Любовь одной актрисы

ГЛАВА 13. ЖЕРТВА ВО ИМЯ ЕГО

Николай Васильевич Гоголь впервые за всю историю драматургии ввел такое понятие, как «немая сцена». Это когда все герои пьесы стоят в самых характерных позах, смотрят друг на друга и медленно осознают всю глубину задницы, в которой оказались.

Немая сцена длится не несколько мгновений – от тридцати до шестидесяти секунд, чтобы зритель успел прочувствовать и проникнуться важностью или комичностью момента. В жизни оно, конечно, не так – все соображают намного быстрее.

Я, увидев на пороге знакомую фигуру графа Лода (не к ночи его помянуть), поперхнулась матерком. Оборотень вроде бы тоже.

А потом взгляд зацепился за почерневшее, с въевшейся грязью, осунувшееся лицо, обросшее колючей жутковатой бородой. За рваный, испачканный землей и бог еще весть чем некогда нарядный кафтан. За руки – красные, в волдырях и мозолях, с опухшими пальцами.

– Вы к нам из Петербурга или из Москвы? – брякнула я, разглядывая графа Лода.

– Это ты, – вдруг страшно выдохнул он. Брови сошлись на переносице, а на лице появился страшный, какой-то животный оскал. – Дрянь! Ты! Это ты! А ты, гад, мразь… Доволен?!

Граф Лод сейчас, в общем-то, мало походил на графа. Скорее, на безумного шляпника или зомби, который недавно вырылся и пошел отведать свежатинки. Он вцепился пальцами в дверной косяк, побледнел. А потом кинулся с кулаками на оборотня, но рысь – она и в Африке рысь. Игор перехватил руки графа, как то ловко и мягко его зафиксировал, и тот затих, зло сверкая глазами.

Акатош смотрел на Лода, явно ничего не понимая.

– Дай настойку, он совсем не в себе, – сказал Игор, встряхивая графа Лода – тот вцепился ему в руку ногтями.

Я метнулась к нашим вещам, накапала розовой водорослевой воды в чашку. Поднесла Лоду.

– Пейте, граф. Полегчает.

Он смотрел на меня с ненавистью, сцепив зубы. Игор вздохнул. Перехватил Лода поудобнее, силком влил ему в рот розовый настой.

На моих глазах за несколько секунд лицо графа прояснилось. Взгляд стал явно осмысленнее, цвет кожи улучшился… Какая ж крутая травка!

– Пусти, – устало сказал граф Лод.

– А драться не будешь?

– Не буду. Пусти.

Граф размял запястье после оборотничьего захвата. Безо всякой любезности посмотрел на меня.

– Ты постарела.

– Ты тоже не Ален Делон.

Он отвернулся, вполне осмысленно уселся в кресло и жадно посмотрел на стол, на котором лежал недоеденный Акатошем кусок хлеба.

Я вдохнула – придется пожертвовать едой.

Мы молча смотрели, как граф Лод быстро ест, не глядя на нас. Наконец, собрав последние крошки, он спросил:

– Что вам тут надо? Решили довести начатое до конца и разрушить все королевства?

– Ну… Почти, – не удержалась я.

– Чего?! – он даже привстал на стуле от удивления.

– Граф, ты же умный мужик. Сядь и послушай, а потом суди, – поморщился оборотень.

Лод неохотно кивнул.

– Мы вот тут мимо гуляли-гуляли, да и в гости зашли, – осторожно протянула я, искоса посмотрев на оборотня. Чего это он ему рассказывать собирался? Нечего ему знать. Поэтому я продолжила: – Собираемся на показ мод в Италию, там нас ждет Доня Версаче и Петя Карден. Вот этот мальчик, – я кивнула на Акатоша, – наш протеже. Оденем его в меха и брильянты, и пойдет молва о нас по всему славному Евросоюзу.

– Э… Что?

Я закатила глаза.

– Собираемся на показ мод в Италию. Там нас ждут Доня Версаче и…

– Что за чушь ты несешь?!

Граф Лод посмотрел на меня так недобро, что я ойкнула.

– Женя, не надо… – качнул головой оборотень. – На пару слов.

Он потянул меня за рукав рубашки, отвел в сторонку и зашептал на ухо:

– От него пахнет землей и трупами. Ты же не думаешь, что в горном королевстве не было ни одного трупа после того, как король умер? А мы не одного не встретили. Думается мне, что граф их сам всех похоронил. Он любит свое королевство так, что ты себе и не представляешь. Я чувствую запах эмоций, особенно сильных и… Я вообще удивляюсь, как он до сих пор не умер.

– И что? – напряженно спросила я.

– Тебе не кажется, что будет справедливым ему все рассказать? Да и его помощь может нам пригодиться. Мало ли что…

Я задумалась. А что мы теряем? В общем-то, ничего. Ну узнает он об Акатоше, так и пускай. А сделать нам бяку он не сможет – куда ему против Игора?

Я кивнула.

Мы вернулись к полуспящему Акатошу и нахохлившемуся графу Лоду. Я не смогла отказать себе в удовольствии начать рассказ:

– Ладно, про Италию я пошутила. На самом деле мы с островов морских ведьм. Вот этот мужчина с головой в бинтах – бог Акатош. Я все та же, только в гриме. Оборотень теперь полноценный. Мы едем в пески за мечом бога, потому что Хен сперла его огонь, от нее-то все и беды. Только вот у нас проблема – бог стал человеком и через пять дней собрался помирать. Мы это вот только что узнали, – выпалила я, не жалея ничьих чувств.

– Ты дура, да? – спросил граф Лод, внимательно на меня посмотрев. И ооочень красноречиво.

Оборотень вздохнул.

– Она права. Все так. Я расскажу.

Игор быстро, но в красках начал повествование о наших приключениях.

На моменте, когда я передавала свой архей Акатошу, граф Лод очень отчетливо скрипнул зубами и кинул на меня ненавидящий взгляд. Мол, не могла чтоль королю нашему отдать, скотина такая.

Я промолчала – у человека горе. Чего мне лезть?

Но по мере рассказа оборотня лицо Лода вытягивалось все сильнее – видимо, поверил. А чего б и не поверить? Такое ни под одним опиатом не выдумаешь.

– Ну, вот так все. Только я все еще не понимаю, что нам делать. За пять дней до песков не добраться никак, – закончил оборотень.

Граф Лод ошалело помотал головой, совсем по-другому посмотрел на Акатоша, который дремал тут же. Испуганно, зажато. Неудивительно. Одно дело думать, что перед тобой замотанный невесть во что бродяга, а другое – знать, что ты сидишь перед самым настоящим богом, который веками кошмарил другие миры.

– Акатош… – тихо позвала я, тряхнув бога за плечо. Лод от такой бесцеремонности вздрогнул, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал, внимательно и испуганно следя за мной взглядом. Акатош встрепенулся, обвел нас сонным взглядом.

– Скажи, есть ли какое-нибудь средство? Что тебе может помочь? Может, травы, лекарства?

Бог покачал головой.

– Вы берете энергию из пищи и отдыха, а мне ее не хватает. Мне может помочь только огонь, хотя бы крупица. Но я человек. Я пробовал поглотить его, но обжегся – он опаляет меня, это больно, – тихо сказал он, отводя взгляд.

– А если постоянно сидеть рядом? Ну, смотреть на него, греть руки?

Акатош снова покачал головой.

Воцарилась тишина. Игор ковырял пальцем столешницу, граф Лод во все глаза смотрел на Акатоша, а я… Я отвернулась.

Это конец. Это полный и бесповоротный конец. Бог умрет в караване, я застряну тут на веки вечные, Каспада будет сидеть еще много веков на морском дне, превращаясь в коралловый риф…

Я всхлипнула, ощутив подступающие к глазам слезы. Нет-нет-нет! Должен быть способ! Хоть какой-то! Хоть один!

В наступившей тишине голос графа Лода прозвучал глухо, гулко.

– Если вы вернете свой клинок, то сможете все исправить? Люди перестанут умирать? Все будет так, как было? Город снова возродится?

Акатош кивнул.

– Я получу клинок и смогу забрать свое благословение, и при этом никто не умрет. Все станет вскоре так, как и было.

А в следующую секунду граф Лод зажмурился и выпалил слова, словно боялся, что передумает.

– Я передаю тебе в дар свои археи, забирай свое благословение обратно, Акатош. Мне оно не нужно. Отрекаюсь. Забери его, прошу тебя!

Я изумленно воззарилась на него, оборотень – тоже. А в следующую секунду граф опустился на колени, лелея свою кисть со стремительно чернеющими венами. Застонал. И повалился на пол.

Акатош же, вскочив со своего места, заметался. Опустил руку на грудь. Его кожа, лицо, глаза – он весь будто наполнился внутренним светом, внутренним пламенем. От него повеяло силой, опаляющей, острой – словно бы я приблизилась к костру замерзшим лицом.

Правда, длилось это всего мгновение. Огонь словно бы ушел внутрь, спрятался, но вишневые глаза бога больше засияли. Какие вишни! Самые настоящие тлеющие угли! И кожа, и сама фигура… Если он так воспрял от маленькой крупицы огня, что же будет потом, когда он вернет себе меч? Спалит все дотла?

– Я теперь смогу добраться до клинка. Силы есть, хоть и немного, – с улыбкой сказал Акатош.

Я перевела взгляд на графа, кинулась к нему.

– Да дышит. Живой, – улыбнулся оборотень и подхватил потерявшего сознание графа на руки. – Пусть отдохнет, спаситель наш.

Мое сердце забилось ровнее. У нас снова появился шанс!

***

Граф Лод очнулся через пару часов. Встал с кровати, на которую его уложили. Потянулся, с изумлением отмечая, что никакой слабости больше нет. Вытянул руки под свет рассы – вены больше не были черными, выцветая прямо на глазах.

Как же это получается? Мысль, мелькнувшая тогда в голове, оказалась верной – Акатош принял дар. Но он жив. Жив!

Граф Лод, не выдержав, засмеялся – громко, не сдерживаясь. Сумасшедшее напряжение последних дней отпустило. Значит ли это, что есть шанс на то, что город вернется? Что будет, как раньше? Конечно, значит!

Граф дураком не был – понял все мгновенно и принял на веру все, что говорили оборотень и иномирянка. На каждое его сомнение у них был ответ. Отлично развитым за годы правления чутьем он понимал, что все до последнего слова – истина. И он, как исконный житель гор, как человек, который любит свой город, поступил единственно верно. И – получилось! Все получилось!

Пусть они ищут и найдут, и вернут все, как было, а он поможет всем, что в его силах.

Для начала – деньги. Граф, выскользнув из дома и даже не заметив, что за ним следят внимательные желтые глаза оборотня, побежал во дворец, прямиком в королевскую казну. Он набирал звонкие монеты, мелкие золотые самородки и драгоценные камни в мешочек пригоршнями. Пусть, пусть… Не жалко. Только бы все получилось, только бы получилось!

Собрал целебные коренья в большой лекарской комнате, настойки в маленьких пузырьках. Раздобыл и оружие – самую хорошую сталь, которую только мог найти.

Какую-то одежду, походные вещи, карты… Все, на что падал его взгляд, он собирал в мешок. Не жалко!

…Игор ждал его на крылечке – потягивал вино, найденное в доме. Было немного неловко использовать чужие запасы, но пара оставленных на видном месте розовых веточек станут достойной платой за постой, если хозяева когда-нибудь вернутся.

– Я вот… Вам нужно, – сказал Лод, неизвестно от чего смущаясь.

– Спасибо, граф. Пригодится.

Оборотень без ложной скромности подхватил позвякивающий мешок.

– Мы за караван хотели водорослями розовыми расплатиться, но деньги всяко вернее. С ними осечек не будет. Как ты?

Граф Лод вздохнул, присел рядом. Потянулся за своей порцией вина.

– Хорошо. Теперь хорошо. Вы только верните все, как было. Мне ехать с вами?

Игор покачал головой.

– Слишком уж ты личность приметная. Сиди лучше в городе, жди людей.

Граф кивнул.

Занимался рассвет. Белело, светлело небо. Солнце было еще где-то там, далеко, спряталось за горами. Оборотень и граф сидели на крыльце и пили вино, говорили, говорили. О богах, об островах, о старых законах, о людях, которые рано или поздно вернутся в свои дома. И оба они были спокойны за будущее на ближайшие несколько дней. А дальше? А дальше – увидим.

***

Утречком мы собрались к каравану. Я детально и очень тщательно гримировалась снова, затеняя, подрисовывая. Напялила косынку и свой «праздничный» наряд. Погорбилась, пошаркала тапками, покряхтела, поплевала с крылечка. Позавтракала селедкой, чтобы отеки с глаз не спадали. Б-р-р… Граф Лод, наблюдающий за мной, покачивал головой. Он не верил, что перевоплощение – это не мой великий дар, а мои слова о том, что это грим и искусство, не возымели и никакого действия.

Потом я, квохча и вживаясь в роль заботливой престарелой маменьки, перевязывала голову Акатошу – во сне он стянул мешающие бинты, и я ругалась. В караване мы всегда будем на виду. Нельзя расслабляться ни на минуту.

Затенила ему лицо, забелила скулы и губы, шею и руки. И даже не позволяла себе млеть: я – матушка, а не гормонально озабоченная девица. Значит, и чувства у меня должны быть исключительно материнскими. Правда, оборотень ворчал, что пока грим не нужен, мол, как подойдем к стоянке каравана, так и озаботимся, но я была непоколебима. Мало ли кого мы по дороге встретим? Может, попутчиков каких караванских? И тогда могут возникнуть лишние вопросы. Оно нам надо?

Сам оборотень, слава богу, озаботился своим внешним видом сам. Наряд наемника, подаренный графом меч на поясе, противное выражение лица – настоящий телохранитель! Увидела бы на большой дороге – сама бы предложила отдать свои денежки.

– Ну, пора, – сказал оборотень, собрав наши пожитки.

– Да… Я бы дал тебе голубей, чтобы связь держать, да всех королевских выпустил, – посетовал Лод.

– Куда нам еще и голубей? Тут бы самим добраться куда надо. И вообще – прощайте, что ли?

– Прощай, Евгения.

Граф Лод пристально на меня посмотрел, словно запоминая. Махнул нам рукой.

– Прощай.

Мы шли через пустой город, не оглядываясь и не жалея. Да и при свете дня столица горного королевства не казалось больше такой зловещей. Может, это потому, что у него появилась надежда? Хотелось бы верить.

Акатош больше не запинался – шел ровно, да и встал рано. Бодрый, улыбчивый – правда, улыбка сильно диссонировала с его перевязанной головой. А может, наоборот? Дурачки – они всегда улыбчивые.

Мы уходили все дальше от столицы – оборотень вел нас уверенно, и спустя час мы вышли из города.

– До стоянки каравана пять часов езды, если на лошадях. Если пешком, то чуть больше дня. Идти придется до ночи, а к утру будем на месте.

Мы с Акатошем кивнули и приготовились к дальнему переходу. Бешеной собаке и семь верст не крюк!

***

Игор был прав – в пути нам никто не повстречался. Пустые, вымершие дороги. Ни пешего человека, ни всадника. Ночь тоже прошла спокойно – если вас стережет оборотень, то за сохранность собственной тушки можно не переживать.

А вот утром, стоило нам ступить на большой тракт, начался аншлаг. Люди из провинций горного королевства из страха за свою жизнь покидали насиженные места. Это были по большей части горняки издалека с семьями, с гружеными повозками и прочим скарбом. Тут же и нас подцепили добрые люди с нагруженной телегой. Бабка с перевязанным до глаз парнем и наемником никому не внушали подозрений. На них-то я и отработала свои актерские наработки.

Я сидела на краешке телеги, стараясь не болтать ногами – очень уж хотелось. И вживалась в образ.

– Ты, ить, касатик, сыночку-то береги-и-и… Я вот, старая, не сберегла, вот теперь ужо и едем за надеждочкой последней, – плакалась я бородатому мужику, поглядывая с тоской на Акатоша, который молча, как бедный родственник, притулился на облучке.

– А чего-то с ним сталось? – спрашивал мужик, сочувственно разглядывая Акатошеву белую макушку.

– Да годок прошел уж, как с лошади свалился, горемычный… И семья была, и деточки ужо, а ему неймется – возьмет да поскачет, головы не жалеючи. Как рухнул, так во и болит, и болит… Уж женку свою не узнает, детишек малых смотрит как чужих. Ох, горе… Едем вота в караван, чтобы, значица, вылечить. Женка-то с детишками осталась, а я ж мать! Я ж за кровинушкой пригляжу! Вот собрали чего было по сусекам, авось люди милосердные не оставят, возьмут с собой, а ежели денег не хватит, то сама в ноги упаду, останусь, прислуживать буду до смертушки в благодарность.

Мужик кивал, сопереживал, а его жена, что рядышком сидела, сочувственно протянула Акатошу сдобную пышку.

Бог растерянно на меня посмотрел.

– Бери, бери, сыночек мой, касатик мой, бери, горемычный… С добром люди дают. Кушай, лапушка моя, – причитала я, бессовестно моргая опухшими глазами.

– Издалече едете?

– Да почитай с Карпат.

Во брякнула! Дура! Как мы с оборотнем этот момент проглядели? Мужик задумчиво нахмурился, пожевал губами.

– Далече, вестимо. Я даже и не слыхал.

Уф, пронесло. Главное, чтобы не придирался. Но мужик ответом оказался удовлетворен. Только нагнулся ко мне поближе и шепнул:

– А с вами-то? Наемничья душа?

Я тяжело вздохнула, подсела к мужику поближе.

– Тут ишь дело какое… На одну бабку да на одного дурачка много ли надо? Страх то ехать в даль такую, а тут к нам кораблик занесло, на нем – морячки опосля шторма. Вот одного вытянули, остальные все померши. Вызвался помочь, за жисть благодарить. Проведет и по своим делам пойдет.

– А-а-а… Это хорошо, это ладно, – протянул мужик, заметно расслабляясь, – это честь по чести.

На этом неудобные вопросы кончились, слава богу.

Так мы и ехали полдня, пользуясь человеческой добротой.

Мне было даже немного неловко, поэтому я тихонько, пока никто на меня не смотрел, сунула под отрез ткани, сложенной в крепкую стопку, золотую монетку – оборотень еще вчера деньжат каждому выдал, на непредвиденный случай.

– Нам сюда, – наконец сказал Игор, кивая на тропку, которая сходила с тракта. – По ней с час и будем на стоянке. Если повезет, то сегодня и отправимся – караванщики любят в ночь идти.

Я кивнула. Попросила остановиться. Тронула Акатоша за плечо.

– Идем, яхонтовый. Идем, сыночек, пора.

Акатош встал, бойко соскочил с телеги, а я поморщилась. Он нам своими кульбитами всю историю испортит.

– Не скачи, касатик мой, не прыгай, не то свалишься. Головка закружится, как тогда, на мостике.

Я укоризненно погрозила ему пальцем. Вроде бы внял и понял, во всяком случае, голову покаянно опустил.

Мы тепло распрощались с нашими попутчиками и ступили на протоптанную тропинку – к каравану.

***

Оборотень уже издалека слышал разговоры, смех, ржание лошадей. Тянуло походной кухней. Значит, караван на месте. В глубине души Игор боялся, что с гибелью короля и разрушением города караван больше не будет здесь стоять, а где его искать дальше, не имел ни малейшего представления. Но вроде бы обошлось.

Дело близилось к вечеру, и вскоре они вышли к высоким кострам. Как же много людей! Три, четыре… Шесть десятков! Как бы в дороге не застрять…

– А ну стой!

Острый слух оборотня уловил звук натягивающейся тетивы. Луки… Хорошо охраняют, нечего сказать. Уже на подступах.

– Стоим, стоим! Мы к вам в караван, возьмете?

– Караван полон, больше не берем!

Тетива ослабла, и оборотень вышел вперед.

– Так мы и не затрудним. Или вам лишние руки в охрану помешают?

– Чего за руки? Ну добро… Идите.

Бог, иномирянка и оборотень подошли к кострам.

***

Я с любопытством осмотрелась. Стоянка была разбита на совесть – видимо, не одно поколение караванщиков тут тусовалось. В специальных, хорошо оборудованных костровищах – огонь. Походная кухня вовсе даже не переносная – добротная, каменная. В деревьях – шарики рассы. Чуть дальше, видимо, самые настоящие денники – лошади не привязаны и не стреножены. И люди, очень много людей, рассевшихся группками у костров. В отдалении – пара больших шатров. Для больных или для главных караванщиков? Вопрос…

На который я очень скоро получила ответ. Пара мужчин мягко скользнули к нам за спины, один пошел впереди, махнул рукой, подводя к большому шатру.

– Нарим решения принимает, так что идите, просите. Руки, которые умеют меч держать, сейчас не помешают.

Сопровождающий, рябой здоровенный детина, откинул полу шатра. Мы вошли.

Худой молоденький паренек был в просторном шатре один. Он сидел на полу, скрестив ноги, и возился в каких-то бумажках, картах. На оклик нашего сопровождающего поднял голову, окинул нас цепким оценивающим взглядом. Внимательно оглядел перебинтованную голову Акатоша. Оборотню досталось больше всего внимания – парень задержал взгляд и на дорогом оружии на поясе, и на лице со шрамом, и на одежде.

И, наконец, посмотрел на меня. Я едва не выдала нашу русскую классическую реакцию на разного рода западло, то есть, едва не выматерилась от души. Потому что у парня (на вид ему было не больше двадцати лет) были песочного цвета глаза. Его изящество и какая-то особая гибкость фигуры живо напомнили мне о другом, похожем. Об Ирдане Вердене, из-за которого мне пришлось пережить много неприятных минут. Не к ночи его, сволочь, помянуть. Значит, парень – песчаник…

– Берем, – хищно улыбнувшись, наконец сказал он.

А я, стараясь отогнать дурное предчувствие, вежливо улыбнулась в ответ.