Мещанин во писательстве (о сочинениях Н. Старикова)

Образ врага

Правящему классу бюрократ-буржуазии нечем похвастаться перед гражданами России. На его счету только разрушения, а на счетах его представителей — миллионы. Остается «последнее прибежище негодяя» — патриотизм. И вот, власти всемерно поддерживают «культурный стержень народа» — православие, празднуют даты и прославляют исторические личности, связанные с укреплением государства. Цель такой «патриотической» пропаганды — внушить людям, что, несмотря на все трудности и недостатки (которые тоже выставляются как предмет гордости), они живут в великой стране, и это само по себе должно их греть.

Но все это делается настолько топорно, бюрократически бездарно, настолько явно идет в разрез с материальным, а не духовным богатством самих «правителей», что даже если и усваивается людьми, то вовсе не определяет их отношение к жизни.

Тогда начинают работать другие механизмы: там, где государство не может проломиться с дубиной и топором, в действие вступают молоток и скальпель «гражданского общества». И вот, на рубеже 2000-2010-х гг. активизировались «идеологи», говорящие примерно то же самое, но напрямую не связанные с властью. Основная аудитория этих «идеологов» — в Интернете, она состоит из интеллектуалов, ищущих себе «авторитетов», но не доверяющих официозу. Эти интеллектуалы просматривают бесконечное число роликов-выступлений своих гуру и читают их книги с кричащими названиями. В результате они убеждаются в «величии и избранности России» и впитывают «патриотизм». Теперь они уже хвалят существующую государственную власть в лице Путина и «Единой России», делая иногда оговорочку: «да, Путин не во всем прав, но иного не дано…».

Эти «идеологи» создают образ врага. И малограмотный читатель как минимум сваливает все проблемы страны на зарубежных недоброжелателей, как максимум — в испуге мечтает о сильной власти и возвеличивает государство. Стариков, например, громоздит гору «фактов» о происках «злой силы» — англосаксов.

Политические и дипломатические хитрости Англии Стариков выдает за доказательство заговора. Так, в главе «Как союзники СССР помогали» («Сталин. Вспоминаем вместе») он усердно пересказывает и пространно цитирует сборник документов «Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны 1941—1945». Автор делает «открытие», что Великобритания и США не спешили помогать СССР в первые месяцы войны. Затем он разоблачает западноевропейские державы в том, что они в 1940 году подумывали о бомбардировке Баку, и в том, что еще до победы над фашизмом они разработали план войны против России (операция «Немыслимое»)[48]. Лидеры этих стран думали прежде всего о своих интересах, а не об интересах СССР. У них были планы, в которых СССР мог стать разменной монетой и жертвой. Ай, как нехорошо поступали! Сталин наверняка такого себе не позволял. Ну-ка, посмотрим: «Политика Сталина была прагматичной и рациональной. … Сталин “сдал” Черчиллю Грецию. … “сдал” греческих коммунистов… Великобритания ввела туда свои войска и навела порядок силой». Как же так?! Это же «нехорошо»… Хмурится лоб добропорядочного россиянина… «Почему Сталин так поступал, я думаю, пояснять не стоит. Когда речь идет о благополучии родины, у политиков принципов быть не может». Точно! Складки распрямляются, рот растягивается в улыбке, в глазах сияет патриотизм. А кстати, зачем Греция Англии? «…контроль над ней позволяет контролировать Средиземное море, а вечной задачей англосаксов было “закупорить” русский флот в турецких проливах и не дать ему выйти на просторы Мирового океана. Сталин согласился “не будить лихо” и передал Грецию Лондону» (выделено мной — Р.В.)[49]. Неужели Стариков считает, что позволить запереть флот — это то же самое, что обеспечить «благополучие родины»?

Так или иначе, если действует Сталин, то это — «прагматичная и рациональная политика», «благополучие родины», а значит, «принципов быть не может». Когда англичане плетут интриги, это недопустимо, это заговор против России.

Если есть «преданность стране», логика, видимо, не нужна. По крайне мере, у Старикова ее нет. Вот он рассказывает о том, как Сталин после войны вернул Франции полк «Нормандия — Неман» вместе с самолетами, которые, по мнению автора, «могут очень пригодиться Парижу для решения задач на Ближнем Востоке» в борьбе с Англией за этот регион[50]. Что ж, французам передали 41 Як-3 . Замечательно. Правда, уже в 1947 году эти самолеты были списаны из армии и переданы курсантам для тренировок. Лишь несколько Яков — в качестве связанных — были переведены в Марокко вместе с полком[51].

Но какой вывод из этого делает Стариков? Ему, конечно, как всегда, важны не факты, а то, какого слона можно из них раздуть. Оказывается, то, что «Сталин не просто направляет французских летчиков на родину, но еще и дарит Франции боевую технику» — это показатель разницы «между моралью русской и англосаксонской цивилизаций»[52]. Опять вранье. США многократно передавали оружие своим союзникам в борьбе против революций в «третьем мире». Например, проамериканский «сукин сын», никарагуанский диктатор Сомоса в 1955 году получил от янки 25 самолетов «Мустанг», 500 пулеметов и другое вооружение[53]. Тридцать лет спустя, после победы в этой стране Сандинистской революции, с 1984 по 1986 год США только официально выделили никарагуанским «контрас» 27 млн «гуманитарной помощи»[54]. Подобные события происходили в середине века и в Гватемале. Только за первую половину 1954 года американцы вложили 6 млн долларов в организацию интервенции против президента Арбенса. После переворота США в 1957—1970 годах потратили почти 3,5 млн долларов на полицию Гватемалы[55].

Вся эта бессмыслица о «морали» и «цивилизациях» рассказывается в самом конце главы, половина которой посвящена совсем иной теме: той самой борьбе французов и англичан за Ближний Восток. Если предыдущая глава о действиях союзников опиралась практически полностью на текст одного сборника документов, то эта глава — на мемуары де Голля. Здорово, конечно, переписывать чужие тексты. Здорово, конечно, еще раз обличить англичан, но как-то уж далековато от темы России и Сталина. Увлекся автор, что сказать. Да так, что события 1968 года во Франции, вынудившие де Голля уйти в отставку, назвал «первой оранжевой революцией», организованной англичанами![56] Этот бред Стариков даже не пытается доказать. Видать, поленился поискать информацию, ездили ли кто из французских студентов в Лондон для получения инструкций… А надо было бы ему обратить внимание на личность Даниеля Кон-Бендита — самого известного лидера Мая-68 и, между прочим, гражданина Германии. Пожалуй, здесь без немецкого генштаба все-таки не обошлось…

В общем, феерия из неуместного сюжета, совершенно бездоказательной лжи, обширного переписывания чужих текстов — все это логично венчается дурацкой фразой об «иной морали». Напротив, как мы убеждаемся, мораль совершенно одинаковая: делить мир, но не делать его лучше.

Главное злодеяние англичан по Старикову — это финансирование российских революций. Утверждая это, автор сразу начинает изворачиваться, говоря, что от начала до конца революции не были спланированы, и прямых доказательств финансирования нет, а «есть огромное количество намеков, ссылок в различных книгах (?!), наблюдений и логических выводов»[57]. В общем-то, с логикой Старикова мы уже знакомы, он такой же «логик», как и «историк» и «экономист». То есть, никакой. То, что он выдает за логику, является обычным «здравым смыслом» мещанина, упрощающего донельзя общественные явления.

Не имея доказательств, Стариков по своему обыкновению выдирает отдельные факты, искажает их и выдает за аргументы.

Например, он считает, что с момента окончания революции 1905—1907 годов и до начала 1917 года революционной активности в стране не было, а большевики не проводили съездов[58]. Это, по его мнению, и есть доказательство зарубежного финансирования. Вообще, Стариков убежден, что власть имеет право расправляться с революционерами любыми способами. Его, конечно, порадуют такие цифры: в течение 1905 — первой половины 1909 года 1,5 млн человек по всей стране пережили различные виды репрессий по политическим мотивам, осуждено по политическим делам — 28 тыс.[59] В течение одного только 1905 года полицией и войсками было убито почти 15 тыс. человек, не считая жертв еврейских погромов. Суды несколько отставали от внесудебных расправ: в 1905—1908 годах по их решению было расстреляно и повешено по политическим мотивам свыше 10 тыс. человек[60].

Дело не в «скупости» англичан, дело в «щедрости» российских властей на зуботычины. В этот период реакции революционеры были вынуждены уйти в подполье. Движение сократилось. Действительно, съездов социал-демократов не было. Но регулярно проходили — более малочисленные — партийные конференции, которые способствовали организационному и идеологическому оформлению партии большевиков.

И почему-то Старикова не смущает, что в период сталинизма между XVIII-м (1939-й) и XIX-м (1952-й) съездами прошло аж тринадцать лет. Кто же тут перестал финансировать?..

Вот интересно, почему Стариков, преданно верящий Сталину во всем, игнорирует то, что под руководством последнего написано об этом периоде в «Кратком курсе ВКП(б)»? Тем более, что Стариков, как мы узнаем позже, эту книгу листал, пытаясь уяснить неподдающийся ему смысл сочинений Ленина. Так мог бы заодно прочитать, что в годы столыпинской реакции «революционеров зверски избивали в тюрьмах, подвергали пыткам и мучениям. Черносотенный террор свирепствовал вовсю»[61]. Хватали и наказывали чуть ли не всех подряд: из 38,5 тыс. российских студентов в ноябре 1910—июне 1911 гг. под арест попал каждый 7-й, выслан был каждый 11-й![62]

Царская реакция свирепствовала, революционная активность в России упала, но вовсе не «закончилась». С середины 1907 до конца 1910 года по всей стране прошло 4,5 тыс. стачек, суммарное число бастовавших составило более 1,1 млн человек[63]. Затем движение стало нарастать: 466 стачек и 105 тыс. бастующих в 1911 году, 2 032 стачки и 725,5 тыс. бастующих в 1912 году, 2 404 стачки и 887 тыс. бастующих в 1913 году, наконец, 3,5 тыс. стачек и 1,3 млн бастующих в 1914 году[64]. Это данные фабричных инспекторов, которые отражали не все случаи забастовок. По другим подсчетам только на первомайскую стачку 1912 года по всей стране вышло 400 тыс. человек, из них половина — в Питере, что составило 80 % фабрично-заводских рабочих города[65]. Кому-то могут не нравиться методы царской правительственной статистики, кому-то — советской, но тысячи забастовок и миллионы стачечников не из воздуха взяты. И, конечно, не англичанами оплачены.

Даже о таком событии как Ленский расстрел 1912 года с сотнями жертв Стариков вспоминает лишь для того, чтобы виновниками выставить англичан-собственников золотых приисков, заявляя, что «царское самодержавие и Россия имели к этой истории отношение весьма опосредованное» (выделено мной. — Р.В.)[66]. Будто среди акционеров золотодобывающей компании не было российских банкиров, министров, великих князей и матери самого Николая II — императрицы Марии Федоровны[67]. Будто расстреливаемые не были подданными российского императора, будто расстреливали не правительственные войска. Стариков разглагольствует о величии имперской России и в упор не видит, что этот случай как раз показывает позорную зависимость престола (а не революционеров) от иностранного капитала. Если рабочие забастовали против эксплуататоров-англичан, выдвинув сугубо экономические требования, то зачем вмешались российские власти и отдали приказ стрелять? Неужели испугались, что бастующие захватят власть в городишке Бодайбо? Действительно, опасно, оттуда ведь и до Иркутска рукой подать — всего-то тысяча километров. А уж Иркутск, как известно, почти вплотную к Петербургу прилегает, так что, того и гляди, бунтовщики в царские палаты ворвутся… Ерунда. Власти стреляли потому, что нужно было выслужиться перед западными капиталистами, чтобы доказать, что могут создать «выгодные условия для бизнеса». И не кажутся «весьма опосредованными» слова по поводу расстрела, брошенные министром внутренних дел Макаровым в лицо депутатам Думы: «Так было и так будет!»[68]. Видно, что человек близко к сердцу принимал, переживал, очень хотел установить в стране «стабильность». Как и Стариков.

Если бы последний продолжил читать «Краткий курс», то мог бы узнать о росте рабочего и крестьянского движения, о выступлениях в войсках[69]. В 1911 году произошло 113 выступлений крестьян, в 1912-м — 160. В Балтийском и Черноморском флотах весной 1912 года матросы готовили восстание, но оно было раскрыто. 10 черноморцев было казнено, более сотни – отправлено на каторгу. 250 тыс. рабочих крупнейших городов ответили на приговор политическими стачками. А в следующем году своими забастовками рабочие не позволили вынести смертные приговоры морякам-балтийцам, обвиненных в подготовке восстания[70].

Не заметил Стариков и то, что в «Кратком курсе» говорится о популярности среди рабочих большевистской газеты «Правда», основанной в 1912 году[71]. Конечно, авторы «Краткого курса» склонны завышать или подтасовывать сведения о ее популярности, но Стариков-то должен был бы им доверять — Сталин же одобрил. Но и научно обоснованные данные говорят о том же: в 1912 году 531 рабочая группа направила в поддержку «Правды» 624 денежных сбора, в 1913 году было уже 2173 сбора от 1347 групп, а лишь за первое полугодие 1914 года, до закрытия газеты, — 3249 сборов от 2541 группы[72].

Рабочие отправляли «Правде» не только деньги, но и свои корреспонденции. Из них только опубликованных в газете в 1912 году было 5 тыс., в следующем году — 11 тыс., к которым добавилось еще 200 статей от рабочих и 169 корреспонденций от крестьян. Каждая вторая рабочая корреспонденция сообщала о стачках[73]. И после этого Стариков будет утверждать, что партию большевиков не было видно и слышно, что она была не жизнеспособна? Как насчет того, что уже в течение Первой мировой войны большевистские организации существовали в более чем двухстах городах? И жандармам в тот же период пришлось 25 (!) раз громить Московскую партийную организацию. А Петроградская организация, находясь под таким же давлением, тем не менее за полтора военных года (с лета 1915 к началу 1917 года) выросла с 550 до 3000 членов[74]. Численность же всей партии большевиков к началу 1917 года составила примерно 24 тыс. членов (по данным переписи 1922 года), что в три раза превышало численность РСДРП (т.е. вместе с меньшевиками) в начале 1905 года[75]. Нужно подчеркнуть, что 24 тыс. членов, состоявших в партии на начало 1917 года, были зафиксированы в 1922 году. Невероятно, чтобы никто из предреволюционных партийцев не погиб в Гражданской войне. Так что в феврале 1917 года большевиков наверняка было больше, возможно, как раз те 40—45 тыс., о которых говорится в «Кратком курсе»[76]. Эту цифру Стариков тоже странным образом пропустил.

Накануне Первой мировой войны рабочие забастовки в Петербурге шли очень активно. Стариков считает, что «возникли они без видимой причины, неожиданно, “случайно”. Так же внезапно потом и закончились»[77]. Конечно, наш горе-экономист не занимался изучением причин недовольства рабочих. Информация об этих событиях и такая их трактовка списаны им у других авторов. У авторов, которые по своему положению явно не могли адекватно судить о движении рабочих: его источники — это мемуары французского посла Палеолога, председателя Думы Родзянко и дочки царского медика Боткина. Вот уж, несомненно, специалисты по рабочему вопросу! Стариков вообще очень любит мемуары, считает их, наряду с «фактами и датами» «серьезными аргументами»[78]. Это неудивительно: в мемуарах можно найти какие угодно высказывания и версии, мало ли кому что в голову взбрело. Но Стариков выдает подобные суждения за истину. Правда, в данном случае, он «виновником» забастовок назначает не немцев (как это делают названные мемуаристы-германофобы), а англичан.

По Старикову, забастовки июля 1914 года «случайны», другими словами, возникли на пустом месте. Это — очередное вранье, забастовки — продолжение нарастающего революционного движения. Об этом ясно говорят приведенные выше данные. Более того, повод июньских забастовок в Питере известен — это проявление солидарности столичных рабочих с пятидесятитысячной стачкой на Бакинских нефтепромыслах. Закавказских рабочих поддержали десятки тысяч трудящихся и других городов[79].

Окончание питерской стачки было вовсе не «внезапно», и случилось оно не после начала войны. Под нажимом правительства промышленники прервали локаут и 15 июля возобновили работу предприятий[80].

После начала войны забастовки продолжались, хотя и сокращались: в июле 1914 года свыше 46,5 тыс. рабочих по всей стране участвовало в политических антивоенных выступлениях, в августе 1914 — январе 1915 гг. по стране бастовало 46 тыс. человек, при этом в столицах 65-75 % стачек носили политический характер. Силу этого натиска вполне реально ощущали чиновники департамента полиции, сообщая в сентябре 1914 года: «Было бы ошибочным, однако, заключить, что революционное движение в России прекратилось»[81]. Но Старикову нет дела до таких откровений полицейских, ему всё — божья роса.

Об активной деятельности революционеров-большевиков охранка докладывала и во время войны. Соответствующие документы Стариков может найти в еще одной книге, изданной при Сталине, — «Большевики в годы империалистической войны. 1914 — февраль 1917. Сборник документов местных большевистских организаций» (Л., 1939).

Я уверен, что Стариков искренне не понимает, как люди могут договариваться и действовать коллективно. У него социальный опыт совсем другой, у него как раз опыт работы за «пайку» от спонсоров. Отсюда его примитивная консервативно-мещанская ирония: если никто из большевистских вождей лично не организовал демонстраций, то, значит «сами собой рабочие прекратили работу, от скуки нарисовали плакаты и лозунги и, сами не зная почему, двинулись свергать самодержавие» (выделено мной — Р.В.)[82]. Но все это проблемы Старикова, а никак не рабочих-революционеров.

Наконец, в тех случаях, когда авторы воспоминаний не оплодотворяют автора своей безграмотностью, ее порцию подсыпает сам Стариков из собственных поистине бездонных запасов. Вот он приводит рассказ Молотова о встрече того с поэтом Демьяном Бедным в 1917 году, когда последний «работал в каком-то кадетском общественном комитете» (курсив автора). Стариков тут снова врывается со своими комментариями: «Обратите внимание — большевик Демьян Бедный партийной деятельностью НЕ ЗАНИМАЕТСЯ. Работает в кадетском комитете, то есть в комитете партии кадетов. Это значит, что в 1917 году партии как организованной силы не существовало. Поэтому и не сыграли большевики никакой роли в Февральской революции. А к Октябрю их уже “поднакачали” деньгами и влиянием» (выделено автором)[83]. Стариков запросто превращает «кадетский общественный комитет» в «комитет партии кадетов», для него это — одно и то же, и Бедный оказывается работающим во враждебной большевикам партии.

В действительности, демобилизованный из-за неблагонадежности поэт в 1915 году с помощью своего знакомого экономиста Розенфельда устроился в Центральный военно-промышленный комитет. «Кадетским» он был в том смысле, что действовал в интересах буржуазии, получая от правительства военные заказы и распределяя их между промышленными предприятиями. В его руководстве были и кадеты. Бедный помог устроиться на работу в комитет и другим большевикам — В.Д. Бонч-Бруевичу, писателю А.С. Серафимовичу и его брату В.С. Попову. Они активно вели партийную деятельность: так, Бонч-Бруевич возглавлял издательство, выпустившее и книгу Бедного[84]. Поэт занимался своей пропагандистской партийной деятельностью — писал революционные стихи и басни.

В конце концов, как бы ни складывалась судьба Демьяна Бедного, Старикову стоило бы знать, что из примера одного человека глупо делать такие общие выводы. Никому же не приходит в голову утверждать, что все генерал-майоры царской армии дослужились в Красной армии до генерал-лейтенанта, хотя именно это произошло с братом только что упомянутого В.Д. Бонч-Бруевича — Михаилом Дмитриевичем.

Достаточно примеров. Ясно, что англофобия и социальный консерватизм Старикова связаны с его патологической боязнью каких-либо изменений. Разберем более подробно эту идеологическую установку автора.