ИНТЕРЛЮДИЯ I

А мир был чудесный, как сопля на стене,

А город был хороший, словно крест на спине,

А день был счастливый, как слепая кишка.

И он увидел солнце.

«Он увидел солнце», Егор Летов

Два километра. Половина пути через заросли травы и руин населённого пункта пройдена. Я помнил расположение ловушек и диких кувшинок, посему держался проторенной дорогой. Справа от нас раскинулись заросли леса, на месте которых раньше стояли дома. Макушки деревьев вонзались в небо точно нож в масло. То и дело они покачивались из стороны в сторону, хотя ветра не было. Я остановился. Рита, шедшая последние минут пятнадцать впереди, стала громко кричать, указывая в сторону леса. Я не слышал, что она пыталась сообщить — воздух воронкой засасывал в себя любые звуки. Из-за спины девушки не было видно, что происходило там, в чаще леса. Бойцы вскинули оружие, пока я снайперским взглядом целил макушки деревьев, уже нещадно колотившие друг друга. «Ветер, это ветер», пытался пробубнить я, но меня никто не слышал. И тогда во всей красе они предстали моим глазам.

Никто толком не знал, откуда взялись колобки — монстры, обитавшие за чертой Белоострова, откуда раньше брала начало Финляндия до войны 40–41 годов. Лучшие умы метрополитена заверяют, что после Катастрофы маннергеймцы — обитатели хельсинкской подземки, разводили мутированных морских ежей, которым ни нужна была вода. Наши же прозвали их на свой, русский лад. Через определённое время, почуяв опасность, финны выпустили тварей на волю, где существенная часть мутантов не смогла до конца справиться с местной радиацией и издохла. Малый остаток прогрессировал: иголки стали длиннее и эластичнее, за счёт чего дикобразы освоили воздух. По одной из версий, маннергеймцы специально отпустили на волю ежей, чтобы те добрались до питерского метро. Но я понимал, что в уши нам лилась очередная профанация гениальных мыслишек метро, не навоевавшихся за своих отцов-палачей. Да и откуда нашим умам было знать, что творится почти в половине тысячи километров от дома?! Одно было железно — встреча с колобками в 99 процентах случаев сулила смерть.

Поначалу я не мог поверить тому, что видел, ведь колобки — сугубо локальное явление. Дальше Белоострова как в южном направлении в сторону Сестрорецка и Питера, так и в восточном они не заходили. Белоостров располагается буквально под боком у Финского залива, западнее Токсово в тридцати километрах. Но время для домыслов и арифметики назрело не самое подходящее. Справившись с сопротивлением воздуха, как грелка в пять атмосфер с тузиком, я приказал всем бежать в лес.

Шарообразные существа, сплошь покрытые иглами, дали бы фору гепарду, преодолевающему расстояние до ста пятнадцати километров за час. Глаза у колобка — бусинки, словно он одолжил тех у Библиотекаря. Вот только рот занимал четверть тела, проглатывающий всё живое и неживое на своём пути. Я не успел сосчитать, сколько тварей влетело в лес, лавируя между деревьями, когда мы затаились у крон деревьев. Я осознавал, что нам необходимо вернуться на дорогу, иначе в лесу нас один за другим сожрут волки. И то в лучшем случае. Быть захваченным врасплох древесными людьми мне не очень то хотелось. Славились те своим людоедством и жестокостью, выходящей за рамки любой морали, если она ещё осталась в нашем мире. Африканский диктатор Иди Амин взял отдых до конца жизни.

— Феликс, Крот, следите за кронами деревьев — крикнул я диггерам, стоявшим через три дерева от меня. Напоминали те истуканов, на которых хоть сейчас стоило бы начать молиться (причём неистово), чтоб злые буки улетели прочь.

— Рита — окликнул я девушку. — Прикрываешь мою спину.

— Диня — солдат лежал на траве как хамелеон, пытающийся слиться с природой. — Пойдёшь со мной.

Фактически бесшумным ползком Денис приблизился ко мне. Колобки не те ещё сюрпризы преподносят. По воздуху движутся настолько тихо, что боец на их фоне представлял собой слона, идущего по хрупкому стеклу. Насчёт слуха я уверен не был, потому не стал испытывать судьбу и сразу направился на границу леса. Стоило мне сделать шаг за пределы чащи, как одинокий колобок вылетел откуда-то из-под земли, сожрав дёрн, после стрелой кинулся на меня. Я успел увидеть россыпь зубов, чёрную бездонную пасть прежде, чем Диня автоматной очередью положил монстра. Не хватило метра, чтобы моя голова слетела с плеч, став закуской для ежа.

В лесу один за другим посыпались выстрелы. Только я хотел вернуться обратно, как колобок преградил мне путь. Инстинктивно я вскинул винтовку и, не прицеливаясь, спустил курок. Пуля выбила глаз, в результате чего мутант просвистел мимо меня, задев мне щёку своей иглой. Резкая боль сковала лицо, но обращать внимание на это не было времени. Я развернулся. Денис палил по колобку, но тот, в отличие от первого, не желал падать: лишь прыгал по земле точно баскетбольный матч. Из круглого тела сочилась коричневая кровь. Третий колобок, будучи подстреленный, вылетал из леса. На сей раз я не промахнулся, сделав ему пасть на всю морду. Летающий мячик разлетелся надвое как будто лопнул изнутри. Чёрт, и почему Рита меня не прикрывает?

Не успел я подумать о той, которая согревала мне сердце в течение двух месяцев знакомства, как диггерша вышла из леса, залитая кровью с ног до головы. Безумный хирург-садист вернулся после операции с билетом на тот свет для пациента. Вслед за девушкой на меня бежало безголовое тело в армейском обмундировании, раскидывая руками в разные стороны. Меня чуть не вырвало. Живой труп прошёл ещё чуть-чуть, после плюхнулся на землю, продолжая трястись в судорогах. Кровь толчками выплёскивалась из обрубка шеи как из свиньи на бойне. Это был Крот.

Тут же, отстреливаясь, Феликс пятился спиной из леса. Мы с Диней побежали вперёд, подстраховывая бойца и Риту. Два колобка оккупировали нас по разные стороны. Один до сих пор жадно пережёвывал мозги Крота. Я решил его взять на себя. Сразу три автоматные очереди обрушились на ежа, кинувшегося на нашу группу. Четвёртый, тот самый, убивший солдата, заходил сзади. Всё решили доли секунд. Мне хватило одного выстрела, чтоб попасть промеж глаз, когда что-то сразу после спуска крючка ударило меня в спину. Я полетел вперёд будто в замедленной съёмке, наблюдая за тем, что происходит вокруг. Колобок, в которого я попал, трепыхался на земле, на том месте, где стояли мы. Но там никого не было: ни диггеров, ни твари, пытавшейся прорваться нам в тыл.

Я отсчитал десять бесконечных секунд, лёжа на траве и глядя в красные застывшие облака, сошедшие со знаменитой картины Мунка. Твою ж мать, как же она называлась? Думай, Молох, думай. Заставь мозг работать! Девять… десять… У тебя лишь имя. Я поднялся. Всё та же тварь, откусившая моему соратнику голову, поедала своего сородича, которого, по-видимому, успели пристрелить диггеры. Ёж прекратил паскудное действо, глядя на меня бусинками. Чувство дежа вю дало о себе знать.

— Чтоб тебя сожрали древесные люди, сучий ты потрох! — на ходу перезаряжал я ремингтон, чудом оказавшийся рядом со мной при падении. Рана на лице запульсировала.

Восемь пуль. Именно столько понадобилось на то, чтоб существо отлетело в сторону леса, разорванное в мелкие клочья. Я огляделся. Ко мне подходили Феликс и Рита, оба выковыривая, подобно занозам, колючки из ног. Нам повезло, что колобок врезался своим рылом, так бы нас всех шипами пронзило насквозь. А там, в лесу лежало ещё несколько изрешечённых мутантов. Скоро они станут хорошей закуской для каннибалов.

— Здорово время провели — улыбаясь, на нас шёл Диня, вынимая единственную иглу из правой руки. — Вот только Крота жалко.

Мы отнесли тело бойца как можно дальше от леса, чтоб он в ближайшее время никому не достался. Надеюсь, когда подоспеют волки, им на закуску останутся только кости. Времени для похорон не было. Кто знает, сколько ещё осталось колобков? Не делая перевала, мы последовали дальше, держась проверенной просеки.

Озеро Кавголовское встретило нас как русский немца в четыре утра у окраин Бреста: внезапно и без церемоний. Водная гладь простиралась до горизонта. На озере стоял идеальный штиль, коего не видывали картины Айвозовского. Я рисовал в уме монстров, таящих в себе глубины водоёма. Таких древних и могущественных, которых не может постичь человеческий разум. Мутированных существ, проснувшихся под воздействием радиации. Слева и справа от нас сохранились дома, обвитые ядовитым кустарником. Одна из кувшинок преградила путь — роза посреди пустыни. Растение выпрямилось в человеческий рост, раскрыв пасть с россыпью жёлтых клыков. Такой может без труда проглотить человека, как питон засасывает в себя восемь толстяков. Я решил не тратить патронов, дав команду бойцам расстрелять мутанта-травинку. Кувшинка под градом пуль неистово взвилась. Зубастый цветок лопнул и остался стебель, сочившийся салатной жидкостью.

Ближайшие сто метров мы расправились ещё с шестью кувшинками. Почти по штуке на каждые двадцатку метров. Один раз пасть сомкнулась прямо за Диней, тем самым боец лишился провизии. Идти оставалось недолго и на обратный путь еды должно было хватить, если нас не ждал билет в один конец. Чем дальше мы продвигались, тем озеро становилось беспокойнее. Ещё через километр волны стали доходить до нашей просеки, вышвыривая на берег горсти червяков размером с баварские сосиски. Сворачивать нам не стоило в виду всё тех же ловушек, потому мы периодически отстреливались от беспозвоночных. Наша обувь залилась жидкостью, по цвету напоминавшую гной с кровью. Да, последний километр ожидал выйти весёлым.

Но озеро ушло в сторону и перед нашими взорами вновь предстали бесконечные леса. И тогда я почувствовал укол в голове, не предвещавший ничего хорошего. Ремингтон в руках стал влажным от вмиг вспотевших рук. Я остановился, вглядываясь вперёд. Ветер ласкал моё тело, напоминая, что не всё на планете ещё мертво. Я с надеждой глянул на небо. Облака собирались в кучу, оповещая о надвигающемся дожде. Взгляд снова вернулся на деревья. Не прошло минуты, как из леса стали выходить один за другими каннибалы, которых я так опасался увидеть. Но мы находились на более-менее открытой местности, посему методично подстреливали одного древня за другим. Чем-то они напоминали веганцев, хотя на вид заслуживали высшую оценку по шкале уродливости. Лицо поросло травой, вместо волос — ветки, а конечности заменяли стебли растений. Такое не приснится и в страшном сне. А ведь когда-то древесные сапиенсы были людьми. «Лучше бы они вообще не выжили после залпа ракет», — с сочувствием подумал я, доведя свой счёт до чёртовой дюжины по числу убитых монстров.

На том и закончилось, когда перед нами расстелилось пушечное мясо из каннибалов. На четверых мы положили около полусотни древесных людей. Продвигаться дальше следовало осторожнее, ведь кто-то из существ мог ещё оставаться в живых. Не очень хотелось остаться без ноги. Но все, как по взмаху волшебной палочки, оказались на другом берегу Стикса. Я вглядывался в мёртвых древней. Кровь красна как солнце на закате. Что с вами стало, братцы? Если бы мы только знали, какой ад разверзнется после Третьей Мировой, то давно бы уничтожили все запасы ядерного оружия на Земле. Вот только ничего ныне не изменить. Человечество не способно глядеть в будущее.

Постепенно смеркалось, когда до платформы Кавголово оставалось полкилометра. Но на пути, кроме мелкого покрапывающего дождя, нас ничего не встретило. Слева по курсу расположилась платформа без путевых указателей, говоривших бы о нашем месте расположения. Лишь бетонная плита, расколотая посередине надвое. Без труда мы перепрыгнули через небольшую расщелину и уже через секунду другую стояли у края платформы. Ни бункера, ни домов. Вдалеке одиноко подмигнула молния и стая чёрных птиц, оказавшихся вдруг над нашими головами, взяла курс туда, на Приозерск.

— И где же наш хвалёный бункер?! — Железный Феликс вглядывался вдаль.

— Мне то откуда знать — дабы снова не потерять чувства реальности, я взял Риту за руку. — Может, стоит пройти дальше?

— Молох, нам нужен был посёлок Кавголово? — поинтересовался Денис.

— Не совсем. По сути, мы сейчас до сих пор в Токсово. Точнее, на его руинах. Постышев с Карповым говорили именно о платформе. Вот мы на ней и…

Последнее слово заглушил разрывной по мощности гром. Молнии на горизонте выстреливали одна за другой, точно Зевс окончательно разбушевался. Дождик в одночасье перерос в ливень. Я прикинул навскидку, что через час солнце уступит сумраку. Загадочный бункер Империи Веган следовало найти во что бы то ни стало до наступления темноты.

— Стоит дойти до озера! — перекрикивала Рита шум ливня. Я сжал её руку крепче, словно девушка была способна выскользнуть из неё и навсегда уплыть за тридевять земель. Сердце в груди заплясало как сумасшедшее.

Двести метров до дороги, сворачивавшей в сторону озера, мы так же прошли без приключений, как будто кто-то окончательно сдался или же вовсе не хотел с нами связываться. На путь мы убили пятнадцать минут, с трудом продвигаясь через потоки грязи, постоянно смывавшие к нам дождём. Столько же по тропинке, ведущей к водоёму. На спуске к озеру мы обратили внимание на кувшинку, склонившуюся к земле. Видимо, настал и её час, как у глубоких стариков в метро, повидавших мир без радиации, мутантов и веганов. Позади, там, где осталось Токсово, послышался одинокий вой зверя.

По правую руку стояли руины ларька, из которого то и дело вымывало человеческие кости. Чуть впереди бушующее Кавголовское озеро с перекатывающимися гребешками волн. Не обращая внимания на ливень, мы смотрели в сторону водной стихии. Такое зрелище при нашей жизни, дай Бог, повидать хотя бы единожды. В метро только и разговоров, что об озёрах, морях и океанах. И о закате. О том, как солнце, погружаясь в волны, становится алым как кровь. Ближе к тому берегу я заметил хребет неизвестного мне существа. «Чудовище Кавголовского озера», — подумал (или сказал?) я.

Просека петляла налево и упиралась в массивный двухэтажный коттедж, по воле Господа оставшегося целым и невредимым на фоне разрухи и смерти. Мы поднялись по ступеням. Дубовая дверь оказалась не запертой. Что ж, меньше проблем. Послышался шум. Разгулявшийся ветер поднял крышу ларька и понёс её в сторону чудовища — вселенски одинокого и потерянного как наша матушка Земля. Кости навсегда замело землёй, став историей неизвестной нам в будущем цивилизации.

Дома было уютно: вокруг царила чистота и порядок. В главной гостиной комнате стоял внушительный камин, явно в ожидании своих хозяев. Феликс и Рита проверили второй этаж, мы с Диней обследовали первый. Никого. Когда наконец стемнело, мы расположились на кухне, вслушиваясь в завывание ветра и треск капель дождя по крыше. В холодильнике завалялись нетронутые консервы. В рюкзаках оставался запас еды. Так мы просидели неизвестно сколько времени (оно для нас не существовало), обсыхая, и, восстанавливая свои силы. Я не удержал себя походом в туалет.

— Сейчас вернусь — улыбнулся я диггерам. — Кишечник требует.

Путь в уборную лежал через тёмный холл. Внезапно страх одолел мною. Я слышал скрип половиц под своими ногами и что-то ещё. Я здесь не один. Там, впереди стоял силуэт неизвестного человека. Монстр во плоти. Звать на помощь или бежать назад слишком поздно. Волна пота прокатилась по мне как фанера над Москвой. Фонарик и «малышка» остались на кухне. Я замер. Как по заказу, сверкнула молния. Налитая кровью рожа смотрела на меня. Лицо в рубцах. Из шрамов вились опараши. Горстями сыпались на пол. Ноги подкашивало. Я не в силах был сделать шаг. Оно кинулось на меня. В два шага преодолело половину расстояния. Ещё шаг. Исполинская тень накрыла меня.

— Молох?! — окликнула сзади Рита.

Девушка посветила вперёд. Там, откуда на меня бежало Нечто, стояла вешалка с вогружённой на неё пальто и шляпой. Ни больше, ни меньше. Плод больной фантазии.

— А? — старался не подавать я вид того, что чуть ли не справил нужду раньше времени.

— Ты не заблудился, любимый?

— В общем то, да — я подошёл к Рите, обнял её, поцеловал. Кошмар как рукой сняло.

— Тогда позволь мне тебя проводить — ослепляла она меня своей улыбкой как Данко пылающим сердцем. В ответ, позабыв о том, куда и зачем шёл, я стал снимать с неё одежду, целуя тонкую нежную шею.


Ночью я устроился с Ритой на втором этаже, в то время как Феликс с Диней нашли заначку конька. Пятилитровая канистра двадцатилетней выдержки, заполненная, правда, на треть. Неплохой куш за путь, проделанный из чертогов ада к вратам рая.

— Сашка, какие у тебя планы на будущее? — мы с Ритой лежим обнажённые на роскошной кровати. За окном не прекращается дождь. Но эта ночь уже стала нашей.

— Вернусь с Кавголово и первым делом под венец — я не в силах оторвать взгляда от девушки, нежно глажу её волнистые волосы.

Она говорит, что любит меня всем сердцем. И я отвечаю взаимностью, после чего мы пускаемся в хоровод любви. Наш печальный режиссёр, снявший фильм с печальным концом. А нам так хотелось смотреть на экран.


— Динь, пади сюда. Что там такое?

— Феликс, тебе пора спать. Коньяка больше, ик, не осталось.

— Да нет, глянь же.

Денис, умело сохраняя концентрацию, подошёл к камину. Железный Феликс стоял рядом и светил внутрь топки. Как ни странно, но луч фонаря выхватил не кирпичную стену, а чуть приоткрытую железную дверь, из щели которой веяло сквозняком.

— Эврика! Похоже, вот и наш бункер — обрадовался боец.

— И в самом деле — Денис не мог скрыть радости. — Разбудим голубков?

— Давай оставим на завтра, товарищ. Угу?

— Действительно. Будет день, будет и пища.

Солдафон поплёлся обратно к дивану, прилёг. Прежде, чем закрыть глаза, погружаясь в глубокий похмельный сон, наполненный феерией кошмаров, Феликс во второй раз окликнул бойца. «Смотри, что я там нашёл», — сквозь дрёму услышал Денис откуда-то из другого мира. По инерции диггер приоткрыл правый глаз. Тёмный силуэт друга по-прежнему стоял у камина: у того места, внутри которого расположился вход в бункер. Коммунист сделал шаг вперёд. В руках предмет, сокрытой пеленой ночи.

— Хороша — боец разглядывал свой трофей. Совковый, но, тем не менее, безупречно отточенный ледоруб.


Восемь утра, общая гостиная. Солдатам потребовалось не более десяти минут на еду, туалет и сборы. Один Денис немного помучился, заливая водой сушняк.

— Неплохой ледоруб — кивнул я Феликсу прежде, чем первым зайти внутрь камина. Железная дверь жалобно застонала, но таки сдалась и впустила нас внутрь чистилища.

Узкий коридор с бетонными стенами вёл всё глубже и глубже под землю. Я не видел ни ламп, ни ниш для свеч, в общем ничего, что могло бы дать свет. На время функционирования бункера в него можно было попасть исключительно с фонариком. Я представил, что было бы, если бы на половине пути у фонаря сели батарейки. Кромешная тьма и сотня метров в одну и другую сторону. Наедине со своими мыслями, со своим страхом. Но мы шли в тишине, разрывая тьму ярким галогенным светом. Звук шагов гулко отскакивал от стен, иголкой вонзался в барабанные перепонки. Я побоялся нарушить тишину, иначе звук моего голоса разорвал бы ко всем чертям головы. Акустика — страшная вещь.

Наконец коридор вывел нас ко второй железной двери, поверх которой на сей раз красовался огромный знак радиации с красными буквами: «УБЕЖИЩЕ 13». Сбоку же кровавый отпечаток пятерни, словно кто-то, истекая кровью, придерживался о стенку.

— Молох — Денис старался говорить как можно тише. — Как думаешь, Убежище 13 — то, к чему мы шли и что искали?

— Вероятнее всего. Сомневаюсь, что где-то близ платформы есть нечто подобное.

— Интересно, выжившие там остались?

— Не знаю, Динь — я потянулся к проржавелой ручке. — Должны быть. Сигнал то не так давно поступил к нам в метро. Важно другое — что нас там ждёт.

— Истина — прошептала Рита.

Я кивнул и потянул дверь на себя. Поначалу мы физически ничего не могли разглядеть, ибо столб пыли заволок глаза. Холод стоял дикий, что не сулило ничего хорошего. Раз бункер, следовательно, резиденты должны были как минимум заботиться о системах воздухоочищения и теплорегуляции. Не говоря о банальной гигиене. Наконец наш путь пролёг через ответвления коридоров и комнат, рассыпанных по ходу пути. Подавляющая часть камер была с решётками. По крайней мере, в шести комнатах я увидел обезображенные скелеты. У многих оторваны конечности, у кого-то наполовину не хватало черепа, словно по нему от всей души херачили кувалдой. На полу и стенах засохшие пятна крови, которые время не сотрёт до тех пор, пока оно само не умрёт.

— Матерь Божья, что здесь вообще происходило?! — Феликс перестал заглядывать в пустующие комнаты, напоминавшие всем нам камеры-пыток Освенцима.

Коридор закончился лестницей, ведущей на верхний уровень. Своеобразный спуск, а затем снова подъём. На втором этаже располагались боксы с одиноко стоящими кроватями и столами. Наличие толстого слоя пыли говорило о том, что здесь уже, минимум, полгода как никто не обитал. Рита на всякий случай проверила уровень радиации. Норма. Пока она проверяла, мы вышли на кухню. Помещение представляло, скорее, лабораторию, нежели общепит. Вот только кастрюли и тарелки портили вид на фоне отсыревших колбочек, шприцов и вееров скальпелей. На столе лежала окровавленная бормашина и лобзик. Рядом в проспиртованных баночках различные человеческие органы.

— Здесь что, опыты над людьми проводили? — выпалил Денис на одном дыхании.

— Чертовщина полнейшая — ответил я. — Бункер же веганский, так? А что, если люди, пришедшие сюда и подавшие сигнал о бедствии, проводили над ними опыты?

— Молох, мать твою, я что, не знаю, по-твоему, как выглядит сердце? — Железный Феликс взял одну из баночек.

— Допустим. Но ты знаешь внутреннее строение веганов? Что мы вообще о них знаем?

— Замечательно! Я одно скажу — они чертовски высокие! Даже детки вымахивают до двух метров высотой. Ты видел там, снизу, человеческие кости? Это же обычные люди, а не долбаные шкафы!

— Так, нам надо всем успокоиться — встала Рита между мной и Феликсом.

— Она права — вступился Денис. — Давайте узнаем, что там дальше.

Мы прошли ещё мимо двух пар кубриков. Пока безрезультатно. Я пытался в уме нарисовать себе план подземелья, но ничего не выходило. Я понимал, что мы уже пропустили много комнат, особенно на нижнем уровне, но сомневался, что там мы бы нашли жизнь. Может, Убежище 13 — вовсе не то, что нам нужно?

— Молох — нарушила ход мыслей девушка. — Похоже, радиорубка за вон той дверью.

Не до конца понимая, какой артефакт (ну и словечко) мы должны найти, я распахнул дверь. Скрип петель как следует ударил по ушам, а вслед за ним очередная порция пыли ударила в глаза. Блин, и почему мы сразу намордники не нацепили?

Радиорубка оказалась конечной комнатой Убежища. Её хвостом. Ни спусков вниз и наверх на новые уровни. Я мысленно прикинул: сейчас, по сути, мы находились строго над входом в бункер, ибо второй уровень с самого начала вёл нас обратно. Да, неудобно сделано. Чтобы вернуться на исходную к тюремным камерам, нам снова придётся сделать нехилый крюк. Закинув мысли куда поглубже, я проследовал вперёд. Комната напоминала полукруг, в центре которого располагались кресла, а за ними на стене заглохшие мониторы и компьютеры. Судя по последним, бункер возвели ещё в годы Холодной войны, вот только с веком не рассчитали.

Я развернул кресло с самой высокой спинкой к нам. Перед нами восседал полуразложившийся труп мужчины, навечно вперивший взгляд в мониторы. Первый мертвец на текущем верхнем уровне. И как сохранился! Видит Бог, умер бедняга месяца два назад — последний резидент Убежища. Кто же тогда послал сигнал? И где все тела? Если он один собственноручно не проводил опыты.

— Преображенский Е. И. - прочитал я на нашивке у мертвеца.

— Молох, пади-ка сюда лучше — позвал меня Диня. — Я не знаю, что здесь такое, но горит красная лампочка и какая-та кнопка под ней.

— Может, за этим мы шли? — сказал я и, не раздумывая, надавил на кнопку.

Из динамиков, подвешенных к потолку, как из рога изобилия полилась флейта голоса. Принадлежал он представившемуся профессору Преображенскому, пославшему, судя по отчёту, два месяца назад сигнал к нам в метро. Тот самый, который получил Постышев на Василеостровской двумя неделями ранее. Что ж выходит? По каким-то причинам сигнал летал больше месяца, пока его не перехватили и не отправили сюда нас. Запись являлась предсмертной запиской Преображенского, ибо он понимал, что дни его сочтены. Об этом нам ничего не говорили.

«Я УМРУ И ПРОШУ ВАС, ЧТОБЫ ВЫ ПОВЕДАЛИ МИРУ ТАЙНУ. ВСЁ, ЧТО ПРОИЗОШЛО ЗДЕСЬ, В УБЕЖИЩЕ НОМЕР 13 НА ПЛАТФОРМЕ КАВГОЛОВО. ТАЙНУ ВЕГАНА И ЛЮДЕЙ. ОТВЕТЫ ЛЕЖАТ У МЕНЯ В КАР…»

— То было его последнее слово — сориентировался я.

— Обожди — как ненормальный заходил Феликс по комнате. — Доктор Сатана, чей труп мы с вами сейчас так мило лицезреем, отправил послание невесть куда и зачем? И только спустя полтора месяца его чудом перехватили у нас в подземке? А с чего Карпов с Постышевым вообще решили, что инфа так важна? Переломит ход войны и прочая дребедень. По мне так, наш путь — одна большая сраная ошибка!

— Не спеши с выводами — ответил я диггеру. — Уверен, всё то, что происходило в Убежище имеет отношение и к правде об Империи. Правды, которая сможет изменить ход войны, о чём нам говорили с самого начала.

— Молох, не тяни — замялся Денис. — Давай проверим, что же там у него в кармане.

Момент истины, к которому изначально наша великолепная семёрка шла, наступил здесь и сейчас. Не в силах сдержать от волнения дрожь, я чуть не выронил то, за чем мы сюда пришли. Вещица, из-за которой мы уже лишились троих бойцов и неизвестно, как ещё вернёмся обратно. В руках у меня была плёночная видеокассета — позабытое средство записи VHS, изобретённое ещё до дисков и флешек. За такой раритет на Садовой голову оторвут. Я осмотрелся. Рита указала мне в сторону видеоплеера, встроенного в один из бортов компьютера. Феликс запустил монитор.

— С Богом — сказал я на выдохе и вставил кассету в приёмник.

То, что мы увидели, не подавалось никаким законам. Паззл в голове собрался. И тогда я закричал во всю глотку. Не мог держаться. И настолько сильно, что, будь воля, Преображенский распахнул бы свои широко закрытые глаза.


— Молох? — Чулок принесла с кухни стул и села рядом с бойцом. Вот уже второй день испытуемый вспоминает истину. Но сейчас пошли перемены. Девушка понимала, что решающий момент настал, когда солдат пронзительно закричал и затрясся, чуть не сбив шлем с головы. Прекращение эксперимента влекло за собой непоправимые изменения в психике подопытного, потому диггерша не стала прекращать путешествия по памяти до тех пор, пока Молох сам не очнётся.

Только Чулок захотела облегчённо вздохнуть, когда крик бойца прекратился, как в дверь квартиры номер 58 принялись колотить. Всё громче и настырнее. Девушка взяла в руки УЗИ, на цыпочках прошла через комнату, вышла на кухню. И тогда дверь уже под натиском ударов сдалась, и в квартиру вошли они.


— Молох, что это, мать твою, было?! — Феликс первым пришёл в чувства после того, как экран на мониторе снова сделался чёрного цвета. Рука застыла на Калаше.

— Я бы хотел то же самое от тебя услышать! — я понимал, что ситуация выходила из-под контроля и вот-вот произойдёт взрыв. — Теперь то я всё понимаю.

— Мы не можем тебя отсюда отпустить — Денис направил автомат на меня.

— Кто же знал, что всё так произойдёт — прошептал я и глянул на Риту. Что бы ни случилось, но последнее слово оставалось за девушкой — единственная надежда, оставшаяся у меня. Но Рита молчала.

Возможно, бойцы не заметили, как из глаза диггерши вытекла слеза и упала на пол. В замедленной съёмке я наблюдал за тем, как капля спускается вниз, чтоб разбиться на миллионы ещё более мелких капель. И так по цепочке, пока от последних не останутся атомы и молекулы, фотоны и бозоны. Я не ощущал себя в нашем мире. Нить реальности оборвалась сразу после просмотра кассеты-откровения, которую я не забуду никогда, даже если мне сотрут память. Сознание мчалось с фантастической скоростью, злость закипала во мне так, что любой бойлер планеты не справился бы с тем огнём, полыхавшим внутри меня. Хотелось снова кричать, выпустить всю энергию, но что-то меня преграждало. И тогда солдат разомкнула свои уста. Я не слышал её: мозг разрывался гулом, но я прочитал по губам, что Рита меня любит. Нэнси, которая останется со мной, с Сидом до тех пор, пока смерть не найдёт нас.

Звук выстрелов отдавался так, словно по ушам палили из гранатомёта. Девушка угодила в коленную чашечку Феликса, в то время как коммунисту не хватило доли секунд для первого шага. Неожиданность того, что Рита встала на мою сторону, сыграла свою роль. Опомнившийся вслед за подстреленным солдатом Денис, бросился наутёк из радиорубки. Я палил ему в спину, желая одного, чтоб он скорее сдох и не важно, каким путём. Феликс, распластавшийся на полу, открыл по нам огонь. Я ногой пнул стул, на котором молча наблюдал за нами Преображенский — причина всего зла, происходившего здесь и выплеснувшегося далеко за пределы Кавголово. Превратившийся в решето труп упал на коммуниста, тем самым сэкономив нам с Ритой пару секунд для выхода из помещения. Я не думал о том, что наткнусь на Дениса, который, по сути, расстреляет нас в упор. Но, то ли от шока, то ли по везению, сыгравшей за счёт человеческой тупости, за рубкой никого не оказалось.

Мы вышли на кухню, опасаясь встречи с солдафоном. Я понимал, что надо скорее вырваться из лап Убежища номер 13, того самого, которое навсегда переломило мою жизнь и обитель всей нашей подземки. Плечом к плечу, мы с Ритой преодолевали комнату за комнатой, не зная, что позади по-тихому к нам ползёт Железный Феликс. Наконец мы оказались у лестницы, когда снизу замаячила тень.

— Я убью тебя, сука! — крикнул в сердцах Денис.

— Через мой труп — не раздумывая, отозвался я. Я не понял, кого именно Диня хотел грохнуть — меня или Риту. Хотя ответ лежал на поверхности как труп над водой.

Первым спустился я, взяв на мушку главный коридор. Рита шла следом, и только чудом сквозь её ноги я заметил Феликса, тихо подкравшегося к моей будущей жене там, на втором уровне. Чёрт побери, как такое возможно, что диггер не потерял сознание и, мало того, нагнал нас? Цейтнот на раздумья. Я крикнул Рите, чтоб та ложилась. Следующим мгновением на меня сверху вниз глядело дуло Калаша. Я даже успел заметить ухмылку Феликса, взгляд хищника, нагнавшего в тупик свою добычу. Я не успевал, потому отпрыгнул в сторону, не ведая, что произойдёт там с моей половинкой. В комнате меня ждал Денис. Последнее, что я запомнил перед провалом в бездну, рукоятка автомата, печатавшаяся в мой лоб.

Уже через секунду я лежал на полу одного из кубриков. Вроде бы, живой, всё на месте, даже ремингтон с фонариком. Вот только лобешник безжалостно пульсировал и голова кружилась. Я привстал, подошёл к двери, держа «малышку» наизготове. Дверная ручка стала поворачиваться с другой стороны. Я облизал пересохшие губы. Дверь медленно с подобающим скрипом отварилась и я увидел…

— Рита? — мы кинулись в объятия друг друга. Нежные жгучие губы опьянили меня жизнью, заразили ей. Мне уже стало наплевать на то, что сердце вот-вот от возбуждения нахрен пробьёт мне грудную клетку.

Девушка рассказала всю суть недолгой истории. Когда я оказался в газовой камере (почему диггерша её так назвала, я пока не понимал), она расправилась с Феликсом, выстрелив тому в горло. С Денисом ситуация обстояла труднее. Как партизан, тот стоял за углом и, методично отстреливаясь, не давал жене спасти меня.

— Спасти от чего? — перебил я суженную.

Оказывается, пока шла короткая перепалка Риты с коммунистом, Диня успел вырубить меня и включить нервно-паралитический газ, который может иметь непредсказуемые последствия. Если не смерть, то через нное время потерю памяти, вплоть до полной амнезии. Мне стало не по себе. Не проще было тупо убить? Но забвение хуже смерти. Больше всего я боялся, что позабуду Риту, забуду её лицо, ту вчерашнюю ночь, проведённую вместе, когда, казалось, целая планета дала нам незабываемый подарок, оставив нас и нашу любовь одних.

В итоге у Диньки патроны закончились быстрее и диггер скрылся за пределы бункера. Слава Богу, заживо замуровать он нас здесь не мог. Во-первых, уверен, Ден нас ещё встретит, чтоб лично отомстить, во-вторых, банально, двери закрываются со стороны Убежища. Я не стал лишь спрашивать у Риты одного: «Почему она вступилась за меня»? Самая чистая искренняя любовь способна превращать воду в вино и оставлять человека одного, прикованного к стене на растерзание орлам.

Вдвоём мы вышли из комнаты и проследовали дальше, по-прежнему находясь на чеку. Я поинтересовался, где тело Феликса, но Рита заверила, что он так и лежит мёртвый на втором ярусе. Напоследок я обернулся. Все ступени в крови, что не оставляло сомнений в том, что коммунисты с ледорубами больше на нашем пути не попадутся. В итоге через десять с лишним минут мы стояли у входа в тоннель, ведущего на поверхность. От пыточных камер пуще прежнего веяло холодом. Теперь я понимал, насколько может зайти человек. И переступить грани добра и зла, посылая Бога ко всем чертям. Конечно, нет никакого Творца, создавшего Вселенную и Землю, ни Вездесущего, обитающего в питерской подземке. Но не подразумевает ли Бог любовь? То, что отличает нас от зверей, мутантов, роботов, если те остались.

Мысли кружились у меня в голове, пока мы преодолевали маршрут тоннеля. Выше и выше, до самых звёзд. То и дело мне мерещился изуродованный труп Железного Феликса, ставшего на нашем пути. Но был на нём противогаз, скрывавший лицо. Рука одёргивает намордник и за место лица у того десятки копошащихся личинок, отчего кажется, что лик монстра постоянно меняется, находится в движении. Улыбка сменялась злостью, злость смирением. А газ тем временем продолжал действовать на меня. Ноги подкашивало. Я должен был идти, обязан, какая бы боль не сковывала меня.

Коттедж встретил нас успокоенным молчанием, как не так давно Преображенский. Я не выдержал и метнулся в туалет, в два шага преодолев расстояние, которое вчера не смог. Там же меня обильно вырвало, как будто кишки вышли наружу. Я отдышался. Память пока трезва. Ещё через какое-то время мне стало легче дышать.

— Что будем делать? — спросила Рита, глядя в камин, словно караулила там Феликса.

— То же, что я пытался сделать двумя месяцами ранее — поведать истину.

— Думаешь, она им понравится?

— Найдём для начала верных людей, Рита. Или придётся перебить их всех. Вот только, боюсь, меня не хватит на весь путь. Если всё пойдёт по первому сценарию, тебе придётся говорить то, что мы узнали здесь.

— Мы сделаем должное, милый — подошла ко мне девушка, нежно обняла.

— Какая глупая ирония получается — заговорил я снова, не в силах оторваться от своей судьбы. — В первый раз пытался вам всё рассказать, но потерял память то ли от Сирен, то ли ещё от кого (чего), а теперь во второй раз. Тьфу, блин!

И Рита засмеялась. Её смех разносился долго, оставался у меня в памяти как самая потаённая тайна в течение всего обратного пути. Тогда я увидел солнце. Впервые в жизни. Красивое и недосягаемое, за которое отдашь жизнь, чтобы глянуть на светило хотя бы разок. И звезда, как в позабытых сказках детства, оберегала нас от тварей, которых выплёвывали недра земли. На подходе к Питеру близ платформы Лаврики состоялась встреча с Денисом.

— Молох, ты понимаешь, что я должен сделать! — кричал Ден. И тогда я понял, что сейчас произойдёт, но ничего не мог поделать. Они не заслужили пощады, отняв у меня последнее. Вырвав у меня сердце, когда я держал умирающую Риту на руках. Когда девушка шептала, что вступилась за меня во имя любви. Я убью вас всех, проклятые вы твари! И метро зальётся кровью, как красный занавес, опустившийся перед моими глазами. Ткань воспламенилась и языки пламени нежно растеклись по моему телу, чтобы вернуть меня в реальность.

Когда я очнулся, передо мной стояли Белый Чулок, Ахмет и двое знакомых мне уже бойцов. Даже череп Йорика лежал за стулом; в квартире 58.

— Думаю, вам пригодится моя помощь — сказал Ахмет и сразу продолжил. — Я тут подумал: ну его московское метро! Может подождать. А вот братец ждать не будет. Я послал солдат, которых вы видели тогда со мной, по домам, но Пашка и Чума, чертюги этакие, вернулись. Не стану же я их обратно отправлять? Да и лишние руки не помеха.

Жаль, что тот паренёк, объяснявший мне про Будапештскую, не вернулся к Ахмету. У каждого своя дорога, свой крест, который нести по жизни. Чулок спросила про планы, и я ей ответил, что истину должны знать все. Но я чутка соврал. Кроме мести, клокочущей у меня в груди, я не ведал чувств. Как Ахмет, желавший воткнуть чего поострее в Вано.

— Ахмет, а как ты узнал, что мы здесь? — снял я напряжение.

Кавказец ответил взглядом на Чулок. Литовка кивнула в ответ и улыбнулась. Наверняка, не сдержалась, и поведала тогда, куда мы идём. Оно и к лучшему.

— Как нам быстро попасть в метро? — спросил я.

— Проспект Славы — во весь рот растянулся Ахмет в улыбке. — И поверьте мне на слово: люди со Славы — никакая, мать моя женщина, ни легенда!

Загрузка...