Люди на корточках

Странник решил вернуться в песчаный карьер.

Ледяной ветер внезапно вылетел из-за угла и засвистел назойливо и угрожающе. Волобуев поежился и вполголоса выругался.

С той минуты, как увезли окровавленное тело милицейского капитана, он перестал отпускать шуточки и задумался.

Возле дома никого не осталось, кроме военных. Лейтенант с двумя офицерами из уголовного розыска только что зашел в дом. Дело близилось в развязке, и солдаты нервничали, не спуская глаз с грязной двери подъезда. Приказ был прежний — не стрелять.

Казалось, прошла вечность, но ничего не происходило. Все сильнее дул ветер. Мерцающие серые облака мчались по небу. На заснеженной асфальтовой дорожке темнели следы и пятна крови. Солдаты мерзли и переступали с ноги на ногу.

В подъезде послышался шум. Хлопнула входная дверь, и на пороге появился человек в пальто, правый рукав которого был густо покрыт копотью. С каменным выражением на лице он двинулся прямо туда, где стояли Волобуев и Снегирев.

Озябшие солдаты невольно подались назад. Снегирев, шмыгая синим носом, панически посмотрел на сержанта. Человек пер на них как танк.

Волобуев плюнул и решительно сорвал с плеча автомат. Из подъезда больше никто не вышел.

—Шутки шутить не будем! —буркнул сержант, лихорадочно передергивая затвор. —В армии шутки кончаются гибелью товарищей, духовым оркестром и шапкой на гробу! Стоять, сука! — злобно заорал он, направляя автомат прямо в грудь идущему.

Странник шел, не сбавляя шага и глядя Волобуеву в глаза. Ни угрозы, ни страха в этом взгляде сержант не прочел. Это был взгляд подневольного человека, на которого вдруг свалилась ошеломляющая и полная свобода. Так выглядели дембеля, покидая часть.

Но дом был тих, а лейтенант так и не появился.

— Ладно! — прошептал Волобуев и нажал на спусковой крючок.

Автомат бабахнул дуплетом —человек споткнулся, замер и рассыпался в пыль —как не было. в лицо Волобуеву ударил ветер, запорошив глаза песком.

Потрясенный сержант попытался проморгаться, но песка было слишком много, и он, истекая слезами, озадаченно и торопливо крикнул Снегиреву, кивая то на пустое место, где только что был человек, то на автомат в своих руках:

—Во, понял снегирь! Автомат Калашникова —убойная сила пять килотонн! Ударная волна, световое излучение и проникающая радиация —как положено! Враг испаряется на фиг!

По одному, по двое подходили остальные солдаты.

— Наверх, салаги! — спило скомандовал Волобуев. — Найдите лейтенанта, и вообще...

Глаза невыносимо жгло, и он тер и тер их багровой от холода рукой. Снегирев уронил свой автомат, сел рядом на землю и наконец заплакал.

Мертвый, но выстоявший бурьян, клочок отзеленевшей жизни среди плоских заснеженных равнин. Гомерический полукруг подернутого пеплом солнца, вдавливающийся в горизонт. Розовый налет закатной стужи на белых просторах —шагать не перешагать, изнывая и остывая, шевеля дубеющими пальцами — ни огня, ни голоса, ни сигарет.

—Вот это уже все, —с изуверским спокойствием сказал себе Барский, увязая взглядом в темнеющих снегах. На востоке вставала непроглядная ночь. —Это уж, как говорит народ, финиш! —холод сползал по щекам, скрябая кожу, как ржавая бритва. —Удружил Олег

Петрович, низверг в бездну... Мог ведь и на Таити отправить, но выбрал родное... Ничего лишнего, все строго и чинно... Спартанское воспитание!

Потом его будет мучить совесть, но вернуть меня он так и не решится...

Ну почему, почему всегда одно и то же? Начнешь, бывало о душе, о мирозздании, а просыпаешься в бурьяне... и сны без сноведений...

Уж как, казалось, повезло —какую вытянул фишку —нагрел всех... Ан, нет —опять в дерьме, опять семь верст киселя хлебать, а ты как всегда с похмелуги и даже о сигаретах не позаботился, лопух!