В АЛЕКСАНДРИЮ, МИМО АТЛАНТИДЫ

Путешествие продолжалось ровно месяц.

Многие участники Египетской экспедиции впервые в жизни испытали, что такое морское путешествие. Они забывали о том, что участвуют в войне, и относились к походу как к удовольствию. Говорили о танцорах (bayaderes), о чистых небесах восточных стран и ароматах, которыми дышат в Земле обетованной.

Среди пяти сотен гражданских лиц, участников Египетской экспедиции, были такие, кого археолог, художник и гравер Доминик Виван Денон назвал земноводными (amphibians). Это были искатели приключений, вороватые поставщики и разные мечтатели, которые покинули Париж в поисках новых удовольствий в Каире.

Именно этих людей ждало самое жестокое разочарование. Неприятности начались с начала пути.

Самыми трудными были первые дни. Началась качка, и многие заболели морской болезнью.

«Я страдал от морской болезни все время, — писал в своем журнале молодой капитан Вертрей. — Сухопутный бой — ничто в сравнении с мучениями, которые испытывали те, кто не привык к продолжительному плаванию, особенно на столь хрупких судах, на которых мы вышли в море».

Обнаружилось, что провизия, находившаяся на кораблях, подвержена порче. Вино из бочонков потекло, соленая говядина и питьевая вода начали источать неприятные запахи, черви поедали бисквит. Мясо цыплят, свинина и баранина, предназначенные для офицерской кухни, заканчивались, а тараканы и блохи быстро размножались.

Кто-то остроумно заметил, что «животные, которых должны были есть мы, исчезали, в то время как те, которые ели нас, умножились стократно».

Не было возможности помыться и почистить одежду. В переполненных каютах стояли запахи грязных человеческих тел и рвоты.

На кораблях находились более тысячи лошадей для кавалерии и артиллерии, тягловые волы, а также куры, быки и бараны для офицерской кухни.

Каждое судно несло в среднем 160 тонн продовольствия (печенье, соленье, мука, сыры, сушеные овощи, специи). Провизия портилась и также источала неприятные запахи.

Между офицерами армии, флота, учеными и другими гражданскими лицами вспыхнула борьба за первенство. Каждый сражался за право обладания теми или иными благами и преимуществами и обвинял другого в несоблюдении правил личной гигиены и санитарных норм.

Чтобы избежать мучений в каютах, некоторые офицеры смастерили на палубах кабинки из досок и ночевали в них. Это вызывало гнев моряков.

Даже в помещениях «Ориента» условия были столь же стесненными. По норме на этом корабле должны были плыть 1000 человек. Бурьенн отмечает, что «Ориент» был, «как деревня без женщин... деревня с двумя тысячами жителей».

Если флагманский корабль загрузили людьми вдвое больше нормы, то на других судах ситуация была еще более напряженной.

Женщин на кораблях было немало — жены и любовницы офицеров, портнихи, прачки, проститутки. Офицерам и генералам было запрещено брать с собой женщин, но они находили способы, как избежать запретов. Ради этот дамы чаще всего надевали военную форму и проникали на борта судов.

Медленно тянулись дни, которые нужно было чем-то заполнять. Люди играли в различные игры или рассказывали друг другу истории о своих приключениях.

Многие жаловались на плохой сон. Утром солдаты, ворча, выходили на смотр, который командиры проводили на палубе.

Во второй половине дня играли оркестры, солдаты и матросы пели песни. Некоторые из них занимались репетициями и давали театральные представления. Участники экспедиции впоследствии рассказывали о том, что сюжеты этих пьес были примерно одинаковыми: французский солдат освобождает девушку-рабыню из гарема старого турка, а затем женится на ней.

Когда солдаты пели, Наполеон вставал на капитанский мостик и размахивал руками, как дирижер. Хор исполнял «Прощальную песню» или «Марсельезу».

Порой случались происшествия, и кто-то падал в воду. Бурьенн рассказывал о том, что Наполеон принимал эти дела близко к сердцу и не успокаивался до тех пор, пока человека вновь не поднимали на борт судна.

Бонапарт имел исключительную привилегию, разместившись в удобном персональном помещении. Оно включало каюту-спальню, где стояла кровать на роликах, столовую, салон и библиотеку. Брюэйс делил каюту с Монжем.

Наполеон установил этикет, подобный тому, что применялся при его «дворе» в Момбелло в Италии. Это шокировало членов экспедиции, придерживавшихся республиканских взглядов. Например, портной Франсуа Бернуайе, который в один из вечеров ужинал на борту «Ориента», заметил:

«Я не знаю, почему Бонапарт верит в то, что, перенимая эту систему, он придаст себе больше блеска или больше почета, но он, несомненно, ошибается, поскольку ничто не отличает человека в большей степени, чем любовь к родине и свободе».

После обеда Наполеон любил беседовать с учеными и военными на научные и философские темы. Военные в большинстве своем относились к ученым с предубеждением, считая последних странными людьми. Действительно, ученые зачастую не различали рангов офицеров и генералов, в разговорах оперировали необычными категориями, да и одеты были весьма странно.

Единую форму одежды ученых разработал сам Наполеон. Этот костюм представлял собой упрощенный вариант платья, которое надевали на себя члены Института Франции.

Военные прозвали ученых «ослами». И многим офицерам не правилось то, что главнокомандующий заставлял их вести послеобеденные беседы с людьми науки.

Андош Жюно, любимый адъютант Бонапарта, засыпал во время разговоров. Зато он был мастером пошутить и приравнял Ланна к тем же «ослам» (l’ane в переводе с французского означает бранное слово «осел»). Однако поскольку Жюно не мог вникнуть в содержание научных и философских дискуссий, то Наполеон исключил его из числа участников бесед.

Предметами дискуссий были: природа электричества, есть ли жизнь после смерти, какие еще тайны предстоит открыть человечеству. Сумерки сгущались, офицеры расходились по каютам, а Наполеон продолжал беседовать с Монжем и Бертолле.

Они стояли на палубе и еще долго обсуждали то, о чем люди редко задумываются. «Было легко заметить, что он [Бонапарт] предпочитал Мошка, чье воображение, возможно, было свободно от пуританских религиозных принципов, но имело склонность к религиозным идеям, которые гармонировали с собственным взглядом Наполеона на этот предмет», — вспоминает Бурьенн.

Бертолле с его воображением химика был склонен высмеивать религиозные представления, проповедуя тот вид материализма, который Наполеон не любил. Но сколько бы страсти и эмоций Бонапарт ни вкладывал в свои доводы, Бертолле продолжал стойко защищать позиции богоборца.

— Если так, — ответил Наполеон, кивая на звезды, — тогда скажите мне, кто создал вес это?

«Как он часто говорил мне, — продолжает Бурьенн, — его принципом было смотреть на религию как на работу для человека, но всюду уважать ее как мощное средство управления».

Когда французский флот покидал Мальту и взял общее направление на восток, высшее командование более не могло скрывать от капитанов судов конечный пункт назначения экспедиции. Впереди был самый длинный и самый опасный отрезок пути. Отдельные суда могли отбиться от основной массы кораблей или вообще потеряться. В любом случае капитаны должны были знать свой маневр. Кроме того, более вероятной стала встреча с англичанами.

Пассажиры судов, отчаливших от берегов Мальты, продолжали гадать — Крым, Сицилия, Португалия? Наполеону было забавно слышать эти разговоры. Сам он так описал сложившуюся ситуацию неопределенности:

«Стало известно, что курс будет взят сначала на Кандию[3]. Мнения относительно последующего назначения разделились. Собираются ли возвысить снова Афины или Спарту? Будет ли трехцветное знамя водружено на серале или же на пирамидах и развалинах древних Фив? Или же из Алеппо направятся в Индию?! Эти сомнения перекликались с сомнениями Нельсона».

Когда капитаны узнали, что нужно взять курс на Египет, новость быстро стала общим достоянием.

— Египет? — спрашивали участники экспедиции своих соседей. — Вы знали?

— А вы знали? — в свою очередь, спрашивали те.

Все прояснилось, и стало легче на душе. Во время прохождения заключительного отрезка пути улучшилось и физическое состояние людей по сравнению с тем, каким оно было в начале экспедиции.

Еще до того, как флот достиг Мальты, Бонапарт получил новую информацию о движениях британских судов. Он написал Директории о том, что французский сторожевой корабль преследовал английский бриг, заставив его пристать к берегам Сардинии. Там британский корабль был сожжен.

«Члены команды этого судна, — докладывал Наполеон, — в один голос говорили об английской эскадре, состоящей, как мне представляется, из пяти или шести боевых кораблей».

Бонапарт и Брюэйс хорошо понимали, что и несколько английских кораблей могут нанести большой вред их флоту. Поэтому они решили плыть вдоль острова Крит, берега которого могли послужить им защитой, хотя для этого требовалось удлинить маршрут до Александрии на сто миль.

Даже если Нельсон разгадал планы французов, то он, скорее всего, устремится к Александрии по прямому пути. В этом случае вероятность встречи двух флотов снижается.

Французская армада держалась чуть севернее прямого маршрута в Египет и через несколько дней приблизилась к острову Крит. Наполеон, имея много свободного времени, оценивал итоги первого месяца экспедиции и думал о будущем.

Его мечты о Востоке начали сбываться. Он консолидировал свои военные силы и готовился слупить на землю Египта. В перспективе он должен подготовить поход в Индию.

Неужели все это не сон? Неужели те грезы, в которые он погружался, читая книги в скромных комнатушках, снимавшихся им в Балансе и Оксонне, могут стать явью?

Эти книги назывались «История арабов» аббата Мариньи и «Мемуары о турках и татарах» барона Франсуа де Тотта. В 1792 году Бонапарт встретился на Корсике с Вольнеем — автором книги о путешествиях в Египет и Сирию.

Будучи 23-летним офицером, он размышлял о том, чтобы отправиться в Индию служить в английской армии. Стоя перед матерью и старшим братом Джузеппе (Жозефом) в их доме на Корсике, он произносил речи и доказывал родне, что англичане будут хорошо платить офицеру его квалификации.

Это было до объявления войны Англии. А уже в следующем, 1793, году он победил британцев в Тулоне.

Теперь же он готов нанести смертельный удар в «сонную артерию» Великобритании. А один из лучших английских флотоводцев получил приказ потопить его флот. Схватка была почти неизбежной, но Бонапарт не хотел этой встречи.

Стоя на палубе, он смотрел вдаль и выглядывал Нельсона. Он думал об английском адмирале, которого не знал, и размышлял о Востоке.

Он вспоминал, как в феврале 1797 года во время короткой кампании против папских государств он вошел со своими солдатами в портовый город Анкона, находящийся на побережье Адриатического моря. Этот город, населенный греками, албанцами, боснийцами и турками, имел стратегическое значение для связей с Константинополем.

В жизни корсиканца Бонапарта море играло огромную роль. Его видение этого мира было похоже на восприятие древних греков. Когда он стоял на морском берегу, фантазия всякий раз уносила его вдаль.

Он думал о Константинополе, он помышлял о новых завоеваниях. Бонапарт провел в Анконе целых пять дней, по истечении которых он написал Директории:

«Отсюда можно достичь Македонии в двадцать четыре часа и Константинополя — за десять дней... Мы должны удерживать порт Анкону после заключения мира, для того чтобы он всегда оставался французским. Это даст нам огромное влияние на Оттоманскую Порту и сделает нас хозяевами Адриатического моря».

Полгода спустя, во время переговоров с Австрией, он возвращается к темам моря, островов, Константинополя:

«Корфу и Ионические острова более ценны для нас, чем вся Италия... Турецкая империя разрушается день ото дня: обладание островами позволит нам помочь этому, насколько возможно, или получить нашу долю в этом».

Сказано — сделано: летом 1797 года генерал Джентили высадился на Корфу, и французы оккупировали Ионические острова.

«Уже недалеко то время, — писал Бонапарт правительству, — когда мы будем думать: для того чтобы по-настоящему разрушить Англию, мы должны захватить Египет».

Гражданин Посселгуэ был не единственным советником Бонапарта, собравшим нужные для будущей экспедиции сведения. Еще в апреле 1797 года Наполеона, находившегося в Леобене на переговорах с австрийцами, посетил французский дипломат Раймон Вернинак. Он возвращался из Константинополя, где выполнял функции уполномоченного министра. Его обратный путь из Турции в Париж неожиданно затянулся — дипломат был арестован неаполитанскими властями и провел в тюрьме несколько месяцев.

Находясь в Константинополе, Вернинак посылал специального комиссара, чтобы изучить положение дел в Египте. В сентябре 1796 года этот комиссар направил Вернинаку доклад из Смирны, в котором обосновал выводы, аналогичные заключениям, сделанным год спустя Наполеоном и Талейраном: турецкая империя находится в состоянии упадка и хаоса, и французы смогут легко захватить Египет.

В сентябре 1797 года Бонапарт находился в Пассариано. Завершался процесс подведения итогов Итальянской кампании, и Наполеон уделял много времени подготовке к Египетской экспедиции. Он посвятил в свои плана прибывшего из Рейнской армии генерала Дезэ. Почти каждый день он говорил о Востоке со своими ближайшими соратниками. Беседы и консультации Бонапарта с учеными, дипломатами и военными помогли ему конкретизировать план экспедиции.

Стоя на палубе «Ориента», Наполеон думал о своей судьбе, о своем высоком предназначении. Он был уверен в том, что оно связано с Востоком.

В любой ситуации Бонапарт рассматривал разные возможности. Он обещал Директории, что вернется во Францию через шесть месяцев, Бурьенну же сказал, что они могут превратиться в шесть лет.

Когда Наполеон увидел пики горных вершин острова Крит, он заговорил о великой цивилизации, которая когда-то здесь существовала. Не был ли он сам потомком людей высокой культуры, поглощенных великими катаклизмами и разбросанных по всему свету?

«Это было торжество его фантазии, — он подробно и с энтузиазмом рассказывал о Древнем Крите, — вспоминает Бурьенн. — Он говорил об упадке Оттоманской империи, которая так мало напоминала легендарную историческую землю, многократно омывавшуюся человеческой кровью. Он начал думать о прекрасных мифах и легендах, придавая своим словам качества вдохновенной поэзии... что привело его к выводам о том, что человечество должно жить по самым лучшим законам... о том, что люди нуждаются в религии».


Загрузка...