Марионетка

Глава 13

На улицы Амстердама спустился вечер. Редкий, но колючий дождь казался еще холоднее от пронизывающего ветра. Среди гонимых ветром туч слабо мерцали первые звезды. Луна еще не взошла.

Сидя за рулем «опеля», стоящего у телефонной будки, я ждал Ван де Граафа.

Выйдя из будки, он приложил ко лбу, из которого все еще сочилась кровь, носовой платок и сел в машину. Я вопросительно посмотрел на него.

— Через десять минут район будет оцеплен, и ни единой живой душе не удастся выбраться отсюда. Даю вам полную гарантию. Но почему вы так уверены...

— Он обязательно будет там! — Я включил мотор, и машина тронулась.— Он наверняка решит, что никому не придет в голову искать его там. Кроме того, сегодня Гудбоди переправил туда героин с Хайлера. Скорее всего, он находится в одной из больших кукол. Я осмотрел его машину, когда она стояла у замка, куклы там не было. Она наверняка в церкви, так как у него не было времени переправить ее куда-либо. В церкви хранятся очень большие запасы наркотика. Ван Гельдер — это не Гудбоди и не Труди, и он играет в эту опасную игру не ради удовольствия, а ради денег Он не упустит такую добычу, это — настоящий клад. Там зелья на миллионы долларов.

— Подумать только... Ван Гельдер...— де Грааф медленно покачал головой.— Не могу поверить! Такой человек! У него было великолепное будущее в полиции! Жаль, что...

— Поберегите свои соболезнования для его жертв! — грубо оборвал я его. Я не собирался говорить таким тоном с раненым, но я и сам был не в лучшем состоянии, чем он.— Ваш Ван Гельдер хуже их всех. Труди и Гудбоди — это извращенцы, больные, безумные люди, которые уже не могли отвечать за свои действия. А Ван Гельдер не болен. Все свои мерзости он совершает ради денег и совершенно хладнокровно. Он знал, как вел себя Гудбоди, но смотрел на это сквозь пальцы. Если бы с него не сорвали маску, он позволил бы Гудбоди убивать и мучить людей и дальше.— Я посмотрел на де Граафа, и у меня в голове мелькнула мысль о семье Ван Гельдера.— Вам известно, что его жена и брат погибли в автомобильной катастрофе?

Де Трааф подумал и спросил:

— Вы решили, что это был не несчастный случай?

— Именно так. Мы никогда не сможем доказать, но сдается мне, что катастрофа была подстроена. Брат его жены был опытным сотрудником службы безопасности. Вероятно, у него был какой-то компромат на Ван Гельдера. От жены он хотел избавиться потому, что она стояла между ним и Труди, а эта девушка тогда еще не проявилась во всей своей прелести. У меня нет сомнений, Ван Гельдер — человек хладнокровный и расчетливый, это делец, лишенный нормальных человеческих чувств.

— Нет, вы определенно не доживете до пенсии,— хмуро пошутил де Грааф.

— Возможно.

Мы свернули на улицу, ведущую к церкви Гудбоди, и, увидев синюю полицейскую машину, проехали мимо, остановились перед входом и вошли в церковь. Навстречу шел сержант полиции. Он поприветствовал нас, ничем не выдав своего изумления при виде двух раненых мужчин.

— Ничего и никого, сэр! — доложил он.— Мы обыскали даже колокольню.

Де Трааф повернулся и посмотрел на полицейскую машину.

— Если сержант Троппиус говорит, что там никого нет, значит, так и есть.— Он помолчал и сказал: — Ван Гельдер — очень умный человек. Теперь я убедился в этом. Его нет ни в церкви, ни в доме Гудбоди. Мои полицейские наблюдают и за каналом и за улицей. Скорее всего, его уже нет в этом районе, он куда-то уехал отсюда...

— Возможно. И все-таки он где-то рядом,— возразил я.— Сколько времени будет оцеплен район?

— Пока не обыщем и не перевернем вверх дном все дома на этой улице. На это потребуется часа два, а может, три.

— А потом он сможет уйти?

— Да. Если только он спрятался где-то здесь.

— Он здесь,— уверенно сказал я.— Сегодня суббота, и уже вечер. В воскресенье рабочие будут трудиться на стройке?

— Нет.

— Это означает, что у него есть 36 часов. Сегодня ночью или завтра вечером он может спуститься и уйти.

— Господи, как болит голова! — де Грааф приложил платок ко лбу.— Да, тяжелый пистолет у Ван Гельдера!

— Он здесь, но где-то наверху,— упрямо продолжал я.— Обыскивать дома — пустая потеря времени. В канале его тоже искать ни к чему. Если бы он нырнул и просидел под водой столько часов, то давно бы захлебнулся и утонул. Где же он прячется, черт возьми?

Я задумчиво посмотрел вверх на темное небо и стремительно несущиеся тучи. Де Грааф тоже поднял голову вверх на уходящий ввысь силуэт крана, который, казалось, касался туч, а конец его массивной стрелы терялся в темноте. Мне всегда чудилось, что в этом кране таится какая-то угроза, а сегодня вечером он представлял зрелище еще более зловещее и мрачное.

— Вполне возможно,— прошептал де Грааф.— Да, конечно!

— Я поднимусь туда!

— Это безумие! Если бы только вы могли взглянуть на себя и на свое лицо! Вы выглядите, как тяжелобольной человек.

— Я абсолютно здоров!

— Тогда и я пойду с вами,— решительно заявил де Грааф.

— Нет.

— У меня много молодых, но опытных полицейских...

— Возможно. Но у вас нет морального права требовать от этих молодых и опытных сотрудников, чтобы они рисковали своей жизнью в данной ситуации. Не спорьте со мной. Я не нуждаюсь в их помощи! Кроме того, действовать открыто и прямолинейно против такого противника, как Ван Гельдер, нельзя. Это нужно сделать тихо, скрытно или вообще отказаться...

— Но вас он тоже увидит. Вы же не человек-невидимка...— Я чувствовал, что де Грааф согласен со

мной.

— Не думаю. Если он наверху, то ему должно казаться, что внизу все погружено в темноту.

— А может, лучше подождать? Ведь рано или поздно он все равно спустится, так как должен скрыться до наступления утра.

— Ван Гельдер не питает к смерти такой любви, как Гудбоди. Это нам известно. С другой стороны, он не боится смерти. Это нам тоже известно, как и то, что он ни во что не ставит жизнь других людей.

— Что вы хотите этим сказать?

— Его нет внизу. Белинды тоже нет. Значит, она наверху вместе с ним. Если он спустится, то заставит спуститься и ее, потому что снова начнет прикрываться ею. Ждите меня здесь. Я скоро вернусь!

Он уже не удерживал меня. Оставив его у входа в церковь, я направился к крану и, не раздумывая, полез по бесконечной лестнице. Путь этот был очень долгим, если учесть мое неважное самочувствие, но, как ни странно, он был не особенно изнурителен и не опасен. Просто очень длительный и монотонный. Опасность подстерегала меня не здесь, а наверху. Преодолев три четверти подъема, я остановился передохнуть и посмотрел вниз.

Из-за густой тьмы я не ощущал высоты. Фонари вдоль канала были похожи на светящиеся точки, а сам канал — на слабо фосфоресцирующую ленту. Все это казалось далеким и нереальным. Я не мог разглядеть ни одного дома. Единственное, что я мог различить — это флюгер на верхушке церковного шпиля, находящийся в ста футах подо мной.

Я посмотрел вверх. До кабины крана оставалось около 50 футов. Она неясным пятном темнела над головой — просто темный прямоугольник на фоне такого же темного неба. Я снова полез вверх.

До двери кабины оставалось футов 10. Тучи внезапно рассеялись, и показалась луна, вернее полумесяц, но мне вдруг показалось, что она осветила все вокруг...

Я снова посмотрел наверх и, ясно различив заклепки на крышке люка, понял, что если так отчетливо просматривается все, что находится над головой, то из кабины тоже хорошо видно все, что под ней. Чем больше я буду медлить, тем скорее Ван Гельдер обнаружит меня.

Вытащив пистолет из кобуры и стараясь двигаться бесшумно, я преодолел несколько последних ступенек.

Оставалось всего 4 фута, и вдруг дверца люка слегка приподнялась и из щели показался длинный и отвратительный до тошноты ствол специального полицейского автомата. Мне следовало впасть в отчаяние— ведь это было полное поражение, но сегодня мне пришлось перенести и пережить столько, что я, видимо, потерял способность чувствовать и принимал неизбежное с фатализмом, который удивил меня самого. Вместе с тем я не имел права отказаться от борьбы. Если бы мне представился хотя бы единственный шанс или даже полшанса, я бы вступил в схватку со своим коварным противником. К сожалению, мне надеяться было не на что.

— Из этой штуки можно сделать 24 выстрела,— услышал я спокойный голос Ван Гельдера. В унисон его голосу прозвучало глухое эхо, и мне показалось, что оно донеслось то ли из могилы, то ли из пещеры... И неудивительно...— Вы знаете, что это означает?

— Знаю.

— Отдайте мне свое оружие рукояткой вперед, Шерман!

Я протянул пистолет.

— Теперь отдайте игрушку, которая у вас в носке.

Я вместе с носком отдал ему «лилипут». Потом люк распахнулся, и я увидел Ван Гельдера, освещенного светом луны.

— Входите! — кивнул он.— Места здесь всем хватит.

Я влез в кабину и оглянулся. Он был прав: места было достаточно даже для дюжины людей.

Ван Гельдер, спокойный и невозмутимый, держал в руке автомат, который мне очень не понравился... На полу, забившись в угол, сидела бледная, измученная Белинда. Рядом с ней лежала большая кукла в наряде с острова Хайлер.

Белинда попыталась улыбнуться. Но эта улыбка, растерянная и жалкая, привела меня в ярость. Я готов был броситься на Ван Гельдера и вцепиться ему в глотку, несмотря на то, что он был вооружен, а я нет, и только здравый смысл и трезвая оценка ситуации заставили меня взять себя в руки, осторожно опустить дверцу люка и так же осторожно выпрямиться. Посмотрев на автомат, я сказал:

— Скорее всего, вы взяли его из той полицейской машины.

— Именно так.

— Мне следовало бы предусмотреть это.

— Конечно! — Ван Гельдер вздохнул.— Я знал, что вы явитесь сюда. Только вы напрасно трудились. Повернитесь лицом к стенке!

Я повиновался. Удара по затылку, хоть он и не отличался силой и мастерством, с которым эту операцию проделывал Марсель, все же было достаточно, чтобы оглушить меня и сбить с ног. Я упал на колени и почувствовал, как что-то холодное сомкнулось на запястье левой руки. Немного придя в себя, я обнаружил, что сижу рядом с Белиндой и прикован к ее правой руке, что наши наручники соединены с металлической скобой на дверце люка.

Я осторожно ощупал затылок. Сегодня моей голове, благодаря объединенным усилиям Марселя, Гудбоди и Ван Гельдера, здорово досталось, и она адски болела.

— Извините, что вынужден был ударить вас,— сказал Ван Гельдер.— Но я уже отлично изучил вас за это короткое время и пришел к выводу, что легче надеть наручники на дикого тигра, которого не одурманили снотворным, чем на вас. Через минуту луна снова скроется за тучами, я исчезну отсюда, а минуты через три спущусь на землю.

Я не поверил своим ушам.

— Неужели вы действительно решили спуститься?

— А вы хотите, чтобы я жил в этой кабине? Конечно, я спущусь, только не совсем так, как вы себе представляете. Внизу меня встречает полицейский кордон. Я видел их. Но никому из них не пришло в голову, что если я спущусь по стреле крана, то окажусь на другой стороне канала футах в 60 от полицейских. Я уже опустил крюк почти до земли.

Резкая боль в голове помешала мне прокомментировать это сообщение. Впрочем, ситуация и не требовала комментариев.

Ван Гельдер повесил автомат через, плечо, привязал к себе шпагатом куклу и, взглянув на небо, сказал:

— Ну вот, луна почти скрылась.

Так оно и было. Ван Гельдер смутной, едва различимой тенью скользнул к двери в передней стенке кабины рядом с пультом управления, открыл ее и выглянул наружу.

— Прощайте, Ван Гельдер,— сказал я.

Он промолчал. Дверца закрылась, и мы остались одни. Белинда схватила меня за руку, на которой были наручники.

— Я знала, что вы придете! — прошептала девушка, глаза ее заблестели, и она снова стала похожа на прежнюю Белинду.— Правда, вы не очень-то спешили!

— Я уже не раз говорил вам, что у шефов всегда много неотложных дел...

— Почему вы простились с этим человеком?

— Думаю, потому, что мы с ним никогда уже не встретимся. Ван Гельдер — свой собственный палач!

— Ничего не понимаю...

— Именно он одолжил мне полицейскую машину, преследуя свою собственную цель: так им было легче следить за мной. В машине я нашел наручники, которые надел на Гудбоди. Зато ключи от них остались у меня. Вот они!

Я разомкнул наручники, встал и направился к передней стенке кабины. Луна действительно скрылась за тучами, но, не будучи плотными, они пропускали достаточно света, чтобы я отчетливо увидел Ван Гельдера футах в 40 от кабины. Юбка куклы и полы его пиджака развевались под резким ветром. Он, как гигантский краб, неуклонно полз вперед по стреле крана.

Единственным предметом, который в этот день никто не пытался отнять у меня, был маленький, как карандаш, фонарик. Включив его, я нашел рубильник и потянул рукоятку вниз. На пульте управления загорелись лампочки, и я быстро осмотрелся. Белинда подошла ко мне и остановилась рядом.

— Что вы задумали? — прошептала она.

— А разве вам надо объяснять?

— Нет, не делайте этого!

Возможно, она не полностью осознала мои намерения, но решимость, прозвучавшая в моем голосе, подсказала ей, что последствия моих действий будут необратимы.

Я снова посмотрел на Ван Гельдера, которому оставалось преодолеть одну треть пути, и, оглянувшись на Белинду, положил руку ей на плечо.

— Вам известно, что у нас нет никаких улик против Ван Гельдера? Вместе с тем на его совести тысячи загубленных жизней! К тому же в этой кукле достаточно героина, чтобы погубить еще тысячу!

— Стоит вам повернуть стрелу, и он окажется в руках полиции..

— Живым он в руки не дастся. Это всем понятно. А у него в руках автомат. Неужели вы хотите, чтобы он угробил еще около десяти ни в чем не повинных людей, Белинда?

Она молча отвернулась. Я снова посмотрел вниз. Ван Гельдер был уже на конце стрелы и, обхватив руками и ногами трос, с удивительной быстротой скользил вниз. Такая поспешность была понятна: тучи быстро рассеивались, и небо с каждой минутой становилось светлее.. Я посмотрел еще раз и впервые увидел Амстердам удивительно похожим на игрушечный город с крошечными улицами, каналами и домиками.

Белинда сидела на полу, спрятав лицо в ладонях. У нее не было желания смотреть на то, что должно было неотвратимо случиться. Снова посмотрев на Ван Гельдера, я совершенно отчетливо увидел его, так как теперь на небе сияла полная луна.

Он спустился почти до середины троса, раскачиваясь из стороны в сторону под резкими порывами ветра, как огромный маятник, и с каждым разом амплитуда все увеличивалась и увеличивалась. Я повернул колесо управления влево.

Трос вместе с Ван Гельдером стал подниматься вверх. На секунду он, растерявшись, всем телом приник к тросу. Потом, поняв, что происходит, заскользил вниз со всей доступной ему скоростью. Эта скорость по крайней мере втрое превышала скорость, с которой поднимался трос.

На конце троса был закреплен гигантский крюк, от которого Ван Гельдера отделяло всего около 40 футов. Я повернул колесо в. обратную сторону в нейтральное положение, и Ван Гельдер опять всем телом приник к тросу. Я знал, что обязан довести задуманное до конца, и хотел завершить неизбежное по возможности более быстрым и гуманным способом. Повернул колесо вправо, и трос начал на полной скорости опускаться. Потом повернул колесо влево в нейтральное положение. Трос резко, рывком остановился, и в тот же момент кабель вырвался из рук Ван Гельдера. Я закрыл глаза. Когда я снова открыл их, то он, напоровшись на гигантский крюк, распластался на нем вниз лицом, словно насекомое. Тело раскачивалось на крюке футах в пятидесяти от крыш Амстердама.

Я подошел к Белинде, опустился рядом с ней на колени и отвел от лица ее руки. Она посмотрела на меня. Я ожидал увидеть на ее лице отвращение, но увидел только печаль и усталость, словно она была маленькой беспомощной девочкой.

— Все? — шепнула она.

— Да.

— А Мэгги погибла...

Я промолчал.

— Почему погибла она, а не я? Почему?

— Не знаю, Белинда.

— Мэгги была вам надежной помощницей и отлично работала, правда?

— Да.

— А я?

Я снова промолчал.

— Не отвечайте,— сказала она.— Я и сама знаю. Еще там, на складе, я должна была столкнуть Ван Гельдера с лестницы, или разбить ему машину, или столкнуть его в канал, или сбросить с крана, или...— Она замолчала, задумалась и добавила:

— А ведь он ни разу не пригрозил мне пистолетом.

— В этом не было необходимости, Белинда.

— И вы это знали?

— Да.

— Ничего себе оперативник первого класса! — с горечью сказала она.— И это мое первое задание в отделе по борьбе с наркотиками...

— Это ваше последнее задание.

— Ясно. Вы хотите сказать, что я уволена,— попыталась улыбнуться она.

— Вы умница! — сказал я с одобрением и помог ей подняться.— И к тому же отлично знаете устав. По крайней мере, тот пункт устава, который касается женщин.

Она внимательно посмотрела на меня, и впервые за эту ночь лицо ее осветила улыбка.

— Устав гласит,— продолжал я,— что замужних женщин к оперативной работе не допускают.

Белинда прижалась ко мне, спрятав лицо у меня на груди, и я подумал: «Как хорошо, что она не смотрит сейчас на мое изуродованное лицо!»

Поверх золотистой головки мне был виден огромный крюк с его ужасным грузом, который все сильнее и сильнее раскачивался на ветру. Очередной резкий порыв ветра сорвал с Ван Гельдера автомат и куклу. Они полетели вниз и упали на мостовую одной из пустынных улиц, а над ними на фоне предрассветного неба раскачивался на ветру крюк, удерживая то, что совсем недавно было человеком.