Глава 22

Розалинда выглянула из окошка кареты.

— Я не была в Лондоне со времен своего детства. И думала, что мои воспоминания сильно преувеличены. Но нет, город даже больше и красивее, чем мне казалось.

Стивен улыбнулся:

— Лондон оказывается всегда больше, чем мы о нем думаем.

— А какие типичные запахи!

Она наморщила нос, надеясь, что в Мэйфере будет не так шумно. Затем опустилась на сиденье и опять взяла его руку. У нее было странное желание постоянно держаться за него, не отпуская от себя ни на миг. К счастью, он, видимо, находил в соприкосновении их рук такое же удовольствие, как и она.

Хотя погода в эту пору стояла неустойчивая, они провели чудесный медовый месяц. Дни, проведенные в веселье, смехе, сменялись необыкновенно страстными ночами. Этот незатухающий пыл объяснялся, по всей видимости, тем, что они хорошо сознавали, как мало времени им отпущено. Иногда она плакала, думая, как быстро текут воды времени. Но никогда в присутствии Стивена.

Он стоически перенес еще несколько приступов, хотя и не таких сильных, как два первых, которые ей довелось видеть. Почти все время удавалось притворяться, что все идет хорошо, хотя легкая, но непреодолимая отчужденность, возникшая между ними на другой день после первой брачной ночи, продолжала сохраняться.

Но они даже не упоминали об этом. Бродили вдоль древних стен Йорка, посетили знаменитый Йоркминстер, один из самых больших кафедральных соборов в Англии. Озерный край вполне оправдывал свои живописные описания: это была сказочная страна зазубренных холмов и больших спокойных озер. Они катались на лодке по окутанному безмолвными туманами озеру Уиндермир. Стивен был просто замечательным компаньоном. Он проявлял по-детски неуемную любознательность. Только в отличие от детей видел все достопримечательности не в первый, а в последний раз. Он, казалось, был рад, что у него есть с кем поделиться своими впечатлениями. Она же была рада быть с ним вместе.

Карета, грохоча, остановилась. Порция, примостившаяся у дверцы кареты и смотревшая в окно, потеряла равновесие и упала на пол, опустившись, однако, на все четыре лапки. За последние две недели она сильно выросла с удивительной легкостью приспособилась к постоянным переездам.

Стивен ловко поймал котенка, ласково потрепал и водворил обратно в корзину.

— Гросвенор-сквер. Мы прибыли.

Кучер открыл дверь, и Стивен помог Розалинде выйти из кареты. В сумерках Ашбертон-Хаус казался просто огромным. Она собралась с духом. До сих пор они путешествовали как мистер и миссис Кеньон. К ним относились с обычным в таких случаях уважением, но без особого подобострастия. И это вполне устраивало Розалинду. Но теперь они в Лондоне. Стивен вновь стал герцогом Ашбертоном, и она чувствовала, что не соответствует своему титулу герцогини.

Розалинда принужденно улыбнулась:

— Дом, что и говорить, очень большой.

— Это действует угнетающе. — Стивен взял корзинку с Порцией, подал Розалинде руку, и они вместе поднялись по широкой лестнице. — Конечно, приятно менять места, проводя в каждом по нескольку ночей, но как только все дела будут закончены, мы немедленно вернемся в аббатство.

Еще раньше, когда они осматривали королевские гробницы в Йоркминстере, он сказал ей, что хочет умереть в Ашбертонском аббатстве.

На стук Стивена вышел лакей в ливрее. Когда он увидел, кто стоит перед ним, его лицо сразу вытянулось:

— Ваша светлость, м-мы вас не ожидали.

— Я знаю. Мы пробудем здесь по крайней мере пару недель, Милтон. Подними дверной молоток и позови всех слуг, которые обслуживают дом. Нам нужен легкий ужин и горячая вода для купания. Как можно быстрее. — Стивен препроводил вперед Розалинду. — Это новая герцогиня Ашбертон. Повинуйтесь ей во всем. — Затем он вручил лакею корзинку с Порцией. — Это котенок герцогини. Пожалуйста, отнеси его в наши апартаменты.

Когда Порция громким мяуканьем выразила свое неудовольствие, Милтон едва не выронил корзинку. Но тут же, оправившись, быстро пошел выполнять поручение, очень бережно держа корзинку. Стивен повернулся и схватил Розалинду на руки.

— Настало время пересечь мой второй порог. Когда он внес ее в дом, она рассмеялась:

— Осталось пересечь еще три порога. Не считая охотничьего домика, куда я решила не заезжать.

— Мудрое решение. — Он поставил ее на сверкающий мраморный пол и целовал до тех нор, пока у нее не стали подкашиваться ноги. Затем поднял голову и тепло улыбнулся:

— Добро пожаловать в Ашбертон-Хаус, герцогиня. Глядя на него, она не верила, что такой полный жизни человек может умереть. Такое с ней периодически случалось. Она тут же постаралась подавить эту мысль, ибо уже знала, что может расплакаться. А Стивен не должен видеть ее слез.

Он подвел ее к лестнице.

— Если завтра вечером в «Друри-Лейн» будет играть Эдмунд Кин, ты хотела бы посмотреть его?

— Это было бы чудесно! — Она старалась выглядеть бодро и оживленно. Но когда обозрела окружающее ее позолоченное великолепие, то мысленно помолилась, чтобы они скорее возвратились в аббатство. В таком особняке провинциальная актриса не сможет, пожалуй, долго играть роль герцогини.

День тридцать девятый

Проснувшись в первое лондонское утро, Стивен услышал ровный шум осеннего дождя, стучавшего в окна их спальни. Однако он не испытывал никакой тоски, ибо рядом с ним, свернувшись клубком, лежала Розалинда. Ее спина упиралась в его грудь. Он не шевелился, с удовольствием ощущая приятное тепло, исходящее от ее изумительно гладкой и белой кожи. Он ценил такие моменты не меньше, чем опьяняющую страсть, которая захватывала их в ночные часы. Поскольку они всегда спали рядом, тело к телу, то очень скоро поняли, что не нуждаются в ночных рубашках, им и без того тепло.

Стивен погладил ее волосы, радуясь, что все же сумел обрести ее. Чудесный, если так можно сказать, солнечный характер Розалинды сделал эти последние недели счастливейшими в его жизни. Как разительно отличалась она от его первой жены! С Луизой они никогда не проводили вместе целую ночь. Он думал о своей первой женитьбе с сожалением и чувством вины. Если бы он приложил больше стараний, возможно, ему все же удалось бы разбудить скрытую в Луизе страсть. Может быть, кому-нибудь другому и удалось бы сделать ее счастливой? Это так навсегда и останется тайной.

Перестав думать о Луизе, Стивен поцеловал Розалинду в голову. Как и во всех аристократических семьях, у него с детства была гувернантка-француженка, и он говорил по-французски так же бегло, как и по-английски. Французский язык, пожалуй, отличается большей эмоциональной выразительностью.

— Моя дорогая герцогиня, — шепнул он по-французски. — Вы просто очаровываете меня.

Ее веки затрепетали.

— О мой любимый, — прошептала она на безупречном французском языке.

Насторожившись, он вновь заговорил с ней по-французски. И она ответила на том же языке. Они обменялись несколькими фразами, прежде чем ее глаза открылись. Она улыбнулась милой сонной улыбкой.

— Доброе утро, — сказала она по-английски. Стивен намотал ее локон на свой палец.

— А я и не знал, что ты говоришь по-французски. Она рассмеялась:

— Да нет, я не говорю. Мой папа воспитывался как джентльмен, говорит по-французски, но мы знаем лишь несколько фраз, которые встречаются в пьесах.

Имея основания полагать, что она скромничает, Стивен повторил одну из только что произнесенных фраз. Ее брови недоуменно поднялись:

— Что это значит? Я не вполне понимаю.

— Но ты же ответила на эту фразу всего минуту назад, когда была между сном и явью. — Он коснулся языком краешка ее уха. — Может быть, ты француженка?

Розалинда призадумалась, затем покачала головой:

— Сомневаюсь. Мария говорит, что я очень прилично изъяснялась по-английски, когда они с Томасом удочерили меня.

— Если ты получила такое же хорошее воспитание, как я, тебя должны были научить французскому еще в детской, — сказал он. Тема была интересная, но сугубо теоретическая, ибо не было никакой надежды установить, кто ее родители. Да и к чему теоретизировать, когда ее прекрасное тело было рядом и его так волновала эта близость. Он сунул руку под одеяло и начал ласкать ее. — Я думаю, что брак так популярен именно потому, что позволяет сочетать максимум искушения с максимумом возможностей.

Розалинда рассмеялась и перекатилась на спину. Ее руки также принялись исследовать его тело.

— Кажется, тебе удалось установить важный принцип. Назовем его аксиомой Ашбертона.

Он стянул с нее одеяло и, нагнувшись, поцеловал грудь. Она восторженно вздохнула, затем, когда он тронул ее соски губами, слегка вскрикнула.

Он тотчас же прекратил ее ласкать.

— Прости, я не хотел сделать тебе больно.

— А ты и не сделал, — успокоила она его. — Сегодня утром я почему-то очень чувствительна. — Она лукаво улыбнулась. — Возможно, ты начинаешь утомлять некоторые, столь излюбленные тобой, мои анатомические места.

— Ужасно! — Он мысленно прикинул, сколько раз они предавались с ней любви после того, как обвенчались, и отодвинулся. — Должно быть, мне следует дать тебе возможность отдохнуть.

— Не смей отодвигаться. — Ее рука заскользила по его телу, пока не нашла то, что искала. — Я пошутила, мой дорогой. Практика только помогает мне совершенствоваться.

Он тяжело дышал, ощущая ее медленные ласки.

— Мои благие намерения полетели ко всем чертям, леди Калибан. — Тем не менее, покрывая поцелуями ее живот, он шепнул: — Дай мне знать, если и еще что-нибудь начнет испытывать переутомление.

Судя по ее учащенному дыханию, все анатомические места, особенно ему нравившиеся, были в хорошем состоянии. Когда ее тело стало извиваться под его ласками, он лег между ее ног, чтобы наилучшим образом приветствовать утро.

Последней, его мыслью перед тем, как страсть захватила его с головой, было: «А ведь я прав. Брак сочетает максимум искушения с максимумом возможностей».

После того как они достигли кульминации, Розалинда вновь уснула. Пробудил ее поцелуй в ухо.

— Извини, дорогая, — прошептал Стивен. — Сегодня утром я должен встретиться со своим адвокатом.

Он покидал ее едва ли не в первый раз с тех пор, как они поженились. И ей это, естественно, не понравилось. Но что поделаешь, рано или поздно медовый месяц заканчивается. Чувствуя, что вот-вот зевнет, она прикрыла рот ладонью.

— А я еще посплю. Утро такое серое.

— Спи сколько угодно, только помни, что вечером мы идем в театр.

Он потрепал ее тыльной стороной кисти по щеке и перешел к себе в комнату.

Она проснулась через час, все еще ощущая легкое головокружение. Хотя, как бродячая актриса, она и привыкла к постоянным переездам, они со Стивеном путешествовали гораздо быстрее и проехали гораздо большее расстояние. Наверное, поэтому в последние несколько дней она ощущает такую усталость. Позевывая, она спустила ноги с кровати и хотела было встать, но голова вдруг сильно закружилась.

Скоро, однако, она почувствовала себя лучше. На этот раз она поднялась медленнее, надеясь, что причина ее недомогания не обычная осенняя простуда. Так не хочется терять драгоценное время попусту. Она надела пеньюар и попросила, чтобы ей принесли горячей воды. День отдыха должен полностью излечить ее, ибо она всегда отличалась завидным здоровьем, не то что некоторые изнеженные дамы.

Принимая ванну, она вдруг заметила странную чувствительность своих сосков. Ей пришлось очень осторожно вытирать их после ванны. Что это значит? Может быть, подходят месячные? Когда они были в последний раз?

Произведя несложный подсчет, она была поражена. Месячные всегда начинались у нее точно, день в день, в каждую четвертую пятницу.

На этот раз была недельная задержка.

На нее нахлынуло почти нестерпимое волнение. Она постаралась рассуждать хладнокровно. В самом начале своего первого замужества она попросила Марию назвать ей начальные признаки беременности. Три года, со все убывающей надеждой, она следила, не появятся ли эти признаки.

Но теперь она замужем за другим мужчиной. Положив полотенце, она подошла к большому зеркалу, чтобы внимательно осмотреть свое нагое тело. Мария сказала, что перемены в грудях начинаются почти сразу же. Не увеличились ли груди? Пожалуй, слегка округлились, и уж, конечно, они чувствительнее, чем прежде.

Какие могут быть другие признаки? Мария упомянула особенное обоняние. Розалинда заметила это еще накануне, но приписала остроту обоняния чересчур резким запахам Лондона. Усталость? Да, необычная усталость. И еще легкое головокружение, которого она никогда не испытывала раньше.

Она вгляделась в свое отражение и вдруг поняла, что знает. И знает абсолютно точно. Оба они со Стивеном были уверены, что у них не может быть детей, и все же сумели зачать ребенка на том затопленном солнечным светом сеновале.

Совершенно ошеломленная, она завернулась в пеньюар и присела на парчовый диван, где спала Порция. Она тут же вскочила ей на колени и поспешила вскарабкаться на плечи. Розалинда машинально погладила шелковистую шерстку. С того дня, что они провели на сеновале, она чувствовала себя — в буквальном смысле слова — другой женщиной, но полагала, что ее переродили любовь и замужество. Оказывается, причина другая, более глубокая. Ей хотелось распахнуть окно и прокричать о своей радости на весь Лондон. А когда Стивен возвратится домой…

Тут она призадумалась. Пожалуй, еще рано говорить об этом мужу. Врач, вероятно, только посмеется, когда она опишет не слишком-то заметные признаки и свое интуитивное убеждение, что в ней зародилась новая жизнь. И может быть, будет прав.

Уж не повлияло ли па ее рассудок страстное желание иметь ребенка? Поразмыслив, Розалинда отвергла такую возможность. Но что, если она сообщит Стивену, что ждет ребенка, а это окажется ошибкой? Стивен будет просто убит. Нет, надо подождать.

Она сонно откинулась на спинку дивана, лаская Порцию, как если бы та была маленькой девочкой. Устав от логических рассуждений, она вновь обратилась к своей интуиции. Всем своим существом Розалинда чувствовала, что у нее будет ребенок и что этот ребенок родится здоровым и крепеньким. Хорошо бы родился мальчик-наследник, ведь Стивен сказал, что его брат был бы только рад избавиться от бремени герцогства. А родится девочка, тоже неплохо.

Но Розалинда знала — если не случится чуда, — что Стивен не сможет отпраздновать вместе с ней рождение ребенка. Это сильно омрачало ее радость.

Но беда не только в этом, беда еще и в том, что она не сможет возвратиться к семье.

Выходя замуж за Стивена, она полагала, что будет находиться с ним до самой его смерти, а затем вернется к Фицджералдам. Но ребенок поставит между ней и ее прошлым прочную преграду, подобную тюремной двери. Ее сын будет герцогом, дочь — наследницей всего состояния. Если она станет вдовствующей герцогиней Ашбертон, ее священным долгом будет вырастить единственного ребенка Стивена достойным того высокого положения, какое он должен занимать по своему рождению. А это означает, что ей придется научиться бывать в свете.

А войти в этот свет ей могут помочь только родственники и друзой ее мужа. За те недели, что они будут в Лондоне, ей надо познакомиться с его друзьями. Если они сочтут ее достойной, то, вероятно, впоследствии станут принимать ради Стивена и его ребенка, если не ради нее самой.

Еще более важно установить прочные отношения с его семьей, ведь в эту семью и сама она должна войти как мать одного из Кеньонов. Она подумала о надменной старшей сестре и суровом младшем брате и едва не застонала вслух. Даже если они нехотя примут ее, то, вероятно, потребуют, чтобы она порвала все связи со своей низкородной семьей. Разумеется, она никогда на это не согласится, но на нее наверняка будут оказывать сильное давление.

Вздохнув, она закрыла глаза. Обо всем этом можно будет подумать позднее. Пока же ей надо сосредоточиться на том, чтобы как-то закрепиться в лондонском обществе. Прежде всего надо купить себе модные одежды, желательно широкие, развевающиеся, которые могли бы скрыть ее полнеющую талию. Затем они со Стивеном должны побывать на каких-либо собраниях малого сезона. Она должна очаровать его друзей, чтобы они думали о ней не как «об актрисе, которая подцепила умирающего Ашбертона», а как о женщине вполне достойной, чтобы они могли принимать ее в своих домах. В противном случае ее ребенок может пострадать.

Она вновь приложила руку к животу, и по ее лицу медленно расползлась улыбка. Будущее ей предстоит достаточно трудное, но, если она не ошибается, оно вполне может оправдать все усилия, которые от нее потребуются.

Загрузка...