Молчаливый странник в Лондоне

Вступление

Летний полдень в ботаническом саду Кью-Гарденс

Тот, кому довелось прочесть мою книгу об английском Озерном крае, никогда не подумал бы, наверное, что я рискну написать что-нибудь и о Лондоне. Ведь в той книжке я настаивал, что жить под покровом лондонского тумана – вещь неприятная. Тогда я писал правду. Однако верно и то, что благоразумный человек рано или поздно во всем найдет прекрасное. В Лондоне я порой устаю от тумана и от тех, кому он так мил. Но я видел так много прекрасного, и у меня родилось столько мыслей по поводу вещей странных и курьезных, которые я наблюдал с тех пор, как попал сюда пять лет назад. К тому же, как человек Востока («один из тех странных китайцев, которые принадлежат к временам, канувшим в Лету», как сказал обо мне один лондонский критик), я обречен смотреть на многие вещи под иным углом. Но неужели моя точка зрения на самом деле столь оригинальна? Впрочем, мои читатели пусть судят об этом сами. Я никогда не соглашался с теми, кто настаивал на том, что люди разных национальностей значительно отличаются друг от друга. Внешне они, конечно, разные. Но разве не объединяет их общая потребность есть, пить, спать, защищаться от дождя и ветра? И так ли уж фундаментально различаются их взгляды на жизнь? Мысли отдельно взятого человека, конечно, индивидуальны, но сходство вкусов всегда будет связывать людей вне зависимости от географических границ, разделяющих их. Не кажется ли вам, что вы ждете от вашего мясника, чтобы он видел в резвом молодом барашке будущее аппетитное блюдо, а не произведение искусства? Уверяю вас, что и китайский мясник видит в барашке то же самое.

Мне всегда доставляло удовольствие записывать свои впечатления. Мысли о книге зарисовок из лондонской жизни давно преследовали меня. Но я все еще сомневаюсь, настала ли пора представить ее на суд читателя. Вообще-то я вполне согласен с моими друзьями, которые считают: первое впечатление самое свежее и острое. «Но оно может быть и ошибочным», – говорят другие. Еще до приезда в Лондон я часто слышал рассказы о нем тех, кто побывал там или читал о городе в газетах и книгах. Но эти свидетельства были слишком общи и не давали ясной картины. Мне кажется, те, кто судят о Китае по прочитанному и услышанному, страдают тем же недугом. Многие путешественники, которые прожили в Китае всего несколько месяцев, возвращались и писали книги обо всем – литературе, философии, социальной жизни, экономике. А некоторые писали, даже не побывав в стране. Я могу лишь выразить восхищение их безрассудной смелостью и искусством делать обобщения. Но мне кажется, многие страдают от этих обобщений, и я в том числе. Один мой английский знакомый был уверен, что я коммунист. Знаете почему? У него просто не было ни тени сомнения в том, что молодой китаец обязательно должен быть коммунистом. Другой был настроен весьма критически, видя во мне твердолобого ретрограда, который все еще живет в эпоху праотцов, ушедших в мир иной. А ведь я все-таки несколько раз общался с ними. Могу себе представить, сколько же англичан удивлялись, почему я не ношу косу [1]. А кто-то наверняка видел во мне персонаж, напоминающий мистера Чарли Чана [2].

Я скромный человек с небольшими способностями и не хотел бы делать обобщений в связи с крупными и злободневными проблемами и поэтому советую читателям не ждать от меня чего-то, похожего на глубокое академическое исследование Лондона. Существует целая гора книг известных историков, ученых, художников, как английских, так и зарубежных, касающихся характерных черт этого города. Это классические книги о Лондоне. Моя – иного рода. Я испытываю робость, когда обращаю свой взор на значительные вещи. Обычно мое внимание привлекают вещи, которые принято считать маленькими. Есть бесчисленное множество незначительных явлений, наблюдать, думать о которых доставляет мне огромную радость, хотя многие люди пренебрегают ими. Эту маленькую книжку, пожалуй, можно назвать пестрым собранием обрывков наблюдений, которые, как знать, может, кого-то и позабавят перед сном или в минуты праздности после вкусного обеда. Хотя я и собираюсь как-то организовать свои впечатления, но тут думаю предоставить вниманию читателя несколько примеров моих наблюдений, «предложить аперитив». На французском судне из Шанхая я добрался до Франции. Проведя ночь в Париже, направился в Лондон. Первое, что я увидел в Дувре, были котелки -котелки джентльменов – по обе стороны от железной дороги. То было какое-то наваждение. По мере приближения к городу их становилось все больше. Словно я приехал на фабрику по пошиву этих головных уборов. На вокзале Виктория меня встретил соотечественник, который тут же повел меня в китайский ресторан. На станции метро мы направились к лифту, и там мне бросился в глаза старый рабочий, который ругал симпатичного молодого парня, пытавшегося пролезть в лифт через дверь, не предназначенную для входа. Хотя у того, кто призывал к порядку, было закопченное лицо и руки человека, только что вышедшего из угольной шахты, он продемонстрировал куда большее уважение к закону, нежели молодой парень, одетый в щегольской костюм. На меня эта сцена произвела глубокое впечатление и даже привела в замешательство, хотя лондонцы, похоже, не обратили на нее никакого внимания. Спустя несколько дней, помню, я стоял на автобусной остановке напротив театра «Доминион» на Тоттенхэм-Корт-роуд. Подошел автобус, и толпа людей начала штурмовать его. Неожиданно я увидел юношу, который резко остановил мужчину средних лет, пытавшегося втиснуться в автобус, хотя еще не все пассажиры вышли из него. Мужчина сопротивлялся, но юноша был неумолим, сдерживал его до тех пор, пока пассажиры не освободили дорогу. Я настолько был поражен увиденным, что забыл сесть в автобус. Должен сказать, с подобным поведением старого рабочего в метро и юноши на автобусной остановке вы вряд ли встретитесь в большом китайском городе. Уверен, никто из наших людей не будет вести себя так в подобных ситуациях, хотя испытали бы к действующим лицам такие же чувства, что и я. К обоим я проникся большим уважением, ведь такие поступки очень помогают кондукторам и полицейским.

Хотел бы я знать, позабавят ли подобные наблюдения читателей. Естественно, у меня и в мыслях нет польстить высоколобым ученым людям. Помню, как однажды в беседе со мной одна леди заметила, что никогда бы не стала писать книгу, состоящую из таких разрозненных эпизодов, ради чьей-то забавы. Ни один достойный эрудированный человек, вещала леди, не позволит себе опуститься до такого. Любопытно, что ученые люди во всем мире одинаковы. Многие китайцы согласятся с этой леди. Как вы знаете, конфуцианские идеи оказывают огромное влияние на образ мысли китайцев. И темы, не связанные так или иначе с конфуцианскими принципами справедливости, искренности, любви детей к родителям и т.д., не будут серьезно обсуждаться в кругу ученых людей. Если книга не проникнута этими добродетелями, вряд ли ученый муж будет держать ее в своем кабинете или в комнате, где хранятся достойные вещи, из-за боязни оскорбить классиков. Те книги, которые я пишу, китайцы относят к разряду «книг под подушкой». Могут назвать «книгой после чашки чая или бокала вина». Но, скорее всего, нарекут «книгой на ночном столике». К сожалению, я не смогу написать эссе, подобное «Комплиментам читателям» Джонатана Свифта, в котором этот писатель разделил читателей на три класса: поверхностные, невежественные и эрудированные. Как утверждает Свифт, он искал подходящие слова, чтобы приспособить свое перо к возможностям каждого. А мне лишь остается надеяться, что мои читатели не будут слишком сетовать на то, что моя книга посвящена вещам, которые большинство считает не стоящими внимания.

Я полагаю, многим из тех, кто знает толк в китайской кухне, знакомо выражение «Чоп суй». В Лондоне я частенько приглашал моих английских друзей в китайские рестораны, и они обычно заказывали «Чоп суй». Когда блюдо появлялось на столе, спрашивали, из каких продуктов оно приготовлено. Я отвечал: «Из чего угодно». Все китайские повара и официанты знают, что английские гости любят это блюдо. На общепринятом китайском языке, который основан на фонетике пекинского диалекта, его называют «Цза суй» – «смесь всякой всячины». Цза – «размешивать», суй – «фрагменты, кусочки». Здесь есть хорошие кусочки мяса, много овощей плюс кусочки чего угодно оставшегося на кухне. И все это имеет странный запах. После этих объяснений я позволю себе назвать свою книгу «Лондонский Чоп суй». Может быть, она и не представляет какой-то особой ценности, но вдруг некоторым покажется аппетитной?

Мне повезло: за эти пять лет, проведенных в Лондоне, один за другим происходили такие важные события, как Серебряный юбилей царствования короля Георга V из виндзорской династии, а вскоре и смерть Георга V, коронация его старшего сына Эдуарда VIII, затем неожиданное его отречение от престола [3] и коронация младшего брата Георга VI, отставка яркого политика Антони Идена с поста министра иностранных дел и т.д. Такие драматические события за столь с исторической точки зрения короткий срок происходят нечасто. Как же повезло мне, человеку Востока, что они случились на моих глазах. Я видел – правда, на расстоянии – трех правителей, и в старом императорском Китае считался бы достопочтенным господином. Правда, в нашем, республиканском, Китае [4] такие вещи уже не поражают воображение.

Я, конечно, не буду пытаться комментировать политические события, потому что это не мое амплуа. Между тем за эти годы каждый в Лондоне рассуждал о политике и интерпретировал события так лихо, что я чувствовал себя самым глупым и тупым и шокировал людей, когда говорил, что ровным счетом ничего не понимаю в политике. Как-то вечером я вышел из дома опустить письмо в почтовый ящик и столкнулся со старым почтальоном, с которым был знаком четыре года. Это случилось вскоре после вторжения германских войск в Австрию. Почтальон поинтересовался моим мнением на этот счет и был буквально ошарашен, когда я ответил, что ничего не могу сказать по этому поводу. Тогда я в свою очередь спросил его: «А что вы думаете о случившемся в Абиссинии, Испании, Китае?» Он сказал, что у него много идей по поводу этих конфликтов, но каждый из них имеет свою специфику, поэтому разговор будет очень долгим. Многие думали так же и неистово спорили со мной, когда я уверял, что проблемы этих стран в сущности не отличаются друг от друга. Все утверждают, что стремятся к миру, но, на мой взгляд, на самом деле почти каждый или воюет или готовится к войне. Ежедневно вы встречаете в газетах слово «мир», но столь же часто в тех же газетах встречается слово «война». «Абиссинцам необходима цивилизация». «Австрийцы находятся под тираническим гнетом режима канцлера Шушнига». «Китайцев, не желающих признавать закон, надо обуздать». С широко раскрытыми глазами взирал я на тех, кто произносил подобные сентенции, приводившие меня в изумление. Года три назад молодая леди пришла ко мне на чай, и мы долго разговаривали обо всем происходящем под солнцем. Она полностью одобрила действия итальянцев, которые, оказывается, «цивилизовали» абиссинцев, потому что, на ее взгляд, последние были «варварами». Не сказав ни слова, я рассмеялся и, выдержав паузу, спросил: «А что вы думаете о китайцах?» Она ответила, что мы в высшей степени цивилизованные люди и она испытывает отвращение к нашему «дружественному соседу» за то, что он предпринимает против нас. Я был, естественно, польщен, но позволил себе не согласиться с нею в том, что мы не варвары. Иначе, почему мои предки называли голландцев, французов, англичан – фактически всех европейцев – «заморскими дьяволами», да и некоторые мои современники по-прежнему так же их величают. Мне кажется, что «варвар» – не такое уж плохое слово, все зависит от того, как определить свое отношение к этому понятию. Индийцы, например, тысячи лет назад называли нас «варварами». Когда наш великий монах Сюань Цзан в пору династии Тан (618-907) отправился в Индию изучать буддизм, тамошние монахи почувствовали в нем «своего» и решили отговорить его от возвращения в Китай.

«Индия, – говорили они, – видела рождение Будды, и хотя Он покинул землю, его священные следы все еще находятся здесь. Посетить все эти святые места, одно за другим, поклониться им, неустанно петь славу Ему – разве это не путь, который сделает вас счастливым? И какой смысл в том, чтобы приехать сюда и внезапно покинуть нас? Кроме того, Китай – страна варваров. Китайцы пренебрежительно относятся к монахам и к вере. Вот почему Будда не пожелал родиться в их стране. Взгляды ее обитателей узкие, а грехи их глубоко укоренились. Вот почему причисленные к лику святых и мудрецы Индии не ездят туда».

(Рене Груссе. «По следам Будды»)

Хотя ответ Сюань Цзана, по утверждению его биографов, был всплеском национальной гордости, за которым последовала хвала конфуцианскому традиционализму и гуманизму, я все равно не понимаю, почему нас не следует называть варварами. Я, например, совершенно уверен, что египтяне должны были называть нас варварами пять тысяч лет назад. Покойный сэр Джеймс С. Локкарт, в течение сорока лет работавший в правительстве Гонконга, обладал потрясающими знаниями Китая. Я посещал его каждое утро в субботу, пока он серьезно не заболел. Сэр Джеймс обладал неподражаемым чувством юмора. Когда он просил меня объяснить ему какой-нибудь пассаж на китайском языке, он называл себя «заморским дьяволом с весьма скромными знаниями». С его стороны было очень «патриотично» (не могу найти слова, лучше определяющего его чувства, хотя он и не был этническим китайцем) вычеркивать иероглиф «и», означающий «варвар», из китайских текстов, которые он отбирал для антологии стихов и прозы «Драгоценности китайской литературы», впоследствии переведенные на английский язык профессором Гербертом Джайлсом. К сожалению, в большом эссе все тот же злополучный иероглиф «и» – «варвар» встречался много раз, и он поменял его на другой иероглиф «и», означающий мое имя (эти иероглифы произносятся одинаково, но графически отличаются друг от друга и разные по смыслу) [5]. Однажды я принес ему эту книгу и заметил с сарказмом: «А я все-таки варвар». Он взревел от хохота и затем объяснил мне, что, видимо, шанхайский издатель сделал обратную замену, восстановив первоначальный текст. О, это был счастливый момент в моей жизни, который навсегда останется в памяти.

Эта книга иллюстрирована моими рисунками, которые, хочется верить, придают ей особый колорит, благодаря которому она будет отличаться от других книг о Лондоне. Спустя год моей лондонской жизни я попытался с помощью кисти выразить то, что увидел в городе. Но мой английский друг, который хорошо разбирался в китайской живописи, стал уверять меня, что кисть не принесет мне успеха в изображении английского пейзажа, сколько бы я ни старался. Он думал, что мои упражнения лишь нанесут вред моему оригинальному стилю. Я поблагодарил его за интерес к моей живописи, но совет его не принял. Хотя за эти годы у меня было много неудач, но мои работы, иллюстрировавшие книгу об английских озерах, были тепло приняты читателями. Я особенно благодарен тем, кто откровенно и предметно критиковал мои работы, отмечал удачи. Надеюсь услышать мнения и о тех рисунках, которые воспроизведены в этой книге.

В наши дни многие знают кое-что о китайской живописи, о том, как выглядят традиционные работы, и что является предметом творчества. Если они видят, скажем, свиток, на котором изображены одна или две птицы, несколько деревьев или скал, они, конечно, скажут: «Какая восхитительная китайская картина!» Но если увидят на картине нечто похожее на современное здание в западном стиле или фигуру современного человека, реакция будет другая: «Это что-то не китайское». И неважно, хороша ли манера живописи. Они, скорее всего, проигнорируют картину. Между тем, на мой взгляд, разница между восточными и западными картинами вовсе не в предмете, а в средствах изображения. Мы пишем птиц, цветы, пейзаж – то, что видим вокруг себя, хотя, как правило, работаем не на натуре, а пишем увиденное когда-то. В этой книге я изобразил среду, которую наблюдал последние несколько лет, и надеюсь, мои читатели преодолеют предубеждение и не скажут: нам не нравится живопись, потому что она «не китайская». Но ведь есть и другие стереотипы. Иной читатель похвалит живопись только потому, что в ней есть «китайский дух». А мне хотелось, чтобы о моих работах судили безо всякой предвзятости.

Есть еще один аспект, к которому я хотел бы привлечь ваше внимание. Возможно, большинство европейцев не представляют, в каком состоянии духа находимся мы, китайцы, в наши дни. Я говорю не только о себе. Речь идет обо всех моих соотечественниках. «Комплекс неполноценности» – от этого недомогания страдают, вероятно, в какой-то степени все люди. Но мы приехали в эту благополучную страну издалека, и волей-неволей должны сравнивать ее с нашей. Мы знаем о наших слабостях, но верим, что сможем их преодолеть, если будем действовать и у нас будет на это время. В конце концов радикальные реформы для любой страны – тяжелейшая проблема. За короткий срок ее не решишь. Долгая история и немалые размеры нашей страны делают ее еще более сложной. Некоторые из нас с трудом адаптируются к непонятной лондонской жизни и держатся от нее на расстоянии. Другие отказываются вращаться в тех кругах общества, где опасаются многочисленных неприятных вопросов, возникающих у тех, кто прочитал популярные книги или посмотрел фильмы о китайской жизни. Во всем этом виноват все тот же «комплекс неполноценности». Конфуций говорил: «Не беспокойся о том, что люди не знают тебя, беспокойся о том, что ты не знаешь людей». Вот почему я попробовал получше узнать Лондон и его обитателей. Все те, с кем я встречался здесь, были добры ко мне. «Есть ли хорошие вести с родины?» – часто спрашивали меня при встрече. К сожалению, приятных вестей было мало. Самой хорошей вестью было отсутствие новостей. Нас тревожили не только сугубо внутренние хлопоты. Немало неприятностей доставлял нам «дружественный сосед», который постоянно навязывал «дружбу», независимо от того, хотели ли мы дружить. Мне кажется, миру должно быть любопытно узнать, что это происходит примерно так, как если бы некая юная особа, которая намерена выйти замуж за старого мужчину, начинает с ним ссориться еще до того, как они полюбили друг друга [6]. Было ли когда-нибудь подобное в истории человечества? Что я могу сказать об этом? Ведь я Молчаливый Странник. К тому же в моей голове роятся всякие мысли, много мыслей… Я долго в молчании бродил по Лондону и действительно увидел очень много прекрасных вещей. Именно в молчании я сумел разглядеть их. Ведь смотреть и видеть – разные вещи, и они далеко не всегда совпадают.

Однажды я прочитал в газете «Таймс» статью «Молчание в метро», в которой рассказывалось о том, что Лондонское управление пассажирского транспорта, которое постоянно думает над тем, как доставить удовольствие своим клиентам, недавно объявило о том, что готово истратить изрядную сумму денег, чтобы сделать часть линий метро бесшумными. «Но эта перемена декораций, – говорится в статье, – переход от шумных поездов с безмолвными пассажирами к галдящим пассажирам в безмолвных поездах, если и произойдет, будет еще одной революцией в подземной жизни Лондона, на которую наверняка обратит особое внимание случайный визитер».

Вполне возможно быть молчаливым странником в Лондоне, хотя многие отнесутся к этой идее с недоверием. Вот то, что я хотел продемонстрировать этой цитатой. И должен заметить: тот, кто молчит, обладает одним преимуществом. Он чувствует себя более раскрепощенным по сравнению с теми, кто тратит время на пустые разговоры. Время – важный фактор жизни, особенно для тех, кто живет в Лондоне. Я хотел бы познакомить вас с надписью на старинных солнечных часах:

Молчаливый Странник хотел бы присоединиться к последней группе счастливцев. Эта книга – своего рода реестр мыслей, которыми я делился с самим собой за эти пять лет в Лондоне, где был так немногословен.