Миссия "Звезда Хазарии" или "Око Кагана"

ГЛАВА 20.

– Что-то неспокойно как-то вокруг, – тихо пробормотал себе под нос молодой стражник и глубоко вдохнул в себя прохладный ночной воздух.

С моря дул противный сырой ветер, холодный лунный свет отражался от влажных булыжников, которыми был застелен внутренний двор Анжи-крепости. Беспокойные серые тучи причудливых форм неслись по черному небу, иногда закрывая собой ночное светило. Напуганный стражник прильнул спиной к стене одной из обширных внутренних построек крепости и стал пристально вглядываться во мглу.

– Не бойся, – как можно тверже, говорил он сам себе, а затем почувствовал, как кровь на мгновение застыла в жилах и отхлынула от сердца.

Рядом раздался какой-то невнятный шепот. Стражник вздрогнул и бросил тревожный взгляд на крайний угол конюшни. Ему показалось в этот момент, что там, за углом, на расстоянии брошенного камня, промелькнула какая-то странная тень. Раздумывая по поводу того, чтобы это могло быть, воин, пересилив страх, шагнул в сторону конюшни.

– Странно. Я только что прошел там и ничего не заметил. Конюшня наместника практически пуста, повелитель отсутствует в городе. Там внутри всего несколько лошадей, принадлежащих достопочтимому Темиш-паше, кому это понадобилось в такую дрянную погоду, да еще и ночью лезть в конюшню? Должно быть, мне все это привиделось, – кусая губы, про себя подумал он.

Черная тень выскочила из-за угла и стала быстро приближаться к нему. Широкий черный плащ развивался под порывами ветра. От страха и неожиданности стражник замер на месте, неловко стукнув по камню древком своей алебарды. Темная фигура стремительно рванулась к нему. Стражник поднял оружие и сдавленным от страха голосом выкрикнул:

– Стой!

В этот момент плотное облако заслонило собой луну и приближающаяся фигура, словно растворилась в наступившей темноте. Шум шагов быстро приближался, отчего сердце стражника забилось еще быстрее. От испуга он поднял голову к верху и посмотрел на небо, тихо молясь, чтобы оно поскорее очистилось. Словно в ответ на его мольбу облака неожиданно разошлись, и серебряный лунный свет наполнил окружающее пространство. В проблеске его сияния стражник увидел перед собой человека и занесенный для удара острый кинжал…

Это были его последние воспоминания. Последовал сильный удар в грудь и сдавленный стон. Какое-то мгновение он еще пытался устоять на ногах, но затем колени его подогнулись, и он замертво рухнул на мощенную камнем землю.

– Зачем ты это сделал, Абдурахман? – тихо произнесла вторая тень, которая неожиданно вынырнула из мрака.

Абдурахман покачал головой.

– Он мог узнать меня и выдать, тогда наш план неминуемо сорвался бы.

– Когда ночной караул станет обходить посты, то обязательно заметит исчезновение стражника?

– Не переживай, Завулон. Кому нужна пустая конюшня. Скорее всего, его поставили здесь по чьей-то глупости. Старший вестник уверял меня, что конюшня пуста и охрана тут непредусмотренна.

– Давай затащим его тело в конюшню и завалим сеном?

– Ты прав, так будет лучше.

Стражник лежал на земле совершенно неподвижно, глаза его, наполненные предсмертным ужасом, были широко раскрыты и смотрели на людей, отчего со стороны казалось, что он еще жив. Некоторое время тени рассматривали распростертое у их ног тело, но затем, Абдурахман подхватил его под ноги и поволок за угол.

Конюшня наместника была действительно пуста, если не считать нескольких лошадей. Почувствовав непрошенных ночных гостей, черный жеребец, стоящий в стойле у входа, испуганно заржал. Завулон крадучись подошел к коню. В кожаной суме, притороченной к поясу, у него лежал, заранее припасенный, сушеный изюм. Мудрец предвидел, что на конюшне, возможно, возникнет незапланированное обстоятельство, и был готов к этому.

Жеребец смерил непрошенного гостя настороженным взглядом, затем, решив, что ему ничего не угрожает, опустил голову и продолжил жевать сухое сено.

– Это тебе, красавец, – вкрадчиво произнес мудрец, протягивая ему горсть изюма.

Конь всхрапнул и с подозрением посмотрел на Завулона.

– Ну, что же ты, бери! – мудрец поднес лакомство к самой морде жеребца.

Конь понюхал изюм, радостно фыркнул и взял угощение шершавым языком. Мудрец ласково погладил животное:

– Я вижу, Темиш-паша понимает толк в лошадях?

Абдурахман тихо рассмеялся:

– К великому сожалению, это единственное достоинство нашего уважаемого Темиша.

В ожидании назначенной встречи с главным казначеем, люди замолчали. Во внутреннем пространстве конюшни повисла тишина, которая иногда нарушалась фырканьем лошадей. Завулон улегся на солому и стал размышлять, восстанавливая в памяти картину минувших последних дней:

– Очень жаль, что не получилось прибыть в Семендер, до того как Фархад ушел из города со своим войском. Интересно, каков будет исход битвы? – Мудрец порылся в памяти, пытаясь восстановить ход исторических событий, которые должны были произойти в ближайшее время, но ответа на заданный вопрос так и не нашел. Память молчала, и будущее было покрыто густым туманом. – Какой же я глупец! – про себя воскликнул Завулон.- Ведь синхронизатор времени для того и находится здесь, чтобы восстановить правдивую цепь исторических событий. Люди будущего практически ничего не знают об этом временном отрезке, смысл моей миссии и заключается в том, чтобы донести эти знания людям. – Завулон глубоко вздохнул. – По-моему я слишком вжился в роль мудреца и стал забывать прошлое. Сейчас самое время поразмыслить над тем, что делать дальше и как заполучить "Око кагана". Что я имею на сегодняшний день? Вариант номер один: это снова попытаться получить кристалл из рук Фархада путем его выкупа. Первая попытка закончилась неудачей, и я едва унес ноги. Как говорится, на ошибках учатся, поэтому в этот раз посредником в сделке выступит Низами-Оглы, только вот опять незадача, Фархад Абу-Салим отсутствует в Семендере и вернется ли назад живым, неизвестно. На этот случай у меня припасен второй вариант: выкрасть камень из хранилища Фархада при помощи проходимца Абдурахмана. Четвертые сутки в ожидании я сижу в Семендере. Сердцем чувствую, что нельзя доверять Абдурахману, но надо отдать ему должное, ради золота он способен на все. Интересно, удастся ли мне купить его преданность? У Фархад Абу-Салима это не очень-то получилось. – Завулон невольно заулыбался, вспоминая фрагменты из первого знакомства с бывшим векилем. – Хорошо, допустим, я отдам Абдурахману обещанные три тысячи золотых и завладею "Звездой Хазарии" и что тогда? Как я вернусь обратно в Академию? Действует ли еще моя звезда Давида? Возможно побывав в нескольких чужих руках, амулет утратил свою силу и не сможет открыть временной портал? Тогда мне придется остаться здесь, в ожидании того момента, когда кто-то другой явится за ним из Академии, вот только когда это случиться?

Зеленая липкая тоска заполнила собой в этот момент душу Завулона. Иудейский мудрец с радостью готов был отдать все богатства мира за обладание "Оком кагана", но получить заветный кристалл было не так-то просто.

– В конце концов, по-моему, стоит рискнуть. Если Абдурахман попытается меня обмануть, то я просто уничтожу его…

Тучи снова сомкнулись над ночным светилом. Окруженная высокими стенами Анжи-крепость, потонула в ночной мгле. Но все же зоркому глазу можно было разглядеть, как от дворцового комплекса отделилась темная фигура и быстрой тенью метнулась через двор, пропав меж приземистых строений хозяйственных построек, ютившихся вплотную к стенам крепости. Через некоторое время она возникла у входа в конюшню.

Усталый и разбитый напряжением последних дней, прячась за кучей сена, Абдурахман пристально вглядывался в ночную тьму. Он вздрогнул, когда раздался тихий, осторожный свист. Он ждал его и все же не осмелился отозваться сразу и, преодолевая страх, стал внимательнее прислушиваться к окружающей тишине. Легкий свист послышался снова. Завулон толкнул Абдурахмана локтем в бок:

– Не слышишь что ли?

– Да погоди, ты, – тихо прошептал тот и издал ответный свист.

Дверь в конюшню отворилась, и темная фигура скользнула внутрь.

– Абдурахман, ты здесь?

Бывший векиль узнал голос казначея и приподнялся на соломе.

– Наконец-то, Рошиван! Ну, как там? Узнал что-нибудь? Мы тебя уже заждались.

– Рад видеть тебя живым и здоровым, но кто это с тобой? Мы так не договаривались.

– Успокойся! Это тот человек, который обещал заплатить хороший выкуп за камень, украшающий рукоять кинжала наместника. Разве тебе не передал мою просьбу старший вестник?

Казначей опустился рядом на кучу соломы. Со стороны казалось, что он упорно что-то обдумывал.

– Неужто ты не узнал где он лежит? – выжидающе спросил Абдурахман.

– Кинжал находится в хранилище, – подавленно ответил Рошиван, – только вот ключи от всех дверей находятся у Темиш-паши. Хитер он чрезмерно, никому не доверяет. Если узнает, что я задумал, головы мне не сносить.

– А, по-твоему, я не рискую? Если прознают, что я нахожусь в Семендере, меня ждет ужасная неминуемая смерть. Однако, количество золотых монет, которые готов заплатить этот человек, – Абдурахман указал рукой на Завулона, – столь велико, что ради них стоит рискнуть головой. Фархад Абу-Салим слишком жаден, столько золота ты никогда не заработаешь за всю свою жизнь и еще не известно, что завтра будет с Семендером, если наше войско потерпит поражение от кочевников. Решайся, Рошиван, я думаю, стоит рискнуть. Как только ты сделаешь это, грузи свою семью в лодку и уходи морем в Персию. Золотые монеты, полученные в награду, будут служить хорошим утешением за потерю места казначея в Семендере.

– Твоя, правда, Абдурахман. Если кочевники разобьют Фархада, то мне здесь делать больше нечего. Пожалуй, я соглашусь на твое предложение. Как только я раздобуду камень, где я вас смогу найти?

– На базарной площади есть чайхана, как только ты скажешь ее хозяину, старому Исааку, что камень у тебя, мы сами тебя найдем.

– Да, я забыл спросить, как ты, попал в крепость?

Абдурахман ехидно рассмеялся:

– Ты забыл мой дорогой Рошиван, что я несколько лет был здесь векилем. Я знаю то, что неведомо ни тебе, ни дворцовой страже. Древние стены Анжи-крепости хранят множество тайн, но хватит пустых разговоров. Нам пора. Ты же знаешь, что мне нельзя появляться в городе на людях. Пока не наступил рассвет, мы должны раствориться в Семендере.

– Если так, то не стану вас больше задерживать. До встречи, Абдурахман!

По направлению к Семендеру, рассеянные по степи, уходили, бежавшие с поля боя всадники, которые перемещались либо в одиночку, либо мелкими группами. Это были беглецы, которым повезло выбраться живыми из кольца окружения, замкнутого кочевниками вокруг персидского войска. Некоторое время, Фархад Абу-Салим размышлял над тем, а не присоединиться ли ему к одной из таких групп, но стыд и врожденная надменная гордость не позволяли наместнику воссоединиться со своими людьми. Во избежание позора, он решил идти один, утешая себя по дороге тем, что придумывал различные оправдания, дабы усыпить терзавшую душу совесть:

– Скорость передвижения в группе будет ограниченна из-за раненых. Нужно как можно быстрее прибыть в Семендер и организовать достойную оборону города.

С наступлением темноты, Фархад Абу-Салим больше не видел своих бывших воинов. Он избрал дорогу отличную от того маршрута, по которому персидское войско шло к своей гибели.

– Гоняясь за группами, кипчаки вряд ли обратят внимание на всадника одиночку, – утешал он себя в этот момент.

Ночь была холодной и сырой, однако Фархад упорно шел вперед, останавливаясь лишь для того, чтобы дать своему коньку кратковременный отдых. Под утро конь совсем выбился из сил и тогда Фархад понял, что если он не побережет своего коня, то весь оставшийся путь он проделает пешком. Он спешился:

– Останавливаться нельзя. Наверняка кипчаки организовали погоню. В отличие от меня у них свежие лошади. Нужно идти. Если удастся отыскать поросший кустарником овраг, то сделаю привал, нужно отдохнуть и мне и коню, немного сна пойдет только на пользу.

Подхватив конька под узду, Фархад Абу-Салим упорно направился вперед. Меряя шагом степь и ведя за собой своего конька, он прошел так почти целый день, иногда проезжая верхом не большие расстояния, чтобы дать отдых натруженным ногам. Фархад не привык ходить так долго пешком. Ноги гудели от усталости, в животе урчало от голода, невыносимо хотелось спать. И все же, страх подгонял его вперед и заставлял продолжать движение. В конце концов, он совсем выбился из сил, впереди, всего в двух верстах замаячили заросли кустарника. Фархад остановился и осмотрелся вокруг:

– Нужно побыстрее миновать пагубное поле. Там, скорее всего, берег какой-то речушки поросший густым кустарником. Напою коня и сделаю привал.

Добравшись до берега реки, он решил заночевать здесь и дать своему коню отдых до утра. Напоив и привязав степного жеребца к самому большому кусту, он обтер его пучком сухой травы. День подошел к концу.

– Ну, что же, самое время подумать и о себе, – про себя решил он.

Фархад вытащил из подсумка кусок сушеной баранины и засунул себе в рот. Запаса мяса было совсем мало:

– Разделю его на две половины, одну съем сейчас, другую оставлю на завтра.

Голод не покидал Фархада, но резервный запас он не рискнул тронуть.

– В подсумке есть овес, – осенила его разум голодная мысль.

Зачерпнув из мешочка горсть зерна, он с жадностью запихнул его себе в рот и, пытаясь подавить отвращение, стал тщательно пережевывать. Кое-как проглотив и запив мутной водой из речушки, Фархад Абу-Салим снова запустил руку в мешок. Утолив, наконец, голод, он улегся под куст и тут же провалился в сон.

Свернувшись клубком, словно дикий загнанный зверь, он провел самую отвратительную, беспокойную и скверную ночь в своей жизни. Фархад несколько раз просыпался и в холодном поту хватался за обнаженную саблю. Шум ветра в кронах кустарника, крики ночных птиц или всплески рыбы в реке, заставляли его вновь и вновь вскакивать на ноги. Кое-как дотянув до рассвета, измотанный и так и не отдохнувший беглец, снова отправился в путь.

Хотя ел Фархад очень бережливо, к середине второго дня мясо закончилось, да и овса оставалось горсти две или три. К голодному урчанию в животе постоянно примешивалось чувство тревоги. Угрызения совести, которые никак не оставляли, переполняли израненную душу, лишая сознание ее хозяина покоя. К исходу четвертого дня, Фархад достиг мутных берегов Сулака. Ему очень хотелось поскорее форсировать реку, однако он понимал, что мутные воды горной реки коварны и опасны. При нынешнем стечении обстоятельств, усталое состояние его тела не позволяло броситься сломя голову в холодный поток бурлящей воды. Скорее всего, он утонет, так и не достигнув противоположного берега. Пустить через реку конька и держаться за седло, он тоже не мог. Усталое изможденное животное было не в лучшем состоянии, чем человек.

До наступления темноты он ехал вдоль берега, пытаясь отыскать место, где течение было бы помедленней. За очередным изгибом реки Фархаду показалось, что расстояние между берегами меньше обычного, да и течение было послабее. Он принял решение о привале. Насобирав сухого хвороста, он разжег небольшой костер и приготовился к ночлегу. Голод разбудил его еще до рассвета. Фархад встретил восход солнца, глядя на мутные воды Сулака. Оседлав своего коня, и спрятав одежду в подсумок, он пустил конька вперед и следом за ним вступил в обжигающе холодные воды Сулака.

Солнце поднялось немного выше и разогнало предрассветный холод, когда Фархад достиг другого берега. Он поежился, холодная вода свела судорогой мышцы ног. Сделав несколько резких приседаний, наместник разогнал тем самым застывшую в жилах кровь и быстро оделся.

– Теперь до Семендера уже не далеко. Кипчаки вряд ли зашли так глубоко вперед. Незачем теперь жалеть коня.

Пустив своего жеребца рысью, Фархад быстро устремился на юго-восток, выжимая из своего степного конька максимальную скорость.

Когда до Семендера оставалось подать рукой, дорогу в степи преградил конный отряд, верно стерегущий подступы к городу. Фархад как одержимый, замахал от радости руками. Трое воинов оторвались от отряда и, взяв на изготовку копья, галопом помчались к нему. В ужасе Фархад остановил своего конька:

– О Аллах! – хрипло прошептал он. – Спастись от кипчаков, чтобы быть продырявленным своими воинами, не слишком уж много злой иронии в моей несчастной судьбе? – Стойте, я свой! – перешел на крик Фархад.

Услышав родной язык, персидские воины подняли копья кверху и попридержали лошадей. Окружив Фархада, воины с недоверием взирали на несчастного беглеца.

– Ты кто таков? – выдавил из себя один из них.

– Я, Фархад Абу-Салим, наместник Абескунской низменности, ваш повелитель и хозяин этих земель!

Воины в недоумении переглянулись. Тот, кто говорил первым, снова задал вопрос:

– Ты наш повелитель?

Воины громко рассмеялись.

– Наш повелитель сейчас находится со своим доблестным войском и готовится дать отпор кипчакам, которые наглым образом вторглись в наши земли. Можешь не говорить, мы и так знаем кто ты такой, ты кипчак-разведчик, пытающийся выведать секреты обороны нашего города.

Воин обнажил саблю, а двое других угрожающе направили наконечники копий в грудь Фархаду:

– Сдай оружие, ты арестован! В башне Альгамбра ты расскажешь всю правду!

– О Аллах, вразуми этих глупцов! – так искренне взмолился Фархад, что черствые сердца наемников дрогнули. – Разве вы не видите, что я действительно ваш повелитель?

– Ага, да еще на степной лошадке, – по-прежнему, с сомнением произнес начальник вооруженного конного отряда.

– Наше войско потерпело поражение. Те, кто уцелел в битве, бежали с поля боя.

Персы вновь переглянулись.

– Неужели погибли все? – задал вопрос один из тех, кто до сих пор молчал.

В его словах отчетливо читался немой вопрос: – Тогда как же ты уцелел? Наш повелитель трус, он первым бросил свое войско.

– Повелитель ты наш или нет, пусть разбираются в Анжи-крепости. Ты извини нас, у нас приказ, не пропускать подозрительных лиц в город. Мы простые наемники, наше дело выполнять приказы. Я дам тебе двух воинов, они сопроводят тебя в Анжи-крепость.

В сопровождении охраны, Фархад направился к Семендеру.

– Эй, смотри не переходи на рысь, а не то…

Грозный окрик воина был более чем убедителен. Как бы не хотелось Фархаду побыстрее добраться до Анжи-крепости и скрыться от стыда за ее высокими стенами, он все же вынужден был попридержать коня. Урчание в пустом желудке заглушали все остальные чувства. В конце концов, не выдержав пытки голодом, он обратился с просьбой к одному из воинов:

– Уважаемый, не поделитесь ли вы со мной куском хлеба?

Охрана захохотала:

– Много здесь, таких как ты, бродит в окрестностях Семендера. У самих ничего нету. У нынешнего правителя Семендера, Темиш-паши, снега зимой не выпросишь. Обоз с провиантом двое суток как не приходит, сами впроголодь живем.

Слова наемника глубоко поразили Фархада. Почувствовав на своей шкуре всю тяжесть военной службы, он глубоко задумался. Сглотнув подступивший к горлу голодный ком, он умолк. Но воины все же сжалились над страждущим, один из них порылся в седельной сумке, вытащил на свет кусок черствой, заплесневелой лепешки и протянул ее наместнику.

Лепешка была такой сухой, что можно было сломать зубы, однако Фархаду не было до этого дела. Лишь память о том, что он является законным правителем этих земель, помешала ему проглотить ее целиком. Он через силу заставил себя есть медленно, с достоинством, как подобает персидскому аристократу. Покончив с едой, он величественно произнес:

– Я твой должник, о великодушный воин! Позволь узнать твое имя? Если у тебя возникнет в чем-то нужда, приходи в Анжи-крепость, и я удовлетворю ее.

– Мое имя тебе знать незачем. Чего доброго, под пытками в башне Альгамбре, ты еще оговоришь меня в чем-нибудь. У нашего повелителя знатные палачи. Они истинные мастера своего дела. Я правоверный мусульманин и рад, что сделал доброе дело. Да хранит тебя Аллах!

– Скоро помощь Всевышнего потребуется нам всем, – вмешался в разговор второй воин, – через несколько дней кипчаки обрушатся на нас всей ордой и вряд ли у нас хватит сил защитить город.

Наместнику очень хотелось возразить ему, но он попросту не смог.

Фархад Абу-Салим въехал в город усталый, грязный и оборванный. Там, впереди, на живописном холме у самого берега моря, расположилась Анжи-крепость. Его конь настороженно фыркал, ступая по узким извилистым улочкам города. Он просто не привык к плотно стоящим домам и от этого ошалело вращал головой в разные стороны. Фархад покрепче ухватился за узду и сильнее сжал коленями бока животного:

– Хватит с меня того позора, который я вынужден терпеть, двигаясь по своему городу грязным и оборванным, еще не хватало того, чтобы этот степной недоносок со страху понес меня по улице и сбросил бы в какую-нибудь грязную вонючую лужу, на потеху публике.

В душе наместник Абескунской низменности был благодарен за все своему коньку, ему еще не доводилось в жизни встречать лошадь, обладающую такой выносливостью, но ехать на ней по городу для самолюбия Фархада было равносильно тому, как с прекрасного арабского скакуна пересесть на спину осла.

Некоторые люди узнали его на базарной площади, которую в этот момент он пересекал с конвоем, и показывали на него пальцем, другие подбегали к страже, пытаясь узнать, что же случилось с персидским войском. Из всего этого, Фархад Абу-Салим сделал заключение, что вести из степи о масштабности разгрома в полном объеме еще не дошли до Семендера. Медленно двигаясь вперед, воины плетьми отгоняли самых настойчивых, Фархад упорно молчал.

Ворота крепости были закрыты. Признав наместника, часовые издали радостный крик. На этот крик начали сбегаться люди. Ворота широко распахнулись, и Фархад Абу-Салим въехал в Анжи-крепость. Запыхавшийся Темиш-паша бежал к наместнику сломя голову. Руки и губы блестели от жира.

– Должно быть, ест вкусный плов из баранины, – промелькнуло в мозгу у Фархада. – И почему я не назначил хакан-беком его вместо себя? С каким удовольствием я снес бы ему голову!

– Где войско? Где твой конь, Фархад? Неужели все закончилось так быстро?

Наместник опустил голову, он хотел двинуться вперед, но не мог. Чиновники и дворцовая челядь обступили его со всех сторон. У всех на устах читался немой вопрос:

– Что случилось? Почему ты один?

Поняв все, толпа издала жуткий вопль. Словно получив удар по лицу, Фархад Абу-Салим сделал шаг назад. Свершившиеся несчастье еще полностью не уложилось в сознании людей, однако, это событие произошло и это был неоспоримый факт. Фархад Абу-Салим взял себя в руки и направился в сторону своих покоев…