ПРЕДИСЛОВИЕ

Первого ноября 1916 года в столице Российской империи произошло невиданное. С трибуны Государственной думы фактический глава оппозиционного Прогрессивного блока Павел Николаевич Милюков произнес речь «патриотической тревоги», содержавшую обвинения императора и самодержца Всероссийского Николая II, его августейшей супруги Александры Федоровны, царских советников и министров в действиях, приведших к неудачам в Первой мировой войне и внутренним неурядицам. Слова «Что это — глупость или измена?» звучали рефреном в этом выступлении, моментально разнесшемся по всей огромной стране и превратившем оратора — правда, на сравнительно недолгое время — в символ не только непримиримой оппозиции, но и грядущего свержения самодержавия.

Дальнейшие судьбоносные события отодвинули П. Н. Милюкова на второй план. Однако на протяжении десятилетий он оставался весьма активным и влиятельным политиком, мыслителем, историком, политологом.

Имя Павла Николаевича Милюкова почти неизвестно современному российскому читателю. Даже историки, не специализирующиеся на изучении российской политической жизни конца XIX — первой половины XX века, подчас колеблются в определении, чем же, собственно, занимался этот человек, кем он был — ученым-гуманитарием, одним из руководителей Государственной думы, активным борцом против власти большевиков, эмигрантским либеральным (а подчас не вполне либеральным) публицистом и т. п.

Между тем жизнь и деятельность Милюкова — это яркий пример судьбы прогрессивного интеллигента, который, посвятив себя вначале исторической науке и добившись в молодые годы весомых результатов в разнообразной тематике — от отечественной археологии до исследования эпохи Петра I, став основоположником нового направления в отечественной гуманитаристике — исторической культурологии, постепенно отошел от исследовательских штудий, а затем забросил науку, чтобы посвятить себя такой изменчивой даме, каковой была и остается политика.

Судьба Милюкова — воплощение того, как мечтания либерального западника, сопровождавшиеся обдуманными практическими действиями, наталкивались, с одной стороны, на консерватизм старого общества, императорского двора, помещичьего дворянства, властолюбивого чиновничества, с другой стороны — на косность отсталого и неграмотного населения огромной страны, которое к тому же призывали к кровавому бунту экстремистские силы. В этих условиях мечтания приводили к метаниям, о чем Милюков лишь иногда сожалел, оправдывая подчас крутые повороты своих политических оценок и прогнозов объективными обстоятельствами.

Жизнь Милюкова — это, пожалуй, один из наиболее ярких в новой российской истории примеров того, как имевшие реальные шансы на практическое воплощение либеральные планы создания в России прогрессивного общества потерпели крушение не только вследствие ошибок, недальновидности, недостаточной реалистичности политика и руководимой им партии, а главным образом в результате стечения крайне неблагоприятных обстоятельств. Это судьба выдающегося политического деятеля, значительная, заключительная часть жизни которого прошла в эмиграции, где он продолжал выступать как талантливый журналист и организатор русскоязычной прессы, а следовательно, культуры российской общности за рубежом, как оригинальный политолог, своеобразно оценивавший российские и мировые реалии, но не имевший возможности оказывать влияние на судьбы своей страны.

Павел Николаевич Милюков прожил 84 года, и жизнь его до самых последних лет была насыщена разнообразными делами, крутыми переходами, сменой политических ориентиров.

Он стал известен в сравнительно молодые годы как крупный историк-исследователь, но почти отказался от научной и преподавательской работы, чтобы заняться либеральной политикой. Он стал лидером крупнейшей оппозиционной Конституционно-демократической партии, депутатом Государственной думы и руководителем объединения оппозиционных сил — Прогрессивного блока, которому удалось в условиях авторитарной российской монархии обеспечить себе большинство в представительном органе.

На крутом переломе истории, в 1917 году, он стал министром иностранных дел Временного правительства, но, отстаивая курс на выполнение союзнических обязательств и получение Россией выхода из Черного моря в Средиземное путем овладения проливами Босфор и Дарданеллы, пришелся не ко двору левым силам и вынужден был уйти в отставку.

Он был в числе виднейших организаторов антибольшевистских выступлений периода Гражданской войны, причем одно время даже ориентировался не на западных союзников, а на германское оружие, надеясь с его помощью возвратиться в Москву.

Став одним из признанных руководителей российской эмиграции после Гражданской войны, Милюков не побоялся в начале 1920-х годов сменить курс, призвав отказаться от интервенционистских планов в расчете на перерождение большевистской власти, а затем частично признав ее достижения, даже заслуги Сталина. Накануне кончины в 1943 году он горячо приветствовал победы СССР над гитлеровской Германией.

Трудно найти в истории другого деятеля, будто бы прожившего несколько жизней, каждая из которых не просто была активной, а отличалась страстностью, разнообразием деяний, оценивалась одними восторженно, а другими — с ненавистью.

Серьезных научных трудов, посвященных Милюкову, сравнительно немного.

Очерки о его жизни и деятельности, написанные известными историками, стали появляться еще с 1917 года{1}; но это были лишь первые наброски биографии, не носившие систематического характера и преимущественно комплиментарные.

В противоположность им советские издания в 1920— 1930-х годах были насыщены политическими обвинениями и прямыми фальсификациями, причем их не гнушался писать и глава советских историков до начала тридцатых годов, а в далеком прошлом коллега Милюкова по Московскому университету Михаил Николаевич Покровский{2}.

В то же время на Западе при жизни Милюкова, в частности в связи с его юбилеями, появлялись сборники статей, в которых публиковались не только мемуарные, но и оценочные материалы, лишь иногда содержавшие критические нотки, но в основном восхвалявшие, не опираясь на документы{3}. Критические же отзывы о Милюкове были связаны почти исключительно с оценкой его публикаций.

И всё же сколько-нибудь серьезно его жизнь и деятельность начали изучать не на родине, а за ее рубежами, тогда как в СССР о нем писали вплоть до второй половины 1980-х годов лишь как об «одном из руководителей партии кадетов», «апологете империалистической политики царизма» в годы Первой мировой войны{4}. Только упоминание об отдельных фактах жизни и деятельности Милюкова можно было встретить в книгах советского периода, посвященных истории кадетской партии, которая характеризовалась как партия либеральной буржуазии, а ее руководитель — как идеолог и практик борьбы либералов за власть в целях проведения империалистической внешней политики царизма и Временного правительства. При всей схематичности и предвзятости такого подхода в этой литературе подчас содержались ценные сведения, извлеченные из архивов. Интересны в этом отношении работы Н. Г. Думовой{5}.

Первая крупная работа о Милюкове появилась в США. Ее автор Томас Риха на базе доступного ему очень ограниченного круга источников с минимальным использованием американских архивных документов осветил политическую деятельность Милюкова, доведя изложение почему-то до середины 1917 года, остановившись на июльских волнениях в Петрограде и отношении к ним героя{6}. Основная мысль книги: «русский европеец» действовал в варварской стране, что и предопределило его крах. Этим автор и серьезно упрощал объективные условия деятельности Милюкова, в том числе быстрое социально-экономическое развитие России в конце XIX — начале XX века, и неоправданно отделял героя от сложной и противоречивой среды, заранее обрекая на фатальную неудачу всю его деятельность.

Почти через три десятилетия в США появилась книга Мелиссы Киршке-Стокдейл, попытавшейся представить Милюкова более панорамно — как сложную фигуру либерала-руководителя, стремившегося к глубокой мирной перестройке российской действительности, но допускавшего отступления и колебания{7}. Автору удалось плодотворно поработать в российских архивах и на базе комплекса материалов воспроизвести картину становления и развития либеральной альтернативы самодержавию. Киршке-Стокдейл выходит далеко за рамки биографии Милюкова, рассматривая его деятельность на широком фоне либерального движения в России в конце XIX — начале XX столетия. Как и предыдущий автор, она не касается эмигрантского периода деятельности Милюкова. В то же время Киршке-Стокдейл подчас несколько увлекается позитивным образом героя.

С 1990-х годов начинается широкая публикация произведений и документов Милюкова в России, появляются серьезные биографические работы. Вышедшие одна за другой книги М. Г. Вандалковской и Н. Г. Думовой стали первыми в России более или менее объективными научными исследованиями жизненного и творческого пути Милюкова{8}. Обе работы основаны на значительном документальном материале, содержат интересные сопоставления и выводы. Однако ни та ни другая книга не является сколько-нибудь полной биографией Милюкова (М. Г. Вандалковская лишь бегло осветила его жизненный путь, а Н. Г. Думова довела изложение только до 1905 года — ее планы написать вторую и третью части биографии Милюкова так и не были реализованы).

В следующие годы появился ряд новых работ. Среди них выделяются основанные на обширном документальном материале серьезные аналитические исследования П. А. Трибунского, включая фундаментальную книгу о первом этапе деятельности Милюкова, написанную в соавторстве с А. В. Макушиным{9}. Трибунскому же принадлежит ряд высококвалифицированных публикаций документов, обнаруженных им в архивах России, Болгарии и США{10}.

Только первому десятилетию эмиграции Милюкова (несмотря на более общий заголовок) посвящена книга С. А. Александрова, сосредоточившего внимание в основном на его деятельности в газете «Последние новости», причем автор много внимания уделяет освещению смежных сюжетов, порой имеющих к Милюкову отдаленное отношение{11}.

Из многочисленных статей, дающих краткие обзоры жизни и деятельности П. Н. Милюкова, надо выделить работу А. Н. Медушевского, в которой автор пытается проследить теоретические взгляды ученого и политика, его формирование и развитие как государственника — теоретика и практика. Узкой, но весьма важной для биографии Милюкова теме — его балканским, в частности болгарским, связям, участию в международной комиссии, расследовавшей причины и последствия Балканских войн, посвящена статья М. А. Бирмана{12}, который также является автором нескольких статей о деятелях, сотрудничавших с Милюковым в эмиграции.

Жизни и творчеству Милюкова и связанным с ними сюжетам были посвящены несколько научных конференций, наиболее значительные из которых состоялись в 1999 и 2009 годах в Москве{13}.

В постсоветской России в Москве и других городах защищен ряд кандидатских диссертаций о разных аспектах деятельности и творчества Милюкова. Некоторые из них были опубликованы в качестве монографий{14}.

О П. Н. Милюкове рассказывают авторы ряда публицистических статей разного уровня, из которых наиболее весомы публикации И. Архипова (правда, приводимые в них факты известны из предыдущих работ){15}.

Для изучения биографии нашего героя полезны работы по истории либерального движения в России, в частности о Конституционно-демократической партии. Интересны в этом отношении сборники, в которых предприняты попытки осмысления российского либерализма как философско-социологического течения, сопоставления российского и западного либерализма, оценки деятельности кадетской партии, ее идеологии и программы. Из статей, опубликованных в этих сборниках, следует выделить основанную на архивных материалах работу О. В. Будницкого, посвященную одной из наиболее острых дискуссий в эмиграции между Милюковым и другим бывшим видным кадетским деятелем Василием Алексеевичем Маклаковым об истории кадетской партии, о степени правильности принимавшихся ею решений и т. д.{16}

Наряду с серьезными и объективными исследованиями и популярными статьями, посвященными сложному и противоречивому научному, общественному, политическому пути Милюкова, подчас встречаются материалы исключительно публицистического характера, авторы которых знакомы с биографией Милюкова в пределах компьютерных энциклопедий, но не жалеют язвительных слов в его адрес. Внимательно ознакомившись с публикациями такого рода, убеждаешься, что их гнев направлен на Милюкова в силу того, что он стремился повести свою страну по конституционному пути, в основном избегая слишком резких рывков и катаклизмов, понимая, что таковые могут быть чреваты кровью и поворотом развития вспять.

Приведем лишь один пример. К. Александров в статье под характерным названием «Павел Милюков: Доктринер, не умевший ждать»{17} дает заглавному герою нелестную характеристику: «[Он был] прагматиком и сухим рационалистом, чтобы увидеть в русском прошлом нечто живое и ценное, кроме непрерывной цепи бессмысленных неурядиц. Россия для Милюкова навсегда осталась непонятной и окраинной частью европейской цивилизации, оторванной и изолированной от «метрополии» в силу исторических катаклизмов. Соответственно, рецепт социального исцеления лежал на поверхности. Россию следовало лишь наделить естественными и непременными европейскими атрибутами — парламентом и конституцией, всеобщим избирательным правом и состязательностью политических партий, чтобы окончательно преодолеть многовековой разрыв Востока и Запада».

Любому специалисту, да и обычному читателю, который хотя бы мельком знаком с трудами Милюкова, должна быть ясна не просто надуманность таких эскапад, а их противоречие тому, о чем выдающийся историк и политик думал и писал. Он отнюдь не видел в российской истории цепь неурядиц, родная страна никогда не рассматривалась им как окраина западной «метрополии». Милюков стремился выявить закономерности развития России, полагая, что они при всём своеобразии сходны с законами развития западного общества. Именно это относительное (для К. Александрова абсолютное) западничество Милюкова и есть главная причина презрительного отношения к нему автора статьи.

Такие выпады, по счастью, остаются исключением. Добротная литература о Милюкове продолжает выходить. В единственной историографической статье М. А. Бирмана определены некоторые проблемы, которые всё еще предстоит решить: оценка трудов Милюкова по истории России XX века, вклад в изучение русской культуры, в частности литературы, международные научные и общественные контакты, пребывание в заключении в 1901–1902 годах, отношение к советско-германскому договору о ненападении 1939 года{18}.

В предлагаемой читателю книге мы постараемся в меру своих сил осветить и названные вопросы. Но главная наша задача — представить читателям последовательный очерк жизни и деятельности П. Н. Милюкова во всех основных направлениях: научном, политическом, общественном, литературном. Мы попытаемся также дать представление о личной жизни П. Н. Милюкова, хотя он, решительно отделявший личные дела от общественных, изо всех сил старался, чтобы подробности того, что, по его мнению, не относилось к «публичности», оставались за семью замками.

В распоряжении исследователей жизни и деятельности П. Н. Милюкова имеется обширная база источников, как опубликованных, так и хранящихся в архивах.

Свидетельствами первого крупного этапа его деятельности — становления и развития ученого — являются его монографические труды, учебные пособия, статьи, публикации документов, рецензии, которые в огромном количестве печатались с 80-х годов XIX века до начала следующего столетия (книги продолжали выходить новыми изданиями и на протяжении XX века вплоть до наших дней). Оставив научную работу и сосредоточившись на политике, Милюков продолжал публиковать свои книги, статьи, документы. Все его сочинения, будь они собраны вместе, составили бы не один десяток томов. Разбросанные же по массе изданий (а также выпущенные отдельными книгами, сборниками, брошюрами), они исключительно важны для воссоздания основных этапов жизненного пути их автора.

Многочисленные архивные документы как сосредоточены в специальных фондах, так и разбросаны по массе других коллекций. В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) сберегается личный фонд П. Н. Милюкова, поступивший в начале 1930-х годов в московский Центральный архив из архива Академии наук СССР и Отдела рукописных фондов Ленинградской публичной библиотеки, куда документальные материалы были переданы друзьями Милюкова после прихода большевиков к власти и его отъезда из российской столицы. Документы тайно хранились там до тех пор, пока не были случайно обнаружены. Важным дополнением к ним является фонд газеты «Руль» — центрального печатного органа Конституционно-демократической партии, выходившего под фактической редакцией Милюкова.

Личный фонд Милюкова, а также широко освещающий его деятельность фонд выходившей в Париже газеты «Последние новости» (Милюков был ее главным редактором) имеются во входящем в ГАРФ огромном документальном комплексе — сформированном в Праге Русском заграничном историческом архиве (РЗИА), представляющем собой собрание документов российских эмигрантов, проживавших в разных странах после 1917 года и исправно направлявших свою документацию в столицу Чехословакии. В мае 1945 года после освобождения Праги Красной армией архив оказался в руках сотрудников Наркомата госбезопасности СССР. Любопытно, что советские архивные бюрократы, аннотируя фонд Милюкова-эмигранта, прилагали все силы, чтобы засвидетельствовать свою «партийность», постоянно включая в названия дел обязательную кличку «белоэмигрант». Чего стоят, например, заголовки дел «Письма белоэмигрантки А. С. Милюковой мужу белоэмигранту П. Н. Милюкову» или «Антисоветские клеветнические статьи белоэмигрантов, напечатанные в белоэмигрантских газетах» (в этом деле находятся работы таких видных деятелей культуры, как Нина Берберова, Георгий Адамович, Марк Алданов, Давид Бурлюк и др., а вкупе с ними в число «антисоветских клеветников» по ошибке попал и видный большевистский чиновник, председатель Всесоюзного общества культурной связи с заграницей Александр Аросев).

Документы Милюкова разбросаны и по многим зарубежным архивам. Наиболее богатая их коллекция содержится в Библиотеке редких книг и рукописей Колумбийского университета (Нью-Йорк, США), где они входят в Бахметьевский архив русской и восточноевропейской культуры. Ценные документы хранятся также в Архиве Гуверовского института войны, революции и мира (Пало-Алто, Калифорния, США) и в одном из рукописных отделов Нью-Йоркской публичной библиотеки. Некоторые важные документы удалось обнаружить в архивах Болгарии, в частности в Научном архиве Болгарской академии наук.

Очень важны для воссоздания личности и деятельности Милюкова публикации его документов, которые появились еще в 1930-х годах в журнале «Красный архив» (они в основном были связаны с его оппозиционной деятельностью в Государственной думе Российской империи). Освещению деятельности Милюкова в качестве признанного руководителя Конституционно-демократической партии служат фундаментальные документальные публикации материалов ее съездов и конференций, Центрального комитета и заграничных групп{19}, раскрывающие, по словам ответственного редактора этих изданий В. В. Шелохаева, «прямую и обратную связь между «мозговым центром» и партийной периферией»{20}.

Одним из важнейших источников для изучения биографии П. Н. Милюкова является мемуарная литература, позволяющая взглянуть на важные исторические события и их творцов сквозь призму индивидуального восприятия, неизбежно носящего субъективный характер, но в то же время сообщающего живые детали, которые просто невозможно почерпнуть из собственно документальных материалов.

Будучи историком-профессионалом, П. Н. Милюков оставил исключительно ценные воспоминания. Писал он их на закате дней на территории вишистской Франции, которая не была непосредственно оккупирована нацистской Германией, но власти которой послушно исполняли приказы Гитлера. Вишисты не трогали Павла Николаевича, принимая во внимание его возраст и неучастие в текущей политике. Более того, пользуясь сохранением дипломатических отношений правительства Виши с США (до высадки англо-американских войск в Северной Африке в ноябре 1942 года), Милюков имел возможность поддерживать связь с коллегами на Американском континенте и посылать туда свои материалы. Однако он был отрезан от оккупированного немцами Парижа и не мог сверять текст мемуаров с материалами своей огромной парижской библиотеки. Это неизбежно вело к массе неточностей — невозможно в возрасте за 80 лет держать в памяти огромное количество событий и имен. Но в то же время такая отстраненность от документально-справочного материала превращала мемуары в источник, не окрашенный посторонними влияниями. И всё же А. В. Макушин и П. А. Трибунский, на наш взгляд, преувеличивают, утверждая, что изложение в этих мемуарах весьма часто не соответствует действительности: «Примеров столь много, что мы лишь изредка отмечаем в тексте нашей работы самые вопиющие несуразности, иначе бы исследование грозило превратиться в комментирование «Воспоминаний»{21}. Далеко не полное соответствие этого мнения истине ярче всего подтверждается тем, что сами авторы книги чуть ли не на каждой странице цитируют воспоминания Милюкова или ссылаются на них как на достоверный источник.

Заметим попутно, что мы также широко используем мемуарный труд Милюкова в качестве источника информации о его жизни, по возможности проверяя содержащиеся в нем данные и в то же время рассматривая его как исключительно важный багаж впечатлений и оценок, накопившихся в течение ряда десятилетий.

Именно такой подход к мемуарам Милюкова, как и к любому источнику личного происхождения, является, на наш взгляд, наиболее плодотворным. Корректируя в случае необходимости содержащиеся в нем фактические сведения, уточняя их хронологию на базе всего комплекса находившихся в нашем распоряжении материалов, мы стремились обратить особое внимание именно на эмоциональную, индивидуальную, ментальную сторону этих воспоминаний.

Милюков успел довести свои мемуары только до начала июля 1917 года. Мемуары обрываются буквально на полуслове, что было связано с состоянием здоровья Павла Николаевича. Он скончался во время работы над воспоминаниями, причем последние строки написал утром того дня, когда в результате тяжелейшего сердечного приступа наступила смерть.

Воспоминания были опубликованы в Нью-Йорке в двух томах более чем через 12 лет после его кончины под редакцией известного историка-эмигранта Михаила Михайловича Карповича и адвоката, издателя и журналиста, душеприказчика Милюкова Бориса Исааковича Элькина, причем издатели в предисловии оговорили, что ими исключены лишь небольшие части текста, которые, по их мнению, сам Милюков устранил бы при подготовке книги к печати{22}.

Воспоминания Милюкова можно условно разделить на две части, разные по объему и тематике. Первая часть, в которой речь идет главным образом о личных перипетиях автора, занимает примерно половину первого тома. Вторая часть — вторая половина первого тома и весь второй том — это история России с 1905 по 1917 год глазами П. Н. Милюкова, в которую лишь вкрапляются эпизоды его собственной биографии. Сам он полагал такой подход полностью обоснованным и, переходя к событиям первой российской революции, писал: «Человек, который поставил себе определенную задачу и ее в известной степени выполнил, не может оставаться вполне откровенным, не может отказаться от объяснения фактов в порядке поставленной им цели и тем самым слить теперь уже не себя с событиями, а в известной степени события с собой. Совпадение намерений с достижениями может считаться его личной заслугой, несовпадение — его личной неудачей»{23}.

Немаловажной особенностью воспоминаний Милюкова, вытекавшей из его характера, из решительного отделения собственной общественной жизни от личной и крайней закрытости в отношении последней, является почти полное отсутствие сюжетов, связанных с семейными, интимными делами, воспитанием детей. Читая воспоминания, невольно ловишь себя на мысли, что у Милюкова не было ни семьи, ни детей, ни романтических ситуаций. Сам он писал об этом с известной долей иронии и даже сарказма: «Теперь мода на biographie romanceé. И я не могу сказать, чтобы для этого у меня не было никакого материала. Возможно, что мое умолчание об этой стороне приведет к тому, что мой будущий биограф, если таковой окажется, заменит факты анекдотами. Но я должен идти на этот риск, так как в этой стороне моей жизни замешаны и другие лица. И я принужден предоставить рассказы на эту тему чужим нескромностям»{24}.

Биографы у Милюкова «оказались», но документальный материал о личной жизни историка и политика настолько скуден, что «чужие нескромности» в их трудах почти не появились. Нам остается только верить Павлу Николаевичу в том, что у него «был материал», что увлечения и измены были свойственны этому человеку в той же мере, в какой они происходят в жизни почти всех смертных, но личная скромность и нежелание делать себя объектом пересудов закрыли для читателей эти страницы его жизни, по-видимому, навсегда. Мы в состоянии воспроизвести только отдельные их фрагменты.

Ценным дополнением к воспоминаниям являются дневники Милюкова. Он дважды брался за писание дневника. В первый раз это было во время Балканской войны 1912 года. Текст в основном отражал впечатления автора от хода войны и реакции на нее со стороны великих держав{25}. Вскоре он перестал делать записи и долгое время к ведению дневника не возвращался. Этот первый дневник интересен как человеческий документ, но его содержание сполна перекрывается публикациями Милюкова названного периода.

Второй раз Павел Николаевич начал делать дневниковые записи во время Гражданской войны, 28 мая 1918 года в Киеве, а прекратил 9 февраля 1921-го, живя в Париже. Почти за три года он от руки написал огромный текст — в публикации он составил около 650 страниц{26}. В свои записи он включал ценные документы, в том числе и не дошедшие до нас в оригинале. В них приводится подробнейшее изложение выступлений множества лиц на различных конференциях, совещаниях и других встречах.

Записи политика могут дать представление о его оценке событий, происходивших как в Советской России, так и в лагере ее врагов, о применявшихся им и предполагавшихся путях борьбы против большевизма. В совокупности детального изложения фактов современности и их оценки автором это исключительно важный источник по истории Гражданской войны, но в значительно меньшей степени по нему можно судить о жизни и деятельности самого Милюкова в этот период.

Из дневника видно, как созревала новая политика Милюкова, основанная на отказе от вооруженной борьбы против большевистской власти в надежде на ее перерождение, что вызвало отчуждение со стороны основной части эмиграции. Детальные дневниковые записи явно должны были послужить Милюкову при подготовке крупного труда по истории «второй русской революции», который он задумал и начал писать в 1918 году. Дневник носил сугубо деловой, «рабочий» характер. Никаких упоминаний о личной жизни автора в нем не было. Достаточно сказать, что в тексте ни разу не упомянуты ни жена, ни дети Павла Николаевича. Само слово «дети» встречается только один раз, причем речь шла о неких детях, преподнесших коробку конфет капитану корабля, на котором Милюков плыл из России в конце 1918 года{27}.

К сожалению, специалисты по истории Гражданской войны до сих пор почти не используют названный источник в своих работах, хотя перспективы здесь весьма благоприятны. Появились, правда, первые исследования, в которых рассматривается значение этого дневника для изучения важных исторических проблем{28}.

В предлагаемой читателям книге использованы и воспоминания других авторов, в основном соратников Милюкова по кадетской партии, а также иных лиц, хорошо знавших его. Они представляют интерес не столько фактической стороной (в этом отношении мемуары всегда особенно уязвимы), сколько оценкой личности, впечатлениями от контактов — той информацией, которую почти невозможно почерпнуть из других источников. Ценным дополнением к ним является переписка, в частности названные выше публикации, осуществленные П. А. Трибунским.

Структура книги до некоторой степени условна, так как невозможно провести совершенно четкое разграничение между этапами развития Милюкова как крупного историка и его становления в качестве политического деятеля. Ведь и став политиком, он оставался историком — в том смысле, что смотрел на свою общественную деятельность и в целом на разворачивавшиеся события, в которых принимал участие, как на этапы исторического развития России и намеревался в будущем осветить их. Именно так произошло и с февральским, и с «большевистским» этапами революции, и с Гражданской войной, которым он посвятил специальные крупные исследования, правда, в силу малой дистанции от самих событий не столько исторические, сколько политологические.

Мы попытаемся представить читателям жизнь и деятельность Милюкова в комплексе его научных исканий, политических страстей, непримиримого упрямства и неожиданных компромиссов, публицистических атак и добросердечного возвращения к давним забытым связям, взаимоотношений с женами, другими дамами и детьми — во всей полноте его многогранного, до предела насыщенного и весьма противоречивого бытия.

Выражаем сердечную благодарность руководству и коллективам архивов и библиотек, оказавшим нам помощь не только созданием благоприятных условий для работы, но и весьма квалифицированными советами. Мы признательны друзьям и коллегам за рекомендации, критику, разностороннюю поддержку.

Загрузка...