил он её в известность и о том, что собирается взять на работу свою бывшую одноклассницу, поэтому мое присутствие за секретарским столом стало для бедной женщины неприятным сюрпризом. Улыбка медленно сползла с лица, уголки губ опустились, вокруг них пролегли скорбные складки. Мне было неприятно, что моя персона так действует ей на нервы, тем более, что причин к тому я не видела. Мелькнула мысль, что она ревнует мужа к нашей детской дружбе, но я тут же отбросила её, как абсурдную. Чего ревновать, когда столько лет прошло? Каждый давно живет своей жизнью, да и от самой дружбы остались лишь воспоминания. Как бы там ни было, если я собиралась работать в этой конторе, напряженные отношения с женой начальника мне были ни к чему. Нужно было спешно выправлять положение, поэтому я проникновенно улыбнулась и сочувственно посетовала:

― А Николая нет.

Уголки губ у Маргариты ещё больше опустились и она растерянно протянула:

― Как же так? Мы ж условились, что я за ним зайду.

― Уехал в налоговую, но обещал вернуться! Сказал, в шесть будет. Подождите немного. Думаю, скоро появится, ― поспешила утешить я.

Рита с подозрением глянула на меня, будто сомневалась в моей искренности и ожидала подвоха. Я опять подивилась её предвзятому отношению ко мне и ответила ей своей самой широкой улыбкой. Она недоуменно нахмурилась. Я решила не сдаваться, ещё немного постараться и все же добиться успеха

― Ох, ну что ж вы стоите? Садитесь, пожалуйста! Вот сюда, в кресло, здесь удобней будет. Или хотите в кабинет пройти? Давайте, чаю заварю? А может предпочитаете кофе? ― затараторила я.

Ошалевшая от моей трескотни и любезности, Рита не сводила с меня удивленных глаз, но в кресло все-таки опустилась. Я расценила это как шаг к примирению и шустро кинулась доставать чашки. Дальнейшему налаживанию дружеских отношений помешало возвращение Николая, который в крайнем раздражении ввалился в приемную и с ходу принялся препираться с женой по поводу совместного похода в гости. Рита доказывала, что визит был запланирован давно и муж дал на него согласие, тот же сердито отрицал существование каких-либо договоренностей на этот счет и отказывался идти ввиду своей крайней усталости. Он даже меня пытался втянуть в эту дискуссия, апеллируя к моему авторитету и требуя сказать, как я обычно поступала в таких случаях. Я от участия в обсуждении отказалась, сухо проронила «По разному бывало» и покинула комнату.

На следующее утро я вышла из дома пораньше. Здесь немалую роль сыграл присущий мне максимализм, вынуждавший меня во всем, за чтобы не бралась, добиваться совершенства. Так было с учебой, с работой, с семейной жизнью. Правда, с последним, надо честно признать, произошел облом. Мне не только не удалось построить идеальную семью, но даже просто её сохранить. Единственным утешением служило то, что в этом процессе задействованы двое и как бы не старался один, если у второго нет склонности к семейной жизни, провала не миновать. Что касается теперешней службы в офисе, то тут все зависело от меня одной. Трудолюбия мне было не занимать, и я надеялась, что все пойдет гладко. Я, конечно, не собиралась встречает шефа в дверях приемной с приветливой улыбкой на лице и блокнотом в руках, но раз уж решила сменить поле деятельности и переквалифицироваться из педагогов в секретари, значит, должна стать примерным работником.

Явилась я действительно рановато. В здании было абсолютно пусто, и из всех сотрудников в наличии имелся только ночной сторож. Очень довольная собой, я прошествовала мимо заспанного охранника в приемную и нашла, что со вчерашнего вечера там ничего не изменилось. Забытые мной инструкции валялись на столе, рядом стояли две грязные чашки и полная окурков пепельница, кресло, в котором накануне сидела Рита, сиротливо громоздилось посреди комнаты. До прихода начальника следовало ликвидировать весь этот кавардак, и я с энтузиазмом взялась за дело. Инструкции были убраны в ящик, чашки вымыты и поставлены в шкаф, кресло возвращено на свое привычное место. Не прошло и получаса, как все было разложено по местам, а я сидела за стол и занималась разбором почты.

Нельзя сказать, что её было слишком много. Три газеты, один журнал да несколько писем. Мое внимание привлек длинный голубой конверт и только потому, что на нем вместо адреса от руки печатными буквами было выведено: «Сипягину Н.Я. Лично! Не вскрывать!». Заинтригованная, я повертела странное послание в руках и даже посмотрела на свет, пытаясь определить, что же лежит внутри. Конверт был плотный, и ничего разглядеть не удалось. На ощупь казался тонким и, похоже, в нем находился один лист бумаги. Разочарованная, вернула его в общую стопку и отнесла всю почту в кабинет.

Дела были переделаны, заняться было нечем, а до начала рабочего дня ещё оставалось время. Я бесцельно обошла приемную, постояла у окна, разглядывая кирпичный забор, контейнеры для мусора и пустую пока стоянку для машин. Когда картина заднего двора прилично наскучила, со вздохом вернулась за стол, подперла голову рукой и принялась ждать Николая.

Время приближалось к девяти, в коридоре стали раздаваться голоса сотрудников, захлопали двери, потянуло дымком первых утренних сигарет. Рабочий день в офисе начинался, а начальника все не было. Когда дверь, наконец, открылась, я была уверена, что пришел Николай. Однако вместо него в приемную ввалился тот молоденький милиционер, которого я накануне поила минералкой. Увидев меня, парень расплылся в улыбке и свойски, как старую знакомую, спросил:

― Хозяин на месте?

― Пока отсутствует, ― вздохнула я.

― Подожду, ― объявил посетитель, плюхнулся в кресло и принялся с интересом на меня поглядывать.

― Минералки хотите? ― со вздохом спросила я, лишь бы прервать затянувшееся молчание.

Он моментально расплылся в улыбке и охотно отозвался:

― Не-е, воды не хочу! Я б чайку выпил. Утром торопился на службу, позавтракать не успел.

Я с готовностью кивнула, достала две чашки и сказала:

― Сейчас кипяток из столовой принесу. За одно и я выпью чашечку.

― Тоже проспали и не успели позавтракать? ― понимающе хмыкнул он.

― Успела, просто пить хочется.

Я разлила по чашкам дымящийся кипяток, уселась на свое место и спросила:

― Как движется расследование?

Мальчишка искоса глянул на меня и уклончиво проговорил:

― Идет потихоньку.

― А конкретные результаты имеются? В смысле, удалось ли выйти на след убийцы?

Парнишка снисходительно усмехнулся и поучительно сказал:

― Только в книжках убийцу находят на десятой странице, а мы пока версии отрабатываем.

Думаю, пользуясь его расположением ко мне, я могла бы вытянуть из паренька некоторые подробности, но тут открылась дверь, и явился смурной и невыспавшийся Николай. Увидев посетителя, нахмурился ещё сильней:

― Ко мне?

Тот вскочил, торопливо кивнул, и моментально из многоопытного оперативника превратившись в молоденького парнишку. Николай приглашающе махнул рукой, оба быстро прошли в кабинет и плотно закрыли за собой дверь. Было, конечно, интересно, о чем это они там беседуют, но особо я не переживала. Знала, всегда могу спросить, и все подробно расскажет.

Второй и теперь единственный компаньон влетел в приемную, увидел закрытую дверь кабинета и нетерпеливо спросил:

― Николай уже здесь?

― Да, но у него посетитель. Из милиции пожаловали по поводу убийства.

― Давно сидят?

― Не очень, ― покачала я головой.

― Ладно, пойду к себе. Как освободится, зовите меня. У меня срочное дело.

Уйти он не успел, именно в эту минуту из кабинета вышел милиционер. Не говоря ни слова, он торопливо и с крайне серьезным видом направился к выходу, однако, проходя мимо моего стола, не удержался и хитро подмигнул.

Андрей с интересом наблюдал эту сцену, а когда дверь за представителем закона захлопнулась, не утерпел и спросил:

― Ваш хороший знакомый?

― Вчера познакомились. Это у него характер такой легкомысленный.

Тихомиров недоверчиво глянул на меня, но от комментариев воздержался и молча прошел в кабинет. Дверь за собой закрыл. Может по привычке, а скорее не хотел, чтоб его разговор с партнером слушали посторонние. Однако Николай был иного мнения, и в следующее мгновение она снова была распахнута настежь, и я слышала каждое слово, произнесенное собеседниками.

― У нас проблема, ― объявил Тихомиров.

― У нас каждый день проблема. Что стряслось? ― брюзгливо отозвался Сипягин.

― Петрович доложил, что с сантехникой и кафелем образовался затык. Говорит, обзвонил все предприятия в районе досягаемости и ничего не нашел. У всех цены зашкаливают за установленную тобой планку. Она не реальна.

― Значит, плохо искал! Пусть ещё звонит, а не к тебе жаловаться бегает!

― Не кипятись, он нормальный мужик и дело знает. Нашел Петрович один завод... У них и цена нормальная и продукция качественная. И фуры гнать далеко не пришлось бы, завод находится в Московской области.

― Ну и…

― Не повезло! Недавно стали на реконструкцию. Продукции еле-еле хватает, чтоб отгружать заказчикам по уже взятым обязательствам. Говорят, ничем помочь не могут. Думаю, может, с Прибалтикой завязаться?

― Исключено. Дорого и с таможней хлопот не оберешься. Вот что, Андрей! Прозвони на этот подмосковный завод ещё раз. Уговори пойти навстречу!

― Николай! Я же тебе русским языком говорю: у них капитальный ремонт. Стоит завод!

― А мне плевать! Мне нужна сантехника и немедленно!

― Я считаю, ты порешь горячку! У нас ещё есть время. Успеем закупить и кафель и сантехнику.

― Мне такой подход не устраивает. Я начинаю строительство и хочу, чтобы все необходимые материалы заранее лежали на складе.

― Не согласен! Покупая заранее материалы, мы связываем деньги. Это неразумно! Можно найти этим средствам лучшее применение!

Послушай! Это мои деньги, и я сам буду решать, как ими распоряжаться. Ясно? ― взорвался Николай.

Голос Тихомирова звучал как всегда ровно, но мне показалось, что в нем проскальзывают с трудом сдерживаемые нотки раздражения:

Насчет денег ты ошибаешься, деньги у нас с тобой общие и решать, как ими распоряжаться, будем вместе. Мы с тобой не раз это обсуждали, так что сейчас эту тему поднимать не будем. Давай говорить о деле. Ты знаешь, как я ценю твою деловую хватку и умение вести дела. Не горячись и изложи мне причины, по которым мы должны торопиться с покупкой материалов. Ты меня знаешь, если доводы разумные, спорить не буду.

Какое-то время в кабинете было тихо, потом Николай заговорил, и даже через стену ощущалось, с каким трудом он подбирает слова:

― Извини... я был не прав. Конечно, деньги у нас общие и распоряжаемся мы ими сообща. Мы не один год знакомы... сам знаешь… разгорячусь, ляпну в запале... В общем, не бери в голову...

За стеной опять повисла тишина. Похоже, Сипягин собирался с духом, а Тихомиров терпеливо ждал. Наконец, после довольно продолжительной паузы, Николай заговорил снова:

― А с материалами дело обстоит так... Для тебя не секрет, какое значение придается в городе этому строительству. Мэр в буквальном смысле вырвал в Москве постановление о строительстве этих домов именно у нас. Сам знаешь, битва за федеральный кредит, да ещё на такую сумму, легкой не бывает. Теперь он хочет, чтобы все обещания, данные им в Центре, были выполнены. Для него это дело принципа... Если не сдадим в срок, как обещали, спросят по полной программе... Пойми, я не могу рисковать. Мы многое поставили на карту и должны выиграть! Ты прав, связывать деньги на такой срок, как целых полгода, не разумно. В любом другом случае я бы делать этого не стал. В другом, но не этом! Тут я хочу быть уверенным, что все пройдет гладко. У нас сейчас не лучший период, на фирме творится черт знает что. Каждый день сюрпризы и все неприятные! Мне будет спокойнее, если все необходимое будет лежать на складе. Можешь считать это блажью, но я чувствую, так нужно сделать.

Тихомиров ничего не ответил, но было слышно, как он крутит диск телефона, связывается с кем-то из заводского начальства и уговаривает принять заказ. В этот момент в приемную вошел Григорий и неторопливой походкой направился к распахнутой двери.

― Я к Николаю, ― небрежно бросил мне на ходу.

― Там Тихомиров. У них серьезный разговор и тебе лучше не заходить.

Моя попытка остановить его успеха не принесла. Не замедляя шага, Гришка проронил:

― Ничего, посижу в сторонке, ― и скрылся в кабинете.

Раздался звук отодвигаемого стула, позвякивание стекла и бульканье воды. Это Гришка с удобствами устраивался возле стола и наливал себе минералки. Потом зазвучал голос Тихомирова:

― Они согласны выделить одну фуру.

Ответ не удовлетворил Николая, и он раздраженно заявил:

― Мало! Фура нас не выручит. Вот что, Андрей, бери деньги и поезжай туда. Лично встречайся с руководством и договаривайся напрямую. За наличку они пойдут нам навстречу и найдут излишки.

― Думаю, ты не прав... Но если настаиваешь...

Послышалось лязганье дверцы сейфа и снова голос Николая:

― Настаиваю! Вот, возьми деньги. И не медли, выезжай прямо сегодня вечером.

― Яковлевич, остынь! У меня полно дел. Я не могу все бросить и нестись сломя голову в другой город. Сегодня пятница. Что я делать буду в незнакомом городе все выходные? Давай договоримся так... Я закрываю самые срочные дела... Думаю, за понедельник-вторник управлюсь, во вторник вечером выеду на машине, утром буду там, решу все вопросы и сразу вернусь.

― Хорошо, делай так! И, пожалуйста, будь осторожен. Сумма большая, а лихих людей на дорогах хватает. Может дать тебе сопровождающего? Хочешь, Гришка с тобой прокатится?

― Ну, что ты, Николай! Я же не ребенок! ― засмеялся Тихомиров.

― Ладно, поезжай один, но никому не говори, что деньги повезешь, ― неохотно согласился компаньон.

Тихомиров был уже в дверях, когда Николай неожиданно робко спросил:

― Андрей, ты не изменишь своего решения?

Партнер задержался на пороге и очень серьезно заверил:

― Исключено! Как сказал, так и сделаю.

Не успел Тихомиров уйти, как Григорий выпалил:

― Я нашел лес.

― Отлично, ― буркнул Николай. ― Выясняй условия, подписывай договор и вперед с песней!

― Я все уже выяснил! Материал хороший, просто первый сорт материал, но цена выше, чем у остальных. Пользуются, сволочи, временным дефицитом на рынке.

Слышно было, как в кабинете зашуршали бумагой, видно, Николай изучал принесенные Гришкой документы.

― Ладно, берем! У нас безвыходная ситуация. Конечно, предоплата в 50% ― это грабеж чистой воды, но выхода нет. Виталию лес нужен немедленно, ― вынес свое заключение старший брат.

― А они готовы его гнать хоть с завтрашнего дня, ― поспешил закрепить свои позиции средний.

Братья вышли в приемную вместе, плечом к плечу, и я в очередной раз поразилась, насколько они похожи. Оба высокие, крепкие, белобрысые. Вот только у Николая лицо было усталое и измученное неурядицами, а Григорий, довольный, что сумел справиться с поручением, сиял как медный пятак. Старший положил передо мной несколько листов и попросил:

― Настенька, напечатай по-быстрому договор для Гришки. Здесь все суммы и реквизиты фирмы-поставщика. Сделаешь, подпиши у Марины, потом принесешь мне. И не забудь поставить печать!

Услышав такое, я мысленно охнула. Ну, вот и началось! Кончилась лафа с просиживанием стула, пришла пора отрабатывать деньги. А с чего начинать? Никогда не составляла договоров, и не знаю даже, в какой форме они делаются. Николай заметил мою маяту и подсказал:

― Вызови Татьяну. Она тебе все объяснит.

Я согласно кивнула и взялась за телефон. На мое счастье Татьяна оказалась на месте и на зов явилась незамедлительно. Выслушав про мои затруднения, неодобрительно поджала губы и сухо обронила:

― Все есть в компьютере. Вам нужно было просто открыть и посмотреть.

Эти слова предназначались не столько мне, сколько Кольке, который топтался рядом и заглядывал через плечо.

― Вот ты вместе с ней и посмотри, ― сердито хмыкнул родственник. Просил же все показать!

Замечание Татьяне не понравилось, она кисло скривилась и скомандовала:

― Включайте компьютер.

С этим я благополучно справилась, тысячу раз сказав спасибо бывшему мужу, который долго бился со мной, но обращаться с машиной научил. Конечно, работала я на уровне пользователя, и даже здесь мне было далеко до совершенства, но элементарные операции выполнять умела. Вот только эти двое, что стояли за моей спиной, здорово действовали на нервы. Николай убедился, что дело пошло, и вернулся к себе, а я с облегчением вздохнула.

― Открывайте файлы и входите в папку «Мои документы», ― скомандовала Татьяна.

Я нервно защелкала мышью, сбилась, попала не туда, и на экране появилось сообщение об ошибке. Стало обидно до слез. Такие простые операции я выполняла дома не задумываясь, а тут, чувствуя на затылке неприязненный Татьянин взгляд, дала маху. От сознания собственной неловкости занервничала ещё больше и, пытаясь убрать с глаз долой противную табличку, принялась нажимать клавиши и тыкать в кнопки.

― Да не так! Господи, какая бестолковая! Зачем вы эту кнопку нажали?

Я и не собиралась её нажимать, но под насмешливым взглядом рука сама потянулась к неправильной кнопке.

― Все типовые договора лежат в этой папке, ― поучала Татьяна, бойко щелкая клавишами.

Я смущенно кивала и одновременно внимательно следила за её действиями, стараясь запомнить очередность операций. Сердитая на саму себя, дала себе слово в свободное время разобраться к компьютером и больше не обращаться за помощью.

Только я начала понемногу успокаиваться и даже сумела вбить в текст нужные реквизиты, как из кабинета появился Николай и с интересом спросил:

― Ну, как дела? Получается?

― Да она ничего не умеет! Не знаю, какой она учительницей была, только в компьютере совсем «нулевая». И вообще бестолковая, простых вещей не знает, ― фыркнула Татьяна и, не утерпев, добавила: ― Не понимаю, зачем ты её взял?

― Тебя забыл спросить. Все объяснила? Ну и иди на свое место.

Разъяренная родственница выскочила из комнаты, не забыв при этом так шарахнула дверью, что со стены посыпалась штукатурка.

― Не бери в голову. Она баба нормальная, только шалая немного, ― усмехнулся мой школьный друг и ушел к себе.

Оставшись одна, я почувствовала себя свободнее и работа пошла. Быстро впечатав все сведения в «болванку» типового договора, сделала два экземпляра и пошла к Марине Ивановне. Бухгалтерия находилась на втором этаже, и все её сотрудники сидели в одной комнате под неусыпным надзором строгой начальницы. Три молодые женщины, среди которых была и Инна, усердно трудились, но при моем появлении оторвались от своих компьютеров и с любопытством уставились на меня. Правда, длилось это одно мгновение, под грозным взглядом главного бухгалтера тут же стушевались и снова уткнулись носами в экраны. Марина Ивановна, в отличие от Татьяны, была приветлива и добродушна. Быстро просмотрев принесенные документы, одобрительно кивнула и на каждом поставила свою размашистую подпись. Я вежливо поблагодарила, вышла в коридор и счастливо улыбнулась во весь рот. Первый этап пройден, теперь я и сама умею составлять договора!

Николай читал долго и внимательно, но, в конце концов, и он остался доволен.

― Поставь печать и отнеси Григорию.

Гришки на месте не оказалось, но кабинет был открыт, и я положила бумаги ему на стол.

В приемную влетела легкой походкой и с сияющим лицом. Николай, стоящий с листком бумаги возле моего стола, просто опешил.

― Ты чего такая? ― неуверенно поинтересовался он.

Я промолчала и неопределенно повела плечом. Ну, не объяснять же ему, право слово, что, как девочка, радуюсь первому успеху. Не дождавшись ответа, начальник вздохнул, протянул мне блокнотный лист и приказал:

― Позвони директору этой фирмы и спроси, думают они заключать с нами договор? Как только уточнишь сроки, начинай готовить документы. Свои реквизиты и все расчеты они сбросят по факсу.

Горя желанием выполнить приказ как можно лучше, я не мешкая взялась за телефон. С директором соединили сразу, но ответ меня обескуражил.

― Мы не будем заключать с вами договор, ― сообщил он. ― Мы его уже подписали с фирмой «Студия Дизайна».

― Не будете так любезны проинформировать меня, почему отказались от наших услуг?

― Они предложили более приемлемую для нас цену, ― последовал лаконичный ответ и собеседник отключился от связи.

Новость была плохая и было жаль огорчать начальника, у которого и без того неприятностей хватало. Однако служила я его конторе всего лишь секретарем, и в мои обязанности не входило ограждать шефа от плохих известий. Какие имеются, те и должна сообщать!

Николай слушал молча и буквально каменел на глазах. Сначала я решила, что он так убивается из-за уплывших из-под носа денег, но, когда начальник очнулся и грозно рявкнул:

― Гришку сюда! Быстро! ― сообразила, что дело в чем-то другом.

Ничего не подозревающий Григорий бодро прошествовал в кабинет и с порога весело спросил:

― Вызывал, брат?

― Вызывал, ― откликнулся Николай, причем, так спокойно, что я поразилась.

― Надо же, ещё минуту назад сидел белый от гнева, а сейчас разговаривает, как ни в чем не бывало! Умеет себя в руках держать, друг детства! ― восхитилась я.

А тот, между тем, продолжал:

― Садись, брат, поговорить надо.

Послышался скрип отодвигаемого стула и снова зазвучал голос старшего брата:

― Я только что разговаривал с директором «Фортуны». Помнишь такую?

― Продуктами занимается? ― неуверенно произнес Григорий.

― Точно! Она самая! ― обрадовался сообразительности младшего брата старший. ― Они ещё супермаркет наладились строить на Ленина, рядом с новым кинотеатром. Припоминаешь?

― Ну... говорил ты что-то об этом! ― неуверенно протянул Гришка.

― Говорил, говорил, не сомневайся! - радостно заверил его Николай. ― И заметь, только тебе говорил. Больше никому словом не обмолвился.

― И что? ― недоумевал Гришка.

― А то, что заказ этот у нас из-под носа уплыл. Теперь другие магазин «Фортуне» строить будут!

― Плохо, конечно, но ты шибко не расстраивайся. Этот заказ упустили, другой будет! ― попытался утешить брата Гришка.

При этих словах Николай весело засмеялся:

― Правильно, братик. Это не последний наш заказ, другие будут, на них и заработаем.

Тут он неожиданно понизил голос и почти шепотом проговорил:

― Думаешь, меня деньги сейчас волнуют?

― Ну... ― неопределенно промычал Гришка, не очень понимая, чего добивается старший брат.

― Нет, Гриша, меня совсем другие проблемы тревожат! Как думаешь, какие?

Наступила тишина, потом Григорий недовольно произнес:

― Чего загадками говоришь? Откуда я знаю, из-за чего ты так распереживался!

― Так я тебе сейчас скажу! ― с неожиданной яростью рявкнул старший брат. ― На деньги мне начхать! На другом ещё больше заработаю! Меня беспокоит, что информация из фирмы ушла. Об этом заказе в городе не знал никто. Директор «Фортуны», опасаясь конкурентов, своих планов не афишировал, обсуждал только со мной. А я с тобой поделился! А теперь этот заказ перехватила «Студия»! Вот мне и интересно, откуда это «Студия» узнала о планирующемся строительстве? А?

До Григория, наконец, дошло, куда клонит старший брат и он возмутился:

― Ты, что, думаешь, я растрепался?

― А кто, если знали только мы двое? Я никому ничего не говорил! Значит, кто? ― взорвался Николай.

Я уж было решила, что крупной ссоры не миновать, однако Гришка повел себя неожиданно. Он не стал становиться в позу и обижаться, а примирительно сказал:

― Подожди, Колька! Не психуй. Во-первых, я информацию не сливал. Зачем мне это? А потом, кроме нас двоих о намечающимся строительстве наверняка знали сотрудники «Фортуны». Как бы там директор не секретничал, все вопросы единолично он решить не может. Зуб даю, и главбух и помощники и секретарша были в курсе. Вот кто-то из них и трепанул! А ты сразу на меня накинулся!

Николай упрек проглотил молча, Григорий же приободрился и с удвоенной энергией стал убеждать брата в своей невиновности:

― Зачем мне тебя подводить? Разве я тебе враг? Мы же братья!

С каждым словом Гришка распалялся все больше, мне даже показалось, что у него в голосе зазвенела слеза:

― Как ты мог подумать, что я тебе подлянку устроил? Чем я перед тобой провинился, что ты мне доверять перестал? Вижу же, что последнее время ты ко мне охладел! Все с Мишкой шушукаешься!

Николай слушал причитания брата молча, но, похоже, они его убедили. Когда он заговорил снова, его голос звучал уже не так сердито:

― Не знаю... Может, ты и прав. Могло быть и так, как ты говоришь…

― Да так! Точно, так! Это из «Фортуны» утечка была, а ты на меня напустился! ― горячился Гришка.

― Ну ладно, извини. Сорвался я. Вижу же, последнее время гадит мне кто-то. Печенкой чувствую, что свой, а кто не пойму, вот и психанул, ― стал оправдываться Николай.

― Легко тебе говорить! А мне каково твои укоры слушать? Мы с тобой одной крови, как же ты мог на меня подумать?! Если своим не будешь верить, на кого опираться станешь? ― продолжал выговаривал младший.

― Ну все, хватит. Забудь, ― смущенно оборвал его старший.

Конфликт был исчерпан, Григорий, явно довольный восстановлением добрых отношений с братом, отбыл восвояси, а Николай вышел ко мне и извиняющимся тоном сказал:

― Анастасия, у меня к тебе просьба. Нужно кой-какие бумаги в налоговую свезти, так ты поезжай прямо сейчас. Скоро конец рабочего дня, да ещё пятница, боюсь, позже не застанешь там никого. А я обещал, что документы обязательно сегодня пришлю.

Я не мешкая собрала нехитрые пожитки в сумку, навела на столе порядок и пошла к начальнику. Он протянул мне тощую папку и принялся дотошно объяснять:

― Тут отчет, тут записка с адресом налоговой и фамилией инспектора. Папку отдашь ей лично, никому другому не оставляй! Помни, финансовая отчетность является коммерческой тайной! Потом свободна, сюда можешь не возвращаться. Сегодня у нас короткий день.

Заверив начальство, что все поняла и сделаю именно так, как оно требует, я схватила документы и выскочила на улицу. Хороший Николай парень, но уж очень нудный! И ещё недоверчивый! Вроде, раньше он таким не был или я по молодости не замечала?

Налоговая находилась на Кирова, что было совсем не далеко от бывшего Дворца пионеров, и сначала я собралась идти пешком. Однако, вспомнив наказ не опаздывать, и не желая подводит начальника, села на автобус и уже через десять минут была на месте. Здание, в котором размещалось нужное мне учреждение, нашла сразу, инспектор ещё не ушла, так что с передачей документов сложностей не возникло.

Честно выполнив возложенное на меня поручение, почувствовала себя свободной и решила немного прогуляться. Погода стояла отличная, домой торопиться нужды не было, поэтому, не особо раздумывая, я вышла на улицу и медленно побрела в сторону Центра. Дойдя до Политехнического института, свернула на проспект Ленина, миновала сквер, завернула за угол и оказалась на улице Свободы. Неподалеку виднелись купола Красного собора, а там и до места работы было рукой подать.

― Какой маленький у нас город! Куда не пойдешь, все равно в центре окажешься, ― усмехнулась я.

На другой стороне улицы увидела ресторан и неожиданно почувствовала, что голодна. В этом не было ничего удивительного. Позавтракала я чашкой чая с бутербродом, про обеденный перерыв, занятая хлопотами, забыла, вот и получилось, что с утра у меня маковой росинки во рту не было. Решив, что теперь я женщина обеспеченная, работаю в коммерческой фирме, а значит, вполне могу позволить себе пообедать в ресторане, перешла улицу и решительно толкнула неподатливую дверь. Оказавшись внутри полутемного зала, подождала, пока глаза привыкнут к сумраку, огляделась и выбрала столик в углу. Мое появление в совершенно пустом ресторане не прошло незамеченным. Моментально подлетел шустрый официант и положил передо мной папку с меню.

После непродолжительного совещания, официант унесся выполнять заказ, а я от нечего делать принялась оглядывать пустой зал. Обшитые темным деревом стены, низкий потолок с балками, столики под синими скатертями . Все было очень мило, но на мой взгляд чуть мрачновато. Похоже, оформители заведения тоже это понимали и потому для оживления интерьера расставили вдоль стен и между столиками развесистые зеленые кусты в кадках. Один такой стоял рядом со мной, и я не утерпела, потрогала. Куст оказался из пластика, что, однако, ничуть не уменьшало его ценности, ведь внешне он выглядел как настоящий и шик заведению определенно придавал.

― Хорошо бы, конечно, если б по этим зеленым насаждениям ещё и влажной тряпкой иногда проходились, ― кисло подумала я, но тут же опомнилась и одернула себя. ― Что за придирки? Пыль при таком скудном освещении практически не видна, а не желаешь пачкать руки, так не трогай!

Я уже немного затосковала в ожидании своего заказа, как из двери в дальнем конце зала вышла очень интересная пара. Впереди выступала статная женщина со скучающем выражением на молочно-розовом лице, а сбоку семенил мужчина. Он нежно поддерживал её под локоток и что-то жарко шептал на ушко. В женщине я узнала Нину, а мужчиной был Григорий. Парочка прошла к выходу, так и не заметив меня. В зале стоял полумрак, да и куст хорошо прикрывал. Я проводила их взглядом и усмехнулась:

― Надо же, а Гришка, оказывается, ловелас! Дам по кабинетам водит, обедами угощает. Наверное, потому его и жена бросила.

Подумала и тут же про них забыла, потому что в этот момент вернулся официант и принялся ловко расставлять на столе тарелки. С трудом дождавшись, пока он пожелает мне приятного аппетита и удалится, я жадно набросилась на еду. Как ни странно, все оказалось очень вкусно. Поглощая обед, похвалила себя за мудрое решение завернуть в это заведение. За относительно небольшие деньги почувствовала себя состоятельной женщиной и, самое главное, избежала перспективы давиться дома пельменями из пачки.

Расправившись с едой, я пришла в отличное настроение и, когда официант подошел за расчетом, благодушно похвалила:

― Прекрасно приготовлено!

― Заходите еще, ― скупо улыбнулся он в ответ.

Не думаю, что парень пригласил меня от чистого сердца. Скорее сделал это из вежливости, но я все равно поблагодарила, пообещала прийти ещё и даже дала чаевые. Ну, не очень щедрые и, возможно, они его не особо обрадовали, но это уж не мое дело. Что могла, то и отстегнула!

Домой я вернулась затемно и от нечего делать уселась пить чай на веранде. Осторожно прихлебывая горячий напиток, глядела на заросли сада и лениво размышляла на тем, что жизнь, в сущности, не так уж и плоха. У меня есть работа и собственный дом, где я полноправная хозяйка. Здесь я могу делать, что хочу, и никто мне слова не скажет. Ну, чем не жизнь? И чего я в этой Москве потеряла?

Но, странное дело, чем горячее я себя убеждала, тем грустнее становилась, а под конец и вовсе потухла:

― Конечно, так хорошо, но вдвоем было веселее.

И действительно, начало было просто великолепным. После тихого, провинциального города, жизнь в шумной столице мне очень нравилась. Учеба приносила удовлетворение, с людьми я сходилась легко. Потребовалось совсем немного времени чтобы я обзавелась многочисленными знакомыми и совершенно не чувствовала себя чужой в огромном городе. Дни, заполненные лекциями, зубрежкой, сидением в библиотеке, вечеринками в студенческом общежитии, походами на концерты в консерваторию и музеи летели незаметно. Единственное, что отравляло существование, был нудеж моей новой подруги Милочки. Она была искренне убеждена, что женщины родятся на свет исключительно для того, чтобы удачно выйти замуж. А под удачным замужеством подразумевался выход замуж за перспективного молодого человека. Сама из очень состоятельной московской семьи, Милочка собиралась сразу после получения диплома сочетаться узами брака с подающим большие надежды выпускником МГИМО и сидеть дома. У меня же были совсем другие планы и замужество в них не входило. Я намеревалась поступить в аспирантуру, защитить диссертацию, сказать свое слово в науке. Не могу сказать, что за мной никто не ухаживал. Ухаживали, и цветы дарили, и слова красивые говорили, но все это меня совершенно не трогало. В результате, после нескольких встреч претенденты или навсегда исчезали из виду или становились моими хорошими друзьями. И тот, и другой расклад меня вполне устраивал и совершенно не нарушал душевного спокойствия.

Все изменилось в тот момент, когда Милочка подвела ко мне на Новогоднем вечере высокого, широкоплечего парня с черными кудрями и белозубой улыбкой. Одного взгляда было достаточно, чтоб я поняла: пропала. В тот вечер я жутко нервничала, краснела, бледнела, робела, а мое обычное красноречие куда-то испарилось, и я неожиданно стала косноязычной. В общем, не заметить, что я влюбилась в Милочкиного брата, мог только слепой.

Встреча с Романом поменяла все планы. Меня завертело, закрутило, замотало, понесло вскачь. Те дни, что мы не виделись, считала прожитыми впустую.

― Вот тут тебе бы остановиться, быстренько собрать вещи и рвануть домой, ― сказала я себе и на этой оптимистической ноте отправилась спать.

В субботу проснулась поздно, накинула на себя сарафан и, как была босиком, вышла в сад. Прошлась по траве, с удовольствием чувствуя, как травинки мягко щекочут пятки. Немного постояла под деревьями. Потом вынесла в сад раскладушку, поставила её под самую развесистую яблоню и улеглась с книгой в руках. Однако, читалось плохо, мысли все время уносились прочь и в конце концов я отложила томик в сторону и принялась бездумно следить за переменчивой игрой солнечных бликов на глянцевой листве.

Дверь соседской веранды распахнулась и на крыльце показалась Татьяна с охапкой одеял. Несколько минут я с интересом наблюдала, как она сноровисто развешивает их посреди двора для просушки, потом крикнула:

― Доброе утро, Таня!

Соседка вздрогнула, на минуту застыла, потом медленно повернулась и неохотно процедила:

― Доброе.

Не обращая внимания на явное нежелание общаться, я отбросила книгу в сторону, вскочила на ноги и подошла к кустам, служащим межой.

― Решили с утра пораньше хозяйством заняться? ― дружелюбно поинтересовалась я.

― Какое там утро, полдень скоро, ― неприязненно бросила Татьяна и сделала шаг в сторону веранды.

― А мужчины ещё спят? ― не отставала я.

― Какие ещё мужчины? ― она даже остановилась, возмущенная моим вопросом.

― Михаил с Григорием, ― пояснила я и лучезарно улыбнулась.

― С какой это радости Гришка здесь жить будет? ― презрительно фыркнула Татьяна.

― Ну, как же! Это ведь и его дом! Я считаю вполне нормальным, вернуться в город и поселиться у родителей.

― Это вы так считаете, а нам для своей семьи еле-еле места хватает. Он квартиру снимает на Кларе Цеткин.

Проигнорировав её грубость, я жизнерадостно сообщила:

― А я его вчера в ресторане встретила!

Татьяна была уже на крыльце, когда услышала мои слова. Они заставили её остановиться и, впервые за время разговора, глянуть мне в лицо:

― Спутали вы что-то. Григорий у нас по ресторанам не ходит. Жаден слишком.

― Не спутал, это точно был Гриша, причем не один, а с дамой, ― не уступала я.

― Точно спутали. Гришке на себя денег жалко потратить, не то что на других. Сюда, почитай, каждый вечер приходит, а хоть бы раз племянникам по конфете купил. Куда там! У него вечно денег нет. Да и не ходил бы он к нам, если б не возможность поесть на халяву. А у нас, между прочим, двое детей, их обуть, одеть, накормить надо. Мы с мужем получаем меньше Гришки, и кормить его нам очень накладно. Он это прекрасно знает, только делает вид, что не понимает.

― Михаил не такой? ― улыбнулась я.

― Мишаня совсем другой. У него широкая натура и над каждой копейкой трястись, как брат, он просто не умеет, ― ответила Татьяна, и её лицо осветилось нежностью к мужу.

― В таком случае, у него должны быть материальные проблемы. Сами сказали, зарабатывает Михаил не много, ― заметила я простодушно.

― Вы на что намекаете? ― вспыхнула она.

― Да ни на что... Просто тот случай с пропажей денег из стола Щапова вспомнился.

Татьяна покрылась красными пятнами и с жаром выпалила:

― Миша тех денег не брал! Оклеветали его! А Вам, как я погляжу, эта старая сплетница Марина Ивановна много чего наболтала. Видела, как Вы с ней по скверу прогуливались! Только, чем других судить, она б лучше за своей Инночкой приглядывала. А то спуталась девка с мужиком, а когда он её поматросил да бросил, проходу ему не давала. Всякий стыд потеряла! И сцены ревности ему устраивала, и возле дома поджидала, и с новой любовницей скандалила. Мне Ирка, его последняя подружка, все рассказывала. Инна просто на шею мужику вешалась, а о том не думала, что такая калека, как она, никому не нужна. У неё же одна нога короче другой. Хотя, что с неё возьмешь? Все знают, что у неё с головой нелады, и она в психушке лежала.

― И кто ж был этот мужчина?

― Степан Щапов, ― бросила Татьяна и скрылась в доме.

Дверь за ней давно захлопнулась, а я все стояла и смотрела вслед.

К реальности меня вернул телефонный звонок. По длинным трелям я догадалась, что это междугородка и со всех ног кинулась в дом. Схватив трубку, громко крикнула:

― Слушаю!

― Чего орешь, я ещё не глухая, ― недовольно осадила меня Ксения.

― Извини, не нарочно. Торопилась очень. Ну, узнала что-нибудь?

― Вчера полдня потратила, выполняя твое поручение. А у меня, между прочим, муж, дети и собака не гулянная, ― вздохнула подруга.

Я пропустила её причитания мимо ушей, как явно преувеличенные, и нетерпеливо выпалила:

― Ну и?..

― Пятиборьем она занималась. На третьем курсе на тренировке упала с лошади и повредила ногу. Сильно. Был множественный перелом кости. Девочка долго лежала в больнице и после этого дорога в спорт была ей заказана. Она забрала документы и ушла из института. Больше о ней никто не слышал.

― Ясно. Значит, стрелять она умеет, ― задумчиво протянула я и сменила тему. ― Ну, как там в Москве?

― В Москве все по-прежнему. На днях видела твоего благоверного. Приезжал с визитом и говорил только о тебе.

― Надеюсь, ты ему не сказала?

― Я-то не сказала! Да, боюсь, найдутся добрые люди и введут в курс дела, ― ухмыльнулась подружка.

― Ничего ему не говори, ― наказала я.

― Положись на меня, буду крепка, как скала, ― хохотнула Ксюха.

Остаток дня я провела в саду, валялась на раскладушке и вспоминая недавнее прошлое. Хотя, покидая Москву, дала себе слово никогда, даже в мыслях, не возвращаться назад, получалось у меня плохо.

Роман сделал мне предложение в день защиты диплома. Сразу, не теряя не минуты, мы пошли в районный загс и подали заявление. Было принято единодушное решение, что широкой свадьбы не нужно, обойдемся простой регистрацией. Я считала, так будет дешевле, а это для молодого специалиста и курсанта военного училища было немаловажно. Романа привлекало отсутствие очереди, что гарантировало ему быстрое превращение из жениха в законного мужа. Очень довольные друг другом, мы договорились, что я съезжу на несколько дней домой, сообщу маме о своем замужестве и быстро вернусь назад.

Утром, накануне отъезда, я прибежала на свидание, и вот тут жених сообщил, что вечером мы идем знакомиться с его родителями. Нужно сказать, что хотя мы встречались всю зиму и весну, он ни разу не пригласил меня к себе. Правда, Рома очень тепло отзывался о своих родителях, особенно о маме, которая в его рассказах выглядела этакой неутомимой труженицей, женой декабриста и нежной душой в одном лице. Я слушала эти рассказы с сияющими глазами и была счастлива. Я искренне считала, что вытащила счастливый билет. Взаимная любовь встречается на свете не так уж часто и потому была благодарна судьбе за её щедрый подарок. Теперь, оглядываясь назад, удивлялась самой себе. Как я могла быть такой наивной?

Рома должен был заехать за мной в шесть вечера, а без пяти минут шесть я уже стояла на крыльце институтского общежития и нервно теребила на шее золотую цепочку. Это было мое единственное украшение, и я берегла его для особо торжественных случаев. В тот день долго решала, надевать ли мне свою драгоценность. С цепочкой на шее казалась себе чрезвычайно элегантной, но меня учили, что в гости нельзя ходить чересчур расфуфыренной. "Хозяйка может оказаться одетой очень скромно и твой вид будет её смущать" - наставляли меня. Этот урок я усвоила хорошо и потому промаялась перед зеркалом добрых полчаса. В конце концов, убедила себя, что цепочка очень тоненькая и никого особо смутить не может, однако надеть её следует непременно, ведь она придаст моему костюму законченность. Но это была всего лишь отговорка. В глубине души я знала, что беру с собой мамин подарок в качестве талисмана. Я боялась встречи с будущими родственниками, и он должен был меня оберечь.

Роман подъехал ровно в шесть, выскочил из машины и дурашливо заорал:

― Красавица! Богиня! Нимфа! Глаза слепнут от твоей неземной красы!

― От нимфы слышу! ― улыбнулась я, довольная произведенным эффектом.

Схватив с подоконника коробку с тортом и букет алых роз, я впорхнула в машину, Рома лихо вырулил со двора и мы понеслись по направлению к Центру.

― Эй, не гони так! ― забеспокоилась я. ― Торт растрясешь.

Это был ещё один урок, накрепко вдолбленный в меня. Ходить в гости с пустыми руками неприлично. Собираясь на встречу с родителями жениха, я с утра сгоняла в кондитерскую «Пекина». Выпечка у них была красивая, не торты, а произведения искусства, но и цены соответствующие. Когда выходила из магазина с огромной коробкой, перевязанной пышным бантом, денег в кармане оставалось только на букет.

«Ну и ладно!» ― легкомысленно подумала я. ― «Мне они сейчас особенно и не нужны. Билет на поезд есть, до родного дома доберусь, а там все утрясется».

― Торт зачем купила? ― комично вздернул брови мой избранник, косясь на коробку на заднем сидении.

― Ну, как же! Неудобно же с пустыми руками в дом приходить! Чай пить будем, вот и пригодится! ― растерянно залопотала я.

Роман тяжело вздохнул, помолчал немного, потом, не отрывая глаз от дороги, серьезно сказал:

― Цветы купим другие. Мать любит исключительно желтые розы. Иных не признает. Я знаю магазин неподалеку от нашего дома. Там и отоваримся.

― Отлично! ― неуверенно кивнула я, смущенная таким началом. ― Желтые розы купим, торт у нас есть, значит, порядок! Твоя мама какое тесто любит: песочное или бисквитное? Я на свой страх и риск бисквитный торт взяла. Он показался мне красивее...

― С тортом тоже проблема, ― вздохнул Роман. ― Мать не признает покупных тортов. Считает это плебейством. В доме приветствуется исключительно домашняя выпечка.

― Вот как! ― неопределенно протянула я.

― Да не огорчайся ты так! ― весело воскликнул жених и ободряюще похлопал меня по плечу. ― Плюнь на этот торт! И на розы плюнь! Купим ей большущий букет желтых роз, и все будет тип-топ.

― Ты так думаешь? ― неуверенно протянула я.

― Мужчина никогда не думает, он просто знает! ― важно провозгласил Роман, не выдержал и захохотал.

В то время он вообще часто смеялся, был таким жизнерадостным и уверенным в себе, что рядом с ним все проблемы казались пустяковыми.

Вот и тогда я вдруг поняла, что все эти торты, желтые и алые розы чушь собачья, никакого принципиального значения не имеющая, и с облегчением вздохнула.

В подъезд дома я входила с огромным букетом желтых роз и дрожью в коленках. Из лифта выбиралась на ватных ногах, все силы употребляя на то, чтоб не ринуться сломя голову вниз по лестнице. Может, если бы я именно так и поступила, то потом была бы намного счастливее. Однако, подходящий момент был упущен, а в следующий я уже стояла в огромной прихожей и меня разглядывал будущий свекор.

― Значит вы и есть та самая Анастасия, что окрутила моего непутевого сына? ― улыбнулся он, помолодел на два десятка лет, и я поняла, на кого в семье похож мой избранник.

― Скорее он меня окрутил! ― промямлила я и вымучено улыбнулась в ответ.

Ромин папа мне понравился, но от страха мне не то, что шутить, разговаривать было сложно. Челюсти свело судорогой, и они никак не хотели разжиматься. Чтобы сказать эту простую фразу, мне пришлось собрать волю в кулак и только тогда с большим трудом удалось расцепить зубы.

― Так и должно быть. Я мужчина, ты женщина. Мужчина решает, женщина подчиняется, ― провозгласил Роман и хитро подмигнул мне.

Я, благодарная за поддержку, с признательностью глянула на него, от сердца немного отлегло. Я была не одна, со мной был Роман, и он не даст меня в обиду. Почему в тот момент в голове бродили мысли об обиде, сказать не могу, но я была на стороже и ожидала худшего.

Двустворчатая дверь в комнату распахнулась и в проеме возникла высокая женщина с осанкой царицы и взглядом инквизитора. Красавицей её назвать было сложно, слишком крупными были черты лица, да и нос слегка подкачал, но прямая спина, гордо вздернутый подбородок и упрямо сжатые губы указывали на то, что подобные мелочи женщину не смущают. Она отлично знает себе цену и привыкла командовать. При одном её взгляде моментально вернулась дрожь в коленках и полное онемение всех членов. Однако я взяла себя в руки, протянула букет, и, явственно клацая зубами, проблеяла:

― Это вам! Очень приятно познакомиться!

Согласна, фраза получилась корявой и не очень к месту, но ни на что иное в тот момент я была не способна. Взгляд будущей свекрови завораживал, гипнотизировал и лишал сил.

Хозяйка насмешливо вздернула брови, кстати сказать, их форма, в отличие от носа, была безупречной, и проговорила, томно растягивая слова:

― Восхитительные розы! Узнаю Ромочку! Как всегда, тонок и внимателен. Помнит, что мать любит желтые.

Слегка повела головой в сторону мужа и небрежно обронила:

― Поставь в вазу.

Потом опять посмотрела на меня:

― Ну, что ж! Давайте знакомиться! Меня зовут Аделаида Анатольевна. А вас...

Она свела безупречные брови к переносице, припоминая, а я подсказала:

― Анастасия.

― Да, да, Анастасия! Помню же, что совсем простое, деревенское имя, а какое именно... запамятовала.

― Отчего ж деревенское? ― опешила я, оскорбленная до глубины души. Мне мое имя всегда нравилось, и никто никогда не говорил, что оно деревенское. А тут ― на тебе! Деревенское!

― Ну, как же! У вас в деревне других имен, кроме Дашки, Нюшки да Настьки, отродясь не знали. Господи, прогресс идет семимильными шагами, бурно развивается наука, искусство, телевидение, наконец! А в нашей глубинке ничего не меняется. Как хлебали лаптями щит, так и продолжают хлебать!

Явная несправедливость этих слов сначала озадачила меня, а в следующее мгновение вызвала взрыв возмущения.

― Да что ж это такое? За что она меня так? Мы ведь с ней видимся первый раз в жизни! Я не сделала ей ничего плохого! За что она меня унижает?

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове и я, не очень соображая, что делаю, выпалила:

― По поводу имени могу сказать, что вы ошибаетесь. Имя старинное, исконно русское и совсем не деревенское. Так, между прочим, звали одну из дочерей последнего нашего царя. Что же касается деревни, спорить не буду-никогда там не жила. Вы же, судя по всему, отлично знакомы с обычаями деревенской жизни. Ну, это и понятно! У вас говор уроженки Псковской области. Конечно, будь вы исконной горожанкой, он был бы менее заметен, но тем, кто вырос в деревне, его не изжить.

Со мной такое бывает: разозлюсь, выпалю в запале, первое, что на ум придет, потом каюсь. Мама не раз убеждала сначала подумать, потом говорить. Советовала даже до десяти в уме считать, прежде, чем рот открывать. Я маме верила и по мере сил пыталась следовать её советам, но природа была сильнее меня и сладить с ней я не всегда могла. Хорошо маме было давать советы, она по характеру человек спокойный, уравновешенный, рассудительный. Мне же достался отцовский нрав. В карьере драматического актера его характер был плюсом. Но то был театр, игра, а мне в реальной жизни вспыльчивый нрав очень мешал. Вот и теперь, выпалив в запале первое, что пришло на ум, я тут же горько пожалела о сказанном. Услышав мою отповедь, будущая свекровь побледнела, закаменела лицом и сухо проронила:

― Прошу к столу.

Обед прошел тягостно. Тщетные попытки свекра разрядить обстановку результатов не дали. Аделаида Анатольевна хранила ледяное молчание, я, испытывая чувство вины и неловкости, отвечала односложно, только Рома был невозмутим и спокоен. С аппетитом поглощая обед, он безмятежно оглядывал нашу нахохлившуюся компанию и, казалось, совсем не тяготился напряженной обстановкой за столом.

Гробовое настроение нарушилось только однажды. Сообщение о том, что торжественной регистрации не будет, задело свекровь за живое. Она не выдержала и вспылила:

― Ну, нет! Не бывать этому! Я один раз сына женю и не позволю испортить мне такой торжественный день! Да и людей стыдно! Что скажут знакомые, узнав, что наш сын просто пошел в ЗАГС и расписался? Наверняка решат, что мы пожадничали и не захотели устраивать свадьбу.

― У нас с Ромой нет денег. Ведь ни он, ни я пока не работаем, ― попыталась я объяснить свою позицию.

Странно, но эти простые слова вызвали бурную реакцию:

― Не понимаю, о чем это вы! Может у вас в семье принято экономить на детях, а мы не нищие и для сына ничего не жалеем. Если Ваши родители не в состоянии оплатить свою часть расходов, мы все возьмем на себя, но лицом в грязь не ударим. В конце концов, у нас есть обязательства не только перед собственным ребенком, но и перед друзьями. Мы должны пригласить их, чтоб они разделили с нами радость.

Тут она замолчала, перевела дух и тихо закончила:

― К слову сказать, весьма сомнительную.

Слышать такое было неприятно, но я сдержалась и спокойно сказала:

― Считаю безнравственным устраивать подобные мероприятия на средства родителей.

― Глупости! Все, что есть у нас, принадлежит нашему сыну. А у вас в семье, как я погляжу, очень странные порядки. В общем, вы как хотите, а мы будем готовиться к свадьбе.

В тот момент я поняла, что война объявлена, и мир никогда заключен не будет. Ясно, выбор сына вообще был не по душе Аделаиде Анатольевне, а уж после моей необдуманной демонстрации строптивого характера хороших отношений ждать не приходилось.

Свекровь открыла рот, собираясь ещё что-то сказать, но тут вмешался Роман, который все это время сидел молча, с мечтательным видом глядя в окно.

― Все, мать! Финита! Поговорили и баста! На сегодня хватит, все остальные вопросы будем решать по мере их возникновения, ― неожиданно заявил он и толкнул меня в бок:

― Пошли, Настюха! У нас ещё масса дел, пора двигать.

Вскочив со стула, подхватил меня под локоть и поволок из квартиры. Лифта ждать не стал, а, перепрыгивая через две ступени, за руку потащил вниз по лестнице.

Пока мы неслись вскачь, я молчала, но оказавшись в машине, попыталась выяснить, что думает избранник по поводу такого неожиданного поворота наших планов.

― Да пусть делает, как хочет! ― отмахнулся Роман.

― Как же так? Мы же хотели по-другому! И потом, это наша свадьба, значит, нам и решать, ― возмутилась я.

― Ой, не нуди! Мало матери, так ещё ты подключаешься, ― скривился будущий муж. ― Не все тебе равно, как это будет? Мне лично без разницы, лишь бы тихо было и никто не приставал.

Эх, услышать бы мне тогда эти слова и догадаться, что он провозгласил свой девиз, свое отношение к жизни. Скольких неприятностей я избежала бы! Поняла бы, что Роман всегда идет по пути наименьшего сопротивления, и надеяться найти в нем опору, было с моей стороны глупостью. Однако в тот момент все мысли были заняты прошедшей встречей, и я пропустила слова мимо ушей.

Проснулась в три часа пополудни, вялая и сердитая. Думала, после непривычного дневного сна ночью буду маяться бессонницей, однако уже в одиннадцать вечера снова стала клониться ко сну.

Разбудил меня громкий стук. Сначала спросонья не поняла в чем дело, и только спустя несколько минут до меня дошло, что колотят кулаком во входную дверь. Глянула на часы, шел второй час ночи. И тут я испугалась. Не было никого в этом городе, кто мог бы прийти ко мне так поздно да ещё бесцеремонно лупить в дверь. Я встала и босиком, в ночной рубахе, пошла посмотреть в чем дело. По дороге прихватила на кухне топорик для разделки мяса и, сразу почувствовав себя увереннее, вышла на веранду.

― Кто там? ― крикнула я.

― Настя, ты дома? ― послышалось с улицы.

― Кто это? ― твердо спросила я, а у самой мурашки побежали по телу.

― Да я это, Николай! Не узнала, что ли? ― недовольно пробурчал голос за дверью

И точно, как только ночной визитер назвался, я узнала голос своего друга. Непонятно только было, чего он вздумал ломится ко мне среди ночи.

― Зачем явился? ― неприветливо поинтересовалась я, пристраивая топорик на полке рядом с дверью.

― Открывай! Что мы через дверь переговариваемся? Дело у меня к тебе!

― Сейчас, только халат накину, ― проворчала я и отправилась одеваться.

Николай медведем ввалился в дом, сердито протопал в комнату и, не обращая на меня ровно никакого внимания, по-хозяйски расположился у стола.

― Ну, и чего ты приперся? ― выпалила я, разозленная его бесцеремонностью.

― Дело у меня к тебе, ― буркнул приятель.

― Если дело, мог и позвонить, ― резонно возразила я.

― А то я не звонил! ― обижено фыркнул он.

Я глянула на телефон и смущенно скривилась. Николай говорил истинную правду, дозвониться до меня у него возможности не было. Отправляясь спать, я по московской привычке выдернула на ночь телефонный шнур из розетки. Сделала это машинально, потому что здесь некому было поднимать меня неожиданным звонком среди ночи, а в результате получила Кольку в качестве гостя. Признавать собственный промах я не собиралась, да и дружка поощрять к рассиживанию не хотела, потому хмуро приказала:

― Давай, излагай по-быстрому свое дело и топай домой.

― Грубая ты, Анастасия. И, между прочим, всегда такой была, ― скорбно покачал головой приятель.

― Ты, случаем, не пьяный? ― с подозрением поинтересовалась я, подошла ближе и принюхалась.

От Кольки действительно пахло спиртным и я, довольная своей правотой, торжествующе воскликнула:

― Ну, точно пьяный!

Отошла на шаг и строго спросила:

― Сюда чего приперся?

― Да не пьяный я, выпил граммульку с устатку, ― досадливо возразил Николай.

― Немного? Это сколько? Бутылку?

― Кончай придуриваться, Анастасия. Поизголялась и хватит, теперь садись и слушай! Поговорить мне с тобой надо, ― неожиданно трезвым голосом приказал друг и я подчинилась, села напротив и притихла.

Некоторое время Николай собирался с мыслями, потом заговорил:

― Мы друг друга давно знаем, считай, с самого рождения. Сколько себя помню, всегда вместе были. В детстве на пару по окрестным помойкам гоняли, в школе все десять лет за одной партой просидели. Я играл, читал, дрался, учил уроки, ходил на танцы в ДК строителей, а ты всегда рядом была. Только, когда ты в свою Москву рванула, мы расстались.

Я попыталась возразить, но он меня остановил:

― Подожди! Не о том речь! Это тогда я очень переживал, считал твой поступок предательством... сначала хотел ехать в Москву и силой тебя домой забирать, потом в загул кинулся ... Теперь я повзрослел, давно успокоился... Но вот что хочу тебе сказать... Мы не виделись столько лет, а все равно ближе тебя у меня никого нет и никому, как тебе, я не доверяю.

Меня его признание изумило. Сама я, хоть и относилась к нему с теплотой, ничего подобного не испытывала.

― Как же так? У тебя есть мать, родственники, жена, наконец, и ты кому из них не веришь? ― с сомнением спросила я, но приятель, погруженный в воспоминания, моих слов даже не услышал.

Говоря по совести, я к Колькиным признаниям отнеслась скептически. Считала, что под влиянием выпитого в нем взыграли сентиментальность и тоска по минувшей молодости, вот и несет всякую ахинею. А завтра на трезвую голову вспомнит, как кис передо мной и порол несусветную чушь, и ему станет стыдно. Решив, что человеку нужно помочь, пока глупостей не наделал и сам себя в неловкое положение не поставил, собралась было выставить его вон, как Николай тоскливо сказал:

― Настя, плохо мне.

― Да что случилось? ― всполошилась я.

― Беспокойно мне. Все время жду беды. А с тех пор, как Степана убили, вообще места себе не нахожу. Спать совсем перестал.

Подобные чувства мне были понятны, но развивать эту тему я посчитала лишним. Приятель и так весь на нервах, чего ж его ещё больше заводить? Поэтому забубнила первые пришедшие на ум фразы:

― Ну, это ты зря! Нельзя так изводиться. Он же не родня тебе, просто знакомый. Жаль, конечно, человека, только все погосты не оплачешь!

А что я могла сказать здоровенному лбу, который пришел ко мне среди ночи и жалуется на расстройство сна и нервной системы? Помочь путным советом не могла, так как вообще не понимала, что именно происходит. Как не понимала, чего он пришел ко мне и какой именно помощи ждет. В ответ на мои причитания Николай досадливо поморщился:

― Степана, конечно, жалко, но дело не в этом. Боюсь я, Настя!

― Чего боишься?

― Боюсь... Знаю, следующим буду я, ― выдохнул Николай.

― Ну, вот и приехали! И что теперь делать? Как вести себя? Я с такими вещами никогда не сталкивалась, опыта не имею.

Откуда-то из глубины памяти всплыло предупреждение: «Главное ― не пороть горячку!», и я осторожно спросила:

― Ты знаешь, почему убили твоего компаньона?

― Точно не знаю, но догадываюсь. Последние месяцы у нас на фирме стали происходить странные дела. Все идет не так: контракты срываются, стройматериалы до места не доходят, рабочие увольняются, в инстанции летят анонимки. Как я теперь понимаю, то была психологическая атака... теперь перешли к действиям… Вот Степку убили, а он был моей правой рукой.

― Ну, а причина в чем? ― продолжала допытываться я.

― Копает кто-то под нас. Пока просто неприятности были, думал, это обыкновенные пакости конкурентов, а после убийства понял, что все очень серьезно. Меня и фирму решили под корень извести.

― Кто?

― Кто-то из своих... из тех, кто рядом находится... люто ненавидит меня... и это самое страшное...

― Кто это может быть? ― настойчиво повторила я.

― Не знаю! Если б знал, ― с тоской произнес Николай, ― своими бы руками в клочья порвал.

В памяти всплыло покушение на самого Николая в день нашей первой встречи, и я напомнила:

― В тебя ведь тоже стреляли! Ты узнал покушавшегося?

Он страдальчески поморщился:

― Видел мельком в кустах. Толком не разглядел, но... Знаешь, было в нем что-то очень знакомое!

― Ну, хоть какие-то догадки у тебя есть? ― не выдержала я.

― Нет! Поэтому, никому не верю! ― отрезал приятель, и в комнате повисла тяжелое молчание.

Николай сидел, вытянув перед собой мускулистые руки и задумчиво рассматривая свои сжатые кулаки. Я неловко примостилась на краешке стула и меня, несмотря на жару, била крупная дрожь. Наконец он заговорил и его слова, словно камни в воду, мерно падали в вязкой тишине:

― Я ж эту фирму по кирпичику строил. Не ел, не спал, изворачивался как уж, чтоб её создать. Я не за деньгами гнался, я мечту в жизнь воплощал. Хотел доказать, что я на что-то способен. Я не фирму создавал, я свою состоятельность доказывал. В конце концов, построил её. У меня самая крупная и самая преуспевающая фирма в области. Это мое детище, мой ребенок, а теперь какая-то сволочь хочет все развалить! Ты не представляешь, как я обрадовался, когда увидел тебя. Как удачно получилось, что ты как раз в это время домой вернулась. Мне тебя сам Бог послала!

― Чем же я могу тебе помочь? Я женщина, по профессии учитель, в этих вопросах не разбираюсь.

― Можешь, ещё как можешь, ― упрямо набычился друг.

― Да что нужно сделать? Объясни толком.

Николай вытащил из кармана запечатанный конверт и положил перед собой.

― Здесь моя последняя воля. Если со мной случится беда, сделай так, как там написано. Обещаешь?

― С ума сошел. Такое удумал, ― ахнула я. ― Что скажут твои родные? Они тебя не поймут, обидятся и будут правы. С какой стати ты доверяешь мне такое деликатное дело?

― Я в здравом уме, ― заупрямился Николай, ― и просьбу свою хорошо обдумал. Положиться могу только на тебя. Считай, что у меня депрессия, мания преследования, бред. Думай, что хочешь, но обещай строго следовать инструкциям, изложенным в этой бумаге.

Я поколебалась, потом согласно кивнула:

― Хорошо, обещаю.

― Молодец, ― моментально успокоился Николай. ― Ну, я пошел. Поздно уже.

На пороге обернулся и добавил:

― Конверт не вскрывай. Если все закончится благополучно, заберу его у тебя.

Я заперла за ним дверь, вернулась в комнату и без сил опустилась на стул. Просьба меня огорошила. Ничего подобного я не ожидала, растерялась и потому уступила. Немалую роль тут сыграли и сентиментальные чувства, и детские воспоминания и мое сочувствие к давнишнему другу. Однако, стоило ему уйти, как меня стали одолевать сомнения. Своим согласием я поставила себя в неловкое положение. Дала обещание втемную, а вдруг у меня не хватит сил и умения выполнить требуемое? Кроме того, на горизонте маячил неизбежный скандал с ближайшими Колькиными родственниками. Объяснить им, почему именно на меня возложено выполнение его последней воли, будет очень сложно. Я попыталась утешить себя тем, что с приятелем, даст Бог, ничего не случится и мне не придется выполнять свое обещание, однако, из этого ничего не вышло. Я испытывала непреодолимое желание вскочить, догнать Николая и вернуть злополучный конверт. Конечно, ему такой поворот точно не понравится и он на меня смертельно обидится, но мне самой сразу станет спокойнее.

Помучившись некоторое время, я, в конце концов, приняла решение и оно, как оказалось, было единственно верным.

Я сидела на рабочем месте и задумчиво разглядывала очередной голубой конверт. Он пришел с утренней почтой и снова на нем от руки, печатными буквами было начертано: "Сипягину Н. Я. Лично. Не вскрывать." и три восклицательных знака. При других обстоятельствах я, скорей всего, подумала бы, что Николая с маниакальной настойчивостью одолевает какой-то жалобщик или проситель, но в свете последних событий, конверт выглядел загадочно и немного зловеще. В голову лезла тревожная мысль, что приходят эти странные послания неспроста и их появление имеет отношение к нашим неприятностям. Очень хотелось вскрыть конверт, но я сдержала неуместный порыв и аккуратно отложила письмо в сторону. Вот освободится Николай, отнесу ему почту, тогда и спрошу, что это.

Правда, прорваться к начальнику в ближайшее время не представлялось возможным. С раннего утра к нему валом валил народ и каждый со своими неотложными проблемами. Вот и сейчас в кабинете находился заместитель директора по производству Виталий Чертков. Сквозь неплотно прикрытую дверь было слышно, что разговор шел на весьма повышенных тонах. Виталий был настолько зол, что от его обычной меланхолии даже следа не осталось. Он клокотал яростью и требовал ответа на извечный российский вопрос «Что делать?». Как я поняла, причина раздражения заключалась в том, что в воскресенье на склад пришла первая партия леса, и весь он оказался некондиционным.

― Что прикажешь с ним делать? ― в который раз вопрошал разъяренный Виталий, мечась из одного угла кабинета в другой. ― Мало того, что он сырой, так ведь ещё весь винтом! Если даже мы его высушим, хотя это сорвет план, ничего путного все равно не получится. Николай, это выброшенные на ветер деньги. Скажи, где Григорий откопал эту фирму? Сколько кручусь в нашем бизнесе, о ней не слыхал. Они, что, из новеньких? Он её догадался проверить, прежде чем контракт заключать? Может, это однодневка какая!

Виталий немного побегал по кабинету, натыкаясь на мебель и тихо матерясь сквозь зубы, потом замер и неожиданно спокойным голосом сказал:

― Слушай, Николай! А ведь это может быть обыкновенным кидняком!

Он замолчал, обдумывая собственную догадку, потом заговорил снова, и голос его звучал очень уверенно:

― Николай, все сходится. Завышенная цена, предоплата, первая поставка, чтоб не обвинили в мошенничестве, потом тишина. Можешь меня пристрелить, но больше мы от них ничего не получим. Точно, кидняк чистой воды! Как же Гришка так лопухнулся, а? За те деньги, что он заплатил, и на тех условиях, можно было и получше фирму найти.

Николай слушал своего зама молча, и я сначала даже подумала, что история с лесом его не особенно трогает. Это было совсем не удивительно, ведь на фоне убийства Степана Щапова и других грядущих неприятностей, история с неудачной покупкой леса действительно выглядела не слишком трагически. Однако когда он возник в дверях кабинета и грозно проревел «Гишку сюда! Немедленно!», я поняла, что глубоко заблуждалась. Николай был в ярости, и бедного Гришу в тот момент следовало пожалеть от всей души.

Разыскать Григория я не смогла. Средний Сипягин исчез, как в воду канул. На работу не приходил, сослуживцы и родственники не видели его с пятницы. Я не замедлила доложить начальнику о результатах поисков и в ответ получила разгневанный взгляд.

― Ищи до тех пор, пока не найдешь! ― сердито приказал Николай и отвернулся к заму, показывая, что разговор со мной окончен. Выходя, слышала, как за моей спиной он неожиданно спокойным голосом уговаривал Черткова:

― Не волнуйся, Виталий. Проблему решим, без леса не останешься.

Я в бизнесе не разбираюсь и потому заверениям не поверила. По моим представлениям, если договор заключен с мошенниками, то о деньгах можно забыть. Наверное, эти ребята на что-то рассчитывали, когда затевали такую авантюру. Однако, на Виталия слова шефа подействовали благотворно, он притих и уже вполне мирно перешел к изложению других, менее важных проблем.

Виталий ушел, я воспользовалась моментом, подхватила почту и заспешила к начальнику. Положила принесенное на стол и только собралась спросить про конверт, как хлопнула входная дверь, раздалось бодрое цоканье каблучков по паркету, и в следующий момент в кабинете возникла сияющая улыбкой Нина.

― Привет! ― пропела она с порога. Неожиданно, её взгляд наткнулся на меня. Посетительница иронично вздернула брови, поочередно, с преувеличенным вниманием оглядела нас с Николаем и игриво поинтересовалась:

― Не вовремя?

Я не очень поняла, на что она намекала, потому промолчала и поспешно удалилась. Пусть начальник сам ломает голову над скрытым смыслом замечаний своей приятельницы, а мне до этого дела нет. Сипягин же Нинины слова пропустил мимо ушей и сразу перешел к главному:

― Узнала насчет налоговой?

― Узнала, Коленька, только ничем порадовать не могу.

― Что так? ― посуровел Николай. ― Начальник налоговой неожиданно ушел в отпуск и стал недосягаем для общения?

― Шутник, ты, Коля! Знаешь же, что он на месте, ― смущенно хихикнула посетительница.

― Тогда в чем проблема? Если в деньгах, следовало сказать, что я скупиться не стану.

Нина досадливо хмыкнула:

― Причем тут деньги? О деньгах я с ним и не говорила! Не такие у меня с начальником налоговой инспекции отношения, чтоб открыто взятку предлагать. Единственное, что могла для тебя сделать, это поинтересоваться сутью проблемы. Он ответил, пришло письмо, они должны реагировать и теперь будут разбираться.

― Дорогая, ради этого и ходить не стоило. Все это я и сам знаю. Я просил тебя утрясти проблему! И мне казалось, ты меня поняла.

― Коля, ты требуешь невозможного! У меня с ним не такие отношения...

― Какие у тебя с ним отношения, я отлично знаю. Не забывай, мы с тобой знакомы не первый год. А вот то, что не захотела помочь, меня удивляет. Такого поворота я не ожидал. Может, нарочно время тянула? Знаешь, ведь, что в таких делах главное не опоздать! ― перебил её Николай.

― Ну, Николаша! Что ты, право слова, напраслину на меня возводишь. Меня твоя подозрительность просто удивляет! Разве б я не помогла, если бы была такая возможность? Обязательно бы помогла, но это выше моих сил.

― Ну, что ж, на нет и суда нет, ― тяжело вздохнул Николай.

Некоторое время в кабинете было тихо. Потом Нина задала вопрос ради которого, я думаю, она и явилась:

― Мою проблему вентилировал?

― Ты о чем? ― удивился Николай.

― Ну, как же! Я просила тебя узнать про кредит.

― Ах, про кредит. Узнавал. Конечно, узнавал. Специально в банк ездил.

― И что?

― Они с удовольствием дадут тебе кредит. Можешь хоть завтра оформлять документы.

― Как мило! А условия? ― радостно воскликнула Нина.

― Условия? Обычные! Как всем!

― Коля, я тебя не об этом просила! На обычных условиях я и без твоей помощи могла получить. Мне нужен льготный кредит, и я просила за меня похлопотать, ― рассердилась приятельница на своего бестолкового друга, но даже в эту минуту в её голосе не чувствовалось настоящей злости. У меня, неизвестно почему, создалось впечатление, что сложившаяся ситуация её скорее забавляет, чем огорчает.

Николай изобразил удивление:

― Льготный? Извини, значит, я не понял.

― Что ты прикидываешься? Не понял он! Все ты понял! Просто не захотел помочь! Ведь не захотел, да? ― промурлыкала Нина.

Николай в ответ зашуршал бумагами, и Нинины вопросы повисли в воздухе. После небольшой паузы она тихо спросила:

― Коля, что происходит? Почему между нами возникла враждебность?

В ответ послышался задумчивый голос:

― Сам задаюсь этим вопросом. Вот, например, совершенно не понимаю, зачем тебе нужно было перехватывать мой заказ? Других в городе нет?

В кабинете опять повисла тишина. Похоже, теперь наступила очередь Николая задавать вопросы и не получать на них ответы. Однако, он по характеру был большим упрямцем и всегда пытался добиться своего. Не изменил себе и в тот раз.

― Откуда узнала про строительство супермаркета? Кто тебе сказал? допытывался Николай.

Его настойчивость позабавила Нину, и она тихонько рассмеялась:

― Мир не без добрых людей. Считай, синичка на хвосте принесла.

― Ясно, а тебе эта ушлая синичка не сказала, что я уже предварительно договорился и считал этот заказ практически своим? Ведь знала, что переходишь мне дорогу?

― Коля, ну что ты обижаешься? Это же бизнес! Кто шустрее, тот и в выигрыше. Сегодня я тебя обошла, в следующий раз ты меня. Такова жизнь, Николаша.

Голос Колькиной приятельницы звучал очень спокойно и даже немного обижено. Казалось, она искренне недоумевает, почему Николай так завелся.

― Как была, ты, Нинок, дурой, так ею и осталась. Ничему тебя жизнь не учит. Перешла мне дорогу, уела по мелочи и радуешься! А того не понимаешь, что в результате своих козней теряешь больше, чем приобретаешь. Моя дружба дорого стоит, вела бы себя порядочно, большую выгоду поиметь могла, ― взорвался Николай.

Ответа опять не последовало, и он тяжело вздохнул:

― Ладно, твоя проблема. А теперь извини, все вопросы мы с тобой порешали и мне нужно ехать. Дел много.

Он первый, недовольный и хмурый, вышел из кабинета и быстро зашагал к выходу.

― Явится Гришка, пускай никуда не отлучается и ждет меня, ― приказал на ходу и скрылся за дверью.

Следом, как всегда сияющая и довольная, выплыла Нина. Казалось, неприятный разговор её совершенно не расстроил, и она пребывала в прекрасном расположении духа. Задержавшись возле моего стола, томно закатила глаза и пропела:

― Жара какая, просто ужас. На улице с раннего утра пекло. А днем обещают +35! Холодной минералки не найдется? Умираю от жажды! Весь день пью, пью, а напиться не могу.

Пока я возилась с бутылками, она стояла возле окна и задумчиво глядела на задний двор. Приняв у меня из рук запотевший стакан, неожиданно поинтересовалась:

― Что слышно про убийство бравого милиционера?

Вопрос звучал почти игриво, и тон совершенно не соответствовал смыслу сказанного.

Какого милиционера? ― удивилась я.

Нина широко открыла фиалковые глаза и фыркнула:

― Степана Щапова, конечно! Или у вас ещё кого убили?

Я так опешила, что только и смогла спросить:

― Почему милиционера? Он же бизнесменом был!

Думаю, со стороны в тот момент я выглядела форменной недотепой. Видя мою растерянность, посетительница насмешливо глянула на меня из-под ресниц и снисходительно усмехнулась:

― Бизнесменом он стал не так давно. А до этого в ментовке служил.

Довольна произведенным эффектом, она принялась пить мелкими глоточками воду, не забывая при этом хитро поглядывать на меня поверх стакана. Выпив все до капли, аккуратно поставила его на край стола, вежливо поблагодарила и выпорхнула из приемной.

Известие о том, что Щапов раньше был милиционером, меня заинтриговало.

― В голове не укладывается, какими образом он мог превратиться в совладельца фирмы. По моим представлениям, для этого в дело нужно вложить деньги, причем, очень приличные. Не с пустыми ж руками он пришел в компаньоны набиваться! А если учесть, что доля Сипягина заключалась в заводе, то и претендент должен был внести что-то равнозначное. А откуда у обыкновенного милиционера такие суммы?

Хотя, с чего это я решила, что погибший был пешкой? Может, он в начальниках ходил и имел большой чин! Вон, как его коллеги землю носом роют. Совсем с ног сбились, разыскивая убийцу. Неужели, из-за рядового сотрудника так будут суетиться? С другой стороны, слишком молод был Степан, чтоб до больших званий дорасти. Скорей всего, тут играют роль корпоративные чувства. Убили милиционера, причем, по подлому выстрелив ничего не подозревающему человеку в спину. Вот теперь его бывшие сослуживцы, пылая гневом, и ищут убийцу. Ну, ладно! Почему вся милиция города ради него на уши встала, мне не особо интересно, а вот как он превратился в компаньона преуспевающей фирмы, очень даже любопытно. Что по-настоящему больших денег у Щапова быть не могло, я уже сообразила. Чем же тогда он так привлек Николая, что тот согласился взять его в долю? Может, связями? Когда занимаешься бизнесом, возникают всякого рода проблемы, часто очень щекотливые, и если есть человек, обладающий достаточным влиянием, чтоб их решать, это неплохо. Неплохо, но не повод, чтоб в долю брать. Можно просто купить услуги и обойдется это значительно дешевле. А потом, у Сипягина самого крепкие связи в городе. Вон, с мэром дружит, его предвыборную кампанию финансировал. Какие ещё связи нужны, когда ты с городской администрацией на короткой ноге?

А если Степан был связан с криминальными структурами? В газетах часто пишут, что сегодняшняя милиция ― это мафия. Может, он крышевал фирму и защищал от наездов других криминальных групп?

Тут я в своих рассуждениях зашла в полный тупик, потому как имела крайне смутное представление о взаимоотношениях бизнесменов с их «крышами». Моих куцих, почерпнутых из газет знаний явно не хватало, чтоб разобраться в хитросплетениях бизнеса и криминалитета.

«Поговорить бы со знающим человеком», ― тоскливо подумала я, и в голове всплыло имя Алеши Качанова.

Он учился со мной в одном классе и считался лучшим математиком в школе, что крайне раздражало Кольку. Мой честолюбивый приятель на протяжении всех лет учебы страшно конфликтовал с Алешей, раздраженный его явным преимуществом в той области, где на первенство претендовал он сам. Алеша же нрав имел покладистый и на Колькины взбрыки смотрел со спокойной насмешливостью. Что касается меня, то математические амбиции мне были абсолютно чужды, Алешин спокойный нрав импонировал и у меня с ним сложились добрые отношения. В общем, парень подавал большие надежды и все ожидали, что после школы он пойдет в институт. Алеша же неожиданно для всех стал милиционером. Последний раз мы виделась, когда я приезжала хоронить маму. Николай в тот момент в городе отсутствовал, и Алеша вдвоем с мои мужем занимались всеми печальными делами. Помнится, при расставании он дал мне свой рабочий телефон.

Я принялась быстро листать пухлую записную книжку и действительно на букву «К» нашла телефон Качанова.

Сначала трубку никто упорно не брал, и я уж было подумала, что придется разыскать одноклассника через его родителей, как неожиданно услышала бодрое:

― Качанов у телефона!

― Алеша, здравствуй. Настя Полоцкая беспокоит.

― Настена! Привет! Что такого ужасного стряслось в Москве, что ты мне звонишь?

― Я не в Москве. Я здесь, дома, ― засмеялась я.

― Давно приехала?

― Да, нет! Несколько дней назад.

― Молодец, что позвонила! Как супруг? Он тоже с тобой?

Зря Алеша спросил про Романа. При одном упоминании о муже у меня тут же испортилось настроение, но я взяла себя в руки и, как ни в чем не бывало, ответила:

― Остался в Москве. У него дела, работа. Я приехала одна.

― Жаль, отличный мужик. Хотел бы снова с ним встретиться.

Тут я придерживалась совершенно противоположного мнения, но пускаться в обсуждение не стала и перешла к интересующему меня вопросу:

― Алеша, ты Степана Щапова знал?

Голос бывшего одноклассника моментально посуровел:

― Почему ты о нем спрашиваешь? Была с ним знакома?

― Нет, что ты! Я его совершенно не знаю, ― испуганно пискнула я.

Честно говоря, собираясь обращаться за консультацией к Алеше, я как-то не учла, что мой интерес к погибшему вызовет у него законные вопросы, а вразумительно ответить на них мне будет трудно. Теперь же следовало или честно объяснять причину своего любопытства, которая в глазах взрослого человека да ещё милиционера, должна выглядеть крайне неубедительно, или беззастенчиво врать. Пока я ломала голову в поисках правильного ответа, Алексей продолжал допытываться:

― Если ты его совершенно не знаешь, откуда этот интерес?

― Никакого особого интереса нет. Я слышала, что его убили, а потом случайно узнала, что он раньше был милиционером и мне стало интересно, как милиционер превратился в бизнесмена, ― пустилась я в путанные объяснения, кляня про себя Алешину подозрительность. Ну, что ему трудно дать простой и ясный ответ и не изводить меня пустыми расспросами?

― Что-то ты темнишь, дорогая! Не успела приехать и уже интересуешься погибшим при странных обстоятельствах человеком. Причем, заметь, тебе совершенно незнакомым.

В интерпретации Алеши мое любопытство действительно выглядело подозрительно. А он в своих домыслах на этом не остановился и продолжал их развивать:

― Это, наверняка, Кольки Сипягина инициатива. Степан был его компаньоном, вот этот пройдоха и попросил тебя разведать, что к чему. Суетится и нервничает, бизнесмен хренов, боится как бы это убийство на его делишках не отразилось.

Чувствовалось, несмотря на прошедшие со дня окончания школы на годы, юношеская неприязнь между этими двумя не исчезла. Алешины необоснованные подозрения меня возмутили, и я сердито выпалила:

― Что ты выдумываешь! Николай здесь ни при чем. Я обратилась к тебе по своему разумению, о чем теперь, скажу честно, искренне жалею. Звонила школьному другу, а напоролась на милиционера.

Моя отповедь несколько охладила Алешу, и он примирительно сказал:

― Ладно, не кипятись. Не хотел тебя обидеть. Просто знаю, вы с Сипягиным дружите, вот и решил, что это он подбил тебя позвонить.

― Да оставь ты Кольку в покое, он здесь ни при чем, ― взорвалась я.

― Хорошо, он ни при чем! С трудом, но верю. Тогда объясни толком, откуда знаешь Щапова, и почему он тебя интересует.

Разговор пошел по второму кругу и грозился стать бесконечным. Если я хотела получить информацию, нужно было дать вразумительное объяснение моего интереса к Степану.

― Давай встретимся и я все тебе расскажу, ― устало сказала я.

― Давай, ― моментально откликнулся Алексей. ― Хочешь, после работы к тебе заеду, и мы все обсудим?

Возвращаться на свою окраину и ждать встречи, когда я сгорала от любопытства, посчитала пустой тратой времени и предложила:

― Давай состыкуемся где-нибудь в центре. В шесть часов тебя устроит?

― Тогда заходи ко мне на работу. Адрес знаешь?

― Откуда? Я здесь столько лет не была.

Алексей продиктовал мне адрес, пообещал ждать и повесил трубку, а я отправилась на розыски Григория. Он оказался прямо таки неуловимым: вот только сию минуту его видели неподалеку, но к моему приходу он уже успевал бесследно исчезнуть. В конце концов, удалось обнаружить его на кухне, где Гришка с аппетитом наминал горячие наваристые щи. Услышав, что его хочет видеть старший брат, он в знак согласия только энергично кивнул, внятно ответить ввиду плотно набитого хлебом рта не мог.

― Поешь и приходи, ― Николай скоро вернется, он не надолго отлучился, ― сказала я и Гришка, не прекращая помахивать ложкой, снова ответил молчаливым кивком.

Николай вернулся не так скоро, как я предполагала, и к тому времени, когда он вошел в приемную, Григорий уже минут сорок как сладко спал в кресле возле моего стола. Увидев разомлевшего братца, Сипягин моментально рассвирепел и грозно пророкотал:

― Явился?

Гришка спросонья не понял, что старший гневается и в ответ сладко зевнул. Думаю, будь Николай в другом расположении духа, он бы снисходительно отнесся к минутной слабости младшего брата и даже посмеялся бы над ней, но тут взорвался:

― Ты где находишься, черт тебя дери? На работе или дома в теплой кровати?

Вся сонливость в момент слетела с Григория и он, выпучив глаза, ошалело воззрился на багрового от гнева Николая. А тот, забыв обо всем на свете, продолжал самозабвенно орать:

― Совсем обнаглел! Так разболтался, что даже видимость трудовой деятельности создавать тебе лень. А ты, между прочим, деньги за работу получаешь и, заметь, не малые. И я тебе их плачу вовсе не зато, чтоб ты у меня в офисе штаны просиживал да щеки нагуливал. Мне работа нужна! Слышишь? Работа! А ты что вытворяешь, а? Что за лес мне купил, каналья? Каким местом думал, когда контракт с этими аферистами подписывал и половину денег им наперед проплачивал?

Тут Гришка, наконец, проснулся, понял, что над его головой бушует гроза и струхнул так, что даже пухлые щеки побледнели. Он поднял обе руки, будто защищаясь, и сбивчиво залопотал:

― Коляша, подожди... Подожди минуточку... Я все объясню... Это недоразумение...

Как ни странно, растерянный и жалкий Гришкин вид утихомирил Николая, он перестал гневаться и устало сказал:

― Что ты мне объяснишь? Что тебя кинули, как пацана? Так это я и без тебя уже понял!

― Коля, я все исправлю! Обещаю! Поеду к этим аферистам и серьезно с ними поговорю! Они меня ещё узнают!

― Сиди уж! Поедет он... Найдется, кому съездить... Относился бы внимательнее к моим поручениям и ни пришлось бы после тебя ничего переделывать, ― миролюбиво проворчал Николай, окончательно сменив гнев на милость.

Гришка со скорбным лицом мелко закивал, признавая справедливость укором старшего брата, а тот совсем уже спокойно закончил:

― Сам понимаешь, этого я так оставить не могу. Ты нагрел мою фирму на приличную сумму, поэтому, пока не выплатишь все профуканные деньги, будешь получать от зарплаты одну треть. Остальной частью будет погашаться долг!

Гришкино лицо огорченно вытянулось, и он плаксиво затянул:

― Коляша... как же это, Коляша...

Но в следующую минуту умолк, потому что лицо старшего брата опять стало опасно багроветь и наливается гневом. Николай махнул рукой, сердито бросил:

― Все! Свободен! ― и скрылся в кабинете.

Григорий немного постоял, погруженный в глубокие раздумья, потом обреченно вздохнул и, не говоря ни слова, покинул приемную.

В пятнадцать минут седьмого я подходила к солидному серому зданию, в котором располагалось городское управление внутренних дел.

― Хорошо все-таки жить в маленьком городе. Никакой суеты, все рядом. В любой конец можно добраться пешком, в крайнем случае проехать десять минут на автобусе, ― умиленно подумала я и в следующую минуту поймала себя на том, что раньше считала совсем иначе. В юные годы именно эти малые размеры и сонная тишина родного городка вызывали у меня острое раздражение.

― Стареешь, Анастасия, ― грустно усмехнулась я.

Алешу увидела издали. Он сидел на лавке у входа и курил. Завидев меня, отбросил сигарету в сторону и вскочил на ноги.

― Прости, припоздала немного. На работе задержалась, ― извинилась я.

― Ты работаешь? ― изумился Алеша.

― Давай присядем, и я все изложу по порядку.

Мы отошли в сторону, где под развесистой липы стояла ещё одна скамейка, и устроились в тени. Хотя день клонился к вечеру, солнце продолжало печь, и удушающая жара, изводившая всех с раннего утра, никак не желала спадать.

Отправляясь на встречу, твердо решила не мудрить и рассказать все как есть. В конце концов, никакой вины я за собой не чувствовала, страшных последствий после своей откровенности не ожидала, чистосердечность же очень упрощала общение с таким неглупым и дотошным человеком, как мой бывший одноклассник. Начала с отъезда из Москвы, мимоходом упомянув о разногласиях с мужем, а закончила разговором с Ниной. В своем пространном рассказе я старательно избегала любых упоминаний о Кольке и, конечно, умолчала о его ночном визите и врученном мне конверте. Это были не мои дела, и тут я посчитала себя не вправе пускаться в откровенность. Алеша слушал очень внимательно, а когда я замолчала, со вздохом сказал:

― Теперь все ясно. Что я могу сказать? Щапова знал плохо. Пересекались иногда по делам, но не более того. Однако, признаюсь честно, он мне не нравился. Знаешь, его вообще не любили. Сегодня только ленивый не ругает милицию. Ее обвиняют во всех мыслимых грехах и, как не грустно это признавать, часть обвинений справедлива. Но, заметь, в милиции, как и везде, работаю обычные люди. Есть нормальные мужики, которые честно выполняют свой долг, а есть такие, как Щапов.

― Чем конкретно он тебе не нравился?

― Скользкий был. Грубый, нахрапистый и очень скользкий. Фактов у меня нет, но кое-какие слухи долетали...

― Алеша, что ты ходишь вокруг? Понимаю, бережешь честь мундира. Но раз начал говорить, так выкладывай все, ― не удержалась я.

― Давай я тебя с одним человеком познакомлю. Он, если захочет, даст ответы на многие твои вопросы, ― предложил Алексей.

― Давай, ― немедленно согласилась я. ― А его не удивит мой интерес к убиенному?

― Я ему все объясню, ― успокоил меня приятель.

Кабинет нужного нам человека располагался на втором этаже.

― Посиди здесь, ― кивнул Алеша на ряд стульев и скрылся за дверью.

Пробыл он там минут десять, если не больше. Наверное, излагал хозяину кабинета суть дела и уговаривал поговорить со мной, а я все это время подпирала плечом стену коридора. Молодые мужчины, снующие мимо, окидывали меня заинтересованными взглядами, но меня это не трогало. Хоть я и покинула мужа навсегда, свободной женщиной себя не чувствовала и для этого были весьма веские причины.

Наконец, дверь приоткрылась, и Алексей бодро позвал:

― Анастасия, заходи.

Хозяином небольшого кабинета, всю обстановку которого составлял канцелярский стол, три стула и обшарпанный допотопный сейф, оказался тот молодой человек в гражданском костюме, который присутствовал на допросе. При моем появлении он привстал и приветливо сказал:

― Здравствуйте, Анастасия Аркадьевна. Очень раз снова видеть вас. Прошу, садитесь.

― Знакомы? ― удивился Алексей.

― Он меня допрашивал, ― хмуро пояснила я, от всей души жалея, что согласилась на Алешино предложение.

― Ну, зачем же так мрачно. Я просто присутствовал при беседе. Это был не допрос, а беседа, уважаемая Анастасия Аркадьевна. Допросы, они совсем не такие, ― сверкнул хозяин белозубой улыбкой.

― Разницы не заметила. Для меня это был допрос, причем унизительный, ― не уступала я.

― Не кипятись, Настя, ― торопливо вмешался мой одноклассник, потом обратился к своему сослуживцу: Не обращай внимания, Костя. У неё вообще вспыльчивый нрав, а сейчас Настя к тому же ещё нервничает.

― Все в порядке. Уверен, мы найдем общий язык, ― успокоил его тот.

Алеша кивнул:

― Тогда я пошел, у меня дела. Вечером созвонимся.

Последние слова относились ко мне. Я поняла, Алеша хотел меня успокоить, однако сама я успокаиваться не желала, глядела угрюмо и, вообще, подумывала над тем, чтобы покинуть кабинет. Хозяин угадал мои намерения и поспешно сказал:

― Право слово, зря так нервничаете, Анастасия Аркадьевна. У меня нет никакого желания причинить Вам вред. Давайте поговорим, и вы поймете, что наша встреча вам ничем не грозит. Но сначала позвольте представиться. Моя фамилия Баринов, зовут Константин.

― Очень приятно, ― неохотно откликнулась я.

Константин поставил локти на стол, сплел пальцы и, собираясь с мыслями, в большой задумчивости уставился на них. Начал он издалека:

― Анастасия Аркадьевна, мы с Алексеем друзья и только потому я согласился на разговор с Вами. Честно говоря, не очень понимаю ваш интерес к делу Щапова и уж совсем его не одобряю. Заниматься расследованием должны компетентные органы. Любителям это занятие противопоказано, дело может оказаться опасным.

― Я вовсе не занимаюсь расследованием, ― запротестовала я. ― Мое единственное желание, узнать, что за человек был Степан. Если б предполагала, что невинное любопытство обернется такими сложностями, ничего бы не спрашивала.

Все это я выпалила на одном дыхании, клокоча от распиравшего раздражения, а на последней фразе вообще не удержалась и в сердцах пнула стол.

Он сделал вид, что ничего не заметил и с некоторой бесшабашностью предложил:

― Анастасия Аркадьевна, а давайте заключим взаимовыгодное соглашение.

При этих словах я насторожилась. Похоже, меня принимали за взбалмошную идиотку, и пытались втянуть в игру, правила которой наверняка забудут сообщить. Константин опять угадал мои мысли и обезоруживающе улыбнулся:

― Никакого вреда вашему другу, Николаю Яковлевичу Сипягину, от нашего маленького союза не будет. Даю слово чести.

Я глянула на него ещё с большей недоверчивостью и не поверила не единому слову. Он подождал немного, но так как я хранила угрюмое молчание, вынужден был продолжать:

― Во время предыдущей беседы, которую вы почему-то упорно именуете допросом, была заметна ваша тревога за своего друга. Право слово, напрасно нервничаете. У нас нет абсолютно никаких претензий господину Сипягин. Уважаемый человек, солидный бизнесмен, прекрасная репутация. К сожалению, у него в офисе произошло убийство. Событие само по себе печальное, но все усугубляется тем, что у нас при его расследовании возникают определенного рода сложности. Ни для кого не секрет, что господин Сипягин приятельствует с мэром, а с остальными членами городской администрации находится в дружеских отношениях. Мы стараемся действовать очень деликатно, но, согласитесь, работать-то нужно. А нам постоянно звонят из мэрии и интересуются, не ущемляем ли мы достойного человека.

Константин замолчал, и я уж было решила, что он высказал все, что хотел, но ошиблась.

― Мы не можем даже на допрос его вызвать, опасаясь недовольства отцов города. И информацию из офиса Сипягина получить практически невозможно, ― вдруг пожаловался Баринов.

― Шпионить не буду, ― отрезала я и снова вознамерилась покинуть кабинет.

Константин шустро выскочил из-за стола, загородил мне дорогу и зачастил:

― Подождите! Ничего непорядочного я не предлагаю. Как вы могли такое подумать? Речь идет о взаимовыгодном сотрудничестве. Я ввожу вас в курс дела, а вы, если узнаете что интересное, рассказываете мне. Согласитесь, работая в офисе и неформально общаясь с сотрудниками, проще получить информацию.

Предложение меня оскорбило. Я молчала, прикидывая, как пообиднее его послать, но он не дал мне рта открыть:

― Вы ни чем не рискуете. Будете совершенно свободны в своих поступках и расскажете только то, что сами захотите.

Баринов обезоруживающе улыбнулся:

― Видите, вы оказываетесь в более выгодном положении. Я уже сейчас выкладываю факты, а у вас остается свобода выбора. Не захотите-не скажете!

― Меня вербуют в осведомители, ― мысленно усмехнулась я, однако возмущаться не спешила.

Его предложение немедленно поделиться информацией показалось мне очень привлекательным, тем более, что сама я в дальнейшем собиралась нарушить наши договоренности без малейших угрызений совести.

― Узнаю что, вредящее Кольке, промолчу, ― решила я и согласно кивнула.

― Значит, по рукам, ― обрадовался мой предполагаемый партнер.

Я снова кивнула.

― Щапов работал оперуполномоченным 2-го отделения милиции. Не секрет, что некоторые опера, работающие «на земле», не брезгуют возможностью подработать. Они получают деньги с «мамок», пасущих своих проституток, облагают данью мелких торговцев в ларьках, контролируют местный рынок и держат под неусыпным надзором наркоманов. Эти опера знают все "точки" в городе и регулярно снимают с них дань. К сожалению, работа такая, что трудно провести грань между оперативной разработкой какого-нибудь барыги или наркомана и вульгарным взяточничеством. Короче, возможность поживиться для нечистоплотных сотрудников всегда имеется. Щапов был именно таким: жадным, амбициозным, нечистым на руку. Известно, что у него было несколько «дойных точек» с которых он регулярно получал деньги, а в ответ закрывал глаза на нарушения закона. Не знаю в курсе ли Вы, но у нас не только распространение наркотиков, но и их употребление является преступлением. Наркоман очень зависим и находится в постоянном конфликте с законом. Если даже он только потребляет запрещенное зелье и не совершает других преступлений, его очень легко арестовать. За одну пыль от героина на дне кармана можно загреметь в тюрьму на десять лет. Представляете, какое раздолье для нечестных сотрудников правопорядка? Достаточно обнаружить следы наркотика и наркоман у опера в руках. Только от последнего зависит, уйдет задержанный своей дорогой или отправится в тюрьму. Схема отработана и крайне проста. Оперативники отлавливают торчка, предъявляют удостоверение, ставят к стенке и обыскивают. После этого объявляют, что найден наркотик и предлагают пройти в отделение. Можете быть уверены, зелье будет найдено обязательно, потому что, если в карманах чисто, его незаметно подложит оперативник. Опытные потребители знают, что существует такса и откупаться следует прямо на улице, в момент задержания. Если арестованного доставят в отделение, проведут экспертизу, откроют дело и присвоят ему номер, то останется только один путь-на нары. Почти все задержанные это отлично понимают и в результате опера всегда возвращаются из рейда с прибытком.

― Вы все это знаете и ничего не делаете? ― возмутилась я.

Баринов тяжело вздохнул:

― Ваши обвинения несправедливы. Мы не сидим, сложа руки, и пытаемся бороться с распространением наркотиков. К сожалению, крупные дилеры, «двигающие» серьезные партии, тоже не дремлют. У них такие доходы, что они могут купить большого чиновника, который с пеной у рта будет защищать их интересы.

― Гадость какая! ― не сдержалась я.

― Согласен. Что касается нечистоплотных работников, то уличить их практически невозможно. Взять с поличным не представляется возможным, а обобранный наркоман никогда не напишет заявление, что его остановили на улице и заставили дать взятку. Иногда, не скажу, что часто, нам все же удается доказать факт вымогательства, но тут моментально возникает масса нюансов. Это и честь мундира, и корпоративные связи и элементарный преступный сговор между начальством и подчиненными. Ведь опер, получая дань, не всю её кладет в собственный карман. Он делится с начальством, а то его прикрывает. Но иногда и на нашей улице бывает праздник, когда мы, накопив достаточно компромата, все же увольняем сотрудника. Должен сказать, если бы Щапов не ушел сам, его бы уволили.

― Но он ушел, и его не тронули, ― заключила я.

Константин согласно наклонил голову:

― Решили не выносить сор из избы. Милиции и так достается. Во всех газетах нас полощут. Решили сделать вид, что все утряслось. Паршивая овца, которая портила стадо, ушла, и мы облегченно вздохнули. Но, когда он вдруг превратился в компаньона такого известного и порядочного человека, как Сипягин, я был в шоке.

― Как такое могло случиться?

Баринов недоуменно пожал плечами:

― Сам над этим голову ломал, но ничего придумать не смог. Денег больших у него не было, связи все мелкие, авторитета никакого. Может компромат у него имелся на Николая Яковлевича? Но тот по нашей информации абсолютно чист. Сам ни в чем не замешан. Детей у него нет. Знаете, очень часто людей ловят на проступках их непутевых отроков. Здесь не тот случай. Правда, у него есть братья... В общем, я в недоумении. Может Вам удастся узнать?

Я неопределенно пожала плечами. Если даже я что и узнаю, докладывать в милицию не побегу.

― Не могу сказать, что вы выложили мне какие-то больше секреты. Все это известно из газет. А о проделках Щапова я при желании могла узнать и сама, ― сухо заметила я.

Он тихо засмеялся:

― Не сомневаюсь, но пришлось бы потратить много времени и массу усилий. Я же поднес все на тарелочке с голубой каемочкой.

Здание городского управления внутренних дел я покинула неудовлетворенной. Из беседы с Бариновым узнала много чего интересного о Степане Щапове, вот только, как из опера он превратился в совладельца крупной фирмы, осталось неясным.

Весь путь до дома я размышляла над загадкой неожиданного возвышения Щапова и причиной его гибели. Тех фактов, что сообщил Константин, было явно недостаточно для ответа на эти вопросы. Единственное, что я вынесла из разговора, было представление о характере покойного. Если верить Баринову, Степан был не сахар. Я ему поверила безоговорочно, ведь и сама успела это заметить за время нашей единственной и недолгой встречи. Честно говоря, меня совершенно не удивило, что существовали люди, питавшие к убитому глубокую неприязнь. Мне он показался крайне неприятным типом, а если к этому приплюсовать темные Степины делишки, то количество врагов моментально сильно возрастало.

В голове мелькнула и тут же исчезла неясная мысль. Даже не мысль, а скорее туманный намек. Я попыталась ухватить его и вытащить на свет, но он не давался. Вертелся где-то в подкорке, беспокоил, но форму четкой мысли приобретать никак не хотел.

Я, как сомнамбула, вышагивала по улице и глухо бормотала:

― Делишки... делишки... темные, как ночь делишки...

Семенившая навстречу сухонькая старушка, опасливо шарахнулась в сторону и мелко перекрестилась, а я вдруг остановилась и громко сказала:

― Ну конечно, причина в темных делишках!

Совершенно неожиданно все стало на свои места. До того момента, находясь под влиянием друга, я смотрела на происходящее его глазами. Николай, измотанный сыплющимися со всех сторон неприятностями, воспринял смерть компаньона как грозное предупреждение себе и запаниковал. А я, завороженная его рассуждениями, пошла у него на поводу и посчитала убийство Щапова звеном общей интриги. А все было значительно проще! Степана убили на почве личной вражды и из сугубо частных мотивов. Никакого отношения к фирме и самому Николаю эта смерть не имела. Проблему следовало разделить на две части и тогда происшедшее выглядело абсолютно иначе.

С одной стороны имелись Колькины конкуренты по бизнесу, которым не нравилась его нахрапистость, и они решили немного осадить удачливого выскочку. В ход пошли всяческие пакости, направленные на подрыв стабильности фирмы, а потом, дабы припугнуть чересчур шустрого коллегу, в него пальнули из кустов. Брать грех на душу и убивать никто не собирался, потому стреляли один раз и не очень метко, чтоб, не дай Бог, ненароком не попасть.

С другой стороны был некто, люто ненавидевший Щапова и воспользовавшийся удобным случаем, чтоб свести с ним счеты.

Плохо было то, что для этой цели был выбран офис Николая. Как отлично было бы, окажись Щапов убитым в другом месте. Подозрение пало бы тех, кого он в свое время определил на нары или обобрал под угрозой ареста, и мне не пришлось бы ломать голову над вопросом, кто из служащих Сипягина является убийцей. К сожалению, стреляли изнутри здания, а это не оставляло места для сомнений. Преступником был один из приглашенных на празднование дня рождения. Факт сам по себе ужасный, но беда заключалась ещё и в том, что никто из них не выглядел настоящим преступником. Все они казались обычными гражданами, пусть не с непростыми характерами и своими маленькими слабостями, но вполне добропорядочными. В их отношениях друг с другом существовали трения, время от времени между ними вспыхивали незначительные конфликты, но это ни о чем не говорило. Подобные недоразумения неизбежны, если люди давно знакомыми и тесно общаются. Короче, явных причин для убийства не наблюдалось, а тайные, которые, конечно же, имелись, раз Степана все-таки убили, оставались для меня за семью печатями. Можно до бесконечности ломать себе голову, но без знания подноготной участников этой драмы, додуматься до чего-то стоящего все равно невозможно.

На некоторое время мысли улетели в сторону и бродили далеко и от жертвы и от её убийцы, но потом опять вернулись к исходной точке. Такой уж въедливой я уродилась, если меня что занимало, выкинуть это из головы я уже не могла. Сколько раз укоряла меня мама, когда я начинала изводить себя вопросами:

― Ну, что ты за человек? Зачем тебе это? Что ты мозги себе забиваешь проблемами, которые не имеют к тебе ровно никакого отношения? Забудь и не мучь себя.

Я полностью соглашалась с мамой, но поделать себя не могла, поэтому снова и снова возвращалась к тому, что меня взволновало. Теперь мамы не было в живых, некому было возвратить меня из мира фантазий на грешную землю, и я без помех ушла с головой в подбор подходящей кандидатуры на роль убийцы Щапова.

Публика, собравшаяся на празднование дня рождения, была вполне добропорядочной, такая таскать в кармане оружие и без раздумий пускать его в ход привычки не имеет. Значит, если один из них все же решился на убийство, у него должны были быть для этого очень веские причины. Возможно, Степан представлял для него такую угрозу, ликвидировать которую можно было только путем физического устранения.