Мой путь в рай

Я улыбнулся. Мне показалось забавным оставлять их там в ожидании на все утро. И мы пошли в столовую.

Перфекто не потрудился убрать свое окровавленное оружие из-за пояса, и все время за завтраком на нас смотрели. Быстро распространилось известие о нашем сражении, и некоторые даже выкрикивали что-нибудь вроде:

- Hola, muchachos, как идет Поиск?

Мавро помахал этим людям и улыбнулся.

- Перфекто растоптал обезьяну Бруто. Видели бы вы это!

Мы выбрали столик в углу и поели булочек - муку делают из водорослей, булочки поливают тонким слоем сладкого коричневого сиропа.

Мавро ел, приговаривая:

- Que rico! Как вкусно! Словно знаменитая замороженная печенка, которую готовила моя невеста!

За едой у меня дрожали руки. Казалось странным, что все знают: мы только что совершили убийство. И никто ничего не делает. Нет ни криков, ни протестов, ни обвинений. Никакой полиции. И тут я понял, что с того времени как убил Эйриша, я стал убийцей. Абрайра призналась, что убила троих парней в Перу. Мавро носит татуировку, показывающую, что он убивал в Картахене. Перфекто, не задумываясь, убил Бруто, словно растоптал таракана. И это единственные люди, которых я здесь знаю, - моя боевая группа. И если остальные группы таковы, то восемьдесят процентов людей на корабле - убийцы. Вступая в свою боевую группу, я представлял себе ее обществом - обществом, которому смогу служить. Мне казалось, что тут несколько человек объединились, чтобы вместе бороться с болью. Но можно ли служить обществу убийц?

Когда я был ребенком, дон Хосе Миранда говорил мне, что обществу можно служить, только служа индивидуумам, составляющим это общество. Но как же служить обществу убийц?

Вскоре мы поняли, что нам не следовало появляться на виду. В зале завтракали друзья Люсио, и не прошло и двух минут, как один из них выскользнул, чтобы сообщить Люсио о нашем местоположении. Кейго разрешил нам наказывать Люсио и его людей, но его благословение вовсе не означает, что мы победим.

Завтракать должна была третья часть всех на корабле, и зал вскоре заполнился. Рядом со мной присел Фернандо Чин, ксенобиолог. Он сказал:

- Эй, кто-нибудь из вас знает, почему прервана связь с модулем В? Что там происходит? Неужели правда там взорвалась бомба?

- Боже! - сказал Мавро. - О чем ты говоришь?

В дверях показались Люсио и трое его оставшихся в живых товарищей. Я смотрел на них и думал:

- Бомба? Ну, это уж слишком! Можно справляться только с одним осложнением за раз. Но сойдешь с ума, если их будет несколько. Спокойней!

Люсио выглядел ужасно, на лице большой шрам, где я его порезал. Повязка, телесного цвета, выглядела как глина, и казалось, лицо его не разрезано, а сильно деформировано. Он и его люди даже не взглянули в нашу сторону. Они точно знали, где мы.

- Не знаю, была ли там бомба, но связь прервана, - сказал Чин. Попробуй связаться по комлинку с кем-нибудь в модуле В и поймешь, что я имею в виду.

Люсио и его люди встали в очередь в конце зала и заполнили свои тарелки, потом сели за стол и начали есть. Я посмотрел на Мавро. Он смотрел на них, губы его скривились в язвительной улыбке. Он ждал, пока кто-нибудь из них посмотрит в нашу сторону. Мавро крикнул:

- Эй, кто-нибудь видел Бруто?

Но Люсио и его люди не прореагировали.

Абрайра сказала:

- Нам пора на тренировку. Уже 10-25.

Я удивленно посмотрел на нее. Мне казалось, что Поиск превыше всего.

Абрайра посмотрела вдаль и сказала, ни к кому в особенности не обращаясь:

- Им тоже придется идти на тренировку. Группа Люсио занимается одновременно с нами. Следующие два часа они будут заняты.

Мы встали, отнесли подносы в посудомойку и осторожно отступили к выходу.

В боевом помещении Кейго сидел на своем помосте и ждал нас. Он смотрел, как мы заходим, но ничего не сказал. Я был очень смущен. Наши белые кимоно забрызганы кровью Бруто. Очевидно, мы убивали людей. Кейго не спросил нас об этом. Он казался погруженным в размышления. На этот раз мне хотелось подключиться к симулятору. Предстоящая схватка казалась мне очищением. Мы надели свои защитные костюмы, забрались в машину, вооружились и погрузились в мир иллюзий.

Мы двигались над соленым болотом, покрытым тонким слоем воды. Нас окружали темные мангровые заросли, их изогнутые корни торчали в солоноватой воде. Насекомые плясали на поверхности воды цвета пива и метались в тень под манграми при нашем приближении.

Я сразу насторожился. Что-то изменилось, но я не мог определить, что именно. Что-то неощутимое. Я пытался смотреть во всех направлениях сразу. Сирена предупредила о приближении ябадзинов. Вместо того чтобы схватиться с самураями, Абрайра свернула направо, пронеслась между двумя группами мангров в более темную воду за ними. Мы пробирались через густые заросли, отбрасывали толстые листья, уклонялись от деревьев. Маленькая анаконда упала с ветвей к моим ногам, и я посмотрел вниз. Мы наскочили на подъем, и машина поднялась в воздух; я оторвал взгляд от змеи, и в это мгновение толстая ветвь ударила меня в лицо.

Я перекатился через корму и перевернулся. В шлеме прозвучал сигнал, предупреждающий о появлении ябадзинов. Я высвободил лазерное ружье и постарался успокоиться. Шлем раскололся вдоль линии фильтров, вделанных в его поверхность. Я расстегнул магнитный замок, и шлем раскрылся надвое. Свежий воздух заполнил мои легкие.

Свежий воздух! Не воздух симулятора, который пахнет так, словно шесть грязных крестьян одновременно с тобой втиснулись в твой костюм. Пахло травой, морем и немного гнилыми фруктами. И еще немного сахаром и скипидаром - какой-то сладковатый чуждый запах. Я видел в полном спектре, и Пекарь показался мне гораздо менее однообразным, чем в симуляторе: небо, как всегда, красноватого оттенка, но стаи желтых и зеленых опару но токо высоко в атмосфере окрашены по-разному. Там, где они пролетали, их сопровождало платиновое свечение. Среди мангров в соленом болоте виднелись туземные растения неправильной формы, похожие на водоросли, - не пурпурные, какими показывал их симулятор, а темно-ультрафиолетовые, и мои протезные глаза видели их почти черными.

Я оставил шлем на земле, в нем продолжала непрерывно звучать сирена, и прошел к краю воды, на открытое место. Холодный ветерок овевал лицо. Тысячи прекрасных птиц, плоские пластиковые листы с короткими хвостами, парили над травянистыми болотами. Некоторые плясали у меня прямо перед лицом - небольшие существа размером с мотылька с расправленными крыльями.

И почти сразу птица размером с малиновку повисла у меня перед лицом, свесив хвост. Она гудела, как колибри. Я описывал эти существа похожими на манту или ската, но это лишь поверхностное сходство. Передняя часть у них треугольная, гладкая, как стекло, по сторонам неподвижно закреплены два крыла. Крошечный плоский хвост плывет сзади; у меня на глазах крылья стремительно задрожали, а хвост согнулся, помогая существу повернуть. И оно медленно повернулось в воздухе передо мной. У него оказались два светло-желтых глаза, крошечный рот, похожий на клюв ласточки, а по сторонам его щупальца. А над глазами орган, который я могу описать только как переднее крыло, - тонкая почти прозрачная мембрана, которая быстро колеблется, направляя поток воздуха на неподвижно закрепленные крылья. Именно эта мембрана и издает гудящий звук.

Земные птицы поднимаются с помощью мышц своих крыльев, они буквально взбираются, цепляясь пальцами своих крыльев. Крылья одновременно дают возможность и подниматься, и двигаться вперед. На Пекаре хрупкие "птицы" подают передним крылом-мембраной воздух на неподвижные крылья, тем самым создают подъемную силу. Я подумал, что на сильном ветру они могут расслабить переднюю мембрану и просто парить в воздухе, как земные чайки.

Мне хотелось поближе рассмотреть это существо. Одни линии как будто соответствовали экзоскелету, другие - прозрачным мышцам, а синие и желтые нити в прозрачном теле - вены и внутренности. Но ничего из этого я не мог разглядеть ясно. Я быстро протянул руку, словно хотел поймать существо, но оно увернулось и стремительно унеслось над болотом.

На земле ветви, отдельные травинки, какие-то черные насекомые. Сначала мне показалось, что это жуки-сверлильщики, но несколько из них толкали куски темных ультрафиолетовых листьев и сплетали их с помощью ветвей и камешков в небольшие гнезда размером с горсть. Гнезда очень напоминали крошечные хижины. Я перевернул одну, думая, что найду в нем что-нибудь интересное - может, насекомых, играющих в шахматы или высекающих изображения своих богов, - но увидел только толстых больших жуков, ухаживающих за маленькими белыми личинками. Я поставил гнездо на место, и песчаные мухи разлетелись от движения моей руки.

Слишком много подробностей для иллюзии, созданной компьютером. Мир слишком завершен для симулятора. Насекомые, птицы, маленькие рыбки в воде, запахи - всего этого я раньше никогда не видел и не ощущал. И то, что компенсировались особенности моего протезированного зрения, означало, что иллюзия создана специально для меня. Искусственный разум корабля не мог сделать этого для всех - не для семисот человек, одновременно находящихся в симуляторах.

Похоже на ловушку. Я вспомнил людей, умерших в симуляторе, людей, которые не в состоянии оказались перенести иллюзию. Может, их убили? Может, они погибли, как раз не вынеся такой иллюзии, как эта? Я поискал чего-нибудь неуместного: слишком симметричное и здоровое дерево, полоска земли, созданная уравнениями, а не природой. Но листья деревьев пожелтели и сморщились по краям, насекомые поедали друг друга. Поверхность не выглядела так, словно она создана с помощью уравнений: нет слишком большого количества ровных поверхностей и резких линий. Я не нашел ничего неуместного.

Но если кто-то использует такой способ убийства, я решил, что не стану его жертвой. Сунул руку за шею и постарался нащупать место, где происходит соединение с компьютером. Бесполезно. На самом деле мое тело продолжает сидеть в машине, оно полностью отключено от реального мира. Я не могу преодолеть эту иллюзию, сбежать от нее.

Я закричал Кейго:

- Выведи меня отсюда! Я не понимаю больше, где реальность!

Подождал, но ответа не было.

Я коснулся шишки на голове, думая о своем положении. На руке кровь. Я лизнул ее, чтобы проверить вкус. Компьютер раньше никогда не симулировал вкусовые ощущения. Но кровь соленая, и у нее консистенция настоящей крови.

Возможно, это испытание. Может, они хотят проверить, как я буду бороться, если моя жизнь в опасности, подумал я. Я понимал, что не могу преодолеть иллюзию и мне остается только выиграть эту битву. Под вопросом моя жизнь. Но мне было все равно. Я столько раз испытывал смерть в симуляторе, что знал: она означает только конец страданий.

В густых зарослях, по другую строну болота, хрустнула ветвь. Оторвался большой лист со звуком разрываемой бумаги. Я сел и всмотрелся в том направлении: в кустах шло какое-то большое черное животное. На мгновение оно мелькнуло в просвете и снова скрылось в кустах. Черное и волосатое, влажное, словно только что из воды. Еще один хищник, изображенный компьютером, решил я.

Я присел и прицелился лазерным ружьем меж двумя кустами, пытаясь угадать, где оно покажется в следующий раз.

Животное фыркнуло, глубоко вдохнуло. Оно уловило мой запах. Бросилось вперед, и ноги его с громом ударились о землю. Оно прорвалось сквозь заросли и выбежало на небольшую поляну. И остановилось, тяжело дыша, на краю воды в десяти метрах от меня.

Огромный бык, черный, как оникс, с большими широкими рогами. На шее у животного сидела черноволосая женщина в тонком белом платье, которое больше обнажало, чем скрывало ее тело. Она слегка улыбалась.

- Браво... дон Анжело. - Между словами она делала паузы, словно для того, чтобы перевести дыхание. - Ты пришел... снова... чтобы спасти меня?

Она ударила быка по ребрам, тот вошел в воду и направился ко мне.

- Тамара? - Эта женщина не истощенная Тамара, какой я ее знал. Она прекрасна так, как никогда не была прекрасна Тамара. Волосы у нее темные и блестящие. Зубы белые, как хрустальная вода горного ручья. Груды полные и высокие. Но тонкие кости и мышцы говорят о хрупкости, какой тоже не было у Тамары.

- Ты очень... похож... на то... что я помню, - сказала Тамара. Она внимательно наблюдала за мной. Губы ее затвердели. Выражение не было строгим или неодобрительным, скорее она казалась печальной и усталой. Слова по-прежнему произносила с промежутками. То, что даже в симуляторе она запинается, свидетельствует о серьезном повреждении центров речи. И если эта область повреждена, много ли осталось от той Тамары, которую я знал? Я подумал, что мне это в сущности все равно. То, что она наконец отыскала меня, установила контакт, вызывало лишь слабое любопытство.

Но глаза у нее очень живые. Яркие. Неистовые.

Бык остановился передо мной, и Тамара изящно соскользнула с его шеи.

Я указал на быка.

- В твоих прежних снах он был мертвым, - сказал я. - Разложившимся. Как зомби.

Тамара озабоченно наморщила брови.

- Правда? - устало спросила она. - Я... забыла. Поэтому я... пришла к тебе. - Хочу... заполнить... белые пятна. Заполнить... пятна.

Я пожал плечами.

- Насколько они велики, эти пятна? Насколько широки?

- Кто знает? - ответила она. - Гарсон... говорит... что у меня... потеряно... сорок процентов. Я помню... кое-что... очень хорошо. То, что повторяется. То, что... хорошо знала. Отдельные люди. Случаи. Все ушло.

Сорок процентов потери памяти - это очень много. Она должна все это время находиться под действием стимуляторов роста мозговой ткани, пока мозг не регенерируется. За две недели этот процесс должен только еще начаться. Восстановление начинается с молекулярного уровня. А отдельные нейроны, регенерированные в ее мозгу, не созреют и за годы. Связи между ними будут редки. Двигательные навыки пострадают. Ей придется много месяцев рассчитывать на механические системы жизнеобеспечения.

- Поэтому ты пришла ко мне - узнать о своем прошлом?

Она кивнула.

- Узнать... что я тебе... говорила. Что ты... помнишь.

Я пожал плечами. И рассказал ей все с самого начала. Дойдя до смерти Флако, я удивился тому, что ничего не чувствую. Как будто это произошло очень давно и с кем-то другим. Я спокойно продолжал рассказ. Рассказал, как она напала на меня в конце, как я убил Эйриша и принес ее на борт корабля. Когда я закончил, она некоторое время молчала.

- Забавно... Когда. Мы. Впервые. Встретились. Я... часто... училась... умирать... в симуляторе. Теперь... ты... умираешь.

Я начал возражать. Я не учусь умирать в симуляторе. Я пытаюсь научиться оставаться живым. Но тут я вспомнил совет, который часто повторяет Кейго: "Учитесь жить так, словно вы уже мертвы", и понял, что она права. Мы учимся умирать за корпорацию Мотоки. И что меня больше всего встревожило - я не испытал никаких эмоций.

- Si. Я мертв внутри. Остальное во мне просто ждет, пока тело тоже умрет. - Она странно взглянула на меня, чуть повернув голову. Казалась озабоченной. Очень озабоченной.

Я крикнул:

- Убирайся в ад, шлюха! Мне не нужна твоя забота, твое сочувствие и опечаленное лицо. Чем ты занимаешься? Учишься в зеркале выглядеть опечаленной?

- У тебя... больше нет... чувства... юмора.

- Ничего смешного не осталось, - ответил я. - Кроме анекдотов Мавро. - Она продолжала смотреть на меня сочувственно. Я рассердился. - Что хорошего в твоем печальном лице? Сегодня утром моему товарищу трубой пробили живот. Почему ты не печалишься из-за него? Что хорошего приносит твое сочувствие? Мне бы лучше видеть дерьмо у тебя на лице, чем печальную улыбку. Ты шлюха! Здесь полно мертвецов, ходячих мертвецов! Они учатся умирать за корпорацию Мотоки. И знаешь почему? Ты и твои проклятые идеал-социалисты заставили их! Они отдают свои жизни, потому что все остальное ты у них отобрала. А теперь ты изображаешь сочувствие.

- Не сочувствуй нам, шлюха! Хотел бы я подарить тебе все безобразие, что видел за последние две недели. Хотел бы вывалить его тебе в руки! - Я обнаружил, что кричу, и смолк. Я весь дрожал и испытывал сильное желание ударить ее.

Она терпеливо слушала. Выражение сочувствия не исчезло, на глазах показались слезы.

- Ты изменился. Ты... не спрашиваешь... каково мне. Прежде... ты бы спросил.

- Ты права, - сказал я. - Спросил бы.

Но не стал спрашивать. Она молчала.

- Ростки чешутся, - сказала она. Чесалась отрастающая рука. Обычная проблема. Следовало бы смазать кортизоном. - Гарсон... обращается со мной... хорошо. Мы... заключили... сделку. Я говорю... ему все... что он хочет... узнать. А он... оставляет... мне жизнь. - Она улыбнулась своей прекрасной улыбкой, сверкнули ее зубы.

- Я не могу... ходить. Двигаться. Дышать... сама по себе. Но Гарсон. Хочет. Чтобы я. Училась. С помощью компьютера. Он ускорил. Ваш симулятор.

Я попытался успокоиться, перейти к более безопасной теме.

- Твои сновидения в моем маленьком мониторе дома были прекрасной работой. Я уверен, что и сейчас ты выполнишь работу отлично.

Правда же заключалась в том, что это не просто отличная работа. С помощью искусственного разума корабля она создала иллюзию, которую я не могу преодолеть, а ведь она сделала это в очень трудных условиях.

- Остаются самые частые мысли, - ответила она. Она хотела сказать, что много практиковалась раньше и потому не утратила способности создавать мир сновидения, когда был поврежден ее мозг. То, что мы совершаем часто, то, о чем особенно часто думаем, утрачивается при повреждении мозга в последнюю очередь.

- А что ты делала, когда работала на разведку ОМП? - спросил я. Была убийцей во сне? Ты убивала людей во сне?

Она покачала головой.

- Нет. Кое-что... кое-что... я скажу... тебе. Анжело... мне жаль... что я... причинила тебе боль. Ты был... добрее ко мне... чем я... заслуживала. Чем я... могла себе... представить.

Она заплакала. Но мне было все равно.

Я пожал плечами.

- De nada [ничтожество (исп.)].

- Я знаю... тебе все еще... не все равно. Я... не могу... отплатить тебе. Мне бы хотелось... отблагодарить тебя. Я не очень... хорошо... говорю...

Я вздрогнул, словно от сильного ветра. Ветер раскачивал вершины деревьев, и шум превратился в глухой рев. Закричали обезьяны и выскочили из своих укрытий вокруг и надо мной. Они создавали большой шум. Я вспомнил рев ветра из предыдущих сновидений Тамары, в том сне она напала на меня, и я направил ружье ей в грудь. Должна ли она будет отключиться, если я выстрелю, или на нее не действует симулятор?

А Тамара стояла передо мной среди всего этого шума. Платье ее, раздуваемое ветром, стало белым, как молния, а лицо было бледным и прекрасным. Она достала из ложбинки меж грудей небольшой украшенный деревянный ящичек.

Открыла ящичек и показала мне. В нем лежало маленькое сердце, размером с собачье; оно билось, словно его только что вырезали из живого тела. И сквозь весь этот шум я слышал удары этого маленького сердца.

- Слушай. Слушай. - Она поднесла ящичек к моему лицу. Биение стало громче. Крики и вопли обезьян, шум ветра отступили на второй план. Стук сердца звучал мягко и настойчиво. - Научись бегло владеть... мягким языком... сердца.

Я посмотрел Тамаре в лицо. Из ее глаз лились слезы. Ее неистовые глаза.

- Вот что... я... сейчас... чувствую. Вот что... значит... жить.

Она схватила маленькое сердце двумя пальцами и сунула мне в грудь. Все равно что дышишь ветром с поля мяты и греешься на солнце - нервы во всем теле ожили. Я как будто двинулся вверх и наружу, прошел невидимую стену, за которой остались боль, усталость и страх, а теперь стою в приятном теплом месте, в центре самого себя, где есть только радость. Я ощутил эмоции Тамары - ее спокойствие, благодарность, которую она испытывает ко мне за то, что я помог ей сбежать с Земли, и сочувствие, такое живое, такое сильное, что кажется непреодолимым. Она видит во мне сломанную куклу, маленькое существо, которое очень хочет починить.

Я хотел рассмеяться над тем, как она представляет себе меня. Хотел сказать ей, что я не сломан. Но собственное тело казалось страшно далеким, и я не мог дотянуться до него.

Она отдернула руку, убрала маленькое сердце, и я упал на землю. Тепло, сочувствие, энергия - все вытекло из меня. Я попытался почувствовать что-то. Порадоваться воздуху, вливающемуся в легкие, потрогать пальцами землю, коснуться глины. Но я ничего не чувствовал. Пальцы мертвы, а воздух кажется застоявшимся и пустым. Я пуст. Заброшен. Я попытался вспомнить только что испытанное ощущение, вспомнить, каково это - любить. Но разве я любил когда-нибудь? Я не позволял себе никаких сближений с людьми тридцать лет, со смерти жены. А в тех редких случаях, когда я испытывал что-то в груди, я не позволял себе действовать. Отступал. Все эти годы я делал вид, что служу обществу, изображал сочувствие, потому что верил в него на интеллектуальном уровне. Я поступал так, потому что это хорошо в теории. Но разве хоть однажды я чувствовал боль других?

Если и чувствовал, то сейчас не мог этого вспомнить, оживить.

Я прислушался к звукам собственного сердца. Но внутри ничего не было. Я действительно сломанная кукла, пустая и безжизненная, и, вероятно, починить меня невозможно.

Я начал смеяться - пустым смехом, который постепенно перешел в рыдания. Упал к ногам Тамары, хватал ее за ноги и плакал от жалости к самому себе. Она протянула руку и гладила меня по голове, пока я не успокоился.

И отключился.

Я последним отключился от симулятора. Кейго заново проигрывал схватку, и на миниатюрной голограмме мы были разбросаны по всему полу. Мы отступили из соленых болот в лес перед ябадзинами. Я упал с машины, снял свой разбитый шлем, встал и прошел к краю болота - как раз навстречу ябадзинам. Они застрелили меня и преследовали моих товарищей. Мне потребовалось много времени, чтобы умереть в симуляторе.

Тамара изъяла все следы нашего разговора.

Кейго вместе с нами просмотрел схватку, указал на наши ошибки. Несколько явных ошибок он пропустил - в обычном состоянии этого никогда бы не произошло - и казался невнимательным. Потом снова подключил нас, и мы оказались в море. И пробыли в симуляторе всего несколько минут, как Кейго снова отключил меня.

Остальные по-прежнему безжизненно сидели на своих местах, захваченные иллюзией. Куколки стрекозы. Хозяин Кейго стоял у машины. Он казался расстроенным. Доверенное лицо по вопросам культуры Сакура стоял рядом с ним.

Хозяин Кейго сказал мне:

- Сними защиту и немедленно отправляйся за Сакурой.

Я подумал, в чем провинился, и стал снимать защиту. Сакура помог мне раздеться - необыкновенное происшествие. Японцы тщательно избегали притрагиваться ко мне во всех случаях, и мне казалось, что они себя считают оскверненными такими прикосновениями.

Пока мы работали, Сакура негромко говорил:

- Ты морфогенетический фармаколог, верно? Знаешь, как действовать генным резаком? Разбираешься в вирусах?

- Конечно, - ответил я.

- А что ты знаешь о военных вирусах? Тех, что использовались в биологических войнах?

Я колебался. Об этих вирусах не принято говорить. Они слишком опасны, чтобы говорить о них открыто. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Разговор мне не нравился. Они хотят, чтобы я изготовил вирус, подумал я. Получили дурные новости с Пекаря и хотят уничтожить там все. Начать все заново.

- Я кое-что знаю о вирусном оружии. Но как создавать вирусы, не знаю, - солгал я. Основные сведения об этом я знал.

- Ах, нет! Мы не хотим, чтобы ты создавал их, мы хотим бороться с ними. В модуле В вспышка вирусной инфекции. Очень серьезная.

Сердце у меня забилось сильнее. Я не мог представить себе, что наш корабль превращается в зачумленный. Я знал, что мы изолированы от модуля В. Но я же видел рабочего, переходящего из модуля в модуль.

- Какая часть корабля заражена? - спросил я.

- Мы не знаем. Работники из модуля В сообщают о нескольких случаях, все за последние три часа, и болезнь быстро распространяется. Они считают, что больше дня не продержатся. Здесь ни у кого нет симптомов.

Я кончил снимать защитный костюм, и Сакура провел меня по коридору к лестнице. Мы достигли восьмого уровня, и Сакура нажал трансмиттер. Открылся шлюз, мы вошли в него. Эта часть корабля оказалась больше, чем я ожидал. Большие помещения, где размещаются механизмы для приготовления пищи, стирки, глажки, очистки воды, очистки воздуха. Мы вошли в небольшую комнату, где уже находилось трое латиноамериканцев. Они сидели у компьютерного терминала, задрав ноги, и следили за работой компьютера. Выражение у них было встревоженное, но они, казалось, не торопятся. Это немного успокоило меня.

В комнате находились два рентгеновских микроскопа, несколько синтезаторов ДНК - очевидно, вспомогательное медицинское оборудование, которое должно использоваться наряду с оборудованием лазарета вверху. На верху компьютера располагался небольшой интерком. Канал был подключен к лазарету модуля В. Я слышал кашель, бред и взволнованные голоса.

Сакура ушел.

- Я Фидель, из отдела иммунологии. Это Хосе, - сказал маленький человек у ближайшего терминала. Он кивнул в сторону химеры с серебряными глазами, очень похожими на глаза Абрайры. - Он выполнял кое-какие работы по созданию своих младших братьев в Чили. А наш друг Хаун Педро вон там, он из пищевого отдела.

Я посмотрел на Хуана Педро, высокого худого человека с курчавыми волосами. Он на корабле занимается выращиванием различных протеинов, добавляемых к водорослям, которые мы едим. Однообразная работа, требующая незначительных познаний в области генной инженерии: все протеины, которые он готовит, имеются в рецептах, и всю работу могут выполнить синтезаторы ДНК. Но все же он должен быть знаком с оборудованием.

- Так ты тот, что делает нашу пищу? - спросил я. - Напомни мне, чтобы я убил тебя попозже.

Хуан Педро опустил голову.

- Все этого хотят.

Фидель подозвал меня к терминалу и набрал несколько команд.

- Вот с чем мы имеем дело.

На экране появился вирус типичной внешности - крошечный чистый овал примерно 24 микрона в диаметре, но у него есть хвост. Обычно такие хвосты бывают у вирусов, нападающих на бактерии. Внутри простой круг генетического материала, около 40 тысяч аминокислот длиной.

- Химера? - спросил я. Термин "химера" применяется к любому созданному геноинженерами существу, которое несет в себе черты другого вида: то ли это бактерия, производящая инсулин, то ли более сложный организм Перфекто или Абрайры.

- Похоже, - ответил Фидель. - Но он не вводит через хвост в своего хозяина ДНК, поэтому это не сложная химера. Клетки хозяина поглощают вирус. Хвост он использует, только чтобы ускорить движение.

Вирус воспроизводится так: он вводит свой ДНК в клетку хозяина, тем самым преобразует ее репродуктивную систему, и она начинает производить множество копий вируса. Вирусы, размножающиеся в живых существах, часто отрезают целые секции ДНК клеток хозяина и потом используют их для производства своего потомства. Когда вирус готов покинуть клетку хозяина, он либо "прорастает", либо просто разрывает стену клетки. Обычно в таком случае клетка хозяина погибает. И так как наш вирус - биологическое оружие, можно ожидать, что он разрывает клетку, выпуская сотни собственных копий.

На окне в углу экрана компьютера видны были десятки различных антител. Они должны прикрепляться к вирусу, чтобы привлечь к его уничтожению лимфоциты. Информация на компьютере показывала, почему все просто сидят. Ждут, пока синтезатор ДНК создаст антитела.

- Похоже, я опоздал, - заметил я. - Работа уже выполнена.

- Si, - ответил Фидель. - Генетики в модуле В работали над этим всю ночь. Работа уже сделана. - Он нажал кнопку, и на экране компьютера появились последовательности ДНК вируса, которые руководят капсидом, внешней протеиновой мембраной вибриона, клетки вируса. Рядом виднелось генетическое изображение внешней мембраны нейрона, нервной клетки человека. И они были почти одинаковы. Капсид вируса удивительно совпадает с мембраной нейрона. Следствия этого очевидны: все, чем мы будем бороться с вирусом, уничтожит заодно и нервную систему пациента.

- Когда мы начали искать этот вирус, он казался невидимым: ни одно наше антитело к нему не приставало. Вначале мы думали, что вирус настолько чужд по своему строению, что человеческие антитела его просто не распознают. Но мы проделали анализ капсида и обнаружили, что он аналогичен мембране нейрона и антитела не нападают на него, потому что считают частью человеческого тела. И все наши антитела начинают уничтожать и нейроны. С антивирусными химикалиями та же проблема. Все они смертельны. Есть какие-нибудь предложения?

Я напряженно думал. Первое, что пришло в голову, - субвирусы, крошечные паразиты, которые нападают на вирусы и уничтожают их, но я был уверен, что это они уже испробовали. Я слышал как-то о человеке, который создал искусственную иммунную систему. Он вывел бактерию, поедающую вирус, и затем настроил ее таким образом, что она становилась очень восприимчива к действию пенициллина. Вначале бактерия уничтожает вирус, а затем врач уничтожает бактерию с помощью пенициллина. Но любая искусственная иммунная система, созданная нами, будет уничтожать нерв, словно врага.

В интеркоме прозвучало сообщение, адресованное еще не заболевшим в модуле В.

- Всякий, кто за последние двадцать четыре часа не пил воду и у кого нет повышенной температуры, пожалуйста, явитесь на восьмой уровень для срочного помещения в криотанки чрезвычайного положения. Все остальные оставайтесь в своих комнатах. Не ходите в лазарет.

Я посмотрел на Фиделя.

- Они хотят заморозить тех, кто в лучшем состоянии, - сказал он. Надеются, что когда мы найдем решение, сможем их спасти.

- А сколько у них криотанков? - спросил я.

- В их модуле около трехсот. Сможем спасти триста человек.

Хосе рассмеялся.

- Я говорил Фиделю, что нужно открыть внешние шлюзы модуля, и пусть всех вынесет в пространство. Быстрее, чем то, через что они проходят. Мы уже все испробовали - никаких результатов. Антитела не помогли. Мы испробовали субвирусы, но у этих крошек собственная иммунная система. Всякий субвирус, который пытается прикрепиться к нашему вирусу, попадает к нему на обед. С ними мы ни к чему не пришли. Нужно что-то более... элегантное. - В голосе его не было надежды.

- Пытались нагревать вирус, подвергать ультрафиолетовому излучению, всякое такое?

- Да. Лучше всего он воспроизводится при чуть повышенной температуре тела. Конечно, у всех пациентов температура повышается, и вирус начинает размножаться еще быстрее. Мы можем убить его радиацией, их вода и воздух уже очищены, но пациентам в модуле В это не поможет. Они получили вирус в воде вчера. И получили все. Один из самураев оказался агентом ябадзинов. Он нес вирус в специальной полости своего тела; должно быть, извлек его и опустил в питьевую воду. Его уже казнили. Большинство жертв получило двойную дозу: как только стала повышаться температура, они много пили.

- Инфекция очень рассеянная: вирус нападает на все жизненно важные органы. Он вызывает повреждения легких, печени, кожи. Поражает кровеносные сосуды, которые начинают разбухать. Несколько пациентов умерли от тромбов: часть материи оторвалась где-то и по сосудам попала в мозг.

- Ну, по крайней мере убийца умер раньше своих жертв, - сказал я. - Я уверен, ябадзин считал это выгодным. Он променял свою жизнь на тысячи жизней.

- Мы не можем убить вирус, но, может, нам удастся стерилизовать его, - сказал Фидель. - Сейчас мы работаем над этим. Компьютер проверяет, как вирус разрушает репродуктивную систему клеток хозяина. Мы думали, что можем ввести субвирус, который смог бы проникнуть в вирус, в качестве вектора использовать прион или хотя бы нейтрализовать потомство вируса. Мысль казалась не вполне нормальной: прион - это субвирус, который вводит свою ДНК в вирус-хозяин и тем самовопроизводится, точно так же как вирус для воспроизводства вводит свой генетический материал в клетку хозяина. Работая морфогенетиком, я часто создавал вирусы, которые должны были проникнуть в клетки хозяина и внести новую информацию в генетический код. Такие вирусы называются векторами, и с их помощью можно проделывать чудеса. Таким образом, возможно использовать субвирус, такой, как прион, в качестве вектора и ввести новую информацию в генетический код вируса, но на практике это очень трудно, потому что прионы - очень маленькие частицы живой материи, часто всего из нескольких десятков пар аминокислот. Они на грани живого, и я подумал, что будет очень сложно создать достаточно большой прион, который смог бы изменить генетический код вируса. Это вдвойне трудно, так как данный вирус создан как оружие и уже оказался иммунным по отношению к другим субвирусам. Его создатель затратил годы на совершенствование вируса. А у нас только часы, чтобы победить его. Возможно, если бы у нас было несколько месяцев, мы бы что-нибудь нашли. А так Фидель просто сказал:

- Добро пожаловать ждать вместе с нами. Может, тебе придет в голову какая-нибудь мысль.

Я вместе с ними ждал сообщения компьютера о системе воспроизводства вируса. Иногда интерком доносил звуки лающего кашля, шаги санитара, переходящего от пациента к пациенту. Они там негромко говорили друг с другом; готовясь к смерти, рассказывали о своей жизни, о людях, которых любили. Среди них была одна женщина, и я слышал, как она переходит от кровати к кровати, разговаривает с больными, утешает умирающих. Она говорила:

- Меня зовут Фелиция. Хотите немного воды? Вам нужно одеяло?

А потом начинала говорить о разных хороших вещах, о том, как она целый день провела на пляже и загорела до цвета сандалового дерева, о том, как отец научил ее делать себе обувь. Вначале это казалось простой болтовней, но больные успокаивались. Эта женщина показалась мне очень мудрой и сильной, и я внимательно слушал ее слова. Мне хотелось стать такой же, как она, хотелось спасти ей жизнь. Дважды японец объявлял по громкоговорителю в модуле В, что больные "должны бороться с болезнью силой духа". Храбрый жест.

Компьютеру потребовалось почти два часа, чтобы выяснить систему воспроизводства вируса. Мы заранее знали, что результаты будут для нас бесполезны: вирус пересылал химическим путем сообщение, что клетке пора совершить митоз, выработать РНК, разделиться и расти. У нас было три средства, позволяющих прекратить действие системы воспроизводства вируса, но любое из них прекращало и воспроизводство всех клеток жертвы. За этим следует слепота и быстрая смерть.

Мы сразу начали создавать векторный субвирус - существо, которое, как мы надеялись, будет достаточно "элегантно", чтобы поразить защитные механизмы вируса. Тогда мы смогли бы стерилизовать его. Пациенты начали быстро умирать. Мы могли документировать их смерть, узнали все симптомы болезни: за подъемом температуры следует обезвоживание, разрушение печени и артерий, а затем смерть. Мы смогли определить, сколько копий самого себя создает вирус, всякий раз как воспроизводится; рассчитали, что смерть наступает через двадцать четыре часа после заражения. Владея этой информацией, мы точно рассчитали время, когда вирус был внесен в питьевую воду, и узнали, что техник-грек, который переходит из модуля в модуль, ушел из модуля В за несколько минут до этого. Поэтому остальные модули не заражены. Мы узнали все, кроме того, как остановить эпидемию. По отношению к человеческим жизням вирус оказался таким же эффективным, как водородная бомба.

За следующие двадцать четыре часа мы много раз заходили в тупик. Пока мы работали, погибло около трех тысяч человек, и только тогда мы кое-что обнаружили - нашли семейство прионов, которые способны действовать как вектор и стерилизовать вирус, но мы установили также, что защитные механизмы тела разрушают наши субвирусы.

Для того чтобы наши субвирусы подействовали, нам нужно ненадолго прекратить производство антител у пациента. Потом ввести в кровь пациента культуру субвируса. Мы немедленно начали выращивать культуры, но стала очевидной следующая проблема: потребуется не менее шести часов, чтобы создать одну дозу субвируса, через семь часов у нас будет четыреста доз. Рассчитав скорость болезни, мы поняли, что к тому времени пациентам помощь уже будет не нужна. Мы победили вирус, но опоздали.

Мы решили все же начинать и произвести четыреста доз противоядия в надежде спасти хоть кого-то. Если через шесть часов кто-то там еще будет жив, корабельные вспомогательные роботы отнесут противоядие к криотанкам и введут его.

Пять с половиной часов спустя меня по комлинку вызвал Мавро. Был почти полдень.

- Hola, muchacho, как дела? - спросил он.

- Прекрасно, - устало ответил я.

- Ты слышал, что я вчера вечером убил этого слабака Самору?

- Нет.

- Si, мы гнались за Люсио и его людьми и в конце концов догнали Самору. Этот трахальщик порезал мне руку. Но не так уж сильно. Сегодня до завтрака мы искали Люсио, но не смогли найти. А теперь Кейго говорит, что мы не должны убивать Люсио из-за того, что случилось в модуле В. Японцам все нужны живыми. И теперь самурай охраняет Люсио, а потом, когда чума кончится, его переведут в модуль А.

- О, - сказал я.

- А хорошую новость слышал?

Все мои последние новости плохие. Я сказал ему об этом.

- Группа Гарсиа вчера вечером побила самураев! Они выиграли полмиллиона МДЕ. А сегодня утром с симуляторе мы уже сражались не с самураями, а с другими латиноамериканскими группами. Все четыре схватки сегодня утром мы проиграли, но это потому, что у нас двоих не хватает. Когда вернетесь вы с Завалой, наши дела пойдут лучше. Я смотрел шоу ужасов с Перфекто, узнавал, кто хорош, а кто не очень. Мы утром заключали пари на исход поединков. И я выиграл двенадцать тысяч песо. - Он говорил оживленно, но в тоне его звучало отчаяние. - Я знаю, у тебя есть деньги. Хочешь, поставлю от твоего имени?

Я был уверен, что он, хоть и выиграл двенадцать тысяч песо, тут же их проиграет. И был разочарован, когда понял, что он позвонил мне только из-за денег.

- Нет, - сказал я. - Я сам хочу посмотреть и узнать, кто фавориты.

- Ну, хорошо. Скажи, дела в модуле В так плохи, как говорят?

- Хуже, - ответил я.

- О! Ну, я уверен, что такие умные люди, как ты, что-нибудь придумают. Adios.

Я думал о его словах. Взвешивал добрые и дурные новости. Люсио нам больше не угрожает, и мы не будем сражаться с самураями. Но четыре тысячи наших компадрес умирают или уже умерли. Нечестная сделка. Мне казалось, что если хороший человек хорошо работает, у него должны быть какие-то шансы в жизни. Но у нас их почти нет. И я понял также, что за все время пути мы смотрели на самураев Мотоки как на своих врагов, на людей Люсио как на своих врагов. Но мы не считали своими подлинными врагами ябадзинов.

Через семь часов мы обнаружили, что в криотанках живы еще сто тринадцать человек. Интерком перестал посылать аудиосигналы. Никто не двигался в том модуле. Никто не кашлял. Вспомогательный робот отнес туда противоядие и ввел его в криотанки вместе с необходимыми подавителями антител. Но три часа спустя все наши пациенты умерли. Когда умер последний, корабельный ИР вскрыл наружные шлюзы и выбросил трупы в космос. Холод стерилизовал эту часть корабля лучше любого лекарства.

В первой схватке с ябадзинами мы потеряли больше, чем могли вообразить.

Мы задержались еще на несколько часов, помогая корабельному компьютеру в очистке, приказывая роботам выбросить все тела из криотанков и мест, где они могут оказаться. Когда работы закончили, мы в течение двух часов прогревали весь модуль В при температуре в 110 градусов по Цельсию, потом заполнили его хлором.

Когда мы кончили, пришел Сакура и открыл дверь. Я не спал почти двое суток, и у меня оставался только час до очередной боевой тренировки.

Мне снилось, что мы спускаемся в шаттле на Пекарь. Из окна я видел сверкающий сине-зеленый рай, радужный диск в небе. Мы падали, падали, и сердце мое сильно билось от радости. Скоро мы окажемся в раю. Я попробую медовые плоды, густо висящие на деревьях! Я буду плавать в теплом океане и смотреть в небо!

Мы низко летели над планетой, над хорошо ухоженными садами. Фермеры японцы махали нам руками и выкрикивали приветствия. Они звали детей и сажали их себе на плечи, и целые семьи смотрели, как гремит над головой наш шаттл, снижаясь для посадки.

На городской улице нам махал старик японец, на плече у него была маленькая девочка, бледнолицая европейка, та самая, которую зовут Татьяна. Оба они улыбались и махали руками. Потом перевели взгляд выше, и на их лицах отразились удивление и ужас.

Я прочел по губам девочки, что она сказала:

- Дедушка, ты не позаботился о них!

Что-то неправильно. Я посмотрел вверх и увидел падающие с неба тела, тысячи безвольных тел, тела жертв эпидемии, которые мы выбросили в космос. И я понял, что мы забыли о своей траектории, когда выбрасывали их в космос: они все время продолжали лететь рядом с кораблем и естественно теперь падают на Пекарь вместе с нами. Я понял, что вирус в их телах замерз, но он жив, и поэтому все на Пекаре умрут.

11

На тринадцатый день полета депрессия от наших потерь во время эпидемии повисла в воздухе, как густой темный дым. Я бродил утром по коридорам, чтобы размять ноги, и даже звук шагов босых ног по пластику пола казался приглушенным. За завтраком все шепотом обменивались новостями о смерти компадрес, и хотя слова звучали разные, но в целом все сводилось примерно вот к чему:

- Слишком много наших умерло, чтобы можно было продолжать войну. Мы даже на тренировках не можем побить самураев, как же мы побьем ябадзинов на Пекаре? Как мы можем надеяться выиграть войну?

Воздух был заряжен электричеством. Волосы у меня встали дыбом, во рту пересохло. Слишком много тишины в корабле, осторожной мышиной тишины. Как будто все сердца бились в унисон. Я чувствовал, что готов сломаться. И все готовы.

Мавро набросился за завтраком на человека, сказавшего, что хочет домой.

- Ты вол! Где твои яйца? - кричал Мавро. - Еще несколько недель тренировки, и самураи от страха покроются дерьмом!

Мы занялись боевой тренировкой, словно ничего не произошло. Но депрессия не оставляла меня. Я устал душой и телом и хотел только избавиться от внутренней пустоты.

В своей первой симуляции мы встретили пятерых компадрес из модуля А, которые были в красной одежде и представляли ябадзинов. Но я знал, что для них мы в красном представляем ябадзинов. Их боевой стиль отличался от нашего. И так как Завала все еще не оправился от раны, мы проиграли. Но во второй симуляции победили. Я впервые испытал победу в симуляторе. Мне следовало бы радоваться, но я чувствовал себя опустошенным и неудовлетворенным.

Мы подключились в третий раз и оказались в местности недалеко от моря, неслись по рядам дюн, где жалящие насекомые были господствующей формой жизни. Мои протетические глаза регистрировали вспышки серебра среди кустов, и повсюду, куда бы я ни взглянул, в воздухе висели чайки. Я знал, что встречусь с Тамарой, и сердце при этой мысли забилось сильнее. Мы встретились с ябадзинами, и удачный выстрел быстро вывел меня из действия, но вместо того чтобы вернуться в боевое помещение, я вывалился из машины и съехал по песку к основанию дюны. Машина унеслась.

Я снял шлем, и на холм поднялся большой черный бык Тамары, его брюхо лениво покачивалось из стороны в сторону на ходу; бык махал хвостом. На спине его удобно устроилась Тамара, одетая в желтое платье. Солнце, отражаясь от его ткани, ослепляло меня.

- Я... искала... тебя.

- Я был занят.

- Ты... не мог... спасти их.

- Знаю.

- Анжело. Я слышала... разговор... Гарсона... с его советниками. Он... не знает... что я могу... разговаривать... с тобой. Ты... в тяжелом... положении. Я... хочу... извиниться... что вовлекла тебя... в неприятности.

Я сразу насторожился. Гарсон ничего не заявлял о том, как эпидемия в модуле В отразится на всех нас.

- Что сказал Гарсон?

- Из-за нынешних... потерь... ИР корабля... предсказывает... что уровень смертности... теперь... семьдесят восемь... процентов. Прости... меня.

Я пожал плечами. Не так уж плохо. Приходя на корабль, мы все знали, что можем умереть. Нам была дана гарантия, что шансы на выживание пятьдесят один процент. Следовательно, вероятность гибели возросла.

- Неважно.

Плечи Тамары устало опустились. По щекам потекли слезы. Она светилась, как призрак божества. Словно невидимый палец коснулся меня, напрямую стимулируя эмоции. Я увидел в ней такую красоту, что она вызывала физическую боль.

- Прости меня, - шептала она, - прости.

- Это не твоя вина, - сказал я. Мои слова прозвучали пусто.

- Моя, - ответила она. В глазах ее светилось знание, опровергавшее все возражения.

- Все равно я тебя прощаю, - сказал я.

Она почесала голову быка.

- Реальность... это боль... в ягодицах. Чем. Скорее. Мы. От нее. Избавимся. Тем. Лучше, - сказала она. - Когда... захочешь... отдохнуть... приходи... ко мне. Я приготовлю... для тебя... мир... здесь. - Она указала кивком головы.

- Спасибо, - ответил я, и она начала расплываться. Стемнело, я приготовился отключиться, и вернулось прежнее угнетенное состояние.

Я отключился от последней утренней схватки. Начал раздеваться и развешивать части своего зеленого костюма на колышки на стене. Глаза болели от недосыпания. Я подумал, как будут реагировать остальные на то, что сообщила мне Тамара. Захотят отправиться домой? Ну, не Мавро и не Абрайра. Перфекто будет терпеливо ждать моего решения. Но не сочтет ли Кейго мои слова предательством?

Я ничего не сказал.

Мы пошли в спортзал и занялись неторопливо упражнениями в повышенной силе тяжести. Два дня без упражнений сделали свое дело. Я так хорошо себя не чувствовал уже несколько месяцев. Мы поднимали тяжести, и я заметил, что в зале тише, чем обычно. Никто не шутил и не смеялся, слышался только шепот и негромкие удары металла, когда поднимались и опускались тяжести.

Говорившие негромко хвастали своей доблестью в утренних схватках. Несколько незначительных побед заставили их чувствовать себя менее уязвимыми. И они говорили, что побьют ябадзинов так же безжалостно, как бьют друг друга. Было произнесено много храбрых слов, но я по-прежнему чувствовал электрическое напряжение. Их заставляет хвастать страх. Я упражнялся рядом с Гироном, человеком с маленькими мышиными глазками, который нервничал больше других. Он долгое время удерживал всеобщее внимание, рассказывая о своих подвигах в Перу. И если хотя бы половина его историй правдива, он в одиночку победил бы всех социалистов.

Он на мгновение прекратил тренировать мышцы ног, и я вставил в наступившей тишине:

- Жаль, что мы теперь не в Перу. Хотелось бы как следует побить этих социалистов.

- Si, si, - ободрительно послышалось отовсюду.

Дома шла война. Происходило сражение, которое мы могли выиграть. Я уверен, все об этом думали. Но только трус решился бы сказать об этом. Я сказал вслух достаточно громко, чтобы расслышали ближайшие:

- Знаете ли вы, что ИР корабля предсказывает: семьдесят восемь процентов из нас погибнут на Пекаре? Мотоки нарушает наш контракт. И я не удивлюсь, если нас отправят домой, где мы сможем сражаться рядом со своими амигос.

Все смотрели на меня в ошеломленной тишине. В дальнем углу зала упражнялся Гарсиа. Его химера Мигель, сидевший спиной ко мне, повернулся и крикнул:

- Hola, Анжело, мой амиго, где ты это услышал?

Я удивился, что Мигель слышит меня так далеко.

- Мой друг в модуле А слышал слова генерала Гарсона, - ответил я.

Имя Гарсона привлекло всеобщее внимание, и повсюду люди спрашивали друг у друга:

- Что сказал Гарсон?

А те, что были поближе ко мне, отвечали:

- Мотоки нарушает наш контракт. Генерал сказал, что на Пекаре погибнет семьдесят восемь процентов.

В зале поднялся гул. Кто-то издали спросил меня:

- Это правда?

Я кивнул. Несколько человек уже подключились, чтобы связаться с друзьями, которым будет интересно услышать эту новость. Неожиданно стало шумно, все старались перекричать друг друга.

А ведь в зале всего двести человек. Я знал, что через десять минут все на корабле будут знать о расчетах ИР.

Мавро закричал:

- Какая разница? Просто схватка станет труднее! - и я рассмеялся про себя. Я всегда отказывался судить людей, размещать их по полочкам, однако я точно предвидел реакцию Мавро.

Гирон сказал, ни к кому не обращаясь:

- Мы должны потребовать, чтобы корабль повернул назад!

Кое-кто кивнул, услышав эти слова.

Повсюду слышались одни и те же слова.

Я и мои товарищи по группе направились к выходу. Добежали до нашей комнаты. Трижды за последующие двадцать минут заглядывали люди с новостями.

- Эй, вы слышали последнее предсказание о результатах войны?

Я был очень доволен собой. Я посадил семя, и теперь мне нужно только подождать, пока оно прорастет.

Днем мы оставались в своей комнате. Атмосфера становилась все напряженней, и мне показалось это странным: на корабле нет статического электричества, от которого зудит кожа и встают дыбом волосы. Но я все это испытывал. Я чувствовал, как собираются грозовые тучи. Может, возбужденные люди высвобождают особый феромон. Должно быть, так, хотя я никогда не читал статей на эту тему. Это имеет смысл: люди - стадные животные, и если они ощущают беспокойство друг друга, это полезно для выживания.

Мавро подключился к монитору, следил за схватками и делал ставки. Потом лег на койку, и я слушал, как становится ровным его дыхание. Скоро я обнаружил, что все мы дышим в одном ритме. Но не понимал, что это означает. Мавро спросил:

- Знаете, на что это похоже?

Все молчали. Наконец Абрайра ответила:

- Да.

- Похоже на мятеж, - сказал Мавро. - Электрическое напряжение перед мятежом.

Абрайра снова сказала:

- Да.

Мавро продолжал:

- Я пережил один мятеж в тюрьме в Картахене. Точно такое чувство. Но теперь наша тюрьма движется в космосе. - Мы ничего не ответили. - Дон Анжело, ты знаешь, что нужно делать во время мятежа?

- Нет, - сказал я.

- Найти место, где спрятаться, - сказала Абрайра. - И держаться спиной к стене. Не верить никому. Никому не позволять встать за тобой. Убить любого трахальщика, который окажется на расстоянии вытянутой руки.

- Si, - подтвердил Мавро. - Ты удивишься, узнав, сколько людей заготовили оружие. Множество дубин и ножей. Будет разграблен лазарет, там возьмут все наркотики и лекарства. Даже если увидишь своего лучшего друга, помни, что он может спятить от наркотиков и у него, вероятно, есть оружие. Не носи с собой ничего ценного, ничего такого, что другой захотел бы украсть, ни пищи, ни воды, ни лекарств, ни алкоголя. Пусть видят только твое оружие. И носи с собой деревянный кинжал, пусть никто не видит твой прекрасный хрустальный нож.

- Всякий, кто затаил на тебя зло, придет к тебе. И приведет с собой друзей. Не верь никому, кто захочет приблизиться к тебе. Особенно если он улыбается.

- У нас много врагов. Некоторых ты даже не знаешь Люди, которых мы обидели, не дав им сигар или выпивки.

Я подумал о Люсио. И еще убийца из ОМП, он хочет увидеть меня мертвым. Слова Мавро не успокаивали.

Мавро сказал:

- Когда был мятеж в Картахене, в другом тюремном блоке находился человек, которого мы с друзьями хотели убить. Это был доносчик, но мы не могли доказать этого. Мы вшестером два часа прятались в камере, пока мятеж не затих. Когда мы вышли, вокруг было словно после бомбежки. Стальные прутья оконных решеток использовались как дубины, ими разбили пуленепробиваемые стекла, за которыми сидела охрана. Все горело.

Мы увидели десятки тел доносчиков, их трахали в рот, пока они не задохнулись. Видели тела охранников, головы у них обгорели, словно они стали ацетиленовыми факелами, тела людей, убитых разбитыми бутылками и отвертками. К сумеркам мы проголодались и отправились на кухню. Там целая толпа трахала с полдесятка пленных, все принимали наркотики. Я знал большинство этих людей, многие были моими друзьями. Они убили двоих из нас и прогнали остальных из кухни. Мы с моим другом Раулем потеряли двух других - Пабло и Ксавье.

Мы с Раулем вернулись в темный коридор в поисках друзей и нашли вентиляционный колодец над помещением охраны - узкий туннель, мы забрались туда, чтобы спрятаться на ночь. Рауль полз первым. Он был немного легче меня и очень силен. Мы проползли около десяти метров в темноте и встретили другого человека, который полз в нашу сторону. Рауль сразился с ним в тесном туннеле, попытался задушить его, но получил удар в горло длинным сверлом и умер от потери крови.

Туннель был такой узкий, что убийца Рауля не мог протиснуться мимо трупа и напасть на меня, и тело Рауля оставалось между нами. Я спал в туннеле, а тело моего амиго холодело, а утром пришли охранники и вытащили меня оттуда. Потом вытащили Рауля, а за ним и убийцу Рауля - это был Пабло, друг, которого мы искали.

Абрайра сказала:

- Да.

Я лежал на койке и думал: на космическом корабле мятеж страшнее, чем в тюрьме. Кто-нибудь может уничтожить навигационное оборудование и сбить корабль с курса. Кто-то может проткнуть корпус, и мы все задохнемся в вакууме. Кто-нибудь нажмет кнопку экстренного сбрасывания двигателей, и мы будем бесконечно долго двигаться к Пекарю в нулевом тяготении. Обычно во время мятежа начинается уничтожение собственности, имущества. Но ни один человек в здравом уме не решится трогать оборудование космического корабля, поэтому ярость обернется против других людей. Но и в этом случае один безумец может уничтожить всех.

Немного погодя к нам зашел Сакура с незнакомым самураем, высоким человеком с длинным иссиня-черным лошадиным хвостом и открытым лбом с высокой линией волос; его голова и лицо казались единственными естественными частями тела. Искусственные ноги, руки и торс были заключены в простое черное пластиковое покрытие. На горле сверкающий черный вакуумный шланг - экономичная замена пищевода, он выходит из груди и заканчивается за челюстями. В отличие от остальных самураев на корабле, которые сторонились кибертехнологии, этот вовсю погрузился в нее. Очень похож на высокообразованных японцев-техников, которых я знал на Земле. Но, как и у всех остальных самураев, глазные складки у него неестественно подчеркнуты. Он показался мне знаком, и скоро я узнал его по позе, по наклону головы. Ленивая Шея, самурай, который так часто побеждал нас в симуляторе.

Они вошли и остановились в ожидании. Их обычаи запрещали общаться с нижестоящими, и они их строго придерживались. Когда мы встречались с ними за пределами класса, они делали вид, что мы не существуем, даже когда приходилось протискиваться друг мимо друга в узких коридорах. Было очевидно, что самураи пришли не для того, чтобы пригласить нас на чай. За ними вошел хозяин Кейго, они в позе seiza сели на пол и пригласили нас поступить так же.

Кейго очень тщательно подбирал слова, останавливаясь, чтобы переводчик точно передал нам смысл.

- Я вынужден говорить с вами из-за угрожающей ситуации, - сказал он. - Много слухов, что Мотоки нарушает условия контракта, и некоторые настолько осмелели, что требуют возвращения корабля на Землю. Я слышал, что мятеж начал кое-кто из вашей комнаты.

Он был очень напряжен, но руки его не лежали на мече.

- Прости меня, хозяин, - сказал я, - но никто здесь не начинал мятеж. Я только рассказал, что узнал о предсказании компьютера, и предположил, что нам придется вернуться на Землю и взять еще новобранцев.

Кейго долго смотрел на меня, я выдерживал его взгляд.

- Понимаю, - сказал он. - Я не считаю тебя трусом.

- А я не обиделся, - ответил я.

Кейго сказал:

- Вы понимаете, конечно, что это очень трудно. На возвращение на Землю потребуются недели. Правительство Японии наняло корабль, и он сейчас набирает наемников для ябадзинов. Они постараются перегнать нас на пути к Пекарю. Но даже если бы этого не было, мы уже выпустили ракеты-ускорители. Сейчас идем на основном двигателе. Вы понимаете, что главные расходы такого перелета связаны с топливом. Возврат к Земле обойдется во столько же, что и продолжение полета на Пекарь, и, если мы вернемся, корпорации Мотоки потребуется несколько недель, чтобы собрать необходимые средства для финансирования нового полета. - Все это я понимал. Большие ракеты ускоряют корабль с помощью ядерных взрывов. Топливо для этих ракет требует много места и стоит очень дорого. Но как только корабль достигает нужной скорости, включается его двигатель, он засасывает атомы водорода из пространства и сжигает их как топливо. Другими словами, с момента включения двигателя топливо нам ничего не стоит. Но если скорость корабля уменьшится, придется отключить двигатель и вернуться к ракетам, и Мотоки сочтет ненужной тратой топливо, которое пойдет на торможение корабля при возвращении на Землю.

- Я понимаю, какие трудности с этим связаны, - сказал я.

- Понимаешь, что это очень трудно? - спросил Кейго.

Я уже слышал это выражение. Когда Кейго говорит "трудно", это значит, что у нас нет ни малейшего шанса на возврат корабля.

Мы все кивнули.

Кейго вздохнул, повернулся так, чтобы больше не сидеть к нам лицом, и сказал:

- А теперь я должен поговорить о том, что заставляет меня огорчаться. Три дня назад вы сказали мне, что ничего не должны корпорации Мотоки. Вы не чувствуете за собой долга чести. Я не могу понять это. Мы, самураи, учим вас боевому искусству. Но быть воином - это больше, чем просто владеть боевым искусством. Путь воина - это путь смерти, но это и путь упорядочения жизни. Мы учили вас самообладанию и храбрости - самураи должны это уметь, все это простая техника bushido, но я никогда не думал, что мне придется учить вас чести. В такие минуты язык скрывает мысли. Я...

Кейго задумался. Ему предстояло выразить концепцию, настолько привычную, настолько сросшуюся с его образом жизни, что ему никогда не приходилось выражать ее в словах.

- Когда человек принимает что-то от другого, он принимает на себя долг - on, обязательство отплатить за дар. И его достоинство зависит от того, как он отплатит, ne? Он должен отплатить свой долг любой ценой, даже ценой собственной жизни, ибо человеческая жизнь незначительна и ее легко отнять, но достоинство у человека отнять невозможно. Поэтому потерять жизнь - это меньше, чем потерять честь.

Он посмотрел на нас, чтобы убедиться, что мы поняли.

- Если человек не хочет быть в долгу у другого, он не должен принимать никаких даров. Поэтому нужно осторожно относиться к тем, кто легко раздает дары, чтобы не оказаться в долгу, который не захочешь отдавать. Но даже если ты не хочешь отдавать долг, ты все равно обязан отдать его. Понимаете?

Мы все кивнули. Кейго не смотрел на нас, чтобы мы не испытывали замешательства, глядя ему в лицо, когда он говорит такие вещи.

- Это часть кодекса самурая, - сказал Кейго. - Самураи всегда были самыми честными людьми. Мы охотно отдаем свои долги. И вы начали учиться быть самураями. Мотоки дала вам щедрый дар - возможность стать самураем, подняться над обычным уровнем жизни, хотя вы и иностранцы...

Сакура прервал его. Вероятно, он знал, каким оскорбительным может быть фанатизм Кейго.

- Хозяин Кейго хочет сказать, что отныне считает вас самураями или по крайней мере учениками самураев. И ожидает, что вы будете выполнять обязанности самураев. Вы должны исполнять свои обязанности, которые несет с собой эта привилегия!

- А каковы эти обязанности? - спросила Абрайра.

Кейго задумчиво нахмурился. Немного погодя он сказал:

- Некогда один полководец ехал по лесу, в котором было полно разбойников. В его свите было только несколько самураев, и вот им встретился ronin - самурай, не имеющий хозяина. Полководец спросил ронина, хочет ли он поступить на службу, а ронин был голоден и потому согласился. Путешествие лорда было недолгим, пищи с собой брали немного, но лорд приказал своим людям накормить ронина, чтобы тот не шел на пустой желудок. И так как путь был недолгий, ронину дали только небольшую чашку овса, и полководец извинился, что у него нет риса. Ронин принял этот скромный дар и поел.

Позже лорд и его люди попали в засаду ко множеству разбойников. Произошла страшная битва, и каждый самурай сражался со многими противниками. Во время затишья лорд подумал, остался ли ронин верен ему или сбежал в холмы. Когда битва кончилась, живы были только лорд и два его самурая, все сильно израненные. Среди убитых они увидели недавно нанятого ронина. Вокруг него лежало четырнадцать мертвых разбойников - вдвое больше, чем убили другие самураи. И хотя он получил в дар всего лишь чашку овса, он оказался самым верным слугой.

Кейго смолк и подождал, чтобы мы усвоили сказанное.

- Вы все ронины, - сказал Кейго. - Корпорация Мотоки хорошо платила вам. Вы получали пищу, воду, воздух для дыхания, одежду, вас учили. В битве все может быть против вас, но вы не должны отказываться от нее. Вы не должны бояться смерти, предстоящая битва должна вас радовать. Вы должны заплатить свой долг on. Я буду сражаться рядом с вами. Я умру с вами. Мне, как вашему хозяину, стыдно, что я должен объяснять вам этот ваш долг.

Кейго неожиданно оторвал свое тяжелое тело от пола и вышел их комнаты. Его полуночное кимоно развевалось. Сакура и Ленивая Шея молча пошли за ним.

- Он спятил, - сказал Мавро, когда они закрыли дверь. - Я ничего не имею против войны на Пекаре, но не хочу воевать с сумасшедшими.

Мы все кивнули. Очевидно, самураи не повернут корабль. Они считают личным оскорблением, что мы даже задумались над такой возможностью.

Мавро через несколько часов отправился в общие спальни и сообщил, что повсюду самураи сказали одно и то же. Как будто бросили влажное одеяло на тлеющий костер. Мы пошли на боевую тренировку и проиграли две схватки из трех. Завала вышел из лазарета и потребовал еще обезболивающего, чтобы снять бесчисленные воображаемые боли. Но после приема анестезирующего он становился пассивным, как ребенок в наркотическом опьянении. За обедом по-прежнему чувствовалось напряжение, но в глазах моих товарищей видна была покорность. Инерция несла нас вперед. Все были убеждены, что нужно продолжать. Поступили новости, что Гарсон совместно с самураями пытается найти возможность увеличить наши шансы на Пекаре, так организовать дело, чтобы потери уменьшились. Люди верили Гарсону и готовы были ждать. Как ни удивительно, никто не заговорил о возвращении на Землю. Но те, кто в модуле А тренировался, пока мы спим, оказались не столь сговорчивы. И я был очень удивлен, когда неожиданно вспыхнул мятеж.

Среди ночи я проснулся от отдаленного шума, напоминавшего шум крови в ушах или далекий звук прибоя. Тысячи ног звучали в унисон, тысячи голосов сливались на расстоянии. Я пытался различить слова песни, но не смог. Напряжение в воздухе ощущалось, как паутина, электрическая паутина, задевающая за лицо. Перфекто бросился к своему шкафчику. Остальные встали одновременно. За стеной слышался топот: по коридору бежали самураи, крик самурая напомнил рев барсука в норе. Я соскользнул с койки и поискал в темноте свое грубое деревянное оружие.

- Что случилось? - сонно спросил Завала.

- Мятеж в модуле А. - Пока мы вооружались, Абрайра прошла в туалет. Мы стояли, не зная, что делать. Внизу под нами начали топать в такт и выкрикивать: "Домой! Домой!" Приводят себя в бешенство. Я понял, что кто-то с острым слухом уловил эти слова из модуля над нами, и мы стали повторять их, как единый организм.

Кто-то на уровне под нами закричал:

- Неееет!

Послышался тяжелый удар.

Абрайра вышла из туалета, держа перед собой кинжал, глядя на нас.

- Я иду вниз по лестнице, чтобы отыскать amigаs, - ровным голосом сказала она.

Я был поражен тем, что она не доверяет нам, что ищет защиты у других женщин.

- Хочешь, чтоб тебя проводили? - спросил я.

- Держись от меня подальше! - ответила она. И хоть она сама говорила, что нужно держаться спиной к стене и бить всякого, кто приблизится, я не мог поверить, что она так поступит. Она раскрыла дверь и выглянула в коридор. Мышцы ее напряглись. Движения были мощными и грациозными, как у пантеры. Три самурая пробежали мимо двери, вспышки синих кимоно и обнаженных мечей.

Я плохо себя чувствовал. Хотел сказать Абрайре, что я не такой, как те мужчины, что насиловали ее в прошлом. Я ей не враг.

- Я тебе помогу, если хочешь, - сказал я. - Как тогда, в симуляторе.

Абрайра на мгновение смутилась, показалась испуганной, но почувствовавшей надежду. Кивнула и попятилась в дверь, не желая повернуться к нам спиной. Я пожелал ей удачи.

Перфекто сказал:

- Идемте к лестнице, - и Мавро и Завала согласились с ним. Я понял, что бежать некуда. Неважно, куда мы побежим и побежим ли мы вообще. Мятеж сам придет к нам.

Перекрывая топот ног и возгласы "Домой! Домой!", послышался крик самурая:

- Уходи назад, глупая женщина!

Абрайра вернулась в комнату и остановилась, тяжело дыша.

- Самураи очищают коридоры. Всех запирают в их комнатах.

На корабле не так много самураев. В лучшем случае один на пять наемников. Их короткие мечи, wakizashi, скорее эмблема положения, чем оружие. Ими самураи должны совершить харакири, если потеряют честь. Таким оружием они нас не удержат. И не смогут контролировать весь корабль. Пока люди ограничиваются тем, что топают и выкрикивают. Но когда начнется насилие, самураи не смогут сдержать его. Абрайра стояла у двери с ножом наготове.

- Я предлагаю убрать наше оружие, - сказал Перфекто, - если не хотим перерезать друг друга.

- Хорошая мысль! - сказал Завала. Он положил нож на койку, остальные мужчины сделали то же самое, но Абрайра по-прежнему жалась в угол и не убирала нож.

Мы сидели на койках или расхаживали по комнате, слушали топот и крики "Домой!" Пот заливал мое лицо, как будто я выполняю тяжелую работу, и дыхание было сдавленным. В комнате стало очень жарко.

Под нами кто-то закричал, его крик превратился в предсмертный вопль. Я и до этого слышал звуки таких стычек, но не понимал, что они означают. А это заставляли умолкнуть тех, кто пытался разубедить мятежников. Завала слегка улыбнулся, глаза у него были как у испуганного ребенка. В коридорах отдавался крик: "Домой! Домой! Домой!" Пол дрожал, и когда я коснулся стены, она загудела, как гитарная струна. Перфекто расхаживал по комнате. Подошел к одной стене, повернулся, пошел к противоположной, и так несколько раз. И каждый раз проходил все ближе и ближе от меня, словно большая рыба, которую я держу на леске и подвожу к себе. Я чувствовал, что он хочет защитить меня, и, подтверждая мое предположение, он подошел и похлопал меня по плечу, но больше не отошел.

В коридоре стихло; больше не бегали и не кричали самураи.

Абрайра раскрыла дверь.

- Коридор пуст, - сказала она и вышла.

Мы последовали за ней. Перфекто шел впереди, охраняя меня. Абрайра была права. Темный коридор опустел. Самураи все спустились ниже. Сакура и еще два японца следили с верха лестницы. На лестнице горели огни, поэтому они не видели нас в затемненном коридоре. Только мы, пятеро латиноамериканцев, оставались на этом уровне. Самураи никого не оставили, чтобы сторожить нас.

- Что нам делать? - громко спросил Завала, чтобы перекрыть крики.

- Более безопасной позиции, чем эта, на корабле нет, - крикнул в ответ Мавро. - Я думаю, нам нужно защищать лестницу и убивать всякого, кто попытается подняться.

- Всякого? - переспросил Перфекто.

- Si. Если кто-то из этих трахальщиков зайдет нам за спину, нам ни о чем больше не придется беспокоиться. Никто не может сопротивляться, поднимаясь из отверстия.

Я не мог представить себе, что мы станем убивать всех без разбора.

- Есть более безопасное место, - сказал я.

Мавро удивленно изогнул брови.

- Где?

- Над нами, в модуле В, - ответил я.

- А как же зараза? - спросил Завала.

- Вся та часть корабля простерилизована. Там вверху не осталось ничего живого.

- Атмосфера нормальная, - сказала Абрайра. - Люсио провели через этот модуль.

По своему пребыванию в служебных помещениях я знал примерное расположение. Будет с полдесятка небольших мастерских и склады, отделенные от модуля вторым шлюзом.

- Как открыть шлюз? - спросила Абрайра.

Я указал на Сакуру, который стоял вверху на лестнице в круге света.

- У него есть трансмиттер, по сигналу которого открывается шлюз.

Несколькими уровнями ниже нас раздались крики, кричали сотни голосов. От сильного звука задрожал пол, и мы с компадрес побежали, опасаясь, что мятеж начался. Но крики продолжались в прежнем ритме, и скоро мы пошли медленней.

Я решил, что просто нарушен был ритм, ничего больше, но тут снова раздались крики, звуки тупых ударов, начались отдельные схватки, а сотни голосов продолжали кричать: "Домой! Домой! Домой!"

Сакура и его амигос вглядывались вниз, и я понял, что они наблюдают за схваткой. Абрайра оказалась за Сакурой и ударила его в почки. Он упал. Мы выбежали из тени, и друзья Сакуры убежали.

Сакура лежал на полу, хватая ртом воздух, а Абрайра обыскивала карманы его кимоно. Внизу по лестнице, в трех уровнях под нами, самураи сражались с латиноамериканцами. Стоял сплошной шум, и мы не различали звуки отдельных схваток. Впечатление такое, словно все сражаются молча. В воздухе пахло потом и кровью.

Абрайра достала из кармана Сакуры трансмиттер.

- Это он? - крикнула она.

Я кивнул, и она направила трансмиттер на дверь шлюза и начала нажимать кнопки. Ничего не произошло. Я увидел на трансмиттере маленький белый диск - устройство для чтения отпечатков пальцев.

- Давай я попробую, - сказал я, взял у нее трансмиттер и прижал к нему большой палец Сакуры. Дверь шлюза начала отодвигаться. Абрайра бросилась вверх по лестнице. За дверью открылся широкий туннель, и лестница заканчивалась у двери, ведущей в модуль В.

Я подумал, что надо бы отрезать большой палец Сакуры, чтобы я мог пользоваться трансмиттером, но Сакура лежал без сознания и не представлял угрозы. Поэтому я потащил его по лестнице. Не думал, что смогу это сделать в повышенной силе тяжести, но страх придал мне силы. Я подтащил Сакуру к двери и без сил упал на него.

Абрайра ждала меня. Прежде чем я успел переступить через дверь шлюза, она выхватила у меня трансмиттер, прижала к нему большой палец Сакуры и нажала кнопку, закрывающую дверь. Перфекто находился на полпути на лестнице, защищая меня сзади. Он удивленно посмотрел и крикнул:

- Дон Анжело, подожди! - и попытался прыгнуть в полуоткрытую дверь, но она уже закрылась. Стало тихо.

Абрайра прижала деревянный кинжал к моему горлу.

- Не шевелись, старик, - сказала она. Я, тяжело дыша, лежал на полу, лишившись сил от подъема. Она сунула руку мне в рукав и отобрала хрустальный нож, потом вытащила из-за пояса мой деревянный кинжал. - Я оставляю тебя жить, потому что ты стар, медлителен и безоружен.

Лицо ее было бледной маской ужаса, но она пыталась справиться с ним. Прижалась спиной к стене и взмахнула ножом.

- Спасибо, - сказал я. Но в глубине души подумал: "Не буду ли я мертвым меньшей угрозой для нее? Если она действительно так жестока и хладнокровна, как старается показать, она меня убьет". Я посмотрел ей в глаза и понял - понял, что она пытается набраться решимости, чтобы убить меня. Я и представить себе не мог, какой ужас толкает ее к этому. "Никогда не делай ошибки, считая ее человеком", сказал я себе.

Она нажала кнопку трансмиттера. Дверь над нами со свистом открылась, и мы вдохнули свежий воздух - таким воздухом можно дышать только в летний день после дождя. Я не представлял себе, какой спертой стала атмосфера в нашем модуле. Абрайра схватила Сакуру за руку и поднялась по лестнице. Сакура свисал, как тряпка. Он начал приходить в себя и поворачивал голову, но она не обращала на это внимания. Я следовал за ней как можно ближе, боясь, что она оставит меня, как остальных. Когда мы оказались на вспомогательной палубе модуля В, Абрайра нажала кнопку, закрывая дверь за нами. И когда дверь начала закрываться, втолкнула в щель Сакуру. Дверь за ним закрылась.

Мы с Абрайрой остались одни. Над нами слышался шум мятежа в модуле А, словно голоса множества чаек, кричащих на берегу. Под нами крики прекратились. "Худшее еще впереди", подумал я.

На этом уровне нет радиальных коридоров и многих небольших помещений, как на жилых уровнях. У самой лестницы четыре двери вели в помещения, которые казались маленькими, потому что были загромождены оборудованием для обработки воды, отходов и воздуха и для производства пищи. Короткий коридор вел в комнату с медицинским оборудованием.

Напротив этого склада медицинского оборудования находилось помещение с запасными криотанками - капсулы, похожие на трубы для выздоравливающих, заполненные розовым раствором, с помощью которого человека погружали в стасис. Небольшая кислородная установка сообщалась с криотанками и помогала обогатить истощенную атмосферу. В центре находился операционный стол со сложным оборудованием, и в случае необходимости толстая дверь отделяла это помещение от остального корабля.

Абрайра осмотрела эту комнату.

- Подойдет.

Она начала выталкивать меня в коридор, и я понял, что она собирается оставить меня.

Я попытался схватить ее за руку и крикнул:

- Подожди! А что, если кто-то придет?

Она сжала мне горло, подставила ногу и опрокинула меня. Я упал и ударился о пол. Она закрылась в помещении с оборудованием.

Я сидел у ее двери, прислушивался к крикам по всему кораблю и ждал. Светящиеся панели потолка горели неярко, и стены казались безупречно вымытыми. Но их не мыли. Они очистились, когда модуль стерилизовали. Даже черный металл люка надо мной выглядел так, словно его отлили только несколько часов назад.

Где-то за этой дверью находится Тамара. Во время мятежа ей угрожает опасность. Если кто-нибудь узнает ее прошлое, ее убьют. Старые эмоции ожили во мне. Мне хотелось найти ее, защитить. Я усмехнулся над собой и подумал: "Может, я и не так мертв изнутри, как считал".

Мне пришло в голову, что мы с Абрайрой единственные живые существа во всем модуле. В воздухе нет ни единой бактерии. Никогда не был я в таком стерильном окружении. Хотя от отдаленных частей корабля доносился шум, вблизи все было тихо. Все равно что на лесистой поляне, где пели цикады и вдруг неожиданно стихли. Воздух заполнился неестественной тишиной, и все время ждешь, что что-нибудь услышишь. Воздух насыщен ожиданием.

Внизу послышался шелест, затем Сакура в туннеле запел "Мотоки Ша Ка". Голос его звучал отдаленно, хрипло, и я понял, что он был серьезно ранен, когда Абрайра толкнула его, но в его тоне звучала надежда. Может, это молитва? - подумал я. Молится своей корпорации? В модуле А начался сильный шум, взрыв криков, и в модуле С ответили криками. Сакура перестал петь, очевидно, пытаясь расслышать, что происходит. Снова внизу затопали и запели, а вверху топанье прекратилось, и крики сменились воплями. Там умирают люди.

Действия Абрайры меня удивляли. Когда человеку страшно, он ищет помощи у других. Но Абрайра поступала по-другому: она расширяла свою территорию, чтобы увеличить расстояние между собой и остальными. Она боялась даже меня. Я не знал, как бороться с таким ужасом, и сам испугался. Я хотел быть рядом с ней, за этой безопасной дверью. Я вспомнил Фелицию, как она успокаивала остальных, пока сама не умерла, и начал говорить с Абрайрой. Я говорил:

- Здесь такой чистый воздух! Словно в горах Мексики, когда с океана приходит прохладный дождь. Я помню такие дни, когда был студентом. Сидел на пороге после холодного дождя. Таких дождей в Панаме не бывает. Там всегда тепло после дождя. Наверно, в Чили тоже бывают в горах такие холодные дожди.

Но Абрайра не отвечала. Как будто оглохла. Я продолжал говорить, меня успокаивал собственный голос.

В голове прозвучал вызов комлинка. Я нажал рычаг под ухом.

Перфекто спросил:

- У тебя все в порядке, Анжело?

Голос его звучал отдаленно, его перекрывал шум.

- Si, все в порядке. Немного одиноко. Абрайра заперлась в комнате.

- Хотел бы я составить тебе компанию, - сказал он с облегчением, услышав мой голос.

- Да, это было бы неплохо, - ответил я. - А как ты?

- О, все хорошо. Несколько мучачос с четвертого уровня прорвались и пришли к нам - Гарсиа с друзьями. Там им тяжело пришлось. Многие ранены. Внизу сильно дерутся. Я бы не хотел там оказаться. - Наступила долгая пауза.

Инстинктивно я знал, что Мигель поднялся по лестнице, чтобы защищать меня. Мне это показалось глупым. Я вспомнил: мы в нашей комнате, у моих ног сидит Мигель, держа меня за руку, мы пьем. Со своей потной лысой головой и светло-голубыми глазами он так уродлив, что воспоминание вызвало у меня отвращение. Я попался найти слова, как-то утешить Мигеля. Я сказал:

- Передай Мигелю, что я в безопасности, как ребенок на руках у матери.

И понял, что эти слова будут для него лучшим утешением.

- Si, - сказал Перфекто.

Я услышал скрип над собой и поднял голову. Начал раскрываться воздушный шлюз.

Я вспомнил, что безоружен. Кто бы ни спускался оттуда, я не хочу, чтобы меня нашли. Я отскочил в ближайшую дверь - она вела к установке очистки воды и спрятался в углу. Перфекто начал что-то говорить по комлинку, и я нажал на рычаг под ухом и отключил его.

Я попытался успокоить дыхание и осмотрел комнату в поисках оружия. Поблизости стоял шкаф, я открыл его и нашел разные инструменты. Один из них - нечто вроде тяжелого гаечного ключа - длиной в руку. Я осторожно снял его.

Сверху послышался шелест одежды и звон металла, кто-то спускался по лестнице. Только киборг с металлическими ногами может производить такой звон. Дышал он громко и тяжело.

Когда он добрался до пола, дверь над ним закрылась. Он шумно выдохнул и сделал несколько медленных шагов, заглядывая в двери. Он слишком осторожен, чтобы обыскивать комнаты. Через несколько мгновений начала открываться дверь под нами.

Из-за нее послышался голос Сакуры:

- Кто здесь?

- Друг, - услышал я низкий шепот. Я узнал этот голос. Хуан Карлос, человек с серебряным лицом, тот самый, в котором я подозревал убийцу из ОМП. И у него может быть только одна причина для перехода из модуля А в модуль С.

Он ищет меня.

Неделями я представлял себе, как убиваю его. Как я пожалел, что Абрайра забрала у меня нож. Теперь придется драться гаечным ключом.

Я взвесил гаечный ключ в руке и как можно тише выбрался из угла и добрался до двери. Хуан Карлос был одет в серебристо-красное кимоно сержанта, ноги у него черные металлические, он стоял у шлюза и смотрел вниз на Сакуру. В правой руке он держал wakizashi, короткий самурайский меч, левая рука окровавлена. В левой ладони он держал трансмиттер, у владельца трансмиттера он отрезал палец.

Я был уверен, что не произвел никакого шума, но у него, должно быть, усовершенствованные органы слуха, потому что он повернулся, словно у меня на шее колокольчик.

- Осик! - закричал он, взмахнув в воздухе мечом. В голосе его звучал гнев, хотя на серебряном лице сохранялась невозмутимая улыбка Будды на отдыхе. Между глазами сверкал зеленый камень. В голосе Эйриша, когда он обращался ко мне, звучала та же ненависть, и я бегло удивился этому.

Я ударил его ключом по правому плечу. Хуан Карлос согнулся под моим ударом, а я ощутил боль в животе.

Я взглянул вниз. Ониксовая рукоять wakizashi торчала у меня в животе, как раз под реберной клеткой. Он ударил мечом так быстро, что я даже не заметил.

"Сколько людей умерло, глядя на рукоять меча?" - подумал я. Мне казалось все равно. Я столько раз умирал в симуляторе. Я выронил гаечный ключ и осмотрел рану. Ошибкой было бы выдергивать меч: кровотечение усилится.

Хуан Карлос застонал. Я не убил его. Он свернулся клубком на полу, пытаясь прийти в себя. Я пнул его в челюсть, ошеломив его, потом развязал его obi, тонкий пояс кимоно. Я хотел допросить его, понять, почему он меня так ненавидит, но боль в животе усиливалась, и я не был уверен, что долго проживу. Я обернул obi вокруг его горла и начал душить его.

Душить человека - долгое занятие. Слишком часто душат недолго и думают, что работа закончена, потому что жертва расслабляется, но на самом деле человек может несколько минут прожить без кислорода, и только потом умирает. Я знал это и поклялся покончить с Хуаном Карлосом.

Я схватил obi за два конца и потянул. Хуан Карлос был без сознания, но, когда я начал его душить, он пришел в себя и стал пинаться металлическими ногами и размахивать руками. Я опасался его ног, не зная их силы, и старался увернуться. Изменив положение, я нажал коленом ему на спину, заставляя легкие оставаться пустыми, в то же самое время он не мог до меня дотянуться.

Он махал руками. Попытался подобрать под себя ноги и встать. Я дернул его за ногу, он упал на пол и больше такую тактику не применял.

Он протянул руку за шею и впился ногтями мне в руку. Я продолжал душить его. Руки у меня начали уставать, и я понял, что мне нужно ухватиться заново. Я боялся, что если отступлюсь даже на секунду, он успеет вдохнуть и мне придется начать все сначала. Я взял один конец obi в зубы и, продолжая тянуть зубами, перехватился левой рукой.

Я попытался проделать то же самое с правой рукой, но, должно быть, на мгновение ослабил хватку, потому что Хуан Карлос стал сопротивляться яростней. Он выпустил мою правую руку и попытался перехватить obi.

Я потянул сильнее, и он ухватил меня за колено и попробовал свалить. Это усилие окончательно лишило его легкие кислорода, и он обвис.

"Боже, - подумал я, - действует! Я могу его задушить!" Зубы у меня застучали. Капли пота выступили под мышками и побежали по коже. Пот капал по рукам, смачивая obi. Я чувствовал, что теряю его, оно начинает выскальзывать. Я испугался и закричал:

- Абрайра, на помощь! Быстрее! На помощь!

Я обеими коленями встал на спину Хуана Карлоса, обернул оба конца оbi вокруг рук, затянул сильнее и продолжал звать Абрайру. Я вдруг понял, что не знаю, как долго душу его. Он расслабился, но у меня нет гарантии, что он не придет в сознание, если я его отпущу. Понял, что именно через это проходят другие душители: возбуждаются, теряют представление о времени и выпускают жертву слишком скоро. Поэтому, продолжая давить, я начал считать секунды, говоря себе, что не отпущу, пока не пройдет три минуты. Один... два... три... четыре... пять...

Живот болел в том месте, где его пробил меч. Я чувствовал, что острие меча торчит у меня из спины. И подумал, что нужно получить медицинскую помощь. Трансмиттер, с помощью которого можно открыть шлюз, лежал в двух метрах на полу. Я звал Абрайру, просил ее помочь. Смотрел на ее дверь. Она не открывала. Я продолжал душить Хуана Карлоса.

Хуан Карлос снова начал пинаться и размахивать руками, и я подумал: "Сукин сын притворялся, делал вид, что мертв!" Я очень рассердился и дернул obi, пытаясь сломать ему шею. Хуан Карлос вцепился пальцами в пол и снова обвис. Я держал obi.

Посмотрел на дверь.

- Абрайра, меня ударили мечом, - объяснил я. - Я себя плохо чувствую. У меня кружится голова. Помоги мне, шлюха!

Перед глазами вспыхнули огни.

- Флако! - просил я. - Флако, помоги мне!

Хуан Карлос не сопротивлялся. Я перехватился и потянул еще сильнее. Мышцы у него на спине спазматически напрягались и расслаблялись. Я душил, пока спазмы не прекратились, потом вытер пот со лба.

Я очень устал и перестал его душить, но он не шевелился. Голова у меня болела, крошечные огоньки перед глазами ослепляли. В горле поднималась желчь. Я перевернул Хуана Карлоса на спину и следил за грудью. Она не поднималась и не опадала. Пальцы еще немного подергались в спазмах, и я взял его за руку и проверил пульс. Пульса нет.

Потом я прижался ухом к его груди и послушал сердце. Собственное сердце стучало в ушах, я тяжело дышал, к тому же мешали отдаленные звуки топота и криков. Я не мог понять, бьется ли сердце Хуана Карлоса.

"Послушай, послушай, научись бегло владеть мягким языком сердца". Я вспомнил слова Тамары. Но она совсем не это имела в виду. Я повернул лицо к ногам Хуана Карлоса, и у меня на глазах его мышцы расслабились. Кимоно задралось, и я увидел белье. Промежность у него пожелтела от мочи, это опустошился мочевой пузырь.

Я дернулся вперед, меня вырвало, и кровь смешалась со рвотой. Пол поднялся мне навстречу.

Кто-то перевернул меня на спину. Я слышал далекий топот и крики. Незнакомый человек с прыщеватым лицом прошептал:

- Ему почти конец.

Кто-то другой за ним сказал:

- Возьми его меч. Он ему все равно не нужен.

Я увидел, что шлюз надо мной открыт. Кто-то еще прорвался.

Человек надо мной сказал: "Прости меня, сеньор", и вытащил меч у меня из живота. Вытер окровавленное лезвие о мое кимоно, потом поднес меч к свету, осматривая его.

Я застонал, и все вокруг потемнело.

Я пришел в себя от запаха страха. Почувствовал грубые руки на своем теле. Кто-то украдкой обыскивал карманы моего кимоно. Я открыл один глаз. Темнокожая женщина повернулась и стала подниматься по лестнице. Мне показалось, что пахнет дымом. Свет снова потускнел.

Шепот.

Меня ударили ногой в ребра, и я пришел в себя. Смутно разглядел фигуру человека. "Отвечай мне! Отвечай!" - кричал он. Я шире открыл глаза, ко мне пригнулось ужасное лицо, со шрамом от глаза через нос ко рту. Люсио еще раз пнул меня и отвернулся. За ним виднелось еще несколько человек, они держали лазерные ружья. "Где они взяли ружья?" удивился я.

- Возьмите медикаменты в той комнате. Заткните дыру этому трахальщику и впрысните в него кровь. Я хочу, чтобы он знал...

Отдаленные голоса перекрыл крик. В воздухе пахло дымом и озоном. "Начался мятеж в модуле С", подумал я и обрадовался. Теперь самураи повернут корабль, и мы полетим домой.

Кричала женщина поблизости - высокий тонкий звук, почти стон или мяуканье котенка.

Я открыл глаза и повернул голову. Дверь в комнату Абрайры открыта. От нее поднимается дым, она висит набок. Местами она сверкает оранжевым цветом раскаленной руды. Кто-то перерезал ее лазером, понял я. Женщина снова закричала, и я подумал, может, это Абрайра, хотя никогда не слышал у нее такого жалобного звука, даже представить себе не мог, что она так закричит.

Что делается в комнате, я не видел. В воздухе висел дым, и я не мог сосредоточить взгляд. Перевернулся на живот и пополз. Оказалось, что у меня еще есть силы. Перед дверью лежали два тела. Я перебрался через них, удивляясь, откуда они взялись.

Заглянул в комнату. Несколько человек собрались у операционного стола. Еще двое мертвых лежали возле него на полу. Над ними к потолку поднимались струи голубого дыма. Я услышал звуки тяжелого дыхания. Кто-то дергается на столе, остальные держат его. Человек наклоняет голову вперед и назад. Свет ударил ему в лицо. Лицо Люсио с ужасным шрамом. Люсио улыбался.

Мяуканье повторилось, перешло в негромкий крик. Руки переместились, и я увидел, что Люсио вовсе не дергается и что держат не его. Он забрался на другого человека и вдавливается в него, и улыбка у него на лице - улыбка оргазма.

Под ним стонала и дергалась Абрайра. Он рассмеялся и сказал:

- А ну давай еще.

Один из державших ее людей передвинулся, и я увидел ее лицо: два серебряных глаза, окруженных кровоподтеком, прядь волос, вырванная со лба. Я вскочил, собираясь бежать к ней, освободить ее. Но я потерял слишком много крови, и от неожиданного движения голова у меня закружилась. Я потерял сознание.

Абрайра снова закричала, я поднял голову и увидел на ней другого мужчину - Даниеля, одного из старых компадрес Люсио. Он поднял кулак и ударил Абрайру.

Я встал на колени и смог устоять несколько секунд. На животе почувствовал какую-то слизь - резиновая повязка, еще влажная. Внизу снова закричали: мятеж в модуле С продолжался.

Один из людей Люсио направил на меня лазерное ружье.

- Старик пришел в себя. Покончить с ним?

Люсио вышел из-за своих людей в конце стола. Он улыбнулся мне и сказал:

- Нет, но держите его на прицеле. Я обещал, что убью его и буду трахать его женщину. Хочу, чтобы он видел, что я человек слова. Но теперь я подумал, что можно и его трахать.

Я пытался удержаться на коленях и осматривал пол в поисках оружия. Одна из жертв Абрайры в двух метрах от меня лежала в луже крови. Между глазами у этого человека торчал мой хрустальный нож. Я посмотрел на ствол ружья. И поклялся: "Когда наберусь достаточно сил, схвачу этот нож и пущу его в ход". Со всеми людьми Люсио я не смогу справиться, но доберусь хотя бы до Люсио.

Неожиданно пол подо мной дернулся, и я упал, словно меня ударила рука Господа. Половина криотанков раскрылась, оттуда выплеснулась на пол розовая жидкость. Я почувствовал леденящий холод. Перекатывался снова и снова, что-то тащило меня к стене. Я прижался к полу, но сумел только прекратить повороты. Крики внизу неожиданно стихли, всех бросило на пол.

Человек у стола крикнул:

- Корабль движется.

Стол был прикреплен к полу, и люди Люсио уцепились за него, широко раскрытыми глазами они смотрели по сторонам.

Мой стражник тоже упал на пол, но пришел в себя и тут же снова нацелил на меня ружье.

Корабль действительно начал поворачиваться, и я представил себе, как он вращается, потеряв управление. Постоянное ускорение корабля создавало искусственное тяготение, но если он будет продолжать вращаться, добавиться вторая сила, и нас может раздавить о стены, словно в гигантской центрифуге.

И словно подтверждая мои страхи, вращение ускорилось, огромная невидимая рука потащила меня мимо операционного стола к дальней стене. Трение больше не удерживало меня на полу.

Кто-то закричал:

- Что происходит?

Мой охранник спросил:

- Сержант, можно, я поджарю этого?

Люсио в ответ крикнул: "Пока нет!" Я пытался ползти вперед, но был слишком слаб. И кончил тем, что меня прижало к стене, в спину впилась рукоять криотанка. Мертвецы, включая того, с ножом меж глаз, скользили по гладкому полу, как марионетки, которых дергают за ниточки. Они оказались рядом со мной. На столе Даниель продолжал насиловать Абрайру, словно считал, что это его последний в жизни поступок.

Мой охранник в нерешительности смотрел, как я вытаскиваю хрустальный нож из черепа мертвеца и бросаю его в Даниеля. Он просвистел у Даниеля мимо головы, упал на пол, отскочил и оказался снова рядом со мной. И я понял кое-что важное: если бы мы находились в центре корабля, то центробежная сила отталкивала бы нас во все стороны от центра. Но мы теперь все приблизительно на одном расстоянии от центра, и сила прижмет нас к одной стене комнаты.

Корабль вращался все быстрее. Мой охранник наклонился вперед, и я устремился к ножу.

Неожиданно кто-то не смог удержаться за стол. Он отлетел и упал в трех метрах от меня. И тут же почти все оторвались от стола, попадали друг на друга, и все семеро вместе с Абрайрой смешались в кучу.

Я был достаточно близко, чтобы ощутить запах секса и крови, попытался еще приблизиться, но меня прижимало к полу. Слышались стоны, тяжелое дыхание, все безуспешно пытались высвободиться. А корабль вращался все быстрее.

Я лежал без сил, прижатый в углу, и ловил ртом воздух. Рядом кто-то стонал. Я не знал, какую перегрузку мы сейчас испытываем - пять g, восемь, десять. Может, я вешу уже пятьсот килограммов. Или тысячу. Я не знал.

Под увеличивающейся тяжестью отвисла челюсть, и у меня не было сил закрыть рот. Кожа на лице натянулась и готова была порваться. Я подумал, что так же чувствуешь себя в сотнях метров под водой. Я вот-вот лопну, как спелая ягода винограда. Кровь шумела в ушах, словно била молотом, а слюна стала такой густой, что я не мог ее проглотить.

Корабль вращался. Я чувствовал, что задыхаюсь. Меня накрыли огромным невидимым одеялом, и оно душит меня. Кимоно весит много килограммов, и я испугался, что у меня лопнут ребра под весом одежды. Услышал треск, и из носа хлынула кровь. Я не мог пошевелить рукой, чтобы вытереть ее. Снова открылась рана в животе.

А корабль все ускорял вращение. Что-то щелкнуло у меня в голове. Я услышал стук, как от фибриллятора, почувствовал, что меня несет куда-то. "Я еду на спине быка", - вдруг сообразил я. - "Еду на спине быка и не знаю, куда он несет меня". Я открыл глаза: подо мной и вокруг меня голубой туман и тени. Я парю над поверхностью. В тумане стучат копыта. Двигаюсь вперед. Холодный ветер рвет волосы, наступает ночь. Тамара никогда не дышала на меня такой тьмой, вокруг только ветер и лед.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПЕКАРЬ

12

Я чувствовал себя так, словно пробился сквозь толстый слой темной холодной воды к свету. Промерз до костей и несколько мгновений смотрел несфокусированным взглядом.

Потом узнал комнату, которую часто видел раньше: сотни узкий коек, от которых несет потом, на койках пациенты в белом. Склад поврежденных людей. Некоторые пациенты бредят. Я не понимаю их слов. Не могу думать. Мозг у меня резиновый, как ножка улитки, но в остальном меня охватывает ощущение здоровья и прекрасного самочувствия - не эйфория здоровья, а скорее следствие долго применения лекарств.

Пациент с пустым взглядом споткнулся о мою койку и отскочил. Я хотел пойти за ним, чтобы убедиться, что он не поранился. Встал и побрел за ним, сам натыкался на койки, шел мимо тележек с пищей, пока не оказался в комнате для отдыха.

В этой комнате на стене я увидел большой лист зеркальной бумаги. Один край листа отклеился и свернулся.

Вот по крайней мере что-то, что я могу поправить. Я расправил бумагу и долго смотрел на свое отражение. На меня смотрело молодое лицо, почти незнакомое. Я таким был лет в 27 или 28, только сейчас у меня длинные волосы падают на плечи; они серебристо-белые, цвета пушка чертополоха.

Глаза и лицо молодые и мертвые. Я видел такие лица на ярмарке - лица крестьян, бежавших из Чили, Эквадора, Перу, Колумбии. "Лицо рефуджиады, подумал я. - Лицо живого мертвеца". Неважно. Жизнь так хрупка, и люди цепляются за нее изо всех сил, но безуспешно. Физическая смерть неизбежна, но душа умирает легче тела. Я попытался улыбнуться, но деревянное лицо не подчинялось. Получилась не радостная улыбка, а какое-то ее подобие, карикатура. Я попробовал нахмуриться. Выражение печали. Подделка под печаль. Ничего нельзя выразить - все получается одинаково. Но какая разница? Кому какое дело до выражения лица? Ведь это всего лишь морщины плоти на черепе. Никому до этого нет дела.

Кто-то открыл дверь рядом со мной и крикнул:

- Я его нашел!

Врач в белом халате. Он взял меня за руку и хотел увести в дверь, откуда я пришел. Но я продолжал смотреть в зеркало.

- Ты заметил! - сказал врач. - Друзья разбирали твои вещи после мятежа и нашли пакет для омоложения. Мы решили, что поскольку тебе все равно придется провести много времени в криотанке, нужно использовать его с толком. Сеньор Нуньес, наш морфогенетический фармаколог, сам присматривал за тобой.

Я кивнул. Мозг у меня не так уж медлителен, чтобы я его не понял. Чтобы омоложение было эффективным, пациент должен несколько месяцев провести в криогенном состоянии, пока фармакологи восстанавливают его тело - устраняют поврежденные радиацией клетки, удаляют яды и обогащают кислородом нервные и мышечные ткани, восстанавливают деятельность желез, чтобы они выдавали правильные протеины, потом заменяют наиболее поврежденные органы свежими клонами. Но мало кто из пациентов соглашается выдержать весь необходимый срок. Опасаются, что это обойдется слишком дорого или что супруги им изменят. Предпочитают ускорить процесс и обманывают себя в конце концов, добавляя всего пару лишних лет.

Я указал на седые волосы, гротескное напоминание о старости в молодом теле.

- Почему седые волосы? - спросил врач. - Не знаю. Это не связано с качеством омоложения. Может, ты испытал какой-то сильный шок?

Я вспомнил, как Хуан Карлос ударил меня мечом в живот, восстановил это ощущение - меч входит в тело, острый, тяжелый, холодный, чуждый. Сунул руку в кимоно и потрогал это место. Никакой повязки. Пальцы скользнули по гладкой коже, но тут я коснулся шрама под грудной клеткой. В этом месте делается разрез, когда удаляют желчный пузырь.

Я понял, что был так серьезно ранен, что медики решили до полного выздоровления держать меня в криотанке. И пока я был в нем, меня заодно омолодили.

Врач крепко взял меня за руку и отвел на койку.

- Оставайся здесь, - сказал он. - Ты еще под действием успокаивающего. Через несколько часов начинаем выгрузку на Пекарь. К тому времени тебе станет лучше.

Я долго лежал в постели, прежде чем до меня дошло значение его слов "начинаем выгрузку на Пекарь". Новость ошеломила меня, вдавила живот, как кулаком. Я проспал больше двух лет! Но никакая болезнь не требует двух лет в криотанке. Два года на корабле означают, что на Земле прошло двадцать лет. Я почувствовал, что меня лишили чего-то очень важного, и начал мысленно проводить инвентаризацию. Чего же не хватает?

На соседних койках разговаривали. Кто-то объяснял:

- Во время большого мятежа корабль начал вращаться. Это самураи привели его во вращение и выпустили из нас воздух. Вот что случилось. Потом всех тех, кто начал смуту, они заморозили...

На говорящем, жилистом латиноамериканце, голубое кимоно самурая.

Я снова встал и побрел мимо коек. Ни врачи, ни латиноамериканцы, одетые как самураи, не заметили, как я вышел.

Он сказал, что заморозили всех, кто начинал смуту. Меня пометили в криотанк не для лечения. Это была тюрьма. И я решил попытаться сбежать. Прошел по коридору, огибающему по окружности весь корабль, и вскоре оказался у основания лестницы.

Поднялся на несколько колец, устал и решил отдохнуть. Я не мог рассуждать логично: мне казалось, что если я буду продолжать подниматься, я попаду на небо. И я продолжал подниматься все выше и выше, становился все легче, пока не добрался до места, где вообще ничего не весил.

Я находился в центральной трубе, проходящей через весь корабль, на пересечении, где в пол уходила старая лестница, похожая на спуск в канализацию. Но только теперь она не вела вниз. Справа от меня находилось место, где мы с Перфекто сбросили труп к лазарету. Так как корабль находился на орбите, ускорение больше не создавало искусственную силу тяжести. Но корабль медленно вращался вокруг своей оси, тем самым создавая силу тяжести, и этот коридор, этот канализационный спуск - ось вращения. И все комнаты преобразованы, приспособлены к новому направлению вниз.

Я схватился за старую лестницу, оттолкнулся и поплыл по коридору, мимо одного канализационного колодца за другим, в полосах света и тьмы, поплыл в невесомости. Искусственный шелк кимоно прилипал к телу. Седые волосы развевались, и я плыл по коридору, как призрак. Трение воздуха чуть замедляло мой полет, но достаточно было пальцем оттолкнуться от стены, и я снова летел быстро. Словно скользишь в глубокой воде после нырка, только легче, свободнее, не встречая препятствий. Я перегнулся, выплыл из воздушного шлюза на дне корабля и начал подниматься к первому уровню, направляя свой полет по мере необходимости.

Я превратил это в игру, учился сосредоточиваться и все время размышлял: десять лет я экономил, чтобы купить омоложение. А теперь я старик, возрожденный как убийца. Отличная космическая шутка, но я не склонен был смеяться. Я столько лет стремился к молодости, но теперь мне она не нужна.

Воздух здесь так неподвижен, что я слышу шелест своей одежды, словно это удары молота о камень.

Я призрак, подумал я. Я призрак. В неподвижной темноте за собой я ощутил еще чье-то ледяное присутствие - за мной летит Флако. Холод охватил меня, и волосы на затылке поднялись. Я не пытался убежать от него. Я почти надеялся, что он меня догонит. Чувствовал себя, как женщина, испытывающая всепоглощающее желание заплакать. Но мне нужны не слезы, мое всепоглощающее желание - самоуничтожение.

Я долго сражался с отчаянием. Чувствовал, что предал Абрайру. Видел, как ее насилуют, и был абсолютно беспомощен, не мог остановить их. Может быть, с того самого дня, как изнасиловали и убили мою мать, я больше всего боялся оказаться в положении, когда лишенные совести люди целенаправленно уничтожают других, а я бессилен остановить это. Люди без совести приводят меня в ужас, они страшнее зверей, потому что мучают свои жертвы, заставляют их испытывать боль. А я не могу их остановить.

Я знал насильников Абрайры. Знал, что должен ожесточиться и убить их. Я сам должен стать человеком без совести. Но эта мысль вызвала во мне отвращение. Волны вины и отчаяния обрушились на меня, и я раскрылся перед ними. Когда я был ребенком, мать часто говорила мне: "Вина - это хорошо. Это способ, которым твое тело сообщает тебе, что ты ведешь себя, как животное". И я верил ей. Открыть себя вине, позволить ей уничтожить себя, если это необходимо, - мой единственный способ доказать самому себе, что я не такой, как Люсио, что я человек.

Я плыл темным туннелем, когда неожиданно шлюз надо мной раскрылся и вдоль лестницы ко мне поплыли сотни других призраков в белом - пациенты из криотанков направлялись к основанию корабля. Я отклонился в сторону, вплыл в боковой коридор и ухватился за лестницу. Я находился в темном коридоре, но из другого пробивался свет, и я был мягко освещен сзади. Несколько человек проплыло мимо, и я увидел глаза химеры с густыми волосами, как у Перфекто, с маленькими ровными зубами, оскаленными в улыбке, как у дельфина. Зрачки его расширились, челюсть отвисла. Он привязался ко мне.

Я понял, что в обоих случаях, когда раньше ко мне привязывались химеры, я находился в одинаковом положении, стоял в темной комнате, с освещением сзади. Перфекто привязался ко мне на станции Сол, когда я стоял в затемненном коридоре, у компьютерного терминала; Мигель привязался ко мне, когда я из освещенного коридора вошел в темную комнату. В генетической памяти химер должно быть заложено: человек с определенной фигурой, в определенной позе, с седыми волосами, освещенными сзади, так что они словно светятся. Я чувствовал себя словно на иконе, как святой из папье-маше, каких носят по улицам в религиозные праздники. Если бы я хотел нарочно привязать к себе химеру, я не мог бы выбрать лучшего положения.

Через несколько минут мимо проплыл еще один химера, у него тоже отвисла челюсть; затем третий.

И у меня появилось трое новых друзей на всю жизнь. Я поплыл вслед за ними, и мы проскользили до воздушного шлюза на восьмом уровне и выстроились в линию. Когда семьдесят пять человек прошли в шлюз, он закрылся, и мы ждали, пока он не открылся вновь. Когда вошел последний из нас, дверь закрылась, и шлюз начал опускаться, как лифт. И открылся в доке шаттлов.

У входа в док стояли тридцать солдат в форме ОМП с парализующими ружьями. Три робота службы безопасности, класса "уничтожитель", размещались в стратегических точках, на вершине их черных металлических корпусов виднелись стволы орудий. У входа в шаттл были установлены сканер сетчатки и звуковое обнаруживающее устройство. Солдаты быстро проверяли каждого наемника, нет ли у него незаконных кибернетических имплантов, потом пропускали в шаттл. Рядом с капитаном ОМП стоял генерал Гарсон, со своими белоснежными волосами. Он дружелюбно болтал по-испанки с капитаном, маленьким человеком явно арабского происхождения.

Я обнаружил, что нервничаю, ладони у меня вспотели. Во рту пересохло. Вооруженная охрана, вся обстановка слишком напоминали мне неудачную попытку миновать таможню на станции Сол.

Химера, тот самый, что несколько минут назад привязался ко мне, нервный человек с широким ртом и крепким телосложением, подошел ко мне ближе, когда мы начали продвигаться к сканеру сетчатки. Я видел его раньше в столовой и вспомнил, что его зовут Филадельфо.

- Ты к этому готов? - спросил он меня, словно разговаривал со старым другом, едва повернув ко мне голову и глядя на солдат, а не на меня.

Я не ответил.

- Нет, ты не готов, - сказал Филадельфо. - И никто из нас не готов. Я слышал, там внизу нас уже ждет тюремный лагерь. Хотят всех возмутителей спокойствия держать в одном месте. - Он говорил, словно хвастался, словно только он один это знает. Когда Перфекто впервые встретился со мной, он говорил так же хвастливо, и я пожалел его и всех остальных химер, которые случайно привязываются ко мне, а потом стараются произвести на меня впечатление.

- Мы объединяемся. Соединяем усилия. Мы не будем сражаться ради этих придурков. Многое изменилось со времени наших тренировок. Оружие, которым мы пользовались в симуляторах, устарело на сорок лет. Я разговаривал с человеком, которого уложили в криотанк всего несколько месяцев назад, и он сказал, что когда нас заморозили, через две недели полета, настоящие тренировки еще и не начинались. Самураи начинали осторожно, давали возможность приспособиться.

- А теперь нами неожиданно заинтересовалась ОМП. Ты только посмотри на этих слабаков. Зачем им столько солдат? Их втрое больше, чем нужно, чтобы справиться с нами на таком расстоянии.

Филадельфо прав. Слишком много солдат, и слишком они напряжены. Уже к шаттлу прошло тридцать человек, и я начинал беспокоиться. Они намного превосходят нас. Если будут неприятности, мы не сможем сопротивляться. И даже если мы сможем сразиться с ними на борту корабля и победим, орбитальные нейтронные орудия уничтожат нас в несколько секунд. Они здесь в пространстве всемогущи.

Когда пришел мой черед проходить таможню, я сильно вспотел. Посмотрел в сканер сетчатки, солдат вслух произнес мое имя. Второй солдат провел по мне звукоискателем, и на экране компьютерного терминала загорелся список кибернетических усовершенствований - протетические глаза, черепная розетка, комлинк, искусственные нервы, хемотоксинные фильтры.

Проверив меня, солдат сделал знак проходить. Я уже собирался пройти в шаттл, когда вперед вскочили четверо солдат и повалили меня на пол.

- Ты арестован! - крикнул один из них, прижимая к моим ноздрям ствол своего станнера. На такой дальности он мне сожжет мозг. Солдаты нацелили стволы на моих companeros [товарищей (исп.)]. Стало тихо.

Гарсон выступил вперед, подошел ко мне и дружелюбным тоном спросил у капитана ОМП:

- В чем его обвиняют?

Капитан ответил:

- В убийстве.

- Кого?

- Трех человек в городе Колоне, Панама, Земля, а также в убийстве нескольких человек на станции Сол, Солнечная система.

- Вы ведь получили мое радиосообщение сегодня утром относительно этого несчастного случая на станции Сол?

Капитан мигнул.

- Да.

- Значит, у вас есть копия подписанного признания одного из тех, кто взорвал станцию, и вы знаете, что сеньор Осик в этом не виновен?

Капитан неохотно ответил:

- Да.

- А люди в Панаме попадают под панамскую юрисдикцию, и вы не можете арестовать сеньора Осика, пока не получите разрешение на выдачу от совета директоров корпорации Мотоки на Пекаре. Вы знаете, что он получил гражданство на Пекаре. Вы запросили разрешение на выдачу?

Капитан стиснул зубы, и его арабское лицо потемнело от гнева.

- Поэтому вы знаете, что выдача не разрешена, - терпеливо продолжал Гарсон. - Осик гражданин Пекаря, он находится в воздушном пространстве этой планеты, и у вас нет законного права арестовать его.

- Юристы сказали мне... - начал капитан... - он убил представителя военного персонала ОМП. В таком случае он подпадает под мою юрисдикцию.

Гарсон угрожающе улыбнулся.

- Вы признаете, что Эйриш Хустанифад агент ОМП? Я уверен, на Земле это воспримут с большим интересом.

Капитан удивленно посмотрел на него. Хустанифад значится моей жертвой, но капитан действует на основании приказа с Земли двадцатилетней давности. Он чувствовал, что здесь затронуты очень важные интересы, но насколько они важны, не имел понятия. Он не в своей области и понимал это.

- Я говорил не о Хустанифаде. О Тамил Джафари, агенте разведки ОМП.

- Но она не мертва, - поправил генерал. - Она уже покинула корабль в теле Тамары Марии де ла Гарса. Мы сообщили вашему компьютеру данные о ее личности. Все данные есть в документах на корабле. Вообще вы можете сами расспросить ее. Тамара, иди сюда, пожалуйста.

Взвыл электрический мотор. Из дверей шаттла выкатилась инвалидная коляска; в ней сидела Тамара, обвиснув, как полупустой мешок с картофелем. Ее хрупкие конечности повисли, рот расслабленно раскрылся. Глаза ее почти не поворачивались, но я видел в ее взгляде ум и понимание.

Я узнал признаки паралича, который вызывается повреждением мозга. Тамара казалась больше мертвой, чем живой. Но ведь прошло больше двух лет! Даже если у нее был поврежден мозг, должны были вырасти новые клетки, применены стимуляторы их роста. И она не должна оставаться в таком положении!

Во мне поднялся старый импульс, желание спасти ее. Гарсон подошел к коляске и потрепал Тамару по голове, словно она большая домашняя собака.

Капитан удивленно приподнял брови и кивнул контролеру компьютера.

Тот ответил:

- Мы ее пропустили, сэр. Нам никто не приказывал задерживать ее.

- Вы подтверждаете ее личность?

- Тело мы проверили при помощи сканера сетчатки. А мозг генетической картой.

- Вы знали, что она агент ОМП, у нее есть контракт, и вы ее не арестовали?

- Я свободный агент, - ответила Тамара. - Контракт у меня на одну операцию. Я вольна покинуть Землю.

Я удивленно посмотрел на нее. С таким телом она не может говорить, но от ее черепа отходил тонкий голубой проводок, он шел к серебряному диску микропереводчика у нее на блузе. Она говорила, минуя голосовые связки, непосредственно нервными импульсами, как в мониторе сновидений.

- Мы не можем ее задерживать, - сказал контролер компьютера.

Капитан начал жевать губу.

- Если вы не были убиты, почему позволили всем считать вас мертвой? спросил он Тамару.

- Я хотела убраться с Земли так, чтобы никто не знал. По личным причинам.

Капитан подумал и махнул рукой своим солдатам.

- Назад, оттесните этих людей, - сказал он, и солдаты начали оттеснять моих компадрес в угол помещения, всех, кроме Гарсона. Кресло Тамары снова скрылось в шаттле.

Капитан негромко и настойчиво заговорил, обращаясь к Гарсону:

- У меня приказ! Я должен арестовать этого человека! Послушайтесь моего совета и не вмешивайтесь! Не давите на меня!

Гарсон улыбнулся и ответил:

- Арестовать? У вас приказ арестовать этого человека? И что вы с ним будете делать? Держать в заключении семь лет, пока не придет смена? А потом отошлете его на Землю для суда? Нет... такая трата денег. Если я знаю ОМП, вам будет приказано организовать несчастный случай. Пусть глотнет вакуума. Нет?

Капитан замигал, выглядел он виновато. Гарсон сказал правду.

- Нет, - продолжал Гарсон, - я ваши приказы не видел, но я знаю, что в них. Я знаю также, что вам не хочется их выполнять. Такие дела так просто с рук не сходят. Если вы выполните приказ, всю жизнь будете находиться в руках начальства. Нет, вы не хотите выполнить эти приказы.

Капитан становился все напряженнее. Гарсон догадался верно.

- Вот что я сделаю. Пошлю сообщение на Землю, что Тамил Джафари жива и находится на Пекаре. И что, следовательно, нет законных причин арестовывать мистера Осика. Запрошу, что делать с мистером Осиком? А когда сорок пять лет спустя придет ответ, кто-нибудь другой будет здесь на посту, а нас всех давно уже не будет.