Глава 18

— Побежишь к нему? — спрашивает Образцов, проследив за моим взглядом. — Уже легла небось под него?

Рада что не сделала этого с ним. Хорошо, что настояла! Боже, спасибо тебе за наитие! Ведь не отмолила бы этот факт жизни.

— Нет, — отвечаю я, поднимаясь. — Останусь с тобой и пожалею тебя бедного.

Я выхожу из-за стола и иду, нет, не к Бурову, а к девчонкам, отдаю деньги за выпивку и закуски, тем самым поддерживая бизнес подружек.

— Что он сказал тебе? — спрашивает Люба, поцеловав меня в щеку.

— В основном плакался и признавался в том, что он подонок.

— Хотел, чтобы вернулась? — фыркает Мила, убирая что-то с моего плеча.

— Нет. Тут что-то другое.

Не понимаю зачем ему понадобилось делать это — лететь через половину глобуса, чтобы сказать мне такое паршивое "извини". Может быть он тоже ходит к психологу? Поверил в то, что женщины любят чувствительных мужчин? Но не до такой же степени!

— Ты что здесь делаешь? — наконец спрашиваю я, потянувшись и коснувшись щеки Бурова.

Не знаю как Костя нашел меня, но все смотрится не очень. Мне бы не понравилось такое ни через десять лет, ни через пятьдесят. Прежнему Бурову, кстати, тоже.

— Пошел принимать тебя тепленькую и чуть было не прошляпил момент, — отвечает Павел Архипович, приобнимая меня.

Обожаю, когда его польцы скользят по пояснице с преградой в виде лёгкой ткани.

— Не нагнетай. Во-первых, я не пила. Во-вторых, никуда бы не пошла с ним. В-третьих…

— Кать ещё и в-третьих? Обычно твои списки короче.

— Да! Есть ещё и пункт три. Он сам заявился сюда.

— Точно? — не могу прочитать его взгляд в данную минуту.

— Да! Есть ещё и четыре, и даже пять. Ты кто такой? Куда дел моего Пашука?

Буров смотрит на меня сверху-вниз, кивает и одновременно делает такое движение глазами, за которым кроется и хитринка, и веселье, и "не знаю о чем ты".

Наверное, Павел Архипович 2.0 мне нравится больше.

Он внушает меня в надежду, что теперь будет иначе, а не то, что мы вернёмся на прежнюю лыжню, ведущую к старым баранам.

— Доберешься одна до дома? — спрашивает он, не двинувшись с места. — Хочу поговорить с ним немного.

Разумеется. Я же не маленькая. Но о чём ещё он собрался говорить с ним?

— Надо выяснить ещё кое-что, — отвечает Пашка, словно прочитав мои мысли. — А точнее внушить ему.

Мысли он читать умеет, но только в капец в каких экстренных ситуациях. У него мозг заточен на это. А это значит…

— Это ты, — говорю я, поражённая озарением и не в силах истолковать его себе. — Сказал где мы, да?

— Ну ты же просила никого не преследовать, а потому я приглашаю всех к себе. Не приедут, значит, виноваты.

— Это по-детски.

— Как там говорят? Все мы в душе дети? Так вот все знают это правило и только говняшки ведутся.

Он едва заметно улыбается во вновь пробившуюся поросль над верхней губой. Усы думает отрастить. Этакий Пуаро с Кеннетом Брана. Но ему идёт. Хоть он и не сыщик, а его основной клиент.

— Я не хочу никуда уходить, посижу за соседним столиком.

— Ты будешь меня отвлекать. Он тоже станет пялиться на тебя, особенно после того, что вытворил — приехал не сразу ко мне, а сюда.

Он прав. Только неспокойно как-то. Но тревога общая и не качается только Паши.

— Я обязательно дам ему в морду. Ещё раз. Ты переживать начнёшь. Не хочу, чтобы ты вмешивалась. Девчонок предупреди и попроси чтобы не предпринимали ничего.

Хочу остаться, но иду к такси, попутно строча девчонкам в чат, извиняясь и предлагая присмотреть новую мебель. Буров заплатит. Он такой и не потому что боится ментов-судов, а просто потому что привык.

— Лучше бы прятался в кустах и ждал, когда я уйду самостоятельно, Буров.

— Я и был в кустах, а ты меня нашла, — отвечает тот, целуя мою бровь. — Хорошо успел портки натянуть.

— Дурак.

Наведаюсь к Прохорцевой и спрошу, что ей неймётся. Какого черта она лезет? Ждёт, когда Буров попросит Кирю поискать другой дом для своей немаленькой семьи? Талантливых менеджеров и управленцев — половина побережья. Незаменимых нет.

— Вы ещё не спите? — спрашиваю я через пятнадцать минут, стукнув в двери, что ведут на хозяйскую половину.

— Нет. Кать, случилось что-то?

Кирюха открывает мне дверь, сонно потирая глаза, но судя по одежде, а также по громким звукам, он просто задремал у телевизора.

— Позови мне, пожалуйста, Тому.

— Что-то случилось? Она опять что-то выкинула?

Я качаю головой. Ненавижу, когда так говорят. Попахивает каким-то извращённым эйджизмом. Пусть отвечает за себя сама и спрашивай только с нее.

— Хочу обсудить с ней аренду домика на ближайшие месяцы. Кирь, я просто не хочу обсуждать с тобой это.


Я жду на кухне, устроившись за кухонным островом. Тут так красиво и уютно, а я совсем-совсем не скучаю по этому месту. Здесь всегда чувствуется радушие на время.

— Привет.

— Зачем ты помогаешь, Смородиной? — спрашиваю я без лишних предисловий. — Тебе плевать на меня и Бурова, а на свою семью?

— У Кирилла тут много знакомых, — говорит девушка с равнодушием в голосе. — Буров не сделает нам ничего.

Тома плохо знает Бурова. Он начал строить бизнес в другие времена. Я видела, как он меняет людей, пытающихся ставить ему условия только потому что он якобы не интересуется делами. Это обманчивое впечатление. Все то время, что мы здесь он возится с бумагами, общается с Кирей и ездит куда-то. Кроме вечеров, ведь тогда я дома.

— Не сделает — вы просто пойдете жить к своим знакомым — говорю я, глядя на то как та складывает полотенце. — Скорее всего уже завтра.

Это не обещание и не угроза. Просто знаю, что так будет и не потому что я попрошу об этом. У Пашки нет

— Кирилл мой друг. Мне нравятся ваши дети. Но не то, что делаешь ты. Объясни мне, что за дружба такая, что ценнее собственного благополучия? Тамара?

Она никак не реагирует. Только складывает свое полотенце. Да смотрит на темный двор за дверью.

— Ты не знаешь ее, — говорит она, когда я тянусь к двери. — Какая она.

— Кое-что я всё-таки знаю, — замечаю я, остановившись. — Она портит все к чему прикасается.

Что-то кроется за отстранённостью Томки и этим ее вызывающим высокомерием. Только я не могу понять что.

— Я не могу отказать ей. То о чем она попросила в этот раз пустяк. Понимаешь? Это пустяк. Она просто знает, чем вы занимаетесь каждый день

— Но не для меня. Смородина дрянь. Мне не нравится чувствовать ее рядом с собой, особенно, если буду стоять у обрыва.

— У нее есть серьезный компромат на меня, — выдыхает Томка, повернувшись ко мне. — Я не хочу, чтобы это увидел Кирилл или ещё кто-то.

Да блин!

Неужели и она была том кино?

И что мне делать с этой информацией теперь? Что сказать этой девушке? Чтобы продолжала в том же духе?

— Я очень люблю его и детей, а ещё я сожалею о прошлом. Ты не представляешь, как я сожалею об этом.

Как все мы.

— Придумай что-нибудь пока мы не уехали, — говорю я, всё-таки вынырнув в теплую ночь.

Всю дорогу до дома я размышляю, как бы поступила в ее случае. Наверное, я бы призналась во всем мужу, а если бы он не принял, то жутко бы расстраивалась тому факту, что его любовь была недостаточно сильна

Настроение у меня препоганное к тому времени, когда я захожу в дом. Вдобавок Пашка ещё не вернулся.

Филиппинка поет какую-то песню, постукивая при этом тапком об пол. Она говорит, что потом девочка сможет засыпать под этот такт, даже если не услышит знакомую песню.

— Я посижу с ней пока.

— Не бери ее на руки. Иначе, она привыкнет засыпать только так. Нельзя, чтобы ей было слишком тепло и тесно. Нельзя шептать или говорить вполголоса. Понимаешь?

Я киваю, сердясь и смущенно улыбаясь этим наставлениям.

Кто бы ещё мне сказал это?

Сестра, наверное, если бы только я решилась пожаловаться ей на это.

— Ветрова, если бы я не знал тебя, то решила бы, что ты готовилась к моему приходу, — шепчет Пашка, присаживаясь как и я перед кроваткой.

Я опустила один из бортиков, чтобы не смотреть на девочку сквозь прутики и иногда дотрагиваться до нее.

— Картинка такая, что можно ставить холст.

— Перестань — говорю я, улыбаясь ему. — Твои комплименты все лучше и лучше, но этот уже…

— Комплимент — это какая же у тебя красивая жопа, а то, что я вижу сейчас это прекрасно — приглушённый свет, младенец в люльке, женщина, которая тянется к нему и не может отвести глаз.

— Ты становишься творцом — замечаешь прекрасное в мелочах, — отвечаю, а сама рассматриваю его. — Только давай без матерных рифм?

— Я никогда не матерюсь при ребенке, Ветрова, — отвечает тот упрямо.

— А при мне зачем делаешь это? — интересуюсь я, взяв его за подбородок, но перед этим конечно же получив поцелуй в губы.

Таков уж Буров — хитрит и вымогает нежность и ласку взамен на то, что хочу я.

— Потому что ты считаешь меня сексуальным и иногда ржешь над моими рифмами, — отвечает Пашук, беспрекословно поворачивая голову вправо и влево. — Не боись, драки не было.

— А что было?

— Разговор мужчины и хлюпика, — отвечает тот, взяв меня за руку. — Он ныл о своей ущербности, а я…

— Прощал?

— Слал с миром, но в жопу — объявил о продаже своей части совместного бизнеса, потому что он гнида и может выкинуть ещё какую-нибудь неинтересное мне фуэте.

Он выглядит таким довольным, словно провернувший что-то пакостник-мальчишка.


— А он?

— Заныл, что это не смешно и несерьёзно. Мол, это бизнес и не надо мешать одно с другим. Из-за бабы устраивать такое и прочее-прочее-прочее.

— А что задумал ты?

Не верю, что он считает иначе. Это в моем духе устраивать подобное — продавать квартиры и сбегать в другие города, одновременно подальше и поближе к неверным бывшим. У Павлика же иной подход.

— Хочу, чтобы он и тот кто затеял это начали шевелить задницами и проявили себя.

Мне не нравится все это. Друзья у Паши своеобразные, но они, как и враги с дикими нравами. Пример тому Образцов.

— А что потом? Они проявят себя, а дальше? Как они должны проявить себя? Паш, мне это не нравится.

Я поднимаюсь.

— Лучше бы ты просто поделил бизнес и закончил на этом. Это тоже будет уроком. Разве это не будет знаком для всех остальных, чтобы не иметь дело с ним?

Освободив волосы от резинки, я иду прочь из комнаты.

— Переживаешь за него? Он говорил, что ты вернешься к нему, как только опрокинешь меня, также как и я тебя когда-то.

Кажется, я ошиблась в нем.

Люди правда не меняются и очень часто судят по себе.

Разворачиваюсь и иду к себе.

— Айра, мы уходим, — бросает Пашка на английском.

Он догоняет меня на втором этаже.

— Ты не ответила.

— Ты судишь по себе, — отвечаю я, закрывая за собой дверь.

Но разве можно удержать тесто крышкой от сахарницы, если оно убегает из тазика? Так и тут.

— Ты не ответила — настаивает он, прорываясь ко мне в спальню.

Он веселится, судя по взгляду и даже по голосу! А я расстроена! Почему он веселится?

— Что ты злишься, если он не прав?

— Я злюсь не на это ничтожество, — я прохожу в душевую, включая воду, чтобы пробежал кипяток. — А на тебя за то, что ты повторяешь это.

Я встаю перед ним.

— Сомневаешься во мне? Тогда нам точно нечего делать вместе. Мне хватает…

Пашук подхватывает меня на руки, усаживая на тумбу, подвинув мною все, что стояло на ней.

— Я тебя люблю и хотел услышать от тебя тоже самое таким коварным способом. Я сволочь и я знаю это.

Что?

Пашка подхватывает меня на руки, а вот я отбиваюсь от него.

Но теперь я та самая крышечка от сахарницы — это не помогает.

— Ты сволочь! И идиот! И козел! Я тебя ненавижу! Видеть тебя не хочу! Отпусти меня и уходи!

Пашка не уходит, а дожидается, когда я выдохнусь.

— Я тебя люблю. Со всем что тебе важно. Если тебе понадобится год или два для осознания любви ко мне я подожду. Тебе же это нужно?

Я часто-часто киваю, прижавшись виском к его груди.

— Мне тоже нужно это. Не только ради себя, а ради тебя. Не хочу однажды исчезнуть навсегда. А если так случится, то ты будешь знать, что причина не в романе с филиппинской няней.

— Я тебя люблю, Паш.

Загрузка...