Мое имя — Вендетта!

Глава 5 Личный палач

Через два часа бесплотных поисков выхода из своей тюрьмы, я перестала бояться. Не знаю, как, просто что-то во мне переключилось, возможно, загнав страх глубоко, в самый дальний уголок души, все равно он мне только мешает. Шрам не появлялся больше, надежды на спасение не было вовсе. Вик, единственный с кем я успела связаться, выйдя из больницы, вряд ли что-то смог понять. Но даже если и понял, ни я, ни он не знали, кто этот Шрам, что он из себя представляет и за что так меня ненавидит. Я села на обшарпанный диван и принялась ждать, сама не знаю, чего. Изощренную пытку, которую для меня готовит мой мучитель. Мной завладела апатия, спасая меня от помешательства. Я не знаю какими путями, средствами отсрочить мою кончину, то, что он хотел моей смерти не подвергалось сомнению.

Еще час ожидания и скрежет старого замка возвестил меня о том, что он вернулся. Я внутренне собралась и вдруг поняла, что соглашусь на все. Лишь бы остаться живой, вернутся к детям, к мужу. Вот так просто — переживу все унижения и боль, только бы увидеть своих близких.

Шрам зашел и прикрыл за собой дверь, я бросила на нее взгляд полный надежды, но тут же отказалась — даже если сейчас получится вырваться из этой комнаты, где-то в доме есть его подельник с оружием в руках, Шрам был без оружия, выключи я его сейчас коронным приемом, взять для защиты у него было нечего.

— Здравствуй, детка, — улыбнулся он мне, все с той же злостью в глазах.

Я ничего не ответила, только обратила внимание на пакет в его руках. Что там, орудия пыток?

— Знаешь, никогда не думал, что разнюхивать о тебе и о твоей жизни будет настолько интересно, — тем временем продолжил он, — Даже на какой-то момент стало тебя жалко. Но ненадолго.

Я не знала, как на все это реагировать, как, вообще, можно предугадать реакцию законченного психа, поэтому продолжала молчать.

Шрам вытащил из пакета какую-то красную ткань и швырнул мне со словами:

— Надевай!

Я машинально поймала и, взглянув, просто остолбенела от шока. В моих руках было ажурное, полупрозрачное, ало-кровавого цвета белье с чулками.

Я подняла на него глаза и увидела его усмешку. Итак, он собирается меня изнасиловать. Действенный способ у всех уродов, чтобы подчинить и растоптать женщину.

— А если не буду? — с мнимым спокойствием спросила я.

— Убью, медленно буду перочинным ножиком сдирать с тебя кожу живьем, — так же спокойно ответил он.

Я содрогнулась и начала скидывать с себя одежду, не стесняясь, в душе клокотала ярость, перекрывая страх. Так же быстро одела белье.

— Умница, — констатировал он — Серый! Иди сюда, тебя ждет очень приятный сюрприз, — крикнул он неожиданно. Я похолодела и ноги от страха подкосились, но заставила себя не боятся, думать в первую очередь о детях — если я сейчас сдамся, они останутся сиротами.

Его подельник явился быстро. И тут же уставился на меня маслеными глазищами.

— Нравится? Хочешь ее? Так бери — она твоя.

Браток по кличке Серый рванул ко мне с глумливой улыбочкой на физиономии. Я осталась стоять на месте, только смотрела в глаза ублюдку, отдавшему приказ.

— Ну, ты и мразь! — выплюнула я, ощущая на своем теле руки чужого мужика, — Что ж дружку бросил, сам не попробовав, импотент?

Ехидная улыбка сползла с лица Шрама мгновенно. Но он не долго думал, что мне ответить.

— А, что ты, милая, не кричишь, не сопротивляешься? Извини, я забыл, для тебя ведь это не в новинку, ведь тебя уже трое имели, так ведь? Муженек удружил.

Да, знал он обо мне многое. Что ж он хочет слез и сопротивления, так он их не получит! Я обняла ту мразь, что уже подбиралась к моим трусикам и изобразила нетерпение.

— Раз не хочешь присоединится, то вали отсюда, — сказала я, наглаживая насильнику спину. Браток по кличке Серый немало удивился, но не растерялся, принялся лапать мою грудь в ажурном бюстгальтере.

Шрам, не веря, смотрел на меня, находясь в легком шоке, поэтому мне пришлось играть до конца. Я начала сама целовать Серого. Тот застонал от удовольствия и вот этого Шрам уже не мог вынести, на что и был расчет — какое же мучение, если жертва не против.

— Серый, ну-ка, отвали от нее! — рявкнул он на весь дом.

Серый замешкался и недовольно произнес:

— Лука! Ты же сам мне ее отдал! Не ломай кайф, раз сам не хочешь.

— Я сказал, пошел вон! — с яростью выплюнул Шрам, буквально отодрав от меня Серого и вышвыривая его вон из комнаты. На этот раз замок он закрыл. Подлетев ко мне, он влепил мне пощечину.

— Шлюха!

Я расхохоталась ему прямо в лицо. Но он встряхнул меня, взяв за плечи, прекращая мою истерику. Глаза щипало от слез, но я быстрее сдохну, чем расплачусь у него на глазах.

— Так, ты импотент, как тебя там… Лука?

— Тебе, что, сука, доказать, что ты ошибаешься?

— Докажи, — блефовала я конкретно, рисковала, но иногда риск — это единственный выход, — А то завел и оставил неудовлетворенную.

Но я проиграла, потому что Шрам молниеносно сорвал с меня лифчик и одной рукой прижал к себе.

— Я, наверное, не откажусь от столь соблазнительного предложения, — произнес он, смотря на мои губы.

Кровь отхлынула у меня от лица и колени снова подогнулись. Я надеялась, что своим вульгарным поведением, показной похотью оттолкну его, сделаю бессмысленной цель изнасилования, но никак не рассчитывала, что он…

— Ну, теперь поняла, что я не шучу? — тихо осведомился он и я посмотрела ему в глаза, — Я могу отличить текущую девку от дрожащей.

Он неожиданно оттолкнул меня, ноги меня не слушались, и я грузно упала на колени. Слезы полились, сил сдерживать их больше не было. Он подошел к моей одежде, взял блузку и кинул мне ее. Я быстро натянула ее на себя, продолжая сидеть на коленях и молча плакать. Господи, а ведь это только начало, как мне выдержать все, где взять силы?

— Можешь не дрожать, — раздался его голос, через какое-то время, — Насиловать тебя я не буду.

— Сам не станешь, так дружку отдашь, — уже безразлично ответила я и посмотрела на него. Мне действительно было все равно, лишь бы вырваться живой отсюда и тогда я забуду весь этот ужас, забуду ради своих детей и любимого мужа. Господи, что будет с Антоном, когда он узнает, что со мной? Но мысли об Антоне пришлось оставить, так как Шрам или Лука продолжал молчать, сидя на стареньком диване. Плечи его поникли, на лице не было привычного для меня злорадства и, вообще, выглядел он уставшим. Как- то не вязалось его поведение с образом психа. Или же сейчас временное затишье?

— Может, скажешь, перед тем как мучить дальше, за что?

Лука молниеносно подскочил ко мне, опустился на колени на уровень со мной и больно схватил меня за шею, глаза его пылали яростью.

— Что ж ты за тварь такая? — выдохнул он мне в лицо, — Много дерьма сделала, чтобы не понимать за что наказание? Сидишь в уме перебираешь всех, кому ты боль причинила?

— А ты, урод, такой чистенький, совесть не запятнана что ли? — со злостью выкрикнула я. Лука отшвырнул меня от себя, и я распласталась на деревянном полу. Но почти не заметила этого, так как хоть что-то начало прояснятся, он не псих, не совсем нормальный, но все-таки не шизофреник. Шрам действительно считает меня в чем-то повинной и надо вытянуть из него эту информацию, чтобы понять, как действовать дальше.

— Мои грехи, по сравнению с твоими, незначительны.

— Уверена, что твои обидчики так не думают, — ответила я.

— Сейчас твоя очередь расплачиваться, а не моя, — раздраженно бросил мне он.

Я поднялась с пола и гордо встала перед ним.

— Ну, давай, начинай, чего ждешь?

Шрам весь раскраснелся от гнева, вскочил на ноги и быстро вытащил из-за пазухи охотничий нож. Я замерла, он подошел ко мне и приставил нож к горлу. Но ничего не происходило, он продолжал смотреть мне в глаза, я же как — то отстраненно отметила, что парень гораздо моложе, чем кажется, сначала я думала он мой ровесник, но на вид ему не больше двадцати пяти лет.

— Не могу, — вдруг прошептал он и убрал нож, — Не могу, твою мать! Я так сильно тебя ненавижу, я так долго ждал этого, а не могу…

В этот момент я поняла, что он никогда и никого не убивал, что этот мальчишка считает меня в чем-то виноватой, в чем-то таком, что возможно сломало ему жизнь, иначе, за что можно так ненавидеть? Господи, но что же я ему сделала, если не видела его ни разу, не знала кто он?

— Как тебя зовут? Кто ты? — спросила я.

Лука усмехнулся, убрал нож внутрь куртки и отойдя от меня произнес:

— Мое имя тебе ничего не скажет, считай, что я твоя вендетта, твой рок.

— Лука, не переигрывай, — насмешливо потянула я, — Ты ничего не объясняешь, а я действительно не понимаю, за что ты так со мной.

Он смотрел на меня долго, в его глазах было все, что только можно себе представить: обида, злость, сожаление и какая-то затаенная глубоко боль, что еле просматривалась в его взгляде. Но теперь, когда страх не управлял мной, я могла с уверенностью сказать — его глаза не были глазами убийцы.

Он ушел, а я с облегчением опустилась на диван, поджав по себя ноги и уставившись на дверь. Я не знаю сколько прошло времени, скорее всего пару часов, но дверь в мою тюрьму снова открылась и перед моими глазами появился Серый, его качало и комнату быстро заполнил запах алкоголя.

— Может, продолжим, малышка, пока Лука спит? — еле ворочая языком спросил он.

Значит Лука на мой счет распоряжений не давал, этот сам решил инициативу проявить, ублюдок.

— Нет, спасибо, я не в настроении, — угрюмо ответила я. Но Серый только засмеялся на мои слова и накинулся на меня, как голодный. Первое, что я сделала, так заорала во весь голос и начала кусаться и царапаться. Но то ли я этого делать не умела, то ли пьяный ублюдок был толстокожим — результатов это не дало, он порвал на мне блузку и начал целовать мою шею слюнявыми губами. Я еле подавила позывы к рвоте. И уже нащупывала ту точку у него на ключице, при нажатии на которую он вырубится на пару часов, как над моим ухом грозно прорычал голос Луки:

— Убери от нее руки, мразь!

На Серого это произвело то же впечатление, что и мои укусы. Лука, недолго думая, отшвырнул пьяного подельника от меня, но тот разъяренный, не получив уже второй раз желаемого, резко вскочил на ноги и было кинулся с кулаками на Луку. В отличие от него, Лука был практически трезв и вырубил идиота одним ударом, после чего выволок его из комнаты и закрыл дверь на замок. Шумно выдохнув, он сел рядом со мной на диван.

— Я что-то не совсем понимаю… Не подумай, конечно, что я против, но зачем ты меня спас? — подала я голос, все еще надеясь, что пойму наконец, что движет этим парнем.

— Если бы я еще сам понимал, зачем тебя спас, — пробормотал он, — Терпеть не могу, когда баб насилуют. Не мужик это уже, если силой женщину берет.

Благополучно промолчала насчет того, что в первый раз его это не остановило. Получается, Лука у нас парень с принципами. Причем с такими, что месть на второй план отошла. Кто ж ты такой? Почему меня ненавидишь? Хотя в свете последних событий, ненависть — это слишком громко сказано, больше обида и злость. Если бы ненавидел, уже бы и убил, и изнасиловал. А так, парень просто не знает, что со мной делать. Эти наблюдения давали маленькую надежду на спасение.

— И что дальше со мной делать будешь? — спокойным тоном поинтересовалась я. Лука тут же вскинулся и посмотрел на меня недобрым взглядом.

— Не обольщайся, сейчас налакаюсь в доску и тогда мне будет абсолютно плевать, может, тогда смогу убить такую тварь как ты.

— За что, Лука, за что? — продолжала нажимать я на него, понимая, что нужно, жизненно необходимо найти его слабое место, разговорить.

— Правда, не понимаешь? — зло бросил мне он, а я только головой мотнула, — Как, вообще, можно такое забыть? Ты, что не человек? Да, что ж я спрашиваю, разве человек может такое сделать!

Я с силой запахнула на себе порванную блузку, отчаянно захотелось покурить или выпить, или упасть в обморок, все, что угодно, но лишь бы стереть догадку, пронзившую мозг. Меня начало трясти. Я уже даже не догадывалась, а знала, о чем дальше будет говорить Лука. Был в моей жизни только один поступок, достойный ненависти и презрения, поступок, который не мог совершить нормальный человек. И об этом я старалась не вспоминать почти десяток лет, удавалось это все хуже и хуже, по прибытию в Россию. Но какое отношение ко всему этому имеет Лука? Кто он? Был ли он там? Навряд ли, ведь ему, по меньшей мере, тогда было лет пятнадцать — шестнадцать, не больше.

— Ты не знаешь, о чем ты говоришь, — глухо пробормотала я, сжавшись от мучительной боли воспоминаний.

— Неужели поняла, наконец? — с неугасающей яростью в глазах, спросил он и обернулся ко мне всем корпусом, — Объясни мне, как ты могла? Как рука поднялась на собственного отца? Как еще можешь дышать после этого?

Я знала, всегда знала, что рано или поздно наказание за самый смертельный грех наступит. Есть ли смысл сопротивляться, если я заслужила, если есть за что меня ненавидеть? Если я сама себя за это презираю. Что говорить, если нет оправдания на самом деле?

Мысли текут медленно, нехотя, все вокруг слышится словно через вату. А вместо реальности, перед глазами мелькают картины прошлого — одна за другой. Память, пройдя сквозь годы, уже не четко воспроизводит облик отца. Но память вредная штука — она с упорством возвращает меня в тот день, когда отец стрелял в меня. Как так получилось, что мы оба, оба перешагнули ту черту, которую перешагивать нельзя никогда? Сейчас, через девять лет — это можно назвать безумием, но оправдать все равно не получится. Промахнулся ли он тогда намерено? Или же все-таки его рука не дрогнула, или же он просто хотел убрать меня с дороги, но не убить? Теперь на эти вопросы никто не ответит. А меня…Я заклеймила себя меткой отцеубийцы самолично. И какая разница теперь, кто меня судит, если я сама себе судья, в первую очередь, если не смогу, да и не захочу оправдаться ни перед чьим судом?

Лука смотрит на меня с яростью в глазах, ждет от меня объяснений. Каких, зачем?

— Не дрогнула, — отвечаю я на его вопрос, закрываю глаза и опускаю голову. И жду, когда личный палач занесет над моей головой свой меч. Но ничего не происходит. Подняв голову и разлепив веки, вижу, что Лука смотрит на меня с ужасом, а по его щекам текут слезы, которые он вряд ли замечает. Он сразу стал несколько моложе и хочется прижать этого мальчишку и утешить. Пришлось собраться, засунуть бабскую жалость куда подальше и подумать о другом мальчишке, который сойдет с ума от горя, если его мать не вернется домой живой. Вот этой мысли и стоит держатся, не отпускать. Только в сказках человек может положить голову на плаху, если его съедает чувство вины. В жизни все не так — злодеи часто остаются безнаказанными. Все события и чувства намного сложнее. Если подумать, то Лука выглядит намного благороднее меня, пытаясь отомстить за смерть близкого ему человека, а у меня вряд ли дрогнет рука, если представится возможность устранить его и тем самым вернуться к семье. И кто я после этого? Хочется думать, что не кровожадный зверь, загнанный в угол.

— Это сложный выбор? — тихо спрашивает меня Лука, так тихо, что подумала, что ослышалась.

— Что?

— Выбрать между отцом и мужем было сложно?

В его глазах больше нет ярости и он действительно очень хорошо осведомлен, он ждет ответа и, возможно, сейчас мне стоит оправдываться всеми возможными путями, но лучшее оправдание — это правда.

— Я не успела этого понять, если бы поняла, никогда бы его не сделала и погибли бы оба, в лучшем случае. В худшем, один убил бы другого, и я ненавидела бы убийцу до конца своей жизни. Ненавидеть же себя гораздо проще. У меня не было этого самого выбора, все решил случай.

Произнеся эти слова, я замерла, не потому что ждала реакции Луки, а потому что ответ на мой внутренний вопрос, который я задавала себе все эти годы, пришел сам собой, в экстремальной ситуации, но и это не было оправданием.

— Ты ждешь, что я еще что-то скажу, буду защищать себя, — продолжила я, — Нет, не буду, мне нет оправдания. Я это знаю. Какие бы слова я сейчас не произносила, все сводится к одному простому понятию — мой грех не смоется ничем.

— Твой грех смывается очень просто, — с леденящим душу спокойствием, произнес он, — Кровью.

Неправильно, ох, как неправильно я повела разговор, но что же я могла сказать ему, кроме правды?

Лука тяжело поднялся, плечи его поникли, по походке было видно, что он измотан, не меньше моего. Но что дальше? Что мне ждать от озлобленного парня?

— Убийца в Нанте — твоих рук дело?

Лука резко обернулся и удивленно уставился на меня.

— Раз знаешь про киллера и жива, значит ты его грохнула?

Я вздрогнула от холода, который пробежался у меня по спине. Киллер убит, а последний кто с ним разговаривал был Антон. Хотя, зачем лгать самой себе — я знала, что мой муж с ним сделал. Он практически бросил мне это признание в лицо, когда я допытывалась, почему мы не возвращаемся во Францию. Я отрицательно покачала головой, а Лука усмехнулся.

— Понятно, твой муж. Знаешь, когда я вынашивал план мести, годами, мои идеи менялись одна за другой. Первая, конечно же, просто убить тебя. Но потом мне показалось, что наказание несоизмеримо с преступлением. Ты должна мучится. С другой стороны, Синица виноват в его гибели не меньше тебя, поэтому самым лучшим будет убивать тебя медленно, а потом присылать тебя твоему мужу по кусочкам. Как ты на это смотришь?

Лука выжидал, а я же, несмотря на то, что содрогалась от описанных им сцен, все равно знала, теперь знала, что ничего из этого он не сделает. Не сделает, потому что не сможет, не смог просто убить меня, а уж большего сделать…

В детстве, когда мне было лет восемь, я представляла, что со мной рядом всегда находится ангел-хранитель. Каждое утро я вставала и первым делом смотрела в окно в моей комнате, мне казалось, что солнечные лучики, обнимающие меня — это его крылья. Я разговаривала с ним. В подростковом возрасте я забыла о своих детских мечтах. Позже, гораздо позже, место ангела-хранителя занял образ Алексея в моих снах. Сейчас мне очень не хватало своего личного ангела. Я проснулась рано, от жуткого сна, где за мной гнался человек с ножом, лица которого я не видела… Лука ушел из моей комнаты-тюрьмы сразу, как только рассказал мне почти все способы моего наказания. И я моментально отключилась, легла на старый скрипящий диван, подтянув коленки к животу.

В доме было жарко натоплено, но я все равно дрожала от холода, то ли это нервное, то ли было жарко не настолько, чтобы разгуливать в одних трусах и тоненькой блузке. Я успела кое- как пальцами рук расчесать свои непослушные волосы, как дверь открылась и ко мне вошел подельник Луки. Насторожено глядя на него, я с силой запахнула на себе порванную блузку. Он не обратил на меня ни малейшего внимания, вошел с подносом, прошел и поставил его на шаткий стул, и также молча удалился, не забыв запереть дверь на замок. На подносе была яичница и стакан кофе. Надо же, меня решили накормить. Есть не хотелось, но я заставила себя, неизвестно, когда я в следующий раз поем, а силы мне нужны, как никогда. Минут через двадцать явился Лука с пакетом в руках, как и в прошлый раз.

— Возьми, это тебе, — произнес он и протянул мне. Меня так и подмывало с сарказмом спросить его, не новое ли это белье, но я благоразумно промолчала. Глупо дразнить человека, находящегося на грани. Я открыла пакет и с приятным удивлением посмотрела на Луку.

— Спасибо, — пробормотала я и достала из пакета спортивный костюм темно-синего цвета. Надо же, он не заставил меня ходить в чем мать родила. Я все больше и больше терялась, не зная, как относится к своему похитителю. Его настроение менялось внезапно, от юга к северу, от тепла к холоду, от адекватности к полному безумию. Что же значил для него мой отец? Что сделал для него? Как много я не знаю о своем отце. Все мое детство, да и юность он скрывал от меня кем являлся на самом деле. Скрывал очень многое и даже моя мать не знала, что он работал на Бересова. Я до сих пор не уверена в том, что он не участвовал в работорговле людьми. На самом деле я просто не знала своего отца как личность, он просто был моим отцом, совершенно другим человеком со мной — в детстве заботливым и любящим родителем. Но его сердце не екнуло, когда он послал на верную смерть мою первую любовь, не дрогнула рука, когда пытался убрать моего мужа. Холодный расчет — вот что всегда руководило им и, о Боже, как же поздно я это поняла. Догадалась бы раньше, может быть все было по-другому, может, он остался бы жив и мне не пришлось бы смотреть моей матери в глаза и лгать. Не пришлось жить с разъедающим душу чувством вины. Но факт остается фактом, кем бы ни был мой отец, как бы не пытался в очередной раз растоптать мою жизнь, он так или иначе остается моим отцом и то, что сделала я, как минимум, называется предательством и отцеубийством.

Я наскоро оделась в спортивный костюм, совершенно не стесняясь присутствия Луки.

— Вечером у нас будут гости, — произнес он, глядя на меня.

— И кто же? — как можно спокойнее осведомилась я, боясь снова вызвать его раздражение.

— Узнаешь. Потом, — ухмыльнулся он и вышел из комнаты.

Я со стоном опустилась на скрипучий диван. Как я устала ото всего этого! Хочу домой и больше не играть в эти чертовы мужские игры, которым нет конца. Тошка, любимый, что же мне делать? Как вырваться отсюда? Я только сейчас полностью осознала, что Антон скорее всего сходит с ума от безысходности и бессилия, а ведь ему совершенно нельзя сейчас нервничать. А мой сын? Как он, что ему сказали? Господи, но даже это не так важно сейчас, главное выбраться отсюда живой.

— Кто же ты, Лука? — простонала я, — Почему так жаждешь отомстить за чужого, по сути, человека?

— Ты так и не поняла, кто я? — услышала я его голос возле себя и вздрогнула. Ушла в свои мысли и даже не слышала, как он вошел, получается потеряла бдительность, а это делать крайне опасно. В нерешительности смотрю на него и надеюсь, что он все-таки ответит на мой вопрос.

— Синицина, правда на поверхности. Виталя — мой отец, сестренка.

Сердце пропускает глухой удар, потом еще один и еще… Я отрицательно машу головой. Этого просто не может быть, мы же не в индийском, мать его, кино!

— Брат? Нет! Ты лжешь! Он бы… — я замолкаю на полуслове.

— Сказал бы тебе? — продолжает мою мысль Лука, в словах слышна горечь и обида, — Насколько я понял, он ничего никому не говорил. Никогда. Когда я еще подростком просил его… познакомить меня с тобой… Он всегда резко отказывал мне, отказывал так, что я чувствовал себя ничтожеством, недостойным внимания его законной семьи! — его голос сорвался на крик.

О, да, мой отец умел отшить так, что в этот момент ощущаешь себя насекомым, не больше.

— Боже, этого не может быть, — сиплю я, оттого, что голос неожиданно сел, — Так не бывает, индийская мелодрама какая- то.

— Мелодрама? — зарычал Лука и с силой схватил меня за плечи, — Нет, детка, больше смахивает на ужасный триллер, вот на что походила моя жизнь.

— Так ты мстишь мне не за его смерть, а за мое «законное» детство?

— Не городи чушь! — вскрикивает он, — Да, у меня не было полноценной семьи, но отец всегда помогал мне с матерью, если бы не он, мы бы сдохли с голода, а так мама смогла мне оплатить институт и одевался я не хуже других. Он любил меня, по-своему любил, и в отличие от тебя, я всегда знал, чем он занимается. Со мной он был достаточно честен. Он пророчил мне хорошее обеспеченное будущее, а потом ты всадила в его лоб девять грамм свинца!

— Ну, убей меня! Убей! — сорвалась я на крик, — Чего ты ждешь, братик?!

— Дрянь! — Лука звонко влепил мне пощечину и начал трясти, — Дрянь! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Неожиданно, он сжал меня в своих объятьях, с силой, так что я подумала, что он мне кости переломает.

— Ненавижу… — хрипло пробормотал он.

Его грудь ходила ходуном, и он еле сдерживался, чтобы не разрыдаться, у меня же сердце кровью обливалось. Я неуверенно подняла руки, положила ему на плечи, легонько прижимая его к себе, успокаивая.

— Почему… — раздался его всхлип, — Почему ты выбрала не его?

Что я могла ответить взрослому, молодому парню, переживавшему в глубине души детское горе? Что я могла ответить себе? Ничего.

— Лука, — позвала я его, со всем состраданием, на которое была способна.

Он неожиданно замер и в следующую секунду отшвырнул меня от себя, так, что я, не удержавшись на ногах, приземлилась на пятую точку в полуметре от него.

Его глаза полыхали яростью, губы сжались в тонкую полоску.

— Может быть у меня кишка тонка причинить тебе боль, — со сталью в голосе произнес он, — Но не все такие сентиментальные, как я. У тебя еще много врагов, детка. Жди гостей.

Вечер неумолимо приближался, а я так и не смогла прийти в себя от новости, что сообщил мне Лука. Брат. В это практически не верилось, больно сильно смахивало на мелодраму. Но прокручивая в голове все слова Луки, сравнивая его внешность с внешностью отца — приходилось верить. Брат, который меня ненавидит. Нет, не совсем так. У Луки нет ненависти ко мне, обида, злость, может, презрение. И маниакальное желание меня убить. Может, все- таки ненависть? Сижу тут, в ромашку гадаю, вместо того, чтобы выбираться отсюда. Только как? Лука постоянно начеку. И если раньше, в подобных передрягах мне помогало мое женское очарование, то здесь дохлый номер. Антон, Митяй, Вик — все они здесь кажутся мне миражом из прошлой жизни. Здесь существуют только я, Лука и огромное чувство вины. Ожидание убивает, заставляет метаться, затупляет сознание. Его обещание — может, это и есть конец? И я, наконец-то, узнаю всю правду. А на кой она мне? Единственное, что хочу, чего еще способна желать — вернуться домой, к сыну, к мужу. К мужу особенно. Отхожу его чем потяжелее, за очередную моральную встряску. Хотя, о чем это я. На этот раз виновата я. Киллер, приезд в Россию, Антон, снова залезший по самые уши в криминал — это все моя заслуга, на этот раз. Все потому, что девять лет назад я потеряла человечность, убив собственного отца. Ожидание неминуемой расплаты наводит панику, невозможно думать. Только ждать. Возможно, так оно и вернее. Узнать, кто еще желает моей смерти, может, тогда включится мозг, отупевший от страха и заточения. Помощи ждать нельзя, нельзя надеяться, ведь никто не знает кто такой Лука. Ни Митяй, ни Вик не знают даже его имени. Только кличку, которой я сама окрестила Луку. Антон в больнице, даже не представляю, что он сейчас чувствует. Вик, вероятнее всего, рыщет по всему городу в поисках меня. А может, я тешу себя глупой надеждой и все давным-давно на меня плюнули. Нет, только не Антон. Но что он сейчас может? Что они все могут, даже не зная кто враг? Остается верить — все-таки им что-нибудь известно. Если вернусь живой, заставлю Антона вернуться во Францию, во что бы то ни стало. Хватит с меня пресловутой Родины. Меня здесь все время убить норовят, не специально, так ненароком. Боже, что ж так холодно- то. Потрогала лоб дрожащей рукой и поздравила себя с температурой. Даже смешно стало — ясно представила себе, что погибаю не от бандитской пули, а от запущенной простуды. Теперь понятна начинающаяся апатия — всегда, когда болею, отношусь к происходящему с возрастающим равнодушием. Надеюсь, в этот раз пресловутое чувство самосохранения окажется сильнее болезненной апатии.

Дверь скрипнула и ввалился Лука, я отвела от него взгляд, специально, не хотелось видеть никого, тем более его.

— Пришел пытать? — с показным пренебрежением в голосе поинтересовалась я.

— Нет, — в тон ответил мне он, — Последний раз на тебя, живую, посмотреть.

— Ну, смотри, — ответила с поднимающейся в душе злостью, — Чтоб ты ослеп, придурок. Ты кто такой, вообще, чтобы меня судить, палач недоделанный? — последние слова я уже шипела и с яростью в глазах окинула Луку с головы до ног. Лука, видимо не ожидал от меня столь откровенного отпора и поэтому стоял с открытым ртом и, не мигая, смотрел на меня.

— Папочку я у него отняла, — продолжала я, понимая, что меня понесло, но остановится уже не могла, да и не желала, — Бедненький какой, «недолюбили» его. Так со мной тоже не особо цацкались! Или ты думаешь, что привилегированная школа и дорогие шмотки — это все, что нужно ребенку? Наш отец, дорогой мой брат, или кто ты там, сначала убил моего парня, мою первую любовь, не собственными руками, но все же. И не покривился, я тебе скажу. А все из-за тех же денег, к слову сказать грязных, на которые меня и одевал. Только вот меня не спросил — нужны ли мне были эти тряпки, готова ли я заплатить за них жизнью дорогого мне человека. Потом, решил тем же путем решить проблемы с моим мужем. Ни перед чем не хотел останавливаться, даже рука не дрогнула и сердце не екнуло, когда в меня стрелял. Опять же — за деньги, за свой бизнес гнусный.

— Он в тебя стрелял? — как-то ошалело переспросил Лука.

— А что, в твоем досье на меня, падшую, такого нет? Ну, как же, разве это можно брать в расчет. Подумаешь, чуть не укокошил собственного ребенка, экая невидаль. Как там говорится — я тебя породил, я тебя и убью?

— Ты правду говоришь?

— Самую, что есть настоящую. Впрочем, зачем мне тебе что-то доказывать? При желании, ты сам это можешь узнать. Только тебе ведь оно не надо. Зачем видеть во мне человека, ведь тогда весь ореол мстящего ангела спадет. Правда, ангел ты наш, не согрешивший ни разу?

Лука не успел ничего сказать или сделать — дверь снова отворилась и передо мной, как черт из табакерки, предстал Азид, собственной персоной. Картина маслом — приплыли. Вот значит про какого врага говорил Лука. Тогда все ясно. Азид давно точит свой зуб на моего мужа и его приятеля Митяя, все благодаря тому, что те уперли у него из-под носа акции завода, а если к этому приплюсовать тот факт, что при последней нашей с ним встрече я, ну, не совсем я, а Вик укокошил несколько его парней, то получается, что теперь и ко мне у него далеко не теплые чувства и вполне вежливого приема, как в прошлый раз, от него ждать не приходится.

— Доброго тебе вечера, Лука, — благодушно произнес Азид с заметным кавказским акцентом, — И долгих лет жизни, за такой подарок, — указал он на меня. Да, подарочек тот еще, если бы не Лука, то Азид бы меня вряд ли когда снова увидел.

— И вам, здравствуйте, Елена Витальевна. Правда, пожелания здоровья вам теперь не пригодятся.

Я похолодела, хотя и была к чему-то подобному готова. Наверное, нельзя подготовиться к собственной смерти, как ни старайся. И как мне теперь выбираться из этой передряги ума не приложу.

— Это почему же? — все-таки уточнила я.

— Потому что я никогда не прощаю, когда меня кидают, — резко ответил он.

— Я вас не кидала, — снова подала я голос, чувствуя, как вместо холода, тело опалил жар, не иначе температура стремительно ползет вверх.

— Вы — нет, — согласился со мной старый кавказец, — А вот ваш муж с его партнером Митяем — да. В прошлую нашу с вами встречу, я надеялся, более того, был уверен, что мы эту неприятную ситуацию решим полюбовно. В этот раз так не получится. Даже не потому что ваш муж не согласится обменять вашу жизнь на нужные мне акции. Он согласился бы, если бы мог.

— Что все это значит? — спросила я вмиг охрипшим голосом, что-то очень нехорошее предчувствие проскользнуло у меня в душе.

Азид недобро улыбнулся, присматриваясь ко мне, видимо, раздумывая, стоит ли мне, вообще, что-либо объяснять. Я ненароком бросила взгляд на стоящего неподалеку от нас Луку. Тот был неестественно бледен и напряжен. Складывалось ощущение, что он не слышал ни одного слова из нашего диалога со старым вором и где-то витает в своих мыслях.

— Буквально пару дней назад мне позвонил мой давний приятель из Москвы, — вкрадчиво произнес Азид, тем временем садясь на с скрипучий диван, — К моему сожалению, он сообщил мне далеко не радостную весть. По моей просьбе ранее он копал информацию на вашего мужа и Митяя. Поначалу я думал, что эти двое действуют от себя лично. Мой друг развеял мои подозрения. Ему строго запретили говорить имя того, кто стоит за Синицей и Митяем, но единственное, о чем он меня предупредил, что этот человек, обремененный властью и властью такой, что я, если продолжу вставлять палки в колеса лишусь либо короны, либо головы, либо и того, и другого вместе.

Я слушала, открыв рот, лицо Азида тем временем исказилось от злобы и гнева.

— Теперь ты понимаешь, безмозглая курица, почему мне глубоко плевать, кто передо мной ты или твой мужик?!Несколько лет я пытался добиться, чтобы завод принадлежал мне, войти в состав учредителей. Но нет! Сначала твой покойный папашка, сделал все, чтобы этого не случилось, теперь твой муженек.

С его злостью ушли все манеры и передо мной был не просто старый уважаемый вор в законе, а опасный враг, с южной кровью в венах, законы которых были «ока за око». Никто не связывался с кавказцами, зная, что если убьешь или обидишь одного, то расплачиваться будет вся твоя семья.

— Считай, завод я уже потерял. И поскольку терять мне уже нечего, то подарочек твоему мужу, в виде твоего трупа, я преподнесу. А потом и Митяю — либо его докторшу, либо его сестру, кого достану, а если повезет, то обеих.

Меня начала колотить дрожь, только я не определилась — от температуры или от страха.

— Азид, пойдем, пацаны уже поляну организовали, потом с девкой побазаришь, никуда она уже не денется, — неожиданно подал голос Лука. Старый вор тяжело поднялся, все еще глядя на меня, зло улыбнулся и вышел из комнаты вместе с моим новоиспеченным братцем.

А вот теперь думать нет времени, надо действовать, только как? Где-то минут через сорок, я крадучись подошла к двери и снова ее подергала, в надежде, что запереть ее забыли. И все с тем же результатом. Господи, неужели все так и кончится? Неужели это и есть конец моей беспутной жизни? Я взялась за голову и тихо застонала. Присев на диван, обхватила себя руками. Понимая, что на этот раз крепко влипла и спасать меня просто не кому. Имела ли я права просить защиты у высших сил? Сама понимала, что нет. Я — убийца собственного отца, жена криминального авторитета, не раз убивавшего других людей. Список можно продолжать. Но даже того, что я перечислила вполне достаточно для понимания того, что мне не помогут. Не за что помогать. Что-то я совсем расклеилась.

За дверью послышались шаги и, через секунду, скрежет открывающегося замка. Мое сердце ухнуло вниз и так там и осталось. Наверное, мой час пришел. В комнату зашел все такой же бледный Лука, едва взглянув на меня, бросил:

— Идем.

— Никуда я с тобой не пойду, — зло ответила я ему и буквально вжалась в диван, прекрасно понимая, что это не поможет, — Если думаешь, что я на смерть побегу тихим барашком — ошибаешься!

Лука тяжело втянул в себя воздух, видимо, пытаясь упокоится и неожиданно произнес:

— Не ори, дура. Если бы смерти твоей желал, пришел бы со всей шкодлой сюда и здесь бы все закончил. Я не хочу твоей смерти. Даже больше — я собираюсь вернуть тебя твоему мужу живой и здоровой.

От услышанного я испытала шок и чуть не решила, что на фоне температуры у меня начались слуховые галлюцинации.

— Азиду пришлось уехать по внезапно образовавшимся делам, его люди спят и проснутся только если землетрясение начнется, после такого-то количества выпитого. Ты сейчас тихо пойдешь за мной. Мы сядем в машину, я отвезу тебя домой.

Лука было развернулся, чтобы выйти из комнаты, но я схватила его за руку:

— Почему?

— Считай, что я не смог тебя убить, — усмехнулся он.

— Почему? — настаивала я.

— Идем, — так и не ответив, потянул он меня за руку.

Мы беспрепятственно вышли из затихшего дома к зеленой девятке, которая была предусмотрительно прогрета. Мороз стоял градусов -25 и я в своем спортивном костюме продрогла до костей очень быстро. Только воспаления легких мне не хватало.

Мы ехали по трассе, в направлении города и я не верила своей удаче. Мне, казалось, что сейчас он остановиться, заглушит машину, вытащит меня на обочину и пристрелит, как бешеную собаку. Но мы продолжали ехать в полном молчании, Лука смотрел на дорогу и, казалось, забыл о моем существовании.

— Знаешь, он рассказывал мне о тебе. Всегда, когда я просил. Только встретится с тобой была запретная тема.

Я вздрогнула, услышав его голос.

— Ты была для меня чем-то сказочным, запретным, но родным в детстве. В шестнадцать, будучи подростком я знал о тебе уже многое, разговаривая с отцом, мне, казалось, что я тебя знаю. Я собирался плюнуть на запрет отца и познакомится с тобой. Ведь у меня никого не было, Лена, кроме матери, которая пропадала на работе и отца, который изредка меня навещал. Никого из родных. Мне всегда хотелось большой семьи, чтобы все были вместе. Но ладно, не получилось, но я надеялся, что у меня будет сестра, пускай старшая, но все-таки родной человек. А потом я узнал, что ты убила отца. Все, что я знал об этом мире, понимал — рухнуло в одночасье. Ты лишила меня двух близких мне людей — отца и сестры. Ты лишила меня надежды. Я не понимал, не хотел понимать почему ты так поступила. Мне казалось, я тебя возненавидел. Ты права — я не сильно старался узнать мотивы, меня не интересовало, что именно произошло в тот день. Я не знал, что он стрелял в тебя.

Лука бросил на меня взгляд, а я молча слушала его исповедь.

— Я не знаю, что говорить, — произнесла я.

— Ничего не надо, — ответил Лука, — Все на самом деле просто — я никогда не смогу тебя убить, я даже не знаю, ненавижу ли я тебя на самом деле. Видимо, нет. Ты по-прежнему остаешься моей сестрой.

— Азида ты спровадил из дома?

— Да.

— Он тебе этого не простит.

— Переживу.

Я улыбнулась, теперь точно зная, что все-таки у меня есть ангел-хранитель, несмотря ни на что.

Мы уже подъехали к городу, когда Лука затормозил и я увидела, что впереди нас стоит черная тонированная машина, мигая нам фарами.

— Я позвонил Викингу и сказал откуда тебя забрать.

— Лука, я…. Господи, я даже не знаю, как тебя на самом деле зовут…

— Меня на самом деле зовут Лука. Лука Казанцев.

— Он дал тебе свою фамилию? — удивилась я.

Но ответить ему не дали. Внезапно Лука напрягся, я проследила за его взглядом и увидела, как к нам на всех парах несется Викинг. В долю секунды он подлетел к машине с моей стороны, распахнул дверцу и сгреб меня в охапку.

— Живая, — чуть ли не простонал он.

— Сейчас буду мертвая, если не перестанешь меня душить, — счастливо проворчала я. И тут же почувствовала, как резко мне стало плохо. Точно, воспаление себе заработала. Вик, наконец, очнулся и, судя по дальнейшей реакции, разглядел Луку на переднем сидении. Доли секунды хватило на то, чтобы он вскинул пистолет и взял на мушку Луку.

— Не надо! — вскрикнула я и повисла на руке Вика, вынуждая опустить смертельное оружие.

— Маленькая, — осторожно произнес Вик, — Все хорошо, он больше тебя не тронет. Никто не тронет, я обещаю, не бойся, — видимо, приняв меня за не совсем здоровую, принялся успокаивать меня Слава.

— Вик, — одернула я его, заставляя посмотреть себе в глаза, — Я в здравом уме. Не трогай его. Он ничего не сделал со мной — не убил и даже не покалечил. Он мой брат, Слава. Прошу тебя, не трогай его.

Вик сначала ошарашено посмотрел на меня, потом на Луку, который все это время продолжал молча сидеть на водительском сидении и только поглядывать на нас.

— Брат? Брат!? Тогда, как ты мог с ней так? — зарычал Викинг, все еще рвясь в бой, правда уже без пистолета, — Тогда… ты же чуть не изнасиловал ее… ты…

— Вик! — я вцепилась в него всеми конечностями и почувствовала, что сознание начало уплывать. На улице ледяной холод, а мне невыносимо душно, все внутренности словно жгло огнем. Я скорее поняла, чем почувствовала, что сползла обратно в кресло, отпустив Викинга.

— Лена? — первый опомнился Лука и легонько потряс меня за плечо.

— Я здесь, — пробормотала я.

— Да, ты вся горишь! — раздался вопль Викинга над ухом, и его ледяная ладонь на моем лбу принесла мне неимоверное облегчение, — Держись, маленькая, — я почувствовала, как его руки с легкостью подняли меня.

— Подожди, — просипела я и посмотрела на Луку.

— Я еще увижу тебя? — спросила я его.

— Как судьба решит, — ответил мне мой новоиспеченный брат, заводя мотор. Может, так и лучше, думала я, пока Вик нес меня к машине. Смогу ли я видеть его и не вспоминать, через что мне пришлось пройти? Сможет ли он видеть меня и не вспоминать, что я убила его отца и ту сестру, которая жила в его детских воспоминаниях? Время покажет.