Любовь возврату и обмену не подлежит

Глава 6

Огромный стол ломится от огромного разнообразия блюд. Через несколько минут наступит Новый год. Нас окутывает тёплая дружественная атмосфера несмотря на не очень хорошее начало пребывания здесь. Я сижу между Колей и Гелей, а напротив, к моему глубокому сожалению, Тимофей. Последние пару часов он не сводит с меня взгляд, нервируя таким вниманием, что хочется где-нибудь спрятаться.

После поцелуя, который всё-таки удалось прервать, хотя моё глупое сердечко яростно сопротивлялось этому, я вытолкала наглеца за дверь чуть-ли не пинками.

– Не думай, что так легко от меня отделаешься, Лучик, – насмешливо сказал он и ушёл, насвистывая весёлую мелодию.

Как же я сгорала от ярости, думала прибью его. Надумал, гад такой, что-то там себе. Не сомневаюсь, что не даст мне житья теперь, но ничего, мы ещё поборемся.

Посмотрите на него! Люблю я его, без ума я от него. Наивный самоуверенный мальчик, не знающий отказов. Почему я раньше не замечала его замашки мажора? Прекрасно же знала, что он не из самой простой семьи, в которой чуждо бережное отношение к друг другу. Уяснила это ещё первого сентября пятого класса.

Вместе ведём обратные отсчёт и громко поздравляем друг друга, когда наступает первое января. Звон стаканов, смех, бой курантов. Расслабленно прижимаюсь к боку Коли и кладу голову на его плечо. Без задней мысли, без какого-либо умысла, без желания подразнить хищника, по-прежнему не сводящего с меня потемневших от ярости глаз – всё это время старательно избегаю его персону, игнорирую.

– А теперь фейерверки! – восклицает Ленка, первой выскакивает из-за стола, тянет за собой Арса, сидящего с ней рядом. – Хватит задницу протирать! Иди пускай салют, – командным голосом говорит ему.

– Тебе надо, ты и пускай, – лениво отзывается тот, глядя на неё с ехидцей в тёмно-карих почти чёрных глазах.

Ему доставляет огромное удовольствие доводить несносную девушку – это видно в его движениях. Между ними завязывается борьба взглядов, а-ля кто кого переупрямит. Первой сдаётся Ленка, но не просто так, а с достоинством.

– Тогда я попрошу Виталю, – с милой улыбочкой заявляет она. – Виталя, ты же не откажешь мне?

Виталий Кирсанов у нас сотрудник охранного предприятия. Имеет внушительный вид из-за накаченной фигуры, хоть и обладает невысоким для мужчин ростом, также как и Олег, который, собственно, и привёл его когда-то в нашу компанию. Он выглядит, как истинно русский – русые волосы, голубые глаза.

– Конечно, Леночка, – явно потешаясь над ситуацией, отвечает Виталя и одним глотком добивает содержимое стакана, после чего протискивается мимо нашей сладкой парочки – Оли и Серёжи – и выходит из гостиной.

Ленка кидает победный взгляд на помрачневшего Арсения и присоединяется к Кирсанову. Теперь все взгляды, кроме одного конечно же, направлены на Арса. Мы с нетерпением ждём от него действий, и он нас не разочаровывает – повертев стакан в руках, со стуком ставит его на стол и присоединяется к ушедшим.

– Кто кого? – спрашивает Серёжа, поправляя очки на носу.

– Пойдём да посмотрим, – отвечает ему Ангелина, весело сверкая глазами.

На улице неожиданно трещит мороз, но нас это не останавливает. Мы упрямо выходим к небольшой поляне, на которой троица танцует вокруг коробки, перебрасываясь колкостями. Точнее, перебрасываются Арс и Лена, а Виталя неприкрыто ржёт над ними. Понаблюдав за спектаклем ещё немного, Геля берёт всё в свои укутанные меховыми варежками руки и командует что кому нужно сделать. Катя ей помогает – кидает снежки в особо медлительных, подгоняя тем самым. Всё-таки на улице очень холодно.

– Замёрзла? – спрашивает у меня Коля, заметив, как я грею заледеневшие пальцы дыханием.

– Немного.

– Давай сюда, горе ты моё луковое, – журит меня. – Вечно ты варежки не носишь с собой. А ведь обещала.

– Я не виновата, что они постоянно теряются, – бурчу в ответ, пока парень надевает на меня свои перчатки.

– Тебе надо их на резиночку пришить тогда, как малышам в садике, – по-доброму усмехается друг.

Рядом слышится отчётливый скрип зубов, а после еле слышное витиеватое ругательство. Поворачиваю голову и вижу недовольного, прямо-таки насупленного Тимофея, стоящего рядом с Олей и Серёжей. Они шушукаются между собой, поглядывая то на меня, то на этого… наглеца. И такой у них взгляд хитрый, что мне становится не по себе – они явно что-то задумывают. А зная изобретательность Дементьевых, могу с уверенностью утверждать, что мне их затея точно не понравится, ведь она связана со мной.

– Кажется, сейчас кто-то лопнет от злости, – произносит Олег, стоявший всё время рядом с нами.

– Пусть лопнет, – отвечаю и поворачиваюсь к нему. – Так ему и надо.

– Жестокая ты женщина, Милославская, – коротко хохотнув, выносит вердикт он и отпивает из стакана, который зачем-то вытащил с собой на мороз.

– Заслужил, – фыркаю я.

– Охотно верю, – подмигивает мне. – Не стала бы ты просто так его игнорировать весь вечер. На тебя не похоже.

В этот момент в него прилетает снежок, попав точно в голову.

– Ой, – восклицает Катя, в ужасе прикрыв рот руками.

С весельем наблюдаю, как Олег бросается к ней, всучив по пути Коле свой стакан, и в два счёта нагоняет её, чтобы в следующий миг подхватить на руки и выкинуть в огромный ещё не тронутый никем сугроб. Катька верещит на всю округу и пытается достать парня, смеющегося над ней. В момент, когда наконец-таки запускают фейерверк, наш профессиональный боксёр и личный тренер в одном лице падает на девушку.

Небо озаряется разноцветными вспышками. Любуюсь салютом, не замечая ничего вокруг. Внезапно на моей талии смыкаются руки, прикосновение от которых ощущаю даже через толстую куртку. Меня разворачивают и, не дав опомниться, целуют. На этот раз так нежно, что не хочется останавливаться. Поддаюсь малодушному порыву и отвечаю на поцелуй.

Когда грохот салюта затихает, со всей силы толкаю Тима в сугроб и отбегаю подальше от него. Гад такой! Распускает свои губы, будто имеет на это право. Сволочь эгоистичная! Ребята, глядя на валявшегося в снегу наглеца, улыбаются и переглядываются между собой. Следом завязывается бой – не на жизнь, а на смерть. Снежки летают без перерывов. То и дело кто-то оказывается в сугробе.

Я с особым усердием закапываю Колю, который до этого попытался меня повалить, но потерпел поражение. В стороне от нас с громким визгом Ленка бегает от Арсения, а Олег – от Катьки. Чуть в стороне валяются парни и ржут, как кони.

Тимофей никак не ответил мне за выходку. Через некоторое мгновение выбрался из сугроба, но его тут же вновь повалили в снег. Серёжа тогда такой довольный был и счастливый, пока сам не последовал за ним.

Сейчас Виталя закапывает их обоих в снег, а они пытаются его к себе уронить. Заглядываюсь на улыбку Тимофей и пропускаю момент коварного нападения Гели, которая до этого с Ольгой развлекалась – снежных ангелов делали. Сама же Оля присоединяется к своему жениху и толкает Витальку, но тот стоит на ногах крепко, ведь не так много выпить успел.

Возвращаемся в дом, наверное, через часа два только. Все уставшие, но такие довольные, словно малые дети. Разбредаемся по своим комнатам, чтобы переодеться.

– Ну и что это было? – уперев руки в бока, спрашивает Ленка, как только за нами закрывается дверь.

– Когда?

– Не придуривайся, ты знаешь о чём я! – даже ногой топает от возмущения.

– Так ты у своего супер-пупер-классного-Тима спроси, – пожимаю плечами и стаскиваю бежевый свитер, который надела для празднования. – Это же он на меня напал, а не я на него.

– Ты ему ответила, – словно обвиняет меня.

– Ответила, – не спорю с ней. – И что с того? Знаешь же, что первая любовь не забывается. Я поддалась порыву. Так бывает, – переодевшись, смотрю на неё с вызовом. – Ты же сама этого хотела. Разве нет?

– Хотела, – от моего напора чуть теряется подруга, так и не отойдя от двери.

– Твоё желание исполнено, – развожу руки в сторону. – Мы с ним познакомились, даже поцеловались. Теперь ты, – резко становлюсь серьёзной и тыкаю в её сторону пальцем. – Больше не лезешь ко мне с ним. Ничего слышать о нём не желаю. И ты, Ленка, больше не лезешь в мою личную жизнь.

– Но…

– Без «но»! Ты прекрасно видела, в каком я состоянии была на первом курсе. Хочешь для меня повторения?

– Нет.

– Значит закрыли тему, – снова улыбаюсь и поворачиваюсь к зеркалу, чтобы оценить свой внешний вид.

Бутылочного цвета платье-лапша обтягивает мою пусть и не худую без единого намёка на жир, а чуть полную фигуру, идеально сидя на мне и подчёркивая аппетитные формы. После расставания я сильно набрала, потом сбросила чуток, но в целом осталась довольна своим телом. А-ля богиня Венера. Ухмыляюсь своим мыслям и поторапливаю подругу, чтобы мы присоединились к друзьям, которые уже находятся на первом этаже в гостиной.

Несколько часов проходят замечательно, даже учитывая одного назойливого наглеца, который не упускал возможности со мной как-нибудь повзаимодействовать. Я держалась молодцом – почти не реагировала на него, говорила только по делу. Всё это время Коля был рядом, и я чувствовала его поддержку. Очень не хотелось делать ему больно, но он заверил меня, что всё нормально.

Да, какое-то время мы с ним встречались, но быстро поняли, что у нас ничего не получится. В этом была виновата я – не могла никак отпустить бывшего из сердца и полюбить Колю. Банально, но мы остались друзьями. Со стороны это выглядит странно и неуместно, но нам всё равно. Конечно, я очень переживаю, что невольно причиняю парню боль. Я даже пыталась привести наше общение к минимуму, но получила такой нагоняй от него, что больше не предпринимала попыток.

Весомым аргументом стали слова бабули, после того как я ей рассказала о своих душевных терзаниях.

– Ты не можешь отвечать за чужие действия, – сказала она тогда. – Позволь ему делать свой выбор. Ты же его не заставляешь с тобой общаться, дуло у виска не держишь. Коля сам выбрал быть с тобой рядом, зная, что будущего у ваших отношений нет, кроме как дружеских.

Я прислушалась к её словам. Много анализировала и успокоилась, иногда только накатывало чувство вины.

На новом месте сплю хорошо, даже Ленкин храп не мешает. Но почему-то встаю очень рано, проспав всего пару часов, но, на удивление, чувствую себя бодрой. Тихо привожу себя в порядок, чтобы никого не разбудить, и спускаюсь на кухню, желая перекусить. Обычно с утра в меня ничего не лезет кроме йогуртов, именно поэтому я привезла с собой большой запас. Но сегодня хочется чего-то поплотнее.

Взгляд падает на яйца и молоко, в голову приходит идея сделать омлет. Беру нужных продуктов побольше, чтобы всем желающим хватило, хотя у нас осталась еда с ночи. Пока сковорода греется разбиваю в миску яйца, вливаю молоко, нарезаю помидоры и всё смешиваю. Выливаю получившуюся смесь в раскалённую сковородку, а затем принимаюсь тереть сыр. Включаю чайник и достаю с верхней полки припасённый зелёный чай, ведь никто из друзей не разделяет мою любовь к нему, предпочитая чёрный или кофе.

Вздрагиваю, когда меня внезапно обнимают со спины. Чужие руки по-хозяйски устраиваются на животе, а подбородок ложится на плечо. Горячее дыхание опаляет щёку, разгоняя кровь по венам.

– Кутузов, тебе жить надоело? – ровным тоном спрашиваю у парня, хотя внутри всё дрожит. От злости или предвкушения? – Убери от меня свои лапы.

– Не хочу, – нагло заявляет он и, как бы в подтверждение своим словам, прижимается ещё теснее. – Мне и так хорошо.

Прикрываю глаза, призывая всё имевшееся у меня спокойствие, и кладу ладони на его руки, чтобы убрать от себя их. Но попадаю в капкан – мои пальцы оказываются переплетены с мужскими. Чайник оповещает, что вода вскипятилась, в этот же момент под крышкой начинает сильнее плеваться масло.

– Если ты сейчас же не уберёшь свои лапы от меня, то мы останемся без завтрака, – с трудом поддерживаю в голосе сухость.

За спиной слышится тяжёлый вздох, щёку снова обдаёт чужое дыхание, а мужская грудь колышется, сбивая с мысли. Тем не менее мои руки становятся свободными, но только руки. Тимофей по-прежнему прижимается ко мне, обвивая мою талию. Теперь я тяжело вздыхаю. Вот что у него на уме?

Мне казалось, что мы вчера всё выяснили, что я доходчиво ему объяснила свою позицию.

С прилипалой за спиной выключаю плиту. Передвигаюсь по кухне, словно черепаха. И вовсе не потому, что медленно, а потому что панцирь висит на мне! Достаю тарелки – ладно уж, побуду заботливой. Глядишь, он и отстанет от меня. Выкладываю дымящийся омлет и ставлю на стол. С тихим рычанием Тимофей зарывается в мои волосы в районе шеи, а у меня низ живота от этого простого действия становится тяжёлом. Только не это! Но все попытки отцепить это наглое создание проваливаются – меня только сильнее обнимают, не желая отпускать на свободу. Не знаю, как не проливаю кипяток на себя, когда это… начинает целовать в шею, щёку, висок. Проскальзывает даже мысль окатить парня водой, но я, к сожалению, не такая безжалостная, чтобы кипятком обливать живых существ, пусть и таких раздражающих временами. Может, я просто таким образом оправдываю своё бездействие, ведь давно могла уже вырваться из лап наглеца.

Как же тяжело! И больно, что не могу позволить себе ответить ему, развернуться и поцеловать желанные губы, снова раствориться в своих чувствах к нему, в нём. Но я не допущу больше ошибок прошлого! Мне с лихвой хватило тогда, а сейчас и подавно не надо.

– Есть мы также будем? – с иронией в голосе спрашиваю у него, закончив накрывать на стол.

– Нет, – с сожалением тянет Тимофей и, хвала всем божествам, хотя я в них и не верю, отстраняется.

Еле сдерживаю облегчённый стон. Облегчённый ли? Облегчённый!

В неловкой тишине под внимательным взглядом поглощаю омлет, почти не чувствуя вкуса. Не смотрю на него, уткнувшись в свою тарелку, да только лицо так и печёт. Как же мне вынести его присутствие?! Может всё-таки уехать? Нет! Я не боюсь, справлюсь с ним.

– Ты моешь посуду, – с плохо скрываемым злорадством в голосе говорю ему, прекрасно зная, что он этим никогда не занимался.

– Ладно, – на удивление, не возмущается и спокойно несёт свою тарелку в раковину.

Смотрю на него, пытаясь справиться с изумлением, а потом, встрепенувшись, одним махом допиваю остывший чай, подхватываю свою посуду и несу к нему. Ставлю рядом и уже хочу покинуть кухню, как в один рывок оказываюсь снова прижатой к мужскому телу спиной. Впадаю в недолгий ступор.

– Ты что делаешь? – возмущённо спрашиваю у него, а он с самым невозмутимым видом включает воду, расставив руки по обе стороны от меня.

– Посуду мою, – невозмутимо отвечает. – Ты же сама попросила.

Рычу от бессилия. Невозможный! Делает что хочет! Эгоист!

Подныриваю под рукой, но меня вновь возвращают на место и придавливают чуток к столешнице. Вот гад! Чем сильнее я барахтаюсь, тем плотнее он ко мне прижимается. Бросаю попытки высвободиться и жду, когда этот… помоет посуду. А делает он это медленно, не спеша, растягивая минуты. Я же вся пыхчу от ярости. Или возбуждения? От ярости!

– Ян, я тебя люблю, – смысл слов, сказанных шёпотом на ухо, не сразу доходит до мозга.