Прелюдия. Уникальный творческий руководитель

Но впервые я попал в Останкино раньше. Это было летом 99-го года. А, может, осенью 98-го… Никак не могу вспомнить.

Есть у меня друг С., человек удивительного характера — веселый, импозантный, дружбу ценит. Он «газетчик», хороший талантливый журналист. Или был хорошим журналистом. Не знаю…

В 90-е С. объездил все «горячие точки» на постсоветском пространстве, писал на самые разные темы — от скандалов до геополитики — общался со многими большими ньюмейкерами на равных, запросто мог набрать телефон того или иного губернатора, министра и даже двух глав государств и поговорить — по работе, конечно же — с самим политиком, а не нарваться на его пресс-секретаря.

У меня много знакомых, занимавшихся в 90-е толи журналистикой, толи пиаром, но С. — характерный типаж целого поколения в профессии, тех, которые «выстрелили», попали в журналистику в 90-е, в то весёлое время отчаянных, уверенных в своих силах людей. Как мне однажды охарактеризовал тогдашнюю работу мой коллега Тимофей Баженов (в 90-е корреспондент «новостей» на НТВ): «Я понимал, что от меня, от моей конкретной репортерской работы многое зависит. Понимал, что я тоже участник происходящих событий, не последний участник — то, что я делаю, нужно людям, влияет на их жизнь». Это чудесное чувство сопричастности к происходящему в обществе, ощущение себя внутри истории. А сейчас… Удручающая социальная и профессиональная апатия, большинство вокруг ощущают себя аутсайдерами жизни.

То поколение пришло в профессию на смену советским журналистам. Молодые, категоричные, злые и голодные нигилисты. Поколение Yupi. Смена поколений почти везде была революционной, коренной — особенно на телевидении. Как описывал мне однажды С.: «Мы их скинули». «Советские» были образованнее, к профессии относились более ответственно, трепетно, но, считалось, были идеологизированы. А «молодые», как обычно бывает, считали, что новый мир будет очень легко построить, и займет это два-три года, главное — избавиться от старого мышления, от стариков. Помню, в начале 90-х читал редакционную статью в «Комсомольской правде» — тогда это было очень серьезное издание, а не «желтый» таблоид — где, описывая электорат коммунистов на постсоветском пространстве, делался вывод: с каждым годом популярность левых идей будет падать, по мере физической смерти старшего поколения. Не только «молодые» были виноваты в своей категоричности — это закон революционной смены поколений. Имена старшего поколения журналистов ассоциировались с советским прошлым, с советской властью, которая сама исключила возможность эволюционного развития общества. Как и сейчас — нынешняя власть и работающие на неё журналисты, все те, кто в свое время «скидывали» советское поколение — почти все телевизионное начальство представлено ими — не оставляют другого пути смены поколений, кроме радикального.

А может так кажется? Может это была такая игра, в революционную смену поколений журналистов. Когда начинаешь изучать бэк-граунд многих известных тех самых «молодых» — такое выясняется в их семейных, в студенческих биографиях… Не знаю. Всё иногда кажется большой игрой, далекой от реальности, правды.

Одно бесспорно. Легкость, с которой они, новые, завоевали — вернее заняли оставленное — брошенное — профессиональное место под солнцем, вскружила им головы. Может, в конце 80-х и в 90-е была упорная идеологическая борьба? Да нет. Не называть же борьбой антизюгановскую кампанию в 96-м или же публичные акции самобичевания — постоянные напоминания, что за советские времена остаётся только стыдиться и виновато опускать глаза перед Бушом и Клинтоном.

Мой друг С. как типичный представитель своего поколения журналистов 90-х был очень циничен. Для него журналистика и пиар часто были одним и тем же. Один день писал нормальную статью на социальную тему, например. При этом увлеченно мог мне рассказывать историю героев его материала, возмущаться их проблемами, давлением на них чиновников, несправедливостью. А на другой — мог сесть за «джинсу» [1], нисколько не рефлексируя. С С. дружили многие популярные «газетчики», постоянно прося его подкинуть им подработку — написать какую-нибудь «заказную» статью. Конечно, известные коллеги писали под псевдонимами. Хотя в «газетной» среде все знали, кому конкретное вымышленное имя принадлежит.

Когда мы с ним только познакомились, я, помню, в начале его даже возненавидел за этот откровенный цинизм и характерный для журналистов 90-х профессиональный комплекс полноценности — мол, они даже войну в Чечне остановили и на любых выборах главное не избиратели и кандидаты, главное — деньги и пиар-технологии. А люди проголосуют за того, кого скажут. Деньги, деньги, деньги. Их всех испортили лихие деньги. Хапать, хапать, хапать. Сколько же можно? Зачем столько?

С. относился ко мне как к еще «зелёному», но по-отечески заботливо, и со своей стороны поставил цель убедить меня в своей правоте, как он это называл, «научить тому, чему не научат на журфаке МГУ». Некоторые его уроки пошли мне на пользу.

— Заедем сегодня днем в Останкино, — предупредил однажды меня С. при встрече.

— А что в Останкино?

— Я тебя возьму на одну встречу. Только ты должен всегда молчать. Просто молчи! Всё своими глазами увидишь.

Помню — пока ехали, я, как обычно, затянул свою любимую тему. С. накануне вернулся из поездки в одну из областей, где встречался с местным премьером и губернатором. Уезжая, он мне рассказывал, потирая руки, что ему обещали хороший куш, по его определению, «пакетную джинсу»: статьи в газетах, материалы на телевидении, обсуждения на радио. Руководство области собиралось массированно распиарить на всю страну свою деятельность в тот судьбоносный, 99-й год. Все эти заказные проекты должен был курировать С. — ему дают деньги, объясняют, какой хотят видеть акцию, а он будет платить столичным журналистам за конкретную работу. Такой посредник между крупным игроком и авторами. Работа очень прибыльная. По игривому настроению моего друга понял, что поездка была успешной. И стал над ним подтрунивать.

— Ну что — встретился с этим…? — я назвал фамилию губернатора. — Опять продал свою душу?

— Встретился, — С. самодовольно улыбнулся, закивал и погладил руль машины. — Будешь хорошим мальчиком — пару статей или какое-нибудь интервью дам тебе написать.

Был за мной такой грешок в студенческие годы. Иногда С. давал мне подработку — написать заказную рекламную статью или интервью. Да, я не оговорился — даже интервью бывают заказные. Однажды, мне надо было сделать «интервью» с президентом одной из российских республик, про успехи региона, но так, чтобы было непонятно, что это «джинса». Я вспомнил всё, что мы проходили по курсу «Экономики», про научные либеральные теории, покопался в учебниках, «задавал» критические вопросы и сам на них «отвечал», в двух местах «президент» даже ругался с «интервьюером». Промучился целый день. Материал вышел в одной из центральных газет под другим именем, естественно. И С., помню, мне заплатил 200 долларов — тогда очень хорошие деньги. А после публикации настоящий президент звонил ему и, смеясь, рассказывал, с каким интересом читал это «интервью», показывал его своим подчиненным, говорил, что некоторые вещи взял на заметку. Даже проронил фразу: «В этом интервью я такой умный». С. в качестве премии доплатил мне ещё 100 долларов.

Конечно, я считал, что эта работа — не журналистика. Более того, мне даже друзьям было стыдно признаться в таком заработке, серьезно комплексовал. Тем более, даже под псевдонимом никогда не брался за «чёрный пиар».

— На этот раз я пас. Про этого губернатора ничего писать не буду. Он мошенник, и вокруг себя таких же собрал.

— Есть захочешь — напишешь, — С. подумал и добавил. — Скоро весь твой максимализм пройдет, студент.

Я не стал продолжать наш давний с ним спор. И спросил его о двух полиэтиленовых пакетах, которые С. держал в ногах. Обычные пакеты, одноцветные, оба наполовину были чем-то набиты, по виду — бумагами.

— Это что — мусор?

— Ага, — захохотал С. — Мусор, мусор.

— Или твоя «пакетная джинса»? Дай мне. Тебе же неудобно водить.

Он еще больше развеселился.

— Не надо, — отвел мою руку. — Здесь важные материалы.

Подъехали к Останкино. Выходя из машины, С. взял какую-то папку и эти пакеты. У центрального входа нас уже ждала девушка. Мы куда-то шли по знаменитым длинным коридорам. Мне было очень интересно — никогда не был прежде в Телецентре. Потом ехали в лифте. Вышли — как потом, спустя несколько лет я понял — на восьмом этаже. Один бы я там заблудился. Даже работая потом на НТВ, долго не мог ориентироваться в этом здании.

Стоял и, как ребёнок в зоопарке, озирался вокруг.

— Только — молчи! — ещё раз предупредил меня С.

К нам подошел какой-то интеллигентного вида — из-за очков — человек, очень просто одетый. Что-то знакомое было в его лице, но сразу его не узнал. Он энергично поздоровался с С. Потом протянул и мне руку и представился:

— Олег.

Я пожал его за руку. И замер. Забыл даже представиться — я узнал его.

— Это мой друг — Эльхан. Он со мной. Вы не против, Олег?

Тот быстро оценил мой глуповатый и пришибленный вид, думаю, приняв его за моё постоянное состояние и подумав, наверное, что ничем не рискует «с этим затарможенным кавказцем». Иначе, был бы против.

— Нет, нет, — замотал он головой и улыбнулся. — Пойдемте.

Это был Олег Борисович Добродеев, генеральный директор и главный редактор информационных программ телекомпании НТВ. Для меня, «зеленого» журналиста это был человек-легенда, «гений информации», «академик телевидения», «отец-основатель НТВ». Встретиться с самим Добродеевым? Да мог бы я о таком мечтать?! Это же как начинающему, но идейному стукачку, мечтающему о чекистском будущем, встретить живого Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Мы прошли на другой этаж. Потом был какой-то коридор. Всё это я смутно помню. Зашли в комнату, видимо, для официальных встреч — большой стол, кресла. Добродеев запер дверь.

Они сели, предложили мне, но я остался стоять. С. сразу поставил пакеты на стол перед Добродеевым. В них были не материалы, в них были деньги. Новенькие североамериканские доллары. В пачках. Только сотенными.

— Сколько? — гендиректор НТВ заглянул внутрь каждого пакета и задумался.

— Как договаривались — 150 тысяч долларов.

Пауза. Добродеев о чем-то думал, а я с жадностью его изучал.

— У вас есть время подождать? — спросил вдруг он для приличия, но, даже не взглянув на кивок собеседника, выпотрошил оба пакета на стол.

Вообще — это завораживающее зрелище… Большая куча денег. Вот они «бабки» — власть, красивая жизнь, уверенность в себе. Прямо на столе. Несколько секунд мы все, молча, смотрели на эту горку — каждый думал о своём.

И тут Олег Борисович, резко откинув оба пакета в сторону, стал пересчитывать деньги. Не разрывая ленты. Иногда слюнявя свои немного пухлые пальцы. Считал про себя. Долго считал. Продолжая пребывать в образе важного начальника. Как ни в чём не бывало. Не смущаясь.

В голове затуманилось от этого зрелища. Я в тот момент испытывал смешанные чувства. Вот мой кумир, человек, создавший новое телевидение России, отец НТВ, «уникального творческого коллектива». И этот человек при мне дотошно, увлечённо пересчитывает деньги, как заправский торгаш. У меня внутри всё бурлило, а я продолжал смотреть на эту сцену, не проронив ни слова. Вид у меня был глуповатый, как потом описывал С.

Очень хорошо помню некоторые детали. Теперь я заметил, что пакеты старые — потертые такие, не раз использованные. Добродеев некоторые купюры вынимал из пачки и придирчиво, слегка нахмурившись, рассматривал на свет — проверял, сомневался. Пересчитанные пачки аккуратно откладывал в сторону от себе, за спину. Всё увлеченно считал и считал. Поправлял очки и снова считал. И с каждой подсчитанной купюрой моё разочарование росло, крепло.

Получилось столько, сколько заявил С. Деньги вернулись обратно в эти старые пакеты.

— Передайте — всё будет в порядке, — не подавая вида, сказал Добродеев, но было ясно, что он доволен…

— Теперь ты понял? — зло бросил мне С., когда мы были уже в машине.

— Что это за деньги?

— На НТВ должны показать несколько сюжетов в «новостях» об этом губернаторе — ну как всё там хорошо в его области. На неделе туда поедет их съёмочная группа. И один материал в «Итогах» [2] — Добродеев обещал поговорить с Киселёвым.

— Не понимаю — что ты злишься?

— Он мне ничего не дал, даже не предложил. А я ему говорил, что всего лишь посредник. Ничего себе не беру, что я свой процент в этом случае не закладывал. Думал — сам поделится, — С. недовольно махнул рукой. — Я ему такие деньги дал возможность заработать, а он…

Это такие как он виноваты.

Всё взаимосвязано. В конце 90-х стала появляться ностальгия по советским временам. А сейчас пробуждается тоска по 90-м. Время было хорошее, никто не спорит — время, когда каждый второй хотел быть героем, а «каждый третий им был». Но вот забывать грехи и ответственность того телевидения нельзя. Ответственность тех людей в профессии. С первых дней своего создания оно взяло на себя миссию формировать действительность, а не информировать о действительности. Помните то навязанное ощущение Апокалипсиса и собственной неполноценности в качестве избирателей и в качестве граждан страны? Или уже забыли? И это благодаря им предыдущее десятилетие прозвали «лихими 90-ми».

Новое телевидение России, к созданию которого приложил руку этот человек, в 90-е стало сливным бачком для разного рода заказных материалов. Информационные войны, в которых на одной стороне участвовало старое НТВ, нанесли сильнейший удар по репутации российского журналиста, в особенности телевизионщика, в глазах общества. Определение «демократическая журналистика» стало ассоциироваться с предательством, продажностью и с презрением к собственным гражданам. Их «бизнес» — бизнес оплаченной политической рекламы — и погубил канал НТВ. Летом 2003 года Владимир Кара-Мурза, бывший ведущий НТВ признавался мне в интервью: «Мы держались за счёт того, что были частным телевидением, не связанным с государством. В 96-м мои коллеги сделали ошибку, когда дали власти подумать, что нами можно манипулировать. Когда сам Малашенко [3] вошёл в предвыборный штаб Ельцина и превратил НТВ в один из агитационных каналов». Это было очень важное признание.

Они обманули людей — показанная ими свобода оказалась слишком горькой и тяжелой ношей. Не нужной.

Это они, опошлив красивые «либерально-демократические начинания», подготовили почву для прихода царя-батюшки, авторитарного правителя, авторитарного мышления.

Всё взаимосвязано. Они и тогда держали людей, свою аудиторию за «быдло» и сейчас так считают. И тогда они были не журналистами, а агитаторами, и сейчас ими остаются. Тогда били в свою либерально-демократическую грудь и выкладывались перед Его Величеством Западом (если кто забыл, это Добродеев возглавлял то старое НТВ, из-за которого большая часть российского общества возненавидело профессию), возможно, искренне веря в примат западных ценностей. А теперь агитируют за мессианство, за своеобразный путь России (если кто забыл, это Добродеев теперь возглавляет главный идеологический рупор власти — телеканал «Россия»), возможно, также искренне в это веря. Ни то, ни это с настоящей социально-ответственной журналистикой, журналистикой сострадательной, человечной, чуткой ничего общего не имеет! Только теперь российское телевидение стало сливным бачком одного хозяина — кремлёвского.

Интеллектуал не может быть собачкой власти, собачкой при сильном. Стыдно это. Если коллегу покупают, какой же из него авторитет в профессии?! Для меня. Если Познера можно купить, обласкать и одарить привилегиями, я ему не буду верить.

И Венедиктова можно купить. И купили. И Добродеева. И Боровика — обоих.

А они ещё и обижаются.

Упустившее шанс поколение. Потерявшее себя поколение.

С. сделал огромное состояние в 90-е на «заказных» материалах, предвыборных кампаниях, но почти всё промотал. Сейчас работает в пресс-службе одной компании, занимающейся торговлей земельными участками и строительством. Его имя, а также другие подробности того случая — за пиар какого российского субъекта, имя губернатора — я не могу говорить. Всё станет ясно. Ведь все всё помнят — кто, когда, кому, за что платил, за что получал. Люди так устроены — забывать, вернее, откладывать на время в потаённые местечки памяти ненужную в данный момент, мешающую сейчас информацию и доставать её оттуда, когда станет необходимо, когда придёт время. Просто, современные политики, «герои жизни» плохо понимают исторические уроки. Они думают, что нынешние взаимоотношения будут продолжаться всегда, что нынешний рай они никогда не потеряют. Ошибаются.

Но С. я благодарен — на многие явления открыл мне глаза.


Source URL: http://ostankino2013.com/preljudija-unikalnyj-tvorcheskij-rukovoditel.html

Загрузка...