Мистресс из трущоб

Глава 13.

Отталкивает мою руку, но не отходит. Удивилась, уставилась на него озадаченно - он же хочет... Так сильно разозлился?

- Думаешь, спущу тебе подобное поведение? За что?! За неумелые ласки? За симпатичную мордашку?

Мужчина от ярости с трудом дышит, грудная клетка ходит ходуном, почти бескровные губы сжаты в тонкую линию. Но мне почему-то не страшно. Я рада видеть его, рада, что остались вдвоем. К чему столько слов? Хочу стать его снова. Сейчас.

- Накажи, если нужно, - слова вырываются против воли. - Если хочешь этого больше, чем моих неумелых ласк.

Продолжаю улыбаться и зажимать рану на лице. Кровь никак не хочет останавливаться, пальцы уже все липкие.

- Вот как? - усмехается и будто сбрасывает какое-то оцепенение. - Не боишься?

- Не больше, чем пойти по рукам, - преклонение и самоуничижение окончательно уходят из моего голоса.

Спать с Министром, получать все по его воле: и боль, и унижение - пусть и не слишком приятно, но терпимо. Стать общедоступной девкой - совсем другое. Видела трущобных проституток. Они совсем юными уезжают в город, там как-то крутятся. Но век их недолог, через несколько лет возвращаются к родным - больные, растерявшие даже следы былой привлекательности. Лечить их не на что, быстро умирают в забвении и позоре. Исключений не бывает, поэтому в самих трущобах платной любви не существует вовсе.

- Что ж... - задумчиво тянет и подает руку.

С готовностью беру его пальцы - длинные, узловатые и всегда холодные. Лучше быстрая смерть от руки Министра. Мысли эти, правда, вертятся где-то далеко, на первом плане - желание близости. Это еще не страсть, не физическая потребность, но думать о чем-то другом, пока он рядом, не могу.

Встаю за его рукой, ведет к кровати. Толкает на простыни – противно, пахнет незнакомыми женщинами. Но я и так уже наговорила себе на смертный приговор. Ложусь, утыкаюсь носом в постель и тихо жду, что дальше. Министр садится рядом, поднимает за талию так, чтобы мои колени оказались согнутыми. А потом без лишних слов начинает пороть. По попе, как маленького ребенка. Просто бьет ладонью. Больно, зажимаю рот рукой, но при этом почему-то очень смешно. Такого я точно не ожидала – а где изощренные пытки? В какой-то момент я не сдерживаюсь и довольно громко хмыкаю. Мужчина останавливается, видимо, не сразу поняв, что это был за звук. Холодею от предчувствия кары, но Министр лишь переворачивает на спину.

- Тебе смешно, Майра? – интересуется с таким видом, будто неведому зверушку только что увидел.

- Немного, - не могу перестать улыбаться.

Наверное, это нервное. От перенапряжения, страха, ожидания смерти. Министр наклоняется надо мной, ведет пальцами по разбитой скуле, по губам, смотрит прямо в глаза.

- Мой кнут очень соскучился по тебе, это несомненно. Но вот незадача – доктор не велел наказывать слишком часто. Сказал, можешь сломаться. И что будем делать?

Его деловой подход несколько смутил и озадачил. Правда, хочет обсудить это со мной?

- Не знаю, - ответила задумчиво, а сама потянулась к лицу Министра с ответными ласками. – Нам так уж обязательно быть голыми в присутствии других людей?

- А тебе так уж обязательно бегать на выходных к этому Тому?

Имя моего друга Министр произнес с каким-то отвращением.

- А я не к нему. Я к тете.

- Знаю, что он прикасался к тебе. Не ври, Майра. Я этого не люблю.

Министр не только не оттолкнул мои руки, но и сам продолжил гладить и целовать. Медленно, нежно, чувственно. Буквально грелась в его ласках, чуть прикрыв глаза и наплевав на все свои страхи.

- Не вру. Так вышло, случайность. Тетя отходила его ковшом, больше не полезет.

Не знаю, зачем выболтала такие подробности Министру. Но следить за языком, когда умелый мужчина целует твою грудь, оказалось очень непросто.

- Может, мне убить его, и дело с концом?

- Не надо, - даже это не вывело из состояния неги. – Я могу постоять за себя, справлюсь.

- Обещаешь? – прошептал Министр мне в губы, опускаясь сверху и прижимаясь всем телом.

- Да, - сама поцеловала его первая.

Секс вышел не таким уж прекрасным, как ожидала. По неопытности спутала эмоциональную тягу к любовнику и физическую готовность. Член Министра показался просто огромным, а отсутствие боли и ужаса, очень сосредоточило именно на этих ощущениях. Мужчина прекрасно понял, что мне не слишком комфортно. Двигался медленно, целовал, шептал всякую нежную ерунду, но все это не очень помогало. Ничего похожего на ощущения нашей предыдущей встречи и близко не было. Пусть и не ужасная боль, но все равно снова очень хочется, чтобы он поскорее закончил.

Наконец, это произошло. Министр навалился всем весом. Не стала ему мешать - уже знаю, что требуется некоторое время, чтобы пришел в себя. Сама я за весь процесс даже особого возбуждения не испытала. И теперь думаю лишь о том, отпустит или нет. Накажет или нет? Вернет Крага и тех женщин в комнату или на сегодня мы закончили?

Привстал на локтях, выпуская из объятий. Выползла из-под него, неловко улыбаясь.

- Надеюсь, помнишь, что я говорил о хороших девочках?

- Да, - кивнула; ту встречу нескоро позабуду.

- Подожди здесь, - встал с кровати и начал одеваться. – Позову Корделию, проводит тебя в лазарет.

Больше Министр не сказал ничего, ушел. А я осталась одна в незнакомой спальне. Гадать, что же дальше… Впрочем, Корделия появилась очень скоро. Принесла свежую простыню, неодобрительно посмотрела на разбитое и испачканное кровью лицо и кивнула на дверь. Кое-как завернулась в светлую ткань, обулась и поспешила за ней. Не сразу отважилась спросить, куда мы идем. На удивление она ответила:

- В купальни, в лазарет, в комнату.

Кратко, но ничего про камеру, палача или крюк в спальне Министра. От облегчения ноги моментально начали заплетаться. Оставшийся путь шла, запинаясь и не обращая внимания на неодобрительные взгляды провожатой. Я буду жить. Пока… В том, что главная гончая все сегодняшнее мне припомнит – сомнений нет. Но не прямо сейчас.

В купальнях Корделия оставила одну. Сказала, что могу не торопиться, если скула не особо беспокоит. Скула беспокоила, но к доктору идти не хочется. Опять будет мной недоволен, будто я сама себя ударила. Погрузилась в теплую, ароматную воду, закрыла глаза, откинула голову на свернутое полотенце. Как же хорошо… Только между ног мерзкое ощущение. А еще такое чувство, будто подразнили конфетой и не дали. Попа слегка ноет после воспитательных действий Министра, но стоило вспомнить об этом, как я опять тихо захихикала. Неисправима… Думаю, главная гончая после сегодняшнего скорректирует прогноз на мое выживание рядом с ним. Все же он сам меня прибьет. Эх… И очень скоро забудет.

Нанежилась вдоволь, потом тщательно вымылась и не торопясь оделась. Привела волосы в порядок – хорошенько просушила полотенцем, расчесала, заплела. Успела как следует рассмотреть в зеркале рану. Болеть будет долго, и опухнет к утру. Как завтра на работу идти? От этого занятия меня оторвала Корделия. Проводила в лазарет. Встретил другой врач – обошлось без нотаций. Обработал края, сделал аккуратную повязку и попрощался.

До комнаты Корделия не повела. Решила, что в жилом крыле я уже достаточно ориентируюсь. Вместо слов прощания, напомнила об ужине на столе. Кивнула и радостно припустила по коридорам – есть хочется очень. Поплутала немного, но все же нашла свою дверь. Поела, разобрала сумку. На этот раз я захватила кое-что из дома. Потом прилегла с книжкой на кровать и почти мгновенно уснула. Утром встала с трудом – голова тяжелая, щека болит и довольно сильно, двигаться лень, настроение на нуле. Не знаю, что вчера со мной было – куда подевался страх? Припомнила все, что натворила, совсем худо стало. Сегодня я точно буду шарахаться от собственной тени…

В канцелярии появилась с опозданием. Дара, едва завидев меня на пороге, начала кричать о ленивых, необязательных помощницах. Остальные сотрудники слушали все это, делая вид, что очень заняты своими бумажками. Я в самом начале опустила глаза в пол и предпочла их не поднимать, пока начальница не выговорится. Потом прошмыгнула в свою каморку и спряталась там ото всех до самого обеда. Уверена, коллеги и повязку заметили.

Вместо обеда пошла в лазарет. Ежесекундная боль буквально выматывала, под бинтами все чесалось. И еще откуда-то появился страх, что останется заметный шрам. Будет ли Министр терпеть рядом изуродованную любовницу? Вряд ли. Не то чтобы я хочу и дальше развлекать и удовлетворять его. Просто теперь почему-то кажется, что роль его игрушки – это единственный способ выжить. В последнее время я запуталась в собственных мыслях, чувствах, переживаниях. Стало тяжело отделять реальность от придуманных ужасов. И с каждым днем, с каждой встречей я лишь сильнее погружаюсь в это – в пучину обреченности и безнадеги. Я то хочу, чтобы Министр поскорее отстал, хоть и ценой моей смерти, и злю его. То внутренне изо всех сил цепляюсь за жизнь и начинаю делать что-то для сохранения его интереса. Вот и сейчас в панике бегу к доктору, чтобы избежать некрасивых рубцов и расчесов.

Лазарет пришлось поискать, потом подождать врача. Половину обеденного перерыва потеряла только на это. Понимала, что надо возвращаться, иначе Дара снова будет недовольна, но сидела как приклеенная, постоянно трогая повязку. Наконец вышел доктор – тот самый, знакомый. Сразу нахмурился, увидев меня, и попросил пройти за ним в кабинет. Обошелся, к счастью, без лишних слов, аккуратно снял бинт, поцокал недовольно. Потом принялся лечить – было довольно чувствительно, но я старалась не двигаться и не отвлекать врача вскриками. Только слезы лились беззвучно.

- Будешь приходить утром и вечером. Я предупрежу. И распоряжусь, чтобы к тебе всегда меня вызывали.

- Как мне спросить вас, если приду, а здесь другой врач? – вытерла слезы и благодарно улыбнулась.

- Джонас. Доктор Джонас. Я личный врач Министра, меня здесь все знают.

- Спасибо, - искренне поблагодарила и побежала обратно в канцелярию.

Опоздала, конечно, но и начальница на месте еще не появилась.

А перед окончанием рабочего дня за мной пришла Корделия. Во рту моментально пересохло, когда увидела ее в дверях каморки. Так скоро?