Милый, единственный, инопланетный - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Юлия Монакова (ч. 4)

Когда наступает ночь, а Мариша по-прежнему молчит, я прихожу в полную уверенность, что где-то накосячил, и это выводит меня из равновесия. Алёна написала в своей книге, что люди с синдромом Аспергера не испытывают ни чувств, ни эмоций. Это полная чушь. Просто на лице у нас не написано того, что мы ощущаем. Мы так же влюбляемся и с трудом переживаем разрывы. И либидо у нас тоже присутствует, секс для аспи — такая же потребность, как и для остальных людей. Но сексуальные отношения вызывают больше затруднений, потому что мы очень плохо считываем подтекст жестов, мимики и голоса своих партнёров.

Многих нейротипиков смущает отсутствие ярко выраженных эмоций на моём лице. Я испытываю эмоции, но не могу по умолчанию транслировать их собеседнику — видимо, в моём теле отсутствует некий переходник.

Когда я учился в школе, мне приходилось подолгу репетировать мимику перед зеркалом: изображать удивление, заинтересованность, радость, беспокойство и так далее, потому что, по словам Руса, у меня всегда покерфейс. Даже если одноклассники меня сильно пугали или делали что-то, требующее быстрой реации, я мог пребывать в диком ужасе, но лицо при этом не меняло своего выражения. По этой причине многие знакомые считали меня флегматиком, хотя это совсем не так.

Постепенно я натренировался принимать подходящее к каждому случаю выражение лица, хотя Рус до сих смеётся и говорит, что я бездарный актёр и жутко переигрываю, что моя мимика похожа на мультяшную. Я стараюсь не злоупотреблять изображением эмоций, потому что это отнимает очень много сил.

А вот с юмором намного проще, тут есть свои законы и своя логика. Это похоже на математику: если изучить тысячи примеров и образцов, постепенно начинаешь видеть внутренние схемы и схожие приёмы, по каким принципам и системам формируются шутки. Так что я просто впитывал в себя тонны информации, штудируя сборники анекдотов, и хотя сам так и не стал находить их смешными, но при случае, чтобы произвести впечатление, могу вполне удачно и остроумно пошутить.

Но в любви и сексе всё гораздо сложнее… Даже если ты запоминаешь алгоритмы и привычные схемы действия, всё равно могут случаться осечки. Вот и теперь с Маришей — я вновь и вновь анализирую ситуацию и не понимаю, почему проявился баг** и как его отловить. Что и в какой момент я сделал не так?!

___________________________

*Нейротипичный (от англ. “neurotypical”) — сокращение от “неврологически типичный”; так люди с синдромом Аспергера часто называют остальных людей, не имеющих расстройства аутистического спектра.

**Баг — на языке компьютерщиков “программная ошибка”.

НАШИ ДНИ

Лиза, сентябрь 2019

Разговор с этой девочкой — Мариной — разбередил душу, Лиза даже специально выскочила на две остановки раньше и прошла их до работы пешком. Нужно было остудить голову, прийти в себя, понять и разобраться, где она была права, а где неправа… Да, возможно, она погорячилась, но разве её сложно понять? Душевное равновесие сына для неё важнее всего на свете, и уж тем более — важнее душевного равновесия какой-то посторонней девицы, которая до сих пор не определилась с чувствами к Илье. Интересно, как долго уже они встречаются?..

На работу она опоздала. К счастью, тётя Алла с лёгкостью прощала ей подобные мелочи: обычно Лиза отличалась крайней ответственностью и дисциплинированностью, опаздывала редко и по уважительным причинам.

Мамина подруга давно уже покинула ателье при ГУМе, рискнув вложить все накопленные сбережения в собственное дело. Несмотря на лихие времена, ей это удалось: маленькое ателье, которое она скромно назвала “Алла”, худо-бедно продержалось на плаву в конце девяностых и начало потихоньку расцветать в нулевых; в настоящее время у тёти Аллы был круг постоянной клиентуры и пусть не заоблачный, но хороший и стабильный доход.

Лизу в своё время она взяла к себе больше из жалости и желания помочь дочери подруги подзаработать: девчонка ничегошеньки не умела, от швейной машинки шарахалась, а пришивая пуговицы, искалывала себе иголкой все пальцы. Максимум, который могла выжать из себя Лиза — это простейший домохозяйский фартук, освоенный ещё в школе на уроках труда. Однако у неё был тонкий вкус: частенько её советы относительно того или иного фасона ввергали тётю Аллу в изумление. Клиентки уходили довольными и заметно похорошевшими, а тётя Алла настаивала, что Лизе нужно серьёзно учиться шитью.

Лиза вняла её советам и окончила курсы; Илья к тому времени начал ходить в детский сад. За все эти годы Лизюкова выросла от простой портнихи до правой руки тёти Аллы, и, хотя высшего образования и какой-то более “престижной” профессии она так и не получила, была вполне довольна своим положением.

Сегодняшним утром в ателье было шумно и весело: тётя Алла вернулась из недельного отпуска, который провела на обожаемом турецком побережье, и сейчас щедро одаривала сотрудниц магнитиками и сладостями.

— С возвращением, — Лиза поцеловала тётю Аллу в щёку, отметив её цветущий вид: загорелая, счастливая, а глаза так и горят шальным блеском. — Я так понимаю, отдых удался на все сто?

— Пойдём-ка ко мне в кабинет, Лизка, — тётя Алла заговорщически подмигнула. — Выпьем чайку с пахлавой… Посплетничаем.

Лиза уже примерно представляла, о чём им придётся сплетничать — из каждой своей поездки в Турцию тётя Алла привозила жаркие воспоминания об очередном коротком, но страстном и волнующем курортном романе. Турки были её слабостью.

— Кто на этот раз? — понимающе спросила Лиза, пока кипятился электрический чайник. — Бурак, Али или Мустафа? — их отношения были таковы, что она могла запросто подшучивать над своей начальницей, и та не обижалась.

— Мехмет, — выдохнула тётя Алла. Казалось, она вот-вот довольно заурчит, как налакавшаяся сметаны кошка. — Какая попка! А какие бицепсы! А какой…

— Ой нет, тётя Алла, избавьте меня от таких подробностей, — взмолилась Лиза со смехом.

— Эх ты, святая душа! Это же естественно и прекрасно — отношения мужчины и женщины, здесь нет ничего постыдного и запретного… — добродушно-привычно поддела её начальница. Она и Лизу неоднократно звала с собой на море — турецкие мачо горячи и многочисленны, на всех хватит, однако глупышка неизменно отказывалась.

— А в чём кайф, тётя Алла? — положив в рот кубик рахат-лукума, с искренним недоумением поинтересовалась Лиза. — Ведь вы прекрасно знаете, что этот самый Мехмет наверняка женат, беден как церковная мышь и ухаживает за вами только потому, что надеется на щедрые подарки…

— Не всё ли равно, какие у него мотивы, — беззаботно отмахнулась та. — Лизка, послушай, мне уже за шестьдесят. Откровенно говоря, у российских мужчин я давно не котируюсь. Так пусть хоть неделю отпуска я буду чувствовать себя любимой и желанной… какая разница, что этот турецкий красавчик на самом деле обо мне думает? В уши-то красиво заливает и удовлетворяет в постели исправно. А на большие бабки раскрутить меня всё равно не получится, я слишком жадна для этого, — она засмеялась и принялась заваривать чай. — Ты, наверное, думаешь, что в моём возрасте уже и любви не хочется? Ещё как хочется…

Лиза вежливо пожала плечами.

— Ну, а у тебя какие новости? Нашла себе кого-нибудь? Блин, молодая женщина, в твоём возрасте ещё детей вовсю рожают, а ты живёшь монашкой…

— Нет, я никого не нашла, — покачала головой Лиза и, помявшись, всё-таки неловко призналась:

— А вот у Ильи, кажется, появилась девочка…

Тётя Алла заинтересованно вскинула безупречно выщипанные брови.

— Да ну?! Слава богу…

— Чего “слава богу”, — возмутилась Лиза. — Это же кошмар! Вы помните, что с ним творилось, когда Лукашина его бросила?

— Это писательница-то? — понимающе уточнила начальница.

— Она самая. Илья же тогда две недели вообще не разговаривал. Жестами изъяснялся. А уж потом, когда книга вышла… Эта дрянь даже их совместные фото в книге использовала!

— Ну, а теперь-то ты чего дёргаешься? Это же другая девушка.

— Всё равно боюсь, что история может повториться — в конце концов она его бросит. А он уже влюбился…

Тётя Алла поднесла к губам чашку из дулёвского фарфора и сделала осторожный глоток, а затем с видимым удовольствием разжевала кусочек турецкого лакомства.

— Он взрослый парень, — рассудительно заметила она. — Ты же не можешь всю жизнь держать его у своей юбки. Удивляюсь, как ему в принципе удалось от тебя съехать. Тебе любая девочка будет плоха, потому что ты любишь Илью без памяти.

— А как не любить? Он же — единственное, что у меня есть, — Лиза пожала плечами и тоже отхлебнула из чашки ароматный чай.

— Так не должно быть! — тётя Алла наставительно подняла палец. — Не надо растворяться в детях. Хорошо бы тебе встретить какого-нибудь приличного мужика и полюбить его…

— Не надо мне мужика, — буркнула Лиза. — Ни приличного, ни неприличного.

— Надо, надо. Всем надо — а тебе нет? С тобой поэтому никто из ухажёров долго и не продержался, ты же только об Илюхе своём думаешь.

Лиза взяла ещё кусочек рахат-лукума, безумно вкусного. Спорить не хотелось, поэтому она лишь лениво возразила:

— Лариска вон постоянно думает о мужиках. И что, ей это много счастья принесло?

— Ну, твоя сестрица — это вообще отдельный разговор, — усмехнулась тётя Алла. — Она с тобой так до сих пор и не разговаривает?

— Нет. И маме запрещает общаться со мной и Ильёй. Мама, конечно, звонит тайком. Но…

Тётя Алла покачала головой:

— Дурдом какой-то…

История, в общем, была давняя.

Когда Лиза развелась с Олегом, воодушевлённая Лариска предложила ей вернуться с ребёнком обратно к родителям, а сама сестра должна была переехать в бабушкину двушку. Однако отец категорически воспротивился: он любил внука, но не считал, что младшей дочери с Ильёй достаточно будет одной комнаты. Да и Лиза уже наладила жизнь в новом районе: Илья начал ходить в детский сад недалеко от дома, и на работу ей самой было удобнее добираться…

Лариска тогда устроила родителям страшный скандал в своём репертуаре: “Папа меня не любит, потому что я ему не родная!” Мама пыталась было давить на совесть мужу и Лизе, упирая на то, что бедненькой Лорочке нужно строить личную жизнь, а с двухкомнатной квартирой это будет намного проще.

С мужчинами старшей сестрице катастрофически не везло. Вернее, на неё клевали в основном отъявленные мерзавцы или альфонсы. Был даже период, когда она встречалась с заключённым: познакомилась с ним по переписке и целый год возила передачи в тюрьму (“Его оклеветали! Посадили по ложному обвинению! Он ни в чём не виноват, чист как стёклышко, а какие стихи мне пишет!”), однако после освобождения коварный возлюбленный предпочёл вернуться к своей предыдущей крале.

По документам бабушкина квартира принадлежала отцу, так что ни мать, ни Лариска ничего здесь не решали. В итоге обеим пришлось смириться и оставить всё как есть.

А вот с Лизой с тех пор Лариска общаться прекратила. Даже когда младшая сестра с Ильёй приезжали в гости, Лариска подчёркнуто их игнорировала, чаще всего даже не выходя из своей комнаты.

Затем скоропостижно скончался папа. Сердце…

Мать и Лизу эта смерть здорово подкосила. Лариска вроде бы тоже горевала, но глаза её уже горели алчным огнём — она просчитывала открывающиеся перед ней возможности и перспективы. Лиза оставалась жить там, где жила, но теперь Лариска затеяла размен родительской трёшки на двухкомнатную и однокомнатную. Маму, естественно, пихнуть в однушку, а самой зажить по-королевски, в своё удовольствие. Мозги матери были затуманены горем, она послушно ездила вместе со старшей дочерью к нотариусу, что-то безропотно подписывала и в итоге оказалась засунутой в задницу мира — засранную крошечную комнатку, доставшуюся от каких-то алкашей.

Лиза приехала помочь матери с переселением и ужаснулась тоннам грязи и мусора, полчищам тараканов и пауков. На то, чтобы отмыть и отчистить всё это, потребовалось несколько дней. Мама тогда ночевала у Лизы с Ильёй, потому что спать в её новом жилище было решительно невозможно, да и не на чем: в квартире имелась только ржавая ванна и больше ничего, даже какой-нибудь колченогой табуретки не было. Часть родительской мебели Лариска забрала в своё новое жильё, а остальное спешно распродала: ей нужны были деньги на то, чтобы обустроиться на новом месте.

Лариске, разумеется, и в голову не пришло помочь матери — она даже пальцем не шевельнула, будучи занятой устройством собственной жизни.

Лиза с мамой вдвоём ездили в магазин за мебелью, сантехникой, новыми обоями, шторами и посудой, в четыре руки делали ремонт, и в конце концов маленькая комнатка стала худо-бедно напоминать человеческое жильё, а не звериное логово.

— Ты только Лорочке не говори, что мне помогала, — озабоченно предупредила мать. — А то обидится и расстроится…

Лиза хотела возмутиться, но у неё не осталось сил — в теле болела каждая мышца, каждая клеточка.

— Твоя ненаглядная Лорочка со мной уже несколько лет не разговаривает, — напомнила она. — И со своим племянником, между прочим, тоже, хотя Илюха-то ей вообще ничего не сделал… Видимо, просто отличный повод не дарить ему подарки на день рождения, — пошутила она.

Сам Илья едва ли помнил свою тётку — настолько редким и кратковременным было его прежнее общение с Лариской. Так что едва ли он страдал от её отсутствия. Впрочем, Лиза вообще не замечала в нём особой привязанности к другим людям, разве что к ней самой, к дедушке да к Руслану.

Потерю деда внук понял, вроде бы осознал, но внешне никак не отреагировал. Одна Лиза знала, что он скучает: после похорон Илья, уже взрослый двенадцатилетний мальчишка, целый месяц спал со своим замурзанным плюшевым Котейкой, которого подарил ему дедушка…

А знакомые судачили: какой бездушный и бессовестный пацан! На похоронах не проронил ни единой слезинки. Не сердце, а камень!

НАШИ ДНИ

Марина, сентябрь 2019

После не слишком-то приятного разговора настроение у меня закономерно препаршивое.

Когда я еду в метро, от Ильи прилетает сообщение:

“Омлет был вкусным, но ты положила слишком много соли. Тебе известно о том, что избыток соли повышает давление, ухудшает работу почек из-за задержки воды в организме и вызывает ожирение?”

Так, постойте… Это он сейчас назвал меня жирной или я себя накручиваю?!

Психую и убираю телефон в сумку. Мне нужно подумать. Разобраться со всем тем, что вывалила на меня мама Ильи…

Нет, если отбросить глупые обиды и уязвлённую гордость, то во многом она права. Я действительно не готова прямо сейчас сказать, какие чувства у меня к её сыну. Имею ли я право пробовать строить с ним отношения, зная о том, что Илья — особенный? Ведь если у нас ничего не получится, он будет очень болезненно переживать разрыв — гораздо болезненнее, чем я или другие обычные люди. Похоже, в его системе координат нет понятия “пробовать”, есть только “делать”, он ко всему относится слишком серьёзно.

С другой стороны, как можно узнать, надо ли оно мне, не попробовав при этом?! Как определить, понравится ли тебе целый торт, если ты не съешь хотя бы крошечный кусочек?

Я закрываю глаза и пытаюсь воспроизвести в воображении образ Ильи. Его запах. Взгляд. Улыбку. Ощущение его кожи под своими пальцами. Его тепло. В животе становится жарко и щекотно, сердце делает кульбит, по коже бегут многочисленные мурашки… Что ж, с телесным влечением всё в порядке — реакция на Илью определённо есть. Меня к нему тянет, пусть даже это всего лишь физиология.

Вспоминаю о бывшей девушке Ильи и, повинуясь внезапному порыву, снова достаю телефон и принимаюсь искать в сети информацию о книге “Мой парень — аутист”. Интернет-магазины любезно предлагают мне купить бестселлер Алёны Лукашиной, “основанный на реальных событиях”. В интернете можно найти бесплатные отрывки в качестве ознакомительных фрагментов. С опаской погружаюсь в чтение и… уже через несколько минут с отвращением закрываю сайт. Это омерзительно. Полное ощущение, что подглядываешь в щёлочку за чем-то сокровенным, интимным. Как она могла писать об Илье такое, продолжая жить с ним вместе, спать в одной постели, заниматься любовью?! Он же служил для неё кем-то вроде подопытного зверька. Могу себе представить, как это было: постоянное наблюдение за его поведением, каждый необычный жест или фраза фиксируются и переносятся затем в файл будущего бестселлера, обрамлённые язвительными насмешками и ехидными комментариями автора. Нет, я не могу, я не стану это читать… как минимум из уважения к Илье и его чувствам. А они у него есть! Есть, несмотря на то, что пишет эта идиотка Алёна…

Поезд подъезжает к моей станции. Я выскакиваю из вагона, продолжая сжимать телефон в руке, бегу к эскалатору и думаю, что написать Илье. Мне хочется как-то подбодрить его, сказать что-нибудь доброе и хорошее. Перечитывая его последнее сообщение, почему-то вспоминаю дурацкую примету про пересоленную пищу и влюблённого повара. Как назло, в голову больше не лезет ничего подходящего и я, промучившись до самой работы, с колебаниями отправляю это Илье, пока еду в лифте.

Хоть в одном мне повезло: на месте Карика я с облегчением вижу другого ведущего, Женьку Синицына — он как раз заканчивает смену и готовится освободить студию для меня.

— А где Руденский? — спрашиваю я как можно небрежнее у возникшего в поле моего зрения Блинчика.

— Он попросил отгул, жену забирает из роддома… Ох, Маришка, какая ты сегодня нарядная и красивая!

Наверное, мне должно быть больно, хотя бы немножечко. Но мне наплевать. Точнее, нет — я очень рада, что не увижу Карика сегодня. Одной заботой меньше…

— Спасибо, — машинально откликаюсь я на комплимент, не вдаваясь в подробности, что нарядная и красивая я ещё со вчерашнего вечера, просто не ночевала дома.

Проверяю телефон и вижу непрочитанное сообщение.

“Какой повар имеется в виду?”

О господи, как же с ним… сложно. И всё-таки ловлю себя на том, что невольно улыбаюсь, ясно представляя искренний недоумевающий взгляд Ильи. Отвечать нет времени, потому что в студии появляется мой сегодняшний гость, так что я вырубаю звук телефона и переключаюсь на рабочие дела.

Как назло, нынешний гость зануден и скучен до зевоты. Делая вид, что вслушиваюсь в пространные многословные рассуждения, я время от времени вставляю оживлённые реплики и шуточки в его монолог, иначе радиослушатели просто заснут. Параллельно тайком набираю Илье разъяснения по поводу повара.

“Значит, ты влюблена?” — вопрошает он. Ой, всё! Я тихонько хрюкаю от смеха, понимая, что все эти игры и намёки, лёгкие заигрывания — точно не для него. Ему надо всё говорить в лоб, открытым текстом. Собираюсь ответить, но телефон сам тихонько вибрирует у меня в руках, принимая новое послание. Мама!..

“Мариш, сегодня, надеюсь, ты явишься ночевать?”

“А почему ты спрашиваешь?” — осторожно интересуюсь я. Нет, на самом деле мне необходимо появиться дома — как минимум для того, чтобы переодеться, но о своих дальнейших планах я пока не думала… Воспоминания о том, как проспала всю минувшую ночь, обнимая Илью и уткнувшись носом ему в затылок, заставляют меня чуть-чуть смутиться. Я уже скучаю по нему… странно, но факт — я действительно скучаю.

“У нас сегодня вечером небольшое застолье в узком кругу. Только мы и Логиновы”, - пишет мама.

Настроение снова начинает портиться. Логиновы — старые друзья семьи, и в общем-то я ничего против них не имею, они милые и приятные люди, но… у них есть сын Глеб, мой ровесник, и наши родители почему-то решили, что мы с ним — идеальная пара. Несмотря на то, что об этом никогда не заявлялось открыто (мы же интеллигентные воспитанные люди, никто не хочет давить), подтекст “Ах, как хорошо было бы, если бы вы…” так и витает в воздухе во время каждого подобного “застолья в узком кругу”.

— Маришенька, поухаживай за Глебом, положи ему ещё салатика и фирменных бабушкиных пирожков…

— Глеб, у Марины закончилось вино, не зевай! Правда же, она сегодня очаровательна? А эти ямочки!..

— Дети, вам, наверное, скучно слушать наши серьёзные разговоры. Можете взять с собой закуски и отправляться в Маришкину комнату! Вдвоём вам будет намного интереснее…

Мне не нравится Глеб. Не потому, что он глуп, некрасив или имеет скверный характер — это вполне достойный и симпатичный молодой человек. Но он просто мне не нравится!!! Все эти неуклюжие попытки нас свести не вызывают ничего, кроме раздражения.

Представив, что меня ожидает очередной тягостный вечер с идиотским сватовством, я морщусь… и только потом соображаю, что невольно получилось так, будто я скривилась в ответ на очередную реплику своего сегодняшнего гостя. Быстро наклеиваю на лицо извиняющуюся улыбку и старательно изображаю увлечённое внимание.

Не дождавшись от меня ответа, мама пишет снова:

“Так я могу на тебя рассчитывать вечером? Мы все тебя очень ждём”.

С одной стороны, можно легко придумать какую-нибудь отмазку. С другой… что мне теперь — прятаться от Глеба, сбегать из собственной квартиры? Вот ещё глупости… Мне в любом случае надо домой. Ну, не убудет же с меня от одного-единственного ужина?

“Ладно, — отвечаю я, — приеду”.

Затем вспоминаю, что так и не написала Илье. Поспешно набираю ему, что занята сейчас, и он тут же реагирует:

“Напиши, когда освободишься. Мы не договорили насчёт сегодняшних планов”.

Невольно чувствуя себя предательницей, с досадой откладываю телефон, однако он снова настойчиво вибрирует. Это Лёлька. Да что они все, сговорились, что ли?

“Как ночь с Ильёй? Как Руденский? — пишет подруга. — Тебя ждать сегодня на лекциях? Хочу грязных подробностей!”

Понимаю, что ехать сейчас в универ я точно не хочу. Тем более в вечернем платье…

“Прогуляю сегодня. Дашь мне списать лекции?”

“Это само собой, но когда мы с тобой увидимся?! Жажду поболтать по душам и вообще соскучилась по тебе!”

“Пока не знаю, Лёль, вечером у меня ужин с родителями. Наверное, теперь только завтра. Я тебе напишу. Тоже очень соскучилась!”

Наконец эфир заканчивается. Гость-зануда покидает студию, я с видимым облегчением выхожу вслед за ним и решаю, что мне надо срочно выпить кофе и посидеть в зоне отдыха, поболтать с коллегами о какой-нибудь ерунде, чтобы расслабиться и избавиться от лёгкого чувства раздражения относительно предстоящего вечера.

Телефон снова подаёт признаки жизни. Все одновременно вдруг вспомнили о моём существовании — на этот раз в ватсап пишет Рус.

“Ну как, мои бесценные советы тебе пригодились?”

“Спасибо ещё раз, кое-чем действительно воспользовалась”.

“У вас с Ильёй всё нормально?”

“Не знаю, что конкретно ты имеешь в виду, но вообще-то пока нет никаких “нас”. Мы с ним просто дружим”.

“Ночами?;)”

К сожалению, я не могу подхватить его шутливый тон.

“Рус, если честно, иногда мне кажется, что это не для меня. Боюсь, Илья слишком непрост для того, чтобы… короче, я не справлюсь”.

“WTF???* Всё же нормально было! Он что-то тебе сказал?”

“Не он сам. Его мама”.

“Тётя Лиза?!”

“Ну да. Мы пообщались с ней сегодня и она дала мне понять, что я Илье не пара”.

Рус немедленно перезванивает. Кажется, он не на шутку взволнован.

— Слушай, где ты сейчас территориально?

— На Цветном бульваре, — растерянно лепечу я, ошарашенная его тоном и напором.

— Давай встретимся? Я могу подъехать минут через двадцать. Поговорим…

— О чём поговорим?!

— О вас с Ильёй.

Начинаю заметно нервничать.

— Я же сказала, нет никаких “нас”. И, если честно, вряд ли будет.

— Не руби сплеча. Я не в курсе, что конкретно сказала тебе тётя Лиза, но, поверь, мало кто знает Илюху так же хорошо, как я. У вас с ним притяжение. То самое, что называют химией. Это видно невооружённым глазом!

Я молчу. Рус сбавляет обороты и тихо говорит:

— Пожалуйста, давай поговорим. Это важно.

И я зачем-то соглашаюсь.

___________________________

*WTF — аббревиатура от англ. “What the fuck?” (“Какого хрена?!”). Интернет-сленг, выражает крайнюю степень удивления и негодования по поводу происходящего.

ПРОШЛОЕ

Лиза, 2002–2009 гг.

Вопреки Лизиным опасениям, в школе никто и не думал травить Илью.

В детском саду его замкнутость и отрешённость вызывали у сверстников снисходительные смешки: ну и дурачок, ни побегать вместе со всеми, ни попрыгать не может, сидит в углу и строит какую-то непонятную ерунду из конструктора, а стоит затеять с ним шутливую возню — сразу начинает кричать и плакать, как рёвушка-коровушка, хуже девчонки, честное слово!..

Когда же Илья пошёл в школу, внезапно выяснилось, что в классе он самый способный: лучше всех читает и считает, быстрее остальных схватывает новые темы и почти не нуждается в разъяснениях учительницы, запросто осваивая материал самостоятельно. Вскоре об Илье заговорили с восхищением: вот это голова! Во многом, конечно, ответственным за этот имидж был Руслан, который на каждом углу вопил, какой талантливый и умный у него друг. Но Илья, заметив, что над ним больше не смеются, и сам как-то расслабился и оттаял, стал увереннее в себе, научился давать отпор. Вдруг выяснилось, что, несмотря на свои странности, он в целом обаятельный и даже общительный мальчик. Порой он не отказывал себе в удовольствии поноситься и побеситься вместе с остальными на переменах, хотя и выгорал эмоционально после таких развлечений гораздо быстрее других.

Конечно, подколки и розыгрыши со стороны одноклассников всё равно случались, но они не выходили за рамки добродушно-приятельских и не несли негативного подтекста. Вскоре Лиза поняла, что травить Илью при всём желании не так-то легко. Это в детском саду можно было запросто вывести его из себя и спровоцировать истерику, к удовольствию остальных. А в школе дети повзрослели и методы изменились… Намёков Илья не понимал, у него было очень туго с выражением эмоций, а на откровенную примитивную грубость он бы ответил чем-нибудь настолько вежливо-уничижительным, что в дураках остался бы сам обидчик. Над шутками в собственный адрес он смеялся громче всех, изображая, как ему весело, и в общем-то не понимал, на что тут можно обижаться.

Одно время по школе гуляла новая забава: мальчишки заталкивали друг друга в женский туалет и ржали. Но даже здесь с Ильёй было неинтересно, потому что он реально недоумевал, что в этом весёлого и смешного? Будь его воля, он бы и сам спокойно пользовался женским туалетом, благо он был ближе к классу. Ходил в мужской только потому, что взрослые сказали: “Так надо!”, а он просто подчинялся непонятному правилу. Так что с ним проворачивать эту развлекуху было совершенно не в кайф, он не вопил, не визжал, не протестовал и не возмущался…

Короче, на поверку школа оказалась не так уж и страшна. К окончанию первого класса Илья пользовался всеобщим уважением (особенно когда давал списать), а девочкам он вообще очень даже нравился, они угощали его конфетами и яблоками и звали исключительно “Илюшей” (чего он, кстати, терпеть не мог). Конечно, и на него иногда накатывало — к примеру, он никак не мог запомнить, что нужно поднимать руку, прежде чем спросить что-нибудь, поэтому чаще всего просто вставал и спокойно выходил из класса во время объяснений учительницы, а в ответ на возмущённые или недоумевающие вопросы пояснял, что захотел прогуляться, потому что ему надоело сидеть на одном месте. Но это были мелочи, с ними можно было смириться…

Зато наметилась другая проблема: Илья сделался очень привередливым в еде. Лиза ломала голову над ежедневным меню и порой буквально не знала, чем кормить сына. Естественно, еда в школьной столовой была им сразу же презрительно отвергнута, но и дома Илья соглашался есть далеко не всё. Выбирал он по каким-то своим признакам, в соответствии с собственной логикой, Лиза уже даже не пыталась её разгадать. К примеру, Илья категорически отказывался от котлет, но при этом любил тефтели. Про варёные сосиски говорил, что они похожи на пальцы мертвеца. Гороховое пюре напоминало ему то, что вообще неприлично было называть вслух. Терпеть не мог оладьи, зато обожал блины. Из варёных яиц выбрасывал желток. Всеми фибрами души ненавидел капусту, особенно в супе. Мог отказаться есть в детском кафе, если ему казалось, что там недостаточно чисто или недостаточно вкусно.

И по-прежнему единственным человеком, способным хоть как-то на это повлиять, оставался верный Руслан. Лиза нарадоваться не могла, как же её сыну повезло с другом. Когда тот приходил в гости, Лиза старалась накормить его обедом, зная, что под шумок и Илья съест что-нибудь с Русланом за компанию, даже ненавистные щи или тушёную капусту.

Когда же её сын сам оказывался в гостях у семьи Керимовых, его кормили там пирогами чуду с мясом и картофелем, тушёной бараниной и хинкалом на мясном бульоне. Это было большое, шумное и очень дружное семейство; они и Лизу нередко зазывали к себе, но она ощущала неловкость и смущалась, обладая совершенно иным темпераментом. Главное — то, что Илья чувствовал себя там на удивление хорошо и спокойно.

Летние месяцы Лиза обычно проводила с Ильёй и мамой на даче. Дача — это, конечно, слишком громко сказано, просто запущенный садовый участок. Домик был старый, деревянный, без удобств и отопления. Умывались и чистили зубы у жестяного рукомойника, мылись в душевой кабинке водой, прогретой солнцем, или бегали купаться на речку. На свежем воздухе Илья расцветал, начинал дышать полной грудью, с аппетитом ел натуральные фрукты и овощи, пил деревенское молоко и даже меньше сутулился — в городе Лиза не переставала напоминать ему, чтобы он распрямил плечи. У него появились свои приятели среди местных пацанов — никто не считал Илью дурачком или блаженным, некоторые особенности его поведения списывали на то, что он городской, а городские все со странностями. Лиза ездила на работу на электричке, но при этом уставала намного меньше, чем когда добиралась до ателье из дома, и вообще чувствовала себя свежей, выспавшейся и отдохнувшей.

Однако в тот год, когда Илье исполнилось четырнадцать лет, Лариска затеяла продажу участка. Сама она на даче не появлялась, презирая жизнь вдали от благ цивилизации, и в конце концов посчитала, что лучше будет заработать на этом немного деньжат. Если Лариска что-то решала — спорить с ней было бесполезно. Даже то, что её родная мать с удовольствием живёт на даче летом, во внимание не принималось, для Лариски участок был ненужным и бесполезным.

Вот так и получилось, что перед Лизой остро встал вопрос: куда поехать вместе с Ильёй летом? Пусть не на все три месяца каникул, но хотя бы на время её отпуска. Сыну были необходимы воздух, солнце и витамины. Лиза подумывала было взять путёвку в какой-нибудь недорогой санаторий, но вмешалась тётя Алла.

— Мальчику нужно море! — авторитетно заявила она.

— На море дорого, — возразила Лиза. — В совсем уж жуткие условия ехать не хотелось бы, а что-то более приличное, боюсь, я не потяну…

— Поезжайте в Крым! В Ялту, — решительно произнесла тётя Алла. — Я тебе оставлю контакты знакомой, которая сдаёт комнату у себя доме. Абсолютно бюджетный отдых! Сами готовить будете, сами развлечения для себя выдумывать… До моря — рукой подать! Только позвони ей заранее, чтобы договориться.

И Лиза, поколебавшись, всё-таки записала номер телефона.

Это было целое путешествие.

До Симферополя добирались на поезде в плацкартном вагоне, умирая от духоты и усталости. Затем пересели на автобус, следующий в Ялту. Там уже взяли такси, чтобы не плутать в поисках нужного адреса.

Хозяйка оказалась не очень многословной и с первого взгляда не слишком-то приветливой, Лиза даже заробела поначалу, хотя с ними держались предельно вежливо: показали, как пользоваться плитой на кухне, где можно стирать и сушить бельё, а где мыться самим, где хранить продукты, выделили отдельную полку в холодильнике. Лиза хотела было спросить, как добраться до ближайшего пляжа, но постеснялась, решив, что лучше выяснит у кого-нибудь по дороге.

Несмотря на эти досадные мелочи, настроение у Лизы было прекрасным. В последний раз она ездила на море ещё ребёнком вместе с родителями и Лариской. Они тогда отдыхали в Сочи. Лиза до сих пор с замиранием сердца вспоминала шелест волн, тёплый морской бриз, глухой шум в приложенной к уху огромной раковине, вкуснейшие персики и чурчхелу, прогулку на теплоходе, а также обилие весёлых и общительных пляжных фотографов с обезьянками, попугаями, питонами и прочей живностью.

Сейчас, настежь распахнув окно в выделенной им с Ильёй комнатке и вдыхая всей грудью запах моря, который ощущался даже отсюда, Лиза чувствовала себя по-детски счастливой и беззаботной.

Она не знала, что поездка на море приготовила ей ещё один сюрприз — встречу с Тимкой.

НАШИ ДНИ

Марина, сентябрь 2019

Мы договорились встретиться в кафе на первом этаже того же здания, где располагается наша радиостанция, потому что оно единственное открыто уже с восьми утра — редкость для Москвы. Я прихожу на место первой и занимаю столик у окна. Это даже не окно, а целая стеклянная стена с прекрасным обзором, так что я внимательно наблюдаю за прохожими, пытаясь углядеть среди них Руса.

В кафе довольно многолюдно — это место популярно среди любителей ранних завтраков. Здесь можно отведать омлеты и яичницы всех мастей, свежую выпечку — от круассанов до вафель со свежими ягодами, кашу, блины и ленивые вареники. Я решаю повременить с заказом и сначала дождаться Руса.

Интересно, он приедет на метро или на машине? Надеюсь, я его узнаю… мы и виделись-то лишь однажды. Невольно думаю о том, каково приходится Илье — ему ведь каждый раз необходимо прилагать максимум усилий, чтобы узнать лицо знакомого человека, он мне сам говорил. У этого расстройства есть труднопроизносимое научное название, но Илья сказал, что иногда эта проблема неофициально называется также синдромом Шалтая-Болтая. Помню, я даже рассмеялась от неожиданности:

— Шалтая-Болтая? Почему?!

— Потому что это описывал ещё Льюис Кэрролл в тысяча восемьсот семьдесят первом году в своей книге “Алиса в Зазеркалье”. Прощаясь с Алисой, Шалтай-Болтай сказал, что не узнает её при следующей встрече.

Илья на мгновение задумался, а потом дословно процитировал мне отрывок из книги:

— “Даже если встретимся, я тебя все равно не узнаю, — недовольно проворчал Шалтай и подал ей один палец. — Ты так похожа на всех людей!” “Обычно людей различают по лицам”, — заметила задумчиво Алиса. “Вот я и говорю, — сказал Шалтай-Болтай. — Все на одно лицо: два глаза (и он дважды ткнул большим пальцем в воздухе)… в середине — нос, а под ним — рот. У всех всегда одно и то же! Вот если бы у тебя оба глаза были на одной стороне, а рот на лбу, тогда я, возможно, тебя бы запомнил”.*

Я тогда на несколько секунд даже потеряла дар речи.

— Ты что, помнишь всё это наизусть?!

— У меня фотографическая память, — спокойно отозвался Илья. — Я просто воспроизвожу в мыслях нужную страницу книги и читаю.

– “Просто”! — передразнила я, глядя на него со смешанным чувством уважения и практически священного ужаса. — Мне бы так… Во время сессии подобное умение было бы весьма кстати.

Вспоминая об этом, я улыбаюсь… и в этот момент вижу через стекло, как прямо напротив кафе лихо тормозит байк. Я, честно говоря, не особо разбираюсь в мотоциклах, но то, что этот — невероятно крут, мне совершенно очевидно. Под стать железному коню и его хозяин — высокий, стройный, широкоплечий; длинные мускулистые ноги обтянуты джинсами; из-под кожаной жилетки виднеется чёрная футболка, не скрывающая, а лишь подчёркивающая бугрящиеся тугие мышцы рук. Пока я, разинув рот, сижу и пялюсь на сошедшего с небес мотоциклетного бога, он стаскивает с головы шлем, небрежно встряхнув тёмными густыми волосами, и я даже вскрикиваю от неожиданности: это Рус!

Чёрт, Лёлька же говорила, что он байкер… это совершенно вылетело у меня из головы. Тем временем Рус тоже замечает меня и вскидывает руку в приветственном жесте. Я, смущаясь, робко и коротко машу ему в ответ. Уверена, что сейчас все девушки в кафе, которые также наблюдают за этим эффектным появлением, тихо умирают от зависти ко мне.

Через несколько минут Рус возникает в дверях и уверенно направляется в мою сторону. Он присаживается напротив и белозубо улыбается, и я в который уже раз задаю себе вопрос: как получилось, что именно этот парень стал для Ильи лучшим другом?.. Более непохожих друг на друга людей сложно себе представить. Рус так и излучает самоуверенность, которая вкупе с грацией льва производит просто магическое впечатление. На нём кожаные перчатки без пальцев, это смотрится вызывающе и одновременно очень сексуально. Гордый нос, пронзительные чёрные глазищи — господи, я и не подозревала, что Рус такой красавчик… точнее, просто не разглядела его тогда в клубе, не обратила внимания. Лёльке повезло!

___________________________

*Перевод Нины Михайловны Демуровой

Возникшая возле столика официантка чуть из трусов не выпрыгивает, принимая у него заказ.

— Откровенно говоря, несмотря на время суток, я предпочёл бы суп харчо и рибай, — обаятельно улыбается Рус, — но так уж и быть, принесите мне скандинавский омлет с морепродуктами.

Я ограничиваюсь фруктовым салатом, помня о предстоящем ужине в семейном кругу.

Вежливая светская беседа не клеится. В ожидании заказа он пьёт воду, а я сок. Рус задаёт пару дежурных вопросов о моих делах, я вяло поддерживаю разговор, высказавшись о погоде… в конце концов, мне надоедает ходить вокруг да около, и я задаю вопрос в лоб:

— Так о чём ты собирался со мной поговорить?

— Об Илье, конечно же, — моментально отзывается он.

— Я понимаю. Но… что конкретно ты хотел мне поведать?

Рус отставляет стакан в сторону и пристально смотрит на меня, словно пытаясь на глаз определить степень и меру моей бесчувственности.

— Понимаешь, Марин… Илюха мне как брат. Да почему “как”, — психует он, злясь на самого себя, — он мне и есть брат, самый настоящий! И неважно, что без кровного родства. Я со своими родными братьями не в таких близких отношениях, как с ним. А братьев у меня двое, — поясняет он. — Я знаю Илью так же хорошо, как себя самого. И когда я впервые заметил, как он на тебя смотрит… слушай, я никогда не видел его таким.

Я чувствую, что краснею. Мне безумно приятно это слышать. Я в курсе, что по-настоящему нравлюсь Илье, но получить подтверждение своим догадкам от постороннего человека — это иное.

— Да, — продолжает Рус, — ты пока его очень мало знаешь и поэтому, должно быть, тебе трудно поверить в то, что Илья — нормальный, живой человек из плоти и крови. Он мужчина. Несмотря на все свои закидоны, ему нравятся симпатичные девушки, он может испытывать к ним физическое влечение… Но то, как он относится к тебе — это что-то намного большее, чем просто телесное притяжение. Тут… — он задумывается, пытаясь подобрать нужное слово, — безграничное доверие и полная уверенность в том, что ты создана для него, а он — для тебя.

— Это он сам тебе сказал? — недоверчиво уточняю я.

— Нет, конечно! Мы тебя с ним вообще не обсуждали. Но поверь, это видно. Это заметно. Было заметно ещё с той вашей первой встречи в клубе, на поцелуйной вечеринке…

Я прокашливаюсь, пытаясь справиться со смущением и привести в порядок мысли.

— Мне понятно твоё желание сделать другу хорошо. Я верю, что ты хочешь ему добра, и я… я рада за Илью, что у него всё так всерьёз и по-настоящему. Но почему-то ты забываешь обо мне, о моих чувствах!

— А что ты к нему чувствуешь? — тут же подхватывает он.

— Не знаю! — тут же взрываюсь я. — Думаешь, это так легко: если любишь — будь с ним?! Но мы знакомы всего несколько дней! Его мама считает, что, раз я не определилась в своих чувствах, мне не место рядом с Ильёй… но как, как, чёрт возьми, я могу определиться так быстро?! Я боюсь! В конце концов, начинать новые отношения всегда страшно, а тут… к чему притворяться и замалчивать, ты ведь и сам знаешь, что Илья — не такой, как все. Он особенный.

— Инопланетный, — кивает Рус.

— Но я-то земная!!! — мои руки дрожат, когда я подношу стакан сока к губам, а зубы нервно постукивают о стекло.

— Ты боишься сложностей? — спрашивает он с участием.

— А кто их не боится? Страшно привязаться к человеку и всё потерять… либо разочароваться в нём. Страшно просто… не вывезти всё это на себе. Честно скажу, Рус, у меня не такой уж богатый опыт отношений с парнями, но даже я вижу, что в случае с Ильёй всё будет совершенно иначе, и меня это пугает!

— Да с чего ты взяла, что иначе? Илюха такой же человек, как и все мы.

— Но только в любви с ним нужно действовать по каким-то своим правилам! — я почти кричу, пытаясь до него достучаться. — Мне пока совершенно непонятным…

Рус умиротворяюще накрывает мою ладонь своей рукой.

— Нет никаких суперсложных правил. Остынь. Единственное, о чём ты должна помнить — принимать Илью таким, какой он есть. Не удивляться и не обижаться. И самой быть с ним предельно откровенной. Честной во всём. Я не шучу сейчас и не преувеличиваю, никаких игривых многозначительных намёков, всё открытым текстом вплоть до: “Илья, сегодня секса не будет, у меня расстройство желудка”.

Я смущённо утыкаюсь носом в стакан и тихонько фыркаю.

— Предельно ясно и предельно чётко говори ему о том, чего ты от него хочешь и чего не хочешь. Не пытайся подстраиваться или притворяться. И будь готова к такой же предельной чёткости и ясности в ответ.

— Но… — я сконфуженно отвожу взгляд, — мне даже нельзя обнимать и целовать его, нельзя касаться…

— Боже, да кто тебе это сказал?! — Рус выразительно закатывает глаза. — И объятия, и поцелуи вполне присутствуют в его жизни. Просто перед этим нужно уточнить у Ильи, не против ли он. Поверь, он не бесчувственный непробиваемый чурбан. Он тоже готов идти на уступки, особенно если это уступки ради любимого человека.

— А его бывшая… Алёна… — начинаю я.

Лицо Руса мрачнеет.

— Даже вспоминать не хочу об этой твари.

— Почему Илья не обратился в суд? — спрашиваю я с недоумением. — В книге же были использованы даже его личные фотографии…

— Я тоже советовал дать ход этому делу, — Рус медленно качает головой. — Илья категорически отказался. Вся эта волокита, разбирательства… он не мог вообразить себя дающим показания в суде. Его это пугало. Могло спровоцировать стресс и очередной мелтдаун. Не думаю, что это произвело бы на публику нужное впечатление. Илюха просто хотел забыть. Он действительно в неё влюбился и ему было очень хреново после всего, что произошло…

— Влюбился? — это словечко из уст Руса неприятно царапает. Знаю, что ревновать глупо и давно уже поздно, всё в прошлом. Но… я всё-таки не единственная девушка, к которой Илья испытывал сильные чувства. Наверное, я единоличница и просто дура, но мне сейчас очень больно.

Смаргивая слёзы, я отворачиваюсь к окну и вдруг чуть не икаю от неожиданности, потому что вижу по ту сторону стекла… Лёльку.

Её не должно сейчас тут быть! В это время она обычно на парах в универе. Видимо, что-то случилось, раз она решила приехать ко мне на работу…

Ошалело наблюдаю, как подруга сначала зависает рядом с мотоциклом Руса, а затем поднимает глаза и сталкивается взглядом со мной — через стекло. Я не успеваю никак отреагировать, а Лёлька срывается с места и уже через минуту возникает в дверях кафе. Рус, только сейчас её заметив, округляет глаза.

Подруга приближается к нашему столику.

— Вообще-то я хотела сделать тебе сюрприз… — говорит она, пристально глядя на меня. — Но, похоже, сюрприз сделали мне.

ПРОШЛОЕ

Лиза, июль 2009

Следующим утром, отдохнув и выспавшись на новом месте, Лиза с Ильёй отправились на море. Завтракать не стали, Лиза пока не освоилась на хозяйской кухне — стеснялась, да и продукты для готовки они ещё не покупали, перекусив за ужином сухомяткой, привезённой из Москвы. Решено было позавтракать в каком-нибудь в кафе — уж в Ялте-то, надо полагать, недостатка в них не наблюдалось.

Они не спеша шли по узкой улочке частного сектора и пытались по запахам, звукам и другим приметам определить, где находится пляж. Невысокие деревянные домики утопали в густой зелени садов и лилово-розовом буйстве каких-то неизвестных Лизе цветов. Калитка одного из домов оказалась распахнутой; возле неё сидела на корточках девчонка и сосредоточенно возилась с распластанным в дорожной пыли велосипедом. Загорелые ноги, едва прикрытые короткими шортиками, резко контрастировали со светлыми, почти пепельными локонами, падающими девчонке на лицо, и она непрерывно и сердито сдувала их, делая смешные гримасы, потому что руки её были заняты.

Когда они поравнялись с девчонкой, Илья замедлил шаг, заинтересованно взглянув на то, чем она занимается, и остановился напротив.

— Чего тебе? — девчонка зыркнула на него исподлобья пронзительными тёмными глазищами. Лиза невольно залюбовалась ею — ну какая же красавица! Смуглая кареглазая блондинка… на вид ей было не больше четырнадцати — стало быть, ровесница Ильи.

— Дай мне посмотреть, — спокойно сказал он.

— Что посмотреть? — не поняла девчонка.

— Твой велосипед, — терпеливо пояснил он.

— Зачем это? — огрызнулась она. Илья не обиделся и так же спокойно ответил:

— Чтобы определить, в чём проблема, и, соответственно, решить её.

— А ты, можно подумать, разбираешься в велосипедах! — она снисходительно фыркнула.

— Возможно даже лучше, чем ты, — отозвался Илья, которого совершенно нереально было прошибить ироничными подколками. Девчонка хотела было снова сказать что-то едкое, но, покосившись на Лизу, которая молча стояла рядом, отодвинулась в сторону, уступая место Илье.

— Далеко отсюда до моря? — спросила у неё Лиза. Девчонка помотала головой:

— Пойдёте вперёд по дороге, увидите слева тропинку — она ведёт прямиком к пляжу, спуск плавный, хоть и придётся пробираться через заросли травы и кустов. Пляж хороший, чистый и малолюдный, туристов там почти нет, в основном местные. А вы откуда приехали? — с любопытством спросила она, обращаясь к Лизе, но покосившись при этом на Илью, который, казалось, был полностью поглощён её велосипедом.

— Из Москвы.

— Меня Галинка зовут. А вас?

— Меня Ли… тётя Лиза. А его Илья, — ответила за сына она, поскольку Илья по-прежнему не реагировал на вопросы.

— Он правда в великах разбирается? — недоверчиво уточнила девчонка.

— Он вообще во многих вещах разбирается, — уклончиво ответила Лиза.

— Цепь стала слетать, — пояснила эта забавная Галинка, обращаясь уже непосредственно к Илье примирительным тоном.

— Я заметил, — отозвался тот. — Но она не изношена.

— Конечно не изношена! Это совсем новый велосипед. Подарок на день рождения. До этого я на старом каталась…

— Скорее всего, дело в неправильной настройке заднего переключателя, — невозмутимо пояснил Илья.

— Не знаю, — Галинка пожала плечами. — Я ничего там не настраивала. А ты сможешь?

Илья помолчал пару мгновений, оценивая перспективы.

— Думаю, что смогу. Тут имеются регулировочные болты. У тебя есть крестовая отвёртка?

— Какая-какая? — Галинка захлопала ресницами. — Н-наверное, нет… — неуверенно ответила она. — Хотя подожди, я у деда Толи спрошу! — и, засверкав босыми пятками, помчалась к соседнему домику.

Нужная отвёртка у соседа нашлась. Илье удалось отрегулировать переключатель, а Галинка в благодарность за помощь зазвала их обоих к себе домой и познакомила с матерью — неулыбчивой женщиной, которая попросила называть себя тётей Ксаной. Несмотря на внешнюю суровость, тётя Ксана угостила их чаем с ароматными булочками и заодно предложила Лизе покупать у неё домашний творог, масло и сыр. Лиза с удовольствием согласилась: Илья очень любил сырники, и она планировала готовить ему их на завтрак. За чаем договорились ещё и о том, что тётя Ксана каждое утро будет приносить им фрукты и ягоды из собственного сада, а также свежие овощи из огорода. Всё дешевле, чем на рынке покупать…

На следующий день Галинка уже без обиняков, на правах старой знакомой, забежала за Ильёй и позвала его гулять.

— Если хочешь, можем покататься на великах. Я отдам тебе свой старый… Сгоняем куда-нибудь вместе? Я покажу тебе, что тут у нас есть интересного!

— Я не очень хорошо катаюсь, — признался Илья, но Галинка не стала его высмеивать.

— Ничего страшного, я не буду сильно гнать!

— Илья, — встревоженно сказала Лиза, — я не думаю, что это хорошая идея.

И в самом деле: отпустить сына с едва знакомой девочкой, оставить без присмотра, без надзора… а вдруг что-нибудь случится? Однако Галинка развеяла её сомнения.

— Да вы что, тёть Лиз?! — весело удивилась она. — Боитесь, что ли? Илья же уже большой, что с ним может случиться? Не волнуйтесь! Обещаю, что буду за ним присматривать и вообще возьму на себя полную ответственность! Со мной ему ничего не угрожает, я эти места знаю вдоль и поперёк!

А может быть, я и правда веду себя как клуша, подумала вдруг Лиза. Ну в самом деле, что с Ильёй может случиться? Язык у него подвешен, слабоумием не страдает… Да, иногда очень бурно и нетипично для окружающих реагирует на какие-то нестандартные ситуации, но в целом… в целом ведь он нормальный мальчик. Господи, как же ей хотелось назвать его обычным ребёнком!

— Галя, — осторожно сказала Лиза, пока Илья не слышал, — понимаешь, он иногда может вести себя немного странно… Илья — не совсем такой, как ты или твои ровесники, он просто…

— Я это поняла, — невозмутимо кивнула Галинка. — Илья очень умный и немножко не от мира сего, так?

Как точно и ёмко эта девочка сформулировала всю глубину проблемы одной-единственной фразой: “очень умный и немножко не от мира сего”…

— Что-то вроде того, — усмехнулась Лиза, потрепав её по голове и взлохматив светлые волосы.

— Не беспокойтесь за него, — повторила Галинка уверенно. — Я за ним прослежу и позабочусь. С ним ничего не случится, честное слово!

Когда её сын с Галей, оседлав велосипеды, покатили куда-то вдвоём, Лиза усилием воли подавила вновь возникшее чувство тревоги и заодно мимолётно отметила, что Илья очень вырос. Они отлично смотрелись с Галинкой вместе: стройная загорелая девочка, высокий худощавый мальчик… А Илюха ведь красавчик, внезапно поняла Лиза, словно впервые увидела собственного сына со стороны. Не похожий ни на неё, ни — слава богу! — на Олега, будто родился и вырос сам по себе. Когда-нибудь, может быть совсем скоро, у него появится девушка — такая же красивая, независимая и уверенная в себе, как эта Галя… Когда-нибудь Илья захочет уйти. Он не сможет всё время находиться под её заботливым крылышком…

Сердце сжалось в сладкой тоске. Лиза отчаянно желала счастья собственному сыну, хоть и понимала, что ему придётся в жизни ой как нелегко, и одновременно не хотела отпускать его. Наверное, правы были знакомые и тётя Алла, которые в один голос твердили, что Лизе нужно заняться собственной жизнью, подумать о личном счастье, не растворяясь в сыне. Но ей самой казалось, что она никогда и никого не сможет больше полюбить… При этом она не могла пожаловаться на отсутствие внимания со стороны противоположного пола — с годами Лиза расцвела и похорошела, выглядела моложе своих тридцати с крошечным хвостиком, с ней часто пытались знакомиться на улице и в общественном транспорте.

Конечно, у неё случались кратковременные отношения с мужчинами. “Для здоровья!” — как называла это неугомонная тётя Алла. Пара Лизиных романов даже продолжалась сравнительно долго: один из кавалеров продержался полгода (он был клиентом ателье, где они с Лизой и познакомились), а второго (тренера Ильи по плаванию) хватило лишь на четыре месяца. Видя полное отсутствие заинтересованности партнёрши в дальнейшем развитии отношений, мужчины постепенно тихонько сливались: никому не хотелось быть всего лишь проходным эпизодом в жизни любимой женщины.

Здесь, в Ялте, Лиза сразу же собрала кучу восторженных мужских взглядов и комплиментов, едва вышла на пляж. Ей делали комплименты и приглашали на свидания, игнорируя наличие взрослого сына. Впрочем, мало кто реально осознавал, что Лиза — мама Ильи, их принимали за сестру и брата и напропалую заигрывали “со старшей сестричкой”.

Илья тоже вызывал восхищённые взгляды — уже со стороны девочек-подростков. Лиза понимала, чем это обусловлено: не зная о проблемах Ильи, можно было подумать, что паренёк спортсмен: чётко выраженные кубики пресса, ярко очерченные бицепс и трицепсы, даже на спине весьма рельефные мышцы, что смотрелось красиво и завораживающе. Но суть-то была в том, что это достигалось не за счёт тренировок и спорта, а за счёт вечного мышечного напряжения. Скачок роста только обострил эту проблему: мышцы у Ильи были как будто каменные, он вообще не мог их расслабить. А ещё он сутулился, и Лизе постоянно приходилось его одёргивать:

— Выпрями спину!

— Мне больно, — отвечал он.

Но в целом переходный возраст, которого так боялась Лиза, пошёл Илье только на пользу.

Стало намного меньше слёз и истеричных рыданий, сын научился сдерживаться, сделался взрослее и независимее. Уже с восьми лет он категорически выпроваживал Лизу из ванной комнаты, заявляя, что её присутствие во время его мытья “категорически неприемлемо”. С годами его стремление всё контролировать только росло. Он постоянно задавал Лизе вопросы: сопоставимы ли его показатели роста и веса с теми, которые должны быть в этом возрасте? Когда у него начнут расти усы и борода? Когда можно будет жениться, а когда — заниматься сексом?

— По-моему, ты слишком уж много размышляешь о сексе, — заметила однажды Лиза в ответ на какой-то очередной провокационный вопрос, заставивший её покраснеть.

— А разве секс — это не самое важное? — осведомился Илья самым невинным тоном.

— Совсем нет… — пробормотала она. — В твоём возрасте лучше бы подумать… ну, например, об учёбе. Об уроках…

— Ты считаешь, что уроки важнее секса?

— Ну… да.

Илья всерьёз задумался над её словами и вынес вердикт:

— Мне кажется, ты ошибаешься. Секс всё-таки важнее. Если бы не секс, не было бы ни тебя, ни меня, ни Василины Георгиевны, ни моих одноклассников.

И вот что на это можно было возразить?!

Пока Илья с Галинкой катались на великах, Лиза решила прогуляться. Вдоль побережья тянулась цепочка оздоровительных санаториев, многие из которых предлагали свои услуги не только постояльцам, но и всем желающим. Лизу интересовал в первую очередь массаж — здесь, по слухам, были отличные специалисты, и ей хотелось хоть немного помочь Илье расслабиться.

Долго искать не пришлось — на заборе одного из санаториев, укрытого в тени кипарисов и пальм, висело объявление:

“Открыта запись на МАССАЖ:

— общий классический,

— детский,

— лечебно-медицинский,

— спортивно-восстанавливающий,

— послеродовый комплекс.

Опытный специалист!

Запись в кабинете 302 главного корпуса или по телефону…”

Лиза не стала звонить — просто вошла в приветливо распахнутые ворота и двинулась по дорожке к нужному корпусу. На территории санатория было тихо и безлюдно — вероятно, отдыхающие были погружены в послеообеденный сон или посещали какие-нибудь процедуры. В самом здании ей тоже не попалось никого навстречу. К счастью, разыскать нужный кабинет удалось практически сразу.

Дверь была приоткрыта, и Лиза нерешительно сунула туда нос. В кабинете за столом — спиной к ней — сидел человек в белом халате и что-то сосредоточенно писал. Лиза отметила широкие плечи, густые и даже на вид жёсткие рыжие волосы… сердце вдруг странно кольнуло, но память ещё не проснулась окончательно.

— Извините, — она деликатно стукнула костяшками пальцев о дверной косяк. — Могу я записать на массаж своего сына?

Услышав её вопрос, человек прекратил писать и замер, не оборачиваясь.

— Мальчику четырнадцать лет, — добавила она торопливо. — Мы только что приехали, вообще-то у нас не так много времени, можно пройти хотя бы какой-то минимальный курс?

— Ну конечно, Лизюкова, — послышался до боли знакомый голос. Мужчина медленно развернулся… и в ту же секунду Лиза с визгом бросилась к нему на шею.

— Лизка, подожди… — с трудом оторвав её от себя, Берендеев улыбнулся. — Дай хоть взглянуть на тебя, ненормальная!

Она послушно притихла. Тимка взял её лицо в ладони и смотрел то в один Лизин глаз, то в другой, отчего его зрачки метались туда-сюда, словно не веря тому, что перед ним действительно находится бывшая одноклассница, боевая подруга, обожаемая глупая Лизюкова, которую когда-то (давным-давно, почти полжизни назад!) он подкармливал чебуреками и шоколадками. Да было ли это с ними когда-нибудь наяву — или только приснилось?..

Он изменился. Очень сильно изменился. Не было больше смешного лопоухого веснушчатого Тимки — вместо него Лиза видела обаятельного и симпатичного молодого мужчину, от которого так и веяло надёжностью, силой и одновременно спокойствием. Казалось, у него даже уши больше не торчат!

Лиза вдруг почувствовала резь в глазах и поняла, что уставилась на Берендеева не мигая. Она засмеялась, тут же сморгнула, ощутила влагу на щеках… Тимка как-то беззащитно улыбнулся и аккуратно провёл ладонью по её лицу, стирая слезинки.

— Вот так встреча, — сказал он, не отводя от неё взгляда. — Умеешь ты удивить.

— Да я сама в шоке! — отозвалась Лиза. — Вот уж кого-кого, а тебя точно не ожидала здесь увидеть…

Они помолчали немного, а затем — одновременно, хором, с одинаковыми интонациями — спросили:

— Ну, как ты поживаешь?

Спросили — и сами же засмеялись над собой и своей неловкостью, мешающей им начать непринуждённый разговор так же запросто, как в былые годы. Тимка смущённо кашлянул.

— Так ты… на массаж хотела записаться?

— Это не для меня, а для Ильи. Для сына, — быстро сказала Лиза.

— А что с ним? Спину повело?

— Да вроде нет… — растерянно откликнулась она.

— Зачем тогда массаж? — спросил Берендеев.

— Понимаешь, у него гипертонус.

— В этом возрасте?.. — Тимка с интересом и одновременно неудомением взглянул на Лизу. — Что ж, посмотрим… А сам-то он где?

— Да так… гуляет, на велике катается, — Лиза неопределённо пожала плечами. — Впрочем, наверное, уже скоро вернётся. Мне надо идти. Я ведь сейчас просто записать его хотела…

— Не суетись, — Тимка успокаивающе взял её за руку. — Вы где с ним остановились? В гостинице?

— Нет, мы в частном секторе комнату снимаем. Тут недалеко.

— У меня сейчас часовой перерыв. Пойдём, я тебя провожу. Заодно и с сыном твоим познакомлюсь, если повезёт.

— Ну… пойдём, — Лиза смутилась. Она, конечно, не стеснялась Ильи перед другими людьми, но почему-то разволновалась, подумав о том, как отреагирует Берендеев, узнав, что у неё не совсем обычный ребёнок. Взглянув ей в лицо, Тимка по-своему истолковал её замешательство и сам смутился.

— Или вы… не вдвоём приехали? — с трудом выговорил Берендеев. Краснел он по-прежнему легко, как и раньше. Нетрудно было догадаться, что он имеет в виду, и Лиза тут же замотала головой:

— Нет, нет… больше никого, только я и Илья.

Почти всю дорогу оба неловко молчали, искоса посматривая друг на друга. Лиза кляла себя за то, что не может выжать и пары беззаботных фраз ни о чём — Тимка, наверное, решит, что она совсем отупела за то время, что они не виделись… А он просто молчал, время от времени кидая на Лизу задумчивые взгляды.

— Я очень изменилась? — не выдержала она наконец. Тимка не удивился вопросу, спокойно покачал головой.

— Нет. Совсем нет, — и больше уже ничего не сказал до самого дома.

Возле дома Лизу ждал сюрприз — Илья и Галинка сидели рядышком на деревянной скамье и за обе щеки дружно уплетали виноград.

— Всё в порядке, тёть Лиз! — завидев её, весело прокричала Галя. — Видите, вернулись целыми и невредимыми. Очень хорошо покатались! Завтра опять поедем, если вы разрешите. Ой, здрасьте, — смутилась она, обратив наконец внимание на незнакомого мужчину рядом с матерью Ильи, и сползла со скамейки. — Ну я пойду, наверное…

— Егоза, — усмехнулся Тимка, проводив взглядом вмиг упорхнувшую девчонку, а затем перевёл взгляд на Илью и присел на другой конец скамьи.

— Ну что, привет, парень! — сказал он.

Тот продолжал невозмутимо есть виноград. Лиза покраснела и напомнила:

— Илья, надо поздороваться…

Сын покосился на Берендеева, избегая прямого взгляда в глаза, и негромко отозвался:

— Здравствуйте.

— Голова часто болит, правильно? И живот тоже? — произнёс Берендеев скорее утвердительно, чем вопросительно, внимательно рассматривая Илью. — Покричать любишь, попсиховать?

Лиза открыла рот. Она ничего не говорила Тимке, но, тем не менее, он с ходу перечислил все главные проблемы её сына.

— Ну-ка, дай на спину твою посмотреть… можно?

— Зачем? — уточнил Илья настороженно.

— Помочь тебе хочу, чтоб не болело.

— Ладно, — согласился тот. Берендеев ловко и вместе с тем аккуратно повернул Илью за плечи.

— Ага, спина уже поползла, одна лопатка выше другой… не критично, но есть, — бормотал он негромко. — Но позвоночник пластичный, поправить в принципе возможно. Тут надо выпрямить, с плечами поработать, развернуть и опустить, — Тимка повернулся к Лизе, как бы советуясь с ней. — Девяносто процентов проблем уйдёт, парень станет спокойнее, головные боли тоже пройдут, время ещё не упущено.

Лиза, до этого хранившая ошалелое молчание, потрясённо выдавила из себя:

— А как ты всё это понял? Ну, про голову, про живот, про “попсиховать”… по каким признакам?

Тимка по-доброму улыбнулся ей:

— А что тут понимать? Здесь зажато, здесь криво — значит, внутренние органы работать нормально не могут. Плечи подняты, голова вперёд — явно пережаты сосуды, кровь плохо поступает к мозгу, мало кислорода — получается гипоксия, вот тебе головные боли и нервозность, вот его и корёжит… Парень-то в целом отличный у тебя.

Лиза нервно сглотнула.

— Тут явное нарушение в шейном отделе, — сказал Тимка, продолжая рассматривать Илью. — Может быть, ещё в родах произошло… после кесарева такое часто бывает. Он же недоношенным родился, я правильно помню?

— Правильно…

— Ну вот. Тельце маленькое, неокрепшее, там одного неверного движения было достаточно, чтоб искалечить… К сожалению, довольно частая картина.

— Но здесь он спокойней, — сказала вдруг Лиза. — Ты знаешь, я заметила… мы всего третий день в Крыму, но по сравнению с Москвой… это просто небо и земля.

— Логично, — Берендеев уверенно кивнул. — В мегаполисах воздуха мало, вот парню там и тяжело. А тут воздух чистый, море, горы… если бы вы постоянно жили с ним здесь, половины проблем и в помине бы не было. Наверное, он у тебя и болеет часто?

Лиза уже ничему не удивлялась, просто кивнула и подтвердила:

— Да, почти всю зиму.

— Ну вот, всё по той же причине — организм просто не справляется, климат тяжёлый, ресурсов не хватает. Короче, как у вас со временем? Массаж я ему поделаю, что могу — поправлю. Но у меня свободное время только в девять утра или после семи вечера. Когда лучше?

— Давай с утра, — обрадовалась Лиза. — А сколько это будет стоить?

Берендеев посмотрел на неё так, что ей захотелось немедленно провалиться сквозь землю от стыда.

— Чтоб я больше не слышал этих глупостей, Лизюкова, — сказал он. — Значит, завтра к девяти я буду ждать вас в санатории. В том же кабинете, где ты меня нашла. Договорились?

— Договорились. Спасибо тебе… — начала было она, но Тимка торопливо приложил палец к её губам.

– “Спасибо” потом будешь говорить. Пока не за что. И вот ещё что… — добавил он, немного помешкав. — Во сколько Илья обычно засыпает?

Лиза пожала плечами.

— Ну, когда как. Здесь у него сон крепче, может и в десять, и в половине одиннадцатого отрубиться.

— Отлично. Тогда сегодня в одиннадцать я зайду за тобой. Будь готова.

— К чему готова? — не поняла Лиза.

— Господи, Лизюкова, ну как можно быть такой непонятливой?! — воскликнул он вроде бы шутливо, но глаза выдавали явное волнение и смущение. — Я тебя на свидание приглашаю. Между прочим, в ресторан!

Теперь настал черёд смущаться и Лизе.

— На свидание? — переспросила она в замешательстве.

— Ну да. Не бойся, через пару-тройку часиков верну тебя обратно. Просто… так давно не виделись, хочется поговорить, пообщаться нормально… а не так, как сейчас, наспех, — пояснил он и обезоруживающе улыбнулся.

— А в одиннадцать — не поздновато ли для ресторана? — усомнилась она. Тимка рассмеялся, поражаясь её наивности:

— Я тебя умоляю!.. Разгар туристического сезона… для Ялты это детское время, большинство заведений на набережной работает чуть ли не до утра.

— Ну хорошо, — кивнула Лиза, улыбнувшись ему и чувствуя приятное волнение. — К одиннадцати я буду готова.

НАШИ ДНИ

Марина, сентябрь 2019

Еду в метро домой и непроизвольно морщусь, всё ещё ощущая неприятное послевкусие после разговора с Лёлькой — прямо как в анекдоте про ложечку, которая нашлась, но осадочек остался. Примерно так же сейчас чувствую себя и я: да, мы спокойно обсудили возникшую неловкую ситуацию и всё выяснили, мне и Русу не за что было оправдываться перед Лёлькой, она нам охотно поверила… Однако на душе до сих пор как-то некомфортно и слякотно, словно я с размаху наступила в грязную лужу. А ещё немного стыдно, как будто мы с Русом вели за спиной Лёльки какую-то тайную игру.

На секундочку воображаю, что почувствовала бы я сама, окажись сегодня на её месте. Вот если просто представить: иду по улице и вдруг вижу в кафе свою лучшую подругу и Илью, Пока-Ещё-Не-Парня-Но-Имеющего-Все-Шансы-Им-Стать, которые завтракают и мило общаются… Наверное, мне было бы больно и обидно, даже если формально не к чему было бы прицепиться.

Возможно, Лёлька ждала от нас более детальных объяснений и оправданий с клятвенными заверениями, что “это не то, что ты думаешь”, однако Рус невозмутимо поцеловал её в щёку и, предложив присаживаться, спокойно объяснил:

— У нас с Мариной важный разговор по поводу Ильи, — и больше не счёл нужным ничего добавить.

— Ах, важный разговор… — Лёлька многозначительно приподняла брови, а я ощутила, как к щекам приливает кровь. Чёрт, но я ведь ни в чём не была перед ней виновата! Откуда же возникло это трусливое стремление оправдываться?

— Лёль, ну правда, — заметила я с нервным смешком. — Мы обсуждали мои отношения с Ильёй, потому что там всё… непросто. Если сомневаешься, могу даже показать тебе нашу с Русом переписку, — предложила я то ли в шутку, то ли всерьёз.

— Марина, прекрати немедленно, — тон Руса сделался стальным, а глаза — ледяными. — Не вздумай ничего показывать и доказывать. Если ты не веришь мне, — он перевёл взгляд на подругу, — то нам с тобой просто не по пути.

— Рус, я верю, — испуганно проблеяла Лёлька, не меньше меня шокированная этим мгновенным перевоплощением из красавчика-обаяшки в готового к прыжку тигра. — Верю и тебе, и Маришке…

— Вот и прекрасно, — тигр тут же исчез, а на его месте снова возник ласковый плюшевый котик. — Пойми, моя женщина должна мне доверять — всегда и безоговорочно. Если я сказал, что не обману — значит, я головой отвечаю за свои слова. Но при этом я тоже должен быть уверен в твоей честности и в том, что всегда смогу на тебя положиться… поэтому я никогда не унижу тебя допросами, чтением переписки и изучением контактов в твоём телефоне.

Лёлька с заметным усилием взяла себя в руки.

— А что, — спросила она неуверенно, — я уже твоя женщина?

Рус обезоруживающе улыбнулся, поднёс её руку к губам и поцеловал.

— Теперь это зависит только от тебя. Я-то уже определился.

Ишь, какие они с Ильёй скорые на определение, подумалось мне тогда. Что один, что другой: пришёл, увидел, победил. Но Лёльку, похоже, ничуть не смущает тот факт, что они с Русом знакомы всего несколько дней, она тоже вполне готова “определиться”… А может, это не они торопятся, а я торможу? Ведь Илья мне нравится, а я всё ещё сомневаюсь, всё ещё раздумываю…

Мы позавтракали все вместе под удивлёнными взорами посетителей кафе. Ай да парень, можно было прочитать практически в каждом взгляде, сразу с двумя крутит! Впрочем, судя по выражению лиц отдельных девушек, они с удовольствием пошли бы в гарем к Русу и третьей, и даже четвёртой женой. Лёлька, конечно, у меня тоже красавица хоть куда, но всё равно представляю, как тяжело лично ей будет даваться вопрос безусловного доверия в этих отношениях: где бы ни появился Рус, он вот так же будет собирать восхищённые женские взгляды, им будут откровенно любоваться, а ей — откровенно завидовать.

Что касается нас с Ильёй, то тут скорее наоборот: все будут тихо недоумевать, как я могла связать свою жизнь с таким странным парнем. Непременно начнут задавать бестактные и даже обидные вопросы… Готова ли я к подобному?

Снова и снова задумываюсь об этом, перечитывая последнее сообщение Ильи в ватсапе.

Пока что мне нечего ему ответить…

До дома я доезжаю, кажется, ещё более взвинченной, чем раньше. Перспектива милого душевного ужина в компании друзей семьи заранее вызывает у меня изжогу. Я раздражена и даже не собираюсь этого скрывать, помогая маме и бабушке расставлять на столе тарелки и раскладывать возле них приборы с салфетками.

К моменту, когда появляется семейство Логиновых, я уже не просто киплю — от меня в буквальном смысле летят искры бешенства, не хватает только таблички: “Не подходи — убьёт!” Причём если спросить, в чём причина моего раздражения — я сама не смогу дать внятного ответа.

Тётя Женя, как обычно, на диете — несмотря на то, что она худа как щепка. Салаты Логинова ест без хлеба, мясо — без гарнира, деликатно надкусывает один крошечный пирожок с рыбой из всего того великолепия, которое напекла бабушка. Покосившись на неё, я демонстративно накладываю себе щедрую порцию оливье, мяса с картофелем и несколько пирожков с разными начинками.

— У Маринушки хороший аппетит, — как бы извиняясь, говорит бабушка. Тётя Женя вежливо и понимающе улыбается, но, по-моему, пребывает в шоке от количества еды на моей тарелке. Об этом говорят её сжатые в тонкую полосочку губы, когда она обменивается быстрыми понимающими взглядами со своим мужем — таким же сухим и костлявым, как она сама.

— Ты тоже считаешь, что мне надо худеть? — я поворачиваюсь к сидящему справа от меня Глебу и смотрю на него в упор. Тот приклеивает фальшивую улыбку и с преувеличенным воодушевлением восклицает:

— Ну что ты, Марина! Ты в безупречной форме!

От этой грубой лести меня просто тошнит. Я, конечно, не жирная корова, но прекрасно знаю, что мне есть куда худеть, ни о какой “безупречной форме” речи и быть не может. А вот Илья… Илье я нравлюсь со всеми своими лишними килограммами, но он не стал бы врать, а честно сказал бы, что думает о состоянии моей фигуры, если бы я спросила. Улыбаюсь, вспоминая его пассаж о том, что излишек соли вызывает ожирение…

Замечаю, как Глеб надкусывает подгоревший пирожок. Очевидно, бабушка недоглядела и положила его на общее блюдо: с одной стороны он выглядит румяным и аппетитным, а вот с другой — совершенно чёрным. С интересом наблюдаю за тем, как меняется выражение лица Глеба… и тут же невинным голоском интересуюсь:

— Ну как, вкусно?

Глеб торопливо делает вид, что вкус у пирожка просто божественный:

— М-м-м, восхитительно!

Я отворачиваюсь, скрывая усмешку, но успеваю заметить, как бедолага торопливо заворачивает остатки пирожка в салфетку и прячет, чтобы позже выбросить.

Мне в голову снова лезут мысли об Илье. Он бы честно сказал, что пирог сгорел…

— Ты, говорят, в театре была вчера, Марина? — тётя Женя пытается завязать со мной разговор. — Что за спектакль?

– “Анна плюс Алексей” с Белецким в главной роли, — отзываюсь я, — но до конца мы его не досмотрели. Мой парень не очень любит театры, — добавляю невозмутимо, — так что мы ушли сразу после антракта.

За столом воцаряется напряжённая тишина.

— С парнем? — осторожно переспрашивает мама.

— Ой, мам, только не надо делать вид, что ты до сих пор веришь тому, что я ночую у Лёльки!

Тётя Женя с супругом снова многозначительно переглядываются, а у Глеба делается такое оскорблённое лицо, будто я его подло обманула.

— В чём дело? — обращаюсь к нему я. — У тебя имеются какие-то возражения?

— Н-нет, — бормочет он в замешательстве, ещё не сориентировавшись, как лучше и достойнее реагировать на подобные известия.

Мне начинает надоедать эта недосказанность, ставящая всех в идиотское положение. Не знаю, на что до сих пор надеются мои родители и родители Глеба. Не знаю, почему он всё ещё не сделал первого шага, если имеет на меня какие-то виды, но при этом послушно таскается к нам в гости за ручку с мамочкой и папочкой вместо того, чтобы просто пригласить меня на свидание — одну… В любом случае сил тянуть эту лямку и дальше у меня просто нет. Пора внести ясность.

— В общем так, у меня объявление, — я стучу вилкой по тарелке, требуя всеобщего внимания. — Дорогие родители и бабуля, дорогие тётя Женя, дядя Валера и Глеб. Я встречаюсь с парнем. Он аутист. Точнее, у него синдром Аспергера. У нас всё серьёзно. Предлагаю за это выпить, — в заключение своей короткой и — надеюсь — убедительной речи я салютую всем бокалом вина. — Дзынь!..

— Аутист? — отец недоумевающе хмурится. — Ты хочешь сказать, что он психически ненормален?

— Папа, у него расстройство аутистического спектра. У людей, подобных ему, бывают психические проблемы, в основном связанные с социальным взаимодействием, но они не психи!

— И где же… где ты его подцепила? — подаёт голос мама. Бабушка хранит молчание, видимо, не особо понимая, что такое аутизм и тем более синдром Аспергера.

— В клубе. Представь себе, аутисты тоже ходят в ночные клубы и развлекаются, у них есть друзья и любимые люди, они вступают в брак и рожают детей…

Тётя Женя в очередной раз переглядывается со своим худосочным супругом и поджимает губы — честное слово, эта чопорность уже начинает раздражать. На Глеба я стараюсь не смотреть, подозревая, что ничего приятного всё равно не увижу. Неуютно разбивать чьи-то напрасные надежды, но делать вид, что когда-нибудь они могут оправдаться, я тоже не хочу.

— Ты говоришь, что у вас всё… серьёзно, — голос мамы подрагивает. — Насколько серьёзно?!

— Серьёзнее некуда. Например, я провела с ним эту ночь и собираюсь провести следующую, — спокойно отзываюсь я, хотя эта внешняя показная невозмутимость даётся мне нелегко, меня так и потряхивает от волнения.

— А ты не слишком торопишься, милая? — голос отца полон растерянности и непонимания. — Ты уверена, что именно этот парень — то, что тебе нужно?

— Во всяком случае, насчёт него я уверена больше, чем насчёт Глеба, с которым вы так упорно пытаетесь свести меня столько лет подряд!

Я залпом допиваю вино и выскакиваю из-за стола, едва не опрокинув стул.

— Всем спасибо за приятный вечер, но мне пора. Он ждёт.

Я, конечно же, блефую. Илья не может меня ждать, мы так и не обговорили наши сегодняшние планы. Но зато теперь у меня есть уважительная причина досрочно покинуть это славное застолье…

Слава богу, меня не пытаются остановить. Видимо, от шока.

Я хватаю сумку и, сделав всем ручкой, набрасываю на плечи куртку, а затем выскакиваю за дверь.

Прежде чем связаться с Ильёй, целый час брожу по улицам, пытаясь собрать мысли воедино. То, что произошло у нас дома — всего-навсего мой глупый бунт, я нарочно хотела позлить Глеба и заодно дать понять родителям, что не нуждаюсь в этом унизительном сватовстве… Но сказанного не вернёшь, теперь я не могу просто вернуться домой как ни в чём не бывало.

Напроситься с ночёвкой к Лёльке? А если она не одна, а с Русом?

Наконец я принимаю решение. Возможно, оно спонтанное и неправильное, возможно, я о нём ещё сто раз пожалею… Но пусть это будет моей ошибкой. В конце концов, лучше сделать и жалеть, чем не сделать — и жалеть затем ещё больше.

Я набираю Илью, но, вспомнив, что он не любит разговаривать по телефону, тут же сбрасываю звонок и печатаю сообщение. Конкретно, чётко и по делу:

“Я хочу заняться с тобой сексом. Сегодня. Могу я к тебе приехать?”

Телефон вибрирует, доставляя мне ответ с одним-единственным словом:

“Приезжай”.

ПРОШЛОЕ

Лиза, июль 2009

Набережная звенела смехом, переливалась огнями, завлекала фонтаном с ночной подсветкой, манила ароматом дымка и шашлыка. Из многочисленных ресторанов и кафешек звучала музыка, наполняя душу радостью, а сердце — ожиданием чуда, которое, казалось, вот-вот с тобой произойдёт.

К сожалению, ужинать на свежем воздухе было уже не так комфортно, с моря тянуло прохладой, поэтому Тимка провёл Лизу внутрь одного из ресторанчиков.

“Работаем до последнего посетителя!” — гордо гласило объявление на дверях. Судя по всему, работать иногда приходилось круглосуточно — народ к полуночи только-только начинал подтягиваться. Лиза и Тим углядели свободный столик, расположились на мягких диванчиках друг напротив друга и с преувеличенным вниманием, справляясь с неловкостью первого момента, уткнулись в меню.

Лиза оделась довольно просто — не как на пляж, конечно, но и не слишком уместно для ресторана: лёгкая белая кофточка, подчёркивающая изящную и хрупкую линию плеч, длинная цветная юбка… Берендеев был в демократичных джинсах и футболке, обтягивающей бицепсы. Загорелый, белозубо улыбающийся, с рыжими волосами, в которых словно запуталось солнце — меньше всего он походил сейчас на врача, скорее уж на спортсмена или хотя бы на пляжного спасателя.

— Ты всё ещё увлекаешься баскетболом? — спросила она с любопытством. Тимка кивнул.

— Ага. Жаль, времени мало… Работаю целыми днями, часто даже без выходных.

— Я видела, к тебе запись за несколько месяцев вперёд, — подтвердила Лиза.

— Выпьем за встречу? — предложил он, изучая карту вин.

— Я не пью, — категорически отказалась Лиза. Она действительно на дух не переносила алкоголь, даже просто запах. Возможно, это были отголоски того давнишнего осеннего бала в школе, после которого вся её жизнь пошла наперекосяк… впрочем, почему наперекосяк? У неё появился Илья, это самое главное. Значит, всё было не зря. Вот только пить она теперь не может, да от аромата дыни её сразу же выворачивает наизнанку. Напоминает о той палёной водке с дынным вкусом…

— Да я, в общем, тоже не особый любитель, — он смущённо взлохматил волосы на макушке. — Просто подумал, что ты захочешь расслабиться.

— Мне не нужно пить для того, чтоб расслабиться, — отозвалась Лиза.

— А по-моему, ты напряжена сейчас. Тебе, кстати, тоже массаж не помешал бы. Серьёзно. Не лечебный, а профилактический.

— Я подумаю, — она улыбнулась. — И всё-таки, Тимка… почему ты выбрал именно массаж? Не спорю, ты прекрасный специалист, я восхищаюсь твоими способностями, но, помнится, ты мечтал стать хирургом…

— Я и был, — ответил Берендеев. — Детским хирургом. Несколько лет проработал в Симферополе.

— И?.. — не выдержала Лиза, когда пауза слишком затянулась.

— А потом трёхлетний мальчик умер у меня на столе прямо во время операции, — жёстко сказал он. — Его привезли на “скорой” после аварии, родители погибли сразу, а он…

— Но ведь ты не виноват? Ты наверняка сделал всё, что мог… — Лиза несмело коснулась его руки, покрытой золотистыми волосками.

— Я знаю. Но просто… не смог продолжать дальше. Понимаешь? Я никогда не считал себя богом, но чувство бессилия и беспомощности… это настолько опустошает, что я понял: второй раз так больше не смогу. И тут очень вовремя меня пригласили сюда, в Ялту… Я продал там жильё и купил здесь дом.

— Домик у моря, как и мечтал?

— Всё ещё помнишь, — усмехнулся он.

— Конечно помню, — Лиза хотела было спросить, женился ли он, но почему-то постеснялась, словно в их разговоре стоял какой-то негласный запрет на тему личного. Она уже изучила исподтишка его правую руку — кольца на безымянном пальце не было, однако это ничего не значило. Тимка мог специально снимать кольцо, при массаже оно только мешает… Удивительно было бы, если бы он до сих пор оставался один. Лиза вдруг вспомнила их странное прощание на выпускном — его торопливый и отчаянный поцелуй… вспомнила — и опустила ресницы.

— Значит, после института ты так и остался здесь, — резюмировала она.

— Ну да. Меня сразу в несколько больниц позвали. Тётка к тому времени умерла, оставив свой дом мне в наследство… я и подумал — глупо возвращаться в Москву, меня ведь там никто не ждёт, по большому счёту.

— Ты что, даже ни разу не приезжал домой?

— Приезжал несколько раз, чтобы повидаться с родителями. Но дом для меня теперь здесь.

“А ко мне не зашёл”, — подумала Лиза, хотя и понимала, что у него могли быть свои обстоятельства, почему он не пожелал с ней встретиться.

— Ты счастлив? — вдруг спросила она.

— Я доволен своей жизнью, — помедлив, осторожно ответил Тимка. — Счастье — это слишком громкое слово. Да и есть ли оно, в принципе?..

Лиза промолчала.

— Ну а ты… как? — поинтересовался он, но у Лизы не было желания говорить о себе, поэтому она отмахнулась с дежурной фразой:

— Тоже всё нормально.

— Сын у тебя замечательный.

— Илья немного… необычный.

— Да брось. Нормальный хороший парень. Симпатяга. Вырастет — все девчонки его будут, — пошутил Берендеев.

Лиза засмеялась:

— А наша соседка тётя Нина уверяет, что в Илье просто сидит бес, и при каждой встрече крестит его и читает молитвы.

Тимка от неожиданности расхохотался в голос.

— А ты что?

— Ничего, у Ильи в эти моменты такой ошалевший вид, что я еле сдерживаю хохот, — призналась Лиза.

Тем временем певица на эстраде запела что-то томно-лиричное.

— Потанцуем? — предложил вдруг Тимка. Лиза огляделась вокруг.

— Что-то я не вижу танцующих… ты уверен, что в ресторанах до сих пор это принято? — поддела она его.

— Да и плевать. Просто хочу потанцевать с тобой. Пусть что хотят, то и думают…

Он обнял её за талию, и они закружились в медленном танце. Лиза никогда раньше не танцевала со своим лучшим другом, не знала его объятий, и сейчас это ощущалось ново и непривычно — как будто танец с незнакомцем. Она прислонилась виском к Тимкиному плечу и, расслабившись, плыла в его надёжных и крепких руках. Ничего не хотелось говорить, и молчание это не было неловким…

Песня закончилась. Вдохновлённые их примером, перед сценой уже топтались в обнимку другие пары, а Лиза с Тимкой вернулись за столик и принялись за поздний лёгкий ужин.

В час ночи она спохватилась.

— Мне уже пора уходить! Вдруг Илья проснётся? Если не увидит меня — может испугаться. Он очень… тревожный, его легко вывести из равновесия.

— Да, конечно, — кивнул Берендеев, — я тебя провожу. Заодно прогуляемся…

Как и днём, он довёл Лизу до самого дома. Хорошо, что дверь в их с Ильёй комнатку была с другой стороны, а не с главного — хозяйского — входа. Не хотелось никого беспокоить своим поздним появлением.

Лиза поднялась на цыпочки и заглянула в тёмное окно. Вроде бы тихо — судя по всему, Илья крепко спал… Тимка подошёл и встал позади неё. Она чувствовала спиной его тепло. Теперь, чтобы обернуться, ей пришлось бы оказаться с ним лицом к лицу, и Лиза смутилась как девчонка. Что ни говори, а она отвыкла от Берендеева, да и он от неё — тоже. Обоим слегка за тридцать, у обоих за плечами какой-никакой опыт… И всё-таки, что же делать? Если она повернётся — то уткнётся прямо ему в грудь. Но и стоять вот так спиной тоже неловко…

Сердце заколотилось быстрее, по коже побежали мурашки. Лиза сделала глубокий вдох и всё-таки обернулась… уже зная, что окажется в его объятиях. Предчувствуя это.

Тимка сжал её плечи, притянул к себе, нашёл в темноте её губы… она тут же доверчиво ответила, прижимаясь к нему всё ближе, теснее и крепче. Они целовались под окном, как школьники, сходя с ума от собственной смелости и страшась её, прерывались на доли секунды, чтобы вдохнуть порцию воздуха, и снова целовались. Его горячие губы то покрывали торопливыми лёгкими поцелуями Лизины щёки, лоб, подбородок и шею, то вновь впивались в её рот глубоко, долго, чувственно и безумно нежно, заставляя Лизу обмирать и таять в его руках, до дрожи в коленях и в груди, до сладкого дурмана, до забытья… ей казалось, что её целуют впервые в жизни. Впрочем, так её действительно никто и никогда не целовал.

Где-то у соседей коротко и незло взлаяла собака, но этого хватило, чтобы они отпрянули друг от друга, тяжело дыша. Тимка не целовал её больше, но продолжал стоять, прижимая Лизу к себе, хотя она чувствовала, что он сейчас готов не только к поцелуям.

— Мне пора, — выговорила она шёпотом.

— Да, конечно. Спасибо за чудесный вечер, — так же шёпотом откликнулся он. — До завтра, Лизюкова?

— До завтра, — эхом отозвалась она.

НАШИ ДНИ

Марина, сентябрь 2019

Поднимаюсь по лестнице я, кажется, целый час — то и дело останавливаюсь, крепко хватаясь за перила, и уговариваю себя не сбегать. До меня уже дошло, во что я ввязалась, и голова готова взорваться от распирающих её противоречий.

Я написала парню о том, что хочу заняться с ним сексом. Первая! По сути, я предложила ему себя… А он даже не пришёл в ужас, не обозвал меня распущенной и бесстыжей, ибо мы знакомы всего несколько дней, не заявил, что я его оскорбила, потому что это он должен проявлять инициативу, а я обязана сидеть и терпеливо ждать…

С самого начала у нас с Ильёй всё идёт не так, всё не по общепринятым правилам и установленным шаблонам. Но глупо отрицать очевидное — я запала на него с самой первой встречи. Меня безумно тянет к нему, хотя я продолжаю упорно отыскивать этому отвлечённые логические объяснения: он необычный и умный, мне с ним просто интересно, а как парень он меня совершенно не интересует… ха-ха! Расскажи это кому-нибудь другому, Марина. Да ты влюблена в него по уши — именно как в мужчину. Просто тебя смущает скорость, с которой у вас всё завертелось, а также то, как эти отношения будут восприняты окружающими, вот и продолжаешь врать самой себе… К тому же неизвестность и новизна всегда отпугивают — а с Ильёй, очевидно, отношения будут строиться совершенно по-новому, причём и в физическом смысле тоже. Но он по крайней мере честен с самого начала и в этом намного порядочнее меня, в то время как я трушу и придумываю нелепые отговорки…

Наконец я оказываюсь перед знакомой дверью и нажимаю на кнопку звонка. Кажется, минула целая вечность с того момента, когда я уходила отсюда… А ведь это было всего лишь сегодняшним утром.

Дверь распахивается. Некоторое время мы с Ильёй молча стоим друг напротив друга, я смотрю ему в лицо, а он — чуть в сторону, я уже даже начинаю привыкать к этому ускользающему взгляду.

— Можно войти? — спрашиваю я, нервно сглотнув. Илья, точно опомнившись, делает шаг в сторону, освобождая мне проход. Интересно, а если он воспринял моё сообщение в ватсапе как прямое руководство к действию и приступит к активному осуществлению намеченного уже с порога?.. Однако Илья приглашает меня в комнату.

Минут через пятнадцать мы, всё ещё полностью одетые, сидим на аккуратно заправленной кровати. Я искоса поглядываю на Илью, а он машинально вертит в руках спиннер. Боже, да он нервничает едва ли не больше, чем я сама!..

Итак, мы впервые собираемся переспать друг с другом, но я покривлю душой, если скажу, что атмосфера в комнате тянет на “возбуждающую” или хотя бы на “романтическую”.

Я кашляю, пытаясь привлечь его внимание. Илья не реагирует, только спиннер начинает крутиться с поистине сумасшедшей скоростью.

— Слушай, а ты вообще-то уверен, что хочешь секса?

— Да, — серьёзный кивок, взгляд по-прежнему устремлён мимо меня, спиннер всё ещё бешено вращается.

— Но ты на меня совсем не смотришь…

И хотя я знаю, что для него это мучительно, всё-таки нахожу немного странным заниматься любовью, избегая откровенных прямых взглядов.

Его брови приподнимаются удивлённым домиком.

— Во время секса обязательно смотреть друг на друга?

— Необязательно, — вынужденно признаю я, словно сдаваясь. — Глаза можно просто закрыть.

Он вздыхает с явным облегчением и деловито спрашивает:

— Может, уже начнём?

Я чувствую, как против воли заливаюсь румянцем. Чёрт! Это самая странная прелюдия к сексу, которая у меня когда-либо была.

— Ну… э-э-э… давай.

— Я знаю, что девушкам обычно нравятся поцелуи во время соития, — произносит он всё тем же деловым тоном. — Если ты планируешь со мной целоваться, то тебе нужно почистить зубы.

— Может, мне ещё душ принять перед процессом? — интересуюсь я иронично. Но Илья, как обычно, не считывает иронию и серьёзно кивает.

— Да, это было бы замечательно. Мне будет гораздо приятнее заниматься с тобой сексом, если ты помоешься.

Так, стоп, Марина. Стоп! Успокойся. Это одна из тех вещей, о которых предупреждал меня Рус — Илья маникально задвинут на чистоте и излишне чувствителен к посторонним запахам и новым вкусам, воспринимая их во сто крат острее, чем обычные люди. Илья вовсе не хотел обидеть меня сейчас. Я ему нравлюсь. Ведь нравлюсь же?!

— Ты… находишь меня привлекательной?

— Я уже говорил тебе, что да, — кажется, Илья немного раздражён. Его утомляют долгие церемонии и пустые разговоры, ему хочется поскорее перейти к главному. Быть с ним рядом — нечеловечески тяжёлое, непосильное испытание для нервной системы. Но… что поделать, если жизнь без него уже кажется немыслимой?

— А что тебе больше всего во мне нравится?

Он добросовестно задумывается, а через несколько мгновений решительно заявляет:

— Твой голос и ямочки на щеках.

Смущаясь, я неловко тереблю краешек платья и застенчиво улыбаюсь, невольно демонстрируя те самые ямочки.

— Папа всегда говорил мне, что ночами к спящим младенцам прилетают ангелы и трогают пальчиком самых симпатичных… Ямочки — это следы, оставшиеся от их прикосновений, — даже сейчас, в двадцать лет, эта наивная легенда умиляет меня точно так же, как в детстве.

Илья протестующе качает головой.

— На самом деле ямочки на щеках — это генетический дефект, возникающий при недостаточной длине лицевой мышцы, — обстоятельно объясняет он. — Когда ты улыбаешься, недоразвитая укороченная мышца стягивает кожу и образует впадинку.

Я беззвучно глотаю ртом воздух. Недоразвитая лицевая мышца? Серьёзно?! Мать твою, он правда планирует переспать со мной сегодня или, напротив, делает всё для того, чтобы я ушла?!

Поднимаю глаза к потолку и часто моргаю, чтобы непрошенные слёзы вкатились обратно. Господи, и почему я всегда влюбляюсь в тех парней, которые гарантированно обеспечивают мне сплошные проблемы?!

И тут вдруг Илья совершает невозможное. Практически нереальное, абсолютно ему несвойственное: он берёт меня за руку и бережно, хоть и довольно неуклюже, целует в ладонь. Я в шоке — по-моему, это первое проявление подобия нежности и ласки с его стороны за всё время, что он меня знает.

— Мариша, — говорит Илья извиняющимся тоном, по-прежнему не глядя мне в глаза. — Я знаю, что со мной… с такими, как я… другим людям приходится очень трудно. Но я и сам от этого страдаю, пойми. Я не умею нормально общаться, заводить отношения, но это не значит, что мне этого не нужно. Мне тоже бывает одиноко, хоть я и привык находиться один. Я не умею говорить правильные слова, признаваться в любви так, как это положено у вас… у остальных… но просто знай — ты нужна мне. Очень.

У меня перехватывает спазмом горло, в носу щиплет от долго сдерживаемых слёз, а ресницы начинают предательски дрожать.

— Ты тоже нужен мне, — сиплю я, — так сильно нужен, что меня это пугает… Мне трудно, Илья. Трудно и страшно. Иногда мне кажется, что я… не справлюсь. Просто не смогу.

Он делает над собой заметное усилие и, подавшись вперёд, крепко меня обнимает. Я знаю, что Илья терпеть не может все эти нежности и обнимашки, поэтому забываю даже дышать, чтобы не спугнуть его внезапный порыв, но сама так и не рискую обнять в ответ.

Наконец Илья негромко выдыхает, словно тоже не дышал всё это время, и осторожно отстраняется. Очевидно, за сегодняшний вечер он уже превысил свой лимит прикосновений.

— Мариша, — спрашивает он осторожно, — ты выйдешь за меня замуж?

Замуж? Замуж, чёрт побери?! Я не ослышалась? Мы даже не пробовали жить вместе, я вообще не представляю, каково с Ильёй в быту — но не без оснований предполагаю, что совершенно невыносимо. В конце концов, мы даже ни разу ещё не занимались любовью — а вдруг у нас полная, абсолютная несовместимость в постели?

Я открываю рот для того, чтобы сказать что-то вроде: “Ах, это так неожиданно, мне нужно время, чтобы серьёзно всё обдумать, мы должны получше привыкнуть друг к другу” и прочий вежливый дежурный бред, который в подобных случаях полагается лепить в качестве отмазки, но… с моего языка вдруг срывается:

— Да, конечно! Я согласна!

И только потом понимаю, как круто попала…

— Но только не прямо сейчас! — испуганно и торопливо добавляю я. — Ты же согласишься немного подождать? Пойми, мне приятно твоё предложение, ты очень мне нравишься, но… наверное, мы всё же должны поближе узнать друг друга?

— Я согласен подождать, а как мы будем узнавать? — наивно спрашивает он. — Что для этого нужно делать?

Я выдыхаю с облегчением.

— На самом деле, ничего особенно сложного. Попробуем пожить вместе… если ты не против. Будем каждый день рассказывать друг другу что-то новое о себе. Что нравится, что не нравится, что любишь, а чего терпеть не можешь. Будем гулять… и ходить вместе за покупками… готовить что-нибудь вдвоём…

— Не люблю ходить за покупками, — говорит Илья, — предпочитаю заказывать всё необходимое по интернету.

Что ж, это вполне ожидаемо. Вот одна из тех важных мелочей, которые необходимо знать друг о друге.

— Ну, можем смотреть вместе фильмы по вечерам… ты же любишь кино?

— Некоторые фильмы люблю.

— Прекрасно! — воодушевляюсь я. — В общем, вот так, потихоньку-полегоньку…

— Мариша, — спрашивает он озадаченно и очень серьёзно, — это всё действительно важно для брака? Кино… совместные покупки… готовка…

Вопрос ставит меня в тупик.

— Не то чтобы важно, но… так принято. Вот почему ты предложил мне стать твоей женой?

— Потому что ты мне необходима, — отвечает он просто. — И мне совершенно необязательно для этого узнавать тебя получше. Я просто так чувствую. Наверное, это неправильно, да?

— Не знаю, Илья, — честно признаюсь я. — Мне уже и самой непонятно, что правильно, а что нет.

— Я согласен подождать, пока ты не будешь готова, — твёрдо повторяет он. — Сколько времени это займёт?

Он, как всегда, ждёт конкретики и определённых цифр. Мне остаётся только виновато развести руками.

— Занятия сексом тоже входят в процесс узнавания? — спрашивает Илья. Я сконфуженно фыркаю и подтверждаю:

— Непременно!

— Тогда давай приступим, — невозмутимо заявляет он. — Можешь идти в душ.

Я делаю воду настолько горячей, насколько могу терпеть, но меня всё равно колотит в ознобе. Хотя, конечно, эта крупная дрожь связана вовсе не с холодом… Страх перед неизвестностью и осознание неизбежности того, что вот-вот произойдёт, буквально парализуют. И в то же время мне ужасно хочется испытать всё это неизведанное вместе с Ильёй… Я хочу заняться с ним любовью. Сегодня и сейчас.

Выдавливаю на ладонь капельку геля для душа и, закрыв глаза, вдыхаю свежий прохладный запах, который ассоциируется у меня с Ильёй. Обычно я предпочитаю более нежные и расслабляющие ароматы, но сейчас это неважно. Наношу гель на мочалку, вспениваю и принимаюсь мягкими размеренными движениями растирать кожу. Пожалуйста, пожалуйста… пусть всё пройдёт хорошо, загадываю я мысленно, сама посмеиваясь над собой — как будто экзамен собираюсь сдавать. Невольно представляю Илью в роли строгого придиры-профессора, который проверяет, хорошо ли я выкупалась, достаточно ли усердно промыла волосы, тщательно ли почистила зубы… и хрюкаю от смеха. Всё-таки самоирония — необходимая вещь, она помогает прийти в себя и взглянуть на ситуацию с долей здорового цинизма.

Я заворачиваюсь в широкое банное полотенце и в таком виде выхожу из ванной комнаты. Холод на контрасте обжигает кожу. Поёживаясь, спешу в спальню, где меня ждёт Илья.

Он сидит на кровати в одних пижамных штанах и тоже явно волнуется перед неизбежным. Делаю несколько шагов в его направлении, но не рискую приближаться вплотную и останавливаюсь в полуметре от кровати. Илья медленно поднимается мне навстречу.

— Наверное, вот это… — он неуверенно указывает на моё полотенце, — надо снять?

— Может быть, ты сам и снимешь? — поддразниваю я его. Илья еле заметно краснеет и кивает.

— Ладно.

Его ладонь нерешительно ложится на уголок полотенца в районе моей груди и тихонько тянет его на себя… но тут у меня, вероятно, сдают нервы — я вздрагиваю и невольно отшатываюсь. Илья тоже вздрагивает и испуганно отдёргивает руку.

— Я делаю что-то не так? — спрашивает он с искренней озабоченностью. — Тебе больно? Неприятно?

— Уф… — закрываю лицо ладонями. — Извини. Всё так. Это просто я дура.

— Ты не дура, — говорит он с недоумением. — Но ведь сейчас происходит что-то не то, верно?

Делаю глубокий вдох, мысленно считаю до десяти и убираю руки от лица. Щёки так и горят от конфуза.

— Я немного волнуюсь, — терпеливо объясняю ему. — Мы с тобой впервые собираемся сделать это… наверное, тебе тоже не слишком комфортно, когда ты не знаешь, чего ожидать?

— Да, — кивает он, — неизвестность нервирует.

— Можно тебя обнять? — спрашиваю я нерешительно.

Он соглашается. Одним шагом преодолеваю расстояние между нами и прижимаюсь к его груди — не слишком крепко, чтобы снова не напугать его. Мои руки свободно лежат на его плечах, я не душу Илью в объятиях, словно давая ему понять, что в случае возникновения дискомфорта он с лёгкостью может отстраниться.

— Ты мокрая, — говорит Илья, не предпринимая попытки обнять меня в ответ, но и не стараясь высвободиться из объятий. — Недостаточно хорошо вытерлась после душа.

— Тебе это неприятно?

— Нет. Наоборот. Ты пахнешь лимоном, мятой и ментолом. Мне нравится. Это возбуждает.

— Илья, — осторожно подбирая слова, начинаю я. — Давай сразу договоримся… всё, что между нами происходит и будет сейчас происходить… должно быть честным и откровенным. Я знаю, что ты волнуешься. Я тоже безумно волнуюсь. Просто прямо говори мне, если тебе что-то не нравится или наоборот — нравится. Будь самим собой и не старайся соответствовать каким-то шаблонам. Не пытайся сопоставить сегодняшнее со своим предыдущим опытом, всё равно у нас с тобой это будет иначе. Я не сравниваю тебя с другими и не жду от тебя какого-то определённого стандарта поведения. Пусть всё идёт как идёт. В свою очередь, я тоже обещаю быть с тобой абсолютно честной.

— Хорошо, — отзывается он. — Так я могу всё-таки снять с тебя это полотенце?

Я улыбаюсь.

— Конечно.

Он высвобождает меня из махрового кокона и аккуратно вешает полотенце на спинку стула. Зная Илью, смешно было бы предполагать, что в порыве страсти он просто отшвырнёт его в сторону, оставив валяться на полу смятым влажным комом.

Я борюсь с искушением прикрыться руками, как Венера на картине Боттичелли. Илья смотрит на меня. Смотрит долго и внимательно.

— Всё хорошо? — не выдерживаю я наконец. Боже, а вдруг я так разочаровала его в голом виде, что он теперь вообще ничего не захочет?

— Да, — отзывается он, — всё хорошо. Ты очень красивая. Если хочешь, можешь снова меня обнять. Наверное, без полотенца это будет приятнее?

Я прижимаюсь к нему — уже абсолютно обнажённая — и замираю. Ощущаю толчки его сердца, слышу чуть сбившийся ритм его дыхания.

Медленно-медленно — шаг за шагом, методом проб и ошибок — мы пытаемся узнать друг о друге самое важное, самое сокровенное. Что нравится, что не нравится, какие прикосновения и ласки приятны, а без каких лучше обойтись. Когда я игриво пробегаюсь по его спине кончиками пальцев, он просит остановиться и больше так не делать, зато плавное поглаживание ладонями очень его заводит. Илья первый целует меня, и это выходит у него так нежно, что хочется заплакать — мы не обмениваемся слюной, не пытаемся проглотить друг друга, он даже не засовывает язык мне в рот, его губы просто деликатно и трепетно изучают мои.

Незаметно перемещаемся в постель, продолжая исследовать друг друга. Чувство неловкости и неуверенности забыто — мы просто отдаёмся собственным желаниям, чутко прислушиваясь к реакции собственных тел. Конечно, у Ильи намного больше внутренних запретов, чем у меня — он куда чувствительнее к разного рода прикосновениям. К примеру, когда я пытаюсь скользнуть ладонью под резинку его штанов, он мотает головой и говорит:

— Нет, нет, не надо… Так не надо. Слишком сильные ощущения. Может случиться преждевременная эякуляция. Мне бы этого не хотелось.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть от этого официального, чуть ли не медицинского, тона.

Илья изучает меня, а я — его. Он нравится мне на ощупь, на глаз, на запах и на вкус. Судя по всему, я ему тоже. Всё совершенно не так, как я себе воображала, но это не значит, что хуже. Всё просто замечательно, между нами определённо есть какая-то химия, которая позволяет интуитивно продвигаться в верном направлении. Правда, в отличие от меня, Илья не теряет голову и в самый ответственный момент вспоминает о предохранении (не преминув пояснить, что это необходимая защита от патогенов, передающихся половым путём, а также надёжный способ барьерной контрацепции). Когда он, наконец, тянется к прикроватной тумбочке, чтобы достать оттуда пакетик, моё тело уже буквально звенит от нетерпения.

Илья переживает происходящее настолько остро, что после бурной разрядки минут десять просто лежит рядом со мной, не шевелясь и не издавая ни звука. Мне даже кажется, что он заснул, но, когда я осторожно приподнимаюсь на локте и заглядываю ему в лицо, то обнаруживаю, что его глаза открыты.

— Ты в порядке? — осторожно спрашиваю я. Илья отзывается не сразу.

— Да. В полном порядке. Тебе не кажется, что секс был отличный?

Я с трудом давлю смешок.

— Да. Просто офигенный.

— Тебе правда понравилось? Ты испытала полноценный оргазм? — озабоченно спрашивает он — снова тем самым деловым тоном, похожим на докторский.

— Илья, — я начинаю хихикать, — всё было обалденно, честное слово! И да, я испытала полноценный, просто улётный, сногсшибательный оргазм.

— Это хорошо, — он заметно расслабляется. — Я волновался об этом. А теперь нам обоим следует помыться. Могу я пойти в душ первым или сначала ты хочешь это сделать?

— А может, примем душ вместе? — провоцирую я, мне ужасно нравится его поддразнивать, хоть он и не всегда это понимает. Илья всерьёз задумывается над неожиданным для него предложением.

— Н-нет. Нет, пожалуй, не стоит, — говорит он наконец. — Боюсь, если мы окажемся в ванной одновременно, я не смогу сконцентрироваться на мытье.

— Ладно, иди первым, — улыбаюсь я. — Мне кажется, тебе это сейчас важнее.

Несмотря на то, что утром нам обоим надо рано вставать, мы ещё долго-долго разговариваем, лёжа на кровати в позе, которая уже стала любимой — я обнимаю Илью, уткнувшись носом в его затылок.

— Мне с тобой очень легко, — признаюсь я негромко. — Даже сама не ожидала, насколько это просто и приятно — говорить обо всём не намёками и недомолвками, а прямо. Это так облегчает жизнь…

— Не всегда облегчает, — отзывается он. — Только если твой собеседник тоже воспринимает всё буквально и говорит с тобой на том же языке. В противном случае возникает непонимание… Один раз, когда я был маленьким, мама повела меня в поликлинику делать укол под лопатку. Врач дала мне целую ложку обезболивающего, очень горького и неприятного, но только не сказала, что его нужно проглотить. Я так и держал его во рту — и пока делали укол, и когда вышли из поликлиники, и когда сели в трамвай и поехали домой. Когда подошли к подъезду, мама заметила, что я молчу, а из глаз у меня текут слёзы. Отругала и велела немедленно выплюнуть.

Я тихонько смеюсь и ещё крепче обнимаю его.

— Господи, Илья, какой же ты смешной… и какой хороший. Ты и сам не понимаешь, насколько ты замечательный.

— Я понимаю, — возражает он. — Я очень хороший, умный и сексуальный.

— И я люблю тебя, — добавляю я внезапно.

Некоторое время он молчит, затем осторожно отвечает:

— Спасибо.

Но тут же сам поправляется:

— Нет, не так… Я тоже тебя люблю.

ПРОШЛОЕ

Лиза, июль 2009

Собираясь с Ильёй на массаж, Лиза волновалась так, будто идёт на свидание. Она привезла с собой не так уж много нарядов и сейчас кляла себя за это: сегодня утром ей хотелось выглядеть красивой, женственной и… сексуальной. Вчерашнее свидание так разбередило её, что она не смогла заснуть: проворочалась на старой продавленной кровати всю ночь напролёт, то и дело вскакивая, чтобы выпить воды и прижаться к оконному стеклу то одной разгорячённой щекой, то другой.

Тимка Берендеев… бывший одноклассник, некогда лучший друг. Раньше она не думала о нём как о герое своего романа, просто не воспринимала в этом ключе: он был для неё ясен и прост, словно любимая, но давно прочитанная книга. Единственный раз, когда между ними промелькнуло что-то, едва ли напоминающее простую дружбу, случился на выпускном — тогда, прощаясь, Берендеев вдруг поцеловал её. Но Лиза в тот период вообще воспринимала всё несколько отвлечённо, она была измучена своим новым материнским статусом, ей банально некогда было размышлять и анализировать.

И вот теперь, много лет спустя, Тимка снова её поцеловал… и как поцеловал! При одном только воспоминании об этом у неё подкашивались ноги. Неужели она нравится ему как женщина? Или это был просто поцелуй в придачу к романтической южной ночи?.. Изящный финальный аккорд после приятного ужина?

Илья обычно просыпался очень рано. Поняв, что заснуть ей самой всё равно не удастся, Лиза подорвалась с постели уже в пять утра и затеяла готовку сырников. Тимка предупредил, что до сеанса массажа не следует есть хотя бы часа полтора, так что она планировала накормить сына завтраком в половине седьмого.

— Мам, — сказал вдруг Илья, когда они уже допивали чай, — а любовь — это действительно так важно?

— А почему ты спрашиваешь? — осторожно поинтересовалась Лиза.

— Ну потому что все вокруг только и делают, что говорят о любви. В книжках, песнях и по телевизору тоже только про любовь.

— Любовь — это большое и очень сильное чувство, которое занимает почти все мысли человека, — пространно отозвалась она.

— А ты любишь кого-нибудь?

— Что за вопрос? Конечно люблю. Тебя! — она потрепала его по волосам, но Илья упрямо отдёрнул голову, рассердившись такому ответу.

— Это не то! Не считается. Я имею в виду не родственную любовь, а привязанность к совершенно чужому, постороннему человеку. Почему так происходит? Почему люди испытывают потребность быть с кем-то конкретным?

— Тебе нравится Галя? — осенило вдруг Лизу.

Илья покачал головой.

— Нет, нет… то есть она мне нравится, но я не люблю её. Хотя она предложила мне поцеловаться, чтобы попробовать, что это вообще такое.

О господи. Лиза постаралась сохранить хладнокровное выражение лица.

— И что же, вы… поцеловались? — поинтересовалась она.

Илья снова замотал головой.

— Нет. Я сказал ей, что не хочу.

— Наверное, ты ей нравишься? — предположила Лиза, но снова попала мимо.

— Ей нравлюсь не я, а её сосед Данила. Но при этом он в неё не влюблён. Почему в любви всё так странно и непросто?

— Ох, это действительно сложный вопрос, — Лиза улыбнулась. — Вот поэтому о любви и написано столько книг, песен и стихов — люди пытаются разобраться в данной теме… Но любовь редко поддаётся рациональному объяснению. Ты просто любишь человека — и всё.

— За что?

— Ни за что, просто так. За его улыбку. За его взгляд и голос. За то, что он не похож на всех остальных…

— Глупости. Это полная чушь. Так не бывает, — отозвался Илья.

Лиза усмехнулась.

— Это кажется глупостью ровно до тех пор, пока сам не испытаешь. Вот влюбишься когда-нибудь — и поймёшь.

— Я не собираюсь влюбляться, — упрямо возразил Илья. — Нет, нет, никогда не собираюсь. Это не для меня.

Когда они с Ильёй вошли в массажный кабинет, Лизино сердце ухнуло куда-то в живот. Она волновалась как школьница. Машинально одёрнув подол легкомысленного жёлтого сарафанчика, в котором она и в самом деле выглядела как девчонка, а не как тридцатилетняя женщина, Лиза робко улыбнулась Тимке. Тот поднялся из-за стола им навстречу и весело поздоровался с обоими.

— Доброе утро, — глаза его опалили Лизу таким жаром, что она вспыхнула, но Берендеев тут же сделался деловито-сосредоточенным — кивнул Илье на кушетку и велел раздеться до трусов.

Сеанс массажа Тимка вёл неторопливо, но очень уверенно. Лиза залюбовалась его движениями, его сильными руками. Сначала он подложил под спину Илье скалку, завёрнутую в полотенце, и мимоходом заметил:

— Ты можешь проделывать это с Ильёй дома самостоятельно. Дёшево и сердито! Можно и без скалки. Просто валик из полотенца — под поясницу и под лопатки…

Лиза усомнилась было в эффективности этого странного кустарного метода, но решила не возражать. Однако по лицу Ильи было видно, что лежание на скалке даётся ему не так уж легко. Он то бледнел, то краснел, то покрывался испариной, но на вопросы Тимки “Как ты, парень?” неизменно отвечал, что нормально.