Месть Золотой Вильи. Первые шаги

Глава 6.

Что-то тебя опять понесло не в ту степь.

Нет, как раз в ту… Туда, куда вернулся Лайронхат со своим кланом из бывших ветеранов-наёмников, их жён и детей. На службе империи отец Тоши ухитрился дослужиться до офицерского чина, чему его дочь была несказанно рада и очень гордилась. Среди кочевников это была большая редкость. Однако, подозреваю, что с отставкой его получали многие наёмники-сержанты, что, несомненно, служило росту их авторитета среди сородичей и соответственно амбиций самих новоявленных господ-офицеров.

Вот только друзья лаима… Не помню уже, говорила или нет, слово "лаим" означает "багатур" или "богатырь". Приставка, повышающая статус амалата среди прочих, таких же, как он, глав родов… Так вот, двое друзей, тех, с кем Лайр оставил родные края, домой уже не вернулись. Один Шахтирлай… так, кажется… погиб чуть ли не в первом в бою. Второй Варширокман остался в империи. Может, он и не прогадал.

Как я потом разузнала, такие вот, только что возникшие амалы, как правило не один год, а то и всё время околачиваются вблизи границ империи, кочуя по левому берегу Западной, при малейшей опасности, как шуги в нору, перебегая по мосту на правый берег. Когда опасность минует, имперцы вновь выпускают их обратно в Степь. Союзники всё-таки, как-никак. Мать их за ногу!

Лайронхат был не таков. Он со своим отрядом ушёл в дальнюю даль от имперской границы, в родные степи, чуть ли не к самому морю.

Похоже, амбициозный был дядька.

Это, в конечном счёте, его и сгубило.

Лаим со своим родом продержался несколько лет, умело играя на противоречиях между вождями марамалов, ни к одному из которых он так и не примкнул.

Разумеется, присоединение к сильному отряду, существенно повышает шансы клана на выживание, однако вместе с этим на него сваливается и множество обязанностей. Любое пожелание предводителя марамала – закон. Тоша пояснила его просто: прикажет хан амалату собирать кизяк вместе с рабами, тот будет это делать. А если ему такое распоряжение не понравится? А кого это волнует? Взял на себя обязательство повиноваться во всём, скрепив его клятвой, – выполняй! За неповиновение одно наказание – смерть!

На самом деле до такой дурости, естественно, не доходит. Для любого, не то что главы рода, но и заслуженного воина приказ собирать дерьмо – смертельное оскорбление, которое можно смыть только кровью, своей или чужой. Моментально начнётся поножовщина. Но тут важен сам принцип подчинения. Только что примкнувшему клану могут таких заданий понадавать, что волком взвоешь.

Поэтому те амалаты, что чувствуют в себе силу в одиночку противостоять невзгодам, не очень-то спешат расстаться со свободой принятия решений и единоличной властью добровольно. Чаще всего это происходит принудительно. Победители не истребляют захваченных воинов и юношей разгромленного клана и не обращают их в рабов, а делают нихтарами – должниками.

При этом им даже возвращают часть имущества, жён и детей, скот, чтобы прокормиться. "Излишки" и красивые девушки беспощадно изымаются. Вроде бы побеждённые и сохранили свой род, и даже "породнились" с победителями, но теперь они в долгах, как в шелках. Их удел жалкое полуголодное существование, когда у хана приходится вымаливать подачки, платя за них втридорога верной службой.

Единственная надежда на военную добычу, которая позволит поправить дела и оплатить долги. Именно такими зависимыми кланами и прирастала марамал, а затем орда Чорхорона-джеха, разрастаясь, как на дрожжах.

Со смертью предводителя союз распался. Добровольные союзники пошли своими путями. Взять хотя бы Тархурабана-джеха, ведь его отец Цурматош-джех был правой рукой Чорхорона. Самое интересное, что с Фальхрымом и его матерью Милларман остались именно бывшие должники, которые при покойном хане успели не только вернуть потерянное, но и разжиться чужим добром. Вот только заплатили они за это жизнями своих воинов. Как тут уже говорилось, новое поколение выросло, но ни сама ханша, ни её приближённые в сомнительные авантюры пускаться не спешили. За исключением этого зимнего похода.

Но тут ничего удивительного. Предприятие сперва обещало быть лёгким и прибыльным. Пусть отряд Фальха плёлся в самом конце, но в нашествии участвовал. Молодой хан первым отправился в замок… на свою голову. И этот его энтузиазм вполне понятен. Раз марамал ни в каких рискованных предприятиях или стычках не участвует, значит он слаб или предводитель – трус. Стервятники не заставят себя долго ждать, накинувшись со всех сторон.

Вот и Лайронхат… Лаиму не раз приходилось доказывать собственную крутизну. Каждый год (в иной по несколько раз) он громил довольно большие шайки тапасуров, неоднократно отбивался от чужих кланов. И дело не только в большом воинском опыте и удаче, а ещё и в том, что в роду Лайрон-Чох оружием владели все: и мужчины, и женщины, и дети.

Имперские форпосты от наших леворских почти не отличаются. Плохо бы пришлось их обитателям, если б на борьбу с врагом в них не вставали все от мала до велика. На помощь… королевства или империи… надейся, а сам не плошай. Не удастся отбить первый приступ своими силами, и помогать уже будет некому.

Правда, на этом схожесть жизни и быта обоих фронтиров заканчивалась. Если в Леворе пограничный рубеж – это дырявое решето, особенно у нас в лаэрстве Приморском, до которого никому нет дела, даже сеньору этих земель… А-а-а, да что тут говорить!… То в империи всё не так.

Как оказалось, у них всё поставлено на научную основу. Возможно, от моего… честно признаюсь, весьма предвзятого повествования об империи… у вас ещё будет возможность убедиться, что на то были свои причины… она предстаёт этаким монстром, который пожирает без разбору одного соседа за другим. Зерно истины в этом есть, однако в действительности, всё не совсем так.

При желании, будь на то воля императора, его войска смогли бы захватить всю Степь. Ведь империя, особо не напрягаясь, может выставить около пятидесяти легионов. А напрягшись, ещё десятка два-три. Но не будем забегать вперёд. И сорока легионов, думаю, хватит, чтобы подчинить кочевников, даже если те собьются в орду. Но это при условии, что будет задействована вся имперская конница, и тяжёлая, и лёгкая.

Какая ж это конница?

Ну не наргицей или тачпанницей её называть?

Тогда уж кавалерия.

Хорошо, будь по-твоему. Только не мешай!

Это только кажется, что в степи пешему за конным не угнаться. На самом деле план масштабной операции против табиров был. Составленный без малого сто лет назад. Планировали ли имперцы воевать с кочевниками всерьёз, или это была так – игра мысли? Скорее "да", чем "нет". Видимо, это был запасной вариант на самый крайний случай: если степняки объединятся в орду, и стравить их между собой уже не удастся.

Кстати, довольно подробный документ с картами и таблицами. Даже прогноз был, сколько табиров непременно должно перейти на сторону империи, и как их лучше задействовать.

Остаётся вопрос, почему столь детально проработанный план "Барбаросса", по выходу на линию "А-А"… которая в нашем случае пролегала по морскому побережью, куда и предполагалось загнать кочевников, чтобы поговорить с ними "по душам"… так и не был осуществлён? Ответ довольно прост – а нафига?!

Империя действительно Молох, пожирающий всё и вся… но только особо лакомые куски. Возьмём хотя бы из уже перечисленного, упоминавшегося ранее несколько раз: княжества Чиермархурад и Эрэдмайрлон с их рудниками, Фаревос – княжество и город-порт, просто огромный по местным меркам, ну и Драдмар. Последний "попал под раздачу" не в силу своего богатства, а, скорее, "по ходу дела". Именно через него лежал ещё один путь в Фарев. Даже более удобный, чем из империи. Так что присоединение родины Кара, Лама и других моих подданных, над которыми я так легкомысленно взяла покровительство, было промежуточным звеном, ключом, открывавшим путь к захвату более лакомой добычи.

Уже на этих примерах мы видим, что имперцы приходят уже на готовое. Рудники разведаны, города построены, поля распаханы. Надо только улучшить организацию, расширить производство, отремонтировать, достроить и спокойно получать законную прибыль. Как там в рекламе: "Мы сидим, а денежки идут"… или капают? Не помню уже, как точно.

А Степь? Городов нет, полезные ископаемые – не разведаны… Торговать с такими беспокойными и неуживчивыми соседями можно и сидя за надёжными каменными стенами, запуская табиров на свою территорию на регулярные ярмарки.

Возможно, если распахать эти кажущиеся бескрайними просторы под пашню… Но это сколько колоссального труда… Вон, у Столыпина Целину не получилось освоить. А тут? Без искусственного орошения никак, ведь больше половины пастбищ летом выгорает. Вы спросите: "А как же обходятся земледельцы по другую сторону реки?" Так там испокон веков строятся каналы, киризы, арыки. Такая древняя и сложная ирригационная система… Воспроизвести её практически невозможно. Да и где взять тех, кто будет этим заниматься? Откуда появится столько переселенцев? Не кочевники же переключатся на земледелие.

В общем, чтобы получить хоть какую-то прибыль, требуются колоссальные вложения сил и средств. И ещё вопрос: "А стоит ли овчинка выделки?"

Вот у нас в России один губернатор, как узнал, "куда, чего и скока" нужно вложить в свой край, чтобы была хоть какая-то отдача, так сразу… "потерял интерес к своему губернаторству". Правильно, Чукотка – это ж не Кувейт.

"Бесхозных" земель, где обретаются дикие племена, по границам империи раскидано до хрена! И кому они нужны? Даже сплошной границы там нет. Да и с кем её проводить? Лишь далеко вперёд от обжитых и окультуренных имперских владений выдвинутые крепости и форты, отличающиеся друг от друга по размеру и численности расположенных внутри войск.

С мелкими бандами справиться и гарнизона форпоста. Если вторгнувшиеся ему не по зубам, в небо взлетают клубы дыма, и местный начальник предупреждает об опасности особой азбукой.

Не знаю, кто первым изобрёл этот способ передачи простейших сообщений – кочевники или имперцы, скорее всего – последние. Но он широко распространён по обе стороны Западной реки. Конечно, одни и те же сигналы кодируются по-разному, за исключением общепринятых: "прошу помощи", "предлагаю перемирие", ну и ещё десяток…

Только у нас в Леворе эта "азбука Морзе" не прижилась – подвела погода: то снег, то дождь, то туман. Порою, в десяти шагах ничего не видать, какая уж там передача сообщений на расстояние. Да и не привыкли наши нирты с туэрами мудрить.

Визуальная связь, как оказалось, тоже наука не дворянская.

На Юге ясных солнечных дней куда больше, поэтому столб дыма виден издалека. Особенное если он густой и чёрный и поднимается над всем фортом. Тут любому начальнику, каким бы дураком он ни был, становится ясно, что дело швах – самому надо просить о помощи, пока не поздно. А если горит не один форпост, а несколько…

В общем, в империи эти передовые укрепления, как индикатор, лакмусовая бумажка…

Скорее – тест на беременность.

Тогда уж стрелка барометра, что показывает приближение грозы.

В роду Лайрон-Чох как браться за оружие все от мала до велика знали с детства. Это их и спасало в стычках с более сильными кланами, пока на амалу не ополчился шаярлар Кийрыхорш. Он тоже был главой марамала, но не простым… а как бы поточнее выразиться?

Вором в законе.

Криминальным авторитетом? Да, пожалуй… если не слишком придираться, то воровские понятия – это то, что ближе всего к Закону Степи. И о правосудии не мечтай, и порядок должен быть хоть какой-то.

Короче, шаярлар был судьёй, который разруливал в меру сил конфликты, возникавшие между предводителями марамалов. Со всеми противоречиями внутри отрядов, те разбирались сами.

Вот этот самый Кийрыхорш и обвинил Лайра с его родом в попрании законов Степи и чуть ли не в святотатстве: как это они посмели доверить женщинам оружие, что те начали сражаться как мужчины. Вынесенный вердикт гласил нечто среднее между "негоже лилиям прясть" и "курица не птица, баба не человек". Шаярлар собрал своих воинов, отряды тапасуров и объявил против "еретиков" нечто вроде крестового похода. Как не сражался отец Тоши и весь его род, амала была разгромлена, сам Лайронхат-лаим убит, а его дочь захвачена в плен.

Что я смогла понять из сбивчивых слов и горьких рыданий, так то, что маленькому брату женщины, которому тогда исполнилось четыре, нет, пять лет… Он родился, когда семья уже переселилась в Степь. Лаим очень хотел сына – продолжателя рода. Сын появился на свет в самый первый тяжёлый год. Он выжил, а вот мать – Зияллирт – умерла. Её имя Тоша дала своей дочке. Кстати, кем была эта женщина, почему так хорошо знала наш леворский, которому обучила дочь, почему оказалась в империи, моя собеседница не знала. Вот как бывает, живёшь рядом с близким человеком, "лишние" подробности о нём вроде бы ни к чему, а потом выясняется, что ты про него ничегошеньки не знал.

Так вот, брату Тошхарарман, вместе с его наставником Вамчукаем в общей свалке вроде бы удалось уйти. Саму девушку судили, если это можно так назвать, и ритуально изнасиловали. Она тогда была ещё девственницей, да и лет ей было не то пятнадцать, не то шестнадцать – совсем девчонка. Правда, по меркам мира Аврэд, уже невеста на выданье. Теперь, по замыслу устроителей этого "аутодафе", которому кроме Тоши подвергли ещё два десятка женщин и совсем маленьких девочек (самой младшей было то ли десять, то ли одиннадцать), они все становились проклятыми, которых не только в законные жёны зазорно взять, но и в наложницы.

В общем, "опустили" девчонок душегубы, так низко, как только смогли. Кийрыхорш так вообще хотел их искалечить – отрубить руки, что держали оружие, попирая тем самым устои… и всё такое прочее. Тут даже тапасуры возмутились. Не от человеколюбия, а потому что добыча и так оказалась мизерной, а тут ещё их главарь то, что осталось, возжелал развеять по ветру. Наверно тогда шаярлар пожалел, что связался с разбойниками, свои бы возразить не посмели. Но он же авторитет, поэтому приказал отрубить пленницам большие и указательные пальцы на руках.

Тогда вперёд выступил старший из предводителей тапасуров Чойбилрит – старый, покрытый шрамами волчара:

– Послушай-ка, доблестный Кийрыхорш, ты конечно шаярлар и уважаемый человек, но не напомнишь ли нам всем, – воин обвёл рукой застывших за его спиной и тапасуров, и подчинённых самого авторитета, – когда это табиры калечили женщин? Они же не смогут выполнять никакой работы: ни шить, ни готовить, даже кизяк собирать им будет тяжело.

– Эти ущербные создания прокляты Матерью-Степью, за то, что посмели взять в руки оружие, как ильчирайи…

Это было серьёзное обвинение.

По табирским поверьям… очень сложно все эти не слишком-то связанные между собой легенды назвать религией… самым старшим был Бог-Отец – Тархтимриз, олицетворявший собой мужское начало и повелевавший небом, громом и молниями. С ним же связывали и местное солнце – Алэму. Мол, Всевеликий явил свой лик смертным, чтобы те узрели его и прониклись своей ничтожностью до дрожи в коленках. Заодно и божеству интересно поглядеть, кто там копошится внизу. Так же точно Омла символизировала образ Матери-Степи – Ильчирайхан, повелительницу всего связанного с зачатием и рождением потомства,… у людей и животных… плодородием… что для степи выражалось в обилии густой сочной травы… Ну и много чего ещё.

Двумя божествами дело не ограничивалось, так как пантеон табиров был достаточно обширен: боги дождя и ветра, богини рек и озёр, духи гор, ручьёв, отдельных, чем-то примечательных, участков Степи. Кстати, точной градации, где кончаются боги, и начинаются духи, не было. Всё дело в силе, а как её точно измерить? Тут в двух словах не расскажешь.

Вернёмся лучше к ильчирайям – воительницам, которых Ильчирайхан посылала, чтобы покарать вызвавших её гнев. Богу-Отцу какие-то там нукеры или нукерши были ни к чему. Он проштрафившихся самолично сжигал молниями, поступая… по сравнению с женой… куда гуманнее и жалостливее. Ведь её амазонки вырывают у несчастных сердца и тут же их съедают. Ужас!

Так и не поняла, готовят они их, или засовывают в рот сырыми. Бр-р-р-р!

Милые создания: безумно красивые, отчаянно смелые, абсолютно безжалостные, смертоносные и прекрасные.

Интересно, был ли у ильчирай реальный прообраз. На Земле у амазонок точно. Помнится, сам Геракл разбил их в неравном бою. Ему зачем-то понадобился пояс царицы Ипполиты. Воительницы были разгромлены, пояс достался Гераклу, а сама царица какому-то другому герою, который тоже участвовал в походе. Точно уже не помню.

С ильчирайями всё по-другому: пришли ниоткуда, ушли в никуда. Да и по своим замашкам они больше походили на всадников Апокалипсиса.

– Значит ты, Кийрыхорш-шаярлар, хочешь, чтобы на их место пришли настоящие ильчирайи? – указав пальцем на несчастных, вкрадчиво поинтересовался Чойб.

От таких слов у предводителя марамала в зобу дыханье спёрло, ведь о таком исходе он даже не подумал. Воины заволновались. Пойти на закуску кровожадным воительницам никому из них не хотелось.

– Они преступили закон и должны быть наказаны, – упрямо заявил Кийр, – Смерть была бы лучшим для них исходом.

– Нет проблем, – тут же откликнулся старый тапасур, – Ты шаярлар можешь их выкупить, и делать потом что пожелаешь. Мы с удовольствием разделим добычу.

Прямо, как капитан Блад: "Пусть заплатит тот, у кого есть деньги".

Кийрыхорш был не дурак, сразу смекнув, чем это ему грозит: два десятка женщин, как минимум по два тачпана за каждую, а то и больше… За дочь амалата, с которым хотят породниться, счёт может идти на десятки.

Там ещё считаются золотые украшения, всякие побрякушки, платья, тряпки.

Всё равно, в голове Кийра щёлкнуло… Чуть не сказал – калькулятор. Потому что со счётом у табиров совсем плохо. Что от них можно услышать из "высшей математики" – что у этого амалата тачпанов много, а у того джеха просто очень много. Но подлинным откровением было…

В общем, когда я начал допытываться у Тоши о степной системе счёта, то не сразу врубился, что она меня абсолютно не понимает, а наша беседа стала напоминать разговор слепого с глухим. Потихонечку начал выяснять. Ё-ё-ё-моё! Они ВООБЩЕ не умеют считать!

Как такое возможно? Да очень просто, табиры знают свою живность, так сказать, "в лицо". Вот у этого носатого козла левый рог скривлён, а у этой козы на носу белое пятно. Сами тачпаны обычно пятнистые, хотя встречаются однотонные. Это, как правило – особо крупные ездовые, и ценятся они куда дороже. И вообще, чтобы разбираться в этих зверюгах, нужно быть знатоком.

Между прочим, в крупных табунах тоже никто ничего не считает. Там животные закреплены за табунщиками, а над ними стоят надзиратели, вроде Харбекра, которого убил Чак. Чем больше такой старик помнит животных, тем ценнее он для хозяина стада и выше его статус.

Но вернёмся к тому старому спору. Шаярлар понял, что перемудрил. Если карать женщин, так делать это надо было сразу, пока не спала горячка боя, и никто из воинов не вспомнил о меркантильной стороне дела.

– Они осквернили собой Степь, – наконец выдавил Кийр.

– Тогда их надо продать на сторону, кому-нибудь из соседей: или в империю, или в шармахам, – тут же нашёлся Чойб.

Началась перебранка – кого, куда и почём продавать. Живой товар разделили между победителями. Как старый тапасур не упирался, ему подсунули Тошу, Сафтунах, Юшменир и малышку Билю. Женщина назвала её полное имя, но оно как-то вылетело из головы.

Этой девчонке крупно не повезло. Нет, "не повезло" – это не то слово. Мало того, что гады ей внутри всё разворотили, так ещё и помощь не оказали. Ну и что, что кровь течёт, у женщин это часто бывает. На тряпку, и не скули, а то получишь плёткой. Что с девчонкой что-то не так, первой поняла Сафа – самая старшая из женщин. Возмутилась и тут же была избита, но её крики о том, что Биля умирает, остановили экзекуцию.

Чойбилрит свернул к какому-то кочевью, где нашлась знахарка, которая сразу заявила, что девочка не жилец. Кровотечение не прекращалось уже вторую или третью неделю,… я же говорю, со счётом у табиров плохо… малышка от боли уже плакать не могла.

– А вы, Тош, почему раньше ничего не заметили? – удивилась я.

– Ола, неужели ты не понимаешь? Нас всё время везли связанными, как поклажу, а каждую ночь насиловали. Это был такой кошмар, длившийся целую вечность. Я только и хотела, что умереть, чтобы мои мученья наконец закончились, – горько разрыдалась женщина.

А я то, действительно о чём думаю?! Чего ещё можно ждать от тапасуров? Если у обычных табиров волчьи законы, то у этих вообще… собака пожирает собаку, а тапас – тапаса. Легкораненый разбойник должен излечиться сам. Если ранение серьёзное, его в лучшем случае пристроят в какое-нибудь стойбище, если не бросят умирать в степи или не добьют "чтоб не мучился".

Жестокий образ жизни – дикие нравы.

Так думала я, глядя, как трясутся плечи Тошхарарман, слушая её надрывные всхлипывания. Угораздило же меня разбередить старую рану.

Наконец женщина успокоилась и продолжила рассказ.

Билю оставили в стойбище у знахарки, не взяв с той ни гроша, но и сами ничего не дали. Выживет – воля богов, нет – значит, нет. Тапасуры особо не возражали, возмутился представитель шаярлара, посланный тем, чтобы проследить точность выполнения приговора, чтобы женщин тишком не сплавили по пути в какое-нибудь кочевье.

– Хорошо, Нур, – осадил его Чойб, – забирай девчонку себе. Мне всё равно, что ты будешь с ней делать: убьёшь, бросишь степи… Плевать! Но перед богами ответишь за неё ты, а не я!

– А кто будет держать ответ перед шаярларом?

– Я не боюсь твоего хозяина.

– Я обо всём ему расскажу.

– Непременно передай. И вот ещё что, – крикнул он столпившимся вокруг воинам, – я смотрю, вы дорвались до женских тел, как голодные тапасы до поживы. Смотрите, не довезём товар, я самых шустрых кастрирую и самих продам в Ирчихр-Наомин, как это делают имперцы за изнасилование.

– Не горячись, Чойб, – примирительно сказал какой-то здоровяк, возвышавшийся над остальными разбойниками чуть ли не на целую голову, – ну порезвились ребята малость, что с того?

– Да ты смотри, Аффар! У нас было четыре бабы на продажу, теперь осталось только три. Нахрена мы тогда ходили в этот поход! И ещё, слушайте внимательно, – опять крикнул он остальным, – бабка осмотрит весь товар, скажет, кто ещё болен. Не дай боги на ту кто-то залезет. Ему не поздоровиться.

– Чего этим девкам сделается? – возмутился другой здоровяк, "квадратнее" первого, – Тебе-то, Чойб, бабы ни к чему. А нам?

– Ты не завидуй моему "счастью", Чох, – вернул удар старый волчара, – мне, после ранения, иногда поссать больно. Какие уж там женские ласки.

– Как же ты терпишь? – удивился первый амбал.

– Жизнь, Аф, – это вообще боль.

– Что ж нам теперь, свои х… узлом завязать? – воскликнул самый молодой из стаи.

– А, тебе, Шустрик, я твою шустрилку отчекрыжу, чтоб не учил старших, – огрызнулся Чойб, – В шармахаме есть поговорка: "Самая сладкая девочка, это молоденький мальчик". Она как раз про тебя.

После таких слов шпанёнка как ветром сдуло.

– Так этот Чойбилрит, он тебя никогда… не трогал? – не выдержав, спросила я Тошу.

– Нет, ни разу, – мотнула головой та.

– А других?

– Откуда ж мне знать, Ола? Разве я спрашивала. Стоит об этом только подумать… как снова…

Тошхарарман вновь разрыдалась.

Сколько ещё продолжалось путешествие, не совсем поняла. Да и так ли это важно? Факт, что отряд наконец добрался до Западной реки и переправился на правый берег. К этому времени кочевники окончательно разругались, поскольку Чойбилрит категорически запретил насиловать Тошу. Дело чуть не дошло до драки.

Три банды, что составляли отряд, разругались между собой вдрызг. Наверное, только близость конечной цели похода спасла их от смертоубийства. Женщине совсем стало плохо, поэтому последние дни она помнила лишь урывками. Кровотечение прекратилось, но Тоша была слишком слаба. Как будто боги наконец смилостивились и решили прекратить её земной путь, чтобы прервать бесконечную череду мучений.

О последних днях пути до Золотого леса женщина знала лишь со слов своих собра… то есть, сестёр по несчастью.

Соваться без спроса к местным жителям, которые лишь пару лет назад пережили нашествие орды, кочевникам было не с руки. Кто бы там стал разбираться, те ли это табиры, что причинили столько горя, или другие? Однако тапасурам и тут сопутствовала удача – они встретили купеческий караван. Хотя эта встреча едва не обернулась кровавым побоищем.

Ну что могут подумать купцы, когда им наперерез, откуда ни возьмись, выскакивает три десятка кочевников. Ещё мгновение и засвистели бы болты и стрелы, полилась кровь, и кранты бы обоим коммерческим предприятиям. Но, слава Создателю, обошлось.

– Вот эта, что ль? – пристально рассмотрев Тошу, обронил какой-то остролицый бородатый хмырь.

Чойб кивнул.

– Что-то вид у неё нетоварный, – с сомнением покачал головой незнакомец.

– Так я тебя её покупать не заставляю, – огрызнулся тапасур, – Ты в Жёлтом лесу скажи, кому надо. Всего и делов.

– А мой какой интерес?

– А что тебе надо? Нападать мы на вас не напали, наоборот, проводим до Леса, как невесту до брачного ложа, чтоб ни один волосок с головы не упал.

– У нас охрана достаточная, чужаки не нужны.

– А вдруг на вас кинется три десятка тапасуров?

– Ты мне угрожаешь?

– Да нет, предупреждаю. Мало ли, что может случиться… А так, ты поможешь мне, я помогу тебе. У вас свой товар, у нас свой. Чем быстрей мы уберёмся отсюда, тем тебе же лучше. А дальше разлетимся, как птицы в небе.

– Добро, – кивнул бородач, – Вы хоть помыли бы их, что ль, – мотнул он головой в сторону пленниц.

Следующее, что помнила Тошхарарман – ручей. С холодной прозрачной водой. Она обжигала кожу и горло, Тоша пила и не могла напиться. Весь переход её мучила жажда, а тапасуры пленниц, мягко говоря, не баловали.

– Идут, – послышался голос одного из кочевников.

Женщины поднялись.

Пришедших было четверо, пятым был давешний купец. Он же и переводил.

– Какие-то странные они имперцы, – пронеслось в голове Тоши, пока мужчины переговаривались.

– Пусть разденутся, – сказал самый старший из незнакомцев, с цепким колючим взглядом, – а то подсунете, как этот вот, – он кивнул на купца.

– Да ты что, Влэхрионар, побойся Создателя, я к тому хмырю никакого отношения не имел.

– А к этим?

– И этих знаю не больше нарама.

Пленницы разделись. Тошхарарман тоже стянула через голову грубый грязный балахон, который её заставили надеть вместо изорванного мужского костюма, в котором её схватили враги. Испытывала ли она чувство стыда? Нет, Тоше у же было всё равно: одним унижением больше, одним меньше…

Их заставили повернуться, пощупали ноги, руки, грудь, ущипнули за задницу. Наверное это очень горько, противно и унизительно, когда тебя рассматривают, как скот на ярмарке. Бр-р-р! Меня передёрнуло. Ни за что не желаю оказаться на её месте. Не выдержала и спросила. Язык мой – враг мой.

Нет, на этот раз моя собеседница не возмутилась и не разрыдалась. Только говорила как-то отстранённо, без эмоций, будто всё это было не с ней самой, а она лишь наблюдала со стороны.

Женщинам разрешили одеться, и торг продолжился. Тот, Влэх с острым взглядом к пленницам так и не приблизился, и ни в осмотре товара, ни в споре о цене участия не принял. Казалось, что до всего происходящего в двух шагах, ему не было никакого дела.

Чойб стоял за спиной Тошхарарман чернее тучи. На тощую, едва держащуюся на ногах девчонку, никто из местных внимания не обратил. Сафа с Юшей на вид были куда привлекательнее.

– Эту девку брать кто-нибудь будет? – глухо прокаркал старый тапасур.

– Что? – нахмурился стоявший напротив Влэхрионар, что скрестив на груди руки молча наблюдал за действом, которое, похоже, не доставляло ему особого удовольствия. Мужчина с надеждой бросил взгляд на купца, но тот был занят по уши, активно принимая участие в состязании, где обе стороны отчаянно торговались, ловя свою удачу.

– Он спрашивает, покупать… это слово едва не застряло у Тоши в горле, потому что только сейчас она осознала весь ужас происходящего… меня кто-нибудь будет? – может голос её и дрогнул, но прозвенел достаточно ясно.

Наверное, заговори сейчас валявшийся рядом здоровенный валун, это не произвело бы такого эффекта. Спорщики разом смолкли, развернувшись к девушке. А та почувствовала себя такой одинокой и потерянной, стоя одна-одинёшенька босыми ногами на холодных камнях с грязными всклоченными волосами, в этой проклятой дерюге. Как же ей было горько. Слёзы сами полились по щекам.

– Как тебя зовут? – нарушил мёртвую тишину Влэх.

– Тошхарарман, Тоша, – глотая слёзы проронила женщина.

– Откуда ты знаешь роверский?

– Мой отец служил в империи.

– Воевал с драдмарцами? – помрачнел собеседник.

– Драдмар? Разве империя с ним воевала?

– Милочка, когда ж ты покинула Ровер?

– Шесть зим назад.

– И ты ничего не знаешь о войне?

– Какая война? Был мятеж…

Влэхрионар продолжал спрашивать, Тоша добросовестно отвечала. Чойб, хмуря брови, стоял чуть в стороне, не вмешиваясь.

Наконец поток вопросов иссяк и драдмарец надолго задумался.

– Может, я и куплю, – проронил он, – Сколько ты за неё хочешь?

– Что? Что он сказал? – тут же встрепенулся Чойбилрит.

– Хочет купить. Назначай цену.

– Один золотой.

– Империал.

Вместо ответа Влэх заливисто расхохотался.

– Да ты совсем спятил, степняк!

– Что? – Чойб мёртвой хваткой вцепился в рукоять сабли.

– Ты правда хочешь это услышать? – усмехнулась пленница.

– Не забывайся, девка, шкуру спущу! – прошипел тапасур.

– Золота у меня нет, но есть кинжал. Ваш, табирский. Если подождёшь, то я принесу, – произнёс драдмарец.

– Есть кинжал. Смотреть будешь? – "перевела" Тоша.

– Он сказал больше слов, – недоверчиво прищурился Чойбилрит.

– Сказал, что золота нет, а за кинжалом надо идти… Не веришь мне,… – женщина указала рукой, в сторону купца и остальных, которые, видимо сторговавшись, что-то оживлённо рассматривали.

Чойб молча кивнул.

– Неси! – озвучила пленница.

Казалось, прошла целая вечность.

Ноги уже не держали. Тошхарарман без сил опустилась на лежавший рядом большой камень. Чойбилрит ей не препятствовал.

Женщине было и горько и смешно. Да, да, смешно. Подумать только, она принимала участие в собственных торгах! С ума сойти! Мыслей в голове никаких не осталось, только звенящая пугающая пустота. Ничего не хотелось. Яркие краски летнего дня потускнели и померкли.

Наконец появился Влэх.

– Вот, – протянул он кинжал в дорогих ножнах.

Тоша громко вздохнула, не сумев скрыть своего разочарования. Она немного разбиралась в оружии. Может когда-то это и был отменный клинок? Да и ножны с рукоятью, хоть и были покрыты золотом и серебром, выглядели какими-то обшарпанными. А само лезвие… Нет, металл был хорош, но вот дефекты.

– Э-э-э, добавить бы надо, – поморщившись, протянул Чойб, – Вон, самый кончик обломан, а тут выщерблено.

Тошхарарман добросовестно переводила.

– Да пошёл ты! У самого товар заморённый! Девка на ногах не стоит! – окрысился драдмарец.

Слова застряли у Тоши в горле. Сейчас сделка с незнакомцем сорвётся! Чойбилрит с неё шкуру спустит, или отдаст другим тапасурам, уж те потешатся…

У женщины мороз прошёл по коже, когда Влэхрионар протянул руку за кинжалом, чтобы забрать обратно. Но к удивлению обоих, Чойб стремительно хлопнул по протянутой ладони.

– Беру!

У Тоши всё внутри опустилось. Её ПРОДАЛИ! Неизвестно кому, неизвестно куда. Мысли в голове взметнулись вихрем и понеслись вскачь, но ухватить ни одну из них было невозможно. Единственное, что прорвалось сквозь этот ураган, было:

– Ну что сидишь? Пошли,… Империал.

– Он хороший человек, Ола. Ещё не разу не поднял на меня руку… Сначала у нас с ним ничего не было, я даже подумала, не больной ли он. Просто жила в его доме, готовила, стирала, убирала. Отец с матерью жили в таком же, там в империи… Потом у нас это случилось первый раз. У них был какой-то праздник. Влэх был выпивший, не устоял… Мы стали жить вместе, у нас двое прекрасных детей – мальчик и девочка… Но, Ола! Это невыносимо! Он не может или не хочет забыть ту, что осталась там вместе с сыном! Она будто его околдовала… Я ходила к другим женщинам, спрашивала… Думала, делаю что-то не так, ведь у меня никогда не было раньше… вот так, чтобы вместе… Ничего не помогает! Даже ночью, когда муж ласкает моё тело, мне кажется, что он не со мной, а с той далёкой, чьё имя шепчет во сне… Порой мне становиться страшно, что я – это не я, что вместо меня другая. А я не в своём теле, а где-то в стороне… Ола, ты не понимаешь!

Я слушала сбивчивую речь женщины, с трудом прорывавшуюся сквозь слёзы, согласно кивая.

Девочка, мне бы твои проблемы! Зайка, Милая, да ты даже представить не можешь, что значит находиться в чужом теле!

Вот только ты можешь поделиться со мной своим горем, а я с тобой – нет!

Тоша горько рыдала, выплакивая то, что копила в себе долгие годы. А я сидела напротив, подперев рукой подбородок и думала…

Было над чем! Ведь эта исповедь была не случайна, потому что по всем признакам выходило, что я и есть та самая ИЛЬЧИРАЙЯ – воительница Света и Тьмы!