Глава 5

Окрашенные кровью камни отмечали путь восьмисот беглых рабов, донельзя измученных, шатающихся, израненных людей. Многие падали от изнеможения; некоторые, отлежавшись, поднимались сами, другим помогали подняться на ноги их товарищи. Третьи, упав, умирали. Впереди шли мужчины, за ними – женщины с младенцами на руках, старших детей, чтобы не потерялись, они привязывали веревкой к поясу. Голодные, все время голодные, они смотрели по сторонам – искали хоть чего-нибудь съедобного. Но отыскать съедобное в этих местах было невозможно. Ничто здесь не росло, никакая дичь не водилась.

Голодные… Все они были голодны донельзя.

Холмы вставали перед ними. Это были Кровавые Холмы – красный цвет точно соответствовал их названию; бесплодные нагромождения покрытых пылью камней. Вода в этих местах была солоноватой и затхлой. Никто не останавливался у ручьев и озер, чтобы наполнить фляжки и попытаться, напившись, водой заглушить голод.

Лишь немногие из беглецов задумывались: а почему, собственно, Торбардин должен; предоставить им убежище? Вообще, мало кто был еще в силах думать, и уж вовсе ни один из них не представлял себе, что с ними будет, если гномы откажут им, в приюте.

– Мы заставим их слушать нас, – сказал Танис.

И эти слова придавали людям силы идти – людям, которым некуда было идти.

– Ну, хватит! Довольно! – Голос Гнейсса прорезал тираду Ранса, как луч света рассекает темноту ночи. Стены Большого зала были сплошь увешаны сотканными из цветных сверкающих нитей гобеленами, изображающими эпизоды гномской истории. Однако даже гобелены не уменьшили силы голоса Гнейсса.

В Зале Совета танов постоянно гремели громкие словесные баталии, и сегодня здесь все было как всегда. Пламя укрепленных в серебряных подставках светильников трепетало, как при сильном ветре. Тени метались по стенам и колоннам, исчезали в густом мраке сводчатого потолка. Но вот шесть гномских вождей, собравшихся в Зале Совета танов, наконец замолчали.

Хорнфед, тан Хайлара, потомок Верховных Королей, терпеливо ждал, когда шум уляжется;

Рилгар – маг племени дерро, с черными глазами и черной душой, тан Тейвара и интриган-убийца – смотрел на Гнейсса не мигая, как змея на кролика. Ранс, союзник Рилгара, всегда неуравновешенный и злой, стоял, задыхаясь от ярости и потеряв дар речи; он ждал, когда его приступ неистовства пройдет и он сможет снова говорить. Туфа расчесывай пальцами свою красную бороду, обдумывая, как себя вести, чтобы, никого не поддерживая, никого и не оскорбить: он всегда говорил и действовал, взвесив все «за» и «против». Овражный гном Блаф, не обращая: внимания ни на грубые, оскорбительные выкрики Ранса, ни на резкую отповедь Гнейсса, уснул и сейчас уже слегка похрапывал.

Ранс, тан Дергара, сжал кулаки и выставил вперед каменный подбородок. Уж кого-кого, а его было трудно заставит, замолчать.

– Нет, это уж слишком! Вы говорите: восемь сотен? – Как хороший актер, он понизил голос. – Я говорю: нет. Неужели мы будем давать приют каждому бездельнику и бродяге, нашедшему путь к нашим воротам?! Нет. – Он презрительно фыркнул. – А в следующий раз вы еще скажете: пусть приходят к нам гномы холмов.

Все посмотрели на Гнейсса, сейчас пока еще молчавшего. Гнейсс был серьезен, хотя ему и хотелось улыбнуться. Он мельком взглянул на Туфу, тана Клара и вождя единственного клана гномов холмов, обитающего в Торбардине. Презрительная реплика Ранса о гномах холмов, даром ему не обойдется; Взгляд карих глаз Туфы, обычно ласковый и добрый, сейчас стал жестким;

«Ага, – подумал Гнейсс, – этот уже на стороне Хорнфела».

Хорнфел тоже понял это и улыбнулся. «Ну, ну, – подумал Гнейсс, – разулыбался… Всем и так понятно, что Туфа уже твой».

Гнейсс вздохнул и забарабанил пальцами по мраморному подлокотнику своего кресла. Блаф из Ахора проголосует за предложение Хорнфела. Он всегда поступал так, если, конечно, не спал. Овражный гном был жалким, ничтожным созданием, но Гнейсс хорошо понимал, что Хорнфел не будет пренебрегать ничьей поддержкой. Хотя бы и поддержкой овражного гнома.

А Блаф между тем блаженно спал, голова его мирно покоилась. на подлокотнике кресла. Так Блаф и проспал счастливо весь этот ночной Совет, и даже вопли Ранса не разбудили его.

Однако сам Гнейсс еще не решил, как он будет голосовать. Вообще-то он, как и Ранс, не хотел, чтобы в Торбардин были допущены люди; вместе с тем он не был удивлен, что Хорнфел готов предоставить приют в Торбардине восьми сотням беглецов, ведь в Хайларе уже не раз бывали люди. В последние три года Хорнфел, например, был очень дружен с долговязым желтоволосым магом, – кстати, любопытно, а где сейчас этот Музыкант?

Рилгар наклонился к подлокотнику кресла, всем своим видом показывая, что ему до смерти надоела эта бессмысленная перебранка. Гнейсс взглянул на тана Тейвара и вздрогнул: Рилгар, почувствовав направленный на него взгляд, посмотрел в его сторону и улыбнулся.

Это была улыбка змеи, гревшейся на солнце и широко раскрывшей пасть. Встретив взгляд этих змеиных глаз, Гнейсс сразу же отвел свои в сторону. Он вдруг представил себе, что Рилгар сейчас подслушивает его мысли! Колдовство Черной магии и ещё более черные мысли делали сейчас глаза мага племени дерро черными. Казалось, он очень доволен, придумав какой-то свой план, и этот план он во что бы то ни стало исполнит.

Что это за план?

Холодная игла страха пронзила все тело тана Девара, но он все же пересилил себя и снова взглянул на Рилгара. Ни для кого не было секретом, что Рилгар – противник Хорнфела. Сейчас в Торбардине нет никого, кто мог бы по гномским законам претендовать на трон Верховного Короля. Значит, никто и не должен претендовать. Но по Торбардину уже два года ходят слухи, что Королевский Меч выкован, причем именно в Хайларе и именно для Хайлара, и что в споре за обладание этим Мечом уже пролилась кровь.

Гнейсс верил этим слухам не более, чем легендам о том, что кто-то когда-то, в один прекрасный день, найдет Молот Хараса. Но… Если слух о Мече все же достоверен, то Хорнфел мог претендовать на трон Короля-регента. Этого Рилгар не потерпит. Страсть тана Тейвара к власти столь же велика, как и его темная душа.

«Ох, Хорнфел, – думал Гнейсс. – Я не знаю, существует ли уже действительно Королевский Меч, но я знаю, в чьи глаза должен ты всмотреться особенно пристально. Когда-нибудь ты прочтешь в них, долго ли тебе осталось жить».

Гнейсс наклонился вперед.

– Вот что я тебе скажу, Ранс: предложение Хорнфела следует рассмотреть со всех сторон. Да, эта война, что сейчас вдет наверху, не наше дело. Не мы развязали ее, и не нам в ней участвовать. С тем, что люди и эльфы сами породили, они сами и должны разбираться.

Ранс почесал бороду, собираясь что-то сказать, но Гнейсс остановил его своим ледяным взглядом и продолжил:

– Тем не менее тан Хайлара прав. Мы можем не обращать внимания на войну, но она все равно останется реально существующим событием. И она приближается к нам. Разведчики сообщили, что эти беглецы ушли из Пакс Таркаса совсем недавно. Их восемь сотен, все они слабы и беспомощны. Подумайте о них, пока они терпеливо ждут своей участи. И еще вот о чем следует подумать: как мы будем защищать Торбардин, когда армии драконов перелетят через Равнины Смерти и явятся сюда.

Молчавший до сих пор Хорнфел посмотрел на Гнейсса. «Очевидно, он сказал не все, что мог бы, но, безусловно, он присоединился к моему предложению».

Наконец Хорнфел заговорил, голос его был низким и ровным:

– Девар, безусловно, прав. Время у нас пока мне есть. Однако поступь вражеской армий Нам все слышнее и слышнее. Думайте, друзья, Думайте хорошенько. Так или иначе скоро у нас возникнет необходимость искать себе союзников. Пакс Таркас – это неприступная крепость армии драконов. Верминаард жив. Да, рабы, которых он держал в наших же древних шахтах, освобождены, но вовсе не войсками какого-либо государства; если донесения разведчиков верны, эти восемьсот человек спасены группой, в которой было всего-навсего девять смельчаков.

Глаза Хорнфела сузились. Золотистый свет факелов скользил пот его каштановой бороде.

– Эти беглецы, по своей воле или нет, пришли в Торбардин. И Верминаард знает об этом.

– О да, – проворчал Ранс, – я не сомневаюсь, что он знает. Но тогда почему же ты хочешь принять их?

Когда Хорнфел отвечал, Гнейсс в его голосе услышал грохот камней и ощутил холод льда.

– Потому, Ранс, что мы – гномы Торбардина и мы сами вольны распоряжаться своей судьбой. Верминаард не смеет указывать нам, когда и кому должны мы оказывать гостеприимство. – Он внезапно поднялся со своего места и жестом показал на Блафа, все еще похрапывающего и что-то; бормочущего во сне. – Если мы разбудим Ахора, я знаю, что бы он нам сказал, и сейчас я согласен с его словами. Да, уже поздно, и все мы устали, пора спать. Давайте завтра соберемся снова.

Хорнфел вышел из зала. Традиционное право тана Хайлара: открывать и закрывать заседания Совета по своему усмотрению.

«Он редко пользуется этим своим правом, – подумал Гнейсс, – но, если пользуется, ни у кого не спрашивает на то разрешения». Девар задумчиво потер тыльную сторону руки. Ранс и Рилгар улыбнулись друг другу.

Рилгар быстро шел по темным тоннелям мимо помещений, в которых содержались домашние животные. Он шел без факела, но шел уверенно. Как и всякий тейварец, Рилгар был не только приспособлен к жизни в темноте – он любил темноту. Здесь, в абсолютном мраке тоннелей, он чувствовал себя словно рыба в воде. Тусклый красный огонь светился в глубине его глаз.

Конечно, Хорнфелу не удалось убедить весь Совет Танов в том, что войну, пылающую на поверхности Кринна, он оценивает верно; однако он был близок к этому. «Глупость какая-то, – презрительно думал Рилгар, – и надо же было взывать к священным традициям гномского гостеприимства и вольности! Однако именно этот призыв может сработать. Немногие члены Совета действительно хотели предоставить убежище восьми сотням бродяг, но, тем не менее, они вспомнили, что сами вольны сделать свой выбор, и никому не позволят вмешиваться в их решение».

По мере того, как Рилгар спускался все ниже и ниже в глубины; укрывавшей Торбардин горы, его мысли становились все мрачнее и мрачнее.

«Он сильный оратор – этот Хорнфел, претендующий на регентство! Если у него будет достаточно времени, он, пожалуй, сумеет убедить Гнейсса? присоединить свой голос к голосам других умников. Умников, готовых открыть ворота Торбардина толпам людей, бегущих от войны, которую они сами и развязали».

Руки Рилгара вдруг сами собой сжались в кулаки, и тут он почувствовал, как его сознания коснулось сознание Серого Вестника, возникло нечто подобное видению холодной синей тени на снегу. Наконец он явственно увидел Серого Вестника, стоящего у забрызганной грязью и мокрой от дождя стены конюшни в каком-то проулке в Старой Горе.

Они обнаружили Хаука и – они не нашли Меч!

Ярость Ранса на Совете Танов была всего лишь детской истерикой по сравнению с тем бешенством, какое в этот момент испытал Рилгар. Никто об этом не узнал и никто не увидел этого – только Серый Вестник услышал его чудовищные проклятия.

Но ведь он, Рилгар, совсем недавно сам выследил Хаука, и Королевский Меч у него был! Когда воины Задиры подстерегали его у таверны, Меч у него был! А теперь они и знать не знают, где Меч?!

Рилгар зарычал. С Хауком был его приятель эльф – Меч у него! Или… У кого? Киан Красный Топор мертв. Любимец Хорнфела маг и отправившийся с ним на поиски тот ненормальный, подмастерье Изарна, еще не вошли в город, да они ничего и не знают ни о Хауке, ни о том, где Меч Бури. Они сумели каким-то чудом избежать встречи с Задирой и его отрядом, но до города еще не дошли. А эти… Человек Хаук должен был прятать Меч, а эльф – охранять его…

– Доставь мне этого бродягу сюда, – приказал он Агусу, – и я через час буду знать, у кого теперь Меч.

Серый Вестник положил руку на голову Хаука и произнес заклинание.

Через мгновение Агус, Руел и Хаук были уже в пещере под Торбардином и ожидали прихода Рилгара.

Тоннель кончился. Рилгар злобно улыбнулся и вошел в круглую пещеру, высокую, темную, с влажными стенами. Он быстро прошел по гладкому полу и остановился над неподвижно лежащим Хауком.

Хаук во сне слегка пошевелился. Рилгар усмехнулся и, небрежно махнув рукой, отпустил своих слуг.

Загрузка...